Текст книги "Страна василисков (СИ)"

Автор книги: Люси Сорью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Еремеев, как мы и условились, ждал меня у лифтов. Лифтовый холл Порта, в отличие от Администрации, перегораживал ряд рамок, большая часть которых была наглухо закрыта. У оставшихся двух столпились космонавты в разномастных комбинезонах – то ли пытавшиеся пройти внутрь, то ли выйти наружу. Где-то позади выглядывали чёрные полицейские береты.

Я непроизвольно поморщился. Почти никто из этих космонавтов не был похож на сатурниан, даже отдалённо.

– Видал? – спросил меня Еремеев вместо приветствия. Я кивнул и пожал ему руку.

– Да уж, весело тут у вас. – сказал я с плохо скрытым сарказмом. Еремеев скривился.

– Хвала богам, что я не из тех неудачников. – кивнул он на полицейских за толпой. Я фыркнул: для постовой службы у нас с Еремеевым было слишком много азалий на погонах. – Пошли.

С Жаном-Мари Еремеевым мы знакомы с самой академии МВД, где мы с первого года сидели за одной партой, списывали одни и те же конспекты и в разное время встречались с одними и теми же девушками (один раз даже одновременно); одним словом, это было началом прекрасной дружбы. Дружба никуда не делась даже тогда, когда Еремеев пошёл доучиваться на транспортного полицейского (а это целый год малополезных предметов навроде космической навигации, миграционного права и таможенной юриспруденции), а я начал разносить кофе и эклеры на этаже уголовного розыска. В полноценные инспекторы мы выбились почти одновременно.

Работа у Еремеева, в целом, куда размереннее, чем у меня. Иногда, конечно, ему приходится срываться, натянув скафандр, на таможенные досмотры и прочие весьма отдалённые от Титана-Орбитального вещи, но это сказывается близость космоса.

Еремеев провёл меня через дверь под волюметрической вывеской «ПОЛИЦИЯ», избавив нас обоих от необходимости ходить через одну рамку с гайдзинами. По дороге я ввёл его в курс дела. Немногие мои коллеги одобрили бы это, но их одобрение волновало меня меньше всего.

– Что-то действительно какая-то несвязица. – изрёк Еремеев, выслушав мой рассказ. – Ну ладно, раз так, придётся помочь тебе её распутать. Что бы ты без меня делал?

– То же самое, что и с тобой. – буркнул я. – Но из тебя получается слишком хороший штурмовой таран, чтобы просто пройти мимо.

– Ага. – хмыкнул он. – Так какие корабли тебе нужны?

Я извлёк из рукава Линзу. Еремеев нахмурился. В транспортной полиции нету своего эквивалента уголовного розыска per se – у них несколько другой профиль, и форму они носят постоянно. Линза Еремеева украшает левую сторону его груди, поблёскивая всеми цветами радуги и, если честно, мне и моей нарукавной Линзе он немного завидует.

– Вот эти. – я вызвал нужный документ и продемонстрировал его Еремееву. – «Синевир», «Лепанто Экспресс» и «Гваэчжу Грин», вот эти трое. Знаешь таких?

– Не-а. Я вчера днём дежурил. – я метнул в его сторону уничтожающий взгляд. – А что я такого сказал?

– В том-то и дело, что ничего… – пробурчал я; бессонная ночь всё ещё не давала мне покоя. – Ну ладно, веди, о местный провожатый. Куда идти-то знаешь?

– Обижаешь. – Еремеев постучал по своей Линзе; та на секунду блестнула, и перед нами возникла путевая точка. – С какого корабля начнём?

Я призадумался.

– С самого позднего. – объявил я. – С «Синевира».

* * *

MV «Синевир», прыжковый грузовик класса F, был огромным полукилометровым монстром, похожим на ископаемого кита. К сожалению, иллюминатор стыковочной галереи был слишком мал, чтобы я мог оценить это зрелище полностью, и мне пришлось довольствоваться выглядывающим в иллюминатор куском обшивки и своим воображением. На золотистом корпусе грузовика белели огромные буквы СИНЕВІР и чуть ниже, более приличных размеров – бортовой номер. Ещё ниже красовался шильдик верфи.

