Текст книги "Неписанная любовь (ЛП)"

Автор книги: Лорен Ашер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Глава 30

Элли

Несмотря на беспокойство по поводу завтрашнего рейса на Кауаи, сегодняшний день должен был пройти в наслаждении нашим последним днем на Оаху, избегая тревожных мыслей, но у жизни были другие планы на меня.

С момента как проснулась, я превращаюсь в ходячую, говорящую катастрофу. Сначала я потеряла свой любимый медиатор, а затем пролила макиато на рубашку и полностью испортила свою одежду.

Ни одно из этих бедствий не сравнится с третьим и последним ударом невезения. Даже близко нет.

У Авы явно закончились хорошие идеи для песен, что объясняет, почему она предала меня еще раз со своим новым релизом.

Как мазохистка, я проигрываю последнюю песню Авы в пятый раз, прежде чем снова лечь на кровать. Я подкладываю под голову пропитанную слезами подушку, ложусь в позу эмбриона и закрываю глаза.

Песне «Silver Scars» не суждено было увидеть свет, не говоря уже о том, чтобы в одночасье взлететь на вершину музыкальных чартов, но я должна была предвидеть, что Ава нанесет последний убийственный удар.

Как от огнестрельного ранения в грудь, я истекаю кровью, но никого нет рядом, чтобы увидеть, как умирает часть моего сердца.

Уиллоу: Мне пришлось уговаривать себя не совершать убийство, поскольку ты не отвечала на звонки.

Уиллоу: Если верить Даркнету, есть люди, к которым можно обратиться за подобной работой.

Уиллоу: Их гонорары немного выходят за рамки моего бюджета, но кому вообще нужны двести тысяч долларов?

Я закрываю телефон и смотрю в потолок, пытаясь сдержать слезы. Воздух кажется более плотным, и я с трудом пытаюсь наполнить легкие кислородом.

– К черту ее и Дариуса, – хриплю я.

То, что Ава выпустила альбом, полный моих украденных песен, разрушило весь мой мир год назад, но я думала, что оправилась от предательства и двигаюсь дальше.

Не позволяй Аве снова уничтожить тебя.

Я провожу пальцем по ногам, обводя контуры своих шрамов. Татуировка на бедрах, которую я умоляла маму разрешить мне сделать, когда мне было всего шестнадцать лет, помогает мне держать себя в руках и служит важным напоминанием, когда я чувствую желание выплеснуть свои эмоции на теле, чтобы успокоить те, что у меня в голове.

Это тоже пройдет.

Обводить шрамы всегда успокаивает меня, помогая сосредоточиться.

Ненавижу, когда мне кажется, что я двигаюсь дальше – что я наконец-то делаю позитивные шаги к лучшему будущему, – но что-то обязательно затягивает меня обратно в темную яму сомнений и отвращения к себе.

Так чувствует себя Рафаэль? Потому что это ужасно.

Трясущимся пальцем я очерчиваю свой новый шрам, которому всего год. Он всегда вызывает у меня чувство стыда, потому что после нескольких лет терапии и позитивных стратегий преодоления рухнули под тяжестью моих эмоций, и я вернулась к нездоровым моделям поведения, с которыми так упорно боролось.

Однако, в отличие от прошлого раза, я не поддаюсь искушению. Я даже проверяю себя, хватая бритву в ванной, но кладу ее на тумбочку, и больше не прикасаюсь к ней.

Это всего лишь песня. Ты всегда сможешь написать другую, а она больше никогда не сможет украсть ни одну из твоих.

Вот только это была не просто песня. Это была та песня. «Silver Scars» – это моя история, а не ее, поэтому мы обе сошлись на том, что она удалит все записи и тексты со своего жесткого диска.

Боже. Как я могла быть такое глупой и доверчивой? Мне следовало дважды все проверить, чтобы убедиться, что Ава удалила все записи, но тогда я поверила ей на слово, потому что она еще не предала меня.

