Текст книги "Дрянной декан (СИ)"
Автор книги: Людмила Райот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
13.1. После бала
Моя любовь сменила цвет, угас чудесный яркий день
Мою любовь ночная укрывает тень.
Веселых красок болтовня, игра волшебного огня
Моя любовь уже не радует меня.
(К. Никольский)
– А в чем де… – Гарденина увидела возвращающегося Верстовского и будто наткнулась на невидимую стену. Оставшееся расстояние подруга буквально проползла, двигаясь медленно и на полусогнутых.
– Вениамин Эдуардович? – пробормотала она уже не так уверенно.
– Гарденина. – Декан внимательно посмотрел на ее почти до бедер обнаженные бедра и уважительно хмыкнул. – Отличница наша.
Бедная Юлька совсем смутилась. Она громко икнула, не сводя с декана испуганно-зачарованного взгляда, и заблеяла какие-то оправдания, одновременно пытаясь прикрыть ноги.
– Развлекайтесь, девушки. Не буду вас отвлекать, – декан слегка поклонился нам и собрался уходить. – Кстати, мы скоро начнем проходить “Гамлета”, можете начинать готовиться к теме уже сейчас. Смотрите экранизации и постановки, как можно больше и разных, хорошо?
– Конечно, Вениамин Эдуардович. – ответила я. – Всего хорошего!
Юля промолчала, завороженно глядя вслед уходящему Дракуле. Выглядела она так, будто нюхательная соль скорее понадобится ей, а не мне.
– Ну что, пошли готовиться к “Гамлету”? – я пихнула в бок застывшую подругу. Та никак не могла оправиться от потрясения, нанесенного суровым обликом декана по чувствительной девичьей натуре. – Юля, очнись! Зачем ты меня искала?
– А? – девушка помотала головой, сбрасывая оцепенение. – О, вспомнила! Надеюсь, ты сегодня в красивых трусах, Красовская?
– Что, если нет? – я с подозрением уставилась на нее. – Намечается конкурс труселей?
– Тогда придется ехать и переодеваться… Нас пригласила к себе Маринка Федорова. У нее сегодня афтепати по случаю Хэллоуина.
– И?..
– Романа тоже возьмем, – подмигнула Гарденина. – Сечешь?
* * *
– К Федоровой? – тяжело дыша, переспросил юный Верстовский после окончания выступления. – А что, поехали. У нее всегда весело. Потусим?
Он подмигнул мне, и мое сердце пропустило удар. Парни собирали инструменты и демонтировали сцену. Уже не только Ромка, но и остальные участники группы разделись до пояса и красовались блестящими от пота торсами разной степени подтянутости.
– Потусим, – заговорщицки улыбнулась я.
– Ясь, поедешь с нами? – сын декана обернулся к вокалистке. Та сидела на краешке сцены с отсутствующим видом.
– Куда, зачем? – она подняла на него голубые, ничего не понимающие глаза.
Вот именно! Куда и зачем ей ехать вместе с нами?! Моя радость мигом померкла.
– К одной нашей знакомой с четвертого курса. Она всегда отпадные вечеринки собирает.
– Не знаю, можно, – без особого энтузиазма отозвалась брюнетка. – Сейчас, только маме напишу.
– А как твое полное имя, кстати? – спросила Юля, глядя на солистку с плохо скрываемой враждебностью.
– Ярослава.
Я молча взмолилась, чтобы у нашей новой знакомой Ярославы оказались строгие родители пуританских взглядов, и ей не разрешили на ночь глядя ехать тусить со старшекурсниками. Но с той стороны проблем не возникло. А вот мне еще предстоял серьезный разговор со своими предками. Одной смс тут точно не отделаешься...
Скрестив пальцы, я отошла в сторону и набрала номер папы. Надеюсь, он будет более лоялен, чем мама, и не станет кричать про необходимость предохраняться во время близости.
– Ну как? – шепотом спросила меня Гарденина, когда я вернулась.
