Текст книги "Страна василисков (СИ)"

Автор книги: Люси Сорью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Однако. – сказал я вслух.

– Не беспокойся, тебя никто не заметил. – отозвался Еремеев. – Четвертый узел следующий. Ну, сам увидишь…

– А кто говорил, что я беспокоюсь?

«Гваэчжу Грин», неожиданно оживший, остался позади. За ним вдоль терминала простиралась пустота. Где-то впереди терминал обрывался, отчерченный ритмично мигающими габаритными огнями.

Четвертый стыковочный узел был пуст. По мере того, как я приближался, фонарь шлема выхватывал из темноты сдвинутые внутрь стыковочные захваты, похожие на облетевшие зимой деревья, выставленный в пустоту стыковочный коридор. Выдвинутые шлейфы кабелей питания безжизненно болтались в вакууме. Чуть в стороне от стыковочного узла гигантской мачтой торчал вытянутый в никуда топливный штуцер.

– Жан, ты это видишь? – спросил я.

– Я-то вижу. – пробормотал Еремеев. – Но чего-то не понимаю.

– А именно?

– Того, что стыковочный узел просто взяли и бросили. Как будто корабль был, но исчез. Прямо из стыковочных захватов.

– А так что, можно?

– На маневровых… нет, нельзя, захваты не дадут. А тут они даже не погнулись. – Еремеев замолчал. Через несколько секунд его голос вернулся: – Вот что: проверь-ка шлейф. Вон тот, справа снизу, семьдесят градусов.

– Что-что, простите? – переспросил я и обернулся, кувыркнувшись вниз головой. – А, вижу. Сейчас, секунду…

– Радар включи. Надо было с тобой идти…

– Так чего не пошёл?

– Так ты и не приглашал…

Радар был прямоугольной коробкой с пистолетной рукоятью, свисавшей с пояса. Тыльную сторону коробки украшал небольшой индикатор. Я поднял его, отставил в сторону (условный рефлекс после многих лет обращения с оружием) и нажал кнопку. Наушники прорезал громкий, леденящий душу писк. От неожиданности я выпустил радар из рук; прибор затрепыхался на конце страховки, как взбесившийся маятник.

Насилу мне удалось схватить его и отключить. Писк, разрывавший наушники, как ножом отрезало.

– Жан, что это за дерьмо?!

– А ты чего хотел? – уныло поинтересовался Еремеев. – У него настройки сбиты, хоть бы в пространство его ткнул…

– А предупредить сложно было? – огрызнулся я, нащупывая нужную кнопку. Индикатор загорелся вновь, и нужную настройку я нашёл только с третьего раза: работать в перчатках скафандра было, мягко говоря, неудобно.

Я отвёл радар в сторону. Душераздирающего писка на этот раз не последовало.

– Вроде нормально. – сообщил я. – Что теперь?

– Шлейф видишь?

– Момент… – я поводил радаром; наушники отозвались громким писком. – Вижу. Сейчас, секунду…

Ранец на спине зашипел, выплёвывая струи холодного газа; я снизился и подался вперед, неторопливо подлетая к шлейфу. Фонарь выхватывал титанических размеров штекеры, торчащие из белого корпуса, каждый – размером с молодое деревце. Ну да, всё логично: космическим кораблям нужно много электричества, даже когда они состыкованы со станцией…

На корпусе шлейфа торчали несколько рукояток, выделенные ярко-жёлтым; я подлетел поближе и протянул руку, хватаясь за неё. В ответ я получил пренеприятный толчок в плечо и повис над шлейфом, лицом к нему.

– Что мне искать? – спросил я.

– Там должна быть служебная панель, – после недолгой паузы сообщил Еремеев. – Правее тебя… нет, чуть ниже… – я, неловко переставляя руки, сместился ниже по корпусу шлейфа. Радар на привязи дёргался туда-сюда, то и дело ударяя меня по ноге. – Ага, вот. Открывай.

– Сейчас, секунду… – первым делом я унял непослушный радар, пристегнув его к поясу; затем я взялся пальцами за крышку панели и откинул её. Мне навстречу вылетело небольшое окно волюметрической консоли. – Что мне искать?

– Журнал активности, что же ещё…

Журнал обнаружился почти сразу. Окно консоли заполнилось непонятными строчками, в которых я понимал разве что первый столбик цифр. Но и этого было достаточно.

