Текст книги "Страна василисков (СИ)"

Автор книги: Люси Сорью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Люси Сорью
СТРАНА ВАСИЛИСКОВ

День первый

Лифт вздрогнул и остановился.

Я с трудом подавил очередной усталый вздох. Будь прокляты ночные смены, а особенно – ночные смены, в которые мне приходится срываться с места и бежать не куда-нибудь, а в Портовую Администрацию…

Двери лифта тихо разошлись в стороны, и я вышел наружу, машинально поправляя расстёгнутый воротник блузы. Полы плаща взметнулись за моей спиной.

Парень, встретивший меня у лифта, был бледен, как полотно. С людьми, впервые увидевшими труп, такое случается. При виде меня он побледнел ещё больше.

– Инспектор Штайнер, Национальная полиция. – представился я и взмахнул левой рукой. Из рукава пальто в ладонь выкатился ослепительно блестнувший кругляш Линзы, который я продемонстрировал ошеломлённому парню. Его глаза следили за ним, как камеры за мячом на теннисном матче. – Вы?

– С-С-Сэйдзи Валленкур, – дрожащим голосом выдавил парень. Его всего колотило, и я готов был поставить ракету против чайника, что он только что расстался со своим ужином. – В-в-второй диспетчер…

– Труп?

– Т-т-там, п-пойдёмте… – Валленкур дёрнул небесно-голубой макушкой в направлении лестницы. – Г-г-господин инспектор…

Я кивнул и зашагал к лестнице. Валленкур поспешил за мной, нервно комкая полу форменного пиджака. Cлужащие Портовой Администрации носили форму – светло-синие пиджак и брюки, будто школьники или вагоновожатые. Для школьника Валленкур был старше, но не более того; возраст сатурниан старше двадцати лет на глаз определить сложно.

Мы поднялись по дребезжащим металлическим ступеням на два пролёта вверх, оказавшись перед открытым люком диспетчерской. Здесь орбиталище куда сильнее напоминало о своём происхождении – люки, комингсы, переборки, рукоятки через каждые полметра в потолке и стенах и лестницы, готовые упасть вертикально вниз при исчезновении гравитации. Когда эта часть орбиталища только строилась, гравитации здесь не могло и быть.

Из-за приоткрытой массивной створки люка лилось мертвенно-бледное сияние – будто там работало не меньше дюжины волюметрических экранов, причём одновременно. Я подошёл поближе, сощурившись от яркого света, и распахнул люк. Доводчики, отозвались негромким шипением.

На полу, у комингса, лежала форменная фуражка: Валленкур торопливо бросился к ней. Я придержал его за плечо.

– Но-но! – предостерегающе произнёс я. Сколько не повторяй, но непосвящённые люди всё равно бросаются убирать улики.

– Это моя, – запротестовал Валленкур, – я её… ну, просто…

– Потом подберёте. – отрезал я и, отпустив его плечо, шагнул дальше – к диспетчерскому креслу, вокруг которого громоздились десятка два мониторов. Осторожно, ничего не касаясь руками, заглянул за него.

Да уж, здесь действительно было с чего бледнеть.

В кресле, развалясь, сидела женщина. Длинные волосы цвета красного дерева разметались по плечам такого же форменного кителя, как и у Валленкура. Сияющий ореол мониторов, окружавший её, придавал её лицу загадочное выражение, выхватывая его из полумрака диспетчерской и отбрасывая новые, необычные тени.

Женщине перерезали горло. Пиджак и брюки потемнели от густо забрызгавшей их крови. Капли на лице напоминали слёзы из застывших, остекленевших глаз. Шея представляла собой кровавое месиво: удивительно, что её голова вообще держалась на плечах.

Желудок замутило. Это было очень знакомое чувство.

В Сатурнианской Гегемонии нету свободного владения огнестрельным оружием (а тем более – кинетическим). В результате, семьдесят процентов убийств совершается с применением холодного оружия. В Титане-Орбитальном, где каждая девчонка из дворовой шпаны мнит себя Жюли д'Обини, этот процент приближается к ста. На раны, нанесённые холодным оружием, я насмотрелся предостаточно.

Это был не тот случай. Никаким ножом или тесаком нельзя было причинить такие ранения: шея трупа выглядела так, будто бы убийца поработала цепной пилой. Или, как вариант, виброклинком.

