Текст книги "На кончиках твоих пальцев (СИ)"
Автор книги: Лиза Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
– Я этого не допущу.
– Я даже готова пойти дальше.
– Что ты имеешь в виду? – настороженно, но заинтересованно спросила Эльвира, спесь которой смешалась с вызовом и недоумением.
– Что и твое сердце в итоге сдаться мне. Я не шучу, – поспешила я добавить, увидев усмешку на губах девушки, – Я могу задеть твои чувства, ранить душу, окунуть в невообразимый мир, даже не прибегая к конфронтации и не пытаясь тебе что-то доказать. Я уже победила, потому что родилась с оружием в руках, – я помяла пальцы, продолжая подзадоривать развеселившуюся и с жалостью смотрящую на меня Эльвиру.
– Шелест, ты полоумная? Вот уж точно чего от тебя не ожидала. Не стоит стращать меня необъяснимыми силами, я не попадусь на этот треп.
– Я просто тоже хочу прояснить ситуацию. Я знаю такие глубинные степени чувств, что могу без слов пленить человека. Могу заставить его замереть, засмеяться или зарыдать. Могу ввести его в ступор, могу успокоить и усыпить, могу поднять боевой дух и зарядить энергией.
– Кончай нести бред! – выплюнула Тихомирова, со злостью разворачиваясь, решив, что я запутываю ее, намеренно говоря о всяких глупостях, – Ты напридумывала себя всякую чушь и теперь надеешься, что это поможет тебе напугать меня? Просто исчезни с моего пути! – с расстановкой проговорила она и быстро ушла, оставив после себя заряженную яростью атмосферу.
Я же, поражаясь собственной многословности и спокойной решимости, не спеша побрела знакомой дорогой к театру, чтобы пустить неожиданно вырасшие внутри меня силы на пользу делу, которое и было моей конечной целью. Пусть я буду двигаться медленно, пусть путь будет заставлен препятствиями и людьми, не готовыми принять мой выбор и встать на мою сторону. Пусть так. Внутри меня все равно горел спокойный огонек уверенности и непоколебимости.
Пожалуй, этот злополучный день не должен был задаться с самого начала. С того самого момента, как я в ужасе подняла тяжелые после сна веки, разбуженная шумом, который невероятным образом соседствовал со мной в одном помещении. И ладно бы, шум господствовал сам по себе, даже с учетом того, что тогда пришлось бы просить Северского отвести меня к упомянутому им по случаю экзорцисту, это было бы более объяснимо, чем присутствие в моей комнате Оливье, который виновато глазел на меня своими глазированными глазами, хлопал ресницами, точно смахивая произошедшее со счетов, и пытаясь заодно заморгать то, что творилось вокруг него. Хаос точно был сообщником француза, который поднабрался за время жизни в нашем доме опыта во владении языком и мог теперь безостановочно и мило щебетать слово «извини» со всеми подходящими и не очень интонациями к нему. И ему было за что просить прощения.
Мой телефон точно отошел в лучший из миров, напоследок скалясь разбитой грустной улыбкой. Он лежал возле француза, который тоже грустно улыбался, сидя на полу, и держал в руках мое красивое черное платье, которое Ульяна сшила специально для сегодняшнего дня, а я вчера предусмотрительно выгладила и повесила дожидаться своего скорого часа. И я очень надеялась, что помимо "извини" француз успел выучить еще хотя бы минимальный набор предложений, способный объяснить тот факт, почему мое платье было порвано и попросту испорчено, видимо, по чьему-то злому умыслу.
Оливье продолжал обескуражено обводить глазами устроенный им беспорядок и несмело улыбнулся мне, когда я поднялась и с грозным видом направилась выяснять суть. Мое терпение и доброта кончились, и я собиралась разобраться с этой заграничной пташкой, даже если для этого придется выволочь его из дома силой. Возникла шальная мысль позвонить и позвать Марата, который бы точно не преминул возможностью воспользоваться случаем и что-нибудь сделать с этим сахарным существом. Но мысль умерла в зародыше, стоило только глянуть на испорченный телефон, а следом загореться жаждой кровной мести за дорогие моему сердцу вещи.