– Двенадцатое марта. – сказал я, постучав пальцем по твёрдому свету консоли. – Предпоследнее включение.

– Когда?

– 21:22. Как раз пока Вишневецкая сидела без дела: у неё тогда выдался спокойный вечер… – я перевёл взгляд ниже, пальцем притронувшись к следующему, последнему включению. – А вот это уже интереснее.

– Пятнадцатое?

– Ага. И погоди, это ещё не всё. – я пригляделся ко времени. – 23:45. Вишневецкую убили незадолго до пол-первого ночи. Примерно полчаса времени между. Это оно, Жан.

– Меня другое интересует, – пробормотал Еремеев, и я насторожился. – Разверни вкладку. – я подчинился; навстречу мне вылетели какие-то графики и цифры.

Еремеев молчал. Он наблюдал за происходящим через мою нашлемную камеру – для этого мне и потребовалась его помощь. В космической технике мой друг разбирался определенно больше моего.

– Жан? – наконец спросил я. Графики, состоящие из одного столбика, тут даже читать было нечего.

– Открой двенадцатое число. – только и сказал он. Я вздохнул и подчинился; столбики сменились другими и резко прибавили в числе. Теперь, приглядевшись, я сумел разобрать и цифры – временные промежутки и значения, указанные в мегаваттах.

Кроме того, столбиков на графике было больше.

– Жан, что это? – спросил я.

– Рабочий цикл. – пояснил Еремеев. – И вечером двенадцатого он был полный. Здесь был корабль, он стоял примерно час – видишь, здесь график идет более-менее ровно – и отстыковался сразу после.

– А на следующий день у стыковочного узла летит система. – добавил я. – Какое совпадение.

– Не в этом дело. – отмахнулся Еремеев. – Посмотри на график за пятнадцатое.

– Смотрю. – я заново открыл вкладку. – И что… погоди-ка, здесь всего один здоровенный столбик. Что это значит?

– Стартовая подача энергии в начале процедуры стыковки. – произнес Еремеев. – И всё. Здесь не было корабля, Штайнер. Узел работал вхолостую.

Не было. Хотя Вишневецкая наверняка думала, что он там будет… её предупредили. Предупредил кто?

Но, главное, зачем?

– Один вопрос. – медленно проговорил я. – Шлюз в стыковочном коридоре можно открыть изнутри?

– Конечно. Нужно только знать код… Погоди, ты что, думаешь, что через шлюз вышли?

– Тиэко! – вместо ответа выкрикнул я. Канал переключился сам собой:

– Да, Штайнер, в чем дело? – нежно спросила Ямагата. Я сделал глубокий вдох. Сердце колотилось в груди.

– Камеры. – наконец, выговорил я. – В терминале Уэно. Они работают?

– Минутку… – она замолчала. Через пару ударов сердца Ямагата появилась вновь: – Да, работают, всё в порядке. А зачем тебе?

Я выдохнул. Кажется, впервые за последние два дня я напал на след.

– Просмотри их записи за вчерашний день. – сказал я. – Примерно с девяти вечера.

– Поняла. – ответила Ямагата. – Сейчас поглядим… А что такое?

– Потом объясню. – ответил я. – Я возвращаюсь.

* * *

Еремеев снова ждал меня в шлюзе; не говоря ни слова, я вручил ему шлем и с наслаждением принялся раздеваться. По сравнению с этим сертифицированным МинСЖО убожеством полицейские скафандры были верхом совершенства.

– Убийца вошла через шлюз. – сказал я, стащив с себя половину скафандра. Кожа на груди сильно покраснела от давления. – Этот, ну и тот что в стыковочном коридоре, заодно. Солнце-Аматэрасу, я столько ломал себе голову над тем, как убийца попала сюда, но даже не подумал, что она спокойно могла пройти через Порт…

– Ну, это не настолько логично. – разумно заметил Еремеев. – В конце концов, через стыковочные узлы обычно на корабли ходят, а не в космос…

– Но на контрабанду это всё больше похоже. – продолжил я, стянув, наконец, скафандр целиком и пнув его напоследок. – Теперь вопрос только в том, насколько свободно убийца могла перемещаться по Порту. Если она действительно из людей Адатигавы, то искать её – ищи-свищи…

– А если нет? – спросил Еремеев.

