Текст книги "Сильви и Бруно"

Автор книги: Льюис Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7

Мин Херц

Дальше я пошел один и у калитки Эшли-Холла увидел Леди Мюриэл, ожидавшую меня.

– Принести вам радость или пожелать вам радости? – начал я.

– Ни того, ни другого, – радостно смеясь, ответила она. – Приносить и желать людям можно то, чего у них нет, а моя радость со мной. Дорогой друг, – внезапно переменила она тему, – как вы думаете, небеса для всех начинаются на земле?

– Для некоторых, – ответил я. – Для искренних и простых, как дети, – ибо их есть Царство Небесное.

Леди Мюриэл сжала руки и пристально посмотрела в безоблачное небо тем самым взглядом, который я часто замечал у Сильви. «Я чувствую, – прошептала она, – это уже началось для меня. Да, Он заметил меня в толпе. Он читал задумчивую тоску в моих глазах. Он подозвал меня к себе. Он возложил на меня руки и благословил».

Она оборвала речь, у нее перехватило дыхание.

– Да, – сказал я. – Наверное, так и было.

– Прошу вас, поговорите с моим отцом, – продолжала она, когда мы стояли в воротах и смотрели вглубь темной аллеи.

Тут я увидел приближавшегося к нам доброго старого Профессора. Но Леди Мюриэл – она тоже видела его!

И меня охватило прежнее чувство трепета. Что же произошло? Волшебство вторглось в реальную жизнь и смешалась с ней? А может, изменилась сама Леди Мюриэл, и сверхъестественный мир стал для нее проницаем?

Я хотел сказать: «К нам движется мой старый друг, и, если вам угодно, я мог бы его представить вам». Но тут произошло нечто более странное – Леди Мюриэл произнесла:

– К нам движется мой старый друг, и, если вам угодно, я могла бы вам его представить.

Я очнулся от наваждения. Хотя трепет по-прежнему не проходил. Действительность напоминала движение картин в калейдоскопе: вот только что был Профессор, а вот уже кто-то неизвестный.

А он уже дошел до калитки, и я почувствовал, что этот человек все-таки нуждается в представлении.

Леди Мюриэл любезно поздоровалась с гостем, отворила калитку и впустила почтенного старца – судя по произношению, немца. Он посмотрел на меня с явным недоумением, как будто сам только что очнулся от сна.

Нет, конечно, это был не Профессор! Едва ли мой старый друг смог бы так отрастить свою великолепную бороду с тех пор, как мы виделись в последний раз. Да и не мог бы он не узнать меня. А он скользнул по мне взглядом и приподнял шляпу.

– Позвольте представить вам моего старинного друга, – сказала Леди Мюриэл. – Я зову его просто Мин Херц.

– Отщень приятно, – с сильным немецким акцентом сказал этот господин. – Ума не приложу, где мы могли встречаться раньше. Как давно вы были сюда заброшены?

Я не нашелся, что ответить. К счастью, старик не обратил на это внимания. Он сообщил о себе нечто странное:

– Вы, вероятно, удивитесь, но я имею здесь быть изначально.

Меня это действительно поразило. Разве что старик неудачно выразился, поскольку думал по-немецки. (Впрочем, потом оказалось, что думает и говорит не на немецком, а на каком-то своем языке. Поэтому дальше я буду переводить его речь и делать ее более привычной и понятной.)

Далее старик не спросил, а сказал совершенно уверенно:

– Разумеется, сэр, вы озабочены.

Я не мог отрицать самого этого факта, но счел нужным уточнить:

– Но вы почему-то не спросили меня, чем я озабочен.

– А разве вы сами это знаете?  – удивился он.

Тут Леди Мюриэл пригласила нас за стол. К чаю все уже было приготовлено. Мы с Графом расположились в мягких креслах. Мин Херц принялся за дело: водрузив на нос очки, отчего он стал еще больше похож на Профессора, начал разглядывать Леди Мюриэл.

Потом он спросил:

– У вас есть носовой платок, сударыня? Английские леди тоже любят их шить – не так ли? Ведь леди умеют делать такие вещи, как никто.

– Леди умеют делать много таких вещей, на которые джентльмен не способен, – согласился я.

В это время Леди Мюриэл вернулась с отцом. Он поздоровался с Мин Херцем, после чего разговор вернулся к основному предмету – носовым платкам.