Транспортная капсула, доставившая нас к терминалу, исчезла внутри своего туннеля: Порт был слишком велик, чтобы его можно было обойти пешком. Причальная галерея терминала уходила вдаль – горящие табло занятых стыковочных узлов, разделённые широкими иллюминаторами. За низким потолком шумел конвеер.

О людях проектировщики Порта думали в последнюю очередь.

У стыковочного коридора «Синевира» скучали двое космонавтов в оранжевых комбинезонах. Заметив нас с Еремеевым (подозреваю, нас выдала его блистающая Линза), они тут же притихли, следя за нами. Cудя по росту и внешности, на каллистян они были не похожи. Набирать в команду жителей внесолнечных колоний и сибирских миров было обычной практикой.

– Инспектор Еремеев, Транспортная полиция. – представился Еремеев; его Линза тут же продемонстировала удостоверение. – Ваша командир на борту? – говорил Еремеев по-французски, но на лицах гайдзинов всё равно проскользнуло недоумение. Я искренне не мог понять, отчего.

– У вас есть какое-то дело к командиру? – спросил, наконец, один из космонавтов, сощурив зелёные глаза. Его товарищ облокотился на переборку, скрестив руки на груди.

– Хотим задать ей пару вопросов. – ответил Еремеев. – Это важно.

Космонавт медленно кивнул, глядя на Еремеева, и потянулся за гарнитурой на воротнике комбинезона.

– Дежурный. Командир, вас хочет видеть полиция. Нет, они здесь, у шлюза. – он замолчал, прислушиваясь, и ответил: – Есть, командир. Господа, – космонавт обернулся к нам, – следуйте, пожалуйста, за мной.

Командир «Синевира», каллистянка по фамилии Федорчук, приняла нас в кают-компании грузовика. Путь туда занял немного времени – не считая всех люков, через которые нам пришлось пройти. Сама кают-компания отличалась от других отсеков только столами, баром в углу и закрытыми техническими панелями на стенах. Очевидно, и здесь о комфорте экипажа думали в последнюю очередь.

Командир «Синевира» восседала в одном из кресел кают-компании. Стоило нам переступить через комингс, как она поднялась на ноги:

– Господа полицейские! – поприветствовала она. – Чем обязана вашему визиту?

– Инспектор Штайнер, Национальная полиция. – представился я; её бровь удивлённо приподнялась, и я продолжил: – Я расследую убийство в Портовой Администрации, и хотел бы задать вам пару вопросов. Ваш корабль прибыл вчера, я полагаю?

– Так вы по этому делу… – проговорила Федорчук и грациозно кивнула. Я учтиво склонил голову в ответ – совсем чуть-чуть, чтобы расставить приоритеты в разговоре. Командир вопросительно обернулась к Еремееву.

– Инспектор Еремеев, Транспортная полиция. – ответил тот. – Я здесь по просьбе инспектора Штайнера.

– Я понимаю. – вновь кивнула Федорчук и обратилась к сопровождавшему нас космонавту: – Оставь нас.

– Есть, командир. – отрапортовал космонавт и исчез. Зажужжал доводчик люка, а затем раздались частые шаги. В корабле, окружённом вакуумом, звуки разносятся гораздо лучше, чем в атмосфере.

Федорчук вновь обернулась к нам. Если что-то и бросалось в глаза при виде каллистянки, то это был её рост: Каллисто, как и другие спутники планет-гигантов, не мог похвастаться высокой гравитацией. Командир «Синевира» была очень высокой – под два метра росту, никак не меньше – и очень стройной, почти худощавой. К счастью, высокое (для неё) притяжение не причиняло ей дискомфорта. И, я был готов поспорить, отлично сказывалось на физической форме.

– Присаживайтесь, пожалуйста, господа. – пригласила она, хозяйским жестом указывая на свободные кресла позади нас. Мы уселись, и после этого Федорчук сама опустилась в своё кресло, скрестив длинные ноги. Даже не так: очень длинные ноги. Будь здесь Фудзисаки, она пошла бы лиловыми пятнами от зависти.

– Благодарю вас, госпожа Федорчук, – ответил я. Линза выпала из левого рукава в подставленную ладонь. – Вы не против, если я буду записывать нашу беседу?

