Текст книги "Дрянной декан (СИ)"
Автор книги: Людмила Райот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
21.1. Пощечина
Такого вероломства от высоконравственного Вениамина Эдуардовича я никак не ожидала. Как он только смел!..
Где он нашел столько совести! Какое у него широкое понятие допустимого... Съедать глазами мои ноги, читать мне Шекспира – так читать, что я потом целую ночь уснуть не могла, ибо грезила его томным голосом – и при этом переписываться с заумной училкой из Ярославля!
Я считала себя единственным увлечением декана. Сладкой запретной страстью, что ворвалась в размеренное течение его серой жизни и раскрасила ее яркими красками. А у него таких красок, оказывается, что карандашей в пенале художника... Может, у него в каждом провинциальном городе обитает подобная "Аделаида"? И на стажировку он приглашает всех без разбора, просто доезжают они редко и далеко не все...
А кем тогда для него была я? Быстрым способом утолить пресловутую сексуальную жажду в перерыве между поездами?!
– Марго, чего сидишь, как приклееная? – вернувшаяся с кухни мама шикнула на меня, проходя мимо. – Помоги мне убрать со стола!
Ох, вот это она зря... Мои руки так дрожали от ярости, что тарелки подверглись большой опасности. Пока я собирала их в стопку, они жалобно дребезжали, предчувствия возможную гибель. Кое-как доперев посуду до раковины, я облокотилась о стену и обняла себя руками, постепенно успокаиваясь. Нужно срочно прийти в себя, иначе переполняющая меня злость вырвется наружу, и милый вечер в дружеской обстановке перестанет быть таковым.
Вовремя все-таки мама решила увести меня из гостиной и унести подальше вилки и ножи... Еще минута, и они могли бы быть использованы не по назначению. Хотя с чего я вообще так остро реагирую? Ну найдет себе декан старушку, соответствующую его статусу и годам, мне-то что с того?
Станет только лучше. Я вздохну с облегчением и перестану трястись от упоминания его имени. Снова обращу внимание на ровесников... может, снова полюблю Ромку, с которым мы вроде как опять встречаемся, и за которого меня активно выдают замуж прямо в этот самый момент...
– Мне интересно узнать больше про британский университет, в котором училась Марго, – донесся из гостиной любезный голос декана, и я вскипела по-новой.
– Марго училась непосредственно в Лондоне, в Кингс Колледже, – с гордостью начал папа, совершенно не волнуясь о том, что посвящает Верстовского в дела, в которые я его посвящать не хотела. – Перед этим она два года углубленно изучала английский язык и подтягивала предметы до необходимого уровня. Потом закончила школу с отличием и подала документы на трехлетнюю программу Сравнительного литературоведения. Вообще-то обучение в британских вузах платное, но нам повезло попасть на бюджет. Еще будучи школьницей, Рита писала прозу и поэзию и участвовала в международных конкурсах. Там что Кингс Колледж с удовольствием одобрил ее заявку на поступление. А когда трехлетний курс закончился, она вернулась обратно.
– Марго – талантливая и амбициозная девушка, – как бы между прочим, сказал декан. Мне почудились нотки восхищения в его голосе, и колени снова затряслись – но на этот раз не от злости. Я подкралась к выходу с кухни, чтобы лучше слышать разговор родителей. – Насколько я понял, она получила диплом бакалавра международного образца и ей совершенно необязательно было идти учиться еще и в российский вуз. Она могла бы закончить обучение или поступить в магистратуру Великобритании...
– Верно, – согласилась мама. – Но Риточка очень любит учиться. И вообще, она у нас тихая, домашняя девочка. Сказала, что соскучилась по дому и друзьям. В вашем институте, кстати, числится ее подруга детства, Юля Гарденина. И мы пока сделали паузу на Великобритании. Если что, она сможет вернуться туда после того, как получит еще и российский диплом.
Последовала пауза. На меня нахлынула грусть – мама забыла упомянуть о том, что, хоть обучение было и бесплатным, сама жизнь в одном из крупнейших мегаполисов Европы обходилась нашей семье весьма недешево. Так что вряд ли я вернусь в Лондон в обозримом будущем.
– Ну теперь-то мы ее уже не отпустим, – неловко рассмеялся декан, и у меня заколотилось сердце. – Правда, Роман?
– А?.. – Рома, судя по звуку захлопываемой двери, только что вернулся с балкона.