Да и, говоря откровенно, мне уже давно надоело уживаться в одном доме с непонятно отчего задержавшимся парнем, который, к тому же, постоянно лез ко мне, чтобы пообщаться, вместе приготовить ужин и потренироваться в русском языке. Мое молчание и пренебрежение, а также откровенно равнодушный взгляд, казалось, только еще больше раззадоривали общительного Оливье, и он с ежедневной прытью подавался ко мне с дружелюбными порывами. Не знаю, что наплел Миша родителям, но они воспринимали все так, словно в том, что у нас ни с того ни с сего поселился иностранец, не было ничего странного. С братом я все еще держала дистанцию и общалась только в случаях крайней необходимости, но в какой-то момент мое терпение дало трещину, и я влетела к нему в комнату с вопросом и жаждой расправы.
– Когда нужно, тогда и уедет, – в довольной резкой манере ответил мне брат и задумчиво добавил, – Кстати, твой новый дружок мог бы в этом и посодействовать, – он явно намекал на Северского и злил меня этим еще больше. Я так и не простила брату его стремления решать все за меня, его своенравие и пренебрежение моими желаниями; я все еще беспокоилась за него, беспокоилась, потому что видела, как он уставал в последнее время, как у него на лице все сильнее проглядывали темные круги, а во взгляде сквозили отрешенность от всех и даже какое-то злое безразличие. Кажется, он уже сам не был рад от того, во что влез, и страдал, что ему приходится разгребать всю эту массу, свалившуюся на него. Памятуя о словах Северского, я однажды попыталась возродить нашу доверительную близость и попробовала узнать что происходит в жизни у брата, как это связано с Северским, Дюпоном, Татарским и мной, но была отрезана от него стеной нежелания разговаривать на темы, которые не имеют ко мне отношения. С тех пор мы злились друг на друга и молчаливо боролись за право зваться человеком с самым убийственным взглядом. В любом случае, брат был последним человеком, кто бы сейчас помог мне разобраться со светлым явлением француза передо мной.
– Что случилось? – медленно и четко спросила я, заставляя его понимать меня если не самими словами, то всем своим видом и грозным, почти что прожигающим, взглядом. Француз то ли притворился, что не понимает, то ли действительно что-то пытался мне объяснить, но его быстрый язык звучал для меня не проще, чем какое-то дьявольское заклинание. Даже отчаянный фейспалм, увы, не заставил меня лучше понимать французскую речь, а Оливье так и не сказал ни единого слова по-русски. Мое отчаяние усугублялось еще и отсутствием в моей жизни телефона, а также платья. И если до этого я поражалась потрясающе предусмотрительной цепочке событий, преследующих меня с начало этого учебного года, то теперь не сомневалась, что ничего не бывает просто так, а если и бывает, то потом оборачивается такой стороной, что лучше бы вообще ничего не было.
В отчаянии я совершила неудачную попытку убийства, нацелившись на непутевого понаехавшего подвернувшимся под руку томом сонат Бетховена, добившись лишь молитвенно сложенных ладошек и невероятно жалостливого лица. В тот момент, когда я убедительно трясла перед присевшим от испуга на пол Оливье сломанным телефоном, на шум прибежал брат и уставился на разыгрывающуюся перед ним сцену сначала в недоумении, а затем с усмешкой. Но, кажется, я мастерски перевоплотилась в убивателя взглядом, так как даже Миша стушевался, когда я на него грозно посмотрела. Он торопливо отвел смеющиеся глаза и откашлялся в сжатый кулак, скрывая смешок.
– Что у вас тут произошло? – спросил он, подходя ближе и рассматривая почившие с миром предметы.