Федорчук весело хмыкнула.

– А у меня есть выбор? – с улыбкой спросила она. Я пожал плечами и включил запись.

– Госпожа Федорчук, – начал я, – ваш корабль прибыл в порт Титана-Орбитального вчера, в 23:00 по местному времени. Это верно?

– Разумеется. – кивнула Федорчук. – 23:10, если быть точным. – разговор шёл на русском, и я сразу заметил, какой род использовала тут собеседница.

– Спасибо. Вы раньше бывали в Титане-Орбитальном?

– Корабли нашей компании совершают регулярные рейсы с заходом на Сатурн, поэтому да, разумеется.

– Как давно вы командуете «Синевиром»?

– Два года. – чуть подумав, ответила Федорчук. – Но до этого я командовала другими кораблями, которые также заходили сюда.

– Когда вы были в Титане-Орбитальном в последний раз?

– Семь месяцев назад. – ответила она. – Это имеет отношение к делу?

– Может иметь. – сказал я; и правда, это было вполне возможно. – Вернемся ко вчерашним событиям. – Федорчук с готовностью кивнула. – Вы заметили какие-то странности в поведении диспетчера во время захода на стыковку?

– Нет, ничего неестественного. – она замешкалась, глядя поверх моего плеча. Похоже, она только что подключалась к базе данных своего корабля. – Мы сравняли скорости, получили необходимые указания, выполнили манёвр и начали заходить на стыковку, и всё это время нас вёл диспетчер. Я не заметила ничего необычного в её поведении.

Ну вот, опять. В системе Юпитера все говорят по-русски, причём каллистяне – лучше всех: украинский гораздо ближе к русскому, чем, скажем, французский (lingua franca половины космоса). И всё же манера речи Федорчук упорно раздражала меня – и её произношение здесь было не при чём. Проблема была в употреблении женского и мужского рода.

В Сатурнианской Гегемонии одновременно употребляются сразу три языка – французский, русский и японский, причём по-японски не говорят нигде, кроме Гегемонии. Перейти исключительно на русский мне не составляло труда. Но разговариваем мы совершенно иначе.

– Вы уверены в этом? – уточнил я. – Никаких пауз дольше положенного, никаких запинок, ничего?

– Была небольшая пауза, – ответила Федорчук, – как раз когда мы запрашивали, к какому из стыковочных узлов нам приближаться. Диспетчер помедлила секунду и после этого сказала, чтобы мы приближались к третьему узлу. Я не придала этому особого внимания: возможно, она просто задумалась. Как её звали, господин инспектор?

– Вишневецкая. – я посчитал, что одной фамилии будет достаточно. – А зачем вам?

– Простой интерес. Это довольно необычная фамилия для сатурнианки, не находите?

– Не нахожу. – моя фамилия тоже не самая обычная для большинства жителей Гегемонии, но это не значило ровным счётом ничего – кроме того, что я с Титана-Орбитального. – Госпожа Федорчук, присутствовали ли какие-то другие корабли в пространстве Порта, пока вы заходили на стыковку?

– В свободном полёте? – уточнила Федорчук. Я кивнул. – Нет, не было. На других орбитах были корабли, приближающиеся к Титану… но вы ведь не об этом хотели знать, господин инспектор?

– Не об этом. – кивнул я; на других орбитах полным-полно кораблей, что в таком густонаселенном округе, как Титан, и неудивительно. – Вы видели корабли, пристыкованные к этому терминалу, во время вашего манёвра?

– Видела. Два узла из четырёх уже были заняты… Знаете, господин инспектор, это было довольно необычно, если так подумать. – добавила Федорчук. Я внимательно посмотрел на неё; лицо каллистянки приобрело тот же вид, как когда она подключалась к памяти «Синевира». – Да, точно: когда мы приближались, я заметила, что не заняты два узла на терминале: самый дальний и самый крайний. Никакой разницы нет, но я была уверена, что нам дадут крайний узел. Но диспетчер проинструктировала нас заходить на стыковку с самым дальним узлом, ближайшим к терминалу. Тогда мне показалось это странным, но я не придала этому значения.

