Текст книги "Страна василисков (СИ)"

Автор книги: Люси Сорью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Позади нас раздался шум приближавшегося трамвая: два серебристых вагона, выставившие над головой веера пантографов. Я обернулся, чтобы проследить за ним: трамвай проехал мимо нас, сбавляя скорость. Мелькнул номер маршрута на лобовом стекле – Т5, шедший из Сенкё, на другой стороне орбиталища; вагоновожатая в фуражке, восседающая в кабине, будто на троне. Одну руку она грациозно возложила на переключатель мёртвой руки.

Фуражка напомнила мне о Вишневецкой. Это непрактичный головной убор, в отличие от берета: фуражка норовит свалиться с головы на бегу, и её никак не удержишь на месте в невесомости. Их не носят ни военные, ни мы, полицейские – только представительницы сугубо мирных профессий. Вагоновожатые, например. Или диспетчеры.

Трамвай остановился на перекрёстке. В салоне толпились люди: в девять утра город всё ещё съезжается на работу, а значит – сюда, в центр города.

Я перевёл взгляд на миску и вновь принялся за еду. Девять утра.

Самое время было работать.

– Итак, – сказала Фудзисаки, отставив миску. Я покосился на неё; остатки рамена она разве что не вылизала. – Какая теперь наша рабочая гипотеза?

– Ну, – протянул я, садясь вполоборота. Миску я всё ещё держал в одной руке, вилку – в другой. – Начнём с того, что Малкина лжёт. И, похоже, не только о времени.

– Имеешь ввиду, и о времени тоже? – уточнила Фудзисаки. Я пожал плечами:

– И о времени тоже. Кроме того, ты видела её лицо? Она знала, что в подвале кто-то наследил. И что на камерах Дворца убийца будет отсутствовать, она тоже знала.

– Скорее уж ей не понравилось, что её допрашивает мужчина. – фыркнула Жюстина. – Пусть и инспектор. Да ещё и обвиняет во лжи перед её подчинёнными. Тебе не приходило в голову предоставить расспросы мне, например?

– Старшинство. – напомнил я. – Представь себе, насколько бы Малкина потеряла лицо, если бы её допрашивала младший инспектор. Пусть и женщина.

– Будто мне есть дело до её лица… – пробурчала Фудзисаки. – Так что с твоей гипотезой?

– Элементарно. – произнёс я. – Малкина пропустила убийцу во Дворец и обеспечила ему прикрытие со стороны службы безопасности, чтобы убрать Сэкигахару. Вопрос только, зачем, но… – я многозначительно помахал в воздухе вилкой, – Сэкигахара – казначей, а значит – через неё проходили деньги. Большие деньги. Скажем… Малкина с её помощью присвоила партийные средства, а затем убрала её? Затёрла следы?

– Допустим. – Фудзисаки сложила руки на груди. – Но причём тут Вишневецкая?

– Ладно, наоборот. – сказал я. – КП, – или, скорее всего, лично Малкина, – проворачивала какую-то контрабандную сделку. Они заручились помощью Адатигавы – чтоб у политиков, и не было связей с мафией? – чтобы нанять через неё Вишневецкую и иметь свою диспетчера в Порту. Затем Малкина находит где-то нашего ветерана и нанимает его, чтобы он убил Вишневецкую. Что ей остается? Деньги. Кто знает о деньгах? Сэкигахара. Возможно, сделка финансировалась из партийного бюджета, или что-то в этом роде. Поэтому Малкина организовывает её убийство, и теперь пытается выдать его за политическое. На всякий случай. Как тебе такое?

– Вчера ты говорил что-то про скандал. – протянула Фудзисаки.

– Ну, вчера мы не знали про Сэкигахару. – пожал плечами я. – Да и можно сказать, что Малкина сбила два корабля одним выстрелом: и скандал перед высочайшим визитом организовала, и свои тылы прикрыла. И впутала в это нас – вернее, правительство через нас, мы же государевы люди…

– Занятно. – подытожила Фудзисаки. – Ты собираешься всё это повторить Мэгурэ?

Я обернулся. Перед трамваем на перекрёстке загорелся зелёный, и он двинулся вперед, к платформе на той стороне площади.

– Скажем так, – пробормотал я, – не до тех пор, пока мы найдем что-то более существенное.

– А мы найдем? – спросила Жюстина.