– Мы тоже не хотели бы снова расставаться с нашей дочкой, – подключилась к неуместному смеху мама. – Хотите, я покажу вам Ритины грамоты и дипломы с конкурсов?
– Конечно.
– Тогда пойдемте. Они у нее в спальне.
Послышался скрип отодвигаемых стульев. А затем топот ног, дружно проследовавших по коридору в сторону моей спальни.
– Мама, ну зачем? Кому интересны какие-то дипломы?! – запротестовала я и кинулась вслед за всеми, но меня особо никто не слушал. Веселая компания шла на экскурсию, смотреть почетные грамоты и восторгаться литературными успехами "тихой, домашней Риточки".
Гостиная опустела – там остался один папа. Зато в моей спальне, стоило там оказаться маме, мне и семье Верстовских, сразу стало чересчур тесно. Еще никогда в розовой комнате не перемещалось столько народа за раз. Я чуть не провалилась сквозь землю от стыда, пока Ромка с деканом со снисходительными улыбочками рассматривали старые обои в выгоревший цветочек, кружевные занавески, бежевое покрывало на узкой кровати...
– Какая у тебя чудесная спальня, малыш, – умилился Рома и чмокнул меня в висок.
Да уж, не просто чудесная, а прямо-таки аутентичная. Теперь Верстовский точно никогда меня не бросит: жалость не позволит.
Когда я только уехала учиться в Англию, родители начали делать ремонт. Вот только в детский комнате его решили провернуть в самую последнюю очередь. А потом деньги закончились, и обещанная реновация до моей спальни так и не докатилась.
– Вот и награды, – мама тем временем бесцеремонно залезла в старую тумбочку со следами наклеек, которые были приклеены еще при царе Горохе, и достала оттуда стопочку грамот, каждая из которых гордо покоилась в рамке. Когда-то они висели на стенах. но потом были убраны с глаз долой по моему настоянию.
– Там в соседнем ящике нижнее белье, – повысила голос я. – Не хочешь тоже показать?
Рома прыснул и покатился со смеху, декан закатил глаза и взялся за сердце. Мама же была возмущена, чего и следовало ожидать.
– Как ты себя ведешь, Маргарита? – возмутилась она. – Причем здесь твое белье? Простите ее, Вениамин Эдуардович. Она сегодня сама не своя.
– Молодежь, – загадочно изрек отец Ромки, поигрывая желваками. – У них одно на уме. Давайте пройдем в зал. Мне кажется, Марго некомфортно оттого, что мы вторглись в ее комнату.
– Хорошо, – вздохнула мама. – Мне как раз пора угощать вас тортом. Чай, наверное, уже заварился.
Почетная делегация наконец-то двинулась на выход из моей спальни.
– Рома, иди помоги Марине Васильевне! – скомандовал декан.
– Конечно, пап, – парень вместе с моей мамой скрылся на кухне. Я хотела прошмыгнуть мимо декана и присоединиться к папе, ожидающему в зале, но мужчина внезапно перегородил мне дорогу, остановившись в дверях спальни.
– Чего?! – я поняла, что впервые за сегодня обращаюсь к нему напрямую. Некстати вспомнила злосчастную переписку с Аделаидой... Внутри снова поднялась волна злости. Он продолжал стоять, глядя на меня сверху вниз с нехорошей усмешкой.
– Дайте пройти! – раздраженно прошипела я, видя, что он не собирается трогаться с места, и толкнула его в грудь.
– А знает ли ваша мама, чем занимается её "хорошая девочка" по ночам?.. – декан понизил голос до завораживающего шепота и перехватил мою руку. – В своей маленькой розовой спаленке, этими самыми крохотными ручонками?.. – он быстро поднёс ладонь внутренней стороной к своему рту и жадно поцеловал пальцы.
– Что вы имеете ввиду?! – я отдернула руку и с возмущением уставилась на него. Меня колотила крупная дрожь. Знала же, о чем он... Но препочла притвориться невинной овечкой.
– Как часто вы ласкаете себя, Марго?.. – он навис надо мной, наступая на меня и тесня к стене. – Вы ведь тогда кончили?.. Когда мы... – он не договорил. Внезапная хлесткая пощечина стёрла непристойность с его губ.
Верстовский отстранился.