– Отпустили, но только до двенадцати.
– Ничего, до двенадцати еще целых... Четыре часа. Если поторопитесь, можете успеть сделать все задуманное.
Зал постепенно пустел. Народ расходился, сбиваясь в группки и стекаясь ручейками в сторону выхода. На полу остались ошметки юбок, крыльев, обломанные рога, сандалии, очевидно, потерянные кем-то из числа греческой диаспоры.
Волонтеры с грустным видом принялись за уборку.
– Как они согласились на это? – я показала на бедных студентов, которые место того, чтобы танцевать и веселиться, весь вечер следили за порядком и организацией.
– Сами вызвались, – пожала плечами Юля. – В конце семестра смогут получить зачет по выбранному предмету автоматом.
– Дай угадаю... Большинство выбирает предмет Эдуардовича?
Подруга рассмеялась. Она уже окончательно пришла в себя после едкого замечания Верстовского, лишь во взгляде ее сохранилась легкая мечтательность. Я тоже почти полностью протрезвела – дурман шампанского выветрился так же быстро, как и затуманил голову. Осталось лишь недоумение.
Это что вообще сейчас было? Между мной и Ромкиным отцом?..
– О чем вы говорили, кстати? – поинтересовалась подруга. – Он тебя запугивал?
Я попыталась дать определение тому, что же делал со мной отец Ромки, но нужного слова так и не нашлось.
– В общем и целом, да. И еще пытался вменить мне в обязанность присматривать за Романом, чтобы он не... не пошел по дурной дорожке.
– Чего? – Теперь уже Юлька посмотрела на меня, как на умалишенную.
– Я и сама толком не поняла, – тяжело вздохнула и села на край сцены, противоположный тому, где сидела Яся. – Видимо, он не должен раздолбайничать еще больше, иначе получится, что это я на него плохо влияю...
Гарденина скорчила удивленную гримаску. Пожевала прядь волос, беззвучно шевеля губами, потом выплюнула ее и покачала головой.
– Звучит ужасно. Считаю, твои шансы близки к нулю. Случись чего, и у декана появится еще один повод тебя ненавидеть.
Мне стало пронзительно грустно от ее слов. Я устала от ненависти декана. Замучилась каждый день ожидать новых неприятностей. Мне бы и правда хотелось, чтобы мы научились выносить друг друга... Нет, ожидать, что он станет с радостью встречать меня у алтаря на месте отца жениха, глупо, конечно. Но если не будет ставить подножки по пути – уже что-то.
– Ром! Ты отпросишься у декана? – спросила я, чувствуя неловкость. – Наверно, он будет волноваться, если ты запропастишься на полночи?
– Милая, ну мне же не десять лет, – рассмеялся Ромка, вытирая лицо футболкой. – Он давно к этому привык.
Юля кинула на меня предупреждающий взгляд, в котором читалась фраза "Ну я же говорила". М-да, дело дрянь. Видимо, мне самой придется звонить декану и отпрашивать Ромку на вечеринку... Это ведь я несу ответственность за его моральный облик, правильно?
Парни почти собрали оборудование, и мы с Юлькой пошли переодеваться. Туалеты к тому времени опустели: люди разошлись, зато вещей осталось видимо-невидимо. Уборщицы в понедельник утром найдут много всего интересного.
Я все еще ломала голову над задачей, которую поставил передо мной декан, но решение, к счастью, нашлось само. Мы с Юлькой и участниками рок-группы выходили из университета шумной толпой, предвкушая продолжение Осеннего бала – неформальное, и оттого еще более захватывающее. В руках у музыкантов откуда ни возьмись появились две бутылки пива, которые они передавали друг другу, совершенно пренебрегая гигиеническими нормами. Ярослава напевала себе под нос гимн молодой разбитной молодежи. Мы с Гардениной вспоминали самые комичные костюмы с сегодняшнего вечера и хохотали.
