Текст книги "Страна василисков (СИ)"

Автор книги: Люси Сорью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Оставался только один вопрос.

Зачем?

* * *

В участке – стеклянной хлебнице с буквами «ПОЛИЦИЯ» на весь фасад – мы провели остаток ночи, занимаясь благородным делом – написанием отчётов. В другое время, я предпочёл бы заниматься этим благородным делом когда угодно, только не среди ночи… но сегодня выбора не было: идти к шефу на ковёр с пустыми руками мне хотелось ещё меньше.

Люминёр в небе только разгорался, когда я поднял «Муракумо» в серое дэдзимское небо и к лифту. Дэдзима ещё только пробуждалась от своего необычно спокойного сна: первые омнибусы и фургоны шарили фарами по тёмным улицам, разъезжаясь из автопарка.

Дэдзима, в которой ночью не пытались никого убить, ограбить, нанести тяжкие телесные повреждения, или всё это вместе – это очень странная Дэдзима. Но так и случилось. За весь остаток ночи не последовало ни одного вызова.

В глубине души я был рад. Одного дела мне хватало с головой.

Титан-Орбитальный в кои-то веки встретил нас ясной погодой. С взлётной площадки лифтового вокзала, открывался прекрасный вид на весь город – всё внутреннее пространство исполинского цилиндра орбиталища. То тут, то там над городскими улицами плыли кучевые облака: их движение было единственным, что выдавало мерное вращение Титана-Орбитального.

Большинство сатурниан представить себе не может, как можно жить с половиной города, всегда висящей у тебя над головой, и без горизонта, резко уходящего вверх где-то вдалеке. Большинство жителей Титана-Орбитального отвечают, что представлять и не требуется: большую часть года в Титане-Орбитальном и люминёра-то не видно, не то, что половины города.

Сегодняшний день, похоже, был исключением.

На лобовом стекле люфтмобиля возник зелёный иероглиф «вверх», и я дал газ: «Муракумо» пробежался по взлётной площадке, как самолёт, и взмыл в небо. За нами уже взлетал кто-то другой, и я поспешил занять свободный эшелон.

После бессонной ночи следовало бы поставить машину на автопилот, а не вести её вручную. Как всегда, сегодня я решил принебречь здравым смыслом в пользу своего лётного мастерства: летать я умею, и умею хорошо. Фудзисаки, впрочем, тоже далеко не промах, так что хвастаться мне особо не перед кем.

С воздуха Титан-Орбитальный выглядит впечатляюще. Любое орбиталище впечатляет уже само по себе – это крупнейшие рукотворные объекты, построенные человечеством; но Титан-Орбитальный впечатляет ещё больше, представляя из себя один огромный город. С щедрыми вкраплениями зелени парков, скверов и аллей, с пронизывающими добрую половину города реками, с синевой озера Авауми (которое жители Титана-Орбитального испокон веков зовут Швестерзее), но всё же город. Орбиталища типа «Остров 3++», к которым принадлежит и Титан-Орбитальный, первоначально вовсе не рассчитывались на полтора миллиона человек постоянного населения – и почти два миллиона наличного – которые проживают тут сейчас.

Последний квадратный метр свободного места в Титане-Орбитальном был застроен ещё полтора века тому назад, и с тех пор город, лишённый возможности расти вширь, старается расти ввысь – за исключением исторического центра, районов Гюйгенса и Меако. Минимальная безопасная дистанция до люминёра – пятьсот метров, так что расти ещё есть куда. Нынешнее поколение архитекторов, а с ними и Законодательное Собрание, всё ещё ограничиваются семьюдесятью этажами.

Конечно, Монмартр больше. Но столица Гегемонии с её городами-спутниками проектировалась, планировалась и строилась с чистого листа, тогда как Титану-Орбитальному пришлось обходиться тем, чем есть. Здесь широкие улицы, рассчитанные на обилие дорожного транспорта (а не обычные полтора троллейбуса), дворы на несколько этажей выше тротуаров и угнетающе высокие жилые дома.

