Текст книги "Страна василисков (СИ)"

Автор книги: Люси Сорью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– А гайдзины? – спросила Минадзуки.

– А что гайдзины? – спросил я. – Нет, «Дифенс Солюшенс» вполне могли прирезать и Вишневецкую, и Сэкигахару. Но у меня есть записи камер наблюдения – из Порта и с Площади Гегемонии. Убийца на них мало похож на гайдзина. Хотя бы ростом…

– Я поняла. – кивнула Минадзуки. – И что вы планировали делать дальше?

– Я? – переспросил я. – Собирался вычислить пропавший меч со склада «Дифенс Солюшенс» по базе МВД. После этого пришлось бы импровизировать… объявлять план «Перехват» в городе, привлекать СПОР, арестовать Малкину до выяснения, наконец… Но мы всё равно не знаем, что именно было на том курьере-невидимке. И почему стыковать его потребовалось в Порту, а не в Минбане.

– И почему оно стоило того, чтобы убивать Вишневецкую и Сэкигахару, так? – добавила Минадзуки.

– Именно так. – кивнул я и скосил глаза на мигавшее на столешнице время заказа. – Как вы думаете, долго нам ещё ждать, госпожа Минадзуки?

– Они обычно пунктуальны. – пожала плечами она. – Ещё минут десять.

– Часто здесь обедаете? – спросил я. Минадзуки улыбнулась и стеснительно отвела глаза.

– Не так часто, как хотелось бы. – ответила она.

Я улыбнулся.

– Хорошо, госпожа Минадзуки. – сказал я. – Я рассказал вам всё, что знаю. Теперь ваш черёд.

– Действительно. – снова улыбнулась она. – Прежде всего я хотела бы поблагодарить вас, господин Штайнер. Ваше расследование очень помогло нам заполнить пробелы в нашем собственном.

– Мне помогли. – стеснительно заметил я. – Кстати, а когда именно ГСБ начала своё расследование?

– Чуть раньше вас. – ответила Минадзуки. – Мы узнали о стыковке неизвестного корабля в Порту примерно за день до гибели Вишневецкой – когда корабля уже не было, а стыковочный узел ещё находился в ремонте. Когда к нам поступила информация о смерти Вишневецкой – при необычных обстоятельствах – дело поручили мне.

Я промолчал. Вот откуда Минадзуки знала о моём расследовании тогда, шестнадцатого числа… пожелать мне удачи было очень мило с её стороны.

– У нас тоже были свои подозрения, – продолжала Минадзуки, – но я не решалась действовать до тех пор, пока не была убита госпожа Сэкигахара. За день до этого к нам поступил доклад, – она сделала паузу, – о происшествии на улице Регенераторной и гибели гайдзинского туриста, Франтишека Котеры. Вы знаете о нём?

– Конечно, знаю. – сказал я. – Мы там были.

– И что вы узнали?

– Что гайдзин свалился мёртвый. – фыркнул я. – Ни с того, ни с сего. Вскрытие мы провести не можем, не получив разрешения из посольства Остравы в трёх экземплярах, поэтому причин смерти мы не знаем. Может, у него сердце отказало от нашего притяжения, может, его отравили, может ещё что-то… Но мы не занимались этим делом. Почему вы спрашиваете?

– Потому что в докладе упоминалось про предмет, который был у гайдзина. – ответила Минадзуки. – Очки, если быть точной. Якобы вызывающие головную боль при включении. Разве нет, господин Штайнер?

– Да. – только и сказал я. – Но я всё ещё не понимаю, как гайдзин и его очки относятся к Вишневецкой и Сэкигахаре.

– Вы знаете точное время смерти госпожи Вишневецкой?

– Более-менее. – сказал я. – Оно должно быть указано в результатах медэкспертизы.

– А госпожи Сэкигахары?

Я отрицательно помотал головой.

– Узнав об убийстве Сэкигахары, мы пришли к выводу, что кто-то начинает заметать следы. Поэтому я решила принять меры безопасности, начиная с утра восемнадцатого… но вы, похоже, несколько опередили меня.

– А Малкина опередила нас обоих. – заметил я. – Если уж на то пошло.

– Увы. – только и сказала Минадзуки. – Я получила доступ к телу Сэкигахары настолько быстро, насколько возможно. Госпожа Сэкигахара уже была мертва, когда ей перерезали горло, господин Штайнер. Причём была мертва почти три минуты.