Мой телефон снова издает сигнал, но я не могу найти в себе силы прочитать сообщения, поэтому отключаю уведомления и накрываю голову подушкой. Слезы не заставляют себя долго ждать, и, начавшись, я уже не могу их остановить.

Слабый стук спустя пять минут прерывает мои рыдания. Мое тело каменеет, несмотря на то что мозг кричит, чтобы я убежала.

– Все в порядке? – вопрос Рафаэля вызывает еще больше слез.

Нет.

– Ага! – мой высокий голос причиняет боль моим собственным ушам.

– Ты уже долго не выходишь.

Я заставляю слезы остановиться, но мои глаза отказываются подчиняться.

– Мне сегодня нехорошо, – мой голос ломается. – Может, мне лучше держаться подальше от вас обоих, на случай, если это заразно.

Отличная идея, Элли. Изолировать себя от людей, которые могут помочь тебе почувствовать себя лучше. Это действительно сделает тебя счастливой.

Он не делает паузы, прежде чем спросить:

– Так вот почему тебе стало плохо вчера на лодке?

– Может быть!

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет.

– Я могу принести тебе лекарства или…

– Я в порядке! Спасибо за предложение, – мой голос звучит грубовато даже для моих собственных ушей.

Наступает напряженная тишина, и я молюсь, чтобы Рафаэль оставил меня в покое и отвел Нико на пляж, как мы изначально планировали. Они должны вместе строить замки из песка и провести наш последний день в Гонолулу весело, а не возиться со мной, человеком-угнетателем.

– Хорошо. Напиши мне, если что-то понадобится.

Последовал облегченный вздох.

– Спасибо.

Дверь в гостиничный номер захлопывается вскоре после этого, и Рафаэль с Нико оставляют меня в одиночестве, чтобы я погрязла в своей печали.

Оказывается, не только Рафаэль ненавидит себя за то, что доверился не тому человеку.

Я тоже.

Моя вечеринка жалости к себе длится всего один час. Как только будильник прозвенел на шестидесятой минуте, я сползла с кровати, побрызгала водой на лицо и позвонила единственным людям, которые заверили меня, что смогут помочь.

Поговорив на эту тему с мамой и Уиллоу, они сошлись во мнении, что лучший способ справиться с человеком вроде Авы – это заставить его пожалеть о том, что он вообще выбрал меня в качестве своей мишени.

Возможно, Ава и была любимецей Америки, но я нашла кое-кого получше.

Плохого парня Нэшвилла, Коула Гриффина.

И хотя я не хочу начинать свои рабочие отношения с Коулом с плохой ноты, но выбора у меня нет. Мне надоело быть невидимой сноской в чужой истории. Я заслуживаю признания за свою работу, даже если это означает, что мне придется столкнуться с одним из моих самых больших страхов и наконец-то признаться Аве во всей той боли, которую она мне причинила.

Пришло время признать, что у меня никогда не будет светлого будущего, если я всегда буду чувствовать себя жертвой своего прошлого.

Экран моего телефона загорается не прошло и десяти минут после того, как я написала Коулу сообщение, чтобы спросить, можем ли мы поговорить.

– Привет, – приветствует меня Коул со своей тягучей интонацией. – Как дела?

– Нормально. А у тебя?

– Хм.

– Что?

– Моя сестра научила меня не принимать это слово за чистую монету.

– У тебя есть сестра?

Он прочистил горло.

– Да.

– Я и понятия не имела.

– Мои родители предпочли не афишировать это.

– О, – о? Это все, что ты смогла сказать? Серьезно?

К сожалению, в данный момент я эмоционально истощена и не могу нормально общаться с людьми, так что это максимум, который Коул может получить.

Он усмехается себе под нос.

– В любом случае, поговори со мной. Что случилось?

– Помнишь, ты прислал мне информацию об адвокате?

– Да.

– Я так и не позвонила ему, – признаюсь я шепотом.

– Почему?

Я с трудом выговариваю слова.

– Я боюсь.

– Справедливо, но ты просишь только о встрече. Это не значит, что ты должна двигаться вперед, если не хочешь.

