Текст книги "Дрянной декан (СИ)"

Автор книги: Людмила Райот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Дрянной декан

Пролог

Пробка выскользнула из бутылочного горлышка с приятным «пух». Держа в одной руке свежераскупоренное вино, а в другой телефон, я подошла к окну и резко его распахнула, чуть не вывалившись наружу.

Над заросшим двориком распростерла крылья ночь, такая же необыкновенная, как у Гоголя в его "Утопленницах": утоплительная... тьфу, ты, упоительная, черная, бесконечная.

Будто спохватившись об отгремевшем лете, погода разразилась чередой не по-осеннему теплых дней. Начало октября в этом году больше напоминало август – безоблачным небом, сиянием звезд, эманациями безумства и волшебства, разлитыми в воздухе, сладковатым ароматом еле сдерживаемой страсти...

Ночь пахла победой, восторгом, сбывшейся мечтой. Природа готовилась умирать, но грусти не было и в помине. Я была влюблена, и влюблена взаимно... Чего еще можно было желать?

А вот можно. Было.

Налюбовавшись огнями вечернего города, я закрыло окно и упала в кресло. Гудки в трубке показались вечными – я успела сделать несколько нервных глотков, ожидая ответа. Мы расстались с Ромкой совсем недавно, перед этим здорово потусив в клубе. Судя по моим расчетам, он уже должен был добраться до своего захолустья.

Бармен, кстати, в клубе был замечательный, а выходящие из-под его "пера" коктейли – еще лучше. Только поэтому (а еще немного потому, что любовный пыл достиг апогея), я набралась храбрости сделать первый шаг и в открытую заявить о своих намерениях. А на домашний позвонила потому, что сотовый его разрядился в дороге и теперь не отвечал.

Спустя минуту на другом конце "провода" прозвучал знакомый голос. Единственный в своем роде – теплый и многогранный, как горячий шоколад, исходящий полупрозрачным паром на октябрьском холоде.. Уютный напиток, обволакивающий горло соблазнительной терпкостью, заполняющий уши бархатистой мягкостью… Я в который раз замерла, с удивлением ловя череду мурашек, которую вызвало во мне простое слово из четырех букв:

– Алло?

– Привет, красавчик. Скучал по мне? – справившись с волнением, проворковала я.

– Э-э-э...

Согласна, начало не слишком оригинальное. В следующий раз обещаю придумать что-нибудь поинтереснее.

– Я вас не разбудила, мистер Верстовский? – сделала еще один глоток вина и отставила бутыль, сосредоточив все внимание на разговоре. Похоже, у нас не так много времени – концентрация внимания падала, а интерьер спальни плавно покачивался перед глазами.

Ромка помолчал, потом выдавил:

– ... Нет.

– Понимаю. Я тоже не могу уснуть, пока не услышу твое "спокойной ночи”, любимый.

– Спокойной ночи, – прозвучало довольно осторожно. – Может, мы сначала...

– Нет уж, молчи! – оборвала его я. – Будешь говорить, когда разрешу. Понял?

– Д-да...

– Что на тебе сейчас надето?

Я закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Не очень последовательная беседа, но что поделать... Пусть говорит, говорит хоть что-нибудь, а я буду слушать его и иногда направлять. Голос Ромки заводит меня так, что прямо искры из глаз. "Я узна-аю ег-о-о из ты-ся-чи", как пела одна молодежная группа энное время назад. Его низкий хрипловатый баритон – моя путеводная звезда в темноте одиночества... Моя нить Ариадны, следуя за которой, я достигну вершины наслаждения...

– Штаны, – ответил он после некоторого молчания. – И майка...

Никакой фантазии, чего и следовало ожидать. Я поморщилась, отодвинула в сторону чашечку лифа и накрыла грудь ладонью.

– А на мне – юбка, лифчик и трусики. Очень маленькие и соблазнительные трусики... Скажи, а штаны на тебе – спортивные?

– ??? ... Типа того...

– Они плотно обтягивают твою задницу?

– Э-э-э... Наверное. А что?

– Обожаю ее!

– Мою задницу?!