Я молча слушал, но в голове у меня, один за другим, всплывали вчерашние события. Оцепление патрульных вокруг Дворца собраний. Совещание руководства ГУМВД и городской полиции – посвящённое, очевидно, не только мне и моему расследованию. Разговор Мэгурэ с начальством, главой города и окружным прокурором. И – слова Гешке о том, что дело забрала ГСБ. ГСБ, занимавшаяся этим делом с самого начала.

– Вы вывезли тело Сэкигахары. – сказал я; Минадзуки осеклась, внимательно глядя на меня. – Тогда вы приехали специально за ним, верно? Пока мы искали камеры и лазили по канализации. – она кивнула. – Нагнать под Дворец патрульных и закрыть морг, отправив Маршан домой, конечно, решило наше руководство, но вы подали им идею. А в морге до сих пор лежат Вишневецкая и Котера. Если, конечно, вы их ещё не вывезли.

– Не вывезли. – покачала головой Минадзуки. – Но я была там, господин Штайнер. Впрочем, мы снова разминулись.

– Легко сказать, разминулись… – пробормотал я, – о том, что я был на площади, вы прекрасно знали… – Минадзуки снова кивнула. – Но тогда я не понимаю одного. Как Сэкигахара могла быть мертва до того, как её зарезали? И причём тут Котера?

Минадзуки вздохнула.

– И Вишневецкая, и Сэкигахара – обе – были найдены на рабочем месте, за компьютером. – сказала она. – Франтишек Котера перед смертью был в очках. Вы не заметили здесь ничего общего?

– Между Вишневецкой и Сэкигахарой – да. – проговорил я. – Но Котера… – я запнулся.

Гайдзин… остановился как вкопанный, будто что-то увидел… и рухнул замертво?

– Вы хотите сказать, – начал я, почувствовав, что в горле вдруг пересохло, – что Котеру убило что-то, что он увидел?

– Нет. – поправила меня Минадзуки. – Я хочу сказать, что их всех убило что-то, что они увидели. На экране компьютера. Или на стекле очков.

– Но… – заговорил я и остановился. Ни у Вишневецкой, ни у Сэкигахары не осталось никаких следов борьбы, хотя им резали горло здоровенным вибромечом. И этот здоровенный вибромеч почему-то не отсёк головы им обоим.

И они сидели за компьютером. Вишневецкая была на дежурстве. Сэкигахара работала в ночь. На компьютере Вишневецкой была удалённая запись – та самая, за двенадцатое число, с номером транспондера. На компьютере Сэкигахары не было ничего. Вообще ничего.

Я обратил внимание на эти факты – и тут же отмёл их в сторону, как незначительные. И совершенно зря.

Кюршнер хотел обратить мое внимание на это совпадение. И не успел.

– Как? – только и спросил я тихим голосом. – Как можно умереть от увиденного на экране? Это же не эпилептический припадок, в конце концов…

Минадзуки покачала головой.

– Вы знаете, что такое «василиск», господин Штайнер? – спросила она.

– Мифическое животное?

– «Василиск», господин Штайнер, это компьютерная программа. При работе она осуществляет воздействие на органы чувств, – в первую очередь зрение и слух, – настолько сильное, что человек попросту умирает. Почти мгновенно.

– Впервые слышу. – произнёс я, и это было чистой правдой.

– Неудивительно. – сказала Минадзуки. – «Василиски» вышли из употребления ещё после Первой Солнечной. Это сетевое оружие массового поражения: некоторые версии «василиска» способны самостоятельно распространяться по сети, заражая другие устройства. «Василиск» нужной версии способен опустошить целый город-миллионник почти за час. Оставив все здания целыми.

– И какая это версия? – сглотнув, спросил я. В голове всё ещё не укладывалось: целый город? Почти за час?

В школе – а затем и в Академии МВД, на занятиях по гражданской обороне – нам показывали кадры кинохроники времён Второй Солнечной: орбиталища, заполненные нервно-паралитическим газом, умирающих людей, штурмовиков Земной Империи в бело-чёрных доспехах и голубых касках с опущенными забралами. Но смерть от газа наступает не мгновенно, а газу нужно время, чтобы распространиться по всему объему орбиталища. Даже там были выжившие: землянам пришлось добивать их вручную, в ходе зачистки.

А «василиск» способен истребить целое орбиталище за час. В сотни раз эффективнее любого газа.