– Я знаю, – я падаю обратно на кровать.

– Тебе нужен мой совет?

– Ты уже проходил через подобное?

– Нет. Я предпочитаю отдавать людям должное за их работу и хорошо им платить, чтобы они снова захотели сотрудничать со мной, но я слышал о других, которым не так повезло.

Я хмурюсь.

– По крайней мере, я не одна такая.

– Нет, но это противоречит стандартам индустрии, так что тот, кто заставил тебя поверить в обратное, заслуживает того, чтобы на него подали в суд за каждую копейку, которую он тебе должен.

Мои плечи опускаются.

– Даже если это разрушит мою карьеру и репутацию в процессе?

– Ты украла чьи-то песни?

– Нет!

– Тогда не тебе нужно волноваться. А Аве.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки.

– Но она слишком популярная, – а я – никто.

– Отлично. Значит, у нее есть деньги, чтобы заплатить тебе за работу.

– Да, но у меня не так много улик, чтобы доказать…

– Они тебе и не понадобятся.

Это меня удивляет.

– Нет?

– Шансы на то, что такое дело дойдет до суда, невелики.

– Почему?

– Потому что Ава, скорее всего, захочет уладить дело, пока не пошли слухи и ее первозданный образ хорошей девочки не разрушился.

Я не могу удержаться от безумного смеха.

– Я потратила последний год, беспокоясь о том, что зря обращусь в суд?

– Я сказал, что они, скорее всего, захотят договориться. Этого может и не случиться.

Моя уверенность угасает.

– А.

– Но пока не беспокойся об этом. Прежде всего, тебе нужно связаться с адвокатом.

– Я знаю.

– Может, я организую вам встречу?

– Ты сделаешь это? Ради меня?

– Конечно.

У меня открывается рот от удивления.

– Почему?

– Мне нравится, когда хорошие люди побеждают.

– Это альтруизм с твоей стороны.

– Я бы не стал заходить так далеко…

Мне тяжело смеяться, учитывая тяжесть, давящую на грудь, но я все же улыбаюсь.

– Спасибо, что выслушал и предложил помочь. Это очень мило с твоей стороны.

– Отблагодаришь меня, написав песню для моего следующего альбома?

Я не колеблюсь, прежде чем ответить.

– Конечно.

– Правда?

– Да. Мне тоже нравится помогать хорошим людям.

Коул уже дважды доказал, что он не такой уж дикарь, каким его выставляют СМИ, так что пора дать ему шанс.

– Отлично! – похоже, он в восторге от этой идеи.

– Я хочу поэкспериментировать со своей гитарой и несколькими идеями, пока я в отпуске.

– Ты не в городе?

– Нет. На Гавайях.

– Красивое место. Может, оно тебя вдохновит.

Я вздохнула.

– Посмотрим.

– Если вдохновит, будет здорово, а если нет, то не стоит торопиться. Хорошая музыка требует времени.

Будем надеяться, что это не займет слишком много времени, потому что я хочу написать не только одну песню.

Я хочу написать целый альбом о возвращении.

Глава 31

Рафаэль

Когда Элли сказала мне, что не сможет присоединиться к нам, потому что нехорошо себя чувствует, я занервничал, что проведу день с Нико наедине. Я знаю, что это звучит нелепо – бояться собственного ребенка, но это правда. Элли была буфером во время нашего пребывания на Оаху, и без нее я боюсь, что наши отношения с Нико станут такими же, как и в последние шесть месяцев перед нашей поездкой.

Яркое солнце лишает меня зрения на несколько секунд, прежде чем мои глаза привыкают к нему.

– В бассейн или на пляж? – спрашиваю я сына.

В ответ он молча машет в воздухе своим металлоискателем.

Я веду его к безлюдному месту у берега, подальше от других детей, которые могут попытаться завязать разговор с моим сыном и увести его.

Мелочно ли это? Возможно, но, тем не менее, эффективно.

Первые двадцать минут или около того мы оба занимаемся своими делами. Нико играет с металлоискателем, который взяла для него Элли, а я коротаю время за просмотром планов, которые Джулиан прислал мне для расширения амбара.