Даже если вынести всю кухонную утварь за скобки, хороший нож делается на любом домашнем принтере за полчаса. Отдел по контролю за незаконным оборотом оружия каждый месяц конфискует целую тележку изготовленных таким способом самопалов, но контролировать изготовление и оборот холодного оружия просто невозможно. К виброклинкам это не относится.

Люди, всерьёз задавшиеся идеей самостоятельно сделать оружие, обычно берутся сразу за огнестрельное: очевидно, для них законы создаются для того, чтобы их нарушать. Виброоружие облагается таким же количеством запретов, как и кинетическое; у меня перед глазами был наглядный пример, почему. Изготовить виброклинок в домашних условиях практически невозможно.

Разумеется, всегда есть исключения. Случай про «пырнула подругу дедушкиным штык-ножом, и так сорок четыре раза подряд» вовсе не такой анекдотический, как может показаться – особенно после десяти лет службы в уголовном розыске. Это был не тот случай.

Хотя исключать что-либо было ещё слишком рано.

– Когда вы её нашли? – не оборачиваясь, спросил я у Валленкура. Тот застыл поодаль, старательно держась от кресла подальше.

– Т-т-тридцать минут за п-полночь… – пробормотал он и сглотнул. – Я только п-п… поднялся её проведать и увидел… увидел… – он замолкнул. Я мог поклясться, что парень готов расплакаться.

– Сразу вызвали полицию?

– Д-да, – Валленкур шмыгнул носом, – господин инспектор…

– А лифт вы на кого оставили, а? – строго спросил я. Он снова сглотнул.

– Но я… я… я же не думал… что могло случиться? – дрожащим голосом переспросил он, и я обернулся. Валленкур съёжился под моим взглядом, как пригвождённая лазером бабочка.

– Вот. – процедил я, рукой указав на труп. – Вот что случилось, господин Валленкур.

Губы Валленкура издали какой-то сдавленный булькающий звук. Он застыл, испуганно глядя на меня, не в силах пошевелиться. На его глаза навернулись слёзы; одна, блестнув, сбежала вниз по гладкой щеке.

– Впрочем, – чуть мягче добавил я, – едва ли убийца проскочила мимо вас, пока вы поднимались сюда… – я щёлкнул пальцами; Валленкур вздрогнул, как от пощёчины. – Другие входы есть?

– П-п-пожарная лестница, – прошептал Валленкур. – Шлюз на в-в-в… втором этаже… но он д-должен быть закрыт…

– Он много чего должен… – пробормотал я и присел на корточки. На полу, в луже крови, обнаружилась ещё одна фуражка – видимо, принадлежавшая жертве. Кровь заляпала герб Портовой Администрации на околыше.

Значит, Валленкур не лгал. Но парень обойдется и без фуражки. Судя по всему, ему сейчас не до фуражки.

– Как её звали? – выпрямившись, спросил я.

– Хироко Вишневецкая, г-господин инспектор.

Я махнул рукой – Линза выпала в открытую ладонь, и я, вызвав пустой файл, вписал туда имя жертвы. Прицелившись, сделал несколько снимков – общий план, лицо, остатки шеи крупным планом. Недавний кофе с эклерами беспокойно зашевелился в желудке.

Ненавижу.

– Вам известно, – вслух спросил я, – отчего могли убить вашу… коллегу, господин Валленкур?

– Н-н… нет. – замотал головой Валленкур. – Понятия не имею…

– Точно? – прищурившись, глянул на него я. Валленкур отшатнулся, словно ударенный током. – Ревнивые подруги, мстительные друзья, карточные долги?

– Нет! – воскликнул Валленкур. – Хироко не играла в карты, ничего такого, и у неё здесь не было друзей! Ну, она… понимаете, она нездешняя, господин инспектор. – я понимающе кивнул, давая ему знак продолжать, – У неё были только я и Анжи, господин инспектор, и я не знаю… никого, кто мог бы сделать… такое. – последние слова Валленкур произнёс сдавленным голосом. Либо по нему плачет Национальный театр драмы и комедии, либо он действительно представить себе не мог, что кто-то перережет его – подруге? девушке? – горло, да ещё и таким образом.