– Не поверишь, у меня тот же вопрос, – ответила я, все еще сверля взглядом несчастного Оливье, – Давай, поговори со своим родным Гуглом, пусть он поведает нам правду, – съязвила я, выискивая способы выплеснуть накопившуюся бурю страстей. Последняя капля обещала случиться очень скоро, и хотя я не относилась к числу особо буйных особ, могла, по крайней мере, совершить что-нибудь выходящее из рамок моего привычного поведения.
– Воу, Шелест, – вскинул руки брат, мгновенно уловив мое настроение, – Давай, ты успокоишься, и мы все вместе решим, что делать. Я уверен, что Оливье, – в этот момент даже Миша с сомнением посмотрел на скрюченную на полу сахарную французскую массу, – Сможет всё с легкостью объяснить, – Миша широко и явно фальшиво улыбнулся и достал из кармана свой телефон, чем вызвал у меня вздох сожаления.
Было что-то символичное в том, что все пошло наперекосяк именно в этот день, и, может быть, в любом другом случае я бы и не была так расстроена; но факт оставался фактом – моя привычка привязываться к вещам и сильно грустить по их отсутствию или поломке не сыграла мне на руку.
Пока мои панихидические мысли крутились вокруг того, что я потеряла, Миша кому-то звонил и о чем-то договаривался. Абонент явился довольно быстро, застав всю нашу не дружную компанию на кухне. Мы с Мишей демонстративно смотрели в разные стороны, а Оливье все также горбился, кидая то на одного то на другого жалостливые взгляды, и то и дело нервно засовывал в рот мятные карамельки, доставая их из вазочки на столе.
– Хай, – поздоровался с нами на удивление здоровый Лео, и присел за стол, – Вы чего такие приунывшие? Ладно, Зина, она всег… Эй, Миш, ты что с сестрой сделал? Я ее не так долго не видел, а она смотрит как волчица. Так и чувствую, что сейчас вцепится зубами, цццц! – он отставил стул подальше от меня и моей околоманьячной ауры и уставился на Оливье, который, увидев понимающего его друга, приосанился и лучезарно улыбнулся.
– Лео! – хлопнул его по плечу брат, – Выясни у этого кудрявого, что он сделал с Зиниными вещами. И какого черта он вообще у нее в комнате поутру ошивался, – помрачневшим голосом добавил Миша, смиряя Оливье недобрым взглядом.
В рядах антифранцузского ополчения наметилось пополнения, и я, хоть и была с Мишей в ссоре, не могла не отметить его заботы обо мне.
Лео сначала недоуменно посмотрел на меня, затем на француза, и только потом приступил к допросу. Оливье отвечал бурно и быстро, отчаянно жестикулируя и то и дело тыкая в меня своими длинными белыми пальцами.
Нахмуренное поначалу лицо Владленского постепенно разглаживалось, а потом и вовсе приняло скептическое выражение. Кажется, он даже дал себе время собраться с мыслями, прежде, чем просветить меня и Мишу в загадочную историю появления француза в моей комнате.
– Постараюсь, как есть, – прочистил горло он и старательно стал пересказывать то, что передал ему успокоившийся Оливье, который почувствовал, что с него спала некоторая ответственность после объяснения, и с еще большим усердие принялся за конфеты, – Оливье говорит, что проснулся ночью от непонятного шума, а когда вышел в коридор, нашел там, эээ, Зину.
– Меня? – переспросила я, забыв для пущего эффекта закрыть рот.
– Он говорит, что ты стояла с закрытыми глазами напротив зеркала.
– И?