– Я не знаю. – глухо сказала Минадзуки. – Никто не знает.

– Но распространения не было? – быстро спросил я.

– Пока мы ничего не обнаружили. – ответила она. – Прочёсывать сеть наш киберотдел начал ещё вчера.

– От него вообще можно защититься? – продолжал я. – И почему мы ничего не знаем об этом «василиске»?

– Сетевое оружие массового поражения запрещено применять против гражданского населения. – сказала Минадзуки. – Даже земляне во Вторую Солнечную не решились на такое. Всё военное оборудование и программное обеспечение оборудовано функцией автоцензора, которая сводит программы, подобные «василиску», на нет: поэтому он и не представляет такой угрозы, как прежде. Но никто не оснащает автоцензорами коммерческие устройства, господин Штайнер.

– Значит, Вишневецкую и Сэкигахару убили таким «василиском». – произнёс я. – Перерезали им горло, чтобы сбить нас с толку. И им это удалось, чёрт возьми: мы даже не знаем ничего об этом «василиске»…

– Именно так. – кивнула Минадзуки.

– Но остается Котера. – сказал я. Разрозненные фрагменты в голове один за другим складывались воедино. – Его никто не выбирал, как цель: скорее всего, он просто подхватил «василиска» совершенно случайно. А так как Титан-Орбитальный ещё не превратился в город-призрак, – меня передёрнуло, – значит Котера мог подхватить василиска только рядом с местом, где он хранится. Это возможно?

– Вероятно. – сказала Минадзуки. – Господин Штайнер, вы поможете мне?

Я покосился на столешницу.

– Сколько у нас времени? – спросил я.

Минадзуки проследила за моим взглядом и понимающе улыбнулась.

– Достаточно, чтобы вы пообедали, господин Штайнер. – ответила она. Я улыбнулся в ответ.

Но новости не давали мне покоя.

Появившийся официант поставил перед нами блюда и чашки, поклонился и исчез. Я проводил его взглядом, прежде чем посмотреть на своё блюдо. Шницель, накрытый яичницей – «по-гамбургски», хотя я смутно помнил, что такое Гамбург – подавался вместе с жареным картофелем, салатом и капустой. Я отпил чай – после сегодняшней ночи он показался мне напитком богов.

Минадзуки отсалютовала мне вилкой. Она заказала себе рыбу по-финкельвердерски – золотистые ломти, присыпанные беконом и украшенные цветной капустой и лимонными дольками.

Обязательно попробую, решил я. Но пока что меня влекла яичница.

– Приятного аппетита, господин Штайнер. – улыбнулась Минадзуки.

– И вам… – пробормотал я, прежде чем взяться за вилку. Яичницу в «Шпигеле» готовили на славу – иначе в заведении с таким названием и быть не могло.

Уже потом, когда мы покончили с едой, а в моей тарелке не было даже крошек, я обратился к Минадзуки, доедавшей последний кусочек своей рыбы. В углу её тарелки лежали две опустевшие лимонные дольки.

– Я помогу вам. – сказал я. – Но у меня есть одна просьба.

– Какая же? – спросила Минадзуки, вытирая уголки рта салфеткой. Её золотые глаза при этом изучающе глядели на меня.

– Устройте мне демонстрацию. – сказал я. – Это возможно?

– Демонстрацию? – переспросила она и кивнула. – Почему бы и нет? Но нам понадобится образец программы «василиска».

– Тот, что в очках Котеры, вас устроит? – тут же спросил я. Минадзуки вновь кивнула.

– Вполне устроит. – ответила она. – Нужно только забрать их из вашего хранилища, господин Штайнер. В Цитадели.

– Вы их оттуда не забрали? – удивился я. Минадзуки помотала головой.

– Я посчитала, что так будет надёжнее. – пояснила она. И, потянувшись через стол, отвела мою руку от загоревшегося на столешнице датчика оплаты. – Не трудитесь, господин Штайнер.

– Прошу прощения? – выгнул бровь я.

– Я плачу. – только и сказала Минадзуки.

Я открыл было рот, чтобы возразить. И тут же закрыл его, не зная, что сказать.

Минадзуки платила за меня так, будто мы были на свидании.