В холле нам неожиданно повстречался Верстовский. Но неожиданно ли?.. Меня начинали мучить подозрения, что отец Романа нас попросту преследует, выслеживая каждый шаг дорогого сыночка и потом выскакивая в самый неподходящий момент, словно черт из табакерки. Или это судьба-злодейка сталкивает нас снова и снова?Декан уже разоблачился в простого смертного. Снял клыки, перчатки и сменил готический плащ рокового мужчины на классическое пальто. А вампирские шмотки, скорее всего, перекочевали в минималистичный рюкзак за спиной. Хм, декан носит вещи в рюкзаке? Вот уже точно неожиданно. Воображение приписывало ему таскать учебники и научные труды в... дипломате.
– Рома? – Вениамин Эдуардович не смог оставить наше эффектное появление в холле без внимания. Он наставил на сына зонтик-трость, словно указку. – Ты едешь домой?
Яся заткнулась, оборвав пение на трагичной и высокой ноте. Мы с Юлей перестали смеяться, спешно натянув скорбно-задумчивые мины, а парни стыдливо попрятали початые бутылки за спину. Оставалось только радоваться, что на этот раз с алкоголем застукали не меня.
– Пап, привет! Мы решили заехать к Федоровой на вечеринку, так что я задержусь.
– Федорова в шаге от отчисления. Куда ей закатывать вечеринки? – декан обвел нашу компанию порицающим взглядом. Ручка зонтика тихо хрустнула в его руке. Само собой, он не пришел в восторг от такого заявления. И Ромка тоже хорош: ладно бы, попросил, так нет – вывалил голый факт и принимай его, родитель, как считаешь нужным.
– Не волнуйся, па, все будет хорошо. Девчонки за мной присмотрят. Так? – юный Верстовский, обаятельно улыбаясь, стиснул нас с Юлей в дружеских объятиях.
Мы с Гардениной усиленно закивали. Хитро же он перевел стрелки!
– Я на это надеюсь, – декан посмотрел на меня. После отвернулся и вышел из здания, крутанув массивную деревянную дверь.
– Фух, пронесло, – Ромка расхохотался и чмокнул нас с подругой поочередно в щеки. – Разрешение на пьянку официально получено!
Я не улыбнулась. Меня придавило ответственностью и прощальным взглядом декана.
Пока мы веселились на балу, в Москве наступила самая настоящая осень. Бабье лето сдуло холодом – сильные порывы ветра, несущие дыхание зимы и мелкую морось, унесли остатки тепла, которыми с нами так щедро делился октябрь. Последний месяц осени устанавливал новые законы жестко и решительно, словно показывая – поблажек от меня ждать не стоит. В права вступал ноябрь.
Мы вывалили из проходной и успели заметить, как Эдуардович садится в красивый блестящий автомобиль, такой же черный и непроглядный, как и его душа.
– А откуда у твоего отца такая классная машина, Ром? Мне всегда казалось, что преподаватели – люди бедные, – сказала Яся, натягивая на голову белую шапочку.
– Особенно, преподаватели литературного, – хмыкнула Юлька.
Подруга вообще любила шутить на тему голодных писателей, которые живут и пишут на чистом энтузиазме. Говорила, нам уже пора начинать сушить сухари на будущее – пока что нас кормят родители, но вот отзвучит последний звонок последнего курса, и здравствуй, взрослая самостоятельная жизнь... Я же либо оптимистка, либо просто-напросто дура – надеюсь, что хоть на бутерброд с маслом своим литературным трудом заработать смогу.
– Не знаю. Она просто есть, и все. Я не лезу к нему в карман. – Рома пожал плечами и повыше поднял воротник черной стеганой куртки, глядя прямо перед собой. Его левая ладонь, которой он держал меня, слегка напряглась. Может, поэтому, а может из-за туманности фразы мне показалось, что он чего-то недоговаривает.
– Подожди. – Я остановилась, как вкопанная. До меня только сейчас начало доходить то, о чем они говорят. – Ром, у вас есть машина? Но ты же все время ездишь на электричке...
