Текст книги "Карьеристки"
Автор книги: Луиза Бэгшоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
– Мы не можем здесь, – задыхаясь и отталкивая, шептала Ровена.
Черт побери, каждая секунда ожидания казалась вечностью.
– Пошли, – сказал Кребс и, схватив за руку, потащил ее из ложи.
Она шла за ним, надеясь, что ноги не подведут. Боже, что она делает? Ведь кто-то может их увидеть.
В общем-то ей уже все равно. Плевать, она чувствовала, как кровь толчками разносится по телу, а сердце вот-вот выскочит из груди.
Они побежали вниз по наклону, за сцену. Майкл перепрыгивал через несколько ступенек, очень скоро они оказались в лабиринте коридоров, как раз над комнатой, где работала бригада обслуживающего персонала. Кребс подергал ручки дверей – все заперто. Они завернули направо, потом налево, вдруг он остановился, и она тоже, словно остолбенев.
– Сейчас, – сказал он. – Здесь.
– А если кто-то появится? – задыхаясь, проговорила Ровена.
Кребс окинул ее удовлетворенным взглядом, наслаждаясь силой страсти этой женщины, силой ее желания. Она хочет его. Только его. Он знает это точно, здесь не нужны слова… Ровене стало неловко под его взглядом, этот взгляд действовал на нее, как физическое прикосновение.
– Встань у стены, – сказал он хрипло.
Она отошла, почувствовав спиной сквозь рубашку шершавость камня. Рубашка повлажнела от пота, джинсы стали влажные и тяжелые, телу было неприятно их прикосновение.
– А если кто-то появится? Ну что же, нас увидят, – ухмыльнулся Кребс, протянув руку и нетерпеливым рывком расстегнув ее джинсы.
Ровена вскрикнула и прижалась к стене. Улыбнувшись, Майкл подошел ближе и не отрываясь стал смотреть ей в лицо. А потом, стянув ее джинсы до колен, сдернул и трусы.
– И пусть увидят тебя такой, – сказал он, кладя правую руку на рыжеватый треугольник и чувствуя, как она горит от жажды. – И пусть увидят, как ты меня хочешь.
– Майкл, ну пожалуйста, – с трудом сумела выговорить Ровена. – Ну пожалуйста.
Он покачал головой, едва владея собой.
– Я хочу смотреть на тебя, вот здесь, у стены, освещенную светом ночи. Сними рубашку. Покажи мне груди.
Пальцы действовали неловко, тряслись и путались, она с трудом расстегивала пуговицы, попыталась справиться с крючком от лифчика. Для обоих это была сладкая мука. Наконец Ровена все сняла и стояла на фоне стены почти совершенно голая, с налившимися кровью сосками, плоским, трепещущим животом, в ожидании наслаждения. Он высился перед ней полностью одетый и больше не мог сдерживаться. Кребс кинулся к Ровене, покрывая поцелуями лицо, губы, шею, хватая за груди и торопливо расстегивая джинсы, освобождая плоть от тисков ткани, которая едва могла справляться с силой напора. Ровена в экстазе извивалась под его руками, не владея собой, как сумасшедшая, и расставляла ноги, шире и шире. Она мечтала об этом, даже занимаясь любовью с Джоном. Боже, неужели это счастье возможно, неужели сейчас свершится, повторится, и он, Майкл Кребс, единственная любовь ее жизни, снова соединится с ней в единую плоть? Ровена понимала – она не может жить без этого, и вот уже пальцы Майкла там, а потом, следом за ними, он вошел в нее.
– Майкл!
– Ровена! Моя дорогая!
Он начал двигаться, и она ощущала его в себе, он ласкал ее нутро, он хотел пригвоздить ее к стене, распять. Да, она согласна, она на все согласна, только бы это длилось бесконечно, долго, всегда. Она двигалась вместе с ним, Кребс чувствовал – она вся в его власти, вся, до последней капли, Ровена Гордон – эта потрясающая женщина – его, и возбуждался еще сильнее. Он хотел бы ее немного помучить, заставить подождать, умолять, но чувствовал – он не способен произнести ни слова, только устремлялся все глубже и глубже. Она всхлипывала и вскрикивала в экстазе, и он взорвался внутри нее, чувствуя, как всего себя, до последней капли, отдал ей. И удовольствие разлилось по телу, по каждому дюйму, от кончиков пальцев ног до затылка. Он прохрипел ее имя и прижал к себе.