Я глянул на Еремеева. Тот покачал головой и характерным жестом постучал по рукаву двумя пальцами.

– Стыковочные узлы нумеруются от терминала, – возникло у меня перед глазами сообщение Еремеева. – Первый-второй-третий-четвёртый. Это – первый.

Я кивнул.

– Вы точно уверены, что было пристыковано только два корабля? – вслух уточнил я.

– Прыжковые грузовики довольно крупные. – усмехнулась Федорчук. – Мы точно видели, что их было двое. А что вы имеете ввиду, господин инспектор?

– Что четвёртый узел был занят кораблём меньших размеров. – не моргнув глазом, ответил я. Федорчук покачала головой:

– Диспетчер сообщила нам, что свободны два узла из четырёх. – сказала она. – Это было перед тем, как мы получили инструкции стыковаться к первому узлу. Но куда именно направлять прибывающий корабль – дело диспетчера, а не моё. Я не придала этому значения.

– Я понял вас. – кивнул я. – Как долго вы остаётесь в порту?

– Ещё три-четыре дня. – ответила Федорчук. – Зависит от того, как быстро будет идти погрузка и разгрузка: мы должны взять на борт новый груз… Обычно мы устраиваем увольнение для команды, но так как доступ в Порт ограничен… – она пожала плечами.

– Мы работаем над этим. – заверил её я и поднялся с кресла; Еремеев поднялся следом за мной. – Большое спасибо, что согласились уделить нам своё время.

Я вежливо поклонился. Еремеев сделал то же самое. Федорчук удивлённо заулыбалась, прикрыв губы ладонью (совершенно сатурнианский жест, между прочим) – видно было, что для неё это немного внове.

– Я рада, что смогла быть вам полезной. – проговорила она, и её глаза загорелись: – Послушайте, господин инспектор, вы не хотели бы задержаться? Сейчас ещё рановато, но, я думаю, мы смогли бы накормить вас обедом на прощание.

– Благодарю, – я развёл руками, незаметным движением убирая Линзу обратно в рукав, – но я на службе.

* * *

– Слушай, Штайнер, – начал Еремеев, стоило нам отойти на приличное расстояние от «Синевира», – а тебе, часом, не приходило в голову просто взять записи с камер Порта?

– Наружных, что ли? – уточнил я; Еремеев утвердительно кивнул. – Приходило. Но это не в моей компетенции.

– Это как?

– Это так: изъятие больших объёмов данных находится в компетенции отдела по борьбе с киберпреступностью. – отчеканил я и добавил: – Ну, или мне нужен ордер. Ордера у меня нет, да и тогда оно проблематично.

– И поэтому ты таскаешься по кораблям? – закатил глаза Еремеев.

– Человеческий фактор. – многозначительно сказал я. – Заметь, мы уже знаем, что за час до убийства Вишневецкой четвёртый узел был пуст…

– И что это нам даёт?

– А вот это, – ответил я, – нам с тобой и предстоит узнать.

«Лепанто Экспресс», судя по виду из иллюминатора, был не менее внушительным кораблём. Видимо, у полукилометровых прыжковых грузовиков это общее. Пока Еремеев разговаривал с дежурными космонавтами, женщиной и мужчиной примерно одного с нами роста, но с характерной внешностью людей, выросших при другой гравитации и под другим солнцем, я разглядывал корабль, повисший у терминала. Исполинские стыковочные захваты удерживали его – огромную сигарообразную громаду, в свете прожекторов отливавшую зелёным, как будто «Лепанто Экспресс» покрывала благородная патина.

– Штайнер! – окликнул меня Еремеев, и я обернулся. – Пошли.

Командир «Лепанто Экспресса» поспешил к нам навстречу. Я одобрительно хмыкнул себе под нос. От каллистянки Федорчук я не ожидал бы такого поведения, но космонавт откуда-то с Лепанто (в тридцати годах от Солнечной) – совсем другое дело.

– Инспектор Еремеев! – воскликнул он. Под густым слоем лепантийского акцента слышалось беспокойство, смешанное с тревогой. – Что привело вас сюда? С моим грузом что-то не в порядке?