Я выдохнула сквозь зубы, в оцепенении глядя ему в глаза. С ужасом понимая, что побила не кого-то, а декана собственного университета. Рука взлетела сама... Я даже не поняла, как это получилось. Всего одно мгновение забытья и непереносимых эмоций, кровь шибанула в голову и вот... Вениамин молчал, а на его правой скуле расцветал ярко-розовый бутон пиона. След от удара алел свежим цветком и выделялся на фоне бледной кожи, заметный даже в полутьме коридора.
– Совсем с ума сошла, Красовская? – глухо произнёс декан, отбрасывая официальный тон и переходя на "ты". Он и без зеркала знал, что происходит с его лицом. – И что мы теперь будем делать?.. Твоя мать ждёт меня на чай в соседней комнате!
22. В розовой спальне
Для верных слуг нет ничего другого,
Как ожидать у двери госпожу.
Так, прихотям твоим служить готовый,
Я в ожиданье время провожу.
(Сонет 57, У. Шекспир)
Я застыла, глядя на "творение собственных рук" и приходя в ужас.
Теперь все узнают... Небо и земля поменялись местами, и такие катастрофические последствия не смогут остаться неощутимыми для их обитателей. Ответ среды будет ужасен. Что сделают мои родители, если я начну встречаться с мужчиной немногим младше них? Запрут в квартире или выгонят из дома навсегда? Моя единственная подруга возненавидит меня, одногруппники сделают главным объектом университетских сплетен... А что будет с деканом? Если правда о связи со студенткой выйдет наружу, его могут лишить поста в так любимом им литературном.
Все отвернутся от нас – и будут правы, черт возьми!
То, что чувствую я... чувствуем мы с Верстовским.... Этому нет никаких оправданий. Безжалостная стихия сметет нас, если мы не сможем скрыть это безумство. Остановить его, пока еще не поздно.
– Скорее! – я взяла его за руку и увлекла в свою комнату. Тихо прикрыла дверь и закрыла её на замок. – У нас мало времени!
Вениамин выглядел сконфуженным и озадаченным: ещё более растерянным, чем тогда, когда получил оплеуху.
– Вы правы, Марго, на ЭТО сейчас и правда времени недостаточно, – нервно усмехнулся он, потирая щеку. – Давайте обсудим другую возможность...
– Замолчите! – прервала его я. – Ваш юмор сейчас неуместен.
Без понятия, сколько именно наше отсутствие останется незамеченным, а после того, как его все-таки заметят, как скоро оно вызовет нехорошие подозрения... Ясно одно: действовать нужно быстро и технично. И отринуть все лишние эмоции, которые могут помешать делать свое дело чётко, как машина.
– Садитесь! – показала на кресло, а сама подошла к туалетному столику. Нашла тональный крем, пудру, нужную кисть... На всякий случай прихватила ещё и консиллер.
Притихший декан покорно сидел в моём небольшом кресле, наблюдая за мной из-под полуопущенных век. Я обернулась и окинула его быстрым взглядом: мужчина в моей розовой спальне был совершенно не к месту.
И казался тигром, запертым в детском домике.
Я подошла к нему вплотную, оценивая нанесенный его внешности ущерб. Яркое пятно на правой скуле перетекало на щеку, сползая вниз неровным краем. Попробовать замаскировать его тональником или нарисовать такое же на другой щеке для симметрии?..
– Поверните голову! – я выдавила жирную каплю тональника и принялась спешно размазывать ее по лицу декана. Попутно рассматривая отца Ромки вблизи и поражаясь мягкости его кожи. Тому, как легко и непринуждённо скользит по ней мой палец, чуть проваливаясь вглубь. У Верстовского почти не было щетины. Не только потому, что он был гладко выбрит, а в целом: легкие затемнения виднелись только на подбородке, и немного по периметру лица.
Это было странно. Он же взрослый – очень, блин, взрослый – мужчина. Странно и... потенциально привлекательно. Наверное, поцелуи с таким неженкой не превращаются в пытку для женских губ...
Я снова начала нервничать. Дыхание, только-только пришедшее в норму, снова сбилось, стало рваным и поверхностным. Я затаилась и стала дышать ещё тише и реже, чтобы не создавалось впечатление, что я страстно пыхчу у него над ухом. Но Верстовский почувствовал перемену во мне. Либо тоже устал от тягостного молчания.
– Что на вас нашло, Маргарита? Вы сегодня и правда сама не своя.
– Извиняться не стану. Вы сами виноваты в том, что произошло... Нарушили свое же обещание – вести себя прилично. Можете помолчать?!
