Текст книги "На кончиках твоих пальцев (СИ)"
Автор книги: Лиза Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
– Зина…
– Вася! – я тороплюсь обнять парня, едва переступаю порог квартиры. И когда отстраняюсь, сразу понимаю – по телефону мне не показалось, парень мрачный и напряженный. Что-то точно произошло.
В глаза бросается закрытая дверь в его комнату. Он никогда раньше ее не закрывал. Мнительность – это глупо и неуважительно, как по мне. Вопрос в лоб – честнее тысячи надуманных нелепых доводов. Так почему же я молчу? Внутри у меня тревожные мысли-пауки плетут свои липкие паутины, в которых я запутываюсь помимо воли. И пока он ведет меня на кухню, всё кошусь на позолоченную ручку.
– Надо поговорить, – садится напротив меня парень.
– Вась…
– Я отца нашел, Зин.
– Что? – удивляюсь я. Кому, как не мне знать, что Вася остался сиротой в десять лет, когда его мама умерла от рака. А до этого она воспитывала его одна, ни словом ни намеком не упоминая еще одно задействованное в появлении на свет ребенка лицо. На вопросы отмахивалась, когда конючил сердилась. Ну а потом, собственно, спрашивать стало не у кого…
– Ага, сам удивился не меньше твоего, – его губы трогает улыбка. – Там история такая запутанная, всё случайно, конечно, обнаружилось, но если вкратце, то я около полутора месяцев назад обнаружил пятнышки на коже. Красные, вздутые, чесались, жить не давали. В больницу обратился, там быстро анализы провели, выяснили, что у меня аллергия на арахис, который я как раз недавно в перерывах щелкал вместо семечек. На орехи у меня теперь табу, естественно, но это всё фигня. Я там, когда забирал рекомендации у доктора, оказался в гуще жуткой суматохи. У них персону важную какую-то привезли с тяжелой травмой. Переливание требовалось. Группа первая, резус отрицательный, а это, ты знаешь, что если переливать, то только ее же… Ну а у меня как раз первая отрицательная. Я не жлоб, мне крови не жалко, вот я и предложил помощь. Человека спасли, а я со спокойной душой отправился себе дальше жить. Да только не ожидал, что через неделю ко мне чуть ли не «великое посольство» нагрянет! Пришли, стоят все важные, в костюмах, говорят, что босс меня видеть хочет, а кто у нас есть «босс» не говорят. Повезли меня куда-то, а когда на месте оказались, я даже от неожиданности дар речи потерял, такие там хоромы, Зин! Мрамор, позолота, картины на стенах и черт знает, что еще… Бабками большими за версту несло. Я напрягся, естественно, вдруг какой акуле дорогу перешел, подумал, подумал, но так ничего и не вспомнил. А потом меня к боссу привели. И знаешь, кто это был?
– Кто?
– Борис Демидов!
– Шутишь?
– Какое там… Сидит, смотрит на меня с прищуром, оценивает, садись, говорит, разговор есть. Я и сел, не понимая, что от меня этому кадру надо. Я конечно в бизнесе давно плаваю, но не того полета, чтобы сам Демидов со мной дела водил, все же знают, что он чуть ли не половиной города владеет, а тех, кто владеет второй половиной, под колпаком держит…
– И что?
– Я труханул тогда сильно. До мороза по коже и анемии членов… но спросил всё-таки, что ему надо. А он смотрит, улыбается и медленно, важно спрашивает, я ли это в больнице ему свою кровь так милостиво подарил. Я чуть челюсть не потерял, когда понял, кому жизнь тогда спас. А он улыбнулся загадочно, когда услышал утвердительный ответ, и бумажку ко мне пододвинул какую-то, читай мол. У меня перед глазами всё плывет, руки трясутся… Ели разобрался в буквах и цифрах, а когда разобрался, вообще, кажется, подумал, что с ума потихоньку схожу…
– Тест ДНК? – сообразила я.
– Ага. Положительный.
– Так твой отец, получается, Демидов, долларовый миллионер, большой мэн и что там еще о таких дядях говорят? – я сидела, как громом пораженная, и не знала, то ли мне радоваться, то ли продолжить удивляться.
