Текст книги "Карьеристки"
Автор книги: Луиза Бэгшоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
– Ну же, дорогой, – бормотала она, и Питер двигался вверх-вниз. Он почти полностью выходил из нее, а потом устремлялся в беспредельные глубины успокаивающей влаги. Его рывки становились все мощнее, он тоже был близок к концу. Питер положил руки ей на плечи, крепко вцепился и с фантастической скоростью задвигался. Топаз взвыла, не думая о том, что кто-то может проходить через луг и увидеть их. Она была уже на грани. Наконец по всему телу пробежала дрожь. Питер удовлетворенно расслабился, распластавшись на ней.
Топаз поцеловала его в плечо.
– Ты замечательный, – прошептала она.
– Я? О, дорогая! Ты фантастична.
Он скатился с нее и лег рядом. Утомленные страстью, они лежали на берегу реки.
– Так романтично, – проговорила Топаз. – Я просто не могу поверить.
Она была невероятно счастлива. Питер такой нежный, такой изобретательный, такой ласковый. Неуклюжие бруклинские мальчишки совершенно на него не похожи, а ее отец заставлял ее выбрать мужа из них. Если бы Джино увидел этого потрясающего, богатого английского джентльмена, он бы просто зашелся. Топаз не могла отказать себе в желании пофантазировать – она приводит Питера на ужин, а ее отец лезет вон из кожи, чтобы поцеловать его в задницу. Хотя она для себя решила – ее ноги больше не будет в той дыре.
Питер взял свой пиджак, вынул пачку сигарет и закурил. Белый ароматный дым поплыл в темноте.
– Сегодня ко мне приходила твоя подруга Ровена, – добавил он. – Насчет «Юнион». Хочет, чтобы я перестал поддерживать Джилберта.
– Да, я слышала, – осторожно сказала Топаз. Она очень хорошо усвоила – все, что связано с «Оксфорд юнион» и с политикой, здесь воспринимается очень серьезно. К тому же ей не хотелось, чтобы Питер решил – она вмешивается.
– Проблема в том, что я уже дал ему обещание, – сказал Питер. – Тебе холодно, дорогая? Нет? Может, я и смогу отказаться, но это совсем не просто.
Топаз свернулась калачиком, прижавшись к его теплому боку. И все еще подрагивая.
– Да вы, ребята, сами разберетесь, – пробормотала она.
Питер обвил ее рукой, наслаждаясь прикосновением к упругим полным грудям. С Топаз Росси так приятно. Она страстная, восторженная, забавная. И удивительно – Ровена Гордон ее подруга.
Они такие разные.
Питер медленно встал, вспоминая Ровену, приходившую к нему сегодня утром. Блестящие светлые волосы. Изящные позы. Уверенные манеры. Топаз – сама экзотика, а Ровена Гордон – его зеркальное отражение. И Питера Кеннеди это привлекало.
– Ладно, оставим, дорогая, не забивай себе голову, – сказал он. – Мы найдем решение. Передай подруге, пусть она еще раз придет ко мне.
3
– Топаз, ну пожалуйста, – говорила Ровена, теребя пальцами свои манжеты.
Девушки спускались по широкой гравийной дорожке, разделявшей лужайки Крайстчерч, направляясь к реке. Традиционные восьминедельные состязания по гребле между Оксфордом и Кембриджем дошли до середины. Каждый колледж заключал пари на мужскую или женскую команду, кроме Сент-Хилд, там не было мужчин. Студенты относились к этому очень серьезно, и Топаз бросила на освещение событий две бригады репортеров «Червелл». Светило летнее солнце, блестела вода, напитки лились рекой. Тысячи подростков столпились на берегу, как и каждый год в это время. Топаз и Ровена пробирались к реке, а было всего-то десять утра. Так рано. Обычно в это время они еще спали.
– О Господи! Ну сколько раз повторять?! Я сказала нет – значит, нет, – ответила Топаз, но уже с ноткой раздражения в голосе. – Я не собираюсь обсуждать это с Питером. Не хочу влезать в это дело. Поняла?
– Поняла. Но мне нужна твоя помощь, – не отступала Ровена. – Я не прошу, чтобы Питер посодействовал мне, но пусть он не поддерживает Джилберта.