Главное управление МВД Сатурнианской Гегемонии по особому административному округу Титан-Орбитальный размещалось в Цитадели – монументальном тёмно-сером небоскрёбе, похожем на грубо вытесанную каменную колонну. Здание, высившееся на углу проспекта Гершеля и улицы Мацуноо, было одним из построенных ещё до отбытия орбиталища к Сатурну; поговаривали, что в где-то в подвалах можно было найти табличку на немецком, с названием давно исчезнувшей фирмы-подрядчика. Возведённая в эпоху ещё до изобретения люфтмобиля, Цитадель не имела посадочных площадок: их пришлось устраивать прямо во дворе.

На одну из них я и посадил «Муракумо», с облегчением выдохнув, когда шасси люфтмобиля коснулись твёрдой поверхности. Затем я растолкал задремавшую Фудзисаки.

– А?.. Что?.. – сонно пробормотала Жюстина. Я помахал рукой у неё перед носом:

– Приехали. Вылазь.

– Отстаньте, спать хочу… – буркнула Жюстина, но выбралась из салона. Я выдернул стартер из приборной панели, захлопнул дверцу и потянул напарницу ко входу: от её вида меня и самого начинало клонить в сон.

Первым, что предстало нашим глазам на проходной, была тележка. В тележку по самые её края были с горкой навалены устройства, единственной общей чертой которых было наличие ствола и спускового механизма. Позади к тележке был приставлен кидотай, чья наполовину скрытая бронёй синяя форма и синий берет городской полиции сразу выделялись на фоне чёрно-серебрянного великолепия проходной.

Кидотаи – «мобильные отряды полиции», что-то между полицейским спецназом, жандармерией и патрульно-постовой службой. В отличие от нашего СПОР, кидотаи подчиняются муниципалитету и муниципальной полиции; в отличие от СПОР, разных кидотаев столько же, сколько в Сатурнианской Гегемонии орбиталищ, и различаются они примерно настолько же.

Кидотай Титана-Орбитального мало в чём уступает нашему СПОР. Отчасти это из-за того, что наш СПОР постоянно занят в Дэдзиме, и городовым приходится одалживать нам кидотаев для работы в городе. Оружейному отделу их услуги требовались чаще всего. Ну, примерно раз в месяц.

Отчасти это обыкновенное соперничество. СПОР и кидотаи нечасто соседствуют друг с другом, но Титан-Орбитальный, один из особых административных округов Гегемонии – как раз такой случай.

– Доброе утро, – махнул я рукой офицеру, копошившейся возле тележки. Та обернулась. – Как поживаешь, Тацуёси?

– Штайнер, старая сволочь, вернулся из своего зоопарка? – вместо приветствия спросила Тацуёси. Мы пожали друг другу руки, затем она обменялась рукопожатием с уже менее сонной Фудзисаки, и напоследок я кивнул кидотаю; тот неуверенно ответил мне тем же. – Как оно у вас?

С Женевьевой Асуной Тацуёси мы давно знакомы. Вообще, весь отдел по контролю оружия со мной в хороших приятельских отношениях со времён одного моего громкого ареста, когда я выследил и отправил в изолятор певицу, перестрелявшую на бытовой почве почти всю свою группу. Госпожа Акияма уже третий год продолжает своё круглосуточное купание в местах весьма отдалённых, а с оружейным отделом мне тогда пришлось работать очень и очень плотно.

Два месяца спустя мне на шею впервые посадили Фудзисаки.

– Убийство. – ответил я. – Горло перерезали.

– А-а-а. – протянула Тацуёси. – Ну, это не наш профиль.

– Ваш. Перерезали горло виброклинком.

Тацуёси поперхнулась.

– Это как? – удивлённо спросила она.

– Да вот так. – я развёл руками. – Голова жертвы на ниточке держится.

– Надо же. Впервые о таком слышу. – покачала головой Тацуёси. – Мэгурэ уже знает?

– Нет, конечно. Не против, если мы полюбуемся?

– Да любуйтесь, мне-то что… – она пожала плечами. – Каждый месяц одно и то же, всё им неймётся…

Мы с Фудзисаки полюбовались. Было на что.

Самопалов было много, и среди них не было двух похожих. Здесь были все шедевры подпольного оружейного дела Титана-Орбитального за предыдущий месяц – от безгильзовых трубок с проволочными рукоятками до вычурных экземпляров с древней браунинговской автоматикой, украшенных богатой резьбой. Огнестрельное оружие давно достигло венца своей эволюции и мало изменилось – но этого было достаточно, поскольку обычные люди с тех пор не стали крепче. За незаконным изготовлением и распространением стрелкового оружия строго следили, но отбоя от желающих попытаться почему-то не было.