– Получается, – парень неосознанно взлохматил свою шевелюру. Надо же, отрастил… Ему идет, а мне ужасно хочется зарыться руками в эти волосы. Почему нет? Я ведь его девушка…
– У него, представляешь, еще сын есть. Брат мой, значит. Только вот у них там что-то произошло в отношениях, и тот ушел из семьи, от наследства отказался, и связи с отцом не поддерживает. Короче, Борис меня быстро ввел в окружение, как сына представил второго, наследником, сказал, теперь будет… Представляешь?
– С трудом, Вась, – честно ответила я.
– Вот и я, Зин. Всё так быстро, так нереально. Вчера еще, считай, никем был, а сегодня уже все двери открыты. Сын Демидова, как-никак, – я уловила момент, когда в глазах парня загорелись блестящие огоньки. И, если быть откровенной, то они мне не понравились. Они меняли взгляд любимого человека, открывая в нем ранее не присущие ему черты. И впервые в жизни, я не хотела смотреть правде в глаза.
– И что теперь будет, Вась? – как-то некстати оказалось, что я сидела таким образом, что открывался обзор на ту самую закрытую дверь комнаты. Под ложечкой неприятно засосало, кокон паутины опасно скручивался.
– Зин, такое дело, понимаешь, – замялся он сразу, глаз моих избегает, руки не знает куда деть, – сын Демидова, это уже не просто имя. Это статус. Я уже не могу жить такой жизнью, какой жил до этого, понимаешь?
– Не понимаю… Объясни?
– Теперь, вроде как, и шмотки другие полагаются, а не фигня китайская, и машина посолиднее, чем камрюха моя старая, и…
– И девушка соответствующая, – закончила я за него, окунаясь в окружающую меня прохладу, чувствуя, как на язык и пальцы ложиться изморозь, а паутина окутывает сердце, не оставляя для него просвета. Дверь начала медленно отворятся в мою сторону.
– Зин, Зина, – произнес он и потянул ко мне руку. Я на него не смотрела, но машинально отодвинулась. Мой взгляд приковывала чертова дверь, которая двигалась, точно под эффектом замедления, – ты же понимаешь, правда? Понимаешь, что я не могу по-другому, там всё куда серьезнее, чем мы предсталяем, всем заправляют связи и деньги. У меня нет выбора, Зин.
Да что же она так медленно отворяется? Испытывает мое терпение до дна.
– Выбор есть всегда, – бесцветным голосом отзываюсь я. – Но я тебя понимаю, отлично понимаю. Я же просто Зина Шелест, я никто, и мне нечего делать рядом с сыном Демидова, – холодно и зло говорю я, и продолжаю смотреть уже не на дверь, а на то, точнее того, кто из нее выходит.
– Шелест, а ты быстро соображаешь, – говорит довольным, и полным ядовитого превосходства голосом, стоящая передо мной Эльвира Тихомирова.
Финита ля комедия, как говорил один паяц.
Что ж, по крайней мере, мне понятны теперь все ее взгляды, и негативный интерес к моей скромной персоне. А еще понятно, что такая девушка, как Эльвира гораздо больше соответствует новому статусу Васи. Вот только мне интересно, подоплека этих отношений насквозь пропитана материально – связевой выгодой, или всё-таки наделена хоть какими-то чувствами? В любом случае мне становится жаль, в первом случае Васю, которому «повезло» влиться в мир больших мэнов, тем самым лишив себя такой важной вещи, как настоящая любовь, а во втором случае себя, преданно отдававшуюся без остатка и не помышлявшую, что однажды меня выкинут, как использованное полотенце. Еще функционирует, но уже не подходит к мрамору и позолоте новой обстановки.
– Детка, тебе здесь больше нечего делать, – продолжает тем временем Тихомирова. Нота ми отчаянно врывается трагическим остинато. – И да, забери свои вещи, иначе придется их выкинуть. И давай без сцен, милая, жалобить тут некого, – резкое, но правдивое.
Я поднимаю глаза на Васю. Он-то знает, что Зина Шелест не устраивает сцен. Я не крушу всё подряд в порывах ярости. Я не бросаю в ответ на оскорбления грубые и обидные слова. Я молча ухожу и не оборачиваюсь.
