Текст книги "Неписанная любовь (ЛП)"
Автор книги: Лорен Ашер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
Глава 10

Рафаэль
Я трижды пытаюсь завязать разговор с Нико во время поездки в дом моей тети на берегу озера в северной части города. Я надеялся, что он расскажет о том, в какой летний лагерь он хочет поехать или торт с каким вкусом он хотел бы получить на свой день рождения, но он полностью игнорирует меня. Он даже надел свои наушники в стиле супергероев, пока я говорил.
Даже моя тетя, которой всегда удается заставить Нико улыбаться и смеяться, не может вывести его из плохого настроения, когда мы приезжаем к ней домой. Он настолько погружен в свои мысли, что почти забывает поприветствовать ее, пока она не напоминает ему об этом.
С неохотным стоном он целует ее в щеку, прежде чем отвернуться от нас обоих.
– Что случилось? – Жозефина смотрит, как Нико уходит в гостевую спальню со своим рюкзаком. Ее темные, профессионально окрашенные волосы и сияющая от загара кожа позволяют ей выглядеть моложе своих пятидесяти семи лет. Если бы не ее редкая хмурость, подчеркивающая несколько морщин вокруг карих глаз и рта, я бы предположил, что ей около сорока.
Я провожу рукой по своим непокорным волосам.
– Вчера вечером с ним произошел несчастный случай, и нам пришлось поехать в травмпункт.
– Это уже не говоря о его швах, – она смотрит на меня, насупив брови и скрестив руки на груди.
Я испускаю глубокий вздох.
– Это долгая история.
– Отлично. Ты можешь поделиться ею, пока я буду стричь тебе волосы, – она тащит меня на кухню. От вида тамалес5, готовящихся на плите, у меня пересохло во рту и заурчало в животе.
– Сначала стрижка. Ужин после, – она выдвигает для меня табуретку, а затем собирает необходимые инструменты.
Она выкладывает несколько расчесок, пульверизатор с водой и электробритву. Серебряная электробритва, которую она вставляет в розетку, блестит от солнца, светящего в окно с видом на озеро Вистерия, и дразнит меня.
Иногда у меня возникает соблазн попросить ее сбрить мою короткую бороду, но я быстро отгоняю эту мысль. Когда-то я брился не реже двух раз в неделю, но теперь уход за бородой кажется мне огромным трудом. Если бы не Нико, который ненавидит, когда она достигает определенной длины, я бы вряд ли стал ее подстригать.
Тетя ободряюще сжимает мое плечо.
– No te preocupes (Не волнуйся). Я использую ее только для того, чтобы подровнять тебе кончики.
Это немного ослабляет напряжение в моих плечах. Жозефина укладывает мои волосы с тех пор, как в средней школе мне сделали ужасно неудачную стрижку, поэтому я доверяю только ей, что она не испортит их полностью. Она может подшучивать надо мной, чтобы я нашел хорошего парикмахера, раз уж я могу себе его позволить, но я знаю, что втайне ей нравится меня стричь, поэтому и не думаю о том, чтобы найти ей замену.
Как и нам с Джулианом, ей нравится чувствовать себя полезной, даже в таком простом деле, как стрижка моих волос.
Я ничего не хочу так сильно, как сделать тетю счастливой до конца ее дней. Она заслуживает этого после всего, что сделала для меня, включая то, что взяла меня к себе и вырастила как собственного сына, когда мой отец скончался вскоре после смерти моей матери.
Я занимаю место у стойки и жду, пока она устроится за барной стойкой.
– ¿Dime lo que está pasando? (Расскажи мне, что случилось), – она берет в руки пульверизатор.
– Я уволил Элли.
Тетя направляет пульверизатор мне в лицо и брызгает водой в глаза.
– Эй! – я хмуро вытираю капли. – Зачем это было нужно?
– Как ты мог так поступить с ней?
– Как я мог так поступить с ней? А как же то, как она поступила со мной? И с Нико?
Ее брови нахмурились.
– Что ты имеешь в виду?
Я рассказываю ей все, что произошло за последние двадцать четыре часа, пока тетя расчесывает мои волосы. Когда я заканчиваю, то заглядываю через плечо.
– Ты прав. Она не должна была держать состояние Нико в секрете.
До этого момента я не понимал, насколько сильно нуждаюсь в подтверждении своих чувств, потому что, когда Нико обращался со мной как с врагом народа номер один, я сомневался, правильный ли выбор я сделал.
– Я знаю, – говорю я со вздохом.