– Как видите, кто-то сделала, господин Валленкур. – сказал я. Он ничего не ответил. Я отвернулся к сияющим экранам.

– Жюст, приём.

– Слушаю. – отозвалась моя напарница. – Ну, что там?

– Подымайся, полюбуешься. – ответил я. – Интересно, блин.

– Ну, раз интересно… сей секунд. – сказала Фудзисаки и отключилась.

– Мне помочь?.. – тихо спросил Валленкур. Я помотал головой.

– Сама справится. Господин Валленкур, – я вздохнул, – вашей подруге только что перерезали горло виброклинком. Вы уверены, что точно не знаете, почему?

– Говорю же вам, нет! – выкрикнул Валленкур. – Клянусь вам, я не знаю, господин инспектор! Хироко… Хироко всегда была такой… такой хорошей, пунктуальной, работящей, самой лучшей девушкой во вселенной! – его голос сломался от рвущихся наружу рыданий. – Понимаете, господин инспектор?!

– Понимаю. – сухо ответил я. Валленкур рухнул на колени, обхватив трясущиеся плечи руками, и зарыдал. – Я всё понимаю.

Я несколько покривил душой. Откровенно говоря, сейчас я не понимал совершенно ничего.

Но в том, чтобы понять, и заключалась моя работа.

* * *

Младший инспектор Жюстина Фудзисаки появилась почти мгновенно – почему-то у меня лифт тащился, как троллейбус на батареях, но Жюстине это не помешало.

– Ой, а у вас там фуражка валяется. – сообщила она, перемахнув через комингс. Я прищурился. Мы с ней почти одного роста – я на пару сантиметров пониже – но у Фудзисаки большая часть этого роста ушла в ноги, и чудеса лёгкой атлетики она демонстрирует весьма часто.

Ещё Фудзисаки сходит с ума по всему, у чего есть ствол и спусковой крючок, и это не самая лучшая черта её характера. Учитывая, что в своё время Жюстина трижды становилась чемпионкой Академии по стрельбе, к её маленьким странностям я уже давно привык.

– Пускай валяется. – ответил я. Фудзисаки осторожно обошла всхлипывающего Валленкура и пересекла диспетчерскую. – Вот, полюбуйся.

Жюстина полюбовалась.

– У-у-у. – протянула она, обходя кресло и разглядывая труп покойной Вишневецкой. На лице напарницы не дрогнул ни один мускул. – Чем это её так?

– Виброклинком. Но я не знаю, тут хоть электропилой. – я пожал плечами. – Разницы никакой.

– Да уж, – поморщилась Фудзисаки, наклонившись к самой растёрзанной шее Вишневецкой. Чему я искренне завидую у своей напарницы, так это крепости желудка; на моей памяти её никогда даже не мутило. Или, по крайней мере, она не подавала виду. – Кто это её так?

– Без понятия. – снова пожал плечами я. – Ну вот ни малейшего.

– И что ты думаешь? – прищурилась она, взглянув на меня.

– Я думаю, – ответил я, – что ты сейчас останешься здесь и расспросишь, – я кивнул в сторону бедняги Валленкура, – потерпевшую сторону. Постарайся разузнать о жертве побольше. Снимки я сделал, но если найдешь чего-то интересного…

– А комнату ты осмотрел?

– Осмотрел. – отмахнулся я. – Ничего.

– Совсем ничего? – повторила Жюстина.

– Совсем ничего. – ответил я. – Это и самое странное.

Перед приходом Фудзисаки я, действительно, воспользовался случаем и осмотрел диспетчерскую, в том числе и с помощью Линзы. Линза, главный рабочий инструмент полицейского (а вовсе не пистолет и даже не свежая коробка с эклерами), может и не такое, но в данном случае её усилия оказались напрасны.

Здесь были камеры наблюдения. Камеры наблюдения в последние полтора часа показывали исключительно помехи.

Здесь не было отпечатков пальцев – кроме Валленкура и покойной Вишневецкой. Я уже подшил к делу биометрические данные их обеих; разрешения на это мне не требовалось. Были и другие отпечатки, но они не вписывались во временной промежуток и принадлежали, скорее всего, другой смене.