– То тоже ищи-свищи. – вздохнул я и принялся одеваться. – Жан, из Порта много выходов в центральный ствол орбиталища?

– А ты как думаешь? – сощурился Еремеев.

– Я-то? – спросил я, набросив блузу и состязаясь теперь с пуговицами. – Я думаю, что очень много. Но на каком-то же должна сработать сигнализация!

– Там служебные коммуникации. – ответил Еремеев. – Ну, частично. Не СЖО.

– И ими что, – недоверчиво уточнил я, – может пользоваться любая встречная-поперечная?

– Ну, не любая, начнём с того… но ремонтные роботы там часто бывают. Человек тоже пролезет, если вдруг роботы сломаются. А что?

– Да так, – сказал я, – прикидываю объём работы.

Объём работы предстоял большой.

В диспетчерской была идиллия: скучающая Фудзисаки, стоявшая посредине, и Ямагата с двумя своими подручными, с головой нырнувшие в информационные дебри Администрации. Что совершенно не помешало Ямагате заметить нас, стоило мне переступить порог. Опять.

– Так как прогулка, Штайнер? – спросила она, широко улыбаясь. Визор шлема она так и оставила надвинутым на глаза.

– Замечательно. – ответил я. – Ещё одна такая прогулка, и на груди у меня будет один сплошной синяк. Ты сделала, что я просил?

– Ну-у-у… – протянула Ямагата, – сделала, конечно. Но там ничего нет. И никого. Ни в девять вечера, ни до, ни после.

– У четвертого шлюза? – уточнил я.

– Ну конечно! – всплеснула руками Ямагата. – Поэтому мы сейчас смотрим резервные копии записей в архивах Администрации. И Транспортной полиции, заодно.

Еремеев закашлялся.

– Один вопрос, – встряла Фудзисаки, многозначительно подняв указательный палец. – Если наша убийца может виртуозно – без обрывов, без артефактов, без ничего – подделать записи камер наблюдения, да ещё и на лету, то зачем ей было, – она обвела рукой диспетчерскую, – выжигать камеры здесь?

– Жюстина, ну это же очевидно. – назидательно проговорила Ямагата прежде, чем я успел раскрыть рот. – Невозможно найти копию того, чего камеры не видели.

Я покачал головой. Ямагата была права, разумеется: записи камер наблюдения всегда копируются – специально для того, чтобы было проще опознать подделку. Искушённые преступники об этом знают – и поэтому стараются обходить проблему другими способами. Неискушённые… ну, такими преступлениями полиция в основном и занимается. У городовых, на которых ложится бремя борьбы с мелкими кражами, хулиганством и ездой на трамвайном зацепе, всё ещё хуже.

Но если камеру выключить… то не будет ни записи, ни копии. С тем же успехом могло ничего и не произойти.

Но оно произошло. А я теперь вынужден гоняться за призраками и искать зацепки.

– Кстати! – оживилась Ямагата. – Я совсем забыла, Штайнер, мы тут кое-что накопали про твой стыковочный узел, давай покажу! – бросив своё место, она весело перебежала к консоли диспетчера, поманив меня за собой.

– Давай. – согласился я, подходя ближе; Фудзисаки тоже шагнула следом за мной. – А что именно?

– Да так… – протянула Ямагата, взмахом руки перебирая мониторы, – записи телескопов, радаров и ИК с терминала Эйго – это четвертый, сразу напротив…

– Что, целиком? – ужаснулся я.

– Да нет же! – замахала руками Ямагата. – Между 20:34 и 00:15. 21:22, если быть точной. Там конкретно один отрезок, в общем, – она элегантным жестом придвинула ближе один из мониторов, движением пальцев увеличив его в полтора раза, – сам посмотри.

Я посмотрел.

На экране расстилалась бархатная темнота космоса, усеянная россыпью ярких звёзд; только потом я заметил непроглядную чёрную тень в одном из углов – терминал Уэно, казавшийся с места съёмки совсем маленьким. Прыжковые грузовики, пристыкованные к нему, выглядели и вовсе крошечными.