– Сложный вопрос. – я поставил миску и соскочил с табурета у стойки. Подумал и постучал по стойке, чтобы оставить хозяйке на чай. – Пошли.

Мы вышли обратно на площадь. Из выходов метро, располагавшегося под площадью, выходили люди; многие оборачивались на столпотворение у Дворца собраний. Я пригляделся; у стены Дворца, вдоль Логиновой, стоял ещё один полицейский омнибус, а оцепление за спиной у Клериссо-Регулировщицы стало сплошным. И, похоже, кто-то раздал патрульным бронежилеты, шлемы и щиты.

Когда-то мне тоже пришлось побывать в бронежилете. Это было в тот же день, когда я познакомился с Адатигавой. Бронежилет тогда пришлось снять.

Нам обоим он только помешал бы.

– Кстати, – словно прочитав мои мысли, поинтересовалась Фудзисаки. – Так что тебе вчера сказала Адатигава?

– Сказала, что она не убивала Вишневецкую. – ответил я. – И что свои контрабандные дела они крутят в Минбане, как и раньше. Но она точно знала о Вишневецкой.

– Но не подтвердила? – прищурилась Фудзисаки.

– Ну конечно. – фыркнул я. – Ты ещё скажи, явку с повинной написала.

Жюстина мрачно хмыкнула. Я обернулся и посмотрел вверх.

Два дома с этой стороны Площади Гегемонии – десятиэтажные, по возрасту никак не моложе Дворца напротив. На одной из мощных колонн, подпиравших фасад, красовалась табличка – «Памятник архитектуры; охраняется законом». В табели о рангах исторической застройки Титана-Орбитального этот – наивысший: памятники архитектуры неприкосновенны даже для ЗакСа.

И это был жилой дом. Мне даже стало интересно, сколько в таком стоит квартира.

Лефевр, благослови её боги, вручила мне доступ ко всем камерам на площади. Проблема была в том, что только на этой стороне площади их было двадцать две. Я прошагал вдоль фасада дома. Взгляд статуи Клериссо напротив упирался прямо в меня. За ней высилась барочная громада Дворца. Одно-единственное распахнутое окно на его фасаде было почти неразличимо отсюда.

– Ничего не видно. – вслух сказал я и махнул Жюстине. – Пошли дальше.

– Так а что мы ищем? – спросила вслед Фудзисаки, спеша за мной.

– Камеру. – ответил я, не оборачиваясь. – С хорошим обзором.

– Хм-м-м. – протянула она. Я подождал, пока загорится «зебра» перехода на улице Сен-Шамон, и перешёл на другую половину тротуара. Фудзисаки поспешила за мной.

Мимо, гудя моторами, проехал троллейбус. Я задрал голову; контактная сеть тонкой паутиной пересекала небо над площадью. Ещё одна из причин, по которой нельзя просто взять и посадить люфтмобиль там, где захочешь… даже если ты – полицейский.

– Штайнер? – окликнула меня Фудзисаки. Я вздрогнул и огляделся; в задумчивости я дошёл почти до подземного перехода. Над головой у меня тусклым синим светом горела буква «М» – вход в метро. – Ты долго будешь её искать?

– А что? – обернувшись, спросил я. Вместо ответа Фудзисаки ткнула пальцем вверх, на фасад дома, у подножия которого мы стояли.

– Вот. – сказала она. – Камера.

Я проследил за её рукой. Камера, о которой говорила Фудзисаки, угнездилась на уровне примерно седьмого этажа, едва различимая отсюда, на узорчатой капители одной из колонн. Я вытащил из рукава Линзу; семь камер высветились как «ближайшие». Две из них, как я быстро убедился, располагались вообще на соседних домах, и мне пришлось немного попотеть, пока я не нашёл нужную.

Я снова обернулся. Да, действительно: мне, может, и мешали подземный переход, статуя Клериссо и полицейское оцепление, но камере площадь была видна, как на ладони. Мне открывался вид и на парковку перед статуей Клериссо, и на оцепление, и на фасад Дворца собраний. Посредине, над входом, фасад венчала башенка с барочным шпилем; прямо под ней, приблизив камеру, я без труда отыскал распахнутое окно кабинета Сэкигахары.

Я убрал вид с камеры.

– Жюст, – сказал я, – спасибо.