– Ого, – восхищённым и совершенно проснувшимся голосом сказала Фудзисаки. – А это что за штука?

Не спрашивая разрешения, она запустила руки в гору самопалов и вытянула оттуда что-то крупное, деревянное и продолговатое. Гора тотчас осыпалась, но Жюстина уже извлекла искомое наружу. Деревянным и продолговатым оказался приклад, переходивший в ружейное ложе с небольшой рукояткой спереди. Пистолетной рукоятки не было, но сразу перед спуском зияло отверстие для магазина.

– Вау. – только и сказала Фудзисаки. Её глаза загорелись: всё стреляющее, вне зависимости от калибра и принципа действия, вызывает у неё совершенно нездоровый интерес. Она с любопытством повертела необычный самопал в руках. – «Фё-до-ро-в Ав-то-ма-т»… надо же. Это под какой калибр? – спросила она и, не дожидаясь ответа, заглянула в дуло. – Погоди, он что, кинетический?

Я заглянул и сам. Ствол «Фёдоров Автомата» был толстым, выходное отверстие – в несколько раз меньше диаметром. Нарезов не было: вместо них выглядывали едва заметные спиральные полосы стабилизаторов.

– Этот? – переспросила Тацуёси. – Этот да, кинетический.

– Самопальный? – Фудзисаки восхищённо присвистнула. – Ты смотри, ещё и автоматический!

– А то как же. – невесело хмыкнула Тацуёси. – Он ещё и под боеприпасы от семейства F.80, и магазины те же. Пули, правда, самодельные.

– А где автор? – хмуро спросил я.

– А где ещё? – Тацуёси многозначительно указала на потолок. – Поёт оперной дивой. Статья 233, до двух лет. Лишения свободы.

Я мрачно поджал губы. Пули кинетических винтовок, пробивающие боевую броню, делали с незащищёнными людьми страшные вещи. Проблема была в том, что среди этих людей могли оказаться и полицейские. Наши табельные пистолеты, разумеется, тоже были кинетическими, но с винтовками они не шли ни в какое сравнение.

Меньше всего мне хотелось, чтобы такой «Фёдоров Автомат» оказался в руках у первой встречной-поперечной, которой взбредёт в голову оказать сопротивление при аресте. Перспектива получить очередь в живот из кинетической винтовки меня совершенно не радовала.

– За такой ствол я бы её, пожалуй, простила, – пробормотала Фудзисаки, нехотя возвращая «Фёдоров Автомат» обратно в кучу самопалов. Я укоризненно зыркнул на напарницу. По сравнению с кинетическим автоматом самопалы казались безобидными трубочками-плевалками с жёваной бумагой.

– Ну, это не наш профиль. – пожала плечами Тацуёси. – Это к девочкам Сказочницы. Но всю эту гору ещё нужно свезти в оружейную и внести в каталог. – она махнула рукой. – На весь день работы.

– Слушай. – встрял я. – А у вас, случаем, кофейку нигде не найдется? А то в очереди неохота стоять, ещё к Мэгурэ на ковёр опоздаем…

– Мэгурэ? – переспросила Тацуёси и, вздохнув, отряхнула руки в белых форменных перчатках. – Ну, это серьёзно. Пойдём, в отделе должен быть…

– Госпожа инспектор, а тележка? – подал голос кидотай. Видимо, перспектива караулить тележку самопалов посреди проходной его не прельщала.

– А тележку ты в подвал свези и сдай. Минус второй этаж, там дальше сам увидишь… Штайнер, вы двое идёте или как?

Фудзисаки всё ещё провожала тележку самопалов восторжённым взглядом, когда мы проходили через турникет. Оружие действовало на неё лучше любого кофе.

* * *

Комиссар Жюли Мэгурэ, госпожа и повелительница всея уголовного розыска ГУМВД Титана-Орбитального, восседала за своим рабочим столом. В своём тёмно-синем платье, украшенном белыми цаплями в камышах, она была похожа на левого министра двора эпохи Хэйан. Каштановые волосы шеф собрала в пучок, удерживаемый трёмя помигивающими шпильками.