Нота ми ускоряется в своём движении. Нарастает в звучности.
– Прости, – говорит парень тихо. Эльвира подходит к нему сзади и кладет ему на плечи руки, собственническим жестом проводит одной из них по его шее, щеке и зарывается в волосы. Смотрит на меня, как бы говоря, что это теперь ее территория.
Я встаю и иду прочь, прохожу мимо открытой теперь двери комнаты, даже не думая забирать свои вещи, к которым всё равно никогда больше не смогу прикоснуться. За мной с тихим щелчком закрывается дверь. Нота ми обрывается на резком вскрике.
2
В далеко не самом популярном, даже малоизвестном, современном театре «Орфей», я оказалась в качестве живого музыкального сопровождения исключительно случайно и не без участия моего брата Миши. Я тогда только приехала учиться в город, с Васей еще не познакомилась и часто по вечерам сидела дома, готовясь к парам или читая книги. Миша на тот момент уже кончил Вуз, активно перебегал с одной работы на другую в надежде устроиться получше, и тоже часто бывал дома, только не один, а со своими многочисленными друзьями. Не знаю, как так получилось, что мы, родные до мозга костей, оказались такими разными в плане характеров: я – чистейшей воды интроверт, а мой брат – господин везде успей и всё попробуй, завсегдатай тусовок, обладатель титула друг года, свой парень в каждой кампании и вообще весьма легкий как на подъем, так и на характер парень. В общем, наглядное пособие по инь и янь. Когда он с очередной парой-тройкой друзей приходил в квартиру, я тихонько отсиживалась в комнате, предпочитая оставаться незамеченной. Но иногда мне волей-неволей приходилось знакомиться с каким-нибудь его другом.
Так и получилось с Лео. Уж не знаю, при каких обстоятельствах Миша сошелся с Леопольдом Владленским (по паспорту – Колей Шуруповым) и что могло быть общего у выпускника технического университета и творческого с головы до пят парня с дипломом Вгика, но сдружились они крепко и тусили вместе часто. Впервые увидев эту шпалу, с выкрашенными под седину волосами, собранными в короткий хвостик, подведенными черным карандашем глазами, одетого откровенно по – комедиански, я сильно впечатлилась и даже всерьез забеспокоилась за психическое здоровье брата. Что ни говори, а друзья у него обычно были приличные, воспитанные, без лишней дурости и тупых заскоков. А тут фрик.
Но проглотила вопросы и как всегда закрылась в своем куполе. Конечно, я тогда еще не знала, что Лео является счастливым обладателем всепробивающего голоса с очаровательными визжащими интонациями, которые кого угодно заставят проникнуться тем, что он этим голосом рассказывает.
Стоит ли говорить, что волна этих криков заставила и меня вздрогнуть от удивления и пришедшего за ним раздражения. Я как раз пробивалась сквозь труднопонимаемый мир Данте, как громкий высокий голос заверещал:
– …Представляешь! Умудрилась слечь с воспалением, тогда как у нас спектакль на носу! Дура! Я столько сил вложил! Теперь всё пропало, вся моя работа, весь труд! Где мне, спрашивается найти пианиста, который за неделю сумеет выучить эту партию? Bordel de merde! Putain! – послышались ругательства на французском.
– Не кипятись, Лео! Что за беда – поставь запись и дело в шляпе.
– Запись? Запись? Лучше сразу из театра уходить! Чтоб мой спектакль, да под запись шел…? – возмущению Лео не было предела. Впрочем, как и его самооценке. Однако же, как быстро забилось сердце при одном только упоминании слова «пианист».
– А что, и правда сложная партия?
– Да уж не для середнячка… школяр за неделю не осилит, а все мои талантливые знакомые пошлют меня лесом-полем, заикнись я о таком труде за неделю, да еще и за те жалкие гроши, что мы платим… тут нужно чудо не иначе! – я представила, как он театральным жестом закрывает глаза рукой.
– Чудо, говоришь, Лео? А если я тебе скажу, что есть у меня одно на примете? Правда она не очень коммуникабельная, но ведь там и не требуется языком вроде чесать?