Что-то сгустилось вокруг нас. Нечто тягучее, теплое, обволакивающее, не пропускающее звуков и действий извне. Я не сразу поняла, что это было... наслаждение. То есть, его предчувствие. Сладкое ожидание большего.
Декану мои быстрые прикосновения оказались также приятны, как и мне, если не приятней. Я сразу же перестала гладить его щеку, взяла кисточку и набрала на неё побольше пудры.
– Я заслужил, согласен, – смиренно согласился он. – Но что мешало окатить меня холодом, как и обычно?
– Не ваше дело! – я мотнула головой и ничего не ответила. Не могла же я рассказать ему о том, что залезла в его телефон и нашла переписку с другой женщиной. Что просто-напросто... Приревновала?!
– Со мной все понятно: я потерял рассудок и забыл все свои обещания, – мягко продолжил он. – Но отчего наша маленькая недотрога не смогла придержать руки?..
– Потому что вы меня допекли! – вспылила я и чуть было не ткнула кисточкой, которой наносила пудру поверх тоналки, ему в глаз – случайно, конечно.
Стоило признать, макияж получался ужасным: краснота так и проглядывала, зато поверху легло жирноватое бежевое пятно. Тогда я решила сменить тактику и обмакнула кисть в палетку с румянами. Взяла Вениамина за шею пониже затылка, чтобы легче было стоять, нагнувшись, и повернула его лицо другой стороной к себе.
– Вы преследуете меня в вузе, разрушаете наши с Ромой отношения... – зашипела я. Обвинения были не совсем заслуженными, но я бубнила первое, что приходило в голову, лишь бы не думать о том, что шея у него, хоть и крепкая, тоже приятно бархатистая на ощупь. – А теперь и вовсе заявились ко мне домой?!
– А разве?.. – он хотел возразить, но я одернула его и непроизвольно сжала левую руку, вонзив ногти в нежную кожу.
– Не спорьте!!!
Верстовский втянул воздух сквозь сомкнутые зубы и закрыл глаза, затаив дыхание.
– Я только хотел спросить: разве след от заслуженной пощечины не на другой щеке? – с еле скрываемым возбуждением прошептал декан.
– Мне придётся нарисовать вам румянец, – уверенно заявила я, сама краснея. – Так будет естественней...
Что-то подсказывало: естественней не будет, будет только кошмарнее. Время поджимало, но я внезапно вошла во вкус, нависая над своим мучителем и вырисовывая на его девственно-белой скуле розовые круги.
– Зачем вы все это устроили, Вениамин Эдуардович? Зачем пришли знакомиться с моими родителями... Правда хотите, чтобы мы с Ромой поженились?
Декан помолчал.
– Если благодаря этому я смогу видеть вас и переживать такие моменты, как сейчас, то почему бы и нет.
Кисточка выпала из моей руки, а сама я отпрянула от Верстовского, будто обожглась об нашу непозволительную близость. Взгляд сам собой опустился ниже, к паху развалившегося на кресле декана, и я отпрыгнула еще дальше.
– Все! Больше ничем не могу помочь, – я схватила с полки зеркало на ручке и заставила себя еще раз глянуть на декана, в этот раз – сугубо с профессиональной точки зрения.
Вынуждена признать, макияж ситуацию только усугубил... Либо я слишком спешила и нервничала в процессе, либо руки мои растут совсем не из того места. Малиновые "яблоки" румянца на щеках декана совсем не красили.
– Теперь вы выглядите смешно... – с сожалением заключила я и, в подтверждение своих слов, хихикнула. Ситуация была хуже некуда, мне же внезапно стало весело. Я протянула зеркало Верстовскому, втягивая голову в плечи и с нездоровым любопытством ожидая его реакции.
– Увиваться за юной девушкой... Я и так уже смешон дальше некуда, – вздохнул декан. Правда, через мгновение он поменял точку, взглянув на свое отражение. – Но сейчас вы сделали из меня настоящего ШУТА!!!
– Вы правы. Сотрите это все поскорее, – я кинула ему коробку с салфетками, давясь от смеха. – А знаете, что... – мне в голову пришла еще одна "гениальная" идея. – Идите в туалет и посидите там минут пять. Я пока кое-что устрою.