И здесь не было следов. Не то, чтобы Линза могла разглядеть следы на твёрдом полу, но убийца – кем бы она ни была – явно не была любительницей. Я встречал предостаточно преступников, ухитрявшихся на месте преступления вступить в лужу крови или подсолнечного масла; выслеживать их было не просто неинтересно, а даже неспортивно. Убийца Вишневецкой определенно была не из таких.

Зачем профессиональной убийце убивать простую диспетчера?

Да ещё и таким образом?

– А что потом? – прервала мои размышления Фудзисаки.

– А потом звони в участок, – как ни в чём ни бывало ответил я. – Пусть высылают экспертов и забирают труп.

– А ты что?

Я развернулся на каблуках и замер, всё ещё глядя на неё.

– Тут ещё шлюзовая камера. – только и сказал я. – И пожарная лестница.

– О. – только и сказала Жюстина.

– Я немного задержусь.

– Да богов ради. – отмахнулась она. Я кивнул и вышел из диспетчерской, по дороге едва не наступив на горемычную фуражку Валленкура.

Остановившись на лестничной площадке, я вытащил Линзу. Камеры обнаружились почти мгновенно.

Когда и они продемонстрировали мне сплошные помехи, я недоумённо приподнял бровь. Система видеонаблюдения, не работающая в одной комнате – нечто из ряда вон выходящее, но это единичный случай. Система видеонаблюдения, не работающая в двух комнатах…

Ступеньки дребезжали, пока я спускался по ним. Сбежав на второй этаж, я сделал то же самое. Камеры шли помехами. Больше того, они шли помехами ровно столько же, сколько и все остальные – последние полтора часа.

Это было очень подозрительно. Если система видеонаблюдения не работает во всей диспетчерской (одной из четырёх диспетчерских в Порту, но всё же), то это уже не просто из ряда вон выходящее. По всем правилам, Портовая Администрация уже полтора часа должна была бить тревогу; но вместо этого всё, что получает МВД – это вызов от Валленкура?

Я тяжело вздохнул и обернулся к шлюзу. Люк поначалу не поддался, но среагировал на мою Линзу и послушно отскочил в сторону, встав на стопор. Валленкур и тут не лгал – шлюзовая камера была закрыта, как положено. Внутренний герметичный люк шлюза был распахнут; в самом шлюзе горел зелёный светодиод. Вдоль стен камеры выстроились стойки с безжизненно свисавшими с них скафандрами.

Я поднял Линзу. Список камер наблюдения вылетел мне прямо в лицо. Когда первая же из них продемонстрировала мне серый шум помех, я даже не удивился.

Всё-таки Валленкур был на редкость невнимательным помощником диспетчера: проворонить выключенные камеры… Я пожал плечами. Ладно, это мы ещё проверим.

Я включил терминал шлюза, и моргнул, когда мне навстречу вылетело окно с журналом активности. Подтверждать доступ мне не потребовалось. Последнее использование шлюза значилось три недели назад, во время планового техосмотра. Нашёлся даже протокол, заверенный электронными подписями ответственных лиц и украшенный логотипом МинСЖО. Я бегло пролистал его и, на всякий случай, сохранил копию. Но, похоже, шлюз можно было смело вычёркивать.

Или нет.

Скафандры – стандартная безразмерная модель, сертифицированная МинСЖО – тоже оказались нетронутыми. Но у убийцы мог быть и свой. Герметичные люки убийца могла трогать только в перчатках, но я всё равно осмотрел их на предмет наличия отпечатков. Отпечатков не нашлось.

Итак, мысленно подытожил я. Некто перерезает горло Хироко Вишневецкой, диспетчеру ночной смены, прямо в диспетчерской. При этом она пользуется виброклинком, что уже как минимум странный выбор орудия убийства. Виброоружие режет плоть (и большинство других материалов), как нож масло. Отсечь голову виброклинком – даже сравнительно небольшим – было проще, чем перерезать горло. Но его именно перерезали.

И при этом убийца отключает камеры наблюдения. Причём, похоже, все камеры в диспетчерской, ничем при этом не насторожив ни остальную Портовую Администрацию, ни всё орбиталище. Да, видеозапись можно отредактировать, хотя и непросто; обмануть таким способом полицию, которой по долгу службы приходится иметь дело с подобными записями, ещё сложнее. Но отключать камеры?

Даже не так. Отключать камеры, не подняв тревоги?