В конце концов, соблазн проверить свой рабочий почтовый ящик становится слишком велик, чтобы его игнорировать, поэтому я открываю наше рабочее приложение и просматриваю его беглым взглядом. Я никогда не отсутствовал на работе дольше недели, и хотя я знаю, что Джулиан и моя помощница более чем квалифицированы, чтобы позаботиться обо всем, мне все равно трудно оставить все на них.

Джулиан сразу же осуждает меня за это, связываясь со мной через приложение.

Джулиан: Я вижу, что ты в сети. Если ответишь хоть на одно сообщение, я приму предложение Нико и приеду вместо тебя.

С этими словами я убираю телефон в пляжную сумку и встаю.

Он твой сын. Перестань нервничать и проведи с ним время.

С длинным, протяжным вздохом я подхожу к Нико.

– Привет.

Он щурится в мою сторону.

– Привет.

– Что скажешь, если мы вместе построим песочный замок?

– Но ты же занят.

Отлично. Пытаясь дать Нико свободу и не нагнетать обстановку, я еще больше все испортил.

– Твой tío (дядя) сказал, что если он снова увидит, что я работаю, то приедет сюда и надерет мне задницу.

Нико хихикнул.

– Не может быть, он не мог так сказать!

– Может. Он даже пригрозил отправить меня обратно в Лейк-Вистерию.

– Правда?

– Ага. Так что в этой поездке я больше ни за что не буду работать.

Все его лицо загорается.

– Хорошо! Работа – это скучно, – он практически пропевает последнее слово.

– Верно, но именно работа позволила нам поехать в эту поездку.

– И что? Разве ты не газиллионер?

– Николас, – говорю я тем самым строгим родительским голосом, который перенял от дяди.

Он закатывает глаза.

– Что? Все дети в школе говорят, что у тебя миллион долларов!

Всего несколько тысяч миллионов, плюс-минус.

Но все же никогда не рано учить сына важности денег и тому, как взросление без них повлияло не только на меня, но и на всю его жизнь.

– Но так было не всегда.

Его глаза расширяются.

– Да?

– Да. У моих родителей было много проблем, поэтому в детстве у меня не было много вещей. Мы никогда не ездили в отпуск и не имели красивого дома.

– А как же уроки музыки?

Я качаю головой.

– Определенно нет.

– У вас был телевизор?

– Да, но на нем было всего несколько каналов.

Моя жизнь была далеко не такой, как у Нико, а значит, я выполнял свою работу отца, даже если для этого приходилось жертвовать любовью и временем.

– Может, сейчас у меня и есть деньги, но так было не всегда, поэтому я много работаю, чтобы у тебя было все то, что я всегда хотел, но не мог получить.

– О, – он нахмурился еще сильнее. – Прости, что смеялся над твоей работой.

– Все в порядке. Я говорю тебе это не для того, чтобы ты почувствовал себя неловко. Я просто хочу, чтобы ты понял, почему работа важна для меня.

Он обхватывает меня за талию и крепко обнимает.

– Спасибо тебе за то, что ты много работал, чтобы мы могли поехать в отпуск.

Моя грудь сжимается, когда я ерошу его волосы.

– Не за что.

Я отвожу его подальше от океана, и мы возвращаемся туда, где оставили наши вещи. Напряжение между нами становится далеким воспоминанием, когда каждый из нас берет ведра и инструменты.

– Ты уверен, что знаешь, что делаешь? – спрашивает он меня тридцать минут спустя.

– Вроде того?

Как по команде, часть восточного крыла замка рушится.

Нико сгибается и смеется.

– Я знал, что Элли построила тот замок!

– Эй! Я помогал ей.

Его бровь снисходительно изгибается.

– Si tu lo dices (Как скажешь).

– Ты думаешь, я вру?

Его глаза сужаются.

– Мм… Твой нос всегда был таким большим, или он растет каждый раз, когда ты врешь?

