Текст книги "Неписанная любовь (ЛП)"

Автор книги: Лорен Ашер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

Этот мини-Лопес станет моей погибелью, потому что если Рафаэль груб по краям и держит свое сердце за ледяной стеной, то Нико носит его гордо на рукаве, чтобы все видели.

Я сделаю все, чтобы защитить его и свое сердце, даже если для этого придется дать обещание хранить секрет, который не должен быть моим.

Глава 3

Рафаэль

Мне не нравится, когда кое-какая няня находится в моем личном пространстве и вмешивается в мою повседневную жизнь, но ради Нико я готов пойти практически на все. Хотя я мог бы легко воспитывать сына с помощью своей семьи, Нико нужна материнская забота в его жизни.

Ему нужна Элли, как бы мне ни было неприятно это признавать.

Я напоминаю себе об этом, прислонившись к стене напротив двери в спальню сына и глядя на часы Richard Mille, раздражение от которых растет с каждой секундой. Назойливые бриллианты на циферблате сверкают, пока маленькая стрелка тикает в направлении к цифре десять.

Обычно я не так строг ко времени отхода ко сну, но в последнее время Нико ведет себя более раздражительно, чем обычно, и виновата в этом только его светловолосая няня, нарушающая комендантский час.

Ее мягкий смех доносится через дверь и по коридору, а вскоре за ним следует воздушное хихиканье Нико. Этот душевный звук, исходящий от моего сына, – единственная причина, по которой я нанял человека, не имеющего опыта работы с детьми и склонного сводить меня с ума.

Когда Хиллари ушла более двух лет назад после того, как я подал на развод, Нико начал меняться. Его переменчивое настроение и раздражительность, хотя и понятные, были невыносимы, особенно когда я чувствовал свою ответственность.

Это я подал на развод, и хотя Нико никогда не винил меня в том, что его мама ушла, я не могу не думать, что он так считает.

Наши отношения стали еще более напряженными после того, как восемнадцать месяцев назад он узнал о своем диагнозе «пигментный ретинит». Постепенно его состояние стало трудно игнорировать, поскольку зрение ухудшилось, и он начал отдаляться от всего, что любил, – друзей, семьи, музыки и меня.

Музыка всегда была для Нико отдушиной, поэтому в отчаянной попытке помочь ему я почти год назад оплатил уроки музыки в «Сломанном Аккорде». Поначалу Нико не давал мне покоя. Он был тихим и немотивированным и отказывался брать в руки инструмент, но с помощью Элли он постепенно раскрылся.

В течение четырех месяцев мне казалось, что у нас с Нико наконец-то все наладилось, но в начале года произошла еще одна неудача.

Я не могу преодолеть эту проблему, как бы ни старался. Спросив его, что не так, я ни к чему не пришел, а уступки его желаниям лишь временно ослабляют напряжение между нами.

Конечно, смена места нашей летней поездки с Европы на Гавайи, как того хотел Нико, вызвала у него улыбку и сказанное шепотом «спасибо», но хорошее настроение Нико длилось недолго.

По крайней мере, не со мной.

Элли отвлекает меня от моих мыслей, выходя из его спальни и тихонько закрывая за собой дверь, прежде чем прислониться к ней.

Ее лесные глаза закрываются, и она испускает тяжелый вздох. Ее длинные светлые волосы лежат на талии, а их цвет кажется скорее серебряным, чем золотым из-за лунного света, проникающего через окно.

Мне редко удается взглянуть на Элли так, чтобы она этого не заметила. Обычно она фиксирует каждый мой взгляд, улыбку и фразу, заставляя меня в последнее время чувствовать себя объектом исследования с этим ее дурацким счетчиком улыбок. Поэтому вместо того, чтобы сразу же заявить о своем присутствии, я долго разглядываю ее.

Элли не любит яркие аксессуары и одежду с дизайнерскими надписями, как, например, девятимесячная подружка моего кузена, Далия Муньос. Она также не из тех, кто следит за последними тенденциями в макияже или прическах, как Лили, другая сестра Муньос. На самом деле Элли отлично справляется с задачей скрывать свою индивидуальность, приглушая ее ограниченным выбором черной, белой и серой одежды. Я удивлен, что она не покрасила свои светлые волосы, чтобы соответствовать образу эдакой Барби, к которому она стремится, учитывая, что она предпочитает темные цвета.

Если бы не маленькие, изящные татуировки, разбросанные по всему телу, я бы счел ее настолько же интересной, как чистый холст.

Лжец.

Прекрасно. Она интересна, как холст, окрашенный только одним цветом.

