Текст книги "Страна василисков (СИ)"

Автор книги: Люси Сорью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Я выключил очки.

Меня не беспокоит политический курс, который держит Гегемония под руководством премьер-министра Кисараги-Эрлиха. Меня даже не особо беспокоит, что премьер-министром Гегемонии в кои-то веки стал мужчина – времена давно уже не те, что прежде. Меня не особо беспокоят ни перевооружение, ни разрядка с Центаврой после «странной войны» в восемьдесят седьмом; мне и без них есть чем заняться. Но я хорошо знаю, что отнюдь не все в Гегемонии разделяют мое мнение.

Четыре года назад, прямо перед премьерскими выборами, произошёл нашумевший инцидент в Китакюсюйске, из-за участия в котором Конституционная партия и её кандидат – главные соперники Кисараги-Эрлиха – пролетели мимо премьерского кресла, как комета мимо Солнца. С тех пор Конституционная партия, хоть и прибегает к более законным методам – например, к депутатским запросам и громким выступлениям о том, как «при Клериссо такого не было!», хотя самая старая из членов партии никак не могла застать времена Клериссо – но всё же затаила злобу на действующее правительство.

Устроить громкий скандал прямо перед высочайшим визитом им на руку. Да что там: убийство Вишневецкой им тоже на руку, и из-за этого мы с Фудзисаки мечемся между Портом и городом; но убийство гайдзина – это громкий скандал. Очень громкий. И он вполне в духе Конституционной партии. Гайдзинский турист, да ещё и из-за пределов Солнечной; и утаить его будет невозможно.

Мотив? Да, мысленно согласился я, мотив налицо. Но, в отличие от дела Вишневецкой, здесь не было ни следа метода.

Даже на яд не похоже. Да и способа доставки яда не было заметно: не в пищу же его подсыпали, да и настолько точно рассчитать дозу…

– Инспектор Штайнер? – раздался незнакомый голос у меня над плечом.

Я обернулся. Передо мной стояла невысокая женщина в тёмно-красном, как у инспектора Дзэнигаты, пальто; каштановые завитки волос падали ей на плечи. Не говоря ни слова, женщина продемонстрировала мне свой значок.

– Инспектор Азалия Ивасэ, городская полиция. – представилась она мягким голосом. – Вы хотели со мной переговорить?

– Да, если позволите. – ответил я, коротко кланяясь. Ивасэ поклонилась в ответ.

– Вы осмотрели труп? – спросила она.

– Да. – кивнул я.

– Вы что-то нашли?

– Ничего. – развёл руками я. – Никаких внешних следов. Это мог быть какой-нибудь яд, или что-то ещё более необычное, но без вскрытия проверить это невозможно. Мы не чародеи, инспектор.

– Я знаю. – мягко ответила Ивасэ; её голос был немного печальным. – Вы заберете тело?

Я бросил ещё один взгляд на мёртвого гайдзина. Фудзисаки, стоя чуть поодаль, делала снимки, отставив руку с Линзой. Несколько городовых завороженно смотрели на неё.

– Скорее всего. – я сверился со своей Линзой. – Да, я полагаю, наши эксперты уже в дороге.

– Вы весьма оперативны. – сухо заметила Ивасэ. Я покосился на неё, но она покачала головой: – Не сочтите за обиду, инспектор, но в данном случае, – она рукой указала на мёртвеца, – ваша оперативность только к лучшему. В кои-то веки.

– Действительно. – только и сказал я. Учитывая, что ни я, ни Фудзисаки криминалистов не вызывали, сделано это было сверху… а значит, Хомура или Мэгурэ – скорее всего, разумеется, Мэгурэ – держат это событие на контроле.

Логично. Если шума не избежать, то его нужно, по крайней мере, минимизировать. И чем меньше журналистов пронюхает о валяющемся посреди улицы Регенераторной трупа, тем лучше.

– Ваш сержант сказал, что были свидетели. – снова заговорил я. – Вы с ними закончили?

– Да, конечно. – ответила Ивасэ. – Они только что дали показания.

– Кто они?

– Две девушки и их парень. Случайные прохожие.

– Вы не против, если мы переговорим с ними?

– Не против, разумеется. – покачала головой Ивасэ и повернулась. – Пойдёмте.