33
– Извините меня, джентльмены, – сказала Топаз, тяжело поднимаясь из кресла, но стараясь держаться с достоинством, на которое только была способна.
Боже мой, иногда она ненавидит себя за эту беременность, думала она, смущаясь своей тяжелой, вперевалочку, походки, направляясь в туалет. И какой осел выдумал, что материнство – нечто сияющее и светлое? Наверное, этот дурак был холостяком или женоненавистником. О Господи!
На заседании присутствовали восемь мужчин и две женщины. Одну мадам – главу отдела кадров – можно не считать. Так что она, Топаз, единственная представительница верхних эшелонов власти компании. Конечно, здорово звучит, особенно сейчас, когда три раза в час ей приходится топать в туалет. Что ж, мочевой пузырь того требует, а уж ему она не может не подчиниться. Ладно, прекрасно. Она посмотрела на себя в зеркало: ну и вид. Поправилась на десять фунтов, лицо красное, щиколотки распухли, а ребенок в животе дико напрягает ее спину. Ноги сунуты в широкие сандалии «Доктор Скол».
Платье для беременных Топаз придумала себе сама, ибо те, что продавали в магазинах, почему-то были, как правило, омерзительного розового цвета или в цветочек. Лучшее, что смогла придумать Топаз, – широкие платья до щиколоток, цвета морской волны или просто черное или темно-зеленое, отделанное тесьмой у горла и на манжетах. Сегодня она нарядилась в платье цвета морской волны – наиболее деловое из всего нынешнего гардероба.
Да. Она похожа на слона. И Топаз вдруг почувствовала дикое раздражение при виде своих кудрей, разметавшихся по плечам. Она вынула бархатную ленточку из кармана и завязала хвост на затылке, а потом поковыляла обратно на заседание.
Директор «Америкэн мэгэзинз» Харви Смит, отвечающий за Западное побережье, коротко докладывал о положении дел в Лос-Анджелесе и о тех трудностях, которые им угрожали. За столом сидели и слушали – председатель Мэт Гуверс, Эли Лебер из «Лебер, Джейсон и Миллер», адвокатской службы компании, Дамиан Харт, главный финансист, Ник Эдвард и Джералд Квин, банкиры-инвесторы из «Моган Макаскил». Фирма наняла их в качестве консультантов «Америкэн мэгэзинз». Директор по продаже Эд Лазар, директор международного отдела Нил Брэдбери, директор маркетинга Ник Томсон, директор отдела кадров Луиза Паттон, директор всего Восточного побережья Топаз Росси.
Иными словами, собрались члены правления «Америкэн мэгэзинз» и ближайшие советники. Мэт Гуверс отказался приглашать кого-то еще, он даже поручил Луизе, как самой младшей по должности, вручить каждому под расписку уведомление о совещании.
Это было жизненно важное совещание для всей компании «Америкэн Мэгэзинз».
Компания оказалась в трудном положении.
– У нас серьезные проблемы, – продолжал Харви, когда Топаз села на свое место. – Западное побережье боится, что «Меншн индастриз» изменит суть «Америкэн мэгэзинз». Специалисты полагают, – он сделал жест в сторону Джералда Квина, – Коннор Майлз беспокоится только об увеличении прибыли. Мы думаем, он закроет все журналы, которые не дают дохода. Снизит качество изданий, запретив иметь дело с дорогими фотографами и авторами. Вопрос в том, как нам убедить его, что журнальный бизнес действует по другим экономическим правилам и здорово отличается от лесозаготовок или торговли продуктами.
Все сидящие за столом закивали.
– А что ты думаешь, Топаз? – спросил Гуверс.
