Текст книги "На кончиках твоих пальцев (СИ)"
Автор книги: Лиза Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
23
Люда Цахер, должно быть, была недовольна мною. Это было предсказуемо, как и то, что никакого приза на этом высококлассном конкурсе мне не светит. Наверное, я поняла это сразу, как только вышла на сцену, как только осмотрела полупустой зал, как только глянула в сторону жюри, сурово восседающих в центре, за длинным столом. Соревновательный дух во мне не то, что отсутствовал – я откровенно не понимала, зачем кому-то что-то доказывать. Ну что бы изменилось, добудь я этот кубок? Я бы все также не любила публики и суеты и предпочла бы демонстрировать талант в скромных камерных залах. А жадных до побед на соревнованиях людей, подобных Яше Рубинштейну, который буквально с горящими глазами жаждал побывать на сцене, и без меня хватало с головой.
Поэтому я сдалась ещё в самом начале, когда проигнорировала все советы моей наставницы и играла, как того требовали мои слух и сердце. Где-то слишком медленно, где-то слишком быстро, слишком свободно, слишком неклассично и, вообще, неподходяще для оценки маститыми судьями с их стандартными критериями.
Я надеялась только, что это не загубит на корню желание Люды Цахер заниматься с неблагодарной мной.
Когда я вышла, Яша смотрел на меня во все глаза, а рядом с ним и ещё парочка таких же впечатленных любопытных конкурсантов. Я была новым неясным персонажем в их закрытом обществе – даже среди подобных мне выделялась и не находила места.
– Это ты сейчас что... так Баха играла? – Яша никак не мог взять в толк, почему наш общий педагог мог позволить мне такие вольности.
Я пожала плечами.
– Увлеклась, – скромно ответила я.
– Это ж... прям... ну Людочка бы меня за такое.., – он растерянно почесал голову, – Не боишься? – в его глазах мелькнули искры уважения.
– Боюсь, – честно призналась я, – Но ничего ведь уже не исправить… Зато точно уверена, что ты их сразишь наповал! Удачи! – искренне пожелала я забавному парню и отправилась из артистической прямо в большой холл, где меня ждала неожиданно пестрая группа поддержки: взволнованная Ульяна, неунывающая Соня, которая не обращала ровным счетом никакого внимания на то, что моя подруга то и дело на неё странно косилась, а также впечатленная происходящим сестра Северского, пританцовывающая на месте от возбуждения.
– Зииина! – замахала мне рукой Софа, первой заметив меня, и помчалась мне навстречу, коронным ударом едва не сбив с ног, – Ты такая классная! Я даже не знала, что можно делать так.., – она скрючила руки и сосредоточенно нахмурилась – Или так..? Короче, улёт! – и принялась меня со всех сторон теребить, – Показала им этого, – она оглянулась на Соню, скорее всего, вспоминая недавние наставления, – Баха, – немного неуверенно протянула девочка, но не встретив насмешливости с моей стороны, в ответ на новое слово с музыкальным привкусом в ее лексиконе, снова засияла всеми своими красками.
– Зинка, ты просто космос! – до нас добрались широко улыбающиеся девушки, – Только эти судьи, что б их, все время перешептывались! – гневно выдала Ульяна, крепко меня обнимая.
– Ещё бы им не перешептываться, – радостно сообщила Соня, – Зина им, можно сказать, картину мира испортила сегодня! – Девушка ухмыльнулась, – Что-то я крайне сомневаюсь, что тебя такому ба учила! – В её глазах плясали чертики, – Но это было то, что надо! А то меня от этого всеобщего формата уже плющить под конец стало!
– Боюсь, твоя бабушка так не считает.
– Тю! – отмахнулась Соня, – Да что она теперь может? Не боись, прорвёмся! Ты – это ты, и если она этого до сих пор не усекла, то я выдра!
И, словно почувствовал, что кто-то о ней вспоминает не слишком добрым словом, из артистической вышла Люда Цахер и гордо двинулась в нашу сторону, расплескивая черничный гнев на окружающее пространство.
– Атас, братва! – перекрестилась Мармеладова и спряталась за нашими спинами. Все, включая Ульку, вытянулись по струнке, когда женщина к нам приблизилась.
Она ещё ничего не успела сказать, как вдруг Софа выскочила вперёд и завопила:
– Не ругайте Зиииину! Она не специаааально! Она такая, потому что такая, и как Моцарт, и даже лучше! – и вцепилась в руку оторопевшей Людмилы Романовны.
– Детка, – мягко, насколько это было возможно, отодрала от себя Софу женщина, – Я никого не собираюсь ругать.
Я удивленно уставилась на учительницу.
– Разве я не сорвала выступление? – спросила я.
– Разве? – переспросила она, буравя меня взглядом, – Это ты сама так решила?
– Ну... я слушала других, и…
– Другие не ты, – отрезала бабушка Сони, – А у тебя, определенно, свой путь. Сразу было понятно, что по всем меркам ты выходишь за рамки привычного. Сегодня я окончательно убедилась в этом. Что ж, – она вздохнула, – Нам потребуется другой подход в занятиях, – Люда Цахер подарила мне скупую улыбку.