Я открыла дверь, убедилась, что снаружи все спокойно, и затолкала пытающегося сопротивляться декана в санузел. После прошла в зал и направилась прямиком к мебельной стенке. Мне повезло, и старые свечи-таблетки, которые я видела несколько дней назад, все еще покоились на своем богом забытом месте. Они валялись в дальнем ящике не меньше нескольких лет, но вот настал их звездной час.
Присутствующие не выглядели обеспокоенными нашим отсутствием. Папа, воспользовавшись паузой, уткнулся в свой ноутбук, мама с Ромой увлеченно беседовали. Парень расставлял чашки на столе, а она примеривалась ножом к торту, думая, как его лучше порезать, чтобы не поломать декоративных розочек из крема.
– Марго, где Вениамин Эдуардович? Мы его заждались.
– В туалете, – заявила я, посмеиваясь. Надеюсь, декан не услышит моих слов, иначе его самолюбие ждет очередной удар. – Кажется, у него что-то с животом. Звуки оттуда доносятся ужасающие...
– Ничего смешного, Марго! – ужаснулась мама. – Юра, я ведь говорила, нужно класть меньше соуса в салат!
Родители пришли в оживление. Пока они препирались, я спокойно расставила на столу свечи, сбегала на кухню за спичками и щелкнула выключателем, предполагая, что Верстовскому скоро надоест сидеть в туалете. Так и получилось. Все притихли, сраженные внезапно опустившейся на зал темнотой. В этот момент в гостиную вошел декан.
– Что такое, Рита? – спросил папа. – Зачем ты выключила свет?
– Я так давно ничего не отмечала в кругу семьи, в праздничной и торжественной обстановке! – заявила я, чиркая спичкой и поднося ее к первой свечке. – Пожалуйста, можно мы посидим вот так?..
22.1. Это кто у нас не любит гостей?!
Оставшиеся минут сорок от встречи прошли без особых эксцессов. Красовские и Верстовские чинно ели торт при свечах, и я могла лишь надеяться, что за это время краснота, цветущая на щеке преподавателя зарубежной литературы, немного спадет.
Если в начале вечера я маялась от смущения и не могла дождаться момента, когда же гостям придет пора "и честь знать", то на моменте со свечами сломалась и даже начала получать некое удовольствие от происходящего, вслушиваясь в разговоры и принимая участие в них сама. Но говорила я редко – внезапное безбашенное веселье и неуместные шутки "будущей невесты" немало шокировали присутствующих.
А еще было удивительно прислушиваться к себе и своей реакции на голос декана: каждый раз, когда над столом звучал теплый, будто бархатный, баритон, мое тело откликалось весьма недвусмысленным образом – сердце сбивалось с ритма и пускалось вскачь, дыхание спиралось в груди, а пальцы свободной руки принимались выводить крохотные круги по белоснежной скатерти.
Непроизвольно вспоминая то, как они скользили по щеке декана...
Но мужчина теперь говорил нечасто, а в диалог вступал скорее из вежливости, как мне показалось. В полузатемненной гостиной, в колеблющемся сиянии стремительно умирающих свечей, чья твердая основа размягчалась, текла и превращались в обжигающие лужицы воска, в которых один за одним тонули вспыхивающие в последний раз фитильки, творилось молчаливое волшебство. Сплетались невидимые глазу ниточки, тянущиеся между мной и Верстовским, вибрировали на высокой ноте оголенные, бесстыдно дрожащие в припадке страсти нервы...
Наваждение не прекращалось, а только усиливалось. "Потребуется больше времени, чтобы прийти в себя", вынуждена была заключить я.
Когда угощение закончилось, а чашки с чаем опустели по второму разу, декан с сыном начали собираться домой. Мы с Верстовским встали из-за стола последними. Мама, папа и Ромка уже вышли в ярко освещенную прихожую, мы же с деканом медленно потянулись следом, пользуясь тем, что в коридоре временно стало чересчур тесно. Я хотела что-то сказать ему, но разумные мысли предательски разбежались, и даже огромным усилием воли я не смогла согнать их в кучу. Что сказать? И, главное, как?.. А вдруг он хочет того же самого, тоже мучительно подбирает слова, и потому медлит?..
Я выскочила в коридор, как ошпаренная, и встала поближе к Роману, будто его близкое присутствие могло уберечь меня от любовного помешательства – несомненно, временного, но от того не менее шокирующего и неуместного. Мама уже открыла рот для заготовленных прощальных речей, но в этот момент увидела старшего Верстовского, вышедшего на свет.
