Текст книги "Дрянной декан (СИ)"
Автор книги: Людмила Райот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)
2.1. Кадриль
Так ветер вдруг замрет перед грозой,
Так волк, рычать готовый, зубы скалит,
Так брызнет сок из ягоды тугой,
Как из ружья полет смертельной пули,
Слова непрозвучавшие резнули.
(“Венера и Адонис”, У. Шекспир)
Ну что за семейка! Интересно, почему никто не спросил меня, хочу ли я есть с ними вместе? Не хочу! Не могу, не желаю, даже думать не собираюсь… но придется. Ромке я, конечно, высказала свои претензии, вот только делу это особо не помогло.
– Ты против ужина с моим отцом?.. – неверяще выговорил парень и сделал такие жалобные глаза, что чуть не посрамил милейшего кота из мультика про Шрека. – Но ПОЧЕМУ?
– Ты слишком поторопил события, – я не дала себя обнять. Скрестила руки на груди и нахмурилась. – Знакомство с родителями, это очень серьезный шаг. Мы пока не готовы переходить на эту ступень!
Хоть убейте, но это ненормально. В наше время люди так не поступают. Не знакомятся с родителями избранника через жалких полтора месяца отношений. И уж явно не делают это до того, как переспать друг с другом!
Рома насупился.
– Как-то глупо получилось. Если ты настолько против, я могу сказать ему, что ты не хочешь с нами ужинать.
– А тебе не показалось, что твой отец тоже против? – сварливо заметила я. – Он не выглядел сильно счастливым. Скорее, излучал леденящий холод…
– Ты что! Он очень удивился, вот и все… Я ведь раньше и правда не знакомил его с девушками. Хотя было их немало...
Тут уж во мне взыграла ревность. Казалось, еще секунда, и я его поколочу. Своего безумно любимого Ромочку.
Что, если я говорила по телефону вовсе не с ним? Вдруг я перепутала сына с отцом?.. Но как у двух разных людей, пусть даже кровных родственников, могут быть настолько похожие голоса? Настолько похожие, что прямо одинаковые?!
Да не… Я воскресила в памяти облик старшего представителя семьи Верстовских. На вид ему – лет сорок. Мужчина явно немолодой, хоть и довольно подтянутый. Голубая рубашка – пуговички застегнуты наглухо, не продохнуть. Обычные невзрачные брюки. Обычные блестящие носы лакированных ботинок. Зато жилетка обращала на себя внимание… Такие, наверно, продают в магазине “Одежда для преподавателей: повседневная, невзрачная и исключительно скучная”. В общем, типичный зануда среднего возраста. Он бы не стал заниматься сексом по телефону. Кинул бы трубку, упал в обморок или словил инфаркт.
Но как узнать точно? Спросить?
“Рома, я тут с кем-то из твоего дома говорила и случайно кончила… Не подскажешь, кто это был?” Или так: “Вениамин Эдуардович, вас вчера ночью по телефону никто не домогался?”
Кошмар… У меня явственно зашевелились волосы. Стараясь избавиться от неприятного ощущения, я провела ладонями по голове, погружая их внутрь шевелюры и пытаясь расслабить сжавшийся в ужасе апоневроз. По итогу прочеса в руках осталось с десяток волосин: либо я слишком сжимала пальцы в процессе, либо они добровольно покинули опозоренную хозяйку.
– Ладно, раз для тебя это так много значит, пойдем, – сбросив предателей на пол, жестко сказала я. – Но только не сегодня!!!
И умчалась, даже не дав себя чмокнуть на прощание.
Горе-ужин был запланирован на следующий вечер. Юлька отреагировала неоднозначно.
– Рома представил тебя отцу? – Подруга перевела взгляд в пространство. Ее взгляд затуманился, а рот приоткрылся, изобразив букву “О”. Надо сказать, подобная мимика шла Гардениной невообразимо, придавая ее лицу сходство с личиком фарфоровой куколки – очаровательной и бесхитростной. – Вот это поступок… Да он и правда настроен серьезно!
– Считаешь? – я пыталась найти в ситуации хоть что-то хорошее. – Они оба сказали, что случилось нечто экстраординарное. Типа, до меня Рома своих девушек с отцом не знакомил.
– Ну да… – Юля отмерла и принялась наматывать локон на палец. – Его отца и так все знают, кроме тебя. Он же декан.
– Угу. Только я не собиралась пока с ним знакомиться, кем бы он ни был. Не находишь ситуацию дикой, учитываю наше с Ромой… положение?