Я раздосадованно пнул ближайшую стойку со скафандром. Стойка задребезжала; скафандр задёргался на ней туда-сюда.

Бред какой-то. Зачем идти на такие сложности, чтобы убить обыкновенную диспетчера? Почему не всадить в неё пять пуль из одноразового самопала, который потом отправится в ближайший мусоропровод, где-нибудь в Акиниве или Шамп-Марез? Почему не перерезать горло обыкновенным ножом, как это делают подручные госпожи Адатигавы? (справедливости ради, одноразовые самопалы среди мафии ничуть не менее популярны) Почему именно так? Именно здесь?

Я наградил стойку очередным пинком и вышел из шлюза. Плащ дёрнулся у моих ног.

Грохот ступенек сопровождал мои шаги. Пожарная лестница оказалась люком в стороне от лестницы настоящей, скрытая заглушкой в стене: заглушка послушно отползла в сторону перед моей Линзой, и моему взгляду предстала шахта, уходящая куда-то вглубь орбиталища. Вдоль стенок шахты шли рукоятки лестницы, исчезавшие вдали, и направляющие полозья для невесомости. Полозья были в очевидно нерабочем состоянии.

Я не знал, куда вела пожарная лестница. У Портовой Администрации, скорее всего, была автономная система борьбы за живучесть: вероятно, лестница вела именно туда. Но где именно находился центр борьбы за живучесть, я не знал.

Зато я знал, что пожарные лестницы оснащались датчиками использования – как и любые другие объекты, связанные с системами жизнеобеспечения. СЖО – слишком серьёзная вещь, чтобы оставлять её на откуп первой встречной-поперечной.

Датчик на этом конце пожарной лестницы работал исправно. Датчик также сообщал, что этой лестницей никто не пользовался в ближайшие три недели – именно так было датировано последнее использование (во время планового техосмотра). Датчик на противоположном конце лестницы сообщал то же самое.

Датчики. Могут ли датчики врать?

Уже отступив от лестницы, я начал было подниматься обратно, как вдруг остановился, развернулся и прошёл в зал диспетчерской. Лифт не подавал признаков жизни. Стол, оставленный Валленкуром – тоже.

Я поднял левую руку с зажатой в ладони Линзой и вызвал список камер. Выбрал первую из них и открыл запись.

Я с удивлением уставился сам на себя, стоящего посредине комнаты с дурацким выражением на лице. При перемотке назад появились сначала я, разговаривающий с Валленкуром, потом Валленкур, бегающий туда-сюда, потом просто спокойно сидящий за столом Валленкур… Я выключил запись.

Валленкур действительно не заметил ничего необычного. Камеры на первом этаже работали так, как и должны были.

* * *

Наверху была идиллия: измученный Валленкур (на парня было больно смотреть – похоже, у него выдалась тяжёлая ночь) и необычно бодрая Фудзисаки, возившаяся с консолью диспетчера. Экраны консоли отражались в её карих глазах. Ей пришлось перегнуться через кресло, но неудобная поза ей нисколько не мешала.

Труп в кресле не вызывал у неё беспокойства.

– Что-то интересное? – поинтересовался я, подходя ближе и заглядывая напарнице через плечо.

– Да так себе. – ответила Жюстина, не отрываясь от монитора. – В общем, отсюда есть доступ в остальную сеть Администрации. Вот, смотри. – она движением руки вызвала какое-то окно с внутренним адресом, покрутила и свернула обратно. Я многозначительно кивнул. – Но камеры при этом не работают. За два часа до там всё нормально, но после…

– Там внизу то же самое. – ответил я. – В шлюзе и на лестнице камеры идут помехами.

– А пожарная лестница что?

– Её никто не трогал. Кстати, там и возле лифта камеры работают нормально.

– Интересно, блин. – повторила Жюстина. – Ладно, вот ещё, – она взмахнула рукой, и на экране появилось другое окно: таблица со списком кораблей. Названия, транспондеры, даты прибытия. Последняя из них значилась ровно за час до того, как Вишневецкой перерезали горло, а полтора десятка камер наблюдения одновременно перестали работать.

Я отодвинул Фудзисаки и перенёс на Линзу весь список. Она вопросительно подняла бровь.