Девчонки тоже остановились и посмотрели на нас. При этом на Романа они посмотрели удивленно, а на меня – будто бы с жалостью. Да я и сама ощутила себя невероятно жалкой в этот момент.
– Потому что машина не моя, а папина.
– Да какая разница. Вы вместе живете, проводите будни в одном и том же универе... Просто ездил бы с ним! – воскликнула я. Промозглый ветер проникал через расстегнутую куртку и лапал меня ледяными ручищами, от которых по телу разбегались волны холода, но мне было все равно.
– Это вовсе не "просто", Марго, – Рома тоже повысил голос и выдернул свою руку из моей. – Не говори того, о чем не имеешь понятия.
Он догнал ушедших вперед парней, а мне стало больно, холодно и мерзко. Я застегнула куртку и накинула капюшон, намотала поверх шарф в три оборота. Юля ободряюще взяла меня за руку, но это особо не помогло. Яся молчала и старалась не смотреть в мою сторону, но было очевидно, что она думает о том же самом, о чем и мы с Гардениной. Я – девушка Ромки, с которой тот не считает необходимым быть откровенным. Придумала себе вселенскую любовь, хотя не знаю о нем практически ничего...
Нужно было сдержаться и прояснить этот момент наедине, а не при свидетелях – к тому же, таких потенциально опасных, как новая солистка – но я просто не смогла сдержаться. Он столько раз опаздывал на занятия или не появлялся вовсе, списывая это на неудобное расписание электричек, хотя мог бы приезжать стабильно вовремя...
А я перлась в универ даже тогда, когда огребала от декана по полной! Потому что в универе был шанс увидеть Ромку...
Вот и случилась наша первая ссора. Всю дорогу до дома Федоровой мы с Верстовским старательно избегали друг друга. В метро встали поодаль: я с Гардениной, он все также с друзьям. Чуть позже к ним присоединилась Яся. Они что-то бурно обсуждали, а потом начали вместе петь. Ромка смеялся, он совсем не выглядел обиженным или расстроенным. И смотрел на вокалистку с задорным восторгом... Он и на меня так смотрел частенько, и мне почему-то казалось, что этот взгляд был... индивидуальным, что ли? Именно моим. Что это я вызываю в нем огонь и восторг.
А оказалось, это был обычный взгляд веселого Ромы. Он мог смотреть ТАК на кого угодно, лишь бы настроение было подходящим.
– Вы обязательно помиритесь, – ни с того ни с сего брякнула Юлька. – Даже не вздумай ехать домой!
– Еще чего! Вечер только начинается, какой домой? – с чувством заявила я. Хотя на самом деле во рту разлилась горечь.
13.2. Афтепати у Федоровой
Через сорок минут дороги мы оказались на месте. Главная тусовщица Ливера (по версии Юльки) жила в обычной панельной девятиэтажке в спальном районе Москвы. Мы шли от метро около десяти минут, ненавязчиво радуясь, что идем большой компанией, а не поодиночке: по пути нам встречались сплошь неухоженные дворы, разбитые лавочки и алкоголики, зовущие разделить вечер с ними.
Затем нас встретил темный подъезд и замызганная кабинка лифта, с натужным скрипением ползущая вверх по шахте. На подъезде к нужному нам, пятому этажу стало шумно. На лестничной площадке стоял сигаретный чад.
– Всем привет! – на пороге нас встретила рыжеволосая ведьмочка в полосатых гетрах и высокой чародейской шляпе. – Разувайтесь, оставляйте верхнюю одежду на вешалке и добро пожаловать!
Хозяйку нисколько не смутило то, что вешалка лежала на боку, свалившаяся под весом десятков курток и пальто, а на полу прихожей негде было ступить от уличной обуви. Немного подумав, мы сложили одежду на гору вещей и столкнулись в коридоре с небольшой очередью.
– Э-э-э... – а можно помыть руки с дороги? – хорошая девочка Гарденина подошла к двери в туалет и вопросительно посмотрела на стоявшего рядом парня в светлом эльфийском парике.