– Я думаю, стоит побороться, – сказала она, – ведь если Ник и Джерри правы и у нас нет возможности убедить в чем-то «Меншн», никто из руководителей компании после перехода «Америкэн мэгэзинз» к «Меншн» не удержится на месте. Как произошло со всеми, кого поглотила «Меншн индастриз» до нас.
– Мы не можем бороться с «Меншн». Надо быть реалистами, – ответил Брэдбери.
– «Америкэн мэгэзинз» – большая корпорация, – согласился Лазар, – но «Меншн индастриз» – огромный конгломерат.
– Ну а кто не пережил подобного? Одну компанию поглощает другая… Это жизнь, – философски напомнил Дамиан.
Топаз поняла: поток аргументов против захлестнет ее. Но все равно она не уступит большинству. Не может. Как же так – получить власть и разрешить какому-то жадному конгломерату вырвать у тебя ее из глотки? Конечно, она могла бы найти работу в другом месте, у нее образцовая репутация. Но она слишком много вложила в «Импэкт», в «Экономик мансли» и вообще во все. Так что черта с два она уйдет отсюда просто так. И кто скажет, какие шансы были бы у нее в другой компании – в «Конде Наст», например?
Все они придерживаются страусовой политики. Если я спрячу голову в песок, то, поскольку я не вижу это чудовище, оно не видит и меня. Если я любезно обойдусь с мистером Майлзом, может, он отстанет от меня?
Но Топаз знала – они не правы. Если «Меншн индастриз» купит «Америкэн», ни один из членов правления не усидит в своем кресле. Ясно, как Божий день. Но эти люди не хотели понимать угрожающей реальности.
Топаз перехватила взгляд Квина, когда она возражала и призывала побороться. Ей показалось, парень понимает суть дела, и это еще больше уверило ее в собственной правоте.
– Слушайте, вы прямо готовы сдаться сразу! – нетерпеливо прервала она. – Да, им всегда удавалось задуманное. А значит, по закону средних чисел когда-то должна выйти осечка.
– Ну да, конечно, Топаз, – пробормотала Луиза, но в ее тоне явно прозвучало: гормоны.
– Ты занимаешься кадрами и ни черта не смыслишь в финансовых делах, – резко повернулась к ней Топаз, взъярившись от ее откровенного взгляда на большой живот. – Я руковожу шестью журналами и собираюсь заниматься этим и дальше. А если кто-то счастлив подлизываться к Коннору Майлзу и распрощаться с работой, пожалуйста. Но я не собираюсь.
Гуверс, сощурившись, понаблюдал за ней, потом повернулся к адвокату:
– Эли, с чего нам начать?
Тот развел руками:
– Прибегнуть к тактике проволочек. Блокировать бумаги. Снять с постов редакторов, не имеющих американского гражданства. Обычные приемы.
– Так, приступаем немедленно, – сказал председатель. – Он повернулся к банкирам. – Мы нанимаем «Моган Макаскил» представлять нас, как и договорились. Топаз, Дамиан и я будем связующим звеном с компанией. Харви, ты, Эд и Нил приготовите всю статистику и все выкладки, попытаемся убедить любого хищника или очень усердного мошенника, что у нас дела даже лучше, чем кажется.
– Так я не понял, – сказал Нил, – что мы выбираем – борьбу или переговоры?
– И то, и другое, – ответил Гуверс. – В этой ситуации надо испробовать все.
Топаз посмотрела в окно на Манхэттен, на линию небоскребов, сиявших на солнце. Она сидела в новом ортопедическом кресле, которое Джон настоял купить по мере развития ее беременности.
Рядом лежал тонометр, предполагалось, она каждый день станет измерять давление. Но этого она терпеть не могла. Беременность, стресс на работе, их сочетание… О, у Джо давно был бы припадок.
Вот он бы, он бы попытался узнать, что такое быть беременной, когда одна компания собирается проглотить другую. Так что сейчас, подумала Топаз, на ней двойной груз.