Я позвал Жюстину и пошёл следом за Ивасэ: инспектор привела нас к синему с белыми полосами люфтмобилю городской полиции, припаркованному у тротуара, где в окружении городовых в форме и в гражданском стояли свидетели. Ничего необычного в них не было, обычная троица – две девушки и их парень; все довольно юные, но уже вступившие в тот расплывчатый период, когда возраст сатурниан становится невозможно определить по внешности. Я благодарно кивнул Ивасэ и подошёл к ним: Фудзисаки подошла и стала рядом со мной.

– Инспектор Штайнер, Национальная полиция. – сказал я, демонстрируя свою Линзу. Все трое тут же уставились на неё, как на что-то диковинное.

– Инспектор Фудзисаки, Национальная полиция. – добавила Жюстина, показывая свою. – Мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы позволите?

– Конечно. – с готовностью кивнула одна из девушек, в очках с розовыми дужками и коротко стриженными светло-каштановыми волосами. – Маиру Куртэ-Добровольская, к вашим услугам. Это Тамара, – она указала на другую девушку, с лиловыми волосами, – и Эйдзи, – светловолосый парень застенчиво кивнул. – Мы будем рады помочь вам, госпожа инспектор, господин инспектор!

Небывалый энтузиазм, прозвучавший в её голосе, заставил меня удивиться – как будто бы и не было мёртвого гайдзина, лежащего за нашими спинами на тротуаре, точно таких же вопросов инспектора Ивасэ, ничего. Вообще, полицию в Сатурнианской Гегемонии уважают – нас, Национальную полицию, немного меньше – но не до такой же степени.

– Спрашивайте, пожалуйста. – добавила Тамара, учтиво наклонив голову. Стоявший рядом с ней парень переступил с ноги на ногу и покрепче сжал её руку. Я прищурился: либо парень просто чересчур волнуется, либо что-то здесь было не так.

– Вы обнаружили тело? – спросил я. Куртэ-Добровольская снова кивнула:

– Да, господин инспектор.

– Что вы делали перед этим?

– Мы прогуливались, – начала она, – мы живём здесь неподалёку, в тридцатом доме, там, дальше, – девушка махнула рукой вглубь улицы. – У нас выходной, и мы решили прогуляться. Вышли из дому и увидели… – она сделала паузу, – ну, гайдзина. Эйдзи ещё удивился, как странно он выглядит.

– Мне показалось, что у него ужасно смешные очки, господин инспектор… – пробормотал Эйдзи негромким голосом.

– И что было дальше? – спросил я.

– Ну, мы шли ему навстречу, мы с Тамарой ещё удивлялись, что у нас на улице делает гайдзин, да ещё и турист… а потом, – Маиру остановилась, чтобы перевести дух, и продолжила снова: – Потом он вдруг остановился, как вкопанный, будто что-то увидел… ну, нам так показалось, мы не видели его лица. Я тогда обернулась, но на улице за нами ничего не было, а когда я обернулась, гайдзин уже лежал на земле, вот так. – она кивком указала на тело, скрытое спинами полицейских. – Мы подбежали к нему, не знаю, может с ним что-то случилось, а он мёртвый. Тома вызвала полицию. А остальное… – она взмахнула руками.

– Я поднял его очки. – вновь заговорил Эйдзи; я обернулся к нему. Парень всё ещё неловко переминался с ноги на ногу. – Там была кнопка… ну, на ободке… и я нажал на неё. У меня вдруг сильно заболела голова, там был какой-то… не знаю, отблеск на стекле очков… и я выронил их. – он замолчал. – Я их разбил. Покорнейше прошу простить меня, господин инспектор! – выпалил он и уронил голову на грудь, стараясь не смотреть на меня. Тамара ещё крепче сжала его руку.

– Отблеск, значит. – повторил я; забавно, мне тоже показалось, что там был какой-то отблеск… – Я вынужден буду попросить вас впредь больше не трогать предметы на месте происшествия, господин…

– Лисицин, господин инспектор…

– …Господин Лисицин. – закончил я. – Вы меня поняли?

– Д-да. – выдавил он. – Покорнейше прошу прощения.

– Хорошо. – кивнул я и обернулся к Куртэ-Добровольской: – Вы не видели ничего подозрительного за спиной у гайдзина?

Она помотала головой.

– Нет, – ответила она. – На улице было пусто, только мы втроем… и он. И всё.