– Ага... Она такая аппетитная... М-м-м, так бы и съела тебя целиком! – я потеребила себя за сосок и выгнулась в спине: острое удовольствие, словно разряд тока, пронзило меня от груди и до самого низа живота. – Я бы поцеловала тебя… Сначала в шею, потом задрала майку и перешла ниже...

– О-о-о! – выдох на другом конце провода опалил жаром даже через десятки разделяющих нас километров.

– Мне продолжать?

– Да... пожалуйста!

– Обожаю, когда ты стонешь мне на ухо, как сейчас... – я скользнула ладонью себе в трусики и судорожно сглотнула, раздвигая ноги и устраиваясь в кресле поудобнее. – Я бы приспустила твои "вроде как спортивные" штаны... Скажи, он ведь уже стоит?

– Кажется... – секундная заминка (проверяет, что ли?). – Да!

– Достань. Возьми в руку и представь, что это я держу его... Ласкаю губами... Скажи, я делаю это медленно или быстро?

– Медленно... А потом – быстрее. Еще быстрее и... – он задохнулся и замолчал.

– Так, стопэ! – возмутилась я, заподозрив неладное. – Мы должны кончить одновременно, ясно?!

– Хорошо... – он помолчал и задышал в трубку. – А ты скоро?..

Еще даже и не на четверть. Попробуй тут ублажать себя и при этом выдумывать все эти пошлые фразочки. Тут либо одно, либо другое – я ж не Цезарь!

– Скоро, – покривила душой я. – И будет еще скорее, если кое-кто мне поможет!

– Хорошо. Ты красивая, девочка моя... – проникновенно зашептал он. – И горячая, словно все котлы ада, ожидающие грешников вроде меня... Я все правильно делаю?

Хм... Вау.

– Великолепно, – я потекла, при том и в буквальном, и в переносном смысле. – Люблю твой возбуждающий голос. Говори еще!

– Я бы стянул с тебя белье... Лифчик и трусики. Эти маленькие соблазнительные трусишки, которые сам же и подарил – черные, с красными кружевными оборками...

– Оборками?.. – я растерялась. Не дарил он мне никаких трусов пока, тем более, таких диковинных и похабных.

– Да. Они будто бы в старинном стиле... – в его голосе прозвучала необычная, отстраненная мечтательность.– Как у танцовщиц кабарэ из девятнадцатого века... Но с прорезью спереди и посередине.

Странно, не замечала за Ромкой увлечения стариной. На моменте с танцовщицами кабарэ я начала выпадать в осадок, но "прорезь" вернула меня к действительности.

– Ничего себе фантазии! А прорезь?.. – стало так интересно, что ласкать себя было уже не обязательно.

– Это врата, – загадочно изрек он. – Чтобы входить. И выходить... Не снимая.

– Ого! Тогда может не будем... снимать-то?

– Заметано. Не будем. Я посажу тебя на стол?

– Ух ты! Давай, – меня мало-помалу охватывал душевный азарт. Непринужденность, с которой текла беседа, окрыляла. – Да ты развратник, оказывается!

Рома, кажется, слегка обиделся.

– Не развратник, а взрослый, опытный мужчина.

– Хм, как пожелаешь, – насчет первого определения я бы поспорила, насчет второго – пожалуй… – Ты мой опытный взрослый мальчишка...

– МАЛЬЧИШКА?! – восторг, смешанный с недоверием, подстегнули меня. Я спустилась в кресле еще ниже и заработала пальчиками.

– Ага. Шаловливый дрянной мальчик, дерзкий и непокорный… – Во рту пересохло, в животе нарастало томление, сменявшееся нетерпением. – Который слушается меня во всем. Ясно?

– Да! Что мне сделать? Прикажи!

– Я… Я не знаю. Встань на колени. И сделай со мной то, чего сам хочешь больше всего, – говорить и соображать становилось все сложнее.

– Хочу посмотреть на тебя. Задери юбку…

– Так?

– Нет, еще выше… Вот, сейчас хорошо. Ноги согни в коленях и поставь на край стола, – по сбившемуся дыханию и низкому, обволакивающему тембру голоса я поняла, что он тоже приближается к финалу. – Шире… О, как же я хочу тебя!