– Просто стояла. Ему стало страшно, он начала тебя звать, но ты не отзывалась. Тогда он решил, что ты лунатишь, поэтому перестал тебя будить и просто попытался отвести в кровать. Но ты вдруг начала сопротивляться, а потом резко рванула куда-то и принялась что-то рвать. Оливье не решился включить свет, поэтому только утром он понял, что ты испортила свое платье. После этого ты успокоилась и просто легла на кровать, но случайно уронила с тумбочки телефон. Оливье очень сожалеет по поводу того, что случайно наступил на него, когда накрывал тебя одеялом. И еще он остался в твоей комнате до утра, так как боялся, что ты выпрыгнешь из окна, – с усмешкой закончил Лео и обвел нас глазами, – Да у вас тут, я смотрю, целые ночные спектакли! И идти никуда не нужно. Может, мне тоже у вас поселиться, чтобы идей поднабраться?
– Бред! – убежденно отозвалась я, – Никогда не лунатила!
– Как же! – тут же парировал брат, глядя на меня смеющимися глазами, – А кто засыпал у себя в комнате, а просыпался рядом со мной в кровати.
– Так это когда было! – стушевалась я, закусывая губы.
– Ну сестренка, Лео как в воду глядел – ты у нас, как волчица, глядишь, и на луну завоешь, – он увернулся от очереди конфеток выпущенных в него с моей стороны, – Да ладно, Зин, всего лишь телефон. Новый купим.
– Мне платье сегодня позарез нужно, – уныло запивала я горе чаем, перекатывая голову с одного сложенного локтя на другой.
– Да помню я, – вдруг посерьезнел Миша, – У Ульяны же день рождения. Ну так я не думаю, что она расстроится, если ты придешь в чем-то обыкновенном, – пожал он плечами, а я удивленно приподняла брови – по всему выходило, что мой брат не знал о планах Васи, и даже не вмешался в процесс увлечения меня на сегодняшнее грандиозное событие. Это не могло не радовать, а также давать надежду на скорейшее примирение, – Или ты беспокоишься об ухажере своем новом? Ради него наряжаешься? – убил мои добрые мысли брат, снова вернув меня в состояние холодной войны.
– Не твое дело, – отрезала я, но все же, не выдержав свирепого лица Миши, добавила, – К Васе я собралась. Ты же знаешь, у него тоже сегодня день рождения.
– И ты пойдешь? – удивленно спросил он, тут обнадеживающе загораясь в лице, – Вы помирились? Так это же замеч…
– Нет, – покачала я головой, – Просто он подговорил отца подговорить меня прийти. Но это же Демидов, как я могла отказать.
– Что? Ты идешь на прием к Демидову? Тому самому? Я не ослышался? – спросил впечатленный Владленский и нагнул ко мне седую голову, – Шелест, а по доброй дружбе, меня с собой не захватишь?
– Хочешь, можешь выдать меня за себя, – глухо откликнулась я, – Тогда мне не придется это терпеть.
– Ты что! – сделал важное лицо Лео, – Это же такое масштабное событие! Там столько важных людей, столько возможностей…
– В любом случае, возможности рушатся об отсутствие подходящего платья, – вынесла я вердикт и вздохнула – не сказать, что я была расстроена, найдя причину обосновать свое отсутствие, но все же хотелось решить все сегодня, раз уж так вышло. Иначе я боялась, что мне придется переживать за испорченные отношения бывшего парня со своим отцом.
– Что за беда? Ну-ка, дай посмотрю на твой размер, – Лео без всякого смущения выволок меня из-за стола и крутанул, – Отлично, – и уткнулся носом в телефон.
– Что «отлично»? – с опаской спросила я, чувствуя недобрые вибрации, исходящие от излишне возбужденного предстоящим событием Лео.
– Что ты такая тощая. Это был комплимент, между прочим, – смерил он взглядом недовольно напрягшегося Мишу, – Сейчас привезут тебе платье, не переживай. Ты же наверняка сама не любишь по магазинам ходить? – утвердительно спросил он и, не дожидаясь ответа, снова полез в свой телефон.
