Текст книги "Карьеристки"
Автор книги: Луиза Бэгшоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
17
Борьба обострилась после выступления Джо Хантера в программе Опры. [5]5
Одна из наиболее популярных телеведущих в США.
[Закрыть]– А почему, ребята, одни издания вас превозносят до небес, а другие…
Она взяла со столика экземпляр «Уайтлайта» с фотографией Марка Томаса на обложке. Заснятый в движении, с открытым ртом, закрытыми глазами, он походил на идиота. А под ней подпись, она же заголовок статьи: «Худшая группа в мире?»
Собравшиеся в студии рассмеялись. Опра держала журнал между указательным и большим пальцем как что-то неприятное, грязное. На лице появилась гримаса брезгливости.
– О, нас это не волнует, – ответил Джо с северным акцентом, который, судя по аудитории, очень нравился женщинам. – Нас вообще мало волнует пресса, нас заботят только поклонники «Атомик масс». Наша первая песня стала в Америке хитом номер один, так что «Уайтлайт» может… заткнуться, – закончил он осторожно, вовремя вспомнив, что он на телевидении и передача транслируется на всю страну, от побережья до побережья.
Ведущая улыбнулась, очарованная откровенностью певца. Он в том возрасте, когда рок-звезды полностью подчиняются своим агентам, делают все так, как те указывают им, – курят, пьют, едят, спят с девчонками и не задумываясь произносят: «Уайтлайт» может заткнуться» – в передаче, идущей в прямом эфире.
Они привлекательны.
Они опасны.
Они давали рейтинг.
– Довольно откровенно, – улыбнулась Опра. – И вы понятия не имеете, в чем причина такого расхождения мнений?
Джо махнул в сторону журнала, который она держала в руке.
– Что касается именно этого, я знаю, – сказал он. – Джози Саймонс пишет о музыке для «Америкэн мэгэзинз», а ее начальница, Топаз Росси, женщина, которая давно соперничает с нашей, с Ровеной Гордон, которая нас откопала. Ровена работает сейчас в Нью-Йорке, и Топаз Росси решила устроить ей красивую жизнь, вот и кидается на нас. Нет ни одной статьи в журналах этой компании, где нас не смешали бы с грязью, так что нам на все это плевать.
– Вы уверены? – спросила Опра с явным интересом.
Джо пожал плечами:
– Барбара Линкольн, наш менеджер, просмотрела абсолютно все статьи в изданиях компании «Америкэн мэгэзинз». Во всех одно и то же про нас. Вряд ли это совпадение, я не думаю.
– И что же вы чувствуете?
Хантер подался вперед и поглядел прямо в камеру. Карие глаза сердито блестели. Он знал, девица по имени Росси наверняка смотрит.
– Так вы вот этого ждете, да? – ответил он. – Ровена Гордон – человек дела. Ровена работает, Топаз комментирует. А это для «Атомик масс» ничего не значит.
Обладая совершенным чувством времени, Опра позволила довольно длинную паузу. И только потом нарушила тишину.
– Женщина разыскала талантливую группу. Женщина – менеджер группы. Похоже, «Атомик масс» – подарок судьбы для феминисток? Вызов с их стороны? – заметила Опра под громкий хохот. – Еще не вышел первый альбом, а рассказы о пути к нему уже опубликованы в «Нэшнл инкуайрер» [6]6
«Национальное обозрение» (англ.).
[Закрыть]. Вам нравится работать с женщинами?
Джо подмигнул в камеру.
– Мы любим с женщинами не только работать, – ответил он.
– Это плохо отражается на компании, – сказал Мэт Гуверс. – Правление прислушивается к вашим словам, Топаз, мы высоко ценим работу с «Герлфренд», ваши журналистские материалы в «Женщинах США».
Джо Голдштейн сидел с бесстрастным лицом, видя, как Росси буквально сгорает от унижения. У нее руки чесались, чтобы кинуться и защитить себя, но Натан Розен толкнул ее под столом, заставляя помалкивать.
– И мы счастливы от того, как продается «Экономик мансли», – добавил Гуверс.