– Ой, а что у вас с лицом, Вениамин Эдуардович?
Я в панике взглянула на декана – краснота еще держалась, хотя пятно стало гораздо бледнее, и в нем уже нельзя было угадать очертания моей пятерни.
– Ударился о книжный шкаф, пока шел в темноте, – процедил он.
– Ну вот, Марго! – возмутилась мама. – Так и знала, что ни к чему хорошему твое баловство не приведет!
Я скромно промолчала, потом что она была права. Хоть декан и поспешил заверить ее в собственной сохранности, в частичном повреждении его кожных покровов была повинна я, и никто другой.
– Рад знакомству, Вениамин. Надеюсь, еще увидимся, – весело сказал папа, пожимая Верстовскому руку.
– Верно! Как знать, может, мы тоже приедем к вам в гости? – поддержала его мама, а я чуть было не застонала от бестактности своих родителей. Не иначе, коньяк заставил их позабыть, что напрашиваться к кому-то домой подобным образом было не очень-то вежливо.
– Вениамин Эдуардович не любит гостей, – раздраженно сказала я, не в силах сдержать дерзости. – Так что вряд ли!
Все замолчали и посмотрели на меня. Все, кроме декана, который стал еще мрачнее.
– Это почему же я их не люблю? – небрежно вопросил он, накидывая на плечи пальто и приглаживая волосы перед зеркалом.
– Потому что в тот единственный раз, когда Рома пригласил меня к себе домой, вы практически выгнали меня оттуда, – изобличительным тоном разъяснила я. – И именно поэтому мы с друзьями ходим на вечеринки куда угодно, но только не к нему. Хотя размер вашей жилплощади больше всего располагает к многолюдным сборищам.
– О чем ты говоришь, Рита? – мама с папой выглядели сбитыми с толку и донельзя пристыженными. Пришел их черед поражаться наглости своей дочери. И я прикусила язык. Не дай бог декан вспомнит, при каких именно обстоятельствах он застал нас тогда с Ромой...
И он вспомнил. Четко, ярко и в деталях. Я поняла это по тому, как снова зарделись его скулы – на этот раз обе – а в глазах появилась жесткость.
– Вы неправильно меня поняли, Марго. Я совершенно не против гостей, – сухим и официальным тоном ответил он, но уже в следующий миг выдержка изменила ему, а язык произнес что-то другое, нежели то, о чем он думал. Или как раз-таки то?.. – Хотите, можете оттрахать... то есть, отгрохать у меня шикарную вечеринку! Хоть в следующие выходные.
Однозначно, я не хотела этого. Тогда почему несла всю эту чушь? Поди угадай! Возможно, мне хотелось хоть немного уронить образ декана в глазах моих родителей. Уж больно идеальным он в них получался.
– Не стоит! – великодушно заявила я, сама чуть не уронив себя на пол от такой оговорочки. Но тут в разговор вмешался обрадованный Ромка.
– Было бы здорово! – он хлопнул отца по плечу, широко улыбаясь. – Я так давно хотел этого, но не решался тебя попросить!
На том и порешили.
Верстовские откланялись и покинули нашу квартиру. По прощальному взгляду декана я догадалась, что-таки подпортила его светлый незамутненный облик. По всему выходило, что отец моего парня – социофоб, ревностно оберегающий свою шикарную жилплощадь от чужих поползновений, которого побаивается даже собственный сын и который так неповоротлив, что врезается в чужую мебель.
И это он еще не знал, что я приписала ему понос...
Каким бы воодушевленным ни выглядел Ромка, ни на какую вечеринку в особняке декана я идти не собиралась. Даже если она была заявлена не для красного словца. Слягу с тяжелой болезнью к следующим выходным... А, может, просто помру, не пережив сегодняшнего вечера – стоило притворить за гостями дверь, на меня со смертоносной мощью маленького торнадо накинулась моя мать.
– Как ты могла такое сказать, Маргарита?! – бушевала она, сверкая глазами, снова и снова припоминая свое унижение. – Почему ты такая невоспитанная? Это тебя в Лондоне научили говорить все, что приходит в голову? Теперь Вениамин будет думать, что ты позарилась на Романа из-за их "шикарной жилплощади"! Кстати... – мама перевела дух и взволнованно поправила растрепавшиеся в гневе локоны. – Она и правда так велика?..