– Явились. – дружелюбно промурлыкала она, когда мы с Фудзисаки зашли в кабинет. Для стеклянного кубика с одной стеной это было довольно громкое название, но, по крайней мере, тут была звукоизоляция. Иногда я был искренне этому благодарен. – Присаживайтесь.

Я опустился в кресло перед столом. Жюстина приземлилась в соседнее. Приземление вышло довольно пристойным: кофе всё-таки оказывал своё благотворное воздействие. Мэгурэ откинулась в своём кресле, сцепив руки перед собой, и окинула нас взглядом сытого удава. Из рукава показался браслет с Линзой, которую шеф по старой привычке носила на запястье. Двадцать лет назад Мэгурэ была лучшим сотрудником уголовного розыска во всём Титане-Орбитальном, и хотя сейчас шеф носит платье и выслеживает разве что коллег и начальниц, она никому не даёт об этом забыть.

А у начальницы уголовного розыска ГУМВД не так-то и много начальниц.

– А теперь рассказывайте. – улыбнулась шеф, и от этой улыбки мне стало не по себе.

Я довольно подробно пересказал ей все события прошлой ночи – начиная с вызова в Портовую Администрацию и заканчивая нашим с Фудзисаки осмотром камер и записей стыковки. Мэгурэ слушала, нахмурив брови и подперев лицо кулаком. Её глаза при этом неотрывно смотрели на меня.

– Знаешь, Штайнер, – задумчиво проговорила она, когда я закончил, наконец, рассказ, – вся эта история мне совершенно не нравится. Слишком много в ней странного: идти на такие ухищрения, проникнуть в диспетчерскую Портовой Администрации, чтобы зарезать… кого? Диспетчера ночной смены? – она покачала головой. – Да ещё и выжигать камеры, при этом не подняв тревоги… Нет, это мне определённо не нравится.

– Диспетчер могла увидеть что-то, чего ей не полагалось. – предположил я, впервые произнеся эту фразу вслух. Мэгурэ удивлённо приподняла бровь. – Контрабанду, например. Вот её и убрали.

– Виброклинком? – спросила шеф. – В самой Администрации? И выжгли при этом камеры?

– Ну, да. – недолго думая ответил я. – Это самый простой вывод. Она что-то видит. Её убивают.

– Сразу же? – скептически произнесла Мэгурэ.

– Тем меньше вероятность, что она кому-нибудь разболтает.

– Это всё равно слишком странно. – покачала головой шеф. – Тем более, контрабанда? Для какой контрабанды может понадобиться Порт – и понадобится убирать диспетчера?

Я промолчал, но намёк был понятен. Контрабанда была явлением постоянным – всегда находились люди, готовые что-то раздобыть вне официальных каналов: но точно так же это было слабым звеном. Вместо последних центаврийских хитов на орбиталище можно загрузить вирус, а вместо сувениров с Эпсилона Индейца – провезти ядерную бомбу. О ядерной бомбе мне даже думать не хотелось: для него орбиталище было чересчур хрупким.

Адатигава не сумасшедшая, чтобы вот так резать курицу, несущую золотые яйца. Или, в данном случае, кромсать её цепной пилой. Если, конечно, запоздало подумал я, это вообще Адатигава.

Контрабандистами, действующими в обход общепринятых каналов, должна заниматься не полиция. Этим должна заниматься, как минимум, ГСБ. Судя по лицу шефа, та же мысль пришла в голову и ей.

– Ладно. – сказала, наконец, Мэгурэ. – С чего вы двое планируете начинать?

– С кораблей. – ответил я; Фудзисаки встрепенулась в своём кресле, уставившись на меня. – Если в поведении диспетчерской было что-то подозрительное, то командирам кораблей, стыковавшихся с этим терминалом, это должно быть очевидно в первую очередь. Если в Порту были какие-то другие корабли – если это контрабанда, разумеется – то им это тем более должно быть известно.

– Но убрали при этом почему-то диспетчера? – недоверчиво спросила Мэгурэ.

– Вы сами сказали, что это странно. – парировал я. – Я всего лишь хочу узнать, насколько.

– Допустим. – кивнула шеф. – Что ещё?