Я отбрасываю ведро в сторону и хватаю его. Убедившись, что его очки закреплены ремешком вокруг затылка, я перекидываю его через плечо.

– Нет! – он бьет кулаками по моей спине, пока я мчусь к океану.

Вода щекочет пальцы ног, затем икры, а потом я вхожу в воду по пояс.

– Это твое наказание за то, что ты сказал, что у меня большой нос.

– Я пошутил!

Я притворно смущаюсь.

– А. Пошутил?

– Да! Клянусь!

Я прищурился.

– Хм. Твой нос тоже, кажется, вырос.

Ответ Нико обрывается с визгом, когда я со злодейским смехом бросаю его в океан.

Через несколько секунд он всплывает на поверхность со смертельным взглядом.

– Это нечестно.

– Как и жизнь, но ты привыкнешь.

Мой сын демонстрирует впечатляющую силу и скорость, когда набрасывается на меня. Я поймал его, и мы оба упали назад, а наши тела погрузились под воду. От соленой воды у меня щиплет глаза, и я закрываю их, чтобы встать.

Меня встречает свежий океанский бриз и глубокий смех Нико. Я не слышал его уже несколько месяцев, и это наполняет меня приливом отцовской гордости.

Ты сделал это.

И если все пойдет по-моему, я надеюсь сделать это снова.

Мы с Нико проводим тридцать минут в воде вместе, прежде чем он спрашивает, можем ли мы вернуться на пляж.

– Пойдем, – я поворачиваюсь и подставляю ему спину.

Он забирается на меня и обхватывает мою шею руками.

– Как ты думаешь, Элли в порядке?

До Гавайев, когда Нико упоминал имя Элли, меня всегда пронзал жаркий всплеск ревности. Но сейчас, когда я достаю телефон и отправляю ей сообщение с вопросом, не нужно ли ей что-нибудь, а также короткое видео, в котором Нико говорит, что скучает по ней, я отношусь к этому равнодушно.

Если ты равнодушен, то почему твое сердце учащенно бьется?

Предательский орган уличает меня во лжи, напоминая, что именно я чувствую по отношению к няне Нико. Чувства, которые я не должен был бы испытывать в первую очередь по нескольким причинам, но больше всего из-за ребенка, который является центром моей вселенной.

Хотя я не выиграл ни одной премии «Отец года», Нико позволяет мне почувствовать, что я снова в числе претендентов. Он не кажется таким напряженным или замкнутым, когда мы разговариваем во время обеда о планах отправиться на Северный берег для поездки на квадроциклах.

Все идет отлично, пока Нико не шокирует меня тихим признанием в середине обеда.

– Прошлой ночью мне приснился кошмар.

Мой мир перевернулся, пока я пытался обработать эту новую информацию.

– Правда?

Он кивает.

– Иногда они мне снятся.

Мое горло сжимается.

– Я этого не знал.

Его взгляд падает на оставшиеся креветки, которые он еще не съел.

– Это потому, что я не хотел тебя расстраивать.

Вместо того чтобы позволить своей грусти и ненависти к себе взять верх, я протягиваю к нему ладонь и сжимаю его руку.

– Я бы никогда не расстроился из-за такого.

То, что Нико молча боролся с ночными кошмарами, напоминает мне меня, и от этого мне становится физически больно.

– Я ценю то, что ты мне рассказал.

Он щурится.

– Правда?

– Конечно. Не знаю, рассказывал ли я тебе раньше, но мне тоже часто снились кошмары.

– О чем?

Несмотря на ощущение, что меня душит воротник футболки, я натягиваю маленькую, ободряющую улыбку.

– О том, что пугало меня в прошлом.

Его брови сходятся вместе под очками.

– Правда?

Я киваю.

– А что снится тебе?

– Мне снятся сны о том, что я ничего не вижу. Я слышу. Могу чувствовать запахи и прикосновения, но зрение пропало.

Мне хочется заключить его в объятия и никогда не отпускать, но я сижу на своем месте.

– Звучит пугающе.

Его подбородок дрожит.