– Какую часть слова «нет» ты не понимаешь? – саркастически спросила Топаз. – Этот парень – мой приятель, и его дела для него так же важны, как твои для тебя. Ему не понравится, если я начну вмешиваться. Слушай, в каждом номере газеты я доказываю, какая задница этот Джилберт Докер. Неужели мало?
– Нет, не мало. Я тебе очень благодарна, честное слово, но…
– Никаких «но», – нетерпеливо перебила ее Топаз, откидывая огненные кудри со лба.
Как ни была взволнованна Ровена, она не могла не отметить, сколь вульгарно выглядит ее подруга. Эти короткие шорты, обтягивающие выпуклый зад, только бахрома слегка прикрывала загорелые бедра. Рубашку в желтую клетку, узлом завязанную над пупком, распирали пышные груди. Ровена почувствовала странную раздражающую зависть, а следом – ком вины.
– Ты сама должна его уговорить, Ровена. У тебя это даже лучше получится, поверь.
– Я уже пыталась, и не раз, мы уже несколько раз встречались в эти дни, – тихо проговорила Ровена.
На секунду взгляд Топаз замер на подруге.
– И что же? Ты хочешь сказать, что эта компания тебе не по вкусу? – усмехнулась она. – Питер не так уж плох. И пора привыкнуть к мысли, дорогая: он должентебе понравиться, ведь тебе придется танцевать с ним на нашей свадьбе. Во всех книгах написано: танец с женихом – обязанность главной подруги невесты. – Топаз засмеялась.
– Свадьба! Не слишком ли ты торопишься? – рассмеялась Ровена.
– Может быть. Ну давай больше не говорить на эту тему, ладно? – Я не хочу с тобой ссориться. Но и вмешиваться не собираюсь. О'кей?
– О'кей. – Ровена отвела взгляд, унимая ярость. – Увидимся позже, Топ. Хорошо? Я хочу посмотреть гонки.
– Конечно, – сказала подруга, весело подмигнув и направляясь к киоску с хот-догами.
Шагая к лодочной станции Крайстчерч, Ровена пыталась взять себя в руки. Конечно, никто бы не заметил по ее лицу, что за страсти кипят внутри, она шла медленно, махала рукой всем знакомым, ослепительно улыбаясь. Выглядела, как всегда, прекрасно, и знала это. Красивая, счастливая, уверенная в себе, очень стильная. Яркое солнце превращало ее светлые волосы в платиновые, длинное хлопчатобумажное платье свободно вздымалось от ветра, подчеркивая стройность. Она почти не накрасилась – немножко помады цвета клевера на губах, бежевые тени на веках, но при этом Ровена казалась не менее сексапильной, чем Топаз Росси.
Но все-таки Топаз Росси, а не она бегала на свидания с Питером Кеннеди.
Ровена послала воздушный поцелуй Эмили Чан, подруге из «Леди-Маргарет-Холл». «Почему Топаз не может выполнить мою просьбу? Почему я должна встречаться с ее проклятым любовником? Если бы у меня был парень из «Таймс», я бы поговорила с ним ради нее».
Воздух взорвался радостными воплями, когда женская команда Мертона вырвалась вперед, вздымая воду сильными рывками весел. Ориел на несколько секунд отстал.
– Давай, давай, Мертон! – закричала она, подпрыгивая. Колледжи Крайстчерч и Ориел – давние соперники.
– Да, давай двигай! – раздался за ее спиной голос. И внезапно свет померк – кто-то быстро закрыл ей глаза ее же шарфом, затянув его на затылке. – Угадай, кто? – услышала она шепот. В низком мужском голосе звучал смех.
– Перестань, Кеннеди, – потребовала Ровена.
Он ослабил шарф, и она заморгала от яркого солнца.
– Ты слишком рассеянна, Ровена, идешь и ничего вокруг не видишь. Можешь попасть в неприятную ситуацию.
Она потянулась к шее и сорвала шарф.
– Что ты здесь делаешь?
Он поднял бровь.
– Да то же, что и ты. Поддерживаю Сэма и его парней. – Он кивнул в сторону лодки Крайстчерч. Сэм Уилсон, капитан, и его команда ожидали очереди. – Ты ведь пришла поболеть? Да?
– Конечно, – холодно ответила Ровена.
Черт побери! Почему он на нее так смотрит? Оглядывает с ног до головы, будто она скаковая лошадь. И что ей делать? Сказать: «Эй, слушай, ты же встречаешься с Топаз»?