Черным.

Глубокий, чернильный оттенок, подходящий к мрачной музыке, которую она включает поздно ночью, когда думает, что все уже спят. Она не знает, что я иногда слушаю ее из тени, но мне трудно сопротивляться тяге к ней. Ее музыка говорит со мной так, как никогда не скажут слова, и я не могу удержаться от того, чтобы не привязаться к ней в этом смысле.

Если дело только в музыке, как ты объяснишь, что тебя тянет к ней прямо сейчас?

Эта мысль выводит меня из оцепенения, и под моим ботинком скрипит половица, когда я выхожу из темного угла.

Глаза Элли распахиваются.

– Боже правый! Как долго ты там стоишь?

Несмотря на учащенное сердцебиение, я сохраняю спокойное выражение лица.

– Достаточно долго, чтобы заметить, что Нико уснул позже нужного времени.

Она встает во весь рост. Хотя она выше большинства женщин в городе, без обуви она доходит мне только до подбородка.

– Мы занимались с ним по Брайлю.

– Удивительно, что вам удалось вообще что-то сделать, учитывая сколько вы смеялись.

Ее глаза сужаются.

– Уверена, что юмор для тебя – чуждое понятие, но люди обычно смеются, когда читают что-то смешное.

– Неужели, – отвечаю я равнодушным голосом.

Что бы она ни собиралась сказать, ее прервал зевок.

– Это мой сигнал идти спать, – она пытается пройти мимо меня.

Не задумываясь, я вцепляюсь в ее локоть, прежде чем она успевает обойти меня. Тепло ее кожи просачивается сквозь тонкий барьер моей, посылая волну жара по моей руке.

Мне хочется стряхнуть ее и убежать от этих ощущений, но я продолжаю крепко держать ее, спрашивая:

– Как дела?

– Что? – она смотрит на мурашки, появляющиеся на ее коже.

Я отпускаю ее и делаю длинный шаг назад.

– Как у него дела с практикой по Брайлю?

– О, – она качает головой. – Хорошо, хотя, к сожалению, он унаследовал от тебя свое нетерпение.

Я смотрю на нее.

– Он против?

– Немного, но мы работаем над этим. Знаешь, если у тебя будет свободное время, тебе не мешало бы потренироваться с ним.

От постоянного страха у меня сводит живот, и я тону в негативных мыслях. Я очень старался заниматься с Нико, но за последние несколько месяцев мой сын постепенно закрылся от меня, и я не могу понять, почему. Что-то изменилось после каникул, и никакие попытки выяснить причину не помогают.

Ты мог бы спросить Элли, что она думает. Я отбросил эту мысль. Она не поймет, ведь у них с Нико совсем другие отношения, которые я одновременно люблю и ненавижу.

Я завидую той беззаботной и легкой связи, которая есть у Элли с моим сыном. И хотя я знаю, что несправедливо винить ее в их связи, я ничего не могу с собой поделать.

У Элли есть то, что я хочу. Нико с удовольствием проводит с ней все свободное время, в то время как меня он отталкивает без всякой задней мысли, заставляя чувствовать себя бесполезным и подавленным – две эмоции, которых я десятилетиями пытался избежать.

– Почему бы тебе не присоединиться к нам завтра во время вечерней сказки? – спрашивает она своим нежным голосом, который угрожает пробиться сквозь мою защиту.

– Нет, – я выгляжу еще большим засранцем, чем обычно.

– Почему нет? – то, как она смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя неловко, но не из-за того, как она это делает, а скорее из-за того, что она может увидеть, если будет смотреть достаточно пристально.

Труса, который предпочитает прятать свой стыд за ложью.

– Я не очень в этом хорош, – говорю я.

Морщины рядом с глазами Элли разглаживаются, и она перестает глазеть на меня.

– Я тоже не эксперт в этом. Когда у меня возникают трудности со словом или предложением, я говорю что-нибудь нелепое, и это всегда смешит Нико.

– Должно быть, это мило, – я едва ли могу заставить своего сына разговаривать со мной дольше нескольких минут, но вот Элли смешит его без всяких усилий.

Ее ледяной взгляд возвращается с местью.

– Что это значит?

– Ничего. Я бы присоединился к вам, но у меня уже есть планы на завтрашний вечер с Джулианом.

Она сморщила нос, как обычно, когда я выводил ее из себя.

– С каких пор?

Примерно десять секунд назад.

– С сегодняшнего дня.

– Спасибо, что предупредил в последнюю минуту.

– А у тебя были планы получше? – вопрос прозвучал неправильно.