– Ясно. – ответил я. – Скажите, а вы не заметили никаких… конвульсий или других движений тела, пока он падал, или сразу после того, как упал?

– Не заметили. – покачала головой Тамара. – Он просто упал, лицом вниз… и не пошевелился. Мы и не сразу поняли, ну… – она пожала плечами, – что он умер.

Я кивнул.

– Большое спасибо. – поблагодарил я и склонил голову.

– Не за что! – просияла вдруг Куртэ-Добровольская. – Рады были помочь!

– Счастлива была оказаться полезной. – более скромно добавила Тамара. Эйдзи ничего не ответил, избегая встречаться со мной взглядом.

Мне не было дела до того, что он разбил очки. Во-первых, они всё ещё работали – иначе я не видел бы в стеклах никакого отблеска.

А во-вторых, я сомневался, что это дело зайдет хоть куда-то. С очками или без.

Я оставил свидетелей вместе с городовыми и их инспектором, распрощавшись с ней, и мы с Фудзисаки пошли обратно, к люфтмобилю. Разбитые очки лежали у меня в кармане: я положил их туда совершенно машинально. Осторожно выудив их из кармана, я протянул очки Жюстине:

– На, включи. – попросил я. Фудзисаки покосилась на меня, но очки приняла. Повертела в руках, нащупав кнопку на ободке. Огонек загорелся зеленым.

– …Ай. – пробормотала она. – В виске что-то заныло.

– Однако. – сказал я и протянул руку. Жюстина вернула мне выключенные очки. На них она старалась лишний раз не смотреть.

– О чём ты? – спросила она, подходя к люфтмобилю и поднимая дверцу.

– Когда я включил их, у меня тоже будто заболела голова. – сказал я. – Совпадение?

– Скорее всего… – протянула Фудзисаки. – И что будем делать? Что-то не так с этими очками.

Я засунул очки обратно в карман.

– Полетели к Мэгурэ. – сказал я. – Заодно и спросим, что… Честное слово, Жюст, меня это уже раздражает, – я обошёл люфтмобиль и уселся на место, с силой захлопнув дверцу за собой. – Мало того, что с Вишневецкой у нас аж одна-единственная – пока – зацепка, так ещё и очередной глухарь мне подсовывают, с какими-то очками… Благодарю покорно!

– Глухарь, говоришь? – прищурилась Жюстина.

– Ну да, глухарь. – повторил я. – А тебе что, так хочется бегать ещё и за убийцей гайдзина?

Турбина пронзительно загудела, пуская во все стороны волны горячего воздуха. Из-за угла с протяжным воем тормозов вынырнул старый омнибус, белый с синей полосой и надписью «ПОЛИЦИЯ» аршинными иероглифами на боку. Чуть ниже бежала надпись «Экспертная служба».

– Совершенно не хочется. – глядя на омнибус, сказала Фудзисаки. – Полетели отсюда.

* * *

– …Нет, когда я говорила, что лучше бы укокошили гайдзина, я не имела ввиду, что лучше бы его укокошили в Титане-Орбитальном! – бушевала Мэгурэ, расхаживая туда-сюда по кабинету. Рукава платья шефа метались туда-сюда, как ветровые указатели в десятибалльный шторм. – Так нате, пожалуйста! За два дня до высочайшего визита! Получите, распишитесь!

Мы с Фудзисаки хранили молчание, пока шеф металась в четырёх стенах, топча сапогами тёмно-синий ковёр. Герб Национальной полиции над креслом укоризненно взирал на разворачивающуюся сцену. В коридоре и соседних кабинетах, наверное, уже дюжину раз возблагодарили всех богов за то, что прозрачные стенки были оборудованы звукоизоляцией. Наконец Мэгурэ утихомирилась и рухнула обратно в кресло, жалобно заскрипевшее от неожиданно свалившегося на него веса.

– Ну, – грозно спросила она, – и что вы двое скажете в своё оправдание?

– Э-э-э… не виноватый я, она сама пришла? – неловко предположила Фудзисаки. Я укоризненно зыркнул на неё.

Мэгурэ улыбнулась. Судя по её улыбке, шутка была неуместной.