– Pero… (Но…) – она начинает фразу.
– Только не говори, что теперь ты будешь ее защищать, – бормочу я себе под нос.
Тетя меняет расческу на бритву и бросает на меня знающий взгляд.
– Нет. То, что она сделала, было неправильно, но я уверена, что у нее были веские причины рисковать своей работой ради такого секрета.
Я качаю головой в недоумении.
– Ни одна причина никогда не будет достаточно веской.
– Для тебя – нет, но для Нико, вероятно, была, поэтому он и попросил ее ничего не говорить.
Я думаю о словах тети до конца дня и задаюсь вопросом, почему мой сын вообще скрыл от меня правду, и, что еще хуже, почему Элли с ним согласилась.

В групповом чате «Детский стол», где состою я, Джулиан и сестры Муньос, раздаются уведомления о трех новых текстовых сообщениях. Я подумываю проигнорировать их и вывести лошадь на прогулку, как и планировал, но любопытство побеждает.
Я похлопываю Пенелопу по боку и прошу ее потерпеть несколько минут, прежде чем достать свой телефон.
Лили: Ты уволил Элли?!
Далия: Что? Не может быть.
Лили: Да.
Рафаэль: Кто тебе сказал?
Тетя обещала ничего не говорить до этих выходных, пока мы с Нико наконец-то не посетим воскресный обед после того, как весь последний месяц их пропускали, так что я не знаю, как Лили узнала.
Я не успеваю продумать список вероятных подозреваемых, потому что мой телефон снова подает сигнал.
Лили: Неважно. Сосредоточься на текущем вопросе.
Далия: Она мне нравилась.
Лили: Мне тоже. Она пекла лучшее шоколадное печенье.
Далия: И домашний хлеб, и пасту, и пиццу. Серьезно, у этой женщины больше рецептов, чем у Бетти Крокер.
Лили: Не забудь про ее посоле. Если бы я не знала, откуда она, то решила бы, что она тоже мексиканка, потому что это слишком вкусно.
Лили: Осмелюсь сказать, это было вкуснее, чем у Жозефины.
*Лили удалили сообщение*.
Далия: Хитрюга.
Далия: Жаль, что я уже сделала скриншот.
В ответ Лили отправляет эмодзи водяного пистолета, направленного на улыбающееся лицо.
Джулиан: Вы ведь понимаете, что это групповой чат?
Они обе отвечают одним сообщением: «да».
Рафаэль: Могу сказать, что вы обе слишком обеспокоены тем, почему ее уволили.
Мой кузен отправляет мне личное сообщение, вместо того чтобы ответить в общем чате.
Джулиан: Я так понимаю, что разговор с Элли прошел удачно?
Рафаэль: К сожалению, он был прерван из-за того, что Нико нужно было срочно везти в больницу.
На моем экране высвечивается имя Джулиана и его фотография. Я колеблюсь между тем, чтобы перевести звонок на голосовую почту, и тем, чтобы ответить, но выбираю последнее.
Мой кузен опережает меня и спрашивает:
– С ним все в порядке?
– Да. Только нужно было наложить несколько швов на подбородок, благодаря Элли.
– Слава богу. Что случилось? – спрашивает он своим бесцеремонным тоном.
Я рассказываю ему ту же историю, хотя и более подробно, чем в разговоре с тетей, упоминая, что я последовал его совету и рассказал о своих чувствах, только чтобы узнать, что она предала мое доверие.
– Черт, – Джулиан присвистнул себе под нос.
– Ага.
– И что ты собираешься делать?
– Найду кого-нибудь, кто заменит ее после того, как мы вернемся из поездки.
– Хм.
– Что?
– Ты уверен, что поездка все еще состоится?
– А почему нет?
– Потому что Нико не так давно прислал мне сообщение, в котором спрашивал, свободен ли я и не хочу ли поехать на Гавайи. Я думал, что он шутит, но теперь все стало понятно.
Я чещу лицо, ругаясь себе под нос.
– С чьего телефона он написал?
– С маминого.
Я протяжно вздыхаю, как может только родитель.
– Я не просто так сказал ей следить за ним.
– Да, но ты же знаешь, как она любит быть крутой бабушкой, – мой кузен смеется. – В любом случае, Нико также сказал мне, что вечеринка по случаю его дня рождения отменяется, пока его няню заново не наймут.
– Что он сделал?
– Далия и Лили тоже получили это сообщение. О, и можешь проверить, не получила ли его и его мама. Не думаю, конечно, что она собиралась приходить, так как не появилась на двух последних праздниках.