* * *

Свою «Накацукасу» Минадзуки посадила прямо посреди тротуара, носом почти упёршись в мемориальную табличку «250 лет сатурнианскому уголовному розыску» на стене. Я мысленно возблагодарил богов за то, что над улицей Мацуноо нету контактных проводов. Но тут были очень узкие тротуары: одной из стоек шасси машина стояла за поребриком, на ливневой решётке.

Со стороны входа к нам уже спешила дежурная в чёрной форме. Я выбрался из машины. Минадзуки потянулась было к отвороту плаща, но я остановил её.

– Парковка в неположенном месте! – на бегу выкрикнула дежурный. – Немедленно уберите машину с тротуара! И предъявите документы!

– Прошу прощения, офицер, – ответил я, заступая ей дорогу; к её чести, она остановилась, как вкопанная. Здоровую руку я запустил за отворот своего плаща, но, похоже, она и так меня узнала. В ГУМВД было немного инспекторов-мужчин с тёмно-лиловыми волосами и рукой на перевязи. – Инспектор Штайнер, уголовный розыск. Мы спешим.

Секунду дежурная рассматривала мою руку и мой плащ со свисавшим вдоль тела левым рукавом. Её глаза расширились, когда она заметила рваную дыру на плече плаща.

– Прошу прощения, господин инспектор! – отрапортовала она, вытянувшись «смирно». – Вы в порядке, господин инспектор?

– Вполне. – ответил я. – Мы ненадолго. Разрешите?

– Так точно, господин инспектор! – козырнула она.

Я обернулся к Минадзуки.

– Пройдёмте. – пригласил её я.

Дежурная так и осталась взирать на припаркованный посреди тротуара люфтмобиль, когда мы прошли за КПП, во двор Цитадели. Отсюда, с земли, штаб-квартира ГУМВД выглядит угнетающе, циклопической тёмно-серой колонной упираясь в небо; её громада закрывает собою дневной свет люминёра, и стёкла на фасаде кажутся непроницаемыми зеркалами, под стать стенам. Цитадель ниже большинства небоскрёбов Титана-Орбитального, но она была спроектирована в другую эпоху, в другое столетие – грубая, неказистая и в то же время монументальная, как зенитная башня.

Нижние пять этажей Цитадели были отделаны в другом стиле, нежели всё остальное здание – белым и чёрным камнем с арочными окнами; эту деталь добавили уже при Гегемонии, во время первых реконструкций. Таких арочных окон и колоннад нету ни на одном другом здании Гюйгенса – за исключением, может, готического Дома органной музыки. В торце здания колоннада выступала вперед, образуя портик, за прямоугольными белыми колоннами которого скрывались двери главного входа.

Проходная была полупустой. Немногочисленные посетители, сидевшие у стен, обернулись в нашу сторону. Некоторые из посетителей были в синих мундирах городской полиции.

Я ощутил посторонние любопытные взгляды. Ну вот: торчу, как пятно на Плутоне. Хорошо хоть, я ещё не читал новостей.

– Штайнер! – я обернулся: к нам, проскользнув (а то и перескочив) через турникет, бежала Цунэмацу. Выглядела Нонна встревоженно, и её можно было понять. – Ты живой?! Ты в порядке?!

– В порядке, в порядке… – сконфуженно пробормотал я, оказавшись под перекрестным огнём чужих взглядов: на нас пялилась во все глаза даже дежурная в будке проходной. – Не кричи так, хорошо?

– Хорошо?! – воскликнула Цунэмацу. – Тебя же чуть не убили!

– Но не убили же. – спокойно сказал я. – Не пропустишь? Мы по делу.

Цунэмацу прищурилась, покосившись на Минадзуки. Та улыбнулась – слегка, уголками рта. Цунэмацу хмыкнула.

– А она что? – спросила она.

– Она со мной. – ответил я.

– Куда вам?

– Вниз. – кивнул я. – К Моритани. Она же на работе, да?

– Ну-у, да… – протянула Цунэмацу и помахала нам рукой. – Пойдёмте.

Через турникет мы прошли, провожаемые удивлённым взглядом дежурной. Я совершенно не сомневался, что о моём появлении уже знает не только Собственная Безопасность, но и другие. Например, мои коллеги. Или, например, Мэгурэ.

Мэгурэ. Меньше всего я сейчас хотел бы встречаться с ней. Если бы не очки – и «василиск», спящий в этих очках – я бы обошёл Цитадель, а вместе с ней и шефа, десятой дорогой.