Владленский не соврал. Спустя час в квартиру позвонили, и я с удивление впустила знакомую мне Катю, альтистку, которая когда-то имела несчастье закрутить недолговечную, обреченную на провал связь с актером из «Орфея». К счастью, в этот раз она не плакала, и улыбалась, что говорило о белой полосе в личной жизни, а в руках держала длинный чехол с моим нарядом.
– Катя?
– Зина?
Мы с удивлением посмотрели друг на друга, а потом повернулись к Лео, который уже перехватывал из рук нашей общей знакомой мое платье, заодно увлекая ее в квартиру, мимо застывшей меня.
– А вы… вы.., – не решилась я задать свой вопрос, переводя взгляд с одного на другую и обратно. Более странной пары я себе и представить не могла, и боялась прогадать со своей догадкой, поставив себя в неловкую ситуацию.
– Чего вы там застыли? – спросил недовольным Миша, появляясь в прихожей.
– Просто, мы с Катей знакомы.
– Зина, у тебя все в порядке? Сначала лунатишь, теперь вообще застыла только потому, что «вы с Катей знакомы»… Знакомы, и хорошо, раз знакомы, можно быстрее уходить из коридора, – потащил меня Миша в комнату, где мы все дружно прилипли взглядами к чехлу, а точнее тому, что из него появилось.
Ничего необычного. Простое прямое платье, без лишних разрезов, приличной длины, легкое, удобное и, в целом, не вызывающее никаких вопросов.
Если бы не одно большое «но».
– Но оно же… белое, – с опаской посмотрела я на Владленского, проверяя, не случилось ли внезапно чего-то с моей способностью различать цвета.
– Ага, – равнодушно пожал плечами Лео, – Сшито на заказ, поверь, оно только кажется простым, но едва ты его наденешь…
– Да не в этом дело, – махнула я рукой, перебивая его и жестом указывая на себя, – Я не ношу белые вещи.
– А что такого? – удивилась Катя, – По-моему, оно должно на тебе неплохо смотреться! Подумаешь, бледненькая, – это даже модно сейчас! Добавим какой-нибудь яркий акцент, и будешь миленькой, глаз не оторвать! Давай, примерь скорее! Лео сказал, что ты идешь на вечер к Демидову, нельзя же опаздывать!
– Ни в коем случае! – встала я в позу, недовольно косясь на платье. Ну в самом деле, не в брюках же мне идти – это, как минимум будет выглядеть нелепо, и привлечет много ненужного внимания. А этого я как раз и пыталась избежать.
Но на меня наседали со всех сторон, не давая возможности спастись.
– Сестренка, твое упрямство здесь явно не к месту. Это просто платье, – поднял его на руки Миша и протянул мне, – Пора переходить на сторону добра, – усмехнулся он, намекая на мою любовь к темным вещам и сознательное игнорирование светлых, а тем более белых цветов.
– Я вообще не понимаю, в чем проблема, – раздраженно повел головой Лео, явно недовольный тем, что все его старания могут пойти насмарку из-за моей прихоти.
– Просто примерь, – ободряюще улыбнулась Катя, а из-за ее плеча выглянул счастливый и сияющий улыбкой Оливье с восторженным блеском в глазах взирающий то на меня, то на платье. Внезапно захотелось удвоить чье-то французское счастье и закутать счастливую физиономию в белую материю, отомстив за уже немного поблекший с его стороны проступок.
В итоге, мне все же пришлось капитулировать под напором толпы, вытолкать всех из комнаты и примерить почти инопланетную для меня вещь. Мир не рухнул, земля не пошла трещинами, и молнии не оповестили о грядущем рагнареке, а мое отражение в зеркале все так же напоминало призрака, даже еще в большей степени, чем раньше. Только глаза блестели и оценивали приятную ткань, струящуюся по телу, и волосы темной волной укрывали некоторую часть белизны.