Впервые упоминание о недавнем поражении Джо Голдштейн не воспринял как удар в солнечное сплетение. Нет, теперь очередь Росси попытаться удержаться на поверхности. «Не улыбайся, не улыбайся, не улыбайся», – велел себе Джо. Топаз ликовала, поборов его и получив новый толстый журнал, но при этом потеряла много друзей.
Он оглядел присутствующих: некоторые, опустив глаза, улыбались. Они стали свидетелями первого крупного прокола Топаз с начала ее работы на компанию и совершенно не сочувствовали ей. Эта девица стала вести себя, как королева Шеба, будто она непобедима.
Ну что ж, длинноволосый английский парень думал иначе.
Дело не в том, что возникла угроза карьере Топаз Росси, но, без сомнения, это ее первый прокол, и она получила взбучку.
Джо Голдштейн молча радовался.
– Но даже если, как уверяете, вы не давили на Джози, Тиз или Джейсона, все равно это выглядит ужасно. Топаз, адвокаты нас предупредили – мы можем нажить неприятности. Так что, пока все тихо, уймитесь, оставьте группу в покое. О'кей?
– Да, сэр, – сказала Топаз, сгорая от стыда и гнева.
Гуверс абсолютно прав, и это лишь ухудшало положение дел. Она чувствовала взгляды сотрудников, пожиравших ее глазами.
Топаз посмотрела на Джо Голдштейна, он не пялился, но ясно же – ему нравится взбучка, которую ей устроили. Его всегдашняя вежливость, понимала она, – игра.
«Самонадеянный подонок!» – раздула ноздри Топаз.
Ровена Гордон из окна своей шикарной квартиры смотрела, как садится солнце за Центральный парк, и сердце ее погружалось в ночь вместе с ним. Еще один вечер бесплодной охоты за талантами. Ей не нравились те, кто готов подписать контракт с «Лютер рекордс», а которые ей нравились, не хотели подписывать.
Ровена оделась. Черные слаксы, рубашка с длинным рукавами и ботинки до щиколоток.
В тот день в офисе «Лютер рекордс» стояла оглушающая тишина. Люси, секретарша Ровены, приняла всего четыре звонка. Три из них – от Джоша Обермана насчет диска Роксаны Пердиты, сейчас Джек Рич занимался ее карьерой в Англии, но Ровена все равно хотела знать подробности о двух новых программах певицы. И еще один звонок, от Мэтью Стивенсона, который, хихикая, спросил, когда они увидят нью-йоркскую группу… Он делал вид, будто шутит. Но Ровена понимала суть.
Конечно, опасность увольнения еще не грозила. Пока диски Роксаны, «Биттер спайс» и, конечно, «Атомик масс» продаются, она в безопасности. Даже не будь протекции со стороны Джошуа Обермана и Майкла Кребса.
Но бомба замедленного действия заложена, Ровена не обманывалась. Оберман хотел, чтобы филиал фирмы в Америке работал – вопреки сопротивлению других членов правления. И ее время – для достижения успеха, – очень ограниченно. Три месяца. Потом американскую компанию закроют, а ее вернут в Европу заниматься дальнейшей карьерой «Атомик». Ей остался всего месяц.
Ровена пошла в спальню за сумкой. Увидела неубранную постель со скомканными ирландскими простынями – днем они с Майклом Кребсом занимались любовью. Боль от смеси похоти и страсти вновь кольнула Ровену. Она уткнулась лицом в простыни, вдыхая его запах, и едва не разрыдалась. Сегодня Майкл был такой отрешенный. И холодный. Одеваясь, сказал:
– Я сейчас позвоню жене, а потом вернусь на студию. – И увидев ее ошарашенное лицо, раздраженно добавил: – Ну ладно, Ровена, в конце концов я тебе это говорю не специально. Мы же друзья, давно ясно.
Она все еще чувствовала невыразимый холод, сковавший ее при тех словах. Моя жена. И сыновья. Моя семья, тесный круг, в котором тебя нет.
И хуже того, подтекст: я люблю свою жену. Я не люблю тебя. И никогда любить не буду.
«Почему, черт побери, он так честен со мной?» – с горечью подумала Ровена. По крайней мере, если бы Майкл лгал, она могла бы его возненавидеть. Осуждать. Могла бы уверять себя: ее обвели вокруг пальца, обхитрили, обманули, как поступают со всеми любовницами с незапамятных времен. Обещают любить, бросить жену ради нее и очень редко так поступают. Но Майкл Кребс не такой, он следует своим правилам, и не лжет, и готов говорить о чем угодно, только не об их отношениях.