– Вот! – воскликнула Ямагата, и запись замерла. – Вот тут, – она указала пальцем в верхнюю часть экрана, где телескопы наблюдали часть звёздного неба, – сейчас, секунду, приближу. Вот тут.

Я проследил за её указательным пальцем. Сперва мне показалось, что это был всего лишь очередной участок неба, но, приглядевшись, я заметил, что его оттенок был чуть посветлее непроглядной черноты космоса. Приближенное изображение шло ступенчатыми пикселями, но контур можно было различить. Несколько пикселей ещё более светлого оттенка по краям, очевидно, были вспышками маневровых двигателей.

– Чёрный корабль. – произнёс Еремеев, и я рассеянно кивнул. Визуальное обнаружение в космосе бесполезно, но большинство военно-космических сил (и Космические Войска Сатурнианской Гегемонии – не исключение) сознательно тяготеет к серой или тёмно-серой раскраске своих кораблей. Силуэт серого корабля было бы не сильно проще заметить, если не знать, где искать… но этот корабль был попросту чёрным.

– В чёрном-чёрном корабле, в чёрном-чёрном космосе… – проговорила Фудзисаки, глядя на экран.

– Так подождите, это ещё не всё! – воскликнула Ямагата. – Вот то же самое, только через ИК!

Визуальное обнаружение в космосе было бесполезно ещё и потому, что корабль, а особенно – корабль с работающими двигателями, в инфракрасном спектре было видно через всю Солнечную систему, причем – в деталях вплоть до типа корабля, его массы, ходовых характеристик и количества людей на борту. Единственное, чего не может дать ИК – понимания того, друг это или враг; да и кораблей в большинстве населённых мест Солнечной столько, что нужный корабль можно искать часами. А если выбрать слишком широкий радиус обзора – то и сутками. Возможно, вне Солнечной с этим было проще.

Это был не тот случай. Тот участок космоса, где мы высмотрели силуэт чёрного корабля, в инфракрасном спектре ярко пылал, как, собственно, и положено любому кораблю.

Видя, что мы не особо впечатлены, Ямагата насупилась и вызвала другое окно, на котором было изображено точь-в-точь такое же яркое пятно, как и на экране тепловизора.

– Это же курьер. – выдохнул Еремеев. – Лунная Е-серия, второй транш, судя по оттенку. Делается по лицензии… да где только не делается! Таких тысяч десять наклепали, наверное, с шестидесятых годов…

– Курьер? – спросила Фудзисаки. – Стыкующийся в Порту?

– И, главное, совершенно незамеченный никем в Порту. – закончил за неё я. – Что-то здесь не так.

Еремеев нахмурился. Его можно было понять: на его глазах только что крупно облажалась вся Транспортная полиция.

– Да погодите, это ещё не всё! – взмахнула рукой Ямагата, и застывшее изображение с тепловизоров сменилось сеткой радарной полусферы. Отметки кораблей мерцали внутри неё, будто светлячки в банке, и поначалу я не заметил ничего особенного – пока Ямагата движением пальцев не приблизила один из участков полусферы и не показала мне координаты.

Я вызвал обратно предыдущее окно. Затем картинку с телескопов. На обеих были одни и те же координаты. Снова посмотрел на радар. На месте корабля горело крошечное пятнышко, размером с заблудший спутник или метеорит.

Внутри полусферы их было великое множество.

– Какой-то это интересный курьер. – вслух заметил я. – Который на радаре даже на корабль совсем не похож. Да ещё и стыкуется в Порту, а не на Минбане или где ему положено. Жан, курьеры обычно каких размеров?

– Самые крупные метров восемьдесят. – тут же отреагировал Еремеев. – Их «Татибана» из бомберов переделывает. Близняшки вроде тоже. А Е-серия 56 метров, если мне не изменяет память… – он сделал паузу, сверяясь со справочником, – нет, 56.3, не изменяет.

– И, разумеется, его не разглядишь, если он на радаре выглядит как летающий камешек. – закончил я. – Он же вообще может пристыковаться в Порту?

– В захваты не влезет, – сказал Еремеев, – но переходник на шлюзе-то универсальный, шлейф – универсальный, а выровняться тягой ему не проблема, он же маленький… – он остановился. – Вот чёрт.

Я отстранился от консоли.

– Тиэко, большое тебе спасибо. – сказал я. – Честно. С меня две бутылки эриданского.