– Вишневецкая. Расспросить её коллег, начальниц, подругу – эту самую Анжи. Возможно, ещё раз допросить Валленкура. Осмотреть жильё – Вишневецкая жила в общежитии Портовой Администрации. Как бы странно её не убили, но должно же быть хоть что-то?

– Ага. – снова кивнула Мэгурэ. – И сколько времени вам обоим на это понадобится, Штайнер?

– Можем начать хоть сегодня. – сразу же, не колеблясь, ответил я; не было смысла тянуть с расследованием, особенно в таком деле. Чего доброго, Мэгурэ найдёт кого-то другого. – И да, шеф, диспетчерская: на неё нужно натравить отдел киберпреступности. Что-то там нечисто.

– Без тебя знаю, что нечисто. – ответила Мэгурэ и подалась вперёд, облокотившись на стол. Её Линза блестела и переливалась всеми цветами радуги в свете люминёра за окном. – А теперь послушайте меня, вы оба: это дело сейчас очень и очень некстати. Через пять дней прибывает с визитом премьер-министр, и мёртвая гражданка Гегемонии в Дэдзиме – как раз то, чего мне так не хватало. Ладно, если бы это был мёртвый гайдзин, на него ещё закроют глаза, но меня ещё за прошлый месяц бомбардируют официальными запросами депутаты от Конституционной партии – дескать, «Национальная полиция работает недостаточно эффективно»… – Мэгурэ закатила глаза. – Их послушать, так СПОР должен снести Дэдзиму до нулевого слоя только потому, что так поступила бы премьер Клериссо… А теперь ваша Вишневецкая. Вовремя. – она недовольно скрестила руки на груди. – Очень вовремя.

Как хорошо, подумал я, что простому инспектору вроде меня не требуется, вдобавок к загадочным убийствам, морочить голову ещё и политикой. А вот Мэгурэ приходится иметь дело ещё и с депутатскими запросами от членов Законодательного Собрания (в том числе, увы, и от Конституционной партии, этого клуба поклонников давно покойной одиозной премьер-министра Клериссо) – а заодно и с городской администрацией, городской полицией, окружной прокуратурой и собственным начальством, щедро рассылающим выговоры и предупреждения откуда-то сверху.

Иногда я понимаю, насколько неблагодарная у шефа работа. К моему стыду, надолго моего сочувствия не хватает.

– Поэтому слушайте меня внимательно. – продолжала Мэгурэ. – У вас есть три дня. Ввиду того, что вы двое спите на ходу – начиная с сегодняшнего вечера. В четверг вечером у меня на столе должен лежать отчёт, в котором, – она подняла руку и начала загибать тонкие пальцы, – будут три вещи: кто это сделала, как это сделала и почему это сделала. Всё остальное, – пальцы сжались в обманчиво изящный кулак, – меня совершенно не интересует. Если же в четверг я отчёта не увижу, – ладонь раскрылась, – то ваше дело отправится в следственный отдел, где девочки Гешке будут шить его белыми нитками, как раз к высочайшему визиту, а вы останетесь несолоно хлебавши. – она вновь сложила руки на груди и посмотрела на нас испытующим взглядом. – Вы меня поняли?

– Так точно, госпожа комиссар. – не задумываясь, ответил я: перспектива отдавать дело на творческую обработку следователям под чутким руководством комиссара Гешке меня совершенно не прельщала. Для этого уголовный розыск и следствие слишком друг друга недолюбливали. – Начнём сегодня же.

– Выспаться только не забудьте. – добавила Мэгурэ. – А то Фудзисаки, похоже, ухитрилась проспать весь разговор с открытыми глазами, – Фудзисаки запоздало попыталась сесть в кресле прямее, – а инспектора, которые спят на ходу, мне совершенно ни к чему…

– Не извольте беспокоиться, – невпопад пробормотала Жюстина, – всё будет сделано в лучшем виде…

– Понятно, – кивнул я и встал с кресла; Фудзисаки, пошатываясь, поднялась следом за мной. – Разрешите идти?

– Три дня, Штайнер. – ласково пропела Мэгурэ. В устах шефа такой тон не предвещал ничего хорошего. – Свободны.

* * *

Фудзисаки отмалчивалась до тех пор, пока мы не покинули наш этаж, от стены до стены занятый уголовным розыском, и не побрели вниз по лестнице. В здании, где все поголовно пользуются лифтами, лестница как всегда пустовала – только на третьем этаже кто-то, усевшись задом в чёрных брюках на подоконник, курила в открытое окно.