– Я уверен, ты здесь не ради сбора голосов, – пошутил он. – Впрочем, здесь все избиратели, только руку протяни…
– Уверена, и ты пришел не ради возрождения былой славы, – сказала она.
В прошлом году капитаном был Питер Кеннеди. И привел Крайстчерч к блестящей победе. Поговаривали даже об Олимпийских играх. Но Кеннеди решил бросить спорт и сосредоточиться на выпускных экзаменах. Сейчас Сэм Уилсон держался с таким видом, будто мог привести команду к победе, а олимпийские тренеры выискивали новых звезд вроде Джонни Сиела.
– Ты знаешь, как ударить по больному месту, – сказал Питер, не отводя взгляда. Он произнес это так, что ей почудился грязный намек. – Гребля для меня много значила. Да и сейчас тоже.
– Понимаю, – ответила Ровена, плохо соображая, что говорить дальше. Она еще никогда не стояла так близко к Питеру: широкая загорелая грудь, обтянутая белой майкой, всего в нескольких дюймах от ее лица. Да уж, Питер Кеннеди мог бы украсить любой пляж в Калифорнии.
– Ну и как? – спросил Питер, перехватив взгляд ее зеленых глаз.
Смешно, но у Ровены перехватило дыхание. «Где эта проклятая Топаз?» – подумала она. И холодно посмотрела на Питера.
– Может, тебе стоит пофлиртовать со мной? Ну, поцеловать, например, – Питер улыбнулся. – Ты же хочешь, чтобы я помог, так ведь?
– Не настолько.
– Ну ладно, расслабься, я шучу. – Он обнял ее за талию и повел к эллингу. – Топаз не понравится, если мы поссоримся.
Вопреки желанию, Ровена напряглась от его прикосновения. Питер Кеннеди улыбнулся.
– Ровена, Питер! Скорее! – крикнул Джеймс Ган, их приятель, и потащил обоих в толпу Крайстчерч. – Вы пропустите старт!
Ровена оказалась среди студентов, одетых в цвета колледжа. Здесь несколько сотен человек. И все рвались к берегу. Они вопили и хлопали в ладоши. Кто-то обнял ее, кого-то обняла она. Колледж неистовствовал.
Уже отвязывали лодку. Ровену зажали среди голубого цвета. Вместе с толпой ее швырнуло к причалу.
– Ничего не вижу! – пожаловалась она сама себе.
Вдруг Ровена почувствовала, как кто-то сзади легко поднял ее, будто куклу, и вознес над толпой. Удивленная, она глянула вниз – Питер нырнул между ее ног и усадил к себе на плечи. Теперь Ровена видела отлично и лодку, и реку – все, все.
Шея Питера Кеннеди плотно прижалась к ее белым хлопчатобумажным трусикам.
Приятнейшее ощущение.
– Опусти меня, – неуверенно попросила Ровена.
Он улыбнулся и посмотрел на нее снизу вверх:
– Потом.
Под крики толпы лодка Крайстчерч рванула от причала, гребцы работали синхронно. Восемь пар рук действовали в полной гармонии. Весла взбивали воду с потрясающей скоростью, преследуя лодку Ориела. Болельщики встрепенулись и побежали по берегу, громко вопя, подбадривая своих и беззлобно ругая чужих. Питер бежал с Ровеной на плечах, его руки намертво впились ей в бедра, он не обращал внимания на ее протесты. Похоже, ее вес для него пустяк.
Испуганная, Ровена орала вместе со всеми. Было весело. И еще – она понимала – абсолютно все видят: Ровена Гордон пришла болеть за свой колледж, ее нельзя не заметить – она сидит верхом на Питере Кеннеди, а длинные волосы развеваются на ветру, словно знамя.
Победный вопль – лодка Крайстчерч безжалостно врезалась в хвост лодки Ориела.
– Бам! – завопил Питер, и одной рукой аккуратно снял Ровену с плеч.
Она коснулась ногами земли, поправила платье, внезапно смутилась, не зная, что сказать.
– Мы снова выиграли, – объявил Питер.
– Спасибо, Питер, – сказала она.
Он поднес ее руку к губам и осторожно поцеловал.
– А неплохо, да? Давай как-нибудь повторим, – предложил он.
Ровена Гордон вспыхнула, кивнула как можно холоднее и пошла прочь по дорожке.