– Всегда пожалуйста. – улыбнулась Ямагата. – С меня бокалы и свечи. Так а что с камерами?

– Работай, – пожал плечами я. – Мы сейчас тоже дальше поедем… но чем больше у нас будет материала, тем лучше. Надо же где-то искать эту убийцу…

– Ну тогда удачи, – помахала рукой Ямагата. – Я тебе сообщу, если чего-то накопаю, хорошо?

– Ты сказала. – усмехнулся я и кивнул. – До скорого.

* * *

Перед лифтом в гараж я отвёл Еремеева в сторону. Фудзисаки проводила меня взглядом и понимающе кивнула.

– Жан, – сказал я, – разыщи что-нибудь по этому кораблю. Иди к Нидермайер, напиши отчёт, транспондер ты знаешь… может, поможет. Главное, постарайся узнать, не появлялся ли такой корабль у Титана-Орбитального раньше… да и вообще в нашем пространстве, если уж на то пошло.

– А если нет? – уточнил Еремеев.

– Тогда у нас проблема. – угрюмо заключил я. – И, похоже, очень большая проблема.

– Ладно, попробую. – он зло помотал головой. – Боги милосердные, я чувствую себя полным идиотом…

– У вас же и до этого шла контрабанда. – сказал я; это был не вопрос.

– Ну шла! – огрызнулся Еремеев. – У девчонок с Минбана ещё больше идёт, там же все эти тысячелетние соколы только в путь стыкуются. Но у тех хорошо если на один контейнер наберется, а здесь – сотни; конечно, что-то проходит! Информация… – он умолк.

– Вот и найди его. – попросил я. – И, пожалуйста, попробуй не поднимать межведомственного шума, хорошо? Аппелируй там к вашей летунской гордости, я не знаю… но если твоя шеф начнет жаловаться моей, то за последствия я не ручаюсь. Хорошо?

– Хорошо, земля. – хмыкнул Еремеев. Я ухмыльнулся. – Что-нибудь придумаю. Идёт?

– Идёт. – ответил я. – Удачи, Жан.

– Ты собираешься говорить Мэгурэ про этот корабль? – спросила меня Фудзисаки, когда мы сидели в cалоне «Муракумо», спускаясь обратно в Титан-Орбитальный. Я пожал плечами:

– Наверное. – сказал я. – Небольшой курьерский корабль, вполне вписывается в нашу теорию о контрабанде, а если он ещё и залетал сюда раньше…

– Курьерские корабли обычно не бывают малозаметными, – заметила Жюстина, – скорее наоборот… Да и зачем стыковаться в Порту? И главное, зачем убивать Вишневецкую?

– Больше того, – добавил я, – сначала договариваться с Вишневецкой, а уже затем её убивать… Так дела не делаются.

– Из собственного опыта говоришь? – насмешливо спросила она.

– Иди ты. – отмахнулся я. – У меня опыт другого рода… Так просто не принято.

– Разве что это что-то очень ценное. – заметила Фудзисаки. – Настолько, что нужно замести все следы, убить диспетчера, и гонять при этом малозаметный корабль…

Да, молча согласился я, корабль совершенно не вписывался. Курьерские корабли необходимы: несмотря на то, что космические корабли регулярно совершают сверхсветовые прыжки через гиперпространство, за доли секунды пересекая световые годы, передавать таким же образом информацию невозможно. Вместо этого её приходится загружать в память на борту курьерских кораблей, чтобы потом, в пункте назначения, выгрузить в местную сеть. Некоторые курьерские корабли за один полёт посещают десятки обитаемых систем – на выгрузку информации требуется время; некоторые летают между двумя-трёмя системами. Многие частные курьеры не прочь подзаработать на стороне: идеологические разногласия между Солнечным Альянсом и Внесолнечным Договором их не беспокоят, а уж информация много места не занимает и проста в транспортировке.

Информация. Порт, в отличие от Минбана, плохо приспособлен для передачи информации – не больше необходимого для обмена телеметрией и стыковки. Но и через это можно пропихнуть рецепт, чертёж, схему… что угодно. Такая контрабанда менее ценится, чем настоящие предметы, но и она тоже имеет своё место.