– Давай поговорим о нас, – иногда предлагала Ровена. Если вдруг набиралась храбрости.
– О нас? А нас нет, ничего такого нет, – с неудовольствием отвечал Майкл. – Мы друзья. Я уже говорил.
– Я пытаюсь соотносить свои поступки с твоими, – говорила Ровена, стоя рядом с Майклом в частной ложе Мэдисон-Сквер-Гарденз, ожидая выхода «Атомик масс».
Майкл обворожительно улыбнулся.
– Если исключить твои попытки сохранить нравственность и добропорядочность.
Она почувствовала большое разочарование.
– Но Майкл, ты тоже человек нравственный и добропорядочный, – сказала она.
– Кроме одного случая.
– По моей вине, – сказала Ровена.
– Нет, по моей, – ответил он так же печально.
Она ненавидела его слова о чувстве вины.
Вина живьем съедала ее самое. Она не любила думать о себе как о любовнице, но бесилась из-за его отказа называть ее хотя бы так. Ровена видела совершенно отчетливо, будто наблюдала со стороны, как безнадежна и разрушительна для обоих эта любовь. Для нее особенно. В конце концов Майкл не был влюблен.
Ровена Гордон приняла решение – холодное, умное решение: она не собирается закончить так, как другие женщины в ее ситуации. Брошенная любовником, вернувшимся к жене, отвергнутая обществом и друзьями, умоляющая прийти к ней обратно.
Она такое видала. Не раз. Вдруг вы оказываетесь вне круга, двери закрыты и доступ прекращен. Ну что ж, она девушка, делающая карьеру, даже если восхождение вверх чуть замедлилось, как сейчас. Она молода, красива, хорошо воспитана и вполне может положиться на собственные силы. Она вовсе не собиралась приносить себя в жертву женатому мужчине, вдвое старше ее. Даже если он музыкальный гении, умен, интеллигентен и потрясающе красив, если он один из героев, которым она поклонялась, даже если он бесподобен в постели… «О Боже всемогущий! О мой Бог!» – думала Ровена, заставляя себя оторвать лицо от простыней. Она должна сказать ему, чтобы он убирался к черту.
Но в душе Ровена понимала – пустые слова. Она влюблена в Майкла Кребса до потери разума.
– Ну ладно, давай, – произнесла она вслух, – надо идти работать.
В редакции «Герлфренд» было шумно, как в аду. Телефоны разрывались, журналисты кричали, подростки-модели бесцельно топтались возле столов, ожидая, когда Саша Стоун или Алекс Уотерс позовут на съемки в отдел мод. В углу сидели рекламисты; как всегда, самые занятые, они отчаянно боролись за каждый дюйм площади в номере или выманивали заказы у розничных торговцев.
Успех, успех, успех. И только по настоянию редактора не стали удваивать толщину каждого номера и поднимать стоимость на десять центов. Топаз не позволяла вмешиваться в журнал, «Герлфренд» – сенсация, он – ее, и она собиралась сохранить журнал на обретенном уровне.
– Где редактор? Мне надо поговорить с редактором, – умолял стилист, глядя на Тиз, талантливую девушку двадцати одного года из отдела очерков.
Топаз сама нанимала команду, причем с большой осторожностью. Она брала молодых одаренных ребят, чуть старше читателей, которым адресован журнал. Стратегия блестяще оправдала себя, и Росси повторила ее в «Экономик мансли», где наиболее лояльно настроенные к средствам массовой информации гарвардские эксперты получили свои колонки. Рядом с ними выступали промышленники, мощные влиятельные деятели, они делились личными принципами борьбы за прибыль. Росс Перо, Руперт Мердок, Майкл Эйснер. Топаз работала с журналами по наитию, следуя инстинкту, используя в обоих случаях основополагающую черту американской психики: американцам надо кому-то поклоняться. Подросткам-девочкам – Мадонне, бизнесменам – Биллу Гейтсу. Но суть та же.