– Насколько мне известно, нет, господин Гучетич. – повелительно ответил Еремеев и отступил на шаг, кивнув на меня. – Это инспектор Штайнер, мой коллега из Национальной полиции, и он здесь, чтобы задать вам пару вопросов.

– Господин Гучетич. – слегка наклонил голову я. Интересно, что у него за фамилия? На каллистянскую, или даже какую-то из наших, она была непохожа. – Очень приятно.

– Взаимно, уверяю вас, взаимно. – торопливо заговорил лепантиец. – Позвольте провести вас в более подходящее место… надеюсь, кают-компания вас устроит, господин инспектор?

– Вполне. – на этот раз я не стал удостаивать его кивком. Гучетич выказывал нам должное почтение, но я-то был совершенно не обязан.

Путешествие до кают-компании оказалось не в пример короче, чем на «Синевире». Переступив комингс, я на секунду обомлел: никаких технических панелей и привинченной к полу мебели не было и в помине. Переборки скрывала деревянная отделка, кресла были выложены атласными подушками и стояли на ножках в виде львиных лап, а пол застилали такие ковры, что мне захотелось разуться.

– Присаживайтесь, прошу вас, господин инспектор Штайнер, – пригласил Гучетич. Сам он садиться первым отказывался. – Располагайтесь поудобнее, пожалуйста! Господин инспектор Еремеев…

– Чего ты не сказал, что раньше с ним общался? – молча спросил я.

– Ты и не спрашивал, – написал в ответ Еремеев. Я покачал головой и сел в ближайшее кресло.

Только после того, как мы уселись, командир «Лепанто Экспресса» опустился в другое кресло сам. Видно было, что Гучетич нервничает. Дурацкие тонкие усы на тёмном лице космонавта топорщились. Лишних волос у сатурниан нету, и усы Гучетича меня откровенно раздражали.

– Господин Гучетич, – начал я, включая Линзу на запись.

– Милорад Гучетич, к вашим услугам, господин инспектор.

– Спасибо. – холодно ответил я. – Господин Гучетич, ваш корабль произвёл стыковку вчера, в 21:49 по местному времени. Это верно?

– Верно, разумеется. – кивнул Гучетич. – Это важно?

– Да, господин Гучетич, это важно. Вы заметили какие-то странности в поведении диспетчера при заходе на стыковку?

– Дайте подумать… – Гучетич нервно побарабанил пальцами по колену. – Нет, господин инспектор, никаких странностей.

– Вы не заметили, сколько стыковочных узлов было занято на терминале во время захода на стыковку?

– Нет, но… – Гучетич снова побарабанил пальцами, скосив глаза в сторону, – не могу ручаться, господин инспектор, но занят был только один. Во всяком случае, других грузовиков у терминала мы не видели.

– А не грузовиков? – спросил я. – Менее крупных кораблей?

– Разрешение сенсоров. – развёл руками Гучетич. – Если они и были, то различить их на фоне терминала было невозможно.

– Я понял. – кивнул я. Один грузовик… значит, только «Гваэчжу Грин», а это следующий. Его командира нужно будет расспросить поподробнее. – Господин Гучетич, диспетчер давала вам конкретные указания, к какому узлу заходить на стыковку?

– Ну разумеется! – ответил Гучетич. – Она приказала нам приближаться сюда, ко второму узлу. Если честно, я бы предпочёл самый крайний, четвёртый, но не стану же я пререкаться с диспетчером!

– Диспетчер делала какие-то паузы или задержки, когда указывала вам стыковочный узел?

– Нет… нет, точно. Никаких пауз, господин инспектор.

– Понятно. – ответил я. – Вы раньше были в Титане-Орбитальном?

– Был. Два года назад, для наших кораблей это нечастый маршрут. – быстро ответил Гучетич. Ничего удивительного: Лепанто находится за добрых десять прыжков от Солнечной, да ещё и к галактическому западу. – Это важно?

– Да, господин Гучетич, это важно. – снова повторил я. – Как долго вы остаётесь в порту?

– Обычно это было бы четверо суток, – начал Гучетич, – но половина моей команды застряла в Дэдзиме, а другая половина – злые как черти из-за пропускного режима. Я уже думал, что что-то не так с моим грузом…

– Что у вас за груз?