– Дикой? Не-е-е. Скорее, поэтичной… Не ожидала, что Верстовского однажды потянет на романтику. На твоем месте я бы не стала отказываться. Что такого ужасного случиться из-за одного ужина?
Знай Юляша всю правду, она бы не просто отказалась… С ее категоричностью и принципиальностью, подруга подстриглась бы в монахини. В лучшем случае – взяла годовой абонемент на посещение духовной семинарии. Для перевоспитания и замаливания грехов.
Я на такие крайние меры идти не собиралась. Ладно, перетерплю один единственный ужин, уверюсь, что ничего ужасного не произошло, и у меня всего лишь разыгралось воображение… И заживу себе дальше спокойно.
Событие назначили на семь вечера. У меня было время, чтобы приползти домой после занятий, посидеть в ступоре, отбиваясь от расспросов родителей (нечего еще и их в это втягивать!), и начать собираться в ресторан. Хотя чего там собираться? Ради такого случая я прихорашиваться не планировала.
Джинсы оставила те же, в которых была в университете, натянула черный пуловер крупной вязки – он никогда мне особо не нравился, а после сегодняшнего вечера и вовсе грозил отправиться в мусорное ведро. В прихожей меня встретила мама.
– Надеюсь, сегодня будешь вовремя? – родители еще не забыли мое позавчерашнее приключение.
– Вернусь так быстро, как только смогу.
Я и правда не собиралась задерживаться на предстоящем мероприятии. Только туда и обратно, прямо как в “Хоббите”. И никакие дорогие рестораны – а ресторан, по заявлениям Ромы, планировался астрономический – никакие огни центра Москвы не заставят меня задержаться там дольше, чем необходимо.
Отдать дань традиции, и на этом все. Я накинула на плечи облегченную кожаную куртку, быстро намотала шарф, засунула ноги в тяжелые ботинки и выскользнула из дома. Хотя нет, “выскользнула” – неправильный глагол. Медленно, неохотно, предчувствуя новые и неизвестные доселе осложнения, потопала я по направлению к метро. Как бы я ни храбрилась и не искала подкрепления в праведном гневе, во мне мерзким подселенцем угнездился страх. Отвратительным, гнусным паразитом шевелилась внутри тревога: что, если и правда?..
В вагоне я впала в оцепенение. Грохот колес сменялся мелодичным голосом женщины-диктора, объявляющей названия станций. Ее голос разносился в тишине полупустых мраморных холлов,чтобы через мгновение оборваться резким хлопком закрывающихся дверей и снова смениться стуком и скрежетом покачивающегося на ходу поезда. Опомнившись позже, чем следует, я обнаружила, что проехала пару лишних остановок, что неизбежно повлекло за собой расплату – к месту встречи я приехала самая последняя.
Поначалу я не сильно расстроилась – томная барышня имеет право на опоздания – но меня не только не подождали у выхода, где мы изначально договорились встретиться. Они и в ресторан ушли без меня, а это уже стояло в одном ряду со свинством!
На город навалились потемки. Кое-как отыскав в маленьких, змеящихся переулках нужный адрес, я наконец завалилась в “Кадриль”: замерзшая, обиженная, морально готовая к самому худшему. И сразу сделала вывод: игривое наименование не особенно отражало дух заведения, заключающийся в шикарной, и в то же время праздничной, атмосфере.
– Меня ожидают! – рявкнула я на подскочившего ко мне администратора. – Два высоких брюнета. Молодой и старый, с одинаковыми голосами.
Парниша, задрапированный в шелка рабочей униформы, без вопросов отвел меня в зал под названием “Бархатный”. Хотя я скорее назвала бы его “Синим”. На окнах висели синие шторы. На диванах валялись синие подушки, а противоположная окнам стена была обита тканевыми панелями: тоже бархатными и тоже синими, как и все остальное. Если бы не обилие прочих богатых элементов – темной древесины, коричневой кожи и сверкающих ламп – можно было бы решить, что зал создавался для буйнопомешанных любителей океана.
Рома заметил меня издалека и, сияя белоснежной улыбкой, кинулся навстречу.
– Привет, кисуня! – он взял мои продрогшие руки и подержал их пару мгновений, согревая теплом своих ладоней. После помог снять куртку. – Ничего, что мы ушли? Папа предлагал подождать тебя около метро, но я подумал – раньше закажем, раньше приготовят.
Я великодушно махнула рукой. Меня начинали мучить страшные подозрения, что острый догадливый ум не входил в перечень качеств моего любимого.
– Ты с репетиции, что ли?
– Ага. Голодный, как черт.