Для Топаз Росси только один журнал хорош – тот, который продавался.
«Экономик мансли» продавался.
– Босс при деле, – сказала Тиз, махнув рукой в сторону кабинета, дверь которого плотно закрыта. Но даже сквозь редакционный шум слышались два голоса – мужской и женский.
– Но Саша не позволит мне одеть Жолин в жакет Жан-Поля Голтье. А это было бы божественно! – нервничал мужчина небольшого роста. – С кем она там говорит?
– С мистером Розеном, директором правления, – твердо стояла на своем Тиз, надеясь перекричать его. – А Жолин наденет Гэп, как и все остальные. Читатели «Герлфренд» не могут позволить себе Жан-Поля Голтье.
– И как получилось, что ты не дала мне об этом знать? Я поставлен в дурацкое положение! – кричал Натан. – «Уайтлайт», «Вестсайд», проклятый «Герлфренд», статьи за статьей об этой, черт побери, группе! Мы выглядим глупейшим образом, Топаз! И мне швыряет все это в лицо с дурацкого экрана Опра!
– Я их не писала, – угрюмо потупилась Топаз. Ну что он так разоряется? Сегодня утром ей уже влетело.
– Да, но ты позволила, допустила, чтобы твои чувства стали известны людям, оплачивающим чеки, подписанные тобой! Разве я не прав? – строго вопрошал Натан, расхаживая по ее кабинету. Жилка у седеющего виска быстро пульсировала, он выглядел довольно неуклюже в приталенном пиджаке.
– А не могли бы мы поговорить об этом позже? – спросила Топаз.
Розен почувствовал, как его гнев подступил прямо к горлу, он едва не задохнулся, наверное, давление зашкалило. Во-первых, это чертово вчерашнее шоу у Опры, ни у кого не хватило духу сказать ему о нем, потому что девчонку, с которой он живет, там здорово приложили. Они с Топаз поссорились прошлой ночью – она хотела снова заняться любовью, а он нет. В конце концов за кого она его принимает, за супермена? И в довершение всего Мэт Гуверс вызвал утром в кабинет и устроил разнос!
Как директор отделения на Восточном побережье, он отвечает за редакционную политику, как менеджер Топаз Росси – за ее действия, и как член правления, живущий с одной из своих сотрудниц, должен был позаботиться, чтобы подобного не случалось.
– Я ценю и тебя, и Топаз, – сухо сказал Гуверс. – Чем вы занимаетесь в свободное от работы время, никого не касается. Если только это не мешает делу. Ты должен был остановить ее, Розен. Проследи, чтобы подобное не повторилось.
– Хорошо, сэр, – кивнул Натан.
– Нет, мы не можем говорить об этом позже! – орал он так, будто редактор «Вестсайда» снова встретился с той наглой малявкой. – Позже будет личное! А сейчас речь идет о деле!
Он распахнул дверь.
– Я надеюсь, ты сумеешь разделить эти две вещи, Топаз, – сказал он. – А если нет, у нас не получится будущего.
Ровена пробиралась сквозь толпу к Джо, осторожно балансируя с двумя большими рюмками водки со льдом. Зал заполнен наполовину, и она могла дышать. Совсем другое дело, чем неделю назад, когда здесь играл «Атомик». Сегодня она наконец сможет по-настоящему рассмотреть «Велосити», новую группу. И услышать. Их музыка била по голове, твердая, как алмаз, и тяжелая, как свинец.
Джо, ссутулившись, стоял у дальней стены, заклеенной листками объявлений. Она видела его напряженное лицо, он наблюдал за музыкантами так настороженно, как обычно один музыкант наблюдает за другими. Ровену внезапно охватило ощущение счастья. Ради этого стоило трудиться. Полумрак клуба, хорошие исполнители, веселье, музыка. Для детей в толпе она – еще одна девчонка, хорошенькая студентка. Здесь принимали ее за свою без всяких оговорок, и ей нравилось.
– Ну и что ты думаешь? – спросила она Джо, протягивая рюмку.
– Я думаю, тебе стоит ими заняться, – ответил он, не отводя глаз от сцены.
– Я тоже так считаю, – радостно ответила Ровена.