Я взволнованно прижалась к стенке ухом. Неужели он серьезно? Серьезно предложит ему меня?
– Что? – взволнованно взвизгнул Лео. – Есть пианистка? У тебя есть пианистка? Что же ты молчал? Где она? Я хочу ее немедленно!
– Тише-тише, притуши поленья! Говорю же, она необщительная у меня, так что будь посдержаннее, что ли…
– Да всё что угодно ради моего спектакля!
– Зин! Дело есть!
А я уже неслась к ним сама, понимая, что у меня появился маленький шанс дотронуться руками, в самом буквальном смысле, до моей мечты. Мои пальцы тут же радостно затрепетали, предвкушая забытое уже ощущение холода клавиш и шершавости нотных партитур. Сердце стучало, душа ликовала, и я была согласна на любые условия. Даже если мне придется работать с этим странным фриком.
Договорились мы быстро. Миша потом смеялся, что это напоминало встречу двух страстно озабоченных своей целью фанатиков, которые только и могли, что думать о том, как побыстрее добраться до желаемого.
В итоге, Лео получил в распоряжение остро необходимую ему пианистку, а я получила рояль и возможность после репетиций развлекаться с ним, сколько мне вздумается. Конечно, парень, не мог знать, насколько я хороша, и справлюсь ли с возложенной на мои хрупкие плечи миссией исполнить музыку к его гениальному спектаклю, так что заявил, что у меня испытательный срок, и что если у меня всё получится через неделю на его постановке, он устроит меня в театр на постоянной основе. Я согласилась, а потому всю следующую неделю натуральным образом посвятила спектаклю и партии, которая была не сказать, чтобы сложной, но ужасно длинной, так что приходилось, сжав зубы и цедя кофе, пробиваться сквозь ее дебри, до утра засиживаясь в мрачном маленьком зале театра «Орфей».
В итоге, к спектаклю я была похожа на ходячий призрак, ходила бледнее и молчаливее, чем всегда, но с твердой решимостью в глазах и руках.
Сам спектакль был отвратительным. Актеры были отвратительными, за исключением, пожалуй, парочки. Лео был отвратителен. Зрителей было мало, да и те по большей части пришли прикорнуть на мягких, на удивление удобных, как по мне, для этого места сиденьях.
Но Лео был в восторге. Он восхвалял, он парил по сцене, пыша невиданным благодушием. А меня и вовсе сгреб в охапку и расцеловал, не обращая внимания на мое опешившее лицо, не привыкшее к столь откровенным касаниям от малознакомых личностей. Я и это стерпела, я была готова и на большее за возможность снова заниматься музыкой.
Так я и подрабатывала с тех пор в театре, получая жалкие крохи, вынося гнусный характер режиссера, и наблюдая за отвратительнейшими постановками его пьес.
Но всё это бледнело, по сравнению с тем, что мне дали коснуться подушечками пальцев глади клавиш, погладить блестящую черную крышку, испробовать на звук каждую ноту, с ее неповторимым тембром, почувствовать вибрацию струн и затрепетать в ответ на отзывчивость моего нового Стенвея. Это был мой маленький счастливый мир, который разрушить не в силах было никому.
– Алло, Зин, ты где? У Васи? Нет? А где? Ты плачешь? Зин, Зина! В театре? Тебя Лео что ли довел? Ну я этому мудаку язык на одно место намотаю… никуда не уходи, скоро приеду!
Как и обещал, брат приехал быстро. Я уже почти успокоилась и смогла слабо улыбнуться в ответ на взволнованный взгляд.
– Что случилось, сестренка?
– Всё нормально, Миш.
– Шелест, я знаю, как выглядит человек, который только что плакал! Спрошу еще раз: это Лео тебя довел?
– Нет, не он, – не стала противиться я. А смысл? Всё равно ведь добьется от меня правды.
– А кто? – упорствовал брат.
– Миш… не лезь, а?
– Зин? – скопировал парень мою интонацию, присаживаясь рядом на длинный черный стульчик и обнимая за плечи рукой. – Я тут вообще брат, или мимопроходил?
– Брат.