А я только и могла, что потрясённо глазеть на неё, и осознавать услышанное. Значило ли это, что от меня не отказывался знаменитейший профессор консерватории? Несомненно. И что-то в этом было определенно необычным, раз даже Соня присвистнула.
– Ба, тебя что, дядя Лёня уговорил на бокальчик коньячку, перед выходом из дома...? Я просто предположила, не нужно меня убивать, – она скукожилась под суровым взглядом.
– В общем, нам многое предстоит обсудить, – как всегда дипломатично проигнорировала внучку женщина, – И, несмотря ни на что, тебе придётся многое исправить и многому научиться, так что... до встречи на уроке, – бросила на прощание Люда Цахер и, мельком оглядев всю мою бравую команду, поспешила вернуться в зал, где скоро должно было состояться выступление Яши Рубинштейна.
– Вот это женщина! – выдохнула Уля, – А что за «другой подход»? Почему тебе требуется особенный подход? – озадачилась Уля.
– Потому что я – это я, – выдала я прописную истину, на которую дружно закивали две Сони, одна с пониманием, а другая за компанию.
Уля оглядела нас, зависших с задумчивыми лицами, и вздохнула, закатив глаза к потолку.
– Ладно, я-то всегда знала, что ты больная на всю голову, Шелест, – она захохотала и увернулась от моей руки, – Ладно, не будем о грустном... Зинка, пошли уже, день рождения сам себя не отпразднует, – хлопнула она в ладоши.
Я застыла.
Ну кто в здравом уме мог забыть про собственный день рождения? Разве что кто-то, увлечённый новизной ощущений в жизни куда как больше, чем каким-то там однодневным ежегодным мероприятием.
Соня потёрла руки и кровожадно улыбнулась:
– Сейчас кое-кто накатит от души... исключительно некультурно!
Они, удивительно синхронно, точно сговорившись, подхватили меня под руки, и потащили неведомо куда с самыми что ни на есть недобрыми целями.
Как оказалось, праздник, о котором я и знать не ведала, проходил в квартире Ромашко, небольшой, но уютной студии, где собралась, к счастью, немногочисленная и уже привычная компания друзей.
Хозяин встретил нас широкой улыбкой, многозначительно подняв бровь при виде Мармеладовой, которая упорно игнорировала его прямой взгляд. Не знаю, что у них там происходило, Марат помалкивал, а задушевные беседы были не моим амплуа, так что я оставила догадки, и просто решила, что это их личное дело.
– Как вы вовремя, – он моментально полез ко мне обниматься, но замер, бросив косой взгляд за спину, видимо, ожидая чьего-то возмущения, и ещё один на Соню, – А, пофиг, один раз живем! – и по-дружески, быстро, сжал меня в очень крепких объятиях, – Мои поздравления! – достав откуда-то праздничный колпак Паша взгромоздил его мне на голову, – Не болей, почаще улыбайся, и если решишь бросить своего пингвина, ты знаешь мой ном... да понял я, понял, – короче, счастья там, любви, – пробурчал он, – И давайте уже, наконец-то, за здоровье именинницы, что ли… – он отправился к бутылкам с чем-то подозрительно крепким.
Я посмотрела на Северского, который тоже, с легкой улыбкой, разглядывал меня и наверняка угадывал каждую возникающую в моей голове мысль. Почти сверхъестественная способность этого парня читать меня, точно открытую книгу, поначалу очень удивляла, а потом я привыкла, и решила, что судьба оказалась куда прозорливее меня и подарила в спутники самого подходящего на свете человека.
Рядом с ним стоял симпатичный брюнет с хищными серыми глазами и носом с солидной горбинкой. Это был уже знакомый мне Марк Зарубин – прибывший из-за границы на замену Северскому стрелок.
В памяти всплыл разговор, который успокоил на тот момент мою взволнованную судьбой Северского, по моей вине вляпавшегося в неприятности, душу.
– Марат, что ты планируешь теперь делать?
– Снова переживаешь? Боюсь, твои методы решения проблем мне категорически не нравятся.
– Но нельзя же просто так взять и сдастся! Ты сам говорил, что бороться нужно в любом случае.
– Это так, – парень улыбнулся, припоминая что-то, – Волнуешься?
– Да нее, – отмахнулась я, – Зачем мне?
Марат хмыкнул.
– А что ты имел в виду, когда разговаривал с Сережей? Ты на самом деле в силах... уйти от Соколовского? – этот дяденька не показался мне тем, кто мог запросто упустить из рук удачу.
– Я нашёл отличную альтернативу. Кстати, твой брат мне сильно в этом помог.
– Миша? – удивилась я.