Они оба были так поглощены «Велосити», что не заметили неподалеку от них невысокого скромного брюнета, наблюдавшего за ними и делавшего какие-то пометки.
По дороге домой, а они с Топаз никогда не уходили из редакции вместе, Нат Розен мучился угрызениями совести. Ошарашенное лицо Топаз после его угрозы порвать с ней не шло из головы. Он увидел то, чего никогда не замечал в ее характере за все время знакомства.
Страх.
Топаз Росси ничего не боялась, всегда готовая на глупый риск. В ней сидела агрессивность, и она ее не скрывала, у нее блестящие журналистские способности, богатое воображение, она не любила сдаваться. Его Топаз превратила в ничто Дэвида Левина. Она потрясла членов правления, заставив Джо Голдштейна драться за «Экономик мансли».
Голосование – он вспоминал его с чувством вины – было единодушным, даже он поднял руку за. Цифры тиража свидетельствовали о ее громадной работе. Не исключено, что Джо сумел бы делать журнал лучше, но он был бы камерным изданием.
Топаз очень переменилась. Это уже не та юная нахалка, которую он принял на работу. Колонка, посвященная городским сценкам, принесла ей успех, она ухватилась за нее и держалась обеими руками. Потом пошли наряды – Шанель, Сен-Лоран, Диор, яркие краски, высокие каблуки, украшения. Квартира с отличным интерьером. Духи. Черный «Порше-911, турбо». «Роллекс». Патек Филипп и обеды на двоих в «21» и «Временах года».
И на работе Топаз стала другая. Сперва осторожно, не спеша, она входила в роль редактора «Герлфренд», как входят в воду, вежливо держалась с сотрудниками, но поняв, что все ее идеи – и по макету, и по содержанию – удачны, работают, Топаз начала меняться. Она не обращала внимания на предложения прежних редакторов отдела очерков, сама колдовала над макетом и даже повышала голос на сотрудников.
Естественно, это вызвало гнев. Да кто она такая, эта итальянская девчонка двадцати с небольшим? Да что она себе думает, с чего решила учить их, как делать журнал? С помощью ярких тряпок и любовника из членов правления сорвала куш и теперь воображает, что она незаменима. Возмущению, казалось, нет предела, как, впрочем, и тиражу журнала. Топаз впервые почувствовала власть и стояла на своем; если кто-то бросал вызов ее авторитету, ее безграничной власти, увольняла несогласного. Через три месяца Топаз вообще начала расставаться с людьми и заменять их молодыми талантливыми журналистами и фотографами. Топаз Росси собиралась сделать «Герлфренд» лучшим журналом, и когда сотрудники называли ее крикливой итальянской сукой, она только пожимала плечами.
«А мне плевать!» – Вот ее отношение.
Но никто и не вмешивался. Топаз продавала журнал, у нее шла реклама, расходы продолжали снижаться. Кстати, это ее идея использовать для обложки подростков. И с той минуты, как она уселась в редакторском кабинете, «Герлфренд» больше никогда не нанимал супермоделей.
– Они слишком дороги. Слишком тощие, известные, они дурно влияют на американских девочек-подростков, – заявила она на совещании редакторов. – На читательниц «Герлфренд», таких, как Жаннет Рено, Нэнси Керриган и Вайнона Райдер.
Натан вспомнил сейчас, какую гордость и какое вожделение испытал он, глядя на Топаз в темно-зеленом платье от Джанфранко Ферре. С простотой платья контрастировала связка блестящих стеклянных браслетов от Батлер и Уилсон. Джо Голдштейн потом заметил Натану, очевидно, забыв об их отношениях, что Топаз пользуется своей красотой как оружием агрессии.
– И мы никогда больше не опубликуем рекламу с Кейт Мосс, – продолжала Топаз и, на случай, если кто-то захочет возразить, добавила: – Отсутствие аппетита уже никого не привлекает.
После этих слов все присутствующие мужчины обшаривали глазами ее невероятные формы, пока Натан не поспешил поблагодарить ее за выступление и не пригласил на сцену Ричарда Гибсона из «Уайтлайта».
Розен ерзал в кресле, чувствуя, как гнев снова растворяется и его сменяют первые признаки желания. В «Америкэн мэгэзинз» любой мужчина отдал бы месячную зарплату, чтобы поменяться с ним местами хоть на пять минут, это уж точно. Но Топаз принадлежала ему, хотела его, более того, неустанно его преследовала. И это льстило.