В город приходило лето… Она замечала его приход даже из своего гнезда с кондиционером. Солнце вспыхивало на маленьких машинках внизу, его лучи отражались на поверхности Гудзона. Топаз любила лето, даже очень жаркое. А это лето для нее особенное – в августе она станет матерью…
И вдруг настроение Топаз поднялось. «Ребенок… Мой ребенок… – подумала она, и вдруг благоговение охватило ее. Она с нежностью положила руки на живот, надеясь почувствовать движение, ее захлестнуло огромное чувство любви и счастья. – Ребенок Джо, нашребенок… На кого он похож? Какой он? Она искренне надеялась, что ребенок будет черноволосым, с голубыми глазами… Интересно – мальчик или девочка? Джо очень хотел выяснить, но Топаз настояла – нет. Всему свое время».
– Я хочу сюрприз, – ответила она, когда доктор Мартинес задала вопрос, не хотят ли они узнать.
– Но мы бы тогда заранее подготовили комнату, правильно выбрали цвет, – умолят Джо.
Топаз только мотала головой.
Они сделали ультразвук в три месяца, и все. Топаз не хотела, чтобы Джо без конца спрашивал: «Он шевелится?» – «Да, она шевелится, мистер Голдштейн».
Когда доктор Мартинес приложила стетоскоп к большому животу и они услышали легкое приглушенное сердцебиение, Джо, этот большой крупный мужчина, расплакался. Потом застыдился собственного немужского поведения и четыре часа подряд смотрел футбол по телевизору, а когда она пыталась подшутить над ним, сердито огрызался.
Быть более заботливым, чем ее муж, невозможно. Он открывал перед ней двери, не позволял поднимать ничего тяжелее чашки кофе. Словом, обращался с ней, будто она сделана из тончайшего фарфора. Сперва Топаз раздражалась, но месяцы шли, и она смирилась с постоянной заботой, тем более что живот ее стал невероятно тяжелым, он, точно пудовые гири, отягощал и спину, и ноги. Топаз не сомневалась – ребенок на руках не казался бы таким тяжелым.
На столе зазвонил телефон. Городской. Топаз улыбнулась. Джо всегда звонил ей в это время. Каждый день.
– Как дела?
– Прекрасно, – ответила Топаз, глядя на яркое голубое небо. – Вечером расскажу подробней.
Сегодня у них визит к доктору Луизе Мартинес, она снова пропальпирует живот. Вообще-то Топаз полагалось сделать кучу анализов, но после ультразвука она обошлась только самыми необходимыми, и ее карточка была практически чиста. Что делать, Топаз чрезвычайно занятая беременная.
– Слишком много всего, чтобы рассказать по телефону? – спросил Джо, и поскольку Топаз не ответила, он помрачнел. – Терпеть не могу, когда они там заставляют тебя нервничать. Неужели не видят, что ты беременная.
– Джо, абсолютно всевидят, что я беременная, – сказала Топаз, представив себе, как ее муж звонит Коннору Майлзу и кричит на него, чтобы тот подождал месяца три.
– Ну ладно, хорошо, только не перетрудись, – проворчал он. – Я люблю тебя.
– Я тоже, – весело ответила Топаз.
– Топаз, – сказал Мэт Гуверс, заглянув к ней, – зайди ко мне, пожалуйста, на пять минут.
Она кивнула.
– Джо, до вечера.
Мэт Гуверс видел, какой счастливой выглядит его молодая директриса, но держался умно, делая вид, что ничего не замечает. Росси совершенно ясно дала понять – она не хочет к себе никакого особого отношения в связи с ее положением, и несмотря на всякие гормоны, мочевой пузырь, ноющие ноги, она сидела на своем месте и держалась за него обеими руками. Он понимал: некоторые коллеги воспринимают это как упрямство, но Гуверс не был уверен. Топаз только что закончила работу над программой по перестройке компании, и хотя на дворе уже девяностые годы, материнство – все еще опасное дело для деловой женщины с амбициями. Могут и потеснить.