– Всегда пожалуйста, Штайнер. – хмыкнула она. – О чём ты так задумался?

– О вечном. – отмахнулся я. – Когда, ты говоришь, Малкиной доложили про Сэкигахару?

– Примерно в… шесть часов? – глумливо передразнила Жюстина.

– Точно. – кивнул я, сбрасывая запись с камеры на Линзу. – Вот и посмотрим, что именно было в шесть часов…

– А если ничего не было? – спросила Фудзисаки, сложив руки на груди.

Я тяжело вздохнул и посмотрел на неё.

– Тогда мы в заднице. – сообщил я.

* * *

Мы прошли через подземный переход, протолкавшись через выходивших из метро пассажиров, и вышли на другой стороне площади. Вокруг Дворца выстроились патрульные, оперевшись на прозрачные щиты и спешно натянув шлемы с откинутыми забралами. Несколько сине-белых люфтмобилей стояли прямо на тротуаре; в одном из них, свесив ноги из салона, кто-то увлеченно поедал эклеры.

– С какой радости их столько нагнали? – глядя на оцепление, вслух спросила Жюстина. – Можно подумать, там не труп, а теннисный матч за титул чемпиона…

Я только хмыкнул. Сравнение было хорошее: теннис – национальный сатурнианский спорт, и теннисные фанаты прямо-таки обожествляют своих кумиров. Как правило, при этом они ещё и скоры на расправу, а в качестве аргумента предпочитают что-нибудь колюще-режущее. Ну или, хотя бы, увесистое.

Теннисные матчи и их последствия были для нас отдельной головной болью.

Но Фудзисаки была права. С тех пор, как мы распрощались с Гейдрих, количество патрульных, похоже, утроилось. Ни одно место преступления не требует такого количества охраны; а если Малкина и попросила защиты у полиции (на что имела полное право), то выстраивать ради неё целое оцепление?

Я мог бы понять, если бы под Дворцом собиралась разгневанная толпа – это могло бы оправдать щиты, шлемы и (я прищурился) гранатомёты у патрульных. Но толпы не было, да и не было причин гневаться: Конституционная партия ещё ничего не сделала.

Что-то было не так. Зачем здесь столько патрульных?

На стоянке, забравшись в «Муракумо», я затенил лобовое стекло до полной непроницаемости, чтобы затем вывести на него сохраненную запись с камер. Фудзисаки села рядом, захлопнув за собой дверь. Я отмотал запись на нужное место и включил её.

Запись демонстрировала фасад Дворца собраний, освещённый слабым светом люминёра, и открытое окно на пятом этаже. Странно было, что его никто не заметил с улицы – но в такую рань здесь было мало прохожих.

– Шесть часов. – сказала Фудзисаки. – Чуть раньше.

Я перемотал запись на 5:40. Изображение слегка изменилось; мне пришлось остановить запись и поискать, но я нашёл нужное окно. Оно было закрыто. Шторы были плотно задёрнуты. На всякий случай, я отмотал назад, поминутно: окно оставалось закрытым и в 5:30.

– Отмотай на 5:45. – сказала Фудзисаки, подобравшись в кресле. Я начал перемотку. – Стой. – я послушно остановился. – Включи.

Я включил запись. Примерно минуту ничего не происходило; в утренних потёмках, за задёрнутыми шторами, камера не могла различить ничего, происходившего внутри, в кабинете.

А затем – 5:50:15, показывала отметка в углу записи – окно вдруг распахнулось. Кто-то раздвинул шторы; наружу белыми крыльями рванулись занавески.

– Стой. – скомандовала Фудзисаки, и я остановил запись. – Увеличь. Видишь?

Я приблизил изображение, тут же расплывшееся отдельными пикселями, и пригляделся. В окне что-то было. Вернее, тут же поправился я, кто-то был.

– Отпусти. – я убрал увеличение, и запись включилась снова. Окно опустело: кто-то, только что находившийся в нём, забрался наверх, карабкаясь по фасаду на крышу. На наших с Фудзисаки глазах он ловко забрался на крышу, обогнул башенку со шпилем, выбрался на конёк и быстрым шагом ушёл из поля зрения камеры.

Запись показывала 6:00.

– Какая наглость. – пробормотала Фудзисаки.