– Вы слышали о кошельке Фортуната, миледи? Серьезно! Кто бы мог подумать… Вы бы удивились, узнав, что сами сделали бы из этих трех платков такой кошелек, и безо всяких затруднений.

– Да? – ответила Леди Мюриэл только для того, чтобы он продолжил говорить, так как он явно ожидал вопроса . – О, дорогой Мин Херц, умоляю, скажите! Я не примусь за чай, пока не сделаю его.

– Сначала, – сказал Мин Херц, – наложите один платок на другой, держа их за углы. Соедините попарно правые и левые углы, и зазор между ними будет ртом кошелька. Теперь сшивайте.

Она сделала несколько стежков, выполняя эту инструкцию.

– А если я сошью еще эти концы, получится мешочек?

– Не совсем, миледи. Выверните угол вот так, сшейте его с нижним, а теперь другой точно так же. Сшивайте так.

– Но это же будет неправильно! Так нельзя!

– Разумеется, неправильно. А вот что нельзя – позвольте с вами не согласиться.

– А, понимаю, – сказала Леди Мюриэл. – Получается вывернутый наизнанку мешочек. Это ловко придумано: самые большие богатства можно собрать, делая то, что нельзя. Или, вернее, превращая «нельзя» в «можно». Да, это настоящее открытие!

– Вы слыхали про кольцо Мёбиуса? – спросил Мин Херц. – Берете полоску бумаги, перекручиваете ее и склеиваете концы.

– Да, это мне знакомо, – согласился Граф. – Мюриэл делала такое, чтобы позабавить детей?

– Да, я знаю этот фокус, – подтвердила Леди Мюриэл. – У такого кольца один край и одна поверхность.

– И мешочек такой же? – предположил я. – С одной поверхностью с обеих сторон?

– Конечно! – воскликнула она. – Только это не мешочек. Что мы туда сможем положить, Мин Херц? Почему вы сравниваете это с кошельком Фортуната?

Старец, сияя улыбкой, посмотрел на нее, как Профессор в недавнем прошлом:

– Как же вы не понимаете этого, дитя мое? Все, что вне этого мешка, то и внутри его – это одно и то же! Весь мир оказывается в этом маленьком кошельке!

Ученица захлопала в ладоши от восторга:

– Я нашью себе побольше таких кошельков и приобрету весь мир!

– Зачем же больше? – удивился старец. – То же самое вы сделаете и с помощью одного кошелька. Ведь он тоже вмещает бесконечность! Можете проверить.

– Обязательно проверю. Но это как-нибудь потом. А сейчас расскажите нам, пожалуйста, еще что-нибудь!

И ее лицо стало совсем как у Сильви. Я даже оглянулся в поисках Бруно, который должен был обнаружиться где-то рядом.

Мин Херц начал глубокомысленно раскачивать ложку на краю чашки.

– Волшебный кошелек даст вам все богатства мира, но он не даст вам времени!

Последовала минутная пауза. Леди Мюриэл воспользовалась ею и наполнила чашки.

– В вашей стране, – начал Мин Херц, – поразительно умеют тратить время впустую. И куда же оно девается потом?

Леди Мюриэл вновь стала серьезной.

– Разве можно об этом знать? Нам известно только, что оно уходит безвозвратно.

– А в моей стране… то есть в той стране, где я сейчас живу, – сказал старик, – люди создали банк времени и кладут его на депозит – время, разумеется. Представьте себе длинный утомительный вечер. Вы тоскуете. Маетесь, но ведь не ляжете спать раньше времени. А очень хочется, чтобы час сна подошел быстрее. Что вы обычно делаете в таких случаях?

– Мне просто хочется бросаться вещами, – призналась она.

– Вот именно! – воскликнул старик. – А в той стране люди никогда так не делают. Они сохраняют все неиспользованные часы и когда нуждаются в дополнительном времени, берут их. Я не могу этого объяснить точно…

Граф слушал со слегка недоверчивой улыбкой:

– Почему же вы не можете этого объяснить?

Мин Херц ответил:

– Потому что в вашем языке нет слов для выражения соответствующих смыслов. Я мог бы объяснить приблизительно и описательно, но вы не поймете. А на моем языке (интересно, что он понимал под этим?) это объяснить вообще невозможно.