– Однажды я заблудился в торговом центре. Внезапно все погрузилось во тьму. Никто не мог помочь мне найти тебя.

Я тянусь к его руке.

– Мне жаль, что тебе снятся такие кошмары.

Он смотрит на свои колени.

– Я не хочу, чтобы все стало черным.

Я качаю головой.

– Доктор сказал нам, что этого не случится.

– Я знаю, но что, если он ошибся?

– Ни один врач не может предсказать будущее, но у них есть научные данные, которые доказывают, что ты сможешь по-прежнему видеть. И есть вещи, которые мы можем сделать, чтобы помочь тебе.

– Но мое зрение уже не будет прежним. Оно станет только хуже.

– Ты прав, – еще одна острая боль пронзает мою грудь, но вместо того, чтобы позволить своему горю поглотить меня, я направляю его на то, чтобы помочь сыну справиться с его страхом. – Но мы максимально используем то зрение, которое у тебя есть.

Его хмурый взгляд превращается в улыбку.

– Значит, мы можем постоянно ездить в отпуск?

Я смеюсь, от чего его ухмылка только расширяется.

– Я подумаю об этом, – хотя я не могу ездить в отпуск так часто, как хотелось бы Нико, я могу сделать его моим главным приоритетом, чтобы у него было как можно больше ярких воспоминаний.

Мы переходим к более легким темам, например, к нашей будущей поездке с Элли на Гран-при Мехико в октябре, а затем отправляемся к месту сбора для нашей поездки на квадроциклах.

Мы с Нико с удовольствием исследуем живописные долины, грунтовые дороги и культовые места из фильмов на нашем двухместном квадроцикле. Улыбка Нико не сходит с лица, он постоянно смеется, пока я везу его, и мне нравится заставлять его визжать от резких поворотов и небольших кочек.

Мы уже несколько месяцев не получали такого удовольствия, и мне не хочется ехать обратно к месту высадки только потому, что я не хочу, чтобы сегодняшний день заканчивался.

Чтобы сделать Нико счастливым, тебе не нужны квадроциклы или пляж. Нужно просто быть собой.

– У тебя в бороде немного грязи, – он смеется, поглаживая мой подбородок.

– Может, мне стоит ее сбрить? – хотя моя борода всегда аккуратно подстрижена, песок и грязь, как сегодня, все равно попадают в нее, вызывая зуд.

– Правда? – его глаза расширились.

– Да, – я почесал щеку.

Он расплывается в улыбке.

– Ура!

– Тебе не нравится моя борода?

Его лицо краснеет.

– Я этого не говорил.

Он и не должен был.

– Хорошо. Тогда она тебе нравится?

Он прикусывает нижнюю губу.

– Думаю, да, – я обнимаю его и трусь лицом о его лицо, получая громкий смех и сильный толчок в плечо.

– Прекрати! – визжит он, когда я размазываю грязь по его щекам.

– Что ты сказал?

– Я сказал «прекрати»! – на этот раз он говорит громче.

Я отпускаю его.

– Ты должен был раньше сказать мне, что тебе она не нравится.

На его лице появляется мрачное выражение, после чего он опускает взгляд на свои ноги.

Мышцы моего живота сжимаются.

– Что случилось?

Он молчит.

– Я просто пошутил, – говорю я, чтобы успокоить его.

– Я знаю, – шепчет он.

– Я сказал что-то, что тебя расстроило?

Он качает головой.

– Ты можешь поговорить со мной. Я не собираюсь злиться или что-то в этом роде.

Он делает глубокий вдох.

– Я подслушал, как Далия и Лили говорили о тебе.

Мои легкие словно сдавливает какой-то невидимый груз.

– Что они сказали?

– Что ты красивый, но скрываешь это, потому что грустишь.

Mierda (Дерьмо).

Услышать правду из уст моего сына – тяжелый удар. Я спрятал свое отчаяние и стал кем-то другим, пока не перестал узнавать собственное отражение.

Легко было не замечать, каким неудачником я был, если заставить его совсем исчезнуть.