Он подвел меня к столу, за которым, насупившись, восседал декан. Он тоже принарядился для такого случая. И тоже – в черное. Совпадение ли? Тонкая рубашка отливала сатиновым углем. Жилет (без жилетика декан не декан, я уже поняла) на этот раз был атласный и тоже черный. Композицию дополняло скорбно-брезгливое выражение лица. Не очень-то приятно смотреть на такого кромешного аспида. Если бы не светлая кожа, мужчина и вовсе выглядел бы провалом в пространстве.
– Пап, это Рита, я уже говорил. Рита, мой папа – Вениамин Эдуардович Верстовский.
– Приятно познакомиться, Маргарита, – тяжело и как-то обреченно выдохнув, декан поднялся на ноги.
Я кивнула и села напротив. Пока не особо понятно – я ему неприятна из-за телефонного разговора или по каким-то другим, не связанным с мобильным домогательством, причинам... Как бы то ни было, у меня появился план, как максимально отвести от себя подозрения. Нужно просто побольше молчать. Голос – единственное, что могло меня выдать.
– Хорошо добралась?
– Угу.
– Родители спокойной отпустили? – как назло, не отставал Рома.
– Гм-м-м… – я издала неопределенный звук на выдохе, закатив глаза и пожимая плечами: ничего, мол, особенного.
– Она немая? – на всякий случай уточнил Верстовский.
– Нет, конечно. Рита, все хорошо?
Приперли к стенке. Дружно поставили у края пропасти. Ладно, была ни была… Как я там старалась говорить по телефону, низко и сексуально? Значит, сейчас надо нервно и высоко...
– Да. Конечно, – пискнула я. – Мне тоже очень приятно, Эдуард Венианоммнм..
Голос поднялся до уровня ультразвука и оборвался. Неудачный эксперимент! Получилось слишком уж неприятно, меня саму передернуло.
– Марго, ты переволновалась? – Ромка обеспокоенно заглянул мне в глаза. – Расслабься, мой батя – нормальный чел!
Декан шумно втянул воздух через ноздри, меня пробрала дрожь. Интересно, нам обоим вместо “чела” послышался “член”?..
2.2. Отец и сын
Ситуацию спас официант. Он очень вовремя оказался около нашего стола. Аккуратно переставил с подноса два бокала – один большой, запотевший, с возвышающейся пенной шапкой – для Романа; другой – высокий, узкий, с переливающейся внутри гранатового цвета жидкостью – для его отца.
– Роллы почти готовы. Вы будете делать дозаказ?
Я пожала плечами и уткнулась взглядом в цветастое меню, ничего не видя перед собой. Скорей бы закончилось это мучение! О еде в такое момент думалось меньше всего. Декан тоже молчал. Официанту ответил единственный человек, которому еще не отбило аппетит.
– Мы попросили один большой сет, – сообщил Рома, – хватит на всех. А вот напитка тебе не взяли.
– Что желаете выпить? – теперь ко мне пристал еще и стюард.
Девушка желала водку. Или успокоительное. Но признаться в этом официанту значило моментально упасть в глазах Верстовского-старшего. Если там еще есть, куда падать, конечно.
– А что у вас есть? – брякнула я и тут же поняла, что спалилась, произнеся фразу обычным голосом. Черт! Но декан никак не отреагировал. Просто сверлил глазами противоположную стену, и делал это с таким чувством, что там, по идее, должна была бы образоваться дырка с опаленными краями.
– Мартини, вино, коктейли, саке. Из безалкогольного – соки, чай, минеральная вода, кофе.
– Коктейль, наверное…
– Маргарита, Кровавая Мэри, Пина колада, Секс на пляже...
Я осторожно покосилась на декана.
– “Пина Коладу”, пожалуйста.
Одновременно с уходом стюарда в соседнем зале заиграли неспешные фортепианные аккорды. К аккордам подключился душераздирающий визг бас-гитары, сложившийся в хорошо знакомую мелодию. Совершив несколько умопомрачительных кульбитов от дрожащих басов малой октавы до трагического воя октавы третьей, музыка чуть сбавила обороты, уступая заглавную роль мужскому голосу.
Подними глаза в рождественское небо,
Загадай все то, о чем мечтаешь ты,
В жизни до тебя я так счастлив не был…
Вокалист безбожно фальшивил, но пел по-настоящему, не под фонограмму – я вспомнила, что проходила мимо маленькой сцены, оборудованной экраном, микрофоном и музыкальными колонками. В “Кадрили” собирались не столько любители вкусно поесть, сколько любители поголосить, изображая из себя талантливых певцов и певиц. Оставалось только порадоваться, что караоке мучили в соседнем зале, а не в нашем.