В «Червелл» все гудело. До выборов оставалось две недели, всего ничего. Каждый колледж отлавливал голоса днем и ночью, дебаты с противниками походили на настоящее сражение. Каждый день приносил урожай слухов – новые предательства, грязные сплетни, кандидаты-соперники устраивали потасовки друг с другом. Топаз все это нравилось. Мечта редактора!
Конечно, самой удивительной сенсацией было то, что Питер Кеннеди и Ровена Гордон, похоже, готовы заключить сделку. Если такое случится – полетят все ставки. Ровена легко добьется своего и станет первой женщиной-президентом «Юнион» на пять лет. Джилберту Докеру Питер до зарезу необходим, чтобы выстоять.
Как только Ровена или Джилберт приближались к Питеру, новость тотчас летела в «Червелл». Топаз хотела помочь своей лучшей подруге и старалась переключить внимание читателей на идеи сексизма, которые исповедовал Джилберт, и на бандитскую тактику его сторонников. Один из авторов Топаз, малый из Сент-Энн, принес в то утро статью о кандидате в секретари Джилберта, известном в колледже шотландце, изучавшем право, который всадил десятидюймовый мясницкий нож в дверь своего соперника – женщины из команды Ровены. Топаз просто зашлась в экстазе. Это же динамит! Гвоздь пятничного номера!
Себастьян был малахольный, безалаберный, но талантливый журналист, обладающий воистину собачьим нюхом на стоящие сюжеты. Именно Себастьян первый поздравил ее с успехом в «Таймс». Единственный из всех сотрудников «Червелл» он понимал – такая публикация ценнее чека на полторы сотни баксов.
Единственное, чего она по-прежнему не желала, – лично вмешиваться. На этой неделе Ровена раза три просила ее взять на себя Питера. Топаз отбивалась. Она знала, что такое президентство для Ровены, но рисковать любовником не собиралась.
– Ты не видела макет моей полосы? – спросил Руперт, махнув рукой с полной чашкой кофе в сторону фотокопировального устройства. – Я оставил его у себя на столе…
Топаз покачала головой, погрузившись в мысли о ноже… Его уже вынули из двери Лизы, и Топаз думала, нельзя ли воткнуть точно такой, чтобы заснять.
– Ты просто кошмарный тип, Руп, – сказала Гэрет Келли, – на той полосе у нас объявление от Маккинси, это две тысячи фунтов стерлингов.
– Да я найду ее, – бодро пообещал заместитель редактора, но в голосе слышалось беспокойство.
– А, вот эта несчастная полоса! – закричала Джейн Эдвардс, редактор отдела очерков.
Руперт с благодарностью перегнулся через стол, схватил макет, прижимая к плечу телефонную трубку, беседуя с кем-то, кофе плескался на бумаги.
– «Червелл». Да. А кто это? – Передал трубку Топаз и подмигнул: – Джеффри Стивенс из «Таймс».
Топаз выхватила трубку, перекинула длинные ноги через стол, чтобы оказаться поближе к телефону. Мужчины дружно вздохнули…
– Мисс Росси? – спросил вежливый голос.
– Да, я, – ответила Топаз, пытаясь говорить развязно и независимо. Она послала статью по почте два дня назад. А вдруг им не понравилось?
– Говорит Джеффри Стивенс. Вчера мы получили вашу статью о студенческих стипендиях и подумали, может, вы не будете против, если мы распорядимся ею иначе?
Сердце Топаз екнуло. Значит, очерк не годится для приложения по образованию.
– Что вы имеете в виду? – спросила она.
– Видите ли, материал слишком хорош, чтобы засунуть его в приложение. Я показал его редактору отдела очерков, он согласился. Мы хотели бы дать статью в основном выпуске.
Топаз оперлась рукой о стол. Сообщение так ошеломило, что она не могла выговорить ни слова.
– Я знаю, о чем вы думаете, – продолжал Стивенс. – Вы думаете, когда мы ее дадим. Вы правы, конечно, но это проблема. Все забито. Если подождете две недели, то в понедельник напечатаем. Вас устроит?
– Прекрасно, – сказала Топаз, стараясь сдержать отчаянную радость в голосе.
– Вот и отлично. Я надеялся, что мы можем на вас рассчитывать. Присылайте еще материалы, нам нужны новые таланты.
– Спасибо, пришлю, – сказала Топаз. Она положила трубку, оглядела шесть лиц, выжидающе уставившихся на нее.