– Ничего особенного, – поспешно сказал я, наградив Жюстину ещё одним взглядом (та и бровью не повела), – поскольку мы не обнаружили никаких внешних следов. Возможно, гайдзина могли отравить, – Мэгурэ нахмурилась, и я торопливо продолжил, – но, во-первых, мы не можем определить этого без вскрытия, а во-вторых, непонятно, как его отравили. Как и то, что он вообще делал на Регенераторной. Кроме того, – я извлек из рукава Линзу, – свидетели говорили, что гайдзин замер – будто бы что-то увидел – и рухнул замертво. Зрачки трупа были расширены, будто бы он что-то увидел перед смертью. Вот, – я включил запись разговора с Куртэ-Добровольской и её спутниками. Мэгурэ сощурилась, слушая запись; я наблюдал, как тонкие брови шефа сдвигаются всё ближе и ближе к переносице. Наконец, когда запись закончилась, она кивком велела мне продолжать. – Подтвердят или опровергнут их слова только камеры наблюдения… но доступ к ним необходимо получить отдельно. У гайдзина было это, – я извлёк из кармана плаща очки и подал их шефу. – Но они разбиты.

– Спасибо, Штайнер, я вижу. – Мэгурэ повертела очки в руках, разглядывая их со всех сторон. – Это про них говорил тот парень с записи?

– Именно так, – кивнул я. Мэгурэ перевернула очки, пальцем нащупала кнопку включения и нажала её. Осколок стекла снова блестнул.

– Чёрт, голова разболелась… – пробормотала шеф и вдруг уставилась на меня. На секунду я почувствовал себя пригвождённой лазером бабочкой. – У того парня тоже болела голова, так?

– Так. – сказал я. – Больше того, у нас с Жюстиной возникло похожее ощущение.

Мэгурэ протянула мне очки. Я осторожно принял их.

– Расширенные зрачки, значит? – переспросила она и вздохнула, покачав головой. – Сдайте их в лабораторию, пусть засунут в какой-то ящик подальше. И понадёжнее.

– Шеф, что это? – спросил я. Мэгурэ вновь зыркнула на меня:

– А я почём знаю? – резко спросила она. – Но это может оказаться что-то очень серьёзное. Поэтому, Штайнер, вы пойдете, сдадите их в лабораторию и скажете им засунуть эти очки в самое надежное место, которое только возможно. А потом… – она вздохнула и заговорила уже гораздо спокойнее, – а потом мне придётся доложить о них по инстанции. То есть, даже не начальству, а в ГСБ.

– То есть, расследования не будет? – уточнила Фудзисаки. Мэгурэ фыркнула:

– Какое расследование, Фудзисаки? Не будет здесь никакого расследования. Даже если бы не эти ваши очки, нам для вскрытия придется запрашивать разрешения из остравского консульства, что уж говорить обо всём остальном! Не говоря уже о том, что придется звонить ещё и в посольство. По межорбитальной связи. – шеф поморщилась, словно раскусила кислый лимон. – Кстати о глухарях, – продолжила она, как ни в чём ни бывало, – что у вас с Вишневецкой?

– Как раз собираемся в морг, – браво доложил я, и думать забыв о кораблях-невидимках. – А после этого – ещё раз допросить Валленкура: мы обнаружили дополнительные улики…

– Ну смотрите. – пробормотала Мэгурэ. – Времени у вас немного… Ордер нужен? – я утвердительно кивнул. – Хомура! – рявкнула Мэгурэ в пространство. – Штайнеру с Фудзисаки нужен ордер на обыск, дело номер, – она назвала номер, – адрес: набережная Сэкигава, 34, квартира 136. Да, да. И побыстрее! – закончив с этим, она снова обернулась к нам: – Заберёте в отделе, уже должен быть.

– Есть, шеф. – сказал я. Возможно, ордер нам и не понадобится, но…

– Так а что насчет мотива? – неожиданно спросила Мэгурэ. Я запнулся на полуслове. По спине пробежали мурашки.

– Ничего особенного, – осторожно проговорил я, – но мы прорабатываем направление с контрабандой, и я как раз собирался… – я замешкался, подбирая наиболее обтекаемые выражения, – …пообщаться по этому вопросу с некоторыми источниками.

– Хм-м-м. – протянула Мэгурэ; по её виду можно было заключить, что шеф прекрасно догадывалась об этих «некоторых источниках». – Ну ладно. Отчётом удовлетворена. Идите работайте, не смею задерживать. А гайдзина, – она сделала паузу, – выкиньте из головы.

Я встал, поклонился и вышел из кабинета. Фудзисаки последовала моему примеру.