– О-о-ох… Сейчас кончу… – меня накрыло волной пронзительного наслаждения. Ноги затряслись, живот скрутило судорогой. Мы застонали почти в унисон. – Ромка…

На другом конце провода чертыхнулись и отключились.

1.1. Самый лучший универ на свете

Кто ты, без права в этот час ночной

Принявший вид, каким блистал, бывало,

Похороненный Дании монарх?

Я небом заклинаю, отвечай мне!

Он оскорбился. И уходит прочь…

(“Гамлет”, У. Шекспир)

Одногруппник по имени Валера (фамилию я не успела еще запомнить) читал Шекспира мерно и гундосо. Да и перевод в сравнении с оригиналом звучал пресно, словно блеклая подделка. От его голоса клонило в сон: студенты клевали носами или залипали в смартфонах, Сергей Михайлович, престарелый преподаватель “Зарубежной литературы”, откровенно дремал. Молодежь прозвала препода “Молью”: он ходил в блеклом, будто припорошенным пылью, костюме, голос имел тихий и скрипучий. Венчала мешковатый костюм всклокоченная седая шевелюра.

И только нам с Гардениной было не до сна. Меня слишком взбудоражили события прошедшей ночи, а подруга слишком жаждала услышать подробности. Ей самой пришлось уйти рано, но она не расстроилась. Гарденина не из тусовщиц. Слушать о чужих похождениях ей нравилось больше, чем участвовать в них самой.

– Чего такая довольная? – шепотом поинтересовалась она, развернувшись ко мне и даже не пытаясь имитировать бурную учебную деятельность. Нам удалось занять места на последнем ряду, и спины других студенток скрывали нас от преподавательского ока. “Гамлет” воспринимался чем-то вроде фонового шума. – Неужели ЭТО наконец случилось?

– Ну… почти, – уклончиво ответила я, расплываясь в счастливой улыбке. – Это была самая лучшая ночь в моей жизни...

– Как громко сказано! Петтинг? Оральные ласки? – в карих глаза Юльки заплясали веселые чертенята.

– Кое-что другое, – я наклонилась к ней и шепнула на ухо. – Секс по телефону!

– Ничего себе! – присвистнула подруга и глянула на меня с уважением. – Это сложнее, чем обжиматься. И как оно?

– В деталях не помню, но общее впечатление: "восхитительно". Знаешь, не ожидала от Ромки такого… Раскованность, полет фантазии, отзывчивость – он был просто на высоте!

– Ну это же Верстовский! Знаешь, сколько девок у него до тебя было? Алинка с филологического, Лерка с лингвистического, Зуева с художественного перевода… – подруга начала загибать пальцы. – А если брать в расчет совсем короткие интрижки, пальцев не хватит, чтоб подсчитать.

– Ты точно с направлением не ошиблась? Тебе бы на математический, – поморщилась я. – Знаю, что много. И все равно… Он открылся передо мной с новой стороны… Мы будто разные кусочки одного и того же паззла – подходим идеально.

И я уставилась в большое панорамное окно, где с каштанов медленно опадали золотистые листья. Голова все еще гудела после выпитого алкоголя и нескольких часов сна.

– У вас ведь все только начинается, – веско заметила Юля. – Открытий впереди – видимо-невидимо… Кстати, где он сам? Никак не проспится после вчерашнего?

Я уж было открыла рот, чтобы ответить, но приятную беседу прервал голос преподавателя:

– Очаровательные блондинки с задней парты! Надеюсь, вы с таким жаром обсуждаете творение Шекспира?

Группа, сбросив дрему, обернулась к нам. В их глазах читалась насмешка с ноткой беспокойства: у Моля проблемы не только со слухом, но и со зрением? Блодинкой из нас двоих была я одна – Гарденина щеголяла роскошной каштановой шевелюрой. Препод выпрямился на стуле и оперся о стол руками – его костлявые кисти смешно торчали из рукавов и оттого казались еще более худосочными.

– Вроде того, Сергей Михайлович, – смиренно ответила Юля.

– Тогда дальше читает наша новенькая, – препод наклонился к журналу и некоторое время подслеповато смотрел в него. – Маргарита Красовская.

Только этого не хватало! Я принялась листать книгу, пытаясь вспомнить, на каком месте остановился Валерий. Меня спас звонок с полпары.