– О Боже мой! – воскликнула она. – Взяли!
Ровена планировала свою избирательную кампанию с такой тщательностью, как если бы это была военная операция. В каждом выступлении должна быть четко обозначена проблема. Каждый туалет должен выглядеть сексуально. Каждый сборщик голосов в ее пользу имел конкретное задание и строго выполнял его. Ровена выяснила все слабые звенья и исключила их. Усилия своих поклонников направила на небольшие колледжи. Ровена Гордон не собиралась рисковать.
Она хотела быть президентом «Оксфорд юнион».
Оченьхотела.
И ради этого готова была почти на все.
А вот тут-то и подстерегала опасность. В данном случае «все» включало и Питера Эдварда Кеннеди, любовника лучшей подруги, от которого зависел успех Джилберта. Питер Кеннеди мог вручить ей желаемое на голубой тарелочке с золотой каемочкой.
Настроение Питера качалось то в одну, то в другую сторону подобно маятнику. Да, он бы поддержал ее. Нет, он же дал слово другому.
Конечно, Джилберт отчаянный сексист и к тому же сноб. Конечно, ее можно бы поддержать. Да, безусловно, но он не уверен…
Ровена понимала, она не должна упустить случай, надо подавить раздражение, не показывать сумятицу, царившую в душе. Уж что-что, а держать себя в руках она умела. Если бы ей удалось победить Питера Кеннеди, остальное – пустяки, и ради этого стоит ходить к нему по четыре раза в неделю.
Но в этом-то и состояла настоящаяпроблема.
Ровена Гордон, известная всем как холодная неприступная девица, столкнулась с чем-то совершенно новым. Сперва она даже не догадалась, что это. Ровена с каждым днем все больше влюблялась в Питера, как ни старалась держать себя в руках.
С каждым днем ей было все труднее справляться с собой. Он заставлял ее сидеть у него в комнате и говорить о политике – предмете, всегда воодушевлявшем ее. Но с Питером Кеннеди, замечала Ровена, она отключается, не слушает, а просто следит за движением его губ, не может отвести глаз от сильного квадратного подбородка. Какие густые соломенные волосы… Какие сильные мускулы перекатываются под свежей здоровой кожей…
При Питере она впадала в транс. Такой умный, такой уверенный в себе и такой… ну, словом, настоящий мужчина. Обычно Ровена презирала мужчин своего класса – этих слабых, бесхарактерных мечтателей. Питер Кеннеди – другой: джентльмен, но сексуальный. Сильный, способный постоять за себя. Спортсмен и очень образован. Он интересовал ее. Он возбуждалее.
– Чего ты хочешь от жизни? – спрашивал Питер.
– Всего! – отвечала Ровена. – Я хочу всего.
– Ну что ж, когда ты умрешь, на могильном камне выбьют: «Мечтательница», – сказал Питер, глядя на нее с обожанием. – Слушая тебя, я вспоминаю одно высказывание Генри Форда: «Можешь ты или не можешь – думай как хочешь, но ты все равно всегда прав».
Ровена засияла от удовольствия.
Она понимала – это опасно. Понимала – это неправильно. В конце концов, Топаз в него влюблена! Но как ей быть? Без помощи Питера она может проиграть. А проигрыш – не для Ровены Гордон.
Она начала сердиться на Топаз. Ну почему, почему? Ведь Питер ее любовник, и, если бы подруга поговорила с ним, ей не приходилось бы мучиться. Но она напрочь отказалась посредничать. В их отношениях возникла первая трещина, Топаз и слушать ни о чем не хотела, с головой окунувшись в свою проклятую газету, сердито думала Ровена. Лучший журналист года. Лучший молодой редактор года. Будущий автор «Таймс».
И вот, пожалуйста: Ровена ходит к Питеру четырежды в неделю, потому что Кеннеди не собирается отпускать ее с крючка. Он хотел, чтобы за ним бегали, уговаривали, он уверял Ровену, что наслаждается ее обществом – умной, очаровательной девушки, и, поскольку он хозяин положения, Ровена вынуждена ему потакать.
Ровена пыталась убедить себя – встречи с Питером ее только раздражают.