Трудно выглядеть уверенной и стойкой как кремень, когда ты в положении, думал Гуверс, глядя на вплывающую в его кабинет Топаз. Он совершенно ясно понял, что имела в виду Луиза Паттон на правлении, когда Топаз сорвалась, и ему понравилось, что Росси отказалась принять этот намек.
Она ко всему относится правильно, подумал Гуверс, и потом, честно говоря, сейчас он не хотел бы оказаться в окружении слабых игроков.
– Садись, – предложил он.
Топаз подтащила стул к столу из орехового дерева, стоявшему в середине роскошного кабинета Гуверса. Спиной к стеклянным стенам сидели Квин, Эдвард и Харт. Перед ними лежали финансовые расчеты.
– Основные меры защиты, Топаз, – сказал Дамиан Харт, передавая листки. – Цифры, меры по реорганизации компании, которые делают невыгодным ее поглощение другой компанией…
– Мы только что узнали: ваша компания не единственная, на которую посматривает «Меншн», – добавил Эдвард. – Они хотят проглотить группу радиостанций в Калифорнии и большую фирму звукозаписи.
– Радиостанции… – как бы размышляя вслух, произнесла Топаз. – А не собираются ли они внедриться в федеральную комиссию связи, в их правление, в их сферу, приобретая радиостанцию и издательскую компанию? А еще какие-нибудь редакции журналов они присмотрели?
– Да, маленькие, – ответил Квин.
– Попятно. Но сколько их? – поинтересовался Гуверс. – Можем ли мы воспользоваться антитрестовским законом?
– А какая фирма звукозаписи? – вдруг тихо спросила Топаз.
Слова банкира сперва не дошли до нее.
Не может быть. Не может быть. А вдруг может?
– «Мьюзика энтертейнмент». Но там никого не волнует издательское дело. И если мы собираемся нацелиться на антитрестовский закон, они нам не помощники.
Топаз отпила глоток кофе.
– Вот здесь-то вы и ошибаетесь, – сказала она.
Солнце садилось за 5-ю авеню, когда Топаз и Джо появились в клинике доктора Мартинес. В лифте они держались за руки, а когда, кроме них, никого в кабине не было, целовались и нежно гладили друг друга. Джо обнял Топаз, как бы защищая ее от всех неприятностей.
Начиная с медового месяца они то ссорились, чуть не дрались, как кошки, то не могли и минуты пробыть друг без друга. Джо появлялся в «Америкэн мэгэзинз» в ту же минуту, как только Топаз говорила, что она закончила дела. Топаз отменяла договоренности на ленч, вскакивала в такси и неслась в Эн-би-си, чтобы побыть с ним. Он посылал ей без всякой причины цветы. Она часами ходила по антикварным магазинам, выискивая что-нибудь симпатичное, связанное с бейсболом, на память. Они были так влюблены друг в друга, что походили на пьяных. Топаз вообще свой первый месяц после свадьбы на работе провела в дымке эротизма, постоянно думая только о Джо. Она опасалась, не догадается ли кто-нибудь: столь сильное сексуальное желание невозможно скрыть, оно способно прожечь костюм Анны Клейн и выставить ее голой на всеобщее обозрение.
Самая незначительная деталь могла возбудить Топаз. То она пройдет мимо порога, где кричала на Джо, то войдет в редакцию «Уик ин ревью». А однажды она явилась на заседание правления впервые в новом качестве и была просто потрясена воспоминанием: на этом столе они занимались любовью; видение так поразило ее, что подкосились ноги и она быстро села – красная и ослабевшая.
Как-то ей позвонил Голдштейн.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответила она и почувствовала – только от звука его голоса ей захотелось… Она вспомнила утреннее прощание, и воспоминание об этом пронеслось перед ее мысленным взором как неприличный фильм.
– Как ты? – спросил он.
– Прекрасно. А ты? – она старалась говорить односложно, чтобы не выдать себя.
– Топаз, ты превращаешься в желе, – нарочито строго сказал Джо.
– Да, – ответила она, оглянувшись, не смотрит ли кто.
– Может, мне повесить трубку?
– Да.