Осталось надеяться, что ей не вздумается вдруг срочно вызвать меня на ковёр.

– Что нового? – спросил я у Цунэмацу. Та обернулась и пожала плечами:

– Ну, как что? – ответила она. – Гвардия приехала.

– Где? – спросила Минадзуки. Нонна, сощурившись, глянула на неё.

– В Порту, где же ещё. – сказала она. – Их же целый корабль… Летуны все на ушах стоят, – продолжила она, обращаясь ко мне. – А, ещё Эрхард и Тидзимацу никого не нашли. Забрали люфтмобиль со штрафплощадки и поехали возвращать владельцу.

– В Дэдзиму? – уточнил я.

– Угу. – кивнула Цунэмацу. – Не сказали кому, правда.

Я пожал плечами. Угнанный люфтмобиль сейчас волновал меня в последнюю очередь.

– Вы дальше дорогу найдёте? – спросила Цунэмацу, остановившись у входа на лестницу. – А то мне наверх надо…

– Опять кадры тебя эксплуатируют? – сочувственно спросил я. В бытность свою молодым принеси-подай лейтенантом мои отношения с отделом кадров складывались похожим образом.

– Да какие кадры! – махнула рукой Цунэмацу. – Мне в отдел надо, там уже заждались…

– А-а-а. – протянул я и нахмурился. – Слушай, Нонна, ты не могла бы, ну… помалкивать о том, что я здесь? Всё равно я ненадолго, да и лишнее внимание… – я двинул плечом, указывая на безжизненную левую руку, – сама понимаешь.

– Мы беспокоились, Штайнер. – серьёзно сказала Нонна, глядя на меня. – Когда узнали про то, что тебя ранили.

– Чушь, – фыркнул я. – Фридель и Орловская меня терпеть не могут…

– Где Жюстина? – неожиданно спросила Цунэмацу. – Она же искала тебя. Разве нет?

– Я не знаю, где она. – грустно сказал я. – Когда я пришёл в себя, её уже не было.

Цунэмацу печально вздохнула, понурив голову.

– Я скажу, что с тобой всё в порядке, хорошо? – тихо спросила она.

– Да. – попросил я. – Скажи.

Она кивнула.

– Удачи. – сказала она и взбежала вверх по лестнице. На площадке Цунэмацу остановилась, обернулась в последний раз – мне показалось, будто её глаза блестнули – и скрылась из виду.

– Идём. – сказал я, не оборачиваясь и непроизвольно переходя на «ты». – Нам вниз.

* * *

У дверей морга внизу всё ещё дежурили двое патрульных. По сравнению с нашей предыдущей встречей, сегодня они были облачены в бронежилеты, но это было ещё не самое странное: на плече у каждой из патрульных висел штурмовой карабин. Выглядели карабины так, будто последние лет пять пролежали в оружейной комнате, но к ним были примкнуты полностью снаряжённые магазины.

Я сглотнул и укоризненно глянул на шедшую рядом Минадзуки. Она всего лишь пожала плечами. Видимо, это была не её инициатива.

Патрульные проводили нас подозрительными взглядами, но не попытались остановить ни меня, ни Минадзуки. Этого было достаточно, но по спине у меня всё равно бегали мурашки.

Дверь с табличкой «ЛАБОРАТОРИЯ», находившаяся в дальнем конце подвала, оказалась запертой. Я постучал. Когда ответа не было, я постучал ногой.

Патрульные у дверей морга и бровью не повели.

Зашуршали замки, затем раздалось жужжание доводчика, и дверь распахнулась, представив нам Моритани. В руках криминалист держала давнешнюю чашку с целующимися школьницами. Увидев перед собой Минадзуки, она недоумённо заморгала и обернулась – чтобы увидеть меня.

– Штайнер. – ровным голосом сказала Моритани. – Чего ты тут делаешь?

– Тебя ищу. – ответил я. – Можно, мы зайдём?

– А кто это? – прищурилась Моритани.

– Валерия Минадзуки, к вашим услугам. – вежливо представилась Минадзуки и коротко поклонилась. Моритани неуверенно дёрнула головой.

– Она со мной. – добавил я. – Так ты впустишь нас или как?

Моритани вздохнула.

– Заходите. – пригласила она и отступила в сторону, чтобы закрыть за нами двери. – Кофе?

– Позже. – сказал я, входя в лабораторию. – От кого ты запираешься?