Уже уходя я обернулся и заметил, как шеф достаёт из стола лист бумаги, – такой же упаковочной, как и записка Вишневецкой, – и очень медленно и очень сосредоточенно рвёт его на маленькие-маленькие части.

* * *

У кабинета Хомуры – суперинтенданта Хомуры, как любезно сообщала табличка на двери – мы столкнулись с Цунэмацу. Молодое дарование, недавно пополнившее собою стройные ряды уголовного розыска, выглядело донельзя формально – в чёрном с серебром полицейском мундире, на плечах которого красовались одинокие лейтенантские азалии. Под мышкой у неё была зажата стопка папок.

– Штайнер! – воскликнула она. – Жюстина!

– Здравствуй, Нонна. – слегка наклонил голову я – насколько позволяло мне моё старшинство. – Ты куда?

– Да вот, – Цунэмацу развела руками, продемонстировав папку с «ДЕЛО N__» и гербом Национальной полиции, – попросили в отдел кадров снести, вот я и…

– Они там совсем охренели? – спросила Фудзисаки. – Сами не могли переслать, надо обязательно тебя гонять?

– Так это, ну… – Цунэмацу снова беспомощно развела руками, – там официальное. Награды, представления, всё такое…

– А на нас там ничего нет? – полюбопытствовал я. Кто с кадрами не дружит, тот хорошо не служит… к счастью, ко мне у кадровиков претензий не было.

– Да нет, вроде… – задумчиво протянула Цунэмацу и посмотрела на нас: – Слушайте, мне бежать пора…

– Можно с тобой? – спросила Жюстина. – Нам всё равно вниз.

– Ну… – призадумалась Цунэмацу; но перед ней стояли два старших товарища, и отказывать в такой ситуации было неудобно. – Ну давайте… Вам куда?

Следом за Цунэмацу мы прошли через весь этаж, здороваясь с коллегами по дороге, пока не вышли к лифтам; один из них как раз подошёл, высадив пассажиров, и мы втроём нырнули в кабинку. Следом за нами машинально втиснулась чем-то занятая инспектор Дюлафо; я кивнул ей, но она даже бровью не повела.

– Работаете? – спросила Цунэмацу, пока лифт пополз вниз.

– Есть такое. – ответила Фудзисаки, подозрительно буравя глазами ярко-зеленую макушку Дюлафо. – А что?

– Да вот, не видела вас поутру… – протянула Цунэмацу. – А что у вас?

– Убийство. – расплывчато сообщил я.

– Что-то случалось, пока нас не было? – полюбопытствовала Фудзисаки. Цунэмацу пожала плечами:

– Да не особо… Эрхард и Тидзимацу вот вернулись, у них был угон люфтмобиля. Вчерашним утром, только сегодня нашли.

– Погоди-ка. – сказал я, – Эрхард и Тидзимацу позавчера с нами дежурили, в Дэдзиме. Да я даже с Жанной здоровался, когда возвращался… Угон, говоришь?

– Ага. – кивнула Цунэмацу. – Кто-то угнал со стоянки, на станции лифта в Дэдзиме… Тидзимацу сказала, насилу нашли, его как след простыл. Тревогу вообще диспетчерская и начала бить, как транспондер отвечать перестал… несколько часов подряд…

– Так они его нашли? – спросила Жюстина.

– Конечно! – закивала Цунэмацу. – Посредине Комендантской площади.

Мы с Фудзисаки переглянулись. Все люфтмобили отслеживаются диспетчерской службой МВД; надолго утаить его пропажу невозможно, а люфтмобиль, не отвечающий на запросы диспетчера, посадят дистанционно или вышлют машину на перехват, если угонщица успела поковыряться в системе (а это, как правило, делается в первую очередь)… но угнать люфтмобиль так, чтобы пропажу заметили слишком поздно, исчезнуть на целые сутки и потом бросить угнанную машину на Комендантской площади, едва-едва в десяти минутах лёту от лифтового вокзала?

– Угонщицу нашли? – спросил я.

Цунэмацу отрицательно помотала головой.

– Они там отчёты пишут. – сказала она и глянула на табло над дверями: – Ну, я пошла?

Лифт остановился на втором этаже. Звякнули двери.

– Ага. – сказала Жюстина. – Давай, удачки.

– Спасибо! – просияла Цунэмацу и выскочила из лифта. Двери закрылись следом за ней.