– Именно! – сказала Леди Мюриэл. – Я пыталась изучать этот язык, но так его и не превзошла. Расскажите мне еще что-нибудь об этой замечательной стране – как сможете. Это все так интересно! Я слыхала, там много необыкновенного.

– Да, пожалуй, даже многовато. Эти люди, например, управляют поездами безо всяких движителей. Не думаете ли вы, что это еще замечательнее?

– Но где они берут энергию? – рискнул я спросить.

Мин Херц внимательно посмотрел на меня, протер очки, надел их снова и сказал:

– Они используют силу тяжести. Вашим автохтонам известно о таковой?

– А кто такие автохтоны? – спросила Леди Мюриэл. – И почему вы все время говорите о непонятном? Образованность свою хотите показать?

– Отнюдь, – ответил Мин Херц. – Я хотел выразиться понятнее. Автохтоны – это аборигены.

– В таком случае, – сказал я, удовлетворенный последним объяснением, но озадаченный ситуацией в целом, – нашим автоаборигенам известно, что с помощью силы тяжести можно ехать только вниз.

– Вот именно! – присоединился Граф.

– Так у нас и ездят, – объявил Мин Херц.

– Значит, в одном направлении? – уточнил Граф.

– Нет, в обоих, – невозмутимо ответил Мин Херц.

– Тогда я вообще ничего не понимаю, – признался Граф. – Но если все железные дороги проложены вниз… А такое вообще-то возможно?

– Именно так они и проложены, – подтвердил Мин Херц.

– Вы не могли бы нам это объяснить? – осторожно спросила Леди Мюриэл. – Но только не прибегайте к вашему таинственному языку!

– Без труда, – ответил Мин Херц. – Эти железные дороги пролегают через тоннели, проходящие землю насквозь, через ее центр.

– Вот теперь я все понимаю, – сказала Леди Мюриэл. – Но ускорение в центре тоннеля должно быть максимальным.

Мин Херц ухмыльнулся, довольный интеллектом Леди Мюриэл, которая все схватывала на лету. Он все более увлекался ученой беседой.

– Хотите я расскажу вообще о принципах движения? – спросил он с тонкой улыбкой. – Например, мы не боимся, что лошадь может понести.

Эту фразу можно было бы трактовать в самых различных смыслах, но мы поняли, что он хотел сказать.

Леди Мюриэл вздрогнула:

– У нас это серьезная проблема.

– Это всё оттого, что у вас карета вся позади лошади. Поэтому карете ничего не остается, как следовать за нею. А если она закусит удила или ей шлея под хвост попадет – тогда что? То-то и оно! А вот у нас лошадей запрягают в центре экипажа. Два колеса спереди, два позади. К верху кареты присоединен конец широкого ремня, проходящего у лошади под брюхом. Другой конец прикрепляется к лебедю.

– А рака и щуку вы тоже запрягаете? – поинтересовалась Леди Мюриэл.

– Нет, только лебедя. То есть, извините, лебедку. У вас такие оригинальные названия. Только мы ее не запрягаем. К ней крепится ремень. Лошадь берет в зубы ремень и бежит очень резво. Доходит до десяти миль в час. А при необходимости мы поворачиваем лебедку пять раз, шесть или семь – сколько надо. И лошадь взмывает в воздух. И пусть она себе брыкается, сколько ей угодно, – экипаж остается на месте. Так что когда лошадь вновь опускается на землю, она в полном восторге.

– А есть еще какие-то особенности у ваших карет? – поинтересовался Граф.

– Есть еще кое-что. Колеса, например, довольно специфические. Но об этом позже. Вы ездите на море, чтобы поправить здоровье. Но иногда, бывает, что вместо этого люди тонут. У нас это исключено. Нет, не полностью: здоровье-то мы поправить можем с горем пополам. Но утонуть – никогда! Вы спросите: почему? А потому что мы не ездим на море. У нас его просто нет. Мы поправляем здоровье на суше. Если, конечно, не подцепим морскую болезнь.

– Пардон! – воскликнул по-иностранному Граф. – Но если нет моря, то где можно подцепить морскую болезнь?

– Так на колесах, – ответил Мин Херц. – Типичная морская болезнь происходит от качки. Возможно, вас качает только на море.