Для того, чтобы ужин достиг отметки “верх абсурда”, не хватало только музыкального сопровождения. Мы с Ромой переглянулись. Надо ли говорить, что Александр Серов не значился в списке наших мело-увлечений? А вот Верстовский-старший, кажись, получал от песни истинное удовольствие. Декан откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза, двигая пальцами правой руки, словно лениво поигрывая на невидимом фортепиано. С минуту за столом висело гробовое молчание, с которым отчаянно воевал исполнитель любовной оды всех времен и народов. Быстренько покончив с куплетом, он перешел к припеву:
Я люблю тебя до слез,
Каждый вздох, как в первый раз,
Вместо лжи фальшивых фраз это облако из роз...
– Расскажите о себе, Маргарита, – сказал вдруг Вениамин Эдуардович. – Сколько вам лет? Чем увлекаетесь?
Я ухватилась за край стола: предательский стул взбрыкнул подо мной, чуть не спихнув опешившую меня на пол. Декан впервые обратился напрямую ко мне. Вопрос вывел из транса и поставил в тупик – честно говоря, я уже собиралась утопиться в пафосе заполняющей зал музыки.
– Ей двадцать один, как и мне. Она удивительная, пап, – вмешался Рома. – И необыкновенно умная! Рита перевелась к нам только в этом году, а до этого училась в Англии, представляешь?
– Неужели? – отец Ромки картинно приподнял бровь. – Вы действительно променяли британский вуз на российский?
– Действительно, – буркнула я. Он не первый, кто задавал мне этот вопрос. Я слышала его от каждого второго, и уже устала объяснять, как же такое могло произойти.
Не все люди уезжает в Европу и остаются там навсегда. Некоторые возвращаются обратно. Не каждому удается влиться в чужую среду, не все тянут финансово. И иногда может оказаться, что оставил ты гораздо больше, чем приобрел.
– А почему, если не секрет?
– Решила быть поближе к родителям.
– Вас так опасно оставлять без контроля взрослых? – декан опустил подбородок на скрещенные ладони. – А кто родители?
“Люди”, хотела отшить я, но Рома снова меня опередил.
– У Марго очень приличная и образованная семья. Ее мама – доцент, а отец – доктор биологических наук. Как там его диссертация называлась?..
– “ Нейрофизиологические основы поведенческих факторов риска ишемической болезни сердца”...
Сделала себе “зарубку” на памяти – расцеловать парня после того, как ужин подойдет к концу. Он говорил обо мне с таким неподдельным восхищением, что я поневоле начала оттаивать и почти перестала трястись.
– Я устал удивляться, – произнес декан будничным тоном. – Похоже, “Марго” и правда необыкновенная девушка.
– А то! Внял твоим советам, пап, – Ромка наклонился к моему уху и засмеялся. – А то говорил, что я западаю на одних прошмандовок!
– Это, конечно, чудесно, но, может, она сама что-нибудь о себе расскажет? Отчего не пошли по стопам отца, Маргарита? – декан перестал насиловать взглядом стену и перевел его на меня. – Мне кажется, вам бы пошел физиологический уклон…
Я сделала глубокий вдох, комкая руками тканевую салфетку. Пора признать очевидное – отец Ромки ведет себя слишком уж подозрительно. В лучшем случае, он в целом мутный и загадочный тип. В худшем – телефонный разговор неприличного содержания и правда состоялся с его участием. Но на меня у Верстовского ничего нет, правильно? Никаких, даже самых крохотных, улик... Да и вообще, причем тут я? Звонила какая-то прошмандовка из Ромкиных бывших. А Маргарита – порядочная девушка из приличной семьи.
– Мне больше по душе литература… – выдавила я.
– Надо же. А вот великие религии – и христианство, и ислам ставят под большое сомнение факт наличия у женщин души, – заметил декан. – Этот вопрос выносился на обсуждение в Маконском соборе в 585 году, и большинство присутствующих…
– Пап, перестань, – вступился за меня Рома. – Твои исторические вставки сейчас абсолютно не к месту. Смотри, нам уже несут роллы!
Вернулся официант, груженный японской едой. Через несколько секунд на стол перекочевал огромный сет – цепочка из роллов загибалась улиткой, радуя взгляд разнообразием цветом: красная и зеленая икра, оранжевые полосочки форели, намотанные вокруг риса, коричневые спинки тунца и белые островки сыра, в дополнение к которым шли едко-зеленые айсберги васаби. Самым последним с подноса "спустился" мой коктейль. Слава тебе, Господи, алкоголь! Хоть какая-то отдушина.
Рома первый накинулся на еду.
– Приятного аппетита, милая!