– Действительно. – задумчиво протянул я. – То есть, камеры в Порту и диспетчерской он отключает и подделывает, а тут – преспокойно красуется перед всеми камерами на площади…

– Возможно, он спешил. – сказала Жюстина. – Не знаю, почему… Мотай назад.

– Без тебя знаю. – пробормотал я, перематывая запись назад, поминутно. Убийца повторил свое восхождение в обратном порядке – вокруг башенки, вниз по фасаду, к окну, на подоконник… 5:50. Я отпустил перемотку.

Убийца стоял в окне в полный рост; трепещущие занавески застыли вокруг него. Я сразу же узнал странный бронескафандр, который был на нём вчера – бронекостюм можно было надеть поверх любой другой одежды, но он и внутри орбиталища настаивал на скафандре. Лицо закрывал всё тот же шлем с непрозрачным забралом. И, что самое главное, на поясе убийцы висел всё тот же меч в ножнах.

– Вышел. – пробормотала Фудзисаки. – Не вошёл. Значит, он всё-таки был в подвале.

– И засветился перед камерами. – заметил я. – Оригинально. И, главное, куда он исчез?

– Понятия не имею. – сказала Фудзисаки. – Позади дворца, вроде, переулок… между Альбрехтштрассе и Логиновой. Дальше жилые дома… погоди. – она сощурилась. – Чтобы войти, он воспользовался подземными ходами. А вышел через окно да по крышам?

– Что ты имеешь ввиду? – спросил я. Но, похоже, я уже начал догадываться, что именно.

– Что где-то там, – Фудзисаки махнула рукой, стукнувшись костяшками пальцев об стекло дверей, – вход в подземелья. В канализацию, скорее всего, с улицы-то… Туда он и направился. А куда ещё?

– Учитывая, что его только что видели камеры на площади… – протянул я. – Хотя нет, он слишком приметный – а бронескафандр где-то надо снять. Жюст, зачем убийце бронескафандр?

– Ну, он же не только бронированный. – пожала плечами Фудзисаки. – В комплекте могут идти геккоперчатки, как раз по стенам карабкаться… кроме того, это какой-то странный бронескафандр. – она движением пальцев приблизила изображение. – Вот: плечевой пояс даже с наплечниками слишком узкий. Там должны быть приводы… ну, ты сам знаешь. – я кивнул. – А здесь нет. Может это и не бронескафандр вовсе, или без экзоскелета…

– Ходить по орбиталищу в скафандре… – пробормотал я.

– Или где-то от него избавляться. – напомнила Жюстина и щёлкнула пальцами. – Пойдём.

– Куда? – опешил я.

– В переулок. – кивком указала она. – Проверим мою гипотезу.

* * *

Улица Логиновой уходила вглубь Меако, теряясь среди высаженных вдоль тротуара деревьев: улицы здесь были узкие, движение – одностороннее, и никакой контактной сети. Исключением был только отрезок возле Дворца Собраний: там, в переулке между Альбрехтштрассе и Логиновой, разворачивались и отстаивались троллейбусы. Один из них стоял в дальнем конце переулка, когда мы завернули за угол Дворца: прямоугольная морда с шестью глазами фар и горящая цифра «54» на лобовом стекле. Сейчас, в самый пик, он, скорее всего, сразу уедет обратно по маршруту.

– Провода. – задумчиво пробормотала Фудзисаки, глядя вверх. – Точно, слез с крыши.

– Геккоперчатки, говоришь? – переспросил я, разглядывая нависавшую над переулком глухую заднюю стену Дворца. Растяжки контактной сети были вделаны прямо в неё. – От них должны были остаться следы.

– От них – да, но не на тротуаре же. – кивнула Фудзисаки. – Ты люк какой-то здесь видишь?

– Здесь – нет. – оглядевшись, покачал головой я. – Погоди-ка. – я обернулся назад, вглубь улицы, и заметил то, что искал: едва различимый на зеркальной мостовой край канализационного люка. – Вон там.

– Отлично. – хмыкнула Фудзисаки и зашагала к люку. Я двинулся за ней, бросив последний взгляд на троллейбус в переулке.

Старые дома смотрели на нас занавешенными окнами верхних этажей, отражаясь на мостовой расплывчатыми силуэтами. Если бы не металлический ободок вдоль краёв и прямоугольник аварийной ручки, люк был бы совершенно неразличим на дороге: его крышка в точности повторяла остальное покрытие улицы.