– А что должен делать брат? Правильно, защищать свою маленькую сестричку! Поэтому не будь упрямым бараном и скажи, кто тебя обидел. Ты меня знаешь – найду и покараю!
– Найти-то найдешь, а вот покарать это вряд ли, – тяжело вздохнула я и положила голову на плечо парня, который обеспокоенно смотрел на меня. – Вася меня бросил.
– Что? – удивился Миша. Они с Васей были партнерами по работе. Собственно через брата мы и познакомились с ним. – Почему? – потому что не богата, не красива, не имею богатых родственников. Потому что просто Зина Шелест.
Но я не стала говорить ему всё это. Миша вспылит, набьет Васе морду, а им ведь вместе работать еще. А я буду чувствовать себя виноватой. Интересно, а брат в курсе свалившегося на моего бывшего парня нового статуса?
– А почему вы с Улей расстались? – ответил я вопросом на вопрос. Рука, обнимавшая меня, напряглась.
– Ах, это…Зин, понимаешь, мы уже последний год по привычке что ли встречались, вот и не стали больше мучиться. Зачем? Лучше один раз разбежаться, чем всю жизнь жалеть потом. Разные мы.
– Ну вот.
– Что?
– Вот и мы с Васей разные, – стали, после того, как обнаружилось, что он сын Демидова. Он теперь с Тихомировой на равных.
– Может быть еще всё наладиться?
– Нет, Миш.
– Зина…
– Я в порядке, – Я подняла голову с плеча брата и посмотрела ему в глаза. – Помнишь, ты говорил, что хоть мы с тобой и не похожи, но связаны невидимой крепкой лентой, которую не разорвать ничем?
– Помню.
– Так вот, тебе плохо и мне плохо, ты счастлив и я счастлива. Так что скорее ищи свое счастье, Миш, тогда и я найду.
– Обещаешь?
– Жизнью этого Стенвея клянусь! – приложила я руку к сердцу.
– Ну, тогда верю, это же самое дорогое для тебя – улыбнулся брат. – Поехали домой, Зин?
– Поехали, – соглашаюсь я. Сегодня всё равно больше не смогу играть. А рядом с Мишей стало легче, он не доставал меня вопросами, не утешал, просто налил чаю и всунул в руки батончик твикса. И это было лучше тысячи слов.
– Зин, – собранный на работу брат вышел из комнаты как раз тогда, когда я рассматривала свое бледное лицо в зеркале, собираясь поражать своей призрачной красотой стены родного университета.
– Что?
– Дело есть. Марата Северского знаешь?
Я замерла, гладя на его отражение в зеркале. Интересно, а после того, как я красиво легла к его ногам, можно считать, что мы знакомы? Меня ведь ему даже не представили, хотя понятное дело, парень не глухой, мое имя услышал. А запомнил ли, это уже другой вопрос…
– Ну знаю. А что? – осторожно поинтересовалась я.
– Передай, будь другом, – брат протянул мне маленький, но пухлый коричневый конверт.
– А сам что? – не торопилась я брать в руки посылку. Лучше лишний раз не подойти к человеку с такими холодными глазами, чем подойти, как по мне. Да и вообще от него за версту веет высокомерием, я же даже побоюсь его по имени позвать, а не то, что что-то там ему передать.
– Сам работаю, некогда мне, а дело срочное. Ну не ломайся, сложно тебе что ли?
Сложно, еще как. Мне же общение с трудом дается. Впрочем, ладно, раз такое срочное дело, можно и Ульяну попросить. Она же с его другом встречается, так что для девушки это раз плюнуть будет. Тем более, что Миша опять так делает – смотрит на меня своими очаровательными глазами, перед которыми я никогда не могла устоять. Вот жук.
– Хорошо, давай. Будешь должен!
– Забились!
О том, что находится в конверте, я спрашивать не стала. Мое какое дело? Но с запоздалым любопытством решила выяснить, что брата связывает с Северским. В ответ мне посоветовали не лезть не в свое дело, и занять голову полезными знаниями, которыми нас активно снабжают на лекциях. Дурой не была, сразу поняла, что знать мне это не полагается, поэтому даже не обиделась. И пошла в университет к тем самым полезным знаниям.