Я поморщился.

– Три дня. – наконец сказала Жюстина. От неожиданности я остановился на середине шага и обернулся, чтобы посмотреть на неё: вид у моей напарницы был откровенно ужасный. Хорошо, что у меня под рукой не было зеркала. – И что мы делать будем?

– Смотри на это по-другому, – посоветовал я, – шеф могла затребовать с нас это дело через двадцать четыре часа. С неё станется.

Положа руку на сердце, Мэгурэ хорошая начальница – она, конечно, была требовательной (хотя до двадцати четырёх часов, на моей памяти, никогда не доходило), но её совершенно не волновало, как был получен результат, лишь бы он был. Побочным эффектом, правда, была исповедуемая Мэгурэ политика «пистолет тебе дадут, а дальше крутись как хочешь» в отношении подчинённых, но меня она вполне устраивала.

– А что мы будем делать, – продолжал я, – будем работать. Вечером. Тебя до дому подбросить?

– Валяй. – милостливо разрешила Фудзисаки. – Всё равно на метро я сейчас доеду только до конечной… Так какой у нас план?

– Ты что, действительно всё проспала? – удивлённо спросил я, шагая дальше; мы только что спустились со второго этажа, обогнув поднимавшуюся вверх сержанта с объёмистой коробкой в руках. – Мы будем разделять и властвовать. Ты расспросишь коллег жертвы – начальников, диспетчеров с другой смены, смежников, сама понимаешь. Заодно разузнай, где у них центр борьбы за живучесть и посмотри, что там – камеры, датчики, кто дежурил и не видели ли они чего… ну ты поняла, младший инспектор. Не мне тебя учить.

– Есть, господин инспектор. – фыркнула Фудзисаки. – А ты что тем временем будешь делать, напиваться в «Ядерной лампочке»?

– Почти угадала, но нет. – хмыкнул я и толкнул дверь заднего входа. «Муракумо» дожидался нас на прежнем месте – убирать его никто не додумался, и слава гравитации. – Я займусь кораблями. Возьму себе в помощь Еремеева, он в Порту, между прочим, работает. Заодно и без ордеров обойдусь…

– А они нужны?

– Летунам… э-э, сотрудникам Транспортной полиции? Нет. Иначе зачем, ты думаешь, мне брать Еремеева?

Фудзисаки поморщилась. Как и большинство моих коллег, она была невысокого мнения о моей дружбе с летуном – офицером Транспортной полиции. В том, что и от летунов бывает польза, я так и не смог её убедить. До сих пор.

– А потом что? – спросила она, когда мы забрались в люфтмобиль, и я включил питание. Позади начала с натужным свистом разгоняться турбина.

– А дальше, – ответил я, – мы с тобой нанесём небольшой визит на дом Вишневецкой. Как я уже сказал, должно же там быть хоть что-то.

– Ага, конечно. – пробормотала Жюстина, пристёгиваясь.

– А ещё, – продолжил я, пропустив её комментарий мимо ушей, – не знаю, как ты, но мне придётся кое с кем повстречаться… и задать ей пару вопросов. Но тебе там присутствовать необязательно.

Фудзисаки неодобрительно хмыкнула. От этого моего знакомства она тоже была не в восторге.

Турбина пронзительно засвистела, и я вдавил шаг-газ, поднимая люфтмобиль в небо. «Муракумо» взмыл в воздух, разворачиваясь, и полетел прочь над крышами Гюйгенса и Меако, к дальней стороне орбиталища.

Жюстина жила в знаменитом «Пентагоне», в одной из пяти высоток на развилке Танигути и Вайденштрассе, недалеко от одноименной станции метро. В полёте она начала клевать носом, из машины выбралась, слегка пошатываясь, а на моё предложение донести её до квартиры довольно внятно послала меня к чёрту. Я проводил её взглядом, пока медно-рыжая макушка Жюстины не скрылась за дверью, и снова взмыл в воздух.

С транспортом нам не повезло. Цитадель, даром что в центре города, находится в десяти минутах от ближайшей станции метро – до которой нам с Фудзисаки ехать с пересадками и такими кружными путями, что хочется сесть на троллейбус. Троллейбусы же, особенно утром и вечером, обычно забиты под завязку, и даже так приходилось пересаживаться в центре города.