– Продолжим после перемены. Кто-нибудь, подскажите этим дамам номер эпизода, на котором иссяк предыдущий оратор…– преподаватель по зарубежной литературе поднялся из-за кафедры и направился к выходу, где чуть не столкнулся с новоприбывшим студентом. – О, юный Верстовский! Лучше поздно, чем никогда?

Ромка даже не заметил щупловатого старичка, возмущенно смотрящего на него из-под толстых окуляров. Он отыскал взглядом нас с Гардениной и приветственно поднял руку. Высокий рост, небрежная укладка, на голове объемные наушники, с которыми он почти никогда не расставался – парень подплыл к нам, словно чудесное видение, и мое сердце пропустило несколько ударов.

Парень. Мой парень.

– Привет, – Рома обольстительно улыбнулся и спустил наушники, оставив их болтаться на шее. В приоткрытые динамики сразу полетели отголоски энергичных битов и гитарных аккордов.

– Привет! – я привстала и потянулась к нему губами. Верстовский наклонился через Юльку, одарив меня приветственным поцелуем.

– Эй! – подружка возмущенно забилась под нами. – Я вам не мешаю?! Может, мне уйти?

– А, ты тоже здесь, маленькая заноза, – улыбнулся Рома. – А что, неплохая идея… Освободишь для меня местечко? Соскучился по моей Ритке…

– Конечно, здесь, – прошипела она. – Не все могут позволить себе приходить на занятия, во сколько им вздумается!

Да, Ромку трудно было назвать прилежным учеником. Он опаздывал (а частенько даже прогуливал), не делал домашних заданий и постоянно потакал своей лени (весьма харизматичной, что уж скрывать). Высокими оценками парень тоже не блистал – зато блистал на поприще тусовочно-любовном. Девушки млели от привлекательного раздолбая, а преподаватели смотрели на нерадивость Верстовского сквозь пальцы: его отец – декан, и этим все сказано.

– Не надо так громко завидовать, – к нам подошел Стасян, лучший друг Ромки. – Спорим, не случится ничего ужасного, если ты разок пропустишь первую пару, Гарденина?

Как и Верстовский, он тоже производил на женский пол неизгладимое впечатление. Но если Ромка покорял сердца в положительном смысле, то Стас – в прямо противоположном. Стоило Мильневу открыть рот, как руки так и чесались дать ему затрещину. За что? Да за все сразу! – наглую ухмылку, сальные шуточки, грязные мыслишки… Либо просто авансом.

– Отстаньте, балбесы, – я удержала и правда собравшуюся встать Юлю, и приобняла ее за талию. – Быть дисциплинированным и пунктуальным – жизненная позиция. Вы до нее еще не доросли.

– И Рите как раз читать “Гамлета” сейчас, – поддакнула подружка. – Не надо ее отвлекать.

– О, Шекспир? – Рома расправил плечи и положил руку на сердце. – “Любовь бежит от тех, кто гонится за нею. А тем, кто прочь бежит, кидается на шею”. Ладно, раз ты меня отвергаешь, сяду рядом, у твоих ног.

Он отодвинул сумки, лежащие на впереди стоящей парте, и вольготно расположился на чужом месте. Рядом с ним уселся Стас.

– Не собираешься снять наушники? – Юля пихнула его в плечо.

– Зачем, – Ромка небрежно отмахнулся. – Друг Уильям у меня в крови.

Снова прозвенел звонок. Выдворенные со своих мест одногруппники хотели было возмутиться, но, увидев грозное лицо Верстовского, сдались и пересели. О нашем романе знали все. Не мешали, но наблюдали и, как мне казалось, делали ставки – долго ли продержится местный Казанова в текущих отношениях.

Я с трудом дотерпела до большой перемены. Почитала Шекспира, послушала других, порисовала в тетради бессвязные, рвущиеся из темных глубин подсознания орнаменты. С Юлькой мы больше не шушукались. Рома периодически оборачивался и многозначительно подмигивал мне, а я протягивала руку и щекотала его за шею.

“Страшно подумать, что бы вы устроили, если бы я пересела!”, – возмущалась Гарденина. Делала она это больше для вида: подружка детства была не завистлива, и парни интересовали ее в последнюю очередь после учебы и саморазвития.