Шелк. Атлас. Струящийся шифон. Над лужайками перед Сент-Хилд парят бальные платья. Блестящие ткани туго обтягивают юные тела, в глубоких и не очень разрезах мелькают крепкие стройные ножки. Царственные старомодные кринолины позволяют ниспадать до земли и призывно шуршать подолам платьев, касаясь низко подстриженной травы. Единственный женский колледж Оксфорда готовился к балу в «Оксфорд юнион».
– Ну, как тебе? – спросила Топаз, принимая дерзкую позу возле дуба, оплетенного цветущим шиповником.
– Очень сексуально, – сказала Ровена.
На Топаз было маленькое голубое бархатное платье, прелестно контрастирующее с рыжими волосами и здоровой загорелой кожей. Платье обтягивало ее шикарную грудь и на шесть дюймов не доходило до колена, открывая взору упругие бедра. Полный нокаут – даже старики-дворецкие не могли отвести глаз.
Ровена попыталась скрыть неодобрение – ну и Топаз! Выглядит как проститутка. Лоскут ткани едва прикрывал нижнее белье. И как мог – она попыталась справиться со снобизмом, но безуспешно – настоящий джентльмен Питер Кеннеди встречаться с ней? Она такая вульгарная.
– Ты не думаешь, что немного коротковато? – холодно добавила Ровена.
– Ну и что? Я тебя смущаю? – Топаз засмеялась. – Интересно поглядеть на Питера, когда он увидит меня в этом.
Ровена покраснела.
– Эй, да я шучу, – сказала Топаз. – Слушай, в последние дни ты какая-то напряженная.
– Все из-за выборов, – вздохнула Ровена, сама себя стыдясь, что позволила ревности омрачать дружбу с Топаз.
– Ты выглядишь прекрасно, – тепло улыбнулась Топаз. – Фантастика! Правда, на мои вкус слегка консервативно, но я уверена, ты завоюешь сотни голосов. Кто не захочет проголосовать за такую девушку?
Ровена выбрала старинное семейное платье времен Регентства, из бледно-розового шелка с вышитыми веточками вереска на груди. Прямые волосы каскадом падали на спину, прикрывая плечи. Атласные туфельки на каблуках от Шанель, в руках новенький веер и элегантная сумочка, длинные перчатки касались локтя. Золушка могла бы гордиться таким туалетом.
– Спасибо, – улыбнулась Ровена. – На то и рассчитываем.
Топаз еще раз оглядела ее, медленно и неспешно.
– Ну ты и хитрая бестия, – сказала она с обожанием. – Вообще-то твои фотографии можно помещать в словаре рядом со словом «леди». Короче, этот туалет – часть большого плана, я права? Выглядеть женственно и говорить о феминизме? Женщин ты заловишь в свои сети через уши, а мужчин – через глаза.
Ровена рассмеялась:
– Для иностранки ты слишком быстро соображаешь.
Шаркая ногами по безупречной лужайке, к ним спешил дворецкий.
– Мисс Росси. Такси, – доложил он.
– Ну и когда же ее напечатают?
– Через две недели, – сказала Топаз. Такси преодолевало Магдален-бридж, замечательное сооружение в готическом стиле справа от колледжа. Студенты в вечерних туалетах спешили по Хай-стрит, но Ровене не хотелось идти пешком. Не потому, что все будут обращать внимание; каждое лето происходит этот ритуал с бальными платьями, вечерними костюмами, пьяными студентами. – И попросил меня написать еще, они, видишь ли, постоянно ищут таланты…
В голосе ее бурлило радостное возбуждение.
– Стало быть, сразу после выборов, – заметила Ровена. Значит, скоро. Волнение стиснуло желудок. Она должнавыиграть. Должна! Президент «Юнион» – вот пока ее главное достижение. А после окончания учебы она все бросит и целиком окунется в рок-музыку. Ее герои – там. Но это немного подождет. Целеустремленность – главное в характере Ровены Гордон, и если она решит выйти из игры, то только как победитель. А президентство станет главным призом.
– Ага, – согласилась Топаз. – Значит, я вышла на свою дорогу. Знаешь, никак не могу переварить – ты ведь такое для меня сделала, попросив отца заставить Джеффри Стивенса посмотреть мой материал. Теперь я смогу и дальше писать для «Таймс».
– «Таймс»? – смутившись, спросила Ровена. – Ты не собираешься обратно в Нью-Йорк?
– Я собиралась, но теперь нет, – сказала Топаз и, с удовольствием потянувшись, добавила: – После встречи с Питером.