На пару я пришла со звонком. Уля как всегда устроилась в самом хвосте группы и, ерзая, поджидала меня. Благо, что пара была такая, на которой поговорить особо не получится. Я-то ладно, мне это образование так же интересно, как всем присутствующим здесь личная жизнь Шопена, но вот Ульяна была заинтересована в том, чтобы подкрепить свой диплом знаниями.
Однако же, я переоценила силу воли подруги.
– Зин, а почему ты вчера на парах не была?
– Проспала.
Звуки царапания ручкой по бумаге.
– Зин, а почему тогда трубку не брала?
– Некогда было, я в театре работала.
– А почему на тебя Тихомирова смотрит так, как будто знает то, чего я не знаю?
– Не знаю, я свечку над ней не держала.
– Ну Зииина…. Совсем меня не ценишь, да? – обиженно протянула подруга, наваливаясь на моё плечо, а потом подозрительно засопела в ухо. – Ты же мне даже не позвонила рассказать как вы там с Васей встретились! А это как минимум попахивает событийностью! Колись, Шелест!
И правда, не позвонила. Почему? Наверное, не готова была слышать гневные вскрики Ульяны о том, какой он козел, урод и тому подобное. А то, что они будут, я не сомневалась. Как и в том, что рассказать мне эту новость всё равно придется.
– Мы расстались, Уль, – решила сделать это сейчас. Не будет же она на паре возмущаться? А там остынет, переварит, и ограничится мягким недовольным бурчанием.
– Как расстались? – обескуражено произнесла подруга.
– Как в море корабли, как говорится.
– Шутки шутишь, Шелест?
– А что мне остается?
Ульяна хотела что-то мне сказать, но ее остановил гневный взор преподавательницы, замерший на нас. Но даже он мог унять пыл разгоряченной подруги только на время.
– Зин, а инициатором расставания был он?
– Да.
– А он объяснил, почему так поступает?
– Объяснил.
– А…
– Шелест, Тулина, поделитесь с группой вашими мыслями? Вы же обсуждаете проходимую тему, как я правильно понимаю, – язвительно произнесла преподаватель. Мы с подругой нахохлились в ожидание кары. – Потому что в ином случае, мне придется попросить вас покинуть аудиторию. Ну, что молчите?
Стоило ли говорить, что эта женщина всегда исполняла то, что говорила? Мне ужасно хотелось раствориться в пространстве, но еще больше мне было жаль Ульяну, которая усердно трудилась и не пропускала лекции, чтобы в будущем стать хорошим специалистом.
– Я уйду, – внезапно поднялась я под заинтересованными взглядами всех присутствующих и торопливо закинула вещи в сумку. – Ульяна не причем, не выгоняйте ее, – и спешно вылетела из кабинета, едва ли осознавая, что натворила, и кто это укусил меня, что я так осмелела сегодня. Но факт оставался фактом, и мне теперь нужно было где-то переждать время до следующей пары. Вспомнила, что не позавтракала и отправилась в пустую сейчас университетскую столовую. В дверях разминулась с широкой фигурой высокого парня, постаравшись не задеть его плечом, когда проходила узкий дверной проём. И только спустя миг поняла, что мне знакомы холодные глаза, равнодушно скользнувшие по мне, когда я проходила мимо.
Я обернулась и увидела удаляющуюся спину, обтянутую темной тканью футболки. Задумалась на мгновение, а потом, не дав себе время на сомнения, закричала:
– Северский! Марат! – слишком смело для Зины Шелест, как по мне, но сегодня у меня день открытий, так что сочтем это беспрецедентным актом моей смелости. Я поспешила догнать быстро удалявшегося парня, который и не думал останавливаться. Даже не замедлился.
– Да стой же ты! – схватила я его за руку, когда, наконец, настигла. Он замер под моим прикосновением, и я бы не решилась сейчас утверждать, кто из нас удивлен фактом неожиданного соприкосновения больше. Но парень, несомненно, был подкованнее в этих вопросах, поэтому первым высвободил руку и поднял на меня невозможно холодный и тяжелый взгляд, под которым я тут же пожалела, что вообще решила помочь брату и передать этому парню конверт. А еще он ожидал от меня объяснений. Я же замерла, пораженная неожиданной красотой лица, которое смотрело на меня свысока. Наверное впервые в жизни, я зависла на человеке.