– А вас?

– А нас не так на земле качало. А все из-за колес. У нас они овальные, сударь! Поэтому кареты всё время то приподнимаются, то опускаются.

– Но это еще не настоящая качка, – заметил Граф.

– Можно устроить и настоящую, – ответил Мин Херц, – если пригнать одно колесо к противоположному таким образом, чтобы поднимался то один бок кареты, то другой. Вы должны быть хорошим моряком, чтобы управлять таким сухопутным судном.

– Я думаю! – воскликнул Граф.

Мин Херц поднялся.

– Я должен оставить вас, миледи. Мне нужно еще в одно место.

– Жаль, что вы не можете задержаться, – сказала Леди Мюриэл.

– О, в любом другом случае я бы остался. Но сейчас вынужден сказать до свидания.

– Где вы с ним познакомились? – спросил я, когда он ушел. – И где он живет? И как его зовут по-настоящему?

– Где-то мы, конечно, познакомились, но я не помню, – задумчиво ответила Леди Мюриэл. – Где-то он живет, но понятия не имею где! И никогда не слыхала, чтобы его звали еще как-то. А нет, у него есть еще одно имя – Инкогнито.

– Ну, что ж, – сказал я. – Надеюсь, мы видели его не в последний раз. Когда-нибудь узнаем. Этот человек очень интересует меня.

– Он обещал прийти на прощальный ужин через две недели, – сказал Граф. – Вы, надеюсь, придете тоже? Перед отъездом Мюриэл хочет собрать всех друзей.

И шепотом добавил, что они хотят уехать из мест, связанных с печальными воспоминаниями о неудачном сватовстве капитана Линдона. Они с Артуром женятся и отправляются в свадебное путешествие за кордон.

– Так не забудьте: в следующий вторник, – повторил он.

Мы обменялись рукопожатиями на прощание.

– Будем рады, если вы приведете с собой тех очаровательных детей. Они таинственнее, чем Мин Херц. О, я никак не могу забыть те чудные цветы!

– Я вам их принесу, если смогу, – пообещал я.

Это я сказал не подумав, но понял это лишь по дороге домой.

Глава 8

Беседа в тени

Десять дней пролетели. Накануне большого раута Артур предложил перед чаем прогуляться к Замку.

– Не лучше ли вам пойти туда самому? – спросил я. – Мое присутствие будет, наверное, излишним?

– Вот мы и проверим, – ответил он с изящным поклоном. – Fiatexperimentumincorporevili!  Проведем своего рода эксперимент и выступим в роли подопытных существ. Завтра мне предстоит встреча с юной леди, – встреча приятная для любого положительного героя – но не для меня. Лучше заранее отрепетировать.

– А какова моя роль, – поинтересовался я. – Отрицательного героя?

– О чем вы говорите! Конечно, нет, – однако он задумался. – Сейчас придумаем формулировку. Панталоне? Это место уже занято. Комический старик? Вряд ли. Вы совсем не смешны. Нет, для вас определенно ничего не находится. Разве что злодей? – он окинул критическим взглядом мой костюм. – Нет, тоже не подойдет.

Леди Мюриэл была одна: Граф ушел по своим делам. В беседке все было приготовлено к чаю. Ничего не изменилось, только два кресла были поставлены рядом. Как ни странно, одно из них предложили мне.

– Мы пришли условиться, что писать Графу о нашем предполагаемом вояже по Швейцарии, – начал Артур. – Итак, обговорим тематику писем?

– Конечно, – кротко согласилась она.

– А среди их персонажей будет скелет в шкафу? – поинтересовался я.

– Это не очень удобный персонаж, если в гостиницах нет никаких шкафов, – ответила Леди Мюриэл. – Впрочем, наш скелет – совсем маленький, его можно хранить и в секретере.

– Но, пожалуйста, не зацикливайтесь на письмах, – сказал я. – В поездке вас ждут дела и поинтереснее. Уж я-то знаю: читать письма увлекательно, а вот писать…

– Бывает, – согласился Артур. – Особенно если вы робеете перед тем, кому пишете.