– Машиностроительные полуфабрикаты. Хорошо хоть конвееры работают… но моя команда этому вовсе не рада, да и я тоже. Скажите, господин инспектор, нас могут задержать?

– Это не в моей компетенции, – ответил я, – но, возможно, нам может понадобиться ваше сотрудничество.

– Разумеется, разумеется. – Гучетич прямо-таки рассыпался в заверениях. – Буду рад услужить вам, инспектор!

– Вы уже оказали незаменимую помощь следствию, господин Гучетич, – сказал я, – но всё равно спасибо.

Предлагать нам угощение Гучетич не стал. Видимо, он был научен горьким опытом.

* * *

– Ты видел его груз? – спросил я у Еремеева, когда мы вышли наружу. Вести такие разговоры внутри «Лепанто Экспресса» я не собирался: в космическом корабле переборки в прямом смысле имеют уши.

– Ну да. – ответил Еремеев. – Он не врёт, там действительно полуфабрикаты. А что, ты у меня работу отбирать собрался, Штайнер?

– Держи карман шире. – ответил я. – Нужна мне твоя работа.

Еремеев гневно засопел.

«Гваэчжу Грин» был нашей последней остановкой. У стыковочного узла никто не дежурил, и Еремееву пришлось несколько раз нажать кнопку интеркома.

– Спят они там, что ли? – недовольно пробурчал он, когда и в третий раз не было ответа.

– А зайти внутрь? – предположил я, одним глазом глядя в иллюминатор. Снаружи простирался серый борт грузовика. – Твоя Линза же вскроет их шлюз, да?

– Ага, вскроет. А потом сюда сбежится весь Порт. – кисло ответил Еремеев. – Оно тебе надо?

– Ну как сказать… – определенно, за такой переполох Мэгурэ меня по головке не погладит, да и начальство Еремеева едва ли отнесется с пониманием. Я оставил конец фразы висеть в воздухе.

Воздух тут был очень спёртый.

– Дежурный, говорите. – ожил интерком характерным выговором селенитского французского. Еремеев просиял:

– Инспектор Еремеев, Транспортная полиция; инспектор Штайнер, Национальная полиция, нам нужно переговорить с вашей командиром. – сказал он.

– Вас понял. Подождите. – ответил интерком. Мы с Еремеевым одновременно посмотрели друг на друга и пожали плечами: да уж, конечно, от селенитов вежливости тем более не дождёшься. – Проходите, господа полицейские. Вас встретят.

– Прошу. – Еремеев жестом указал на коридор. Я покачал головой и вошёл первым.

В шлюзе нас встретила космонавт, совершенно непохожая на селенитку – абсолютно непохожая: вторая половина Лунно-Лагранжийского Альянса живёт в орбиталищах, мало чем отличающихся от Титана-Орбитального (кроме, разве что, плотности населения). Она провела нас внутрь корабля – но, как оказалось, не в кают-компанию, а сразу в каюту командира.

По дороге нам встречались и другие космонавты – и лагранжийцы, и селениты, худые и высокие из-за низкой гравитации, и колонисты – рядовые космонавты из внесолнечных миров. Так как наш путь следовал через жилые отсеки, нас провожали недовольные взгляды: нашему вторжению никто не был рад.

Мне было не привыкать к таким взглядам, а уж Еремееву, имеющему дело с гайдзинами восемь, а то и двенадцать, часов в сутки – и подавно. Но в кои-то веки ощущать чужаком себя было неприятно.

Командира «Гваэчжу Грин» звали Армистед – по крайней мере, так говорила надпись на груди её комбинезона. Она сидела за столом, занимавшим большую половину каюты, погрузившись в окружающие её волюметрические экраны – точь-в-точь, подумал я, как убитую Вишневецкую. Но экраны рассеялись, один за другим, и Армистед перевела взгляд на нас.

– Господа полицейские. – вежливо проговорила она на безукоризненно нейтральном французском. Ни следа акцента. – Чем я обязана вашему визиту?