Но курьерский корабль – это одно; курьерский корабль-невидимка – это уже совершенно другое. Как минимум, это далеко за пределами доступности частных организаций, и контрабандистов в том числе: их просто нет на рынке. Истребитель-невидимку КВСГ продемонстрировали публике всего два года назад; до того его существование держалось в строжайшем секрете. Логично было ожидать, что ни мы, ни Марс, ни Луна-Лагранж, ни Центавра, не будем торговать кораблями-невидимками направо-налево.

А здесь курьерский корабль. Который на радаре выглядит не больше астероида.

Это меня и беспокоило.

– Летим в Цитадель. – вслух сказал я. – Надо хотя бы узнать, как именно убили Вишневецкую, для начала…

– Виброклинком. – напомнила мне Фудзисаки. – Забыл?

– С одним и тем же клинком можно обращаться по-разному. – заметил я. – Кроме того, здесь и орудие убийства странное, и голова жертвы разве что не на ниточке держится…

– Слушай, – прервала меня Фудзисаки, – ты не против сначала завернуть перекусить? Лично у меня уже ноги от голода подкашиваются…

– И не только у тебя, – заметил я, почувствовав определенную слабость; утренние пирожные после прогулки в космосе забылись за давностью, и есть хотелось с удвоенной силой.

Мы взмыли над Титаном-Орбитальным, где день едва-едва перевалил за полдень, такой же пасмурный, как и утро. То там, то тут из-за облачного покрова пробивался свет люминёра. Фудзисаки заложила вираж, снижаясь почти к уровню крыш, и повела люфтмобиль вдоль Монмартрского проспекта, бежавшего вглубь города. Эстакада метро, выходившая из лифтового вокзала, здесь шла вдоль проспекта: под нами туда-сюда шмыгнули поезда.

Я смотрел в окно. По обеим сторонам проспекта морем низких крыш простиралась Дальняя Акинива: вопреки названию, садов здесь оставалось совсем немного. Белые дома с красными полосами на фасадах, построенные в середине прошлого века, деревья вдоль широкого тротуара, стеклянный лоб кинотеатра прямо напротив оседлавшей эстакаду станции метро. Окраина города – хотя, конечно, в Титане-Орбитальном были места и позахолустнее. Один Шамп-Марез, это безвкусное осушённое болото, чего стоит…

Жюстине удалось посадить нас на парковке посреди Берлинерплатц, и мы вышли из машины. Дверцы салона опустились и надежно захлопнулись за нами. Проспект, во всей своей четырёхполосности, огибает каплевидную Берлинскую площадь с одной стороны: на другой же стоит, наверное, лучший имбисс во всём Титане-Орбитальном. Лучшим он был потому, что здесь готовили самый вкусный карривурст в городе. То, что он был на полпути из Дэдзимы, было приятным бонусом.

Карривурст был коричневым, зажаренным до корочки, обильно политым острым кетчупом и сверху ещё и присыпанным приправой. Здесь его подавали на круглых одноразовых тарелочках, щедро наполненных картофелем-фри. Взяв заказ, мы с Фудзисаки отошли к одному из крайних столиков и принялись за еду.

Был полдень. Многочисленные фирмы и учереждения Титана-Орбитального почти синхронно закрываются на обеденный перерыв; но если в Инненштадте буфетов пруд-пруди в каждом небоскрёбе, то площадка перед имбиссом на Берлинерплатц стремительно заполнялась обедающими. Сатурнианки-офисные работницы в жакетах и брюках, с расстёгнутыми рукавами блуз; их коллеги-мужчины, куда более редкие, в пиджаках и кружевных рубашках. Всем им недоставало того инненштадтского флёра блестящей бижутерии и показной деловитости – сияющей заколки в волосах, билетов на вечерний сеанс в Европа-театре или Cюгаку-холле, прокатного люфтмобиля на парковке – но и здесь, на краю города, деловая жизнь била ключом.

Национальная полиция занимается преступлениями высокого профиля – высотой как раз с небоскрёбы Инненштадта: мошенничеством, инсайдерской торговлей, присвоением в особо крупных размерах. Время от времени все они идут рука об руку с убийством, поэтому повращаться в мире кружевных воротничков мне пришлось вдоволь.