Фудзисаки наставила на люк Линзу. Люк послушно щёлкнул и откинулся в сторону, встав на стопор.

– Вуаля. – сказала она и, присев на корточки, посветила в люк Линзой. В тёмный колодец убегала вделанная в стену лестница; внизу ничего не было видно. – Чур, я первая!

Я пожал плечами, и Фудзисаки жизнерадостно нырнула в люк. Несколько секунд, и она скрылась в темноте полностью. Из переулка, гудя моторами, вынырнул троллейбус и свернул в сторону площади, вильнув кормой; алыми рубинами вспыхнули стоп-сигналы.

– Я внизу! – донёсся до меня голос Фудзисаки. – Твоя очередь!

Я фыркнул и осторожно влез в люк, держась за вбитые в стену скобы лестницы. В нос мне ударил неприятный запах, присущий только одному месту в орбиталище: канализационному коллектору. И это была даже не самая широкая его ветка.

Спуск был недолгим: темнота вскоре сменилась тусклым зелёным свечением ламп, и я ступил на пол коллектора. Запах здесь был невыносим, и я поморщился.

– Фу!

– Да, запашок что надо. – зажав нос, гнусаво прокомментировала Фудзисаки.

– Это была твоя идея. – напомнил я и достал Линзу, засветившуюся в темноте. Луч света оббежал бесцветные серые стены коллектора. – Куда дальше?

– Туда. – махнула рукой Фудзисаки, отпустив нос. – Дворец собраний был в той стороне, а значит – и тот люк, который мы видели. Ведущий в подвал.

– О. – только и сказал я.

Фудзисаки дёрнула плечами и пошла вперед, тоже вытащив Линзу; я поспешил за ней. Идти было недалеко – почти сразу нам пришлось перебраться через сток коллектора на другую сторону, и пройти по той стороне. Где-то вдали, в глубине туннелей, шумела вода; звук отражался от сводов канализации.

Подземные коммуникации Титана-Орбитального не были для меня внове. Но я бы предпочёл, чтобы они воняли поприятнее. Почему-то резервуары под Штеллингеном и близко не так отвратительно пахли.

Возможно, меня подводила память.

– Ага, сюда. – сказала Фудзисаки, перебравшись через ещё один сток. Рядом с ней в стену был вделан приоткрытый люк. Подойдя к ней, я посветил Линзой: так и есть, створку люка чем-то подпёрли, не давая ей закрыться.

– Не очень умно. – пробормотал я и потянул люк на себя. Слегка зашипев, он открылся шире; Фудзисаки нырнула через комингс первой, и я, оставив люк, поспешил за ней.

Здесь, в тусклом свете одной-единственной лампы, был закрытый люк – тот самый, который мы видели в подвале Дворца собраний. Не говоря ни слова, Жюстина подошла ближе к нему и наставила на него Линзу.

– На, полюбуйся. – пригласила она, и передо мной, в воздухе, появилось окно диспетчера задач. Я пригляделся к записям.

Люк открывался. В 5:40. И закрывался. Сразу после. Я смотрел на ту же самую запись, в подлинности которой сомневался ещё полчаса назад.

– Вошёл, но не вышел… – пробормотал я. – Хотя мог. Так куда он ушёл?

– Дальше по коллектору. – махнула рукой Фудзисаки; она осматривала комнату Линзой. – Но тут нет следов… повезло нам с пылью в подвале, нечего сказать…

– Могут быть там, в коллекторе. – ответил я и огляделся. Под потолком, предсказуемо, висели две камеры – одна над люком, через который мы вошли, другая – над закрытым люком. На всякий случай, я наставил Линзу на одну из них.

Ответом мне была сплошная статика. Камеры не работали. Точно так же, как и камеры в кабинете Сэкигахары… но не в подвале и в остальном Дворце.

А значит, моя догадка, так замечательно выбившая Малкину из колеи, была верна. Конечно, у хозяев Дворца собраний будет доступ к камерам внутри. Подвал формально не принадлежит Конституционной партии – но я был уверен, что за его систему наблюдения отвечает служба безопасности КП: так проще.

Но на камеры внутри коллектора это не распространялось. А в подземельях Титана-Орбитального камер гораздо меньше, чем наверху, на поверхности. Они есть – и по следам подделанных записей можно было, если постараться, вычислить кого угодно.

Но для этого мне нужна была помощь.