Уж лучше было пользоваться служебным люфтмобилем.

Я жил на улице Васильевой-Островской, по-нашему – Инзельштрассе, в противоположной стороне и от Фудзисаки, и от Цитадели. Эту часть Нойштадта нарезали на почти равные части три реки, впадавшие в Швестерзее – Аракава, Мицуиси и Кимоцуки. Собственно, балкон в моей квартире выходит прямо на набережную Кимоцуки, по обеим сторонам которой и тянется Инзельштрассе, но это не особенно заметно – если только не посмотреть вниз. Гораздо чаще я таращусь на метровую вывеску «АКУЛОН» кислотно-зелёными буквами, прямо на доме напротив. Иногда она является мне по ночам, и я просыпаюсь в холодном поту, чтобы ещё плотнее задвинуть шторы.

Оказавшись дома, я первым делом завалился спать, велев ассистенту разбудить меня ровно через пять часов. Ассистент выполнил приказ с особым машинным энтузиазмом, ровно в 16:17 затрезвонив мне в ухо. За окном всё ещё было светло – темнеет в орбиталищах всегда одинаково поздно, а сейчас ещё и вступает в свои права весна. Кислотные литеры АКУЛОНа, впрочем, уже загорелись; хвост вывески заглядывал мне в окно спальни.

Я погрозил ему кулаком и нехотя поднялся с постели. Квартира, хозяин которой подолгу пропадает на дежурствах, производила впечатление отчаянного беспорядка. Не творческого, а просто беспорядка. Когда он размазывается на две немаленьких (по меркам Титана-Орбитального) комнаты, в нём даже можно жить.

Здесь есть книжная полка, заставленная аж пятью книгами и примерно дюжиной папок с бумагами, здесь есть обеденный стол на шесть персон, которым никто не пользуется, здесь (в большой комнате) есть даже рояль. Его крышку украшал такой густой слой пыли, что я ужаснулся.

Когда-нибудь сделаю уборку, твёрдо (в десятый, наверное, раз) решил я. И отправился в душ.

Выходя из ванной комнаты, я остановился, чтобы посмотреться в зеркало. Пять часов сна определённо пошли мне на пользу. Тёмно-лиловые волосы, всё ещё влажные, заканчивались чуть выше плеч. Из-под тонких бровей на меня смотрели лиловые глаза – фиалки вместо сирени. Когда-то я даже комплексовал из-за такой однообразности.

Я ухмыльнулся своему отражению.

Любили меня отнюдь не за красивые глазки.

* * *

На обед я решил сварить суп. Сатурнианская кухня, при всём многообразии, богата морепродуктами, и в готовом супе плавали розовые кусочки сёмги. Одним из последствий долгих дежурств и ненормированного рабочего дня было то, что питался я где придётся и чем придётся (в основном, конечно, кофе с эклерами). Дома я ел в основном супы.

Кстати о ненормированном рабочем дне, подумал я: прежде, чем куда-то собираться, нужно было сначала вызвонить Еремеева. Чисто теоретически попасть в Порт и обойти корабли я мог и сам. Практически это натыкалось на некоторые препятствия.

Ни для кого не было секретом, что летуны (транспортные полицейские) терпеть не могут «землю» (остальных полицейских), и мы платим им той же монетой. За парой исключений, вроде меня и Еремеева, но исключения, как всегда, подтверждали правило.

Я отхлебнул чаю, этого несоизмеримо благороднейшего, чем кофе, напитка, и велел ассистенту набрать Еремеева. Ждать мне пришлось чуть меньше минуты.

– Инспектор Еремеев, транспортная полиция. – раздался голос Еремеева у меня в ухе. – О, Штайнер, привет. Как жизнь молодая?

– Всё так же. – отмахнулся я. – Слушай, Жан, я к тебе, собственно, вот по какому делу. Ты сейчас на работе?

– Ну на работе. – протянул Еремеев. – Чего тебе?

– Мне тут остро приспичило наведаться к вам в Порт. Составишь компанию?