– Так не пойдет, – возмутилась Катя, когда я наотрез отказалась делать акцент, краситься больше, чем всегда и надевать немыслимо высокую шпильку. Спасибо, хватило с меня и белого платья, которое доставляло мне очередную головную боль к уже имеющимся, – Зина, ну хоть что-то! – взмолилась она, когда поняла, что никакими способами меня не пронять, – Должно же быть хоть что-то, хоть маленькое украшение! – обратилась она за поддержкой к моему брату, который лишь неопределенно пожал плечами, привыкнув, что все это не про меня и даже думать не стоит меня уговаривать.
Но внезапно мне в голову пришла мысль, которую я сначала с сомнением отбросила, но, подумав о том, куда направляюсь, все же решила попробовать.
Кольцо покоилось там, где я его оставила, и все также поражало своей простой красотой. Две цветные жемчужины, как будто бы отражали мое сегодняшнее состояние, и даже, как будто, должны были логичным образом дополнить наряд. Скорее всего, это было плохо по отношению к владельцу вещи, но я разумно предположила, что вряд ли он узнает о том, что я на несколько часов одолжила его поносить, да и вообще, возникал вопрос, смогу ли я когда-нибудь найти этого самого владельца?
Поэтому, покрутив кольцо в руках, я не без робости натянула его на палец и даже улыбнулась от того, что оно прекрасно село, и ничуть не смущало новую привередливую хозяйку.
Выслушав одобрения и напутствия и уныло покивав на завистливые слова и вздохи, я, наконец, отправилась к машине брата, который вызвался отвезти меня на вечер к Демидову.
– А ты что же не идешь? – поинтересовалась я у Миши, который был подозрительно умиротворен и казался чем-то довольным, – Ты же тоже его друг, и он тебя, конечно, позвал.
– Настроения нет сегодня, – ушел от ответа брат.
Мы как будто поменялись местами сегодня – любитель многолюдных мероприятий, развлечений, всякого рода тусовок и вечеринок собирался проехать мимо, казалось бы, прекрасного шанса оказаться в центре внимания, тогда как его не любящая всего этого сестра собиралась оказаться в самой гуще событий. Парадокс на парадоксе, однако.
– Как мне все это не нравится, – вздохнула я, не имея ничего конкретного и описывая всю ситуацию в целом.
– А, по-моему, это как раз про тебя, – бросил брат на меня косой взгляд, а потом ухмыльнулся, заметив вытянувшееся от удивления лицо, – Да разве же это веселье, ходить и пить дорогое шампанское среди снобов, важных шишек и дамочек строго блюдущих этикет? Никакой драки? Никто не проснется мордой в салате? И без пьяных танцев на столе? Скука смертная! Лучше уж в бар, где ничего не сдерживает, вот это я понимаю веселье, – заулыбался он.
Его же слова заставили меня вскинуться, вспомнив кое-что.
– Миш, дай телефон! – взволнованно повернулась я к брату, который, удивленный моим напором, чуть-чуть сбавил скорость и полез в карман.
– А зачем он тебе? Черт, Зин, я его, похоже, дома забыл, – нахмурился брат.
Я расстроено откинулась на спинку сиденья, поражаясь своей сегодняшней невезучести.
– Сегодня же у Ули день рождения. А я даже не успела ее поздравить, – разочарованно протянула я, предполагая, что меня в будущем ждала неминуемая кара со стороны подруги. Скорее всего, она также будет ужасно волноваться, когда поймет, что я не только не поздравила ее, так еще и сама не отвечаю на звонки. Как бы вообще не заявилась к Васе на праздник, чтобы выяснить, все ли со мной в порядке. Хотя, это бы как раз разбавило скучную тусовку снобов.
Я невесело усмехнулась и наполнилась еще большей решимостью справиться со всем как можно быстрее, а потом мигом отправиться к подруге и все ей рассказать.
– Не парься, – успокоил меня брат, – Я как приеду, позвоню ей и скажу, чтобы не волновалась.