– Вижу, твоя гипотеза подтвердилась. – глядя на меня, хмыкнула Фудзисаки.

– Что-то в этом роде. – ответил я. – Во всяком случае, теперь она гораздо интереснее.

– Жду не дождусь. – сообщила Жюстина. – Пошли?

На обратной дороге я несколько раз останавливался, проводя по полу Линзой. Увы, но было уже слишком поздно: все следы, даже если они и были, успели исчезнуть. А так как здесь пыли было гораздо меньше, чем в маленьком и тесном подвале, то я сомневался, что они вообще остались.

Жюстина галантно предложила мне лезть наружу первому. Я не стал пренебрегать её любезностью, и вскоре оказался наверху; она довольно скоро появилась следом. В качестве финального аккорда Фудзисаки пинком захлопнула люк.

– Итак? – спросила она, отряхивая руки. – Куда дальше?

– Дальше… – протянул я; убийство Сэкигахары здорово спутало мои планы на сегодняшний день. – Как ты думаешь, тело уже забрали?

– Да уж наверное. – пожала плечами Фудзисаки. – Сколько тут ехать до той Цитадели-то… А что, тебе приспичило подсунуть её Маршан?

– Именно. – ответил я. – Пошли.

– А дальше что? – не унималась Фудзисаки. – Я имею ввиду, у нас есть какие-то зацепки, какие-то, хотя бы, намёки, где искать убийцу? Ну ладно, допустим, он пользуется техническими коммуникациями. Но само по себе это нам ничего не даёт!

– Само по себе – нет, – признал я, – а вот в совокупности… Помнишь угнанный люфтмобиль, которым занимаются Эрхард и Тидзимацу? Ну, который бросили посредине Комендантской площади?

– Ну, помню. – пробормотала Фудзисаки. – И какое отношение он имеет к убийце?

– Его угнали в Дэдзиме, помнишь? – спросил я. – Единственное проишествие за всю ночь… да ещё и машину хватились только на утро и целые сутки не могли найти. Сколько обычно летают угонщики люфтмобилей?

– Хорошие? Минут тридцать. – машинально ответила Фудзисаки. – Пока их не догонят…

– А наш убийца регулярно отключает камеры наблюдения и подделывает записи. – напомнил я. – Либо сам, либо – у него есть хорошая группа поддержки. Что им стоит точно так же угнать люфтмобиль?

– Тогда нам надо и сам люфтмобиль посмотреть. – хмыкнула Жюстина. – И это что, единственная наша зацепка?

– Не единственная. – ответил я. – Но знаешь… кажется, мне надо поговорить с Ямагатой.

– Если поймаешь. – пожала плечами Фудзисаки. – Кто за штурвалом?

Я призадумался. Мы уже дошли до середины площади, и за время нашего отсутствия оцепление ничуть не уменьшилось в размерах. Скорее наоборот.

– Моя очередь. – ответил я и пошёл дальше.

Мы забрались в машину, переключив прозрачность у лобового стекла обратно, и я запустил турбину, оставив её выходить на режим. Побарабанил пальцами по штурвалу – чёрному с серебряным и с синим шилдиком «Кордонье» наверху. Фудзисаки тем временем устроилась поудобнее на переднем сидении.

– Посмотри-ка. – вдруг сказала она, и я поднял глаза от штурвала.

На площадь опускался люфтмобиль. Работающий подъёмный вентилятор разгонял во все стороны волны горячего воздуха и пыли. Он был достаточно низко, чтобы я мог разглядеть характерные обводы корпуса и шильдик на носу – точь-в-точь такой же, как на штурвале «Муракумо». Тоже машина «Кордонье», но более новая модель – «Накацукаса», медно-рыжая, блестящая даже под пасмурным небом Титана-Орбитального.

Хорошая машина, про себя добавил я. Тем необычнее, что она садилась прямо посреди площади.

«Накацукаса» выставила шасси и, качнувшись, опустилась на них; вихри, поднимаемые вентилятором, улеглись, и дверца салона откинулась вверх.

Наружу из салона показалась женщина в длинном чёрном плаще: высокая, длинноногая, с чёрными волосами, спадавшими на спину. Она выпрямилась, обернулась, и я обомлел.

На меня смотрели золотые глаза той незнакомки, что окликнула меня два дня назад, в Порту. Вздрогнули и замерли пряди, обрамлявшие лицо.