– От греха подальше. – отрезала Моритани. – Вы с Жюстиной как вчера ушли, сразу притащилась шеф, мрачнее тучи. Сказала, что случилось ЧП, все на ушах стоят, на совещании были городовые, что звонили из городской администрации и прокуратуры… Это то, что я думаю, да, Штайнер?

– А что ты думаешь? – хмуро спросил я.

– Что твою Сэкигахару пришили ровнехонько перед приездом премьер-министра. – ответила Моритани. – И что у тебя не получилось изловить убийцу, и тебя сняли с дела. А потом мне вечером звонит Жюстина и говорит, что в тебя стреляли. Что ты в больнице. – Моритани сдвинула брови, укоризненно глядя на меня. – Что ты наделал, а, Штайнер?

– Свою работу. – бросил я.

Моритани отвернулась и прошла вглубь лаборатории, к своему столу.

– Хорошо же ты её сделал, – пробурчала она, – нечего сказать…

– Саяна, – сказал я; Моритани застыла на полушаге. – Мне нужна твоя помощь.

Пауза. Минадзуки удивленно посмотрела на меня.

– Зачем? – не оборачиваясь, спросила Моритани. Её голос звучал глухо.

– Я продолжаю расследование. – ответил я.

Моритани развернулась и ударила меня по лицу.

Я отшатнулся назад, чуть не потеряв равновесие. Минадзуки подхватила меня за плечи.

– Расследование?! – выкрикнула Моритани. Её глаза горели. – Какое расследование, Штайнер?! Ты в своём уме, а?! Тебя сняли с дела, тебя чуть не убили, а ты имеешь наглость, – она шагнула вперед, – придти сюда и говорить, что собираешься продолжать расследование?! – она замахнулась, ударив меня второй раз. Пощёчина вышла настолько сильной, что моя голова дёрнулась в сторону. – Ты хоть понимаешь, как мы все беспокоились?! как беспокоилась я?! как беспокоилась Жюстина?! Понимаешь?! Нет?! Так я тебе мозги вправлю!! – она замахнулась вновь, и я сжался внутри, ожидая ещё одной пощёчины… но удара не последовало.

Минадзуки крепко сжимала её запястье.

– Достаточно, госпожа Моритани. – сказала она ледяным голосом.

Моритани тяжело задышала, переводя взгляд с Минадзуки на меня; её грудь так и ходила ходуном под тонким гольфом. Я покосился на Минадзуки: лицо сотрудницы ГСБ, ещё недавно бывшее удивлённым и дружелюбным, теперь напоминало непроницаемую маску.

– Тебя чуть не убили. – прошептала Моритани.

– Я знаю. – сказал я таким же тихим голосом. – И поэтому я прошу твоей помощи.

– Штайнер…

– Я должен его поймать, Саяна. Иначе будет слишком поздно.

Плечи Моритани дрогнули.

– Что тебе надо? – не глядя на меня, спросила она. Чёрные волосы, упавшие вниз, скрывали её глаза.

– Очки гайдзина. – ответил я. – Которые мы принесли позавчера. Они ещё у тебя?

– Ну да. – Моритани отстранённо кивнула. – Зачем они тебе нужны? Они же сломанные.

– От этого они не перестают быть уликой. – сказал я. – Ты же знаешь. Принеси их, пожалуйста.

Моритани вздохнула.

– Хорошо. – медленно кивнула она. – Отпустите меня.

Минадзуки разжала пальцы. На её лице не дрогнул ни один мускул. Моритани потёрла запястье – я разглядел следы от пальцев на коже – и прошла ко двери в хранилище: соседнюю залу, доверху заполненную ящиками с вещдоками. Я был там ровно один раз и впредь зарёкся даже заходить туда: найти что-либо без каталога там было невозможно. Даже для посвящённых.

У двери Моритани остановилась, взявшись за ручку, и обернулась ко мне:

– Ты правда оттаскал Сказочницу за воротник? – спросила она.

Я кивнул.

– Ты даёшь. – восхищённо пробормотала Моритани и исчезла за дверью. Доводчик с жужжанием захлопнул её.

Минадзуки посмотрела ей вслед.

– Ей можно доверять? – спросила она, по-прежнему разглядывая табличку «ХРАНИЛИЩЕ» на двери.

– Кому, Моритани? – переспросил я. – Можно. Она мой друг.