У основания моей шеи заныло от надвигающейся головной боли.
– Чтоб меня.
– Кстати, о маленьком дьяволе, – говорит он. – Он только что спросил меня, можем ли мы полететь на моем частном самолете вместо твоего. Мне согласиться? Я всегда хотел побывать на Гавайях, и теперь у меня есть отличный повод для этого.
Я потираю висок большим пальцем.
– Невероятно.
– Согласись, впечатляет, насколько он умен.
– Да. Если бы он только прилагал такие же усилия к домашним заданиям.
Джулиан тихонько хихикает.
– Что будешь с ним делать?
– Понятия не имею.

К моей досаде, оказалось, что не только Нико скучает по Элли. Я тоже скучаю, хотя никогда не думал, что это возможно. Несмотря на все мои усилия забыть о ней, это невозможно из-за всех тех маленьких напоминаний, которые она оставила по всему дому.
Толстовка, забытая в сушилке. Бутылка с водой из нержавеющей стали, которую она называла своей бутылкой для эмоциональной поддержки, оставленная сушиться на полке для посуды. Ее гитара, брошенная на кофейном столике, нетронутая после несчастного случая с Нико.
Последние несколько ночей я спускался вниз, ожидая услышать звуки гитары, но натыкался на тишину.
Возможно, если я избавлюсь от самого напоминания о ней, то и чувство вины, лежащее на моих плечах, исчезнет, поэтому я за долю секунды решаю написать ей сообщение.
Рафаэль: Ты оставила здесь свою гитару и несколько вещей. Не хочешь встретиться где-нибудь, чтобы я мог отдать их тебе?
Следующие пять минут я провожу в ожидании ответа, а потом раздражаюсь, когда вижу, что она просто прочитала мое сообщение.
Рафаэль:Нико присвоил твою бутылку себе, так что удачи в попытках вернуть ее.
Я застонал от того, насколько жалко я звучу.
Чтобы не писать ей снова, я занялся раскрашиванием новой миниатюрной фигурки, которую напечатал. Мое последнее творение заняло две недели проб и ошибок, и я чуть не сломал свой принтер за тридцать тысяч долларов, пытаясь повторить последнего любимого супергероя Нико, но оно того стоило.
Когда рука разболелась, а глаза заслезились от усталости, я выключил настольную лампу и отправился в спальню, проверяя телефон на наличие новых сообщений. В то время как в групповом чате Муньос-Лопес двадцать пропущенных сообщений, а в групповом чате «Детский стол» еще десять непрочитанных, от Элли так и не пришло ни одного сообщения.
Я не имею права злиться из-за того, что она меня игнорирует, но это так, и я не совсем понимаю, что с этим делать.
Глава 11

Рафаэль
Решимость моего сына достойна восхищения. Уверен, я был бы впечатлен тем, сколько усилий он приложил, чтобы заставить меня пересмотреть свое решение в отношении Элли, если бы не был так расстроен его молчаливым поведением.
Сначала он отменил свой день рождения и попросил мою тетю связаться с центром развлечений, расположенным в нескольких городах отсюда, чтобы вернуть мне первоначальный депозит. Затем он позвонил моей помощнице Ариэль – номер я дал ему только для экстренных случаев – и попросил отложить нашу семейную поездку до дальнейшего уведомления.
По словам моей тети, он звонил и Элли, но она не отвечала.
Говорят, что нельзя вести переговоры с террористами, но что делать, если террорист – мой восьмилетний сын? Уступлю ли я его требованиям или буду стоять на своем, несмотря на сомнения в правильности своего решения уволить Элли? Наступит ли момент, когда я проглочу свою гордость, брошу полотенце и скажу: «К черту, Элли совершила ошибку, и я должен простить ее за это»?
Как бы заманчиво ни звучал этот вариант, я не могу сдаться. Мои проблемы с доверием очень глубоки, а секрет Элли прорвал старый шрам, словно дешевую оберточную бумагу.
– ¿Papi? (Папа?).
Услышав голос Нико после его самозабвенного молчания, я пугаюсь. Я роняю кисточку и поднимаю взгляд от миниатюрного злодея, над которым работал.
– Что случилось? – я сохраняю непринужденный тон, откинувшись на спинку стула.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Правда? – волнение сквозит в моем голосе, выдавая мои эмоции.
Он не улыбается, и в его глазах нет той особой искры, когда он кивает, но я не теряю надежды.
Ты знал, что он одумается.