К тому же он уже прошел достаточный курс терапии, многое увидел и понял – откуда практичность, жажда выделиться и агрессивность. Топаз нервничала и боялась. Классическая реакция. Она пыталась скрыть свою незащищенность, свой страх перед настоящей агрессией за Версаче. Хуже всего у нее обстояли дела с Джо Голдштейном. Боже, эти двое стали такими яростными соперниками, почти до смешного. Непрекращающийся напор, и оба – ни шагу навстречу друг другу.
А эти слишком кричащие платья? С ними проще – нельзя сказать, что она в них плохо выглядела: такая девушка, как Топаз Росси, во всем хороша, но прежде она одевалась намного скромнее, не так ярко, броско. Натан мог точно сказать, с какого именно момента все началось – с бала у Элизабет Мартин. Когда Топаз надела платье от Шанель, а Ровена Гордон из музыкальной компании появилась в вечернем туалете со сверкающими рубиновыми серьгами.
Объяснима и ее ярость к «Атомик масс», рванувшей к звездам. Да, она испытала боль в то утро, сильнейшую боль, когда он пригрозил, что порвет с ней.
Топаз Росси отверг отец, предала лучшая подруга. Неудивительно поэтому, что бедный ребенок ранен. И он, Натан Розен, не должен забывать об этом.
Розен поднял телефонную трубку в машине и набрал номер Мелленика, самого дорогого флориста на 5-й авеню. К черту дела. К черту Мэта Гуверса. Топаз его девочка, и он счастлив с ней. Все еще.
– Если хочешь, займись ими.
– Не могу, Джош. У меня нет на это санкционированных денег, – дрожа, сказала Ровена.
Отопление в офисе «Лютер рекордс» испускало дух, она чувствовала, ее американская карьера – тоже. «Как я могла оказаться такой неумелой? – думала Ровена. – Сперва не могла найти группу. Потом, когда ее нашла, стала как больная от всяких волнений. А сейчас из-за отсутствия хорошего бухгалтера не могу подписать контракт».
Ровена чувствовала – она ни на что не годится. Может быть, правда, она только способна отличить талантливую группу от неталантливой? И все? Очевидно, для ведения дел даже такой маленькой компании, как «Лютер рекордс», надо обладать чем-то большим.
– Деньги, которые мне были выделены, ушли на аренду помещения, на содержание помощника и… И у меня ничего не будет, пока не пойдет финансирование от продажи.
– Так ты должна была все это уже провернуть, Ровена.
Она молчала.
– Мне, конечно, стоило догадаться, это не светский звонок. Ну ладно, Гордон, я посмотрю, что смогу сделать.
Босс вздохнул, и она услышала скрип пера – Джош что-то записывал.
– Ганс Бауэр был категорически против твоего назначения с самого начала, ты же знаешь. И ему очень не понравится, если я примусь настаивать на дополнительных деньгах для тебя.
– Если мы хотим получить «Велосити», надо торопиться, – сказала она. – Они недолго останутся незамеченными.
– Черт побери! Я и так стараюсь как можно скорее! – прорычал Оберман. – Только смотри не упусти их. Я не хочу, чтобы ты из меня сделала дурака.
– Я добуду их, – пообещала Ровена. – Вы просто достаньте денег.
Он хмыкнул.
– Кстати, я видел пленку с программой Опры. Довольно забавно. Ты устроила?
– Нет, это был сюрприз, – ответила Ровена, улыбаясь.
Молодец Джо, хорошая работа. Пусть Топаз посмотрит, к чему приводят ее попытки мстить. Из того немногого, что Ровене известно о мире журналистики, она не сомневалась – бывшей подруге не поздоровится. Наглая сука, подумала англичанка, Топаз всегда рада на ком-нибудь сорваться.
– Та самая девица, да? Она причина твоих проблем?
Ровена слегка подтянулась в своей обшарпанной комнате. Она достаточно закалилась в борьбе в Манхэттене, но вдруг ощутила и другое – к ней вернулось ощущение классового превосходства.