– Какую компанию? – переспросил Еремеев. – Какой Порт? Тут всё с утра закупорено, корабли не принимают, экипажи в Дэдзиму не пускают, сидим как на бочке с гидразином, и всё потому, что в Администрации пришили диспетчера. А ты говоришь, наведаться…

– Жан, – прервал его тираду я, – я как раз из-за этой диспетчера.

– А. О. Что, серьёзно?

– Да. Так что?

Еремеев замолчал. Я воспользовался паузой, чтобы отпить ещё чаю. Если мне чего-то и не хватает на работе, так это именно его.

– Доведёшь ты меня когда-нибудь до служебного взыскания, Штайнер, – вздохнул Еремеев, и я встрепенулся. – Ладно. Где тебя ждать?

– Прямо у лифтов и жди. Я маякну, когда буду подъезжать.

– Чего тебе надо-то?

– Порасспросить командиров кораблей. Двух-трёх, не больше.

– Как пить дать доведёшь. – обречённо заявил Еремеев. – Ладно, езжай давай. До скорого.

– Ага. До скорого. – ответил я, и Еремеев оборвал связь.

Я пособирал посуду, ткнул посудомойку и поставил кастрюлю в холодильник – супа должно хватить ещё на два-три дня. Регулярные приёмы пищи мне в ближайшее время не светили. Закончив с этим, я пошёл в ванную, прополоскал зубы, и отправился на другой конец квартиры – одеваться.

Платяной шкаф был единственным местом в доме, где сохранялась хоть какая-то упорядоченность на фоне всеобщего полупустого бардака. По сравнению с ним шкаф был прямо-таки забит вещами: мундир, ещё мундир, парадный мундир, вечернее платье (тёмно-фиолетовое с кроваво-красными цветами и синим подворотником), летнее фестивальное платье (нечто серебристо-белое с узором из зелёных тростников), куртка, куртка, о, вот, наконец, и плащ – светло-серый, в отличие от вчерашнего. Вчерашний преспокойно висел себе в прихожей, и я решил там его и оставить.

Немного разнообразия не помешает.

Под плащом скрылась белая блуза, а поверх блузы – кобура с табельным оружием, пятнадцатизарядным пистолетом Симоно. Браслет Линзы занял привычное место на запястье, поверх рукава. Это удобно, – Линза всегда под рукой, а не, скажем, в кармане или на груди кителя, – и это одна из причин, по которой инспектора уголовного розыска предпочитают носить одежду с длинными рукавами.

Другая причина – стиль.

Набросив плащ, я задержался возле зеркала, чтобы пройтись щёточкой по ресницам и слегка распушить их. Я уже долгое время одинок и горю на работе весь остаток времени, но следить за собой мне это не мешает.

Выйдя из квартиры, я вызвал лифт и набрал Фудзисаки. На этот раз ждать мне пришлось гораздо дольше.

– Жюст, я вылетаю. За тобой заехать?

– Уже? – раздражённо поинтересовалась Фудзисаки; судя по её тону, я только что оторвал её от какого-то очень важного занятия. – Да нет, не заезжай, я сама… на метро доберусь.

– Ага. Где встречаемся?

– В холле Администрации. Ради всех богов, Штайнер!..

– Что? – удивлённо спросил я. Ответа не последовало. – А, ладно. Пока.

«Вызов сброшен», сообщила мигающая красная надпись. Я пожал плечами. Похоже, это было действительно важно.

В гараже было пустовато. В пять часов вечера все только возвращаются с работы, и куда больше людей предпочитало для этого метро, троллейбус и трамвай, чем люфтмобиль. Стоящий в свободном боксе бело-синий «Муракумо», должно быть, смотрелся дико.

Меня это мало беспокоило. Люфтмобилей в личном владении, по сравнению с прокатными, очень мало, и определённо не у кого-то из моих соседей. У нас же с Фудзисаки машина мало того, что служебная, так и вообще одна на двоих.

Красная линия метрополитена заканчивалась на лифтовом вокзале, на дальнем конце орбиталища. Все дороги, ведущие в Порт и Дэдзиму, ведут туда, поэтому и мне пришлось провести остаток пути среди добрых двух десятков других люфтмобилей, на грузовой платформе несущегося вверх лифта. Внутри Порта, разумеется, не полетаешь – самое большое помещение, не являющееся складом, там не больше теннисного корта – но специально для таких случаев у них есть стоянка.