– Ваши друзья все настолько склонны к рукоприкладству? – прищурилась Минадзуки.

– Они просто беспокоятся обо мне, только и всего. – пожал плечами я. Жест вышел нелепым; левое плечо, с повисшей мёртвым грузом рукой, слушалось меня весьма условно.

Дело было не в беспокойстве, и я это знал. Все они – Фудзисаки, Локи, Моритани, даже Цунэмацу, безусловно младшая Цунэмацу! – больше всего хотели меня защитить, во что бы то не стало. Даже Селезнёва, отрядившая мне в помощь верного Кюршнера.

За мою карьеру я неоднократно рисковал здоровьем: если не считать того случая с пожарной лестницей в Гюйгенсе, когда я переломал себе половину рёбер, я ещё раз десять падал с различной высоты и ломал себе руки и ноги. На меня четыре раза бросались с ножом, дважды – с тесаком и один раз – с раскалённой сковородкой, последним доводом обозлённого хозяина. В Шамп-Марезе одна дворовая хулиганка, чем спасаться бегством, предпочла вытащить самодельный пистолет – и на три года отправилась плавать в банке за посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов. На моё счастье, стрелять она не умела, а пистолет оказался пятимиллиметровой палкой-плевалкой.

Каждый раз я отряхивался и вставал, попадал в госпиталь, где врачи неодобрительно качали головами, ухитрялся чудом отпрыгнуть от ножа и перехватить руку со сковородой за полсекунды до удара. С пистолетом мне несказанно повезло, но я всё же остался жив. Драться же я умел – приличные мальчики не дерутся, но в Академии МВД меня научили – а иногда (например, вчера) даже любил. Мне льстила забота подруг о моём здоровье… но подчас она была только обузой.

Даже сейчас.

Дверь хранилища открылась, и оттуда появилась Моритани. В руках она держала ящик «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА» под номером 522. Я поспешно расчистил ей место на столе, отодвинув в сторону протоколы и кружки, и Моритани водрузила ящик на стол.

– Прошу. – возвестила она, отпирая крышку ящика. Мы с Минадзуки, не сговариваясь, заглянули вовнутрь, столкнувшись макушками. Очки, запакованные в полиэтиленовый пакет, лежали на дне ящика, глядя на нас разбитыми стёклышками.

Я запустил руку в ящик, пальцем вскрыл горловину пакета, и вытащил очки наружу. Моё лицо отразилось в оранжевом осколке. Отражение было крошечным, но я ужаснулся тому, как выглядели мои глаза – осунувшиеся, запавшие, с тёмными кругами.

– Спасибо. – сказал я, протягивая очки Минадзуки. – Это они.

Минадзуки кивнула, вертя очки в руках. Я следил за её пальцами, блуждавшими по треснувшей дужке. Она нащупала кнопку на ободке и надавила на неё. Осколки стекла очков вдруг вспыхнули красным. В виске вдруг заныло.

– Любопытно. – только и сказала она, отпустив кнопку. – Вам всё ещё нужна демонстрация, господин Штайнер?

– Да. – кивнул я. – Я хочу увидеть это собственными глазами.

Минадзуки вновь кивнула и отложила очки гайдзина на край стола. Её рука нырнула в карман плаща: оттуда она достала лакированный футляр, в котором лежали баллистические очки – тёмный визор, плотно прилегающий к лицу, с ободком серого цвета. Она раскрыла их и протянула мне.

– Оденьте. – попросила она, и я подчинился, надвинув визор очков на самые глаза – плотно, чтобы не оставлять зазоров, как меня учили на тактических курсах. Прикоснулся пальцем к кнопке включения. Визор очков зажёгся; по краям побежали какие-то надписи, пока система загружалась.

Минадзуки и Моритани очертились оранжевыми контурами. За ними такие же контуры, только жёлтые, возникли вокруг предметов на столе: кружки, ящика от вещдоков, разбросанных бумаг, очков гайдзина. На краю визора зависла иконка: очки обнаружили мой пистолет и недоумевали, что с ним делать. Я жестом пальцев согнал иконку с визора.

Моритани удивлённо наблюдала за нами.

В футляре Минадзуки лежал тонкий свёрнутый кабель: теперь она вытащила и распутала его. Один конец она присоединила к разъёму на моих очках, коснувшись пальцами моей щеки. Я вздрогнул, но Минадзуки уже убрала руку; вместо этого она взяла очки гайдзина со стола, перевернула их в руках и воткнула свободный штекер кабеля в разъём. Затем она обернулась ко мне.