Стоило лифту тронуться, как инспектор Дюлафо недоуменно моргнула с видом человека, оторвавшегося от чтения, и глянула через плечо на нас.

– Штайнер. – сказала она. – Жюстина. Вы чего тут делаете?

– Едем в морг. – сказал я. – Привет, Локи. Я с тобой даже здоровался.

– А-а-а. – протянула Ханнелора Сидзуки Дюлафо. – Зарапортовалась, прости.

– Работаешь? – поинтересовался я. Дюлафо пожала плечами; на ней был голубой жакет с просторными рукавами, из которого выглядывала стратегически расстёгнутая белая блуза. В левом рукаве поблескивал кругляш Линзы.

– Вроде того. – сказала она. – Адзуса Халтурина, знаешь такую?

– Не знаком. – подумав самую малость, ответил я. – А чем знаменита?

– Менеджер по продажам в «Сэнкё Ретроэклер». – С улыбкой сообщила Дюлафо. – Сегодня утром уволилась по собственному.

– Ага.

– Позаимствовала у компании примерно два миллиона марок. – все с той же улыбкой добавила Дюлафо.

– Ого.

– И я лечу её ловить. – завершила Локи. – Пока след ещё горячий. – лифт остановился на первом этаже, звякнув, и она помахала нам изящной ручкой. – Пока, ребята.

– Пока… – протянул я, но зеленая макушка Дюлафо уже маячила где-то в другом конце проходной. Двери снова закрылись у меня перед носом.

– Два миллиона. – произнесла Жюстина, когда лифт тронулся. – Что бы я сделала, если бы у меня было два миллиона…

– Переехала на Ландштрассе? – предположил я. – Уехала бы в отпуск на Берлин?

– Точно. – мечтательно протянула Фудзисаки. – И тебя бы с собой взяла.

– Жюст, перестань.

– А что перестань? – возмутилась Фудзисаки. – На тебя и так половина отдела смотрит, глотая слюнки, а я что?

– Не поедешь со мной на Берлин. – дипломатично ответил я. – Без отпускных так точно.

– Отпускные… – фыркнула, надувшись, Жюстина, и лифт остановился снова.

Мы были в подвале.

Сказать, что подвал Цитадели большой – не сказать ничего. В части его действительно располагались ангары для люфтмобилей и спецтехники, но далеко не в тех масштабах, как предполагали архитекторы Цитадели. Подвалы уходили вниз на несколько уровней, но, насколько я знал, ничего кроме зеленоватых аварийных ламп и запечатанных входов в служебные коммуникации орбиталища (включая как минимум один, ведущий в метро) там не было.

Остальную часть подвала же занимали криминологические лаборатории, морг, КПЗ и оружейная – необязательно в таком порядке. Очки гайдзина всё ещё лежали у меня в кармане; их надо будет сдать, но это можно сделать в самую последнюю очередь.

Вместо этого мы подошли к дверям морга, и я постучался.

– Открыто! – раздался голос из-за двери, и я толкнул её, входя внутрь – в стерильное помещение с белым полом и зелёными стенками. За стеклом слева скрывались ряды холодильных камер, и свет там был потушен; справа же, в секционной, в свете операционного светильника кружила старший судмедэксперт Нагиса Маршан. «Кружила» было подходящим словом – Маршан танцевала, раскинув руки; подол белого халата кружился, открывая тонкие ноги в чёрных чулках. Из-под халата выглядывал зеленый свитер.

Фудзисаки кашлянула. От неожиданности Маршан оступилась, нелепо взмахнув руками, и обернулась к нам.

– О, Жюст, это ты? – спросила она. – О, привет, Штайнер. Вы по поводу своего трупа, да?

– Нет, мы решили тебя навестить. – ответила Фудзисаки. – Вдруг тебе тут скучно одной… в такой компании… – она поёжилась; из-за работающих за стеной холодильников в морге было зябко.

– Скучно? – переспросила Маршан и махнула рукой: – Благая Бэнтэн, я тебя умоляю! Меня тут, по крайней мере, не дергает каждая встречная-поперечная… – она осеклась. – Так вам нужен труп или нет?

– Нужен, конечно. – ответил я. – Ты её смотрела?

– Нет, так оставила… – фыркнула Маршан. – Вишневецкая, Хироко, шестнадцатого третьего, так?