В тот вечер, когда они вернулись домой, Джо принес желе и мороженое и захотел все это есть с ее живота. Тогда еще плоского.
Их ссоры – тоже целая эпопея. Они ссорились из-за того, как оба мною работают. Из-за того, что Топаз вряд ли стоит вести машину по дороге на работу. Из-за отпуска по беременности: брать ли отцу отпуск вместо матери или нанять няню.
– Шесть недель недостаточно, – продолжал уверять Голдштейн. – Ты будешь привязана к ребенку по крайней мере три месяца.
– И ты еще осмеливаешься говорить мне, что я буду привязана! – выпалила в ярости Топаз. – Мне его носить девять месяцев! Я чувствую каждый его удар. И если ты хочешь сидеть дома три месяца на привязи – давай! А от меня не жди, что я превращусь в Мэрилин Куэйл.
– Не смеши, – сердито возражал Джо. – Я не могу оставаться дома. Я занят на Эн-би-си.
– А я занята в «Америкэн мэгэзинз».
– Да что ты? А я и не знал, – парировал он.
Но назавтра огромный букет белых роз появился у нее в кабинете вместе с прямоугольным пакетом. Она раскрыла его, там лежал фильм «Миссис Даутфайр».
Элиза, наблюдая за лицом своей начальницы с доброжелательной завистью, качала головой: «Они друг друга доконают».
Работать становилась все труднее – Топаз тяжелела день ото дня. Джо делался нежнее и нежнее. Парадоксально, но теперь Топаз ощущала себя уязвимой, он меньше проявлял свое желание, он хотел оберегать ее и защищать, она не могла не ценить этого, но у нее возникла неуверенность. А через шесть месяцев придется вообще отказаться от радостей занятия любовью, что очень сильно беспокоило Топаз.
– Боже мой, ну сколько раз можно повторять, – говорил Голдштейн, заставая ее рыдающей в ванной по утрам. – Я ничего не имею против. Я подожду, пока кончится срок, три месяца – это ничто.
– А Джейн? Она такая хорошенькая и такая тоненькая…
– Джейн? Моя помощница? – повторил Джо, стараясь не расхохотаться. Секретарша, маленькая, как мышка, с аккуратно и коротко подстриженными каштановыми волосами, жена и мать троих детей. – Ты ревнуешь к Джейн?
– Да, – безутешно рыдала Топаз. Она помнила каждое прикосновение мужа, когда они занимались любовью. Страсть, охватившая их после первого раза, не угасала ни на день. Джо оказался мужчиной больше, чем все, кого она знала до него. И как он может обходиться без секса и сохранять верность женщине, похожей на пляжный мяч?
– А ты помнишь День Благодарения? – прошептал он, обнимая ее.
Топаз кивнула. В ноябре, когда они ехали к его родителям в Коннектикут, три раза припарковывались, потому что Топаз приставала к Джо, когда он вел машину. В конце концов они притормозили у края кукурузного поля, разложили ее пальто и занялись любовью прямо на жнивье, целуясь и катаясь как безумные. А потом полчаса отряхивали одежду. Джин Голдштейн была в ярости, когда они заявились в дом поздней ночью. «Движение просто сумасшедшее, мама», – объяснял Джо, целуя старушку в щеку, надеясь, что она не заметит царапины у него на шее.
– Я помню, – хохотнула Топаз.
Джо поцеловал ее в висок очень нежным чувственным поцелуем, и Топаз уловила его горячее и искреннее желание.
– Ни одна женщина не может сравниться с тобой, никогда и ни в чем. Даже если бы я не любил тебя больше жизни, я все равно не смог бы найти тебе замену.
И в этот момент она считала себя самой счастливой из всех жен на свете.
Тревоги на время забывались, и Топаз снова чувствовала себя хорошо.
– Входите, – раздался приятный голос доктора Мартинес. Топаз и Джо вошли, как всегда, держась за руки. Указав им на кресла, доктор бросила быстрый взгляд на Топаз. – Как дела? Какие проблемы?
– Никаких, – солгала Топаз, перебираясь на кушетку.