– Штайнер? – спросила Фудзисаки. – Что-то не так?

Золотые глаза пристально смотрели на меня – словно их обладательница точно знала, где я: в обыкновенном полицейском люфтмобиле, за тонированным стеклом… Наконец, незнакомка отвернулась и зашагала к полицейскому оцеплению; плащ рванулся за её спиной, точь-в-точь, как и мой собственный. К моему удивлению, патрульные расступились перед ней, и незнакомка прошла внутрь оцепления, ко Дворцу. Шеренга патрульных сомкнулась за её спиной.

– Штайнер? – повторила Фудзисаки.

Я помотал головой. Кто она? Почему её так просто впустили за оцепление?

И откуда ей было знать, что я здесь?

– …Ничего. – пробормотал я, прекрасно осознавая, как фальшиво это звучит. – Полетели.

Фудзисаки пристально посмотрела на меня, но не проронила ни слова.

* * *

– Штайнер? – наконец ответила на вызов Ямагата; до этого мне пришлось прождать несколько минут. В приличном обществе это было бы неслыханным faux pas, но мы, к счастью, были не в приличном обществе. – В чём дело?

– Привет, Тиэко. – укоризненно произнёс я. – Я не отвлекаю?

– Отвлекаешь. – сухо сказала Ямагата. Я нахмурился: чем это Ямагата могла быть настолько занята, что не могла даже прерваться поговорить? Обычно она так делает постоянно. – Чего тебе?

– Твоей помощи. – сухо ответил я. – Мне для расследования нужно.

– О, великие боги… – протянула Ямагата. – Не могу я. Занята. Потом поговорим.

– Чем ты так… – начал было я, но ответом мне была тишина: Ямагата уже сбросила вызов. – А, ладно.

– Что там? – спросила, обернувшись, Жюстина; пока я звонил, она облокотилась на борт «Муракумо», скрестив руки под грудью. Из левого рукава макинтоша, поблёскивая, выглядывала Линза.

– Занята, говорит. – отмахнулся я. – Настолько, что даже поговорить не может…

– Ямагата? Не может поговорить? – переспросила Фудзисаки и покачала головой. – Там Сатурн ещё не сошёл с орбиты, случаем?

– Или это что-то важное. – заметил я. – Действительно очень важное. Пошли, что ли, навестим Маршан?

– А она хоть кофе нас угостит? – поинтересовалась Фудзисаки.

– Маршан? – спросил я. – Вряд ли. Но попробовать стоит.

В подвале нас ожидал сюрприз: двое патрульных, дежуривших у дверей морга. Я удивлённо остановился на середине шага: морг, конечно, специфическое место (одна Маршан чего стоит!), но не настолько же, чтобы выставлять у него охрану!

– Это что-то новенькое. – пробормотала Фудзисаки.

– Сейчас узнаем. – пообещал я и двинулся к патрульным. Те слегка обернулись в мою сторону. Я двинул рукой, извлекая из рукава Линзу.

К моему удивлению, они не обратили на неё внимания.

– Инспектор Штайнер! – представился я, чуть повысив голос. – Что здесь произошло?

– Прошу прощения, господин инспектор, – ровным голосом произнесла одна из патрульных, – но доступ в морг запрещён всем, кроме непосредственно работников морга.

– Почему? – повторил я. – Что произошло?

– Я не уполномочена сообщать детали. – всё так же ровно произнесла она. Я шагнул вперед, к дверям; патрульные сдвинулись, загородив мне дорогу.

Это было уже нечто из ряда вон выходящее.

– Послушайте, сержант, – стараясь говорить как можно спокойнее, произнёс я. Бросил взгляд на погоны патрульной – старший сержант, почти угадал. – У нас расследование. Там лежат трупы, относящиеся к расследованию. Мы можем войти?

– Прошу прощения, господин инспектор, – повторила сержант, – но доступ в морг запрещён.

– Да всех богов ради, позовите инспектора Маршан, если уж вы мне не верите! – не выдержал я.

– Прошу прощения, – в третий раз повторила патрульная, – но я не имею права покидать свой пост. Я также не имею права пропускать кого-либо, кроме работников морга.

– Да почему? – потребовал я.