– Лучше какие-то зацепки, чем вообще ни одной. – пояснил я. – А если в поведении диспетчерской были какие-то странности, то логичнее всего расспросить об этом командиров кораблей, верно?

– А у нас что, ни одной зацепки? – спросила Фудзисаки.

Я вздохнул.

– Нет. – сказал я. – Ни одной. Ну, почти.

Протянув руку, я немного пошарил по системе, пока наконец не вытащил на свет Аматэрасу нужное мне окно. Диспетчерская обслуживала четыре стыковочных узла. Три из них были отмечены, как занятые.

Четвёртый был пуст.

– Ага. – сказал я и машинально скопировал изображение.

– Что «ага»? – спросила Фудзисаки.

– Три узла из четырёх заняты, вот что.

– Четвёртый узел не занят только потому, что последний корабль, стыковавшийся в Порту, направили на соседний терминал. И пристыкуется он там же. – пояснила Фудзисаки. – Я посмотрела.

– И запомни. – посоветовал я. – Возможно, придётся наведаться и туда.

– Не городи ерунды. Они понятия не имеют, что Вишневецкую убили. И, похоже, не имеют до сих пор.

– А что Валленкур? – кивнул я. Жюстина скосила глаза на Валленкура, закрывшего лицо руками.

– Валленкур позвонил в полицию. – сказала она. – ЦКП Порта интересует только то, работает ли диспетчерская. Консоль, как видишь, работает прекрасно.

– А если бы сюда направили корабль?

– У них интервал примерно полчаса между диспетчерскими. А сейчас, наверное, ещё больше.

– Откуда ты это знаешь? – раздражённо спросил я. Вместо ответа Фудзисаки ткнула пальцем в экран. Экран вокруг её пальца пошёл помехами.

– Там всё написано. – пояснила она и вдруг подняла палец вверх. – По лестнице наверх, третий этаж.

– Кто это?

– Криминалисты приехали.

Я бросил последний взгляд на тело Вишневецкой, так и сидящеё в кресле. Её голова была запрокинута, остекленевшими глазами смотря в потолок. Кровавое месиво вместо шеи, залитый кровью пиджак. Побелевшие руки на подлокотниках кресла.

Почему именно так? У меня не было ответа.

Я отвернулся.

Фудзисаки уже ждала меня снаружи, на лестнице. Мимо неё сквозь люк протиснулась подоспевшая наконец команда криминалистов.

– Доброй ночи, господин инспектор. – сказала шедшая впереди эксперт, почтительно наклонив голову. Выглядела она свежо, чему я, среди ночи, мог только позавидовать. Неудержимо захотелось кофе.

– Доброй ночи. – кивнул в ответ я и обернулся к Фудзисаки. Та пожала плечами и начала спускаться по лестнице.

Лифт ждал нас на первом этаже диспетчерской. Камера в углу помещения мигала зелёным глазком, уставившись на нас. Я наградил камеру недовольным взглядом и вошёл в лифт.

Фудзисаки вошла следом, нажимая кнопку. Двери с негромким шелестом захлопнулись.

– Итак? – спросила она, облокотившись на поручень. В зеркале за её спиной я мог полюбоваться на своё хмурое отражение: да уж, эту ночь я собирался провести другим образом. – С чего начнём?

– С Валленкура. – ответил я. – Ты с ним говорила?

– Обижаешь. – фыркнула Жюстина. – Сэйдзи Валленкур, 2367 года рождения, место жительства – Титан-Орбитальный, в Портовой Администрации работает последние два года…

– Помощником диспетчера?

– Ну конечно. – закатила глаза моя напарница. – Он же мужчина.

– А. А что Вишневецкая?

– Хироко Вишневецкая, 2365 года рождения. Нездешняя. Работает в Портовой Администрации… тоже последние два года. Место жительства – общежитие N8 Портовой Администрации…

Я присвистнул.

– В Дэдзиме?

– Ага, разогнался. – отмахнулась Фудзисаки. – Здесь они, эти общежития, в самой Администрации.

– Толково. А откуда эта Вишневецкая родом?

– Что-то на «м». Маруямайск или Микатагавск, я не запомнила. – Жюстина состроила гримасу. – Точнее в личном деле посмотрим, но да, она нездешняя. Даже не из округа.