– Это видно по письму? – спросила Леди Мюриэл. – Когда вы разговариваете с человеком, тогда, конечно, видно, стесняется он или нет. Но чтобы это выражалось в письменной форме…

– Когда разговор развивается без перерывов, тогда говорящий может выглядеть совершенно беззастенчивым, чтобы не сказать – нахрапистым. Но в письме две фразы стоят рядом, а человек, может быть, вымучивал их полчаса.

– Следовательно, письма говорят нам не все, что могли бы?

– А это просто от несовершенства нашей системы письма. Если человек застенчив – это нужно как-то передать. Если автор делает паузы, их нужно обозначать на письме. Можно даже поздороваться на первом листе, а следующую фразу поместить на четвертом, оставив два листа чистыми, если автор письма – сущий младенец.

– О, я просто вижу этого деликатного ребенка! – обратилась Леди Мюриэл ко мне, явно желая вовлечь меня в разговор. – Он мог бы прославиться – впрочем, у него это впереди, – если бы внес свою лепту в составление Новых правил письма. Изобретите как можно больше новых правил, деточки, – и прославитесь!

– Совершенно верно. Разумная сложность не повредит орфографии, да и пунктуации. Вот вам одна идея. Человек так устроен, что когда он о чем-то говорит серьезно, это часто выглядит шуткой и наоборот. И в письменной форме все можно сделать точно так же. Особенно это актуально для леди! – сказал Артур.

– Просто вы не переписывались с женщинами, – заметила Леди Мюриэл, откидываясь на спинку стула. – Вам следует попробовать.

– Прекрасно, – кивнул Артур. – Скольких леди прикажете взять для опыта? Пальцев на обеих руках будет достаточно?

– Ограничьтесь большими пальцами одной руки, – ответила Леди Мюриэл серьезно. – Сами сосчитаете, сколько это будет? Ужасный ребенок! – добавила она, снова повернувшись ко мне.

– Немного капризен, – признал я, – но так ничего… Наверное, зубки режутся.

А про себя добавил:

– Прямо как Бруно, в самом деле!

– Мальчик хочет чаю! – подал голос «ужасный ребенок». – Мальчику нужно отдохнуть перед завтрашним чаепитием.

– Тогда пусть отдыхает, – успокаивающе сказала она. – Чая пока нет. Располагайтесь в кресле поудобнее и не думайте ни о чем. Или обо мне – если вам так больше нравится.

– Мне безразлично, о чем не думать, – сонно пробормотал Артур, не сводя с нее осовелых влюбленных глаз. Она тем временем стала заваривать чай. – Я подожду.

– Если хотите, я принесу вам лондонские газеты, – сказала Леди Мюриэл. – Отец сказал, что там нет ничего особенного, кроме подробностей кошмара в Баскервиль-холле. (В то время общество было взбудоражено этим зверским преступлением.)

– Я не люблю кошмаров, – ответил Артур. – Единственное утешение в том, что общество извлечет из этого кошмара должный урок, хотя оно все прочитывает задом наперед!

– Вы говорите загадками, – сказала Леди Мюриэл. – Пожалуйста объяснитесь.

Артур помолчал минуту, а потом сказал медленно и глубокомысленно:

– Во-первых, если вы читаете о чем-то зверском или варварском, что сделано таким же человеческим существом, как вы сами, то вы заглядываете в бездну греха не отстраненно, а через свою собственную душу…

– Да, я понимаю. Следует говорить не «Господи, благодарю тебя за то, что я не такой, как эти грешники», а «Господи, благодарю тебя за то, что ты не дал мне стать таким грешником».

– Нет, – сказал Артур. – Я подразумевал намного большее.

Она бросила на него взгляд, но промолчала.

– Здесь можно обратиться к истокам. Подумайте о каком-нибудь другом человеке, тех же самых лет, что и этот несчастный злодей. Обратитесь к моменту их совместного рождения, когда у них еще не было сознания и понимания того, что правильно и неправильно. Тогда они были бы равны перед Богом…

Она кивнула.

– Теперь разобьем жизнь этих людей на несколько эпох. В первой они оба не могут поступать ни правильно, ни неправильно. Во второй один из этих людей вызывает уважение и любовь окружающих: его нрав безупречен, а имя незапятнанно. История жизни другого – путь от преступления к преступлению. Какими же причинами могут быть обусловлены столь разные характеры? И во второй ли эпохе эти причины проявляются? Они могут быть внешними и внутренними. Рассмотрим то и другое отдельно? Если я, конечно, не утомил вас.