Слова Нико разжигают в моей груди новый огонек надежды.

Я опускаюсь перед ним на колени.

– Лили и Далия были правы.

Он поднимает голову.

– Они были правы?

– Да. Я перестал заботиться о себе, потому что мне было грустно.

Его нижняя губа дрожит.

– Но я не согласен с одним моментом, – добавляю я.

– С чем?

– Что меня называют красивым.

Он смеется.

– Теперь ты просто ведешь себя глупо.

– Нет. Я счастлив.

Его настороженность никуда не делась.

– Правда?

– Да, и я собираюсь тебе это доказать.

Через час я паркую джип у отеля. Нико с трудом тащит сумки с вещами, которые мы – ну, в основном я – выбрали для Элли, но он отказывается от моей помощи, пока тащит их обратно в наш номер.

Он выходит из моей комнаты, чтобы заглянуть в ее, но возвращается с хмурым видом.

– Она заснула.

– Может, ей все еще плохо?

– Это потому, что завтра мы снова летим на самолете?

Черт. Я даже не подумал об этом, но это могло бы объяснить ее состояние.

– Дай мне минутку.

Я звоню консьержу и прошу поговорить с туристическим агентом отеля. Нико роется в пакетах с купленными нами вещами, терпеливо ожидая, пока я закончу.

Пока я разговариваю по телефону, он случайно распыляет голубую пену для бритья на мой плед.

– Ой! Прости! – он бросается в ванную и возвращается с полотенцем. – Я сам все уберу! – он хочет как лучше, но беспорядок становится только хуже, так как он только размазывает ее повсюду. Я не знаю, как он вообще умудрился испачкать ею волосы, но несколько его прядей слиплись.

К счастью, через несколько минут я кладу трубку и наконец-то могу уделить ему все свое внимание.

– Давай приведем тебя в порядок, – я веду его в большую ванную комнату и кладу пакет со всем необходимым на столешницу. Нико достает свой детский набор для бритья и передает его мне.

– Ты можешь открыть его?

Я бросаю на него взгляд.

– Пожалуйста.

Я помогаю ему открыть упаковку настолько, чтобы он смог достать пластиковую бритву и пену для бритья.

– Это весело, – он хихикает, намазывая нижнюю половину лица. – Хо. Хо. Хо.

Я проглатываю смех, когда мою новую бритву обдает горячей водой после того, как я побрызгал пеной на лицо.

– Будет больно? – он проверяет лезвия.

– Нет, если только я не порежусь.

– А такое бывает?

– Иногда. Потому что у меня мало практики.

– Тогда, может, тебе не стоит бриться.

Моя грудь сжимается от намека на страх в его голосе.

– Со мной все будет в порядке, – я целую его в макушку, прежде чем последовать его примеру и покрыть бороду пеной для бритья. Нико быстро перестает волноваться обо мне, вместо этого предпочитая делать волнистые линии на своем лице пластиковой бритвой.

– Это круто! – смеется он.

Я поджимаю губы, чтобы не улыбнуться. Уверенной рукой я провожу бритвой от середины шеи вверх. Быстрым движением я обнажаю кожу, которая была скрыта в течение двух лет.

Два долгих, мучительных года.

Я не думал, что такое простое занятие, как бритье, может оказать на меня такое сильное воздействие, но мои следующие вдохи доказывают обратное.

Пришло время перемен. Я повторяю то же движение, обнажая еще один чистый участок кожи.

Ты делаешь это для себя. Меня. Не для Нико, хотя я рад, что он больше не будет ассоциировать мою неухоженность с моей печалью, и уж точно не для моей семьи, которая будет счастлива снова увидеть мое целое лицо.

Каждый взмах лезвия приближает меня к тому, чтобы отпустить старого себя. Сломанного себя. Того, что провел последние два года в тумане, почти не живя.

Я не могу быть счастливее от этих перемен. Я хочу выглядеть лучше, потому что мне не все равно. Потому что я хочу посмотреть на человека, которым был и принято того, кем могу стать.

Поправка: человеком, которым я хочу стать.