– Удивительно, почему у тебя нет настоящих друзей.

– Некоторые из нас предпочитают не тратить время на бессмысленные отношения.

Вместо того чтобы еще больше разозлиться на мои слова, Элли смотрит на меня взглядом, который я видел слишком много раз по всему городу.

С жалостью.

– Мне жаль таких людей, как ты, – говорит она, заставляя меня замолчать. – Ты работаешь весь день, чтобы держать всех на расстоянии, потому что один человек дал тебе для этого повод.

Скорее, три человека – двое из них привели меня в этот мир.

Но я не говорю этого.

Я вообще ничего не говорю.

Мне легче держать свои чувства в узде, когда я не признаю их. Называйте это трусостью или подавлением, но я предпочитаю термин «выживание». Потому что думать – значит чувствовать, а я не уверен, что смогу контролировать себя, когда начну.

Моя токсичная черта не в том, что у меня нет чувств, а в том, что я чувствую слишком много и сразу, поэтому я подавляю их, вместо того чтобы научиться с ними справляться. Я всегда был таким, задолго до того, как моя мать собрала чемоданы и бросила нас с отцом.

Элли качает головой.

– Неважно. А теперь, если ты меня извинишь, я хочу немного отдохнуть, – она обходит меня, и запах ее фруктового геля для тела остается в воздухе еще долго после ее ухода.

Глава 4

Рафаэль

Мой рабочий день проходит в напряженной обстановке: в приложении для поиска недвижимости «Dwelling», которым я владею и управляю, произошел сбой, а инвестор устроил неприятности, поэтому у меня пока не было возможности увидеться с Нико. К тому времени, когда я заканчиваю работу и выхожу из своего офиса, он уже ложится в постель, а Элли нет в его комнате.

Я задерживаюсь у его двери, пока вчерашние слова Элли снова не настигают меня.

Знаешь, если у тебя будет свободное время, тебе не мешало бы потренироваться с ним.

Прежде чем я решу отказаться от этой идеи, я стучу в дверь спальни Нико.

– Элли?

С трудом сдерживая ком в горле, я поворачиваю ручку.

– Нет. Soy yo (Это я).

Улыбка Нико померкла.

– Hola, Papi (Привет, папа).

Боль ударяет меня прямо в грудь при виде его разочарования, но я игнорирую ее, делая нерешительный шаг внутрь.

– Vine a decirte buenas noches (Пришел пожелать тебе спокойный ночи).

Он натягивает плед до подбородка.

– Buenas noches (Спокойный ночи).

Я присаживаюсь на край его кровати, чувствуя себя в данный момент скорее чужим человеком, чем его отцом.

– Хочешь, почитаем вместе сказку, прежде чем я уйду к дяде Джулиану?

– Нет, – поспешно отвечает Нико.

Острый укус отказа не мешает мне попробовать еще раз.

– Элли сказала, что мне будет полезно попрактиковаться с тобой в чтении по Брайлю.

На его лице мелькает выражение полнейшей паники.

– Почему?

– Потому что я не очень в этом хорош?

Он испустил долгий вздох.

– О.

Я объясняю его необычную реакцию тем, что он слишком взволнован перспективой провести время рядом со мной.

Я беру книгу на его тумбочке.

– Что скажешь?

Он качает головой.

– Я не хочу читать с тобой.

Его слова, сказанные шепотом, можно было бы выкрикнуть мне в лицо.

– Николас… – я набираюсь храбрости и делаю глубокий вдох, от которого болят легкие. – Я сделал что-то не так?

Он смотрит на книгу в моих руках с тоскливым выражением лица.

– Нет.

– Тогда почему ты больше не хочешь читать сказки вместе со мной?

Его губы поджимаются.

– Ты же не против почитать их с Элли.

От его дрожащего подбородка у меня в груди все болит.

Ты только делаешь хуже.

Напрягая мышцы, я кладу книгу обратно на тумбочку и целую его в макушку.

– Не волнуйся об этом. Я буду тренироваться самостоятельно и удивлю тебя своими навыками.

Он еще глубже погружается в матрас.

– Я люблю тебя.

Тупая пульсация понемногу стихает.

– Te quiero, mijo. Con todo mi corazón (Я люблю тебя, сынок. Всем сердцем).

– Прости, – бормочет он, когда я уже подхожу к двери.

– Тебе не за что извиняться. Просто знай, что я всегда рядом, если ты захочешь попробовать почитать вместе, – отказ в любом виде причиняет боль, но нет ничего больнее, чем получить его от своего сына.