– Отнюдь, – сказала Леди Мюриэл. – Я и так-то в восхищении, а столь оригинальный подход к проблеме просто изумляет меня. Хочется приступить немедленно к обсуждению проблемы именно в этом аспекте. А то специальные книги так скучны!

– Вы меня очень ободрили, – довольно сказал Артур. – Итак, внутренние причины создают характер человека – то, чем индивид является постоянно, в любой интересующий нас момент. От чего зависит выбор, сделанный им в конкретном случае…

– Свободу воли мы признаем? – уточнил я.

– По крайней мере, – тихо ответил он, – в общепринятом смысле.

– Принимается! – согласился я.

– Внешние причины составляют среду – как говорит мистер Герберт Спенсер, окружающую среду. Но вот что я хотел бы оговорить особо: человек отвечает за свой выбор, но он не отвечает за среду. Он ее не выбирает. Следовательно, два названных джентльмена испытывают равное воздействие со стороны внешнего мира. Согласитесь, что если они оказывают равное противодействие, Бог в этом случае проявляет себя по отношению к ним одинаково. Это, надеюсь, очевидно?

– Еще бы! – воскликнула Леди Мюриэл. – Совершенно очевидно!

– А если среды различны, то один может устоять перед искушением, а другой – пасть.

– Но вы не считаете, что оба человека виновны с точки зрения Бога?

– Не считаю, – сказал Артур. – Иначе я недостаточно верю в высшую справедливость. Но позвольте мне поставить вопрос резче: один из них занимает высокое общественное положение, другой – обыкновенный вор. Пусть один будет совращаться, то есть захочет сделать нечто мелкое, но явно предосудительное, считая, что об этом никто не узнает. Пусть другой будет совращаться к совершению преступления под гнетом подавляющих обстоятельств. То есть не совсем подавляющих, а то исчезает свобода воли, а значит и ответственность. Понятно, что второму придется приложить больше усилий для сопротивления. Допустим, оба они падут. Вероятно, с точки зрения Бога второй будет виновен меньше, чем первый.

Леди Мюриэл слушала, затаив дыхание. Потом она сказала:

– Это противоречит всем представлениям о правосудии. Получается, судья должен оправдать убийцу? И более того, в случае обвинительного приговора самым виновным оказался бы судья! И вы верите в это?

– Безусловно! – твердо ответил Артур. – Я понимаю, это выглядит как парадокс. Но подумайте, как это печально, когда человек полностью понимает Божьи законы, однако совершает грехи? Какую епитимью вы придумаете для таких грешников?

– Я не могу спорить с вашей логикой, – ответил я. – Но, по-моему, она помогает злу распространяться по миру.

– Это правда? – тревожно спросила Леди Мюриэл.

– Конечно, нет! – раздраженно воскликнул Артур. – Напротив, эта теория рассеивает туман, висящий над всемирной историей. Как только я это понял, мне пришла на ум строка Теннисона «Там нет прибежища для мыслей ложных». Ведь многие грешники, с нашей точки зрения, были для Бога, может быть, едва виновными. О, каким лучезарным явился мне мир после этого откровения. «Чем ночь темней, тем ярче звезды!» – закончил он со слезами на глазах.

Леди Мюриэл некоторое время сидела в глубокой задумчивости, а потом произнесла:

– Да, интересно. Благодарю вас, Артур, вы дали мне пищу для размышлений.

Граф вернулся как раз к чаю и присоединился к нам. Он сообщил тревожную новость: в маленьком портовом селенье вспыхнула злокачественная лихорадка. Это произошло день или два назад, но заболело не меньше дюжины человек, и некоторые из них – опасно для жизни.

Артур забросал его нетерпеливыми вопросами – его интерес был сугубо научным. Граф мог сообщить некоторые специфические детали, потому что разговаривал с местным доктором. Болезнь была какая-то новая, отдаленно напоминающая средневековую чуму, очень заразную и скоротечную. Однако это не повод отменять наш завтрашний прощальный ужин. Впрочем, никто из наших гостей не живет в районе заражения, населенном рыбаками, так что можете идти на ужин смело.

Артур молчал до самого дома, а потом весь ушел в изучение болезни, о которой он кое-что уже слышал.