– Помой на кухне, здесь занято. Давно и, видимо, надолго... – "эльф" недовольно глянул на нее и забарабанил в запертую дверь. – ЭЙ, А МОЖНО ПОСКОРЕЕ!!!
– Ну прямо как в плацкартном вагоне с утра, – пробормотала я, направляясь дальше.
Юля мимоходом прижалась ухом к двери и смущенно отпрянула.
– Нет, в плацкарте иначе, поверь!
Наслушавшись про "грандиозную вечеринку у Федоровой" я ожидала несколько иного масштаба. Родителям Марины принадлежала двушка достаточно скромного размера, каждый квадратный метр которой оказался занят одним, а то и двумя гостями. Внутри было душно и не очень светло – на стенах висели гирлянды и "волшебные" фонарики из китайского магазина, мерцали экраны телефонов и нетрезвые глаза молодежи.
Но в том, что касается интерьера, квартира превзошла самые смелые ожидания. Мебель слоями укрывала декоративная паутина, белые нити тянулись от люстры к верхушкам шкафов и серванта. В коридоре главенствовала композиция из ошметков грязного рванья вперемешку с летучими мышами. На полках стояли пластмассовые черепа.
Приглашенные в основной своей массе также придерживались хэллоуинского стиля одежды. Ведьмы, зомби и вампиры плавно перекочевали из университетской столовки в федоровскую двушку. Плотность "населения" была такова, что рассчитывать на что-либо, кроме самого тусича, было самонадеянно.
Мы разместились в зале, где, помимо нас, уже обосновалось не меньше пятнадцати человек. Как они там все поместились – ума не приложу, было слишком темно. Юлька развела активную деятельность. Принесла с кухни два бокала виски, разбавленного колой. Вручила один из них мне, другой – Ромке, которого насильно оттащила от знакомых парней. После согнала с маленького дивана нескольких пьяных малолеток и усадила на него нас. Сама вползла рядом, сбоку.
Было очень тесно, но все же лучше, чем стоять или сидеть на полу, рискуя быть затоптанными. Из угла напротив торчали многочисленные ноги, доносилось бряцанье гитарных аккордов. "Ведьмаку заплатите чеканной монетой" – пел нестройный хор голосов.
– Ром, а сколько твоему папе лет? – невинным голосом спросила Гарденина.
Ох, опять она за свое!.. Я хотела было подняться и уйти, но что-то меня остановило. Может, Юлькина рука, вцепившаяся мне в платье за спиной у Ромки. Или иррациональное желание узнать чуть больше об объекте своих страшных фантазий?..
– Сорок, – зажатый между нами Верстовский ответил без негатива. Похоже, остыл после недавней вспышки. Милостиво решил поделиться кусочком своих отношений с отцом, в которых все "совсем непросто".
– То есть...
– Да, я родился, когда родители были совсем молодыми, даже чуть младше нас сейчас. Первая юношеская любовь, все такое.
– А отчего твоя мама... – я по голосу почувствовала, что Гарденина сама смутилась от своей напористости. – Извини, если лезу, куда не просят...
– Рак, – коротко ответил Ромка. – Мне было десять тогда.
– Блин, это просто жесть, – Юля глубоко вздохнула и поежилась. – Соболезную тебе.
Я не смогла произнести ни слова. Из темного угла квартиры на меня посмотрело нечто необъяснимое, бесформенное. Со свисающей с потолка паутины дохнуло затхлым немым ужасом, отголоском давнего горя.
"По глади черных вод, где звезды задремали..." – медленно прошелестел мне на ухо бесплотный голос. Я мотнула головой и зажмурилась, наощупь нашла Ромкину ладонь и ободряюще сжала ее. Тот ответил на рукопожатие. Страх немного отпустил.
– Я плохо помню, как это было, когда она... умирала, – сглотнул Рома.