Твой собственный ребенок не хочет видеть тебя рядом, мерзкий голос саморазрушения возвращается с новой силой.

Сын. Муж. Отец. Список моих неудач растет, и мне некого винить, кроме себя. Это я был слишком занят развитием своей компании, чтобы уделять внимание жене, и она нашла человека, готового занять мое место. Я не ожидал, что подача на развод даст моей бывшей зеленый свет на то, чтобы сбежать в Орегон со своим новым парнем и оставить все свои обязанности.

Свою ответственность за восьмилетнего ребенка, обожающего супергероев, увлекающегося музыкой.

Нико прерывает меня на середине моей нисходящей спирали, спрашивая:

– Ты можешь позвать Элли?

Я смертельной хваткой дергаю за ручку двери.

– Конечно.

– Я был удивлен, когда ты вчера попросил меня о встрече сегодня вечером, – мой кузен, Джулиан, опускается в кожаную кабину напротив меня, выглядя немного уставшим после долгого рабочего дня на одной из его строительных площадок. Его черная рубашка покрыта опилками, а щеки раскраснелись после работы под ранним июньским солнцем.

Может, мы и не братья, но благодаря похожим карим глазам, темным волосам и острым челюстям, унаследованным от отцов, мы можем обмануть любого, что мы братья.

В то время как Джулиан стрижет свои волосы, чтобы они были короткими, мои длиннее и отчаянно нуждаются в стрижке, о чем он говорит мне каждый раз, когда я его вижу.

– У тебя есть расческа? – спрашивает он.

– Да.

– Тебе подсказать, как ею пользоваться?

Я провожу руками по своим густым волосам.

– Твоя мама будет стричь меня завтра.

– Хорошо, потому что еще неделя и ты вступишь в клуб мужских пучков, – он притворно вздрагивает.

– Как будто я когда-нибудь позволю им настолько отрасти.

Он бросает на меня еще один взгляд.

– Снова, – добавляю я. После того как я подал на развод и узнал о дегенеративном заболевании глаз Нико, я не лучшим образом заботился о себе. У меня было слишком много проблем, чтобы думать о чем-то еще, кроме своего неудачного брака и расстроенного ребенка, поэтому уход за собой отошел на второй план.

– Пока мама будет тебя стричь, Далия может посмотреть твой гардероб. Она с удовольствием поможет тебе выбрать одежду для Гавайев, если ты ей позволишь, – глаза Джулиана сияют. У него всегда такое забавное выражение лица, когда он говорит о своей девушке и подруге нашей семьи, Далии Муньос.

Хотя однажды я укорил его за то, что он держался от нее подальше, мои опасения были необоснованными, потому что мой кузен никогда не был так счастлив, как в последние девять месяцев, когда они с Далией начали встречаться.

В отличие от меня, Джулиан никогда не ложился в постель с неподходящей женщиной, чтобы заполнить пустоту. Наоборот, он был ответственным и терпеливым, в то время как я был безрассудным и отчаянно нуждался в терапии. Черт возьми, мне и сейчас она не помешает, но я отложил это личное путешествие на потом, потому что не готов взглянуть в лицо своему прошлому. Мне было достаточно сложно понять, почему я привязался к такому человеку, как Хиллари, поэтому мне нужно время, чтобы разобраться в своих проблемах, прежде чем возобновить сеансы терапии.

Может быть, даже несколько лет.

Я игнорирую ком в горле и спрашиваю:

– Что не так с моим гардеробом?

Конечно, раньше я больше внимания уделял своему внешнему виду, но только потому, что меня слишком сильно волновало мнение окружающих. Я хотел нравиться. Быть желанным.

А теперь я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Он внимательно осматривает мою одежду.

– Хочешь знать мое честное мнение?

На самом деле нет, но это не мешало Джулиану высказывать его не раз. Я не знаю, почему моя семья беспокоится о моей одежде и внешнем виде, но их беспокойство необоснованно.

То, что я больше не одеваюсь, чтобы произвести впечатление, не означает, что я в депрессии.

По крайней мере, не снова.

Он показывает на мою фланелевую рубашку.

– Тебе не мешало бы пересмотреть свой гардероб перед поездкой.

– По мнению кого?

– Всех, кто тебя любит.

Я закатываю глаза.

– Вы все просто накручиваете себя, потому что вам нечем заняться.

– Нет. Мы накручиваем себя, потому что любим тебя настолько, что видим, что ты делаешь.

Я напрягаюсь.

– И что же я делаю?

– Маскируешь свою неуверенность уродливой одеждой, потрепанным внешним видом и характером грубее, чем наждачная бумага повышенной жесткости.