– Так. – кивнул я. Маршан улыбнулась и картинно взмахнула руками; зашуршали колёсики, и из-за угла выехала каталка, на которой, скрытое покрывалом, лежало тело.

– Прошу. – сказала Маршан, подходя к замершей у одного из столов каталке. Мы подошли следом, и судмедэксперт отдёрнула покрывало.

Мёртвая Хироко Вишневецкая смотрела в потолок невидящими глазами. Её голову удерживал пластиковый воротник, обёрнутый вокруг того, что осталось от шеи. Я глянул на рваную рану, уже застывшую, и непроизвольно содрогнулся.

– Будете смотреть – одевайте перчатки, – добавила Маршан. – Сами знаете.

– И что ты можешь нам сказать? – поинтересовался я, подходя ещё ближе. Кожа Вишневецкой была неестественно бледной; можно было различить каждую жилку, каждый сосуд.

– Я-то? – переспросила Маршан и вздохнула, сложив руки за спиной – ни дать ни взять прилежная ученица мединститута. – Что я не знаю, кому это пришло в голову перерезать Вишневецкой горло вибромечом, но смотрится это очень подозрительно. А при близком рассмотрении – тем более…

– Чем именно подозрительно? – спросила Фудзисаки, натянув перчатки.

– Кроме того, что у неё всё ещё голова на плечах? – уточнила Маршан. – А это, кстати, самое главное: вот честно, я на вспоротые глотки насмотрелась по самое некуда, – ребром одетой в гигиеническую перчатку ладони она чиркнула себе по тонкой шее, – но обычно после вибромеча такого размера голова должна лежать отдельно от тела. А тут она держится. На вот такой ниточке. – она показала. Ниточка действительно вышла тоненькой.

– Ты сказала «вибромеч», – уточнил я. – Именно меч? Не нож?

– Ну да. – сказала Маршан так, будто это было бы нечто само собой разумеющееся. – На ширину раны посмотри, у виброножа – даже у штык-ножа M2341, это тот, который не нож, а короткий меч – рана вышла бы гораздо меньше. Тоже рваная, но тут горло вспороли, как мертвую рыбину. – я поморщился. – Чуть до позвоночника не дошло, но там уже без разницы…

– То есть что, – проговорила Фудзисаки, – убийца просто так стояла и резала Вишневецкой горло, – она прищурилась, – здоровенным вибромечом? А Вишневецкая что?

– А вот это-то и самое подозрительное! – провозгласила Маршан и схватила запястье Вишневецкой, подняла его и продемонстрировала нам: – Ни-ка-ких следов борьбы!

Пальцами, одетыми в перчатку, я взял ладонь Вишневецкой и рассмотрел её: да, это должно было сразу броситься мне в глаза. Ни сломанных ногтей, ни крови, ничего… и за запястья никто её не держал: синяков и отметин не было. Я отпустил руку, окинув взглядом тело: ничего, намекавшего на то, что убийца удерживала Вишневецкую против её воли. Но когда тебе пытаются перерезать горло, ты всё равно будешь сопротивляться… разве нет?

– Поза. – пробормотал я; Маршан с интересом глянула на меня. – Я нашёл её сидящей в кресле. Просто так, спокойно, развалясь… никаких следов борьбы, никаких конвульсий.

– Борьбы нет, конвульсий не было… – задумчиво проговорила Фудзисаки. – Она что, уже была мертва, когда ей горло перерезали?

– Ну, мышцы у неё расслабились, всё как положено. – добавила Маршан и нахмурилась. – А до этого… понятия не имею.

Она беспомощно развела руками.

– И это подозрительнее всего.

* * *

– Тебе не кажется, что в последнее время чересчур много подозрительных убийств? – спросила Фудзисаки, когда мы вышли во двор Цитадели, к ожидавшему люфтмобилю – Сначала Вишневецкая, теперь ещё и гайдзин этот… И в обоих случаях, заметь, ни убийцы, ни мотива, и обстоятельства смерти уж больно странные…

– Шеф же говорила выкинуть гайдзина из головы, – напомнил я, обходя люфтмобиль, чтобы сесть на своё место. – Знаешь, куда лететь?

– Набережная Сэкигава, 34? – фыркнула Фудзисаки, забираясь за штурвал. – Знаю, конечно. Пристегивайся.