Что до Ромки, то он выглядел слишком уж умиротворенным. Я пыталась вспомнить, сколько он вчера выпил – может, бедняга так перебрал, что и не помнит ничего из случившегося? А, пустая затея! Тут за собой не всегда уследишь, что уж говорить про другого человека... Хоть бы знак какой подал. Мол – помню, ценю. Жду продолжения.

Про то, как мне досталось от родителей с утра, я старалась не вспоминать. Во-первых, вернулась далеко за полночь, во-вторых, легла спать одетая и явно нетрезвая. Про початую бутылку вина под креслом и вовсе нечего говорить – меня спасло только то, что содержимое ее осталось почти нетронутым.

1.2. Знакомство с будущим... свекром?

На обеденном перерыве нам с Ромой удалось уединиться (насколько вообще возможно уединиться в многолюдном холле, где толпились студенты сразу с нескольких потоков). В стене выделялись три высоких окна, каждое из которых было утоплено в каменную фигурную нишу. В одной из ниш мы и приземлились. Рома сел на широкий подоконник и усадил меня на колени. Следующие минут десять я запомнила плохо – мы обнимались и целовались. Голоса толпящихся по соседству студентов начали отдаляться, словно выйдя за пределы волшебного, уносящего нас в мир грез, кокона. Эх, будь в холле меньше народа, я бы, пожалуй…

Хотя что бы я сделала? Наверно, снова бы ждала первого шага, также, как и все предыдущее время. Да, мы с Ромой познакомились не очень давно, а встречались и того меньше – всего около полутора месяцев... Зато каждый день этих отношений был наполнен огнем. Огнем медленным, который мучительно поджаривал меня на протяжении лекций, семинаров и особенно – долгими, полными страстных фантазий, ночами. И разрушительным, безумным огнем, который разгорался в такие моменты, как сейчас.

Полтора месяца, месяц из которых я была готова к логическому развитию наших отношений. Кто-то скажет, что месяц воздержания это не срок, но когда рядом постоянно трется горячий малый вроде Ромки Верстовского, дни превращаются в недели, а недели – в месяца…

Понятия не имею, почему за все это время он так и не сделал ни одной мало-мальски очевидной попытки уложить меня в постель. Репутация ловеласа шла вразрез с мальчишескими действиями (точнее, бездействием). И ведь не скажешь, что не хочет. Хочет, при тесном контакте все прекрасно чувствуется… Так почему же тянет кота за хвост?!

– Что скажешь про вчера? – осторожно поинтересовалась я, увернувшись из его рук и садясь рядом на подоконник. – Как тебе вечеринка… в целом?

– Отрыв башки, – охрипшим голосом сказал Рома, и я просияла. Но уже после следующей фразы радость померкла. – Как и всегда.

Что значит “как и всегда”? Мой отчаянный, выстраданный выброс несвойственной мне смелости, коктейль из порочности и умения связно выражать неприличные мысли – для Романа Верстовского нечто обыденное?

– То есть, тебе понравился мой сюрприз?

– Сюрприз? – Ромка сделался озадаченным, но уже через мгновение, заметив разочарование на моем лице, поправился. – Да, да! Я в полном восторге..

– Неужто? – не смогла сдержать яда в голосе. – Значит, тебя все устраивает? А вот мне хочется большего...

Разноголосый галдеж молодежи снова включили на полную мощность. Мир вернулся на прежнее место, стремительно вытесняя Рому на задний план. Я даже на минуту перестала ощущать его подле. Чтобы не смотреть на парня, задрала глаза и начала тщательно рассматривать свод потолка. Он был высоким, недосягаемым, белым. Штукатурка местами осыпалась, местами висела невесомыми снежинками, запутавшимися в паутине. Университет у нас, конечно, атмосферный, но ремонт ему бы не повредил. Говорят, по весне в одном из туалетов не только штукатурка осыпалась – отвалился целый кусок потолка, чудом не придавив уединившуюся там парочку.

Все-таки правильно говорят – кто действительно хочет, и место найдет, и время… Я закусила губу и отвернулась от Ромы.

– Знаю, – он вдруг прижался губами к моему виску и немного помолчал. – И я хочу большего. И поэтому у меня тоже есть для тебя сюрприз.