– Автоцензор должен был автоматически загрузиться. – сказала она, словно успокаивая меня. – Вам лучше сесть, господин Штайнер.

– Действительно, – не стал спорить я, опускаясь на стул и устраиваясь поудобнее. Это было нелегко: я чувствовал себя, как на приёме у стоматолога.

– Штайнер, – испуганно спросила Моритани, – что это вы делаете?

– Проводим следственный эксперимент. – ответил я и поднял большой палец. – Не беспокойся.

– Как скажешь. – хмыкнула Моритани, скрестив руки под грудью. Я нервно усмехнулся.

Следственный эксперимент, надо же.

– Готовы? – спросила Минадзуки. Её палец лежал на кнопке включения очков, зажатых у неё в кулаке. Я глубоко вдохнул.

– Да. – сказал я.

Минадзуки кивнула и нажала на кнопку. Мгновение – я отчётливо услышал, как бьётся моё сердце – ничего не происходило.

А затем перед моими глазами развернулся цветок.

Это был алый цветок, распахивающийся бутон, чьи лепестки расширялись и расширялись, заполоняя всё моё зрение, весь мой мир; они кружились вокруг меня, обволакивая меня со всех сторон, завораживая и пугая, и ни на секунду не прекращая своего движения; каждый лепесток испещряли узоры, призывно движущиеся и пульсирующие самыми различными цветами, от ослепительно-белого до ярко-лилового, и через их мерцание я увидел – почувствовал – как у цветка, закручивавшегося спиралью, вдруг появились чёрные иглы; они вытягивались, закручивались, изгибались вслед за вращавшейся и пульсирующей спиралью цветка; сердце цветка вдруг вспыхнуло голубым, ярко-голубым светом, расширяясь и раздаваясь в стороны, а иглы вытянулись, замедлив свой ход, став похожими на ресницы; и на меня воззирился огромный, размером с целую вселенную, глаз.

И он моргнул.

Я рухнул на пол, срывая с себя визор и рукою хватаясь за голову, которую терзала невыносимая, адская боль. Вселенная неожиданно вернулась ко мне, каскадом ударяя по глазам, и меня вырвало прямо на пол.

– Твою мать!.. – зарычала Моритани, и я, отплёвываясь, услышал резкие шаги. – Это что, чёрт возьми, такое?!

– Это «василиск», – сообщила Минадзуки голосом, в котором слышны были обеспокоенные нотки. – Программа, воздействующая на мозг человека. Полагаю, господин Штайнер только что испытал её на себе.

– Как воздействующая?! – заорала Моритани. Послышался грохот и протестующий возглас Минадзуки, а затем – звук удара. – Что с ним?! Что с ним, я тебя спрашиваю?!!

Я перевернулся на спину. Всё тело болело. Падая, я ушиб колено.

Моритани держала Минадзуки за отвороты плаща. Та и не пыталась вырваться. На белой щеке Минадзуки расплывался красный след от пощёчины.

– Моритани, – пробормотал я ослабевшим голосом. В горле застыл мерзкий привкус блевотины. – Отпусти её. Это всё моя идея.

– Твоя идея?! – Моритани отпустила Минадзуки только затем, чтобы развернуться и рывком поставить на ноги меня. – Штайнер, какого хрена ты, твою мать, творишь, а??!! Тебе чуть руку не оторвало, тебя чуть не застрелили нахрен, тебе мало?! МАЛО??!! Так я добавлю!!!

– МОРИТАНИ! – рыкнул я, и она замолчала, тяжело дыша. – Отпусти меня. И дай воды. Пожалуйста.

Её пальцы разжались, и я опустился – рухнул – обратно на стул. Из Моритани будто выпустили воздух; опустив руки, она понуро пошла к рукомойке.

– Ты в порядке? – тихо спросила Минадзуки. Я, моргнув, поднял глаза на неё; ни с того, ни с сего она забыла о почтительном обращении.

– Да. – прошептал я. – Я в порядке.

Убийца Вишневецкой и Сэкигахары – и Котеры, напомнил себе я – расхаживал по Титану-Орбитальному с… этим. Перед глазами снова встал красный цветок, распахивающийся вокруг меня, и я зажал рот рукой. Рвота подступила к горлу.