– Однако. – сказал я. Под «округом» жители Титана-Орбитального понимали собственно округ Титан, лежавший за его пределами. Всё остальное, за исключением разве что Монмартра, считалось жуткой провинцией. – Про эту Анжи ты узнала?

– Немного. Она их подруга или что-то в этом роде. – Фудзисаки пожала плечами и добавила: – «Их» – это Вишневецкой и Валленкура. Как ты уже понял.

– Я понял, спасибо. – действительно, об этом несложно было догадаться по одной только реакции Валленкура. – Надо будет её разыскать.

Лифт остановился. Я машинально глянул на глазок камеры, работавшей в кабине. Зелёный. Испарилась эта убийца, что ли?

– Штайнер? – обернувшись, спросила Фудзисаки. – Чего застрял?

– Не мешай. – ответил я, вытащив Линзу. Камера послушно прокрутила мне сначала нашу поездку в лифте, затем – криминалистов, а затем – Фудзисаки, меня и больше никого. Ни в те полтора часа, когда камеры в диспетчерской вздумали подать в отставку, ни до того. В шесть вечера моим глазам предстали Валленкур и весьма живая Вишневецкая: они слились в поцелуе.

– Ага. – только и сказал я, велев изображению исчезнуть. – Значит, тут всё работает.

– А они неплохо целовались. – с тоской протянула Фудзисаки.

– Жюст, перестань.

Мы пересекли лифтовый холл Администрации: часы приближались к пол-второго ночи, и здесь было ни души.

Четыре робота-охранника встрепенулись, когда мы подошли ближе, но тут же утратили к нам интерес: чем хороша Линза, так это тем, что она сводит любые проблемы с такими параноидальными жестянками на нет.

Живые полицейские были гораздо надёжнее. Но если сам Порт кишмя кишит сотрудниками УМВД Сатурнианской Гегемонии на транспорте, то Администрация обходится роботами и вахтёрами. И то последних было не видать.

Чему я удивляюсь? Валленкур сказал проще всего: что могло случиться? Они даже представить себе не могли, что внутри Администрации действительно может случиться хоть что-то, нарушающее их привычную рутину.

Пока оно действительно не случилось.

* * *

– Доброй ночи, господин инспектор. – поздоровался сержант СПОР, дежуривший у лифта. Шлем с прозрачным забралом он держал под мышкой; коротко стриженные тёмно-красные волосы украшал оранжевый берет. – Доброй ночи, госпожа инспектор.

– Доброй. – сказал я; Фудзисаки ограничилась кивком. – Как обстановка, сержант?

– Тихо, господин инспектор. – ответил тот. Я удивлённо приподнял бровь: тихо? в Дэдзиме? – Нам самим непривычно.

– Да уж… – протянул я. – Удачного дежурства.

– Спасибо, господин инспектор.

Дэдзима, гордость и печаль Титана-Орбитального, представляет собой бублик, нанизанный на ствол, связывающий первую столицу с её портом, крупнейшим в Сатурнианской Гегемонии. Порт с его распахнутыми ветвями грузовых терминалов издали напоминает цветок азалии – точь-в-точь как на флаге Гегемонии. К сожалению, большинство космонавтов понятия не имеют о языке цветов, иначе они были бы осторожнее.

Следом за цветком идёт Дэдзима, на внутренней стороне которой постоянно проживает десять тысяч cатурниан, половина которых занята в самом Порту. Другая половина занята в сфере услуг, которые Дэдзима щедро предоставляет своим гостям – заезжим гайдзинам и космонавтам торгового флота со всех уголков Вселенной. Это обеспечивает Дэдзиме дурную славу невыводимого пятна на безупречной репутации Титана-Орбитального – Верхнего, первой столицы, старейшего орбиталища Сатурнианской Гегемонии. Ещё более невыводимо это пятно со статистики главного управления МВД по особому административному округу Титан-Орбитальный, в юрисдикцию которого Дэдзима входит целиком и полностью.

Из-за Дэдзимы и её посетителей уровень преступности Титана-Орбитального неприятно зашкаливает по сравнению с остальными округами и отдельными субъектами Гегемонии. Средний космонавт, вернувшись из долгого полёта, вовсе не склонен к спокойному времяпровождению. Жители Дэдзимы стараются не отставать. Сочетание этих двух фактов приводит к тому, что Дэдзима просто-таки напичкана служащими Национальной полиции.