– Да. Помнишь, когда мы в баре выходили с ним поговорить? Он тогда сказал, что не хочет видеть свою сестру с участником сомнительных подпольных игрищ. Но от Захара Соколовского не так-то просто уйти, разве что нужно было предложить ему что-то действительно стоящее взамен. А твой брат во Франции не только с Оливье познакомился. Есть ещё кое-кто, говорят, непревзойдённый мастер стрельбы, Зарубин Марк. Вот его-то мы и решили сыграть.
– Но где гарантия, что он будет не против?
– Парень рвётся вернуться на родные земли – а тут возможность. К тому же, они с Дюпоном давние друзья, и если этот тип поговорит и обрисует ситуацию, то дело выгорит. Не беспокойся, все будет хорошо, – он погладил меня по голове, но успокоилась я лишь наполовину.
– Марат, твой отец...
Глаза парня равнодушно замерли на одной точке.
– Мама давно советовала наладить с ним отношения. Она простила его, а я не смог. Может быть, это знак, что пора пересмотреть свои взгляды, – Марат криво ухмыльнулся.
– Прости, – я все ещё не могла простить себя за то, что невольно стала причиной его неприятностей.
Парень обнял меня.
– Все это ерунда, – отрезал он, и тихо добавил, как будто просто мыслил вслух, – Все, что угодно, для тебя...
А потом Миша уехал, увезя с собой французское чудо по имени Оливье, которое долго улыбалось мне на прощание и хлопало незабываемыми небесными глазами, а потом вернулся с другим, куда как менее колоритным персонажем, но который неожиданно стал важной фигурой для меня и Марата. Он был в меру приветлив, приятен, говорил с каким-то иноземным флером и привлекал много девичьего внимания, достаточно быстро сошёлся с Северским и даже мне показался вполне сносной личностью.
Похоже, что и Соколовский оценил по достоинству замену и даже почти без прений расстался с фигурой Северского, напоследок устроив грандиозную битву между ним и новоприбывшим. Это была единственная игра, на которой я побывала, и я ужасно волновалась за Марата, который сыграл в итоге с соперником вничью. Они стоили друг друга, так что никто ничего не потерял, разве что Серёжа Татарский с унылым лицом разглядывал нового оппонента и, должно быть, размышлял о своей горькой доле.
Всё это промелькнуло как вихрь, утонуло в череде коротких, душевных поздравлений, а потом забылось, когда Северский, после того, как настырный Ромашко умудрился впихнуть в каждого из нас по бокалу алкоголя, отвёл меня в сторону, загадочно блестя глазами.
– Ты даже не сказала мне, – обвиняюще сощурил он глаза, и пряча что-то за спиной. Я закатила глаза.
– Я сама думать про это забыла, – и виновато улыбнулась, глядя, как он качает головой от недовольства.
– Хорошо, что я достаточно беспринципен, чтобы без спросу лезть в твои вещи. Я запомнил эту дату очень хорошо, хотя она и была украшена чем-то пошлым и розовым, – я вспомнила милую глупую открытку, подаренную мне Васей.
– Давно это было.
– Держи. Твой брат просил передать.
Я наконец-то получила своего французского медведя, которого Миша зажлобил мне ещё с первого раза, а в придачу к нему маленькую коробочку, с милым бантиком бордового цвета.
Внутри лежала пара маленьких серёжек – скрипичный и басовый ключи.
– Спасибо! – восхитилась я, а потом засмеялась, – У меня даже уши не проколоты!
К несчастью, эту реплику услышал повеселевший ещё больше Паша и с криком «Так что же ты молчала!» достал откуда-то огромную надувную булаву, которой в итоге сам же и получил по голове, от потрясающе владеющего собой Марата.
Я, задумавшись об открытке, вспомнила про Васю.
Мы больше с ним не общались. Кажется, он окончательно уверился в том, что ему меня не вернуть, когда я так и не пришла к нему, хотя и обещала. На его звонок ответил Северский, который никак не прокомментировал мою жертвенность. Он ненадолго отошёл, чтобы поговорить с парнем, а после этого Вася мне больше не звонил. Наверное, всем от этого стало лучше.
На самом деле, я так и не научилась без удивления смотреть на обновлённую версию собственной жизни. Я чувствовала себя настолько счастливой, настоящей, почти сказочной принцессой, что хотелось нажать на кнопку «стоп», чтобы это никогда не заканчивалось. Всё казалось спланированным кем-то очень заботливым до моей жизни. Даже кольцо, которое, как оказалось, попросту выпало из кофты матери Северского, которую та когда-то случайно одолжила мне, играло на стороне счастливого случая. Судьба уверенно привлекала в мою жизнь то, на что бы я, в привычных условиях, посмотрела с опаской и, скорее всего, просто проигнорировала бы. Но, на самом деле, ради такого стоило пожертвовать своим одиночеством, которое лишь выиграло и наполнилось новыми звуками, которое заставляло меня замирать и, игнорируя всё вокруг, через всю комнату смотреть в глаза родному человеку, понимать его, почти как себя, и знать, что всё, что между нами произошло или происходит, в конечном итоге неминуемо сводится к неизменному искреннему «люблю».
Конец