– Нет, она ничто. Топаз Росси – самая малая из проблем, – презрительно заявила она.
Натан Розен еще раз вошел в нее, наслаждаясь тихими стонами Топаз. Его руки медленно двигались по ее грудям, он лизал соски, сосал, тискал. Она шарила по нему руками, гладила, нежные пальцы неожиданными прикосновениями доводили его до сумасшествия. Он не хотел спешить, и впервые в жизни она его тоже не торопила, они оба наслаждались медленным сексом, и в конце концов дело кончилось таким оргазмом, от которого они почувствовали не меньшее расслабление, чем от ароматной ванны. Это ритм Натана. Не Топаз. Но она была счастлива преподнести ему такой подарок сегодня ночью.
Она двигалась под ним, подчиняясь его скорости, улыбалась, глядя в глаза, чувствуя нежность и возбуждение. Она не хотела потерять Ната. Он ее семья, а семья – дело важное. Он первый мужчина, заботившийся о ней, а не только хотевший ее, и это ценно, несмотря на незначительную сексуальную несовместимость. Она поцеловала его в плечо, вспомнив вчерашние цветы от Мелленика и шоколад от Годива, фирменное шампанское. Они занимались любовью на полу в кухне.
– Я люблю тебя, Топаз! – воскликнул Натан, почувствовав, как его тело покрылось потом перед наивысшим наслаждением. Он посмотрел на ее роскошные груди и тесно прижался к ним. – О Боже, как я тебя люблю! Я люблю, люблю, люблю…
– Я тоже тебя люблю, – прошептала она, зная, сейчас он кончит, и сама чувствовала, что на грани кульминации, но пусть он насладится первым, пусть он любит ее.
– О-о-ох, – простонал Розен, воспользовавшись ее уступкой и испытывая невероятное блаженство. Топаз обняла его и крепко прижала к себе, целуя в красивый подбородок, пока наконец он нехотя не отвалился от нее и лег рядом, чувствуя себя молодым львом.
Она так отдается. Совершенно потрясающая, огонь-девчонка по сравнению со сдержанной терпеливо-покорной Мариссой. Топаз – мать-Земля и Венера в одном лице.
«Единственный недостаток Топаз – она слишком сильно меня хочет», – сказал себе Розен не без тщеславия. Сама идея ему нравилась, если можно так сформулировать. Чрезмерная любовь его подруги к наслаждениям подобного рода, считал Натан, не так уж плоха.
– Ты выйдешь за меня замуж? – внезапно спросил Розен.
– А ты хочешь? – удивилась Топаз и, повернувшись на бок, приподнялась на локте. Ее рыжие спутанные волосы спадали по плечам, на грудь уставившуюся ему прямо в лицо. Невероятно, но Натан ощутил новый прилив желания.
Он подавил его.
– Да. Точно.
Топаз почувствовала, как глаза ее наполнились слезами. Она никак не ожидала, что Нат Розен так скоро заговорит о браке Успешная карьера, любящий муж, дети – все то, о чем она мечтала!
Оставалось покончить с двумя проблемами, вес еще тревожившими ее. Джо Голдштейн, ее нынешний соперник, у которого на один журнал больше, чем у нее, все еще полон решимости заблокировать ее карьеру в «Америкен мэгэзинз». И Ровена Гордон.
Может, ее недавнее унижение произошло и впрямь по собственной вине. Она, Топаз Росси, повела себя легкомысленно и недальновидно. Нападки на группу ничего не принесли и оказались слишком явными, а ведь она хотела причинить Ровене действительносерьезные неприятности. Топаз провела глубокое исследование положения соперницы в «Мьюзика рекордс» и поняла – та не так уж защищена, как кажется: у Ровены есть проблемы с подписанием контрактов с группой, «Атомик масс» просто сходит с ума – рвется в гастрольный тур. Не здесь ли таятся возможности? Топаз не хотела, чтобы Ровена просто потерпела неудачу и отправилась домой: Она хотела помочьей потерпеть неудачу. Да, конечно, хорошие девушки не стремятся мстить, они забывают и прощают.
К черту все. Она предала меня.
Топаз улыбнулась Натану, выкинув Ровену из головы.
– Мой ответ – да, – прошептала она и поцеловала его.