Командир была селениткой. Это совершенно неудивительно: селенитов в ЛЛА элементарно больше, чем всех лагранжистов вместе взятых. Она подалась вперед в кресле, сложив длинные руки на столе. Чёрные глаза смотрели на нас с вызовом. Луна-Лагранж – великая держава, пусть и растерявшая за годы немалую долю своего величия, и это находит своё отражение.

– Инспектор Штайнер, Национальная полиция. – представился я. Брови Армистед чуть приподнялись, прежде чем её лицо снова приобрело беспристрастное выражение. – Я провожу расследование, и хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Вопросов. – повторила Армистед и перевела взгляд на Еремеева. – А вы, господин..?

– Инспектор Еремеев, Транспортная полиция. Я сопровождаю инспектора Штайнера.

– О. – только и сказала селенитка. Я даже не стал её винить: сатурнианский мужчина-полицейский – это уже достаточно необычно, а два сатурнианских мужчины-полицейских – необычно вдвойне. – Что ж, задавайте свои вопросы, инспектор Штайнер.

– Спасибо. – ответил я и встряхнул левой рукой. Линза послушно выпала в подставленную ладонь.

– Госпожа Армистед, – начал я, – ваш корабль прибыл на Титан-Орбитальный вчера, в, – я сверился с записями, – 19:22 по местному времени?

– Именно так. – слегка наклонила голову она.

– Вы заметили какие-нибудь странности в поведении диспетчера при заходе на стыковку?

– Никаких. – ответила Армистед после недолгой паузы. – Связь проходила штатно.

– Диспетчер давала вам какие-то конкретные указания, к какому из узлов заходить на стыковку?

– Разумеется. Она приказала нам стыковаться к этому узлу. Мы так и поступили. Учитывая, что терминал был пуст, у нас не было причин жаловаться.

– Терминал был пуст? – уточнил я и скосил глаза на записи: так и есть, сразу после начала дежурства и до 19:22 не было зарегистрировано ни одного корабля. Ни прибытия, ни отбытия. Но что-то казалось мне странным.

– Мы не заметили других кораблей у терминала. – снисходительно пояснила Армистед.

– Других грузовиков? – вновь уточнил я. Селенитка кивнула:

– Разумеется. Кораблям других классов нету повода стыковаться у узлов, рассчитанных на прыжковые грузовики. Я не права, инспектор?

Она была права, подумал я. Действительно, кому придёт в голову стыковаться к терминалу, принимающему полукилометровые грузовые корабли?

Точно так же, как никому не придёт в голову убивать обыкновенную диспетчера Портовой Администрации прямо на рабочем месте, не оставив при этом за собой следов. Действительно, зачем?

Что могло случиться?

– Вы правы, – вслух ответил я, – но отсутствие поводов не означает отсутствия возможности. Вы уверены, что ничего не видели… скажем, у четвертого узла терминала?

Армистед удивлённо уставилась на меня. Её глаза вдруг остекленели на несколько секунд; затем селенитка несколько раз моргнула и покачала головой:

– К сожалению, – медленно проговорила она, – мы не располагаем такими данными. Мы специально не приглядывались к терминалам, господин инспектор. При сближении для стыковки меня интересовало только наличие у терминала других грузовиков. Их не было. Кроме того, диспетчер направила нас к другому узлу, и у меня не было причин возражать. Окончательное решение по стыковке всегда остается за диспетчером.

Я непроизвольно вздрогнул от её слов. То же самое мне говорили и другие командиры – и Федорчук, и Гучетич. Окончательное решение принимает диспетчер. И если диспетчер хочет скрыть что-то, относящееся к четвертому узлу, то никто не сможет ей помешать.

А значит, Вишневецкая что-то скрывала. Это что-то её и убило.

Но что?

– Вы раньше посещали Титан-Орбитальный? – спросил я вместо ответа. Армистед снова недоумённо моргнула: видимо, я сбил её с толку.

– Несколько раз. – ответила она. – Раза три за этот год. Всего, наверное, раз двенадцать. Я на «Гваэчжу Грине» уже пятый год.

– Надолго задерживаетесь на этот раз?

– Собираемся отбывать завтра. – пожала худыми плечами селенитка. Плечи у неё были широкие, и с её худобой они делали её похожей на вешалку. – Отбыли бы и сегодня, но этот пропускной режим спутал нам все карты. У нас график. – последние слова она произнесла так, будто бы выбивалась из графика исключительно по моей вине. В чём-то она была права.