– По крайней мере, позволь мне сначала выпить пива, прежде чем ты начнешь глубоко изучать мои психологические проблемы.

– К черту пиво. Нам понадобится что-нибудь покрепче, чтобы разобраться со всем этим.

– Pendejo (Придурок), – пробормотал я.

– Cabeza dura (Вот упрямый), – Джулиан тихонько смеется, поднимая руку, чтобы привлечь внимание бармена. Прежде чем я успеваю достать бумажник, мой кузен открывает счет своей черной картой и заказывает нам два пива из пивоварни, расположенной в нескольких городах отсюда.

Джулиан скрещивает руки на груди, разбрасывая вокруг опилки.

– Итак, какова истинная причина, по которой ты мне позвонил?

– Мне нужна причина, чтобы провести время со своим кузеном?

Его правая бровь подозрительно изогнулась.

– Нет, но в последнее время ты постоянно ищешь любой повод, чтобы этого не делать.

Дыра в моей груди расширяется.

– Прости. Все было… непросто.

В последнее время мне проще держаться подальше от семьи, чем отвечать на их вопросы о моих отношениях с Нико. Я знаю, что они исходят из лучших побуждений, и, проведя первое десятилетие своей жизни в мечтах о такой семье, как у них, я должен быть благодарен за их любовь и внимание, но временами это может угнетать.

Особенно когда мне кажется, что я подвожу не только Нико, но и их.

– Что случилось? – спрашивает Джулиан.

Я делаю глубокий вдох и смотрю в лицо своему страху.

– У нас с Нико проблемы.

Его глаза расширяются.

– Правда?

Я вздыхаю.

– Да.

– Поэтому ты избегаешь воскресных обедов в доме Муньосов?

– Да, – семьи Муньос и Лопес проводят вместе каждое воскресенье с тех пор, как мы были детьми, но в последнее время я делаю все возможное, чтобы избегать этого семейного ритуала, планируя мероприятия и встречи с друзьями Нико.

– Что случилось? – спрашивает Джулиан.

– Нико отдалился от меня и ведет себя странно, и я не могу понять почему.

Он поглаживает свой подбородок.

– Когда все это началось?

– Примерно в начале года.

– Значит, примерно в то же время, когда его мать отменила свой приезд в город?

Я киваю.

– Это и еще кое-что, – например, Нико настаивал на том, чтобы Элли присоединилась к нам на летних каникулах, в то время как я категорически был против этого.

– Ты спрашивал его, что случилось?

– Конечно, спрашивал.

– И что?

– Он замкнулся и не хочет говорить об этом.

– Похож на его отца.

Я сверкнул глазами.

Он смотрит вдаль, потягивая пиво.

– Ты не думал спросить об этом Элли?

– Нет, – это слово прозвучало резче, чем предполагалось.

– Ты хочешь сказать, что нет, ты не думал об этом, или нет, ты предпочитаешь быть упрямой задницей и избегать просьб о помощи любой ценой?

Я скрежещу зубами.

Джулиан наклоняет голову.

– Значит, последнее. Я так и думал.

Ненавижу, как легко Джулиан читает меня. Зная его почти всю жизнь, я привык к этому, но это не делает его менее раздражающим.

– Сомневаюсь, что она сможет помочь, – если уж на то пошло, то разговор с ней заставит меня почувствовать себя еще большим неудачником.

Он наклоняется вперед, опираясь на локти.

– Только не говори мне, что ты слишком гордый, чтобы спросить ее.

– Гордость тут ни при чем.

– Ты уверен?

– Уверен, – если бы мне было дело до моей гордости, это означало бы, что она у меня вообще есть, а я потерял ее вместе с чувством собственного достоинства давным-давно.

Он усмехается себе под нос.

– Для человека, который так чертовски умен, ты иногда можешь быть настоящим тупицей.

Я поднимаю свое пиво в издевательском тосте.

– Я всегда могу рассчитывать на твою поддержку.

– Мы всегда были откровенны друг с другом, так что я не собираюсь сейчас врать, чтобы случаем не обидеть тебя.

– Верно, но это не значит, что тебе нужно быть таким прямолинейным.

Губы Джулиана изогнулись в уголках.

– Я такой прямолинейный, потому что мне не все равно.

– Я знаю, – я бы сделал для него то же самое, даже если бы это заставило его злиться на меня день или два.

Он делает глубокий вдох.

– В глубине души ты согласен со мной насчет разговора с Элли, даже если не хочешь это признавать.

Я откидываю голову назад с покорным вздохом.

– Да. Я знаю.