– Я слушаю, – произнес он сухо, низким с хрипотцой голосом.
Я отодвинула на задворки сознания неожиданно смелые крамольные мысли и прочистила горло.
– Я… У меня… Тебе… Вот! – я, под его испытующим взглядом, достала пухлый конверт и протянула парню. Он приподнял бровь и смерил меня оценивающим взглядом, под которым тут же захотелось съежиться. Почему бы просто не взять конверт и не уйти? Зачем меня так истязать?
– Шелест, представления в столовой тебе оказалось мало? Теперь еще и подарки мне суешь? Девочка, – нагнулся он ко мне, а я неосознанно отодвинулась, вконец пораженная происходящим, – ты не в моем вкусе.
Это фраза отрезвила мое сознание, затуманенное нежданной близостью, и я гневно сузила глаза. Он что же, решил, что я специально тогда перед ним упала, чтобы внимание на себя обратить? В ряды своих поклонниц записал?
– Северский, ты меня, конечно, извини, но уровень твоей крутости прямо пропорционально выше моих возможностей. К тому же лед и холод не в моем вкусе, я не экстремал. А моя заинтересованность в тебе исключительно случайно-событийная.
Меня тут же смерили хмурым взглядом, и я поспешила закончить начатое и уйти прочь, пока он не решил, что я специально тяну время, чтобы подольше с ним поговорить.
– Так что бери конверт и можешь больше со мной не общаться. Бери же, это не от меня. Мой… один человек тебе передал. По работе, – я не знала, стоило ли упоминать имя брата, и решила не рисковать. В крайнем случае, Северский и сам разберется.
– За дурака меня держишь? С каких пор у нас появились общие знакомые по работе?
На кого на кого, а на дурака этот парень не тянул, скорее наоборот, вокруг него витала аура высоко интеллекта. Однако же, какой он высокомерный. И почему бы ему не поучиться общаться с людьми у своих друзей? Тот же Ромашко уже бы три раза мне руки облобызал и ямочки свои появлял, лишь бы вытянуть из меня ответную улыбку. Хотя о чем это я? У меня у самой купол, а я тут еще смею этого ледяного принца обвинять.
– Северский, – проглотила я обвинения и устало, но упрямо еще раз протянула ему конверт, – я клянусь тебе, что не испытываю никаких теплых чувств в твою сторону. И намерения привлечь твоего внимания у меня нет. Это обычная передача, ничего большего. Знала бы, что ты такой непробиваемый, попросила бы Улю.
Парень проникся и, смерив меня еще одним суровым взглядом, осторожно взял из моих рук конверт. А я, не желая больше холодеть от его взглядов, повернулась к нему спиной и стремительно пошла вперед, не оборачиваясь и стараясь не думать о двух колючих огоньках, которые внимательно смотрели мне вслед, пока я не скрылась.
***
Едва подъезжаю ко входу знакомого здания, замечаю, как оттуда выходят два крепких высоких парня с бритыми головами и в черных костюмах, под которыми скрываются стальные мускулы и недюжинная сила, что вкупе с таким неприметным аксессуаром как стволы, делает их незаменимыми в защите задницы своего босса. На деле тупые малоподвижные шкафы приставленные для крутости, – грубая карикатура на тех, кто реально может защитить тебя в экстремальной ситуации. Знаю я парочку личностей, которые в четверть силы засунет этим амбалам их же пистолеты в дупло по самую рукоять, не забыв оставить свою подпись и телефончик, а эти даже не успеют сообразить, кто их так лихо поимел и в какую рацию кричать о помощи.
А следом выходит и хозяин шкафов, – невысокий подтянутый мужчина в возрасте, в идеально сидящем костюме, попахивающим дорогим кутюрье, кожаных туфлях и, конечно, при роллексах, на которые он сейчас кидает быстрый взгляд. И если всё остальное в нём не взывает во мне и малейшего трепета, только скуку и брезгливость, то его взгляд, скрытый за стеклами небольших очков с тонкими линзами, невольно заставляет задуматься о том, что передо мной опасный игрок в море больших рыб. Мертвый и непроницаемый, он препарирует тебя до костей, считывая от корки до корки твои самые гнусные секреты, взгляд хищника, выжидающего своего часа, отсчитывающего минуты твоего страха, а потом нападающего и раздирающего тебя на части в мгновение ока.