– У меня приказ. – ответила сержант и замолчала. Я в замешательстве отступил на шаг. Что они сторожат, труп гайдзина? Но тогда не было бы причин никого не впускать, в Цитадель и пройти-то нельзя без удостоверения… или хотя бы пропуска…

Я похолодел. Они сторожат труп Сэкигахары. И Вишневецкой, заодно: это единственное объяснение. Но почему?

Оцепление вокруг Дворца собраний – со щитами, шлемами и слезоточивым газом, только что бронетехнику не пригнали. А теперь – здесь. Создавалось впечатление, будто бы кто-то наверху (Мэгурэ?) ни с того, ни с сего начали принимать дело Вишневецкой – Вишневецкой-Сэкигахары – всерьёз.

Почему? Что случилось?

– Штайнер? – окликнул меня знакомый голос, и я обернулся: дверь в лабораторию приоткрылась, и оттуда выглянула старший криминалист Моритани. Её очки поблёскивали в свете ламп под потолком.

– Моритани? – переспросил я и развернулся на каблуках. – Замечательно! Ты, случаем, Маршан нигде не видела?

Вместо ответа Моритани уставился на меня. Я недоумённо моргнул и переглянулся с Фудзисаки; она с удивлённым видом помотала головой. Было впечатление, что мы единственные не понимаем чего-то.

Чего-то важного.

– Заходите давайте. – нарушила затянувшуюся паузу Моритани. – Неудобно тут объяснять.

* * *

– Да ты, Штайнер, легок на помине! – объявила Моритани, стоило нам с Фудзисаки зайти внутрь лаборатории. Дверь тихо закрылась у нас за спиной. – А я только думала, куда же ты запропастился сегодняшним утром… Да, кстати, Маршан здесь нет. У неё выходной.

– Выходной? – переспросил я, проходя вглубь лаборатории. – Посреди недели?

– Ой, я тебя умоляю, – отмахнулась Моритани, усаживаясь в кресло у себя за столом, заставленным бумагами и кофейными кружками. Между ними Моритани пристроила свои ноги в чёрных туфлях; в опасной близости от правой туфли оказалась чашка с целующимися школьницами. – У Головачёвой тоже сегодня выходной, и тоже посреди недели, а Редлера я сама туда отфутболила – в его возрасте мальчики должны много спать с девочками, а не сидеть за монитором… Кстати. – прервалась она, многозначительно подняв палец, – что это вы за очки вчера принесли?

– Когда мы вчера приходили, тебя даже на месте не было. – укоризненно добавила Фудзисаки. – Милая, кстати, чашечка.

– Смейся-смейся… – протянула Моритани, снимая ноги со стола и убирая пресловутую чашку. – А раз уж мы об этом, то вчера у меня – опять-таки – тоже был выходной. И – опять-таки – раз уж мы об этом, кто-то хочет кофе?

– Хотим, конечно! – оживилась Жюстина.

– Замечательно! – просияла Моритани. – Там кофейник. – она неопределенно помахала рукой в воздухе. – Где-то. Был.

Разыскать кофейник оказалось непросто. Творческий беспорядок криминалисты возводили в ранг высокого искусства – и Моритани с коллегами в нём преуспели. В итоге, кофейник обнаружился где-то в углу, затиснутый между ящиками «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА» за номерами 45 и 210. Две относительно чистые чашки (одна – с аляповатыми цветочками, а другая – с элегантной подписью «лучшей женщине во Вселенной») оказались, разумеется, в совершенно противоположном конце лаборатории. Фудзисаки, усевшаяся на свободном стуле, откровенно забавлялась, наблюдая за моей беготнёй туда-сюда. Наконец мне удалось собрать в одном месте кофейник и чашки и даже наполнить их почти остывшим кофе; одну я вручил Фудзисаки.

– Итак, – спросил я, присаживаясь на край одного из столов и отпивая кофе (хоть и остывший, но вполне терпимый), – что здесь происходит, Моритани? И где Маршан?

– У неё выходной, сказала же. – фыркнула Моритани. – Эти две, – она махнула рукой на дверь, имея ввиду двух патрульных у дверей морга, – дежурят там с самого утра. Я тоже пришла, увидела, о… удивилась и позвонила Маршан. Вышел конфуз. – щёки Моритани чуть зарделись, губы тронула улыбка. – Потом пришла шеф.

Улыбка исчезла.

– И что она? – спросила Фудзисаки, глядя поверх кружки.