Спасибо, конечно, вот только не уверена, что мне хоть одна сушинка в горло полезет… Да и не настолько уж я хороша в азиатской кухне, честно говоря. В Британии такие блюда не особенно популярны, и я успела отвыкнуть от экзотического способа их употребления. Ну, ладно. Абстрагировавшись от мирской суеты, я поместила палочки между пальцами. Подцепила ролл, обмакнула его в соевый соус и осторожно поднесла к лицу, широко открыв рот… В решающий миг выдержка отказала мне: я поймала на себе заинтересованный взор Верстовского.
Рука дрогнула, и ролл с плюханьем упал обратно в миску с соусом.
У декана дернулся уголок рта.
Я предприняла еще одну отважную попытку отведать изысканной японской кухни – на сей раз, соблюдая правила приличия. Промокнула салфеткой забрызганный стол и снова взялась за палочки, правда, уже не столь твердой рукой… К несчастью, ролл успел размокнуть за это время и попросту развалился в воздухе, доставив декану минуту чистой радости.
Пряча снисходительную ухмылку, он подозвал официанта.
– Пожалуйста, уберите со стола и принесите девушке традиционные приборы. Вы предпочитаете вилки или ложки, Маргарита?.
– А зачем? – Рома посмотрел на нас затуманенными от удовольствия глазами. Он был слишком увлечен поеданием суши и не заметил моего фиаско.
Даже не знаю, что было более унизительным: то, что я не справилась с какими-то дурацкими палочками, или то, что отец Ромки расценил это как полнейшее поражение и сразу же предложил вывесить белый флаг. Что ещё обиднее, сами Верстовские управлялись с палочками так умело, будто появились на свет сразу с ними, тренируясь еще в утробе матери!
Официант принес вилку, и у меня появился шанс расквитаться с зловредным деканом – нет, не воткнуть ее прямо ему в лоб, как хотелось, а просто съесть наконец хоть что-нибудь. Еда больше не падала, но я все равно чувствовала себя вконец опозоренной. Поковырялась немного в роллах, больше наседая на коктейль, захмелела, чуть не опрокинула Ромкину кружку и наконец сдалась. Хорошо хоть, можно было не стараться поддерживать беседу – мужчины ели молча. Но не в тишине – певцы из соседнего зала покончили с лепестками роз и перешли к нетленным западным хитам.
– Наелась? – спросил довольный Рома, когда роллы начали подходить к концу.
– О, да! – откликнулась я с чрезмерным воодушевлением. Пожалуй, переиграла.
– И я, – в унисон протянул мой чуткий и наблюдательный молодой человек. – Закажем еще что-нибудь? Десерты?
– Нет! – меня охватил ужас при мысли о том, что эта пытка, моральная и физическая, еще не окончилась. – Мне пора ехать домой. Я обещала вернуться пораньше.
– Так быстро? – Рома явно расстроился. – Мы даже толком не поговорили…
– Поговорили достаточно! – ляпнула я.
– Поддерживаю, – сказал декан, поднимая руку и подзывая официанта. – Хорошего понемножку… Счет, пожалуйста.
Мужчины вызвались проводить меня до метро – сами они собирались возвращаться на такси, так как жили загородом. Хотя я бы с большим удовольствием сбежала от них в одиночку, чем терпела общество декана лишние пятнадцать минут. Преподаватель накинул на плечи строгое пальто, Ромка облачился в куртку модного фасона. Какие же они все-таки разные! Хоть и с одинаковыми голосами и очень схожие внешне… Оба высокие, худощавые, с изысканными чертами лица, достойными пера художников. Но если образ младшего Верстовского был окутан легким сахарным сиянием, сглаживающим резковатые линии носа, рта и бровей, то над обликом старшего словно поработал чересчур старательный скульптор, вдавливающий инструмент чуть глубже, чем следовало бы.
– Папа, Марго. Спасибо вам за этот вечер, – перед входом в метро Ромка сделался жутко торжественным. – Я очень рад, что вы познакомились.
Мы с Вениамином деликатно промолчали, ибо не могли сказать то же самое. Рома обнял меня и поцеловал.
– Пока, киса, – прошептал он мне в губы. – Завтра увидимся.
– Пока! – я вывернулась из-под его руки и дружески похлопала по плечу.
Ни разу в жизни не сбегала от объятий любимого. Его прикосновения – желанней мечты, поцелуи – слаще десертов… Но тискаться с ним на глазах у его отца оказалось неимоверно сложно. Декан не отводил глаза и не покашливал скромно в сторонке. Он смотрел.
И его взгляд вызывал во мне стойкое и нелогичное желание… родиться на свет обратно.