Я выхожу из машины и натыкаюсь прямо на этот взгляд, а также на снисходительную полуулыбку, свидетельствующую скорее об опасности, нежели о благожелательности.
– Север, – приветствует он меня, окидывая оценивающим взглядом, – рад видеть тебя в добром здравии! – насквозь вшивая любезность вызывает у меня кривую усмешку. Интересно, сколько бы он отвалил за то, чтобы посмотреть, как его ручной песик Татарский наконец-то меня уделает? Тут уже дело не в деньгах – хотел бы быть в лидерах и получать за это соответствующие нолики, давно бы убрал меня с дороги, я уже сейчас могу навскидку накидать пять способов, как сделать это быстро и незаметно. Нет, этот хищник хочет видеть, как мы с Барином проигрываем ему в честном бою, занимая унизительное место позади них с Татарским. Но я не доставлю ему такой радости.
– Сокол, – скалюсь я в ответ на приветствие и хмуро гляжу на Захара Соколовского, – что, пришел за зверушку свою просить? Только не говори, что его в этот раз не будет, я же не переживу, плакать буду.
– Вот сколько тебя знаю, Север, всегда такой серьезный, грубый. Хоть бы раз уважительно отнесся, – цокает мужчина.
– А кого я тут любил, чтобы с уважением относиться?
– Ну вот опять… А мне ты нравишься, Северский, – он поджимает губы в ответ на мое хмыканье. – Сколько раз тебе уже предлагал от Барина ко мне переходить? Я же не каждому такое говорю, парень, а тем более не предлагаю такие перспективы… Что смотришь волком? У Барина хорошо, а у меня лучше.
Не оценил. Посоветовал ему засунуть свои перспективы в одно место, а лучше туда же, только Татарскому. А что? Может того это настолько впечатлит, что подстегнет к неожиданному прорыву таланта, на котором Сокол отымеет и победу и нас с Барином заодно.
Мужчина лишь покачал головой на мои слова.
– Ты, Север, совсем меня не боишься, за это и уважаю. Только вот не забывай, что хоть Барин за тебя в ответе, от некоторых вещей даже он не в силах защитить, – еще одна обманчиво сладкая улыбка и непроницаемый взгляд и Сокол ушел, оставив меня хмуро обдумывать его угрозы. Что ж, то что я его не боюсь, он в корне узрит через пару дней, когда я снова без труда оставлю Татарского кусать локти.
Когда я захожу, Барин меряет ногами кабинет, задымляя пространство комнаты терпким дымом сигарет. Невольно морщусь: так и не привык к противному запаху.
– Что нос воротишь, Север? – выпускает очередную порцию мужчина. Его голос насквозь прокурен, точно также, как сейчас его кабинет. – По твою душу уже четвертую смолю, – тушит окурок и усаживается напротив меня, смиряя горящим ястребиным взглядом.
– Чего хотел Соколовский?
– Дату перенести, – хмурится Барин, а потом хрипло откашливается и отнюдь некультурно выражается, – Сказал, что хочет какую-то шишку привлечь, а потому ему надо еще пара дней.
– Послал?
– Какой там… Он своей гаденькой улыбкой оскалился и заявил, что тогда снимет своего подонка с битвы. А ты же знаешь, что большая масса этих мешков с деньгами на вашу с Татарским дуэль приходят посмотреть… Знает, хрен, на что давить. Опять тебя к себе зазывал?
Я равнодушно киваю.
– Сука! – выплевывает Барин и достает, по-видимому, пятую за последние пять минут сигарету. – А, к дьяволу! – кидает ее на пол и тянется к бутылке с водой. – Уже не легкие, а туманность Андромеды нахрен! Вот научи меня, Север, как ты нервишки успокаиваешь? На тебя, как не посмотришь, так кусок гранита.