– Пойдем сюда, – я отхожу от стола и направляюсь к дивану на противоположной стороне моей комнаты отдыха. Нико волочит ноги за мной, а потом садится на свой любимый стул. Его ноги болтаются над землей, когда он откидывается назад, а кроссовки светятся, когда подошвы стучат друг о друга.
Как бы он ни старался вести себя по-взрослому, он всегда будет моим маленьким мальчиком.
Я сажусь.
– Что случилось?
Он смотрит на сложенный лист бумаги на своих коленях.
– Извини меня.
Я моргаю.
– За что?
– Что держал ухудшение своего зрения в секрете.
– Все нормально.
– Нет, не нормально, – он разворачивает лист бумаги. Желчь подкатывает к моему горлу, когда одна из слезинок Нико капает на отксерокопированную страницу, которую Элли сделала из моего школьного альбома. По центру страницы проходит разрыв, разделяя мое лицо на две части.
Я был так сосредоточен на ненависти к дурацкому счетчику улыбки Элли, что не заметил, как много он значил для моего сына.
Еще один способ, которым ты его подвел.
– Я просто хотел, чтобы ты был счастлив, – листок дрожит в его руке.
– Я счастлив, – я встаю со своего кресла и опускаюсь на колени перед ним, чтобы мы были на уровне глаз.
– Нет, не счастлив, – он качает головой. – Ты грустишь, злишься, боишься, но никогда не счастлив. Не по-настоящему, – он показывает на фотографию, где я улыбаюсь после победы на чемпионате штата по футболу в младших классах. – Не так.
Мое сердце и раньше было разбито, но это никогда не было даже близко похоже на это. Мне становится невыносимо больно, когда я перевожу взгляд с фотографии на коленях Нико на выражение его лица.
В каком-то смысле он прав. Я уже не так счастлив, но только потому, что изначально это было не по-настоящему. В то время я верил в это, но жизнь научила меня большему. Настоящее счастье – беззаботное, не требующее никаких раздумий и сомнений – не является для меня чем-то естественным. Я никогда его не испытывал, и, возможно, никогда не испытаю, но одно я знаю точно.
– Я счастливее всего, когда я с тобой, – мой голос дрожит. – Никогда не сомневайся в этом.
– Правда? – его нижняя губа дрожит.
Я постукиваю пальцем по фотографии.
– То, что я больше не показываю это, не значит, что это не так.
– Даже если я заставляю тебя плакать?
– А? – я сомневаюсь, правильно ли я его понял. – О чем ты говоришь?
– Я слышал тебя, – шепчет он себе под нос. – Видел тебя.
У меня по позвоночнику пробегает холодок.
– Когда?
– После приема у врача. В январе.
Ох, блять. В моей жизни было много тяжелых моментов, но этот день вошел в тройку самых тяжелых. Я думал, что мы идем на плановый осмотр по поводу его пигментного ретинита, так что в худшем случае я ожидал нового рецепта на очки, а оказалось, что состояние Нико прогрессирует настолько быстро, что к двадцати годам он, скорее всего, ослепнет окончательно. И хотя зрение, скорее всего, не пропадет полностью, ему будет трудно всю оставшуюся жизнь.
Я всегда чувствовал себя виноватым за то, что неосознанно передал ген ПР6 своему сыну, но в тот день я достиг дна.
Я сглатываю, несмотря на кислоту в горле.
– Ты рассказал об этом Элли?
Он кивает.
Mierda (Дерьмо). Так вот почему Элли не хотела рассказывать мне об ухудшении зрения Нико? Она пыталась уберечь меня от дальнейшего смущения?
Боже. Мне стыдно и противно за то, что я выгляжу таким чертовски слабым перед ними обоими.
Я хватаю его за руку и утешительно сжимаю ее.
– Мне жаль, что ты увидел меня таким.
Извинения кажутся недостаточными, особенно теперь, когда я знаю, что Нико носил эту тяжесть в себе более пяти месяцев. Неудивительно, что он держался на расстоянии и избегал меня любой ценой.
Я не могу эмоционально поддержать себя, не говоря уже о том, чтобы помочь ему, поэтому он нашел кого-то получше.
Он делает глубокий вдох.
– И мне жаль, что мое зрение настолько ухудшилось.
– Ты идеален такой, какой есть. С пигментным ретинитом или без него.
– Но если бы я был идеальным, ты бы не плакал. И Элли все еще была бы здесь, потому что она не хранила бы мой секрет.
Никогда еще я не ненавидел себя так сильно.
– Ты ни в чем не виноват. Ни в чем, слышишь?