Он взял меня за руку и повел по коридору. Я недоверчиво нахмурилась, но пошла следом. Парень не утруждал себя пояснениями, а я не докучала расспросами, чтобы не портить обещанного праздника. Мы прошли через весь корпус, поднялись на третий этаж. Когда мы вошли в длинный застекленный переход, соединяющий здание с высокой башенкой, меня посетило нехорошее предчувствие. В башне находились кабинеты преподавательского состава. И деканаты.

– Рома?.. – предостерегающе выдавила я, но он уже набирал кого-то по мобильному.

– Ты сейчас у себя? Можешь выйти ненадолго? Давай… Жду.

– Рома! – прошипела я. Мне попалась на глаза табличка около одного из кабинетов. На ней значилось имя. “Вениамин Эдуардович Верстовский”.

– Ты для меня много значишь, Рита, – парень сделался очень серьезным. Он засунул телефон в карман и обнял меня. – Хочу, чтобы у нас все было… Правильно. По-нормальному, в общем.

Я даже не успела ничего возразить. Только метнула ему отчаянный взгляд, прежде чем дверь открылась, и на пороге показался старший Верстовский. Блин… Похож. Такой же высокий и темноволосый. Только старше. И скучнее на вид.

Декан оглядел коридор и направился к нам.

– Папа. – Рома вытянулся вверх, смотря на отца смело, упрямо и слегка заискивающе. Он все еще обнимал меня, но рука его, как мне показалось, слегка дрогнула. – Хочу, чтобы ты познакомился с моей новой девушкой, Маргаритой.

На лице декана отразилось такое же удивление, которое терзало в данный момент и меня саму. И удивление это нельзя было назвать приятным, скорее, оно принадлежало к прямо противоположной тональности.

– Конкретно сейчас? – на мгновение показалось, что шевеление губ на жестковатом лице Верстовского-старшего мне померещилось, а на деле произнес их мой Ромка. Настолько похожими были голоса отца и сына.

– Да, почему нет? Все равно все в одном университете тремся. Ты не занят, у нас перерыв…

Декан перевел взгляд на меня. Удивление потихоньку сменялось задумчивостью.

– Как интересно. Твоя новая девушка, значит… – Верстовский приподнял голову и потер подбородок.

Горячий шоколад, исходящий полупрозрачным паром на октябрьском холоде.. Уютный напиток, обволакивающий горло соблазнительной терпкостью, заполняющий уши бархатистой мягкостью... Были, правда, и отличия – такие незначительные, что заметить их можно было только при очном разговоре.

Шоколадный голос отца отдавал еле заметной горечью, вибрируя обертонами низкой хрипотцы, делая его похожим скорее на кофе, чем на какао.

– Раньше ты не знакомил меня со своими пассиями.

Я все еще стояла на ногах, хлопала ресницами и даже пыталась вежливо улыбаться, но внутри меня уже разверзалась леденящая, полная холодного ужаса, бездна – ощущение грядущей катастрофы.

– То было раньше. А теперь все серьезно. Рита, она…. другая.

Услышь я это при других обстоятельствах – в более умиротворяющей, располагающей к признаниям, обстановке, я бы от счастья повисла у Ромки на шее. Сейчас же мне хотелось там разве что повеситься. И задушить ненаглядного мимоходом, чтобы больше не устраивал подобных сюрпризов. Хотя по части последних мы с ним оба хороши… Господи, неужели?!..

– И какая же она? – теперь Вениамин Эдуардович (имечко-то какое, в жизнь не выговоришь!) смотрел на меня почти ласково. И под этим обманчиво располагающим, теплым взглядом ноги мои начали плавиться и тягучей массой утекать вниз, впитываясь между потертыми щелями университетского паркета. А сама я становилась все ниже, ниже, пока наконец…

Нет, аннигилироваться от стыда мне не позволили.

– Я тебе обязательно все расскажу, пап. Давайте сходим поужинать куда-нибудь все вместе? В ресторан, там… Или кафе?

– Поужинать? – вопросом на вопрос ответил Верстовский. Минутку поразмышлял и закончил дубовым голосом. – Хорошо. Хуже уже не будет…