«Муракумо» взвыл турбиной и оторвался от земли, убрал шасси и перешел на горизонтальный полёт: Фудзисаки развернулась над улицей Мацуноо, одновременно набирая высоту для эшелона, и люфтмобиль взмыл над крышами Меако, устремляясь к противоположному концу орбиталища.

– Помнишь, кстати, что Мэгурэ говорила про депутатские запросы, когда мы пришли к ней после Вишневецкой? – невзначай спросил я, глядя в окно: за бортом промелькнули серая громада Домпрома, одинокая башня Законодательного Собрания, корпуса Тидая, – Титан-Орбитального Национального Университета, – Меако во всей своей красе.

– Про Конституционную партию? – уточнила Жюстина. – Помню. А что?

– Ты говорила про недостаток мотива. – напомнил я. – Так вот он: КП из рук вон надо устроить большой скандал перед высочайшим визитом. Скандала нет. Вот они и устраивают его сами: сначала убивают гражданку Гегемонии в, считай, Дэдзиме, а потом – гайдзина в Титане-Орбитальном…

– Порт – не Дэдзима. – заметила Фудзисаки. – Ты серьёзно думаешь, что они пошли бы на такое?

– Думаешь, кто-то за пределами Титана-Орбитального разбирается в таких тонкостях? – отмахнулся я. – И потом, Жюст, это же Конституционная партия. Они четыре года назад угнали драгуна, да ещё и с помощью каких-то полоумных ветеранов. По-моему, убить гайдзина гораздо проще.

– А ещё – убить Вишневецкую. – добавила Фудзисаки. – И не оставить в обоих случаях следов. И, при этом, убить самым подозрительным способом. Не слишком ли сложно?

– Ну как же. – сказал я. – Чем больше полиция – это мы – будет расследовать эти убийства, тем больше у КП поводов заявить, что-де «полиция работает неэффективно, а вот при премьере Клериссо..!». Великие боги, далась им эта Клериссо…

– Она была великой женщиной. – сказала Фудзисаки, выразив, таким образом, усредненное сатурнианское мнение по этому вопросу. – Жестокой, но великой.

– Ключевое слово – была. – уточнил я. Жестокость Клериссо в своё время привела к революции – восстанию, в честь которого называют проспекты и площади – и выборам премьер-министра Гегемонии общенациональным голосованием, а не Конвентом. – Кроме того, в Китакюсюйске те ветераны же угнали драгуна. И не одного. Убить Вишневецкую, не оставив следов, для них будет проще простого…

– Переманивать на свою сторону ветеранов спецназа ради громкого скандала? – спросила Жюстина. – Как-то слишком. Даже для КП.

– А почему нет? – возразил я. – Вспомни Китакюсюйск: они тогда оправдывали угон драгуна и войнушку в мирном орбиталище «странной войной». Теперь вот разрядка, нормализация отношений, культурный обмен, солтуристы… выбирай – не хочу.

– Но и перевооружение. – заметила Фудзисаки. – Разрядка разрядкой, а все эти учения, новые корабли, истребители… Ты видел «Адмирала Идзанами» на испытаниях? Я тебе потом покажу, но выдать это за «однобокое потакание Центавре» – или за что там ещё – едва ли удастся…

– Меня боевые корабли мало интересуют, ты же знаешь. – отмахнулся я. – А некоторые люди чересчур застряли в прошлом, чтобы надеяться на их благоразумие. Например, Конституционная партия…

– Они не настолько умны. – пожала плечами Фудзисаки. – И не в том положении для интриг такого рода.

– А что, – удивился я, – для интриг нужно какое-то положение?

Река Сэкигава змеится вдоль границы Меако, прежде чем повернуть у самого Нойштадта и устремиться к противоположному, дальнему, концу орбиталища. Через неё в изобилии перекинуты мосты; сразу за ней, отгороженный крепостной стеной старых жилых домов с покатыми крышами, начинается Инненштадт – небоскрёбы, блестящие холодным светом под вечно облачным небом Титана-Орбитального. По другую сторону, между деловым и официальным центром города, лежит Ракунан: там-то, на неимоверно длинной набережной, и жил Валленкур. Когда-то давно Ракунан считался пристанищем оранжевых комбинезонов, рабочего класса: с тех пор были застроены Штеллинген, Среднегорский и обе Акинивы, и население Ракунана изменилось – вместе с ценами на недвижимость, выросшими в геометрической прогрессии.