Он крепче сжимает лист бумаги.
– Да, я знаю. Она хотела рассказать тебе, но я заставил ее молчать.
И тут меня осеняет, что я никогда не выиграю эту битву с сыном, что бы я ни говорил и сколько бы ни пытался его успокоить. Я не могу ожидать, что восьмилетний ребенок, испытывающий сильные эмоции, поймет мою логику, и мы с ним можем ходить туда-сюда днями, а может, даже неделями или месяцами, и Нико всегда будет винить себя в том, что случилось с Элли.
Уверен, что на его месте я поступил бы так же.
Мне нужно отбросить свои проблемы с доверием и научиться прощать Элли, или же я могу продолжать бороться с сыном по этому вопросу, зная, что причиняю ему еще большую боль в процессе.
Мне будет трудно, но я постараюсь дать Элли второй шанс ради Нико, ведь он – это все, что имеет значение.
Единственная проблема?
Она может не захотеть возвращаться.

Позже вечером, как только Нико ложится спать, я нахожу контакт Элли и звоню ей. Звонок длится, кажется, целую вечность, но потом его резко обрывает система голосовой почты.
Вместо того чтобы оставить сообщение со всеми своими путаными мыслями, я пишу ей следующее:
Рафаэль: Привет. Мы можем поговорить?
Мне кажется, что прошло пять часов, прежде чем я получил ответ, хотя на самом деле прошло всего пять минут.
Элеонора (няня): Нам не о чем говорить, так что удали мой номер.
Я не собираюсь играть в игры разума.
Рафаэль: Это касается Нико. У него не все в порядке.
Имя Элли загорается на моем экране, и я сразу же отвечаю.
– С ним все в порядке? Есть какие-то новости от офтальмолога? – ее беспокойство кажется искренним, что только заставляет меня чувствовать себя еще более виноватым. Независимо от моих личных чувств к Элли, она заботится о Нико даже тогда, когда это уже не является обязательным условием ее работы, а такую преданность за деньги не купишь.
Мне ли не знать, ведь я плачу его матери сотни тысяч долларов, а она не может потрудиться выполнить свою часть договора об опеке.
– Он в порядке, и нет.
– Он уже ходил к своему врачу?
– Пока нет. Самое ближайшее время, на которое мы смогли записаться, – завтра.
Ее выдох заставляет динамик потрескивать.
– Это хорошо. Ты ухаживаешь за его швами на подбородке?
– Да.
– А ты промываешь их дважды в день?
Я не замечаю маленькой улыбки на своем лице, пока не становится слишком поздно.
– Я промываю их каждый день по три раза, так как он очень любит есть.
– Еще лучше. И ты не используешь перекись водорода или спирт, верно? Это вредно для швов.
– Да.
– А вы записались на прием, чтобы снять их?
– Да.
– Хорошо. Надеюсь, все заживет до его поездки.
– Насчет этого… – я на мгновение задумываюсь, но ничего не слышу с ее стороны, поэтому спрашиваю: – Ты тут?
– А? Да?
– Вообще-то, если подумать, я бы предпочел поговорить об этом лично.
– Нет.
– Элл…
Она не дает мне закончить.
– Я рада, что с Нико все в порядке, и все такое, но я не заинтересована в личном разговоре.
– А если это означает, что ты вернешь себе работу?
Она замолкает.
– Элеонора? – спрашиваю я, прежде чем проверить, не сбросился ли звонок.
– Я больше не буду на тебя работать.
– Даже если я извинюсь за то, что уволил тебя таким образом?
– Даже тогда.
– Почему нет?
Ее вздох не сулит ничего хорошего.
– Послушай. Хотя я не согласна с тем, как ты меня уволил, ты имел на это полное право. Может, я и не родитель, но я могу только представить, как бы я отреагировала, если бы мой ребенок пострадал из-за кого-то другого.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы обдумать ее слова. Хотя я не ожидал, что она признает мое чувство чрезмерной заботы, я благодарен ей за это, потому что чувствую себя немного менее виноватым за свою реакцию.
Она продолжает:
– Если уж на то пошло, я сожалею, что скрывала от тебя этот секрет. Я знаю, что должна была рассказать, и хотя я не жалею о том, что не нарушила доверие Нико, я хотела бы, чтобы это не повлияло на то небольшое доверие, которое ты мне оказал в процессе.
Она повесила трубку, оставив меня до конца ночи размышлять о том, как, черт возьми, мне убедить ее вернуться.