И СПОР в том числе. Каждому главному управлению МВД в округе положено своё Специальное Подразделение Оперативного Реагирования – тысяча блестяще вышколенных и снаряжённых до зубов бойцов специальной полиции, готовых придти на помощь рядовым полицейским. То, что весь СПОР Титана-Орбитального постоянно базируется в Дэдзиме, говорит о многом.

Cлужебный люфтмобиль, бело-синий «Кордонье Муракумо», дожидался нас в гараже. По моему сигналу он, натужно жужжа колёсиками, вышел на посадочную площадку, а по следующему сигналу – откинул вверх дверцы. Со стороны, как и все люфтмобили, он напоминал мыльницу с короткими крылышками вертолёта по бокам моторного отсека. Большую часть мыльницы занимал четырёхместный салон, закрытый тонированным колпаком.

Я уселся за штурвал; Фудзисаки плюхнулась на сидение справа от меня. Пришлось немного подождать, пока заново раскрутится застоявшаяся турбина, но вскоре надрывный гул сменился протяжным свистом, и я подал летающую машину вперёд и вверх. С жужжанием сложились стойки шасси.

Дэдзима простиралась вокруг нас. Над головой было ночное небо, странно низкое и странно пустое: за все годы, включавшие в себя множество дежурств в Дэдзиме, я так и не смог к нему привыкнуть. Снизу на нас смотрели крыши домов и складов, ютившихся между стенками тороидального орбиталища. Внизу, посредине улицы, бежал одинокий ночной трамвай, разгоняя темноту перед собой.

– Мы в участок? – спросила, наконец, Жюстина. С заднего сидения она вытащила коробку эклеров и теперь задумчиво жевала один из них: коробку она захватила перед самым вылетом, и пирожные были совсем свежими.

– А куда ещё? – хмуро спросил я, отгоняя запах сладостей. До этого я и не задумывался, насколько голоден. – Нам с тобой ещё отчёты писать. Вот шеф порадуется.

– Надеюсь, ты уже мысленно настроился утром на ковёр к начальству, – фыркнула Фудзисаки.

– Как ты догадалась?

– Дедуктивный метод. Если Мэгурэ с утра увидит наши отчёты с очередным нераскрытым трупом, то, следовательно, нам придётся пасть перед ней ниц и объясняться. Как тебе такое?

– Мне некогда, я за приборами слежу. – ответил я, уставившись на горящий на лобовом стекле авиагоризонт. Сбоку шли высота и скорость. – А вообще, я не знаю. Какая-то бессмыслица.

– Что именно бессмыслица? Вишневецкая с распотрошённой шеей? Выжженные камеры?

– Да всё вместе. Вот скажи мне, Жюст, если бы кому-то перерезали горло на рабочем месте, что бы ты подумала?

– Что она что-то не поделила с коллегами. – не раздумывая, ответила Жюстина. – Ну или с парнем поссорилась, но здесь не тот случай.

– Почему это? – поинтересовался я.

– Ты же видел, как они целовались. – пояснила Фудзисаки. – И Валленкур… знаешь, он не похож на человека, только что зарезавшего свою любимую.

– Они все не похожи. – угрюмо сказал я. – Пока нож не достанут…

– А камеры кто сжёг? – осведомилась Фудзисаки.

– Валленкур и сжёг. Может, он гений электроники.

Жюстина вздохнула.

– Валленкур художку закончил. – сказала она. – Не городи ерунды. Сейчас на Валленкура ничего не указывает. Ни отпечатки пальцев, ни сумка с ЭМИ-гранатами, ни окровавленный дедушкин штык-нож.

– Так у нас ещё и гранаты? – прищурился я.

– Ты это начал. – пожала плечами Жюстина. – Не я.

Она была права, подумал я. Электромагнитные гранаты были определенно не теми вещами, которые может раздобыть любой помощник диспетчера. На домашнем принтере их не сделаешь: это военное снаряжение, как штурмовой карабин или виброклинок.

Получалось, что Вишневецкую убил случайно проходивший мимо отряд спецназа. Я мало что знал о спецназе, но был готов допустить, что проникнуть в диспетчерскую, перерезать горло диспетчеру и попутно выжечь все камеры им вполне по силам.