– У вас насыщенный график?

– И два дня из него мы уже потеряли при заходе на Землю. – кивнула Армистед. – Редкоземельные элементы. В некоторых системах их не так-то и много. – она нахмурилась. Мысль о Земле не особо радовала её… да и меня, положа руку на сердце, тоже.

Земля обезлюдела. После Второй Солнечной войны и краха Земной Империи, вздумавшей поквитаться со всеми космоноидами за многочисленные нанесённые ей обиды, родина человечества лежала в руинах. Титаническими усилиями союзники сумели расселить по сибирским мирам на окраинах космоса полмиллиарда землян: после орбитальных бомбардировок и разрушенной за столетия биосферы Земля была совершенно непригодна для жизни.

На Земле было примерно два миллиона человек. Учитывая, что большинство из них было родом с Луны-Лагранжа, никого из них нельзя было назвать землянами. На Земле добывали ресурсы – те же редкоземельные элементы, которые сложнее было достать на других планетах или в космосе. Оттуда привозили артефакты, присыпанные пеплом и пылью безделушки, усеивавшие руины городов – вечная статья контрабанды, и не только в Гегемонии. Туда приезжали туристы и паломники – полюбоваться на развалины и места боевой славы, если, конечно, позволяли сверхбури. Государства Солнечного Альянса использовали Землю в качестве огромного военного полигона.

Но Земля была мертва. Учитывая, какие преступления вершили земляне под бело-голубыми знамёнами Империи, это было только к лучшему.

– Я… понял вас. – пробормотал я и кивнул. – Благодарю вас за сотрудничество, госпожа Армистед. Надеюсь, вас не задержат дольше необходимого, но в случае необходимости нам может вновь понадобиться ваша помощь.

– Пожалуйста. – кивнула в ответ Армистед. Она помедлила секунду. – И смею надеяться, что она вам больше не понадобится.

* * *

– И вот он, – произнёс Еремеев, – узел номер четыре.

Смотреть здесь было не на что. Табло над проёмом шлюза горело красным; сам люк был прочно закрыт. Снаружи, судя по индикатору, был вакуум. Ставни обзорных иллюминаторов были опущены.

– Их можно как-нибудь открыть? – спросил я, подходя ближе к иллюминатору. В стекле, закрытом ставней, на меня уставилось моё отражение.

– Изнутри? – спросил Еремеев. – Нет. Во всяком случае, не отсюда. А что?

– Да так. – сказал я, отступая от иллюминатора. – Интересно, что же там такого. Причём такого, что ради этого можно убить обыкновенную диспетчера…

– А тебе не кажется, что там ничего нет? – поинтересовался Еремеев. – Может Вишневецкой было удобнее по-другому стыковать прибывающие корабли? Четвёртый-то перенаправили к соседнему терминалу…

– А предыдущая вахта? – спросил я. – Там корабль отчего-то не красуется, если ты не заметил. Им-то что мешало?

– Понятия не имею. – развёл руками Еремеев. – Посмотри записи дневной вахты.

– Как только – так сразу. – отрезал я. – Как будто тебе проще.

– Ну, мы же не занимаемся этим расследованием. – пожал плечами Еремеев. – Тогда может быть.

– Может… – раздражённо вздохнул я и отвернулся от закрытого иллюминатора. – Пошли отсюда.

Уходя, я ещё раз обернулся. Стыковочный узел всё так же оставался закрытым.

Я покачал головой.

– Ты здесь закончил? – спросил Еремеев, когда мы подходили к станции транспортных капсул.

– В смысле, буду ли я обращаться к командирам кораблей ещё раз? – уточнил я. – Если они не лгали, то нет. Если же мне они сказали одно, а на записях переговоров диспетчерской – совершенно другое, то у меня появится больше подозреваемых. – я покачал головой. – Что меня не сильно радует.

– Да неужели. – недоверчиво хмыкнул Еремеев.

– Конечно. – ответил я. – Потому что в таком случае заниматься этим делом будет уже ГСБ. А не мы с тобой.

Еремеев помрачнел.