Машина повернула направо, на Корнмаркет, в сторону «Юнион». Воздух раннего вечера был мягкий и теплый, самая лучшая погода для бала. Все билеты проданы, и студенты, занимающиеся политикой, будут агитировать толпу. Ровена мысленно оторвалась от Питера Кеннеди. Сейчас есть кое-что поважнее.
– Джеймс! – воскликнула Ровена, протискиваясь через толпу нарядной молодежи, заполнившую вестибюль, волоча за собой Топаз.
– Познакомься, это Джеймс Уильямс. Наш казначей.
– Как будто я не знаю, – и Топаз протянула руку красивому молодому второкурснику в военной форме.
Джеймс Уильямс – восходящая звезда, очень популярный красавчик. Он учился на военную стипендию в Оксфорде и даже среди левацки настроенных студентов пользовался завидным уважением.
– Я просто восхищен, – Джеймс крепко пожал руку Топаз. – От недели к неделе «Червелл» становится все лучше. И говорят, ты уже собрала кучу наград.
– Знаешь, как обаять репортера, – сказала Топаз. – И любого другого, как я слышала.
– В чем дело, Уильямс? – строго спросил Питер Кеннеди, подходя к ним сзади. – Болтаешь с моей девушкой? Этого мы не позволим. Так ведь?
Джеймс улыбнулся, Питер был на год старше его по Итону.
– Когда ты наконец будешь вести себя как следует и поддержишь нас, Кеннеди? – спросил он.
– Это покрыто мраком тайны, – как бы извиняясь, сказала Ровена. Питер улыбнулся ей, повернулся к Топаз и поцеловал руку.
– Не платье – сенсация!
«И ты почти голая», – молча закончила за него Ровена. Смотреть, как Питер Кеннеди поедает глазами Топаз, – Это чересчур. Ровена сгорала от зависти, похоже, она не в его вкусе. Боже мой, Топаз состояла из одних округлостей, а она – палка палкой. В постели Топаз, наверное, мечта Питера, она же – презренная девственница. И как ей могло прийти в голову соревноваться с шикарной американкой! Единственное, что в ней интересовало Питера, – политика. Но не она сама.
– И какова Ровена! Ну-ка отойди, дай поглядеть, – сказал Питер.
Ровена отступила на шаг, беспокоясь, что толпа наблюдает за ней, в том числе и несколько сторонников Джилберта Она разволновалась, заметив дружеский взгляд Питера Кеннеди. И тут же изобразила сияющую улыбку.
– Дух захватывает, – признался Питер после паузы, показавшейся ей вечностью. – Джеймс, а тебе, дьявол, везет.
Дрожь восторга пробежала по Ровене. Кажется, он говорит искренне.
– Ну что, дорогой, пойдем, у них дела, – улыбнулась Топаз. «И у нас тоже, – подумала она. – Где-нибудь, где потемнее и безлюднее».
– Это точно, – сказал Питер, ласково сжав ее руку. Он кивнул Ровене. – Но попозже нам надо будет встретиться с мисс Гордон. Я принял решение.
– Пошли, Ровена, выпьем шампанского, – предложил Джеймс.
Топаз веселилась вовсю. Гремела музыка, еды полно, и рядом Питер, как же не наслаждаться! Они побывали в видеозале, у прорицателя, у графолога, сказавшего, что Питеру можно доверять и на него надеяться, а у Топаз он обнаружил отличное чувство юмора.
– Интересно, а почему не предсказывают ничего плохого? – размышляла потом Топаз.
– А в тебе нет ничего плохого, – засмеялся Питер. Они наткнулись на совершенно пьяную группу соотечественников Топаз, которая безуспешно попыталась научить Питера песне «Звездный флаг» и танцевать щека к щеке под музыку камерного квартета.
– Ну наконец-то тебе понравился один американский обычай, – пошутила Топаз.
– О, мне много чего правится американского. – Питер Кеннеди запустил руку под платье Топаз.
Потом целовал ее у костра, а она чувствовала, как ее захлестывает неподдельное счастье. Когда она отчаянно билась в Нью-Джерси, пытаясь привлечь к себе внимание семьи, добиться популярности в школе, что-то сделать в жизни, она и не мечтала о таком. Здесь у нее друзей – не счесть, и англичан, и американцев. Она возглавляет студенческую газету, у нее есть лучшая подруга, на которую можно полностью положиться, и парень, в которого она по уши влюбилась.