Из-за угла показалась выпуклая морда троллейбуса, а затем и он весь: машина вырулила к остановке, слегка вильнув кормой, и распахнула двери, выпуская пассажиров. На лобовом стекле горела цифра «17». Следом за ней побежали слова «ул. Канэмару – Каирская площадь»: семнадцатый маршрут шёл через весь Среднегорский район, на самый край Инненштадта.

– Когда я только начала, – сказала Фудзисаки, оторвавшись от еды и тоже глядя на троллейбус, – у меня одно из первых дел было с семнадцатым троллейбусом: на перекрестке Янаги и Вовинкельгассе сбил человека. Сначала думали – несчастный случай, городовые так и написали… а потом оказалось, что парня кто-то толкнул. – она помолчала, прикрыв глаза. – Жалко было парня.

– И кто? – спросил я. Троллейбус тем временем захлопнул двери и тронулся дальше; до нас донеслось гудение моторов.

– Да подружка. – махнула рукой Жюстина. – Не понравилось ей, мол, что он с другой по кафешкам ходит… – она фыркнула. – Ходили бы вместе, так нет же, ей больше всех надо…

Я хмыкнул.

– Обычная история. – я наколол на вилку ещё кусочек карривурста и задумчиво прожевал. – Жаль, что на этот раз не такая.

– Как-то даже слишком. – недовольно проговорила Фудзисаки и отпила из своего стакана. Я не стал с ней спорить.

Расправившись с карривурстами, мы неторопливо вернулись к нашему «Муракумо»; бело-синяя полицейская машина так и притягивала к себе взгляды прохожих. Жюстина вновь забралась за штурвал и включила турбину; я же только устроился поудобнее на переднем сидении, как раздался голос диспетчера:

– Кавасэ-Одиннадцать, Кавасэ-Одиннадцать, ответьте.

– Говорит К-11. – ответил я, принимая вызов. – Слушаю вас, Цитадель, приём.

– Кавасэ-Одиннадцать, городская полиция запрашивает помощи по адресу улица Регенераторная, дом девять, труп, предполагаемое убийство. Подтвердите, приём.

– Труп? – переспросила Жюстина. – А что, городовые сами не могут этим заняться?

– Цитадель, у нас дело. – дипломатичнее произнёс я. – Никак не можем подтвердить вызов. Приём.

– Кавасэ-Одиннадцать, отрицательно. Вы единственная команда в пределах досягаемости. – я уже начал готовить отповедь, как диспетчер добавила: – Кавасэ-Одиннадцать, примите во внимание: на Регенераторной труп гайдзина.

Гайдзина?! Я ошеломленно глянул на Фудзисаки; она была потрясена не меньше моего. Мертвый гайдзин? В Титане-Орбитальном? Хуже того – в Акиниве?

Какого черта ему вообще делать в Акиниве?

– Цитадель, К-11 подтверждает вызов. – проговорил я. – Вылетаем.

– Ничего не понимаю. – пробормотала Жюстина. – Кроме того, что только гайдзинов нам не хватало…

Второй раз за десять минут я не стал с ней спорить.

* * *

Улица Регенераторная тянулась вдоль основания цилиндра орбиталища, проходя почти четверть его диаметра: протянувшись по краю Дальней Акинивы, она миновала Вишнёвый массив и упиралась одним (наиболее живописным) концом в закуток гидропарка Кацурагава. По большей части своей длины она представляла собой ряды унылых складских помещений с одной стороны и шеренги таких же унылых жилых домов, крепостными стенами отгородивших свои дворы и зелёные садики, с другой. В самом прямом смысле это был край мира: отвесные скалы орбиталища начинались сразу за унылыми складами, возносясь высоко к небу и теряясь в облаках, подсвеченных близким сиянием люминёра.

Не то место, где ожидаешь встретить гайдзина.

Фудзисаки посадила люфтмобиль прямо на проезжей части, перед мерцавшей лентой полицейского заграждения. Чуть подальше, прижимаясь к поребрику, стоял омнибус городской полиции, а рядом с ним – несколько патрульных люфтмобилей. Похоже было, что сюда сбежался весь районный отдел. Один из синих мундиров подбежал к нам, не успели мы ещё и выйти из люфтмобиля.

– Старший сержант Зорькин, городская полиция, – отрапортовал он, щёлкнув каблуками и вытянувшись в струнку. – Чем могу быть полезен, госпожа инспектор? – добавил он, обращаясь к Фудзисаки.