Я благодарно кивнула, а потом уставилась на приближающийся дом. Точнее «нечто», больше похожее на дворец из сказок, или какую-то немыслимую декорацию к высокобюджетному фильму. Я даже поискала глазами кареты, который наверняка бы отлично вписались в это место. Однако их заменяли дорогие машины, в бесчисленном множестве скопившиеся около грандиозного входа. А их хозяева, хоть и не блистали пышными платьями и титулами, все-таки едва ли могли проиграть по своей значимости герцогам, королям и прочим важным особам
Где-то внутри так и засвербела нелестная правда: как бы там ни повернулась жизнь, и что бы ни произошло в прошлом, а мне, на самом-то деле, и правда было здесь не место. Ни я, ни мой образ жизни не подходили к окружающей обстановке от слова «совсем». Поэтому, случившееся стало избавлением и меня и Васи от ненужного смущения и попыток вписаться туда, куда вписываться не хочется.
– Совсем не хочешь идти? – внимательно посмотрел на меня Миша, вдруг ставший прежним заботливым братом, – Шелест, наплюй на все, если не хочешь! Поехали домой.
Я улыбнулась и уверенно посмотрела на него.
– Не волнуйся, я справлюсь. Просто хочу со всем разобраться, не люблю, когда что-то рушит сложившийся порядок вещей.
– Чертова перфекционистка! – улыбнулся Миша и привлек меня к себе, – Не злись на меня, сестренка, я за тебя очень переживаю.
– Я знаю. Я знаю, – проглотила я ком в груди, – Я тоже!
– Вот видишь, как новые неприятности, помогают избавиться от предыдущих! Кто знает, сколько бы мы с тобой еще воевали.
– Эй, кто тут воевал! – ударила я его по плечу, – Но вообще, я все еще злюсь!
– Я, знаешь ли, тоже! Ты, оказывается, фокусница и дебоширка, кто бы мог подумать… Ты изменилась в последнее время и я немного тебя боюсь, – он задумчиво посмотрел на меня, а потом добавил, – Но, может быть, я просто привык к тебе прежней, может быть все это правильно, а я просто держусь за привычный образ? Я злился и противился, но в том, что ты несчастна, я тоже виноват! Прости! Ты права, никто не должен лезть в чужую жизнь.
– Ты же хотел как лучше.
Миша мотнул головой.
– Иногда кажется, что со стороны виднее. Но знаешь, сколько бы раз я не смотрел, а все с какого-то угла. Даже не заметил, что загнал тебя в неприятности еще больше.
– Главное, что все наладилось, – улыбнулась я.
Брат кивнул.
– Не уверен, что буду покладистым и милым всегда, – нахально сверкнул он зубами, – И вообще, есть вещи, который так и останутся камнями преткновения, но постараюсь впредь к тебе прислушиваться. Но и ты не игнорируй моих советов.
Я согласно кивнула.
– Ну все, иди, разбавь тухлую тусовку молодежным духом, эгеей, – засмеялся он давая мне ладошку для хлопка. Я ударила по ней и немного приободрилась.
– Боюсь, что чей-то дух скорее будет излишне скромным и сгинет от желания спрятаться, – пробормотала я, вылезая из машины. Я бы чувствовала себя гораздо увереннее, если бы Миша все-таки пошел со мной, если бы позволил опереться на его руку, и не чувствовать себя непозволительно одинокой посреди шумной толпы людей, которые большими и нарядными порциями все прибывали и прибывали и бесконечное количество раз повергали меня в уныние.
Может быть, Золушке и было по нраву торопливо и восторженно подниматься по длинным ступенькам, ожидая волшебства, сказочного вечера и хоть и ограниченного полночью, но все же счастья; а мне бы больше всего хотелось поменять платье на привычную одежду, сбросить мишуру происходящего и залечь на дно в «Орфее». Тем более когда я поняла, что разрешимость ситуации дело не такое уж и простое, и если какая-то надежда и жила во мне до того момента, как я вошла в просторную залу, то она растворилась, едва я натолкнулась на реальное количество приглашенных, среди которых и в помине не виделось ни именинника, ни его знаменитого родителя. И сколько времени пройдет прежде, чем я их найду, было неясно.