– Ты для меня целый мир, – сказала она, еле дыша, когда они перестали целоваться.
Питер ласково погладил ее по волосам.
– Ты невероятная, – сказан Питер.
Она более невинна, чем кажется.
– Пойдем внутрь. Мне надо найти Ровену, и я не хочу, чтобы ты здесь простудилась.
– Хорошо, – согласилась Топаз, с обожанием глядя на Питера.
Ему такой взгляд не понравился. Почему она смотрит на него так преданно? Он же не отец ей в конце концов.
Смех. Улыбки. Аплодисменты. Шутки. Ровена включила автопилот. Уже три часа она выслушивает всякую чепуху, уши вянут от комплиментов – какая она сегодня потрясающая, но Ровена держалась стойко.
Всем женщинам-политикам приходится терпеть то же самое. Мужчинам куда проще, не надо надевать туфли на высоких каблуках.
– Хочешь пить? – Крис Джонсон через толпу новичков пробирался к ней.
Крис был в ее команде, умный, хороший парень с гривой каштановых волос, придававших ему сходство с молодым Альбертом Эйнштейном.
– О, ты просто спас мне жизнь, – с благодарностью сказала она, глотнув освежающего напитка. – Как там дела?
– Все о'кей, – закивал он. – Наши наливают двойную дозу…
Ровена улыбнулась. Такая щедрость – старый способ добиться популярности у избирателей.
– Не мои же деньги, – хором сказали они с Крисом и рассмеялись.
Ровена медленно допила, радуясь передышке, и расправила нежный шелк платья. Одному Богу известно, как она не порвала его в толпе. Она любила это платье, сохранявшееся несколькими поколениями семьи. Хотелось бы увидеть и свою дочь на таком же балу в нем. Это лучше, чем появиться в полуголом виде, как Топаз.
– Ровена! – окликнул Питер Кеннеди.
Она резко повернулась и увидела его возле колонны, перевитой золотистыми узкими лентами и листьями плюща. Он прислонился к стене, черный пиджак для торжественных случаев слегка помялся от объятий с Топаз.
– Привет, Питер, – сказала Ровена, вспыхнув. – Ну как, развлекаешься?
Он рассеянно кивнул.
– А ты не могла бы мне уделить минут пять? – спросил он.
Боже, какая она красивая, подумал Питер. И совершенная противоположность Топаз. Ровена так отчаянно смущалась, краснела, избегала его, что он уже ощущал знакомую дрожь… Ровена Гордон – это вызов для него, и гораздо больший, чем ее подруга. Девственница. Преданная Топаз. Или, во всяком случае, так говорят.
Она боролась с собой. Она хотелаего.
– Конечно, – кивнула Ровена. Огляделась, посмотрела на веселящихся студентов, заполнивших каждый дюйм главного здания. – Может, пойдем в кабинет? – она жестом пригласила Питера за собой.
Ровена завела его под лестницу и набрала код. За дверью оказалась комната-шкаф – этакое архитектурное излишество, закрытое от глаз публики. Место для библиотекаря, казначея, секретаря организации, и только здесь они могли сейчас поговорить.
Питер закрыл дверь и тихо присвистнул.
– Пещера Али-Бабы, – протянул он.
Ровена покачала головой:
– Едва ли. Здесь даже не обогревается. Несколько компьютеров, папок для бумаг и банки из-под пива. Вряд ли они свидетельство несметных богатств.
Ровена не могла смотреть ему в лицо, внезапно оказавшись не в толпе, а наедине с ним. С мужчиной своей лучшей подруги.
«И как ты только можешь быть с Топаз! – сердито думала Ровена. – Ты ведь совсем другой!»
– Ты сказал, что принял решение, – проговорила Ровена старательно холодным тоном.
– Да, – согласился он. И подошел к ней ближе. Девушка почувствовала слабый запах туалетной воды. – Ты меня уговорила. Я, конечно, не смогу активно поддерживать тебя, но перестану – Джилберта. Завтра сообщу ему.
У Ровены гора свалилась с плеч. Он вручал ей победу на выборах. У Джилберта Докера нет ни малейшего шанса без помощи Питера Кеннеди. Бесталанный, несобранный, с дурацкими взглядами. На следующей неделе, во время дискуссии по феминизму, она покажет, что он такое.