Доктор удивилась:
– Что? И никакого напряжения в спине? Вы уже довольно крупная.
– Ну, может, немного, – согласилась она.
– У жены на работе сейчас очень напряженное время, – твердо сказал Джо. – Она там чуть не главный человек по реорганизации. И я думаю, ей следует отдохнуть.
Доктор Мартинес подавила улыбку. Голдштейн и Топаз Росси были ее самыми значительными клиентами, настоящая манхэттенская солидная пара. Они оба ей нравились. Топаз обычно звонила и просила не говорить Джону о подскочившем давлении, Джо умолял подействовать на Топаз и заставить ее отдыхать каждый понедельник.
– Ой, если он узнает, он начнет паниковать, – стонала Топаз.
– Она думает, что я сексист! – выпаливал Голдштейн. – Вы должны помочь, Луиза.
– Ну, давайте посмотрим, Топаз, – спокойно сказала Луиза Мартинес. – В последний раз мы пальпировались в три месяца. Так? Прошло много времени. Я думаю, пора сделать побольше анализов.
Она приложила прохладную руку к раздувшемуся животу Топаз и аккуратно принялась мять. Через несколько секунд резко остановилась, взглянула на Топаз и начала все сначала и медленнее.
Джо побелел:
– Что случилось? Что-то не так с ребенком? С Топаз?
– Нет-нет, совсем не то, – ответила Луиза Мартинес. – Но я думаю, вам лучше все же сходить на ультразвук.
– Зачем? – спросила Топаз, заволновавшись. – Вы что-то обнаружили?
– А реорганизация, которой вы занимаетесь, – это очень важно? – спросила доктор пациентку.
– Нет, – ответил Джо.
– Очень важно, – сказала Топаз, – и не может быть и речи, чтобы мне от этого отстраниться. Ну разве что по медицинским показаниям.
– Нет, ничего страшного. Но я бы советовала отдыхать как можно больше и избегать ссор, – она строго посмотрела на Джо. – Отдыхать как можно больше.
Доктор Мартинес улыбнулась молодой паре.
– Ну, в общем-то поздравляю, – сказала она. – У вас двойня.
Когда муж заснул, Топаз Росси продолжала лежать на спине на шелковых простынях, уставившись в пространство.
Она устала, но не могла остановить ход мыслей.
«Двойня. Элеонор и Мария. Джо-младший и Марко.
Элеонор и Джо.
Коннор Майлз. Никому не удавалось остановишь его до сих пор. И эти хотят вручить ему «Америкэн» на блюдечке с золотой каемочкой. А рожать двух детей, наверное, тяжелее? Может, мне все прекратить? Нет, я не могу прекратить… Боже мой, ну почему все так совпало? Гуверсу это не понравится. Он полагает, я готова отстраниться от дел. А может быть, это и так. Он же видел, что мы делали с «Импэкт». Может быть, если бы у меня были необходимые данные, я могла бы работать и дома…
Антитрестовский закон. Возможно. Мы же не маленькая компания, мы не «Пит-групп», и можем позволить себе нанять «Моган Макаскил»… Но нам нужна помощь.
В конце концов, черт побери, я не суперженщина.
Я устала…
А эта проклятая сука…
Если бы я могла спасти компанию, может, сменила бы на посту Гуверса. Харви хочет это место, но он готов сдаться. А Гуверсу очень не нравится такое отношение.
А почему она должна помочь мне? Она же ненавидит меня.
Нет, вы только поглядите, как она скакнула, когда ей представился второй шанс… Мы им нужны. Торговля. Бизнес…
Я хочу сохранить свою работу. Я люблю свою работу.
А может ли женщина действительно иметь все?»
Топаз осторожно спустила с кровати ноги. Взяла атласный халат, надела и потопала в кабинет. Включила компьютер. На экране высветилось время: 12.45 ночи.
Она нашла файл с адресами и телефонами, нашла нужный номер и набрала.
Ответивший голос не был сонным.
– Алло?
– Привет, Ровена, – сказала Топаз.