Зато декан, наверное, помнил все отлично... Помнил каждое мгновение тех страшных, растянувшихся на годы, месяцев. От рака редко умирают совсем стремительно. Чаще всего болезнь подтачивает организм постепенно, убивая не только физически, но и эмоционально. Медленно добивая человека и его близких мучительным ощущением верно приближающегося конца. То давая проблески надежды, то вновь окуная во мрак ужаса и беспросветности.
– Детали стерлись... Осталось лишь ощущение, что жизнь – расчетливая хитрая сука. Еще недавно ты жил с любящими родителями в большом красивом доме, а потом БАЦ – и у тебя только отец... – парень отпил из бокала. – ...контролирующий каждое твое действие.
– Он волнуется за тебя, – неожиданно сказала я. – Ты его самый близкий человек.
– Знаю, Марго, – Ромка нежно потрепал меня по макушке. – От этого не сильно легче.
Мы немного помолчали. Я придвинулась к парню ближе, робко положила голову ему на плечо. Он запустил руку мне в волосы.
– А у вас очень большой дом? Мне Ритка сказала, он потрясающий. Похож на историческую усадьбу! – Гарденина, выждав приличествующую ситуации паузу, вернулась к допросу, а я поперхнулась напитком.
Ну и вопросики у нашей скромной Юлечки! Еще бы спросила, какой у декана оклад и размер мужского достоинства...
От мыслей о мужском достоинстве декана меня мороз продрал по коже. По телу побежали мурашки, оставляющие после себя наэлектризованные волоски. Я поймала себя на желании залезть к Ромке на колени, спрятаться в его объятиях от распирающего чувства неловкости. Но мы еще не настолько помирились.
– А это она и есть! – Рома незаметно подмигнул мне. – Смотри, что покажу...
Он достал из кармана телефон и некоторое время искал на нем нужное фото.
– Красивый? В нем жили еще наши предки-дворяне. Род Верстовских берет начало в семнадцатом веке!
Гарденина выглядела раздавленной новостями.
– Не дури девке голову, Ром, – я прыснула со смеху. – Давайте сменим тему. Лучше скажи, почему ты не ездишь в Ливер на машине?
Верстовский посерьезнел.
– Так пробки же. Из области знаешь, сколько по трассе чесать? Это отцу по статусу не положено в электричках трястись, а мне не западло и на быдляцком транспорте проехаться... Это лучше, чем два часа подряд слушать его нравоучения. К тому же, я хочу стать более самостоятельным. Вот если бы он разрешил мне брать свой Харлей...
– Чего? – не поверила своим ушам я.
– У декана есть мотоцикл?! – Юля чуть не свалилась с дивана. Лишь плотность соприкосновения наших тел не позволила ей этого сделать.
– Мотоцикл-то есть, а вот толку с него – нет... – проворчал Рома. – Столько лет в гараже пылится без дела. Может, он уже и не на ходу.
– Но как так? – я тоже не могла уложить в голове внезапно открывшийся факт о декане. Пыталась представить себе Верстовского, гордо сидящего верхом на Харлее или стрелой мчащегося по направлению к литературному, и не могла. Шлем не надевался. Кожаная косуха сидела не по фигуре.... Что-то мешало воображению развернуться в полную силу.
– Вениамин Эдуардович... Харлей... – слабо простонала Юлька. Она-то, судя по всему, уже не только представила декана-мотоциклиста, но и поплыла от яркости картинки.
– Когда я был маленький, папа постоянно ездил на мотоцикле и меня тоже катал. Потом, когда мамы не стало, некоторое время гонял, как сумасшедший... Однажды перевернулся – чудом выжил, можно сказать. С тех пор все. Харлей одиноко стоит в гараже, напоминает о лихой молодости и былой жизни... Я столько раз просил отдать мотик мне, отец и слышать ничего не хочет.
Рома вздохнул и откинулся на спинку дивана, глядя в затянутый паутиной потолок. Тоже фантазировал, наверно. Только в роли мотоциклетного ковбоя представлял себя, а не отца.