Та деликатно прокашлялась.

– Инспектор Штайнер, – представился я, выступая на шаг вперед. – Национальная полиция. Это инспектор Фудзисаки. Где труп?

– Нижайше прошу вашего прощения, господин инспектор, – низко поклонился Зорькин. Берет с трудом удержался у него на голове. – За мной, прошу вас…

Труп обнаружился на тротуаре по складской стороне улицы; на сером пенобетонном заборе висел, мерцая, знак «улица Регенераторная, 9». Мертвый гайдзин лежал лицом вниз, слегка раскинув руки. Рядом с ним валялись разбитые очки.

Крови не было. Ни капли. Как будто гайдзин просто рухнул посреди тротуара, лицом вперед, и не поднялся на ноги.

– Вы обнаружили его в таком виде? – спросил я у сержанта. Тот кивнул. – Кто вызвал полицию?

– Свидетели. – махнул рукой Зорькин. – Там. Инспектор Ивасэ берёт у них показания.

– Передайте инспектору, что мы хотели бы перекинуться с ней парой слов. Мы осмотрим тело?

– Разумеется, господин инспектор. – козырнул Зорькин и трусцой удалился. Берет, из-под которого выглядывали золотистые кудри, до сих пор не свалился с его головы. Жюстина презрительно глянула ему вслед.

Я натянул перчатки и встряхнул левой рукой: Линза послушно выпала из рукава в раскрытую ладонь, и я направил её на мертвеца.

Согласно базе данных Национальной службы миграционного контроля, мертвец был никем иным, как Франтишеком Котерой, туристом с Остравы; дата прибытия – 07.03.2394; срок истечения визы – 28.03.2394; место регистрации – управление НСМК по округу Титан-Орбитальный, отдел при космовокзале Минато (проще говоря, Минбане). Острава, насколько я помнил, находилась где-то на полпути между Тау Кита и приснопамятным Фольксляндом, и в остальном была довольно обычной планетой – член Солнечного Альянса, стратегический партнёр, девяносто процентов населения составляют собственно коренные остравцы. Всех остальных они считают в лучшем случае гражданами второго сорта; одним словом, всё прямо как у нас в Сатурнианской Гегемонии.

Это не давало мне ни малейшей подсказки, что могло привести туриста с Остравы сюда. Наш город всегда был достопримечательностью, как кольца Сатурна или озеро Гитигами на Энцеладе, но приехать сюда, в Дальнюю Акиниву, на край орбиталища, вдали от видов и зрелищ Нойштадта или Меако…

И не давало мне ни малейшей подсказки, почему он умер.

Я присел на корточки рядом с телом и повернул голову мертвеца к себе. На меня уставились остекленевшие карие глаза. Ничего особенного в них не было – чуть расширенные зрачки, будто покойный чему-то ужаснулся за секунду перед смертью, но ни лопнувших сосудов, ничего. Глаза и глаза.

Вдвоём с Фудзисаки мы осмотрели труп, но не нашли ничего: ни пулевых ранений, ни ножевых, ни даже следа от укола или попадания дротика. Впрочем, это ещё ничего не означало – убить человека можно было великим множеством способов. Но зачем было убивать именно этого гайдзина?

Жюстина заглянула в рот мертвецу, подсвечивая себе Линзой. Язык трупа посинел и попытался вывалиться наружу, но она отпихнула его.

– Ничего? – негромко спросил я. Она помотала головой.

На самом деле, я мог назвать несколько причин, по которым можно было убить гайдзина. Одно дело – Дэдзима: то, что творится там, мало волнует всю остальную вселенную (за исключением статистических показателей и некоторых не в меру ретивых депутатов ЗакСа). Титан-Орбитальный же – дело совсем другое. И гибель иностранного туриста, да ещё и накануне премьерского визита, вполне способна повлечь за собой крупный скандал.

Я поднял с тротуара очки и оглядел их с разных сторон. Стёкла разбились и торчали кривыми оранжевыми зубами, дужка треснула. Огонёк на ободке не горел; при нажатии кнопки включения он загорелся зелёным. На одном из осколков стекла промелькнуло какое-то изображение и тут же погасло; на мгновение у меня будто бы закружилась голова.