Развернуться и уйти было делом простым и решенным, точно как отрицательно махнуть головой подошедшему официанту, который предлагал мне пузыристого шампанского с блестящего круглого подноса, но совершенно невозможным в силу обстоятельств и уже знакомого и такого примелькавшегося злого рока, который давно стал моим постоянным спутником, бессовестно методично портившим мне жизнь.
– Позвольте, – неожиданно материализовался рядом со мной невысокий, но явно важный мужчина в дорогом костюме с едва уловимым запахом – терпким и кислым. Он взял с подноса два бокала, и к моему удивлению протянул один из них мне, улыбаясь такой улыбкой, на которую способны только безжалостные и ужасные люди – едва заметной, трогающей только уголки губ, тонкой и безжизненной. Я, было, открыла рот, чтобы поблагодарить и отказаться, но наткнулась на его взгляд – мертвый, проницательный, острый, как хирургический инструмент, холодный до такой степени, что Северский был просто богом тепла по сравнению с ним.
И я точно вспомнила, что видела его раньше – он входил в число спонсоров предстоящего конкурса, и отчего-то внимательно наблюдал за всеми регистрирующимися участника, сидя в отдалении. Наблюдал и, кажется, внимательно прошелся по мне тогда глазами, отчего мне стало не по себе.
Однако все это могло быть домыслами, помноженными на мнительность, неминуемо взращенную тревожностью, поселившейся в моем теле в последнее время.
Бокал я все же приняла, памятую о злодеях в сказках и о том, что лучше уж быть благодарной людям, которые позволяют молодым талантам пробираться наверх.
– А я вас помню, – продолжил едва уловимо улыбаться он, салютируя мне бокалом, – Вы пианистка, если мне не изменяет память.
Я кивнула и с сомнением потянула шампанское – если бы я упала замертво от внезапно оказавшегося в нем яда, то ничуточки бы не удивилась, даже напротив, мрачно поухмылялась бы и похлопала в ладоши своей подготовленности к неожиданным поворотам. Однако этот дяденька оказался очень привередливым и внимательным спонсором, раз запоминал каждого, кто записывался, чтобы попробовать свои силы.
– Я тоже вас помню, – несмело сказала я, понимая, что я все же не знаю ни его имени, ни его статуса.
Улыбка перетекла в состояние «шире, чем ничего» и, видимо, означала удовлетворенность моим ответом. Конечно, такие люди как он, привыкли, что все вокруг знают о них.
– Раз уж мы так часто пересекаемся, предлагаю познакомиться. Захар Соколовский, – едва заметно согнул он голову, смотря на меня, как акула, готовая разорвать на части.
Но сколько бы внушительным не выглядел этот Соколовский, имя это я слышала впервые. Однако, либо моя интуиция натренировалась за последнее время за километры чуять опасность, либо, несмотря на вежливость, сам этот человек нес за собой жуткую ауру, но что-то мне подсказывало, что он не в последний раз встает у меня на пути, и что последующие разы могут быть не такими милыми, но в еще большей степени натянутыми.
– А я Зина Шелест, – тихо ответила я, стараясь придумать благовидную причину, чтобы подальше слинять и от него и от этого несусветно угнетающего меня праздника.
– Зина Шелест, – повторил он, точно ведьмино заклинание и махнул рукой, довершая проклятье, – Интересно, кем ты приходишься Демидову? Не подумай ничего, просто мы с Борей старые друзья, я почти всех его знакомых в лицо знаю, а тебя впервые вижу. Ты выглядишь встревоженной, – верно подметил он, прокалывая шпилькой проницательности. Хотя только слепой бы не заметил, что я здесь не к месту.
– А я.., – прочистила я горло, придумывая, как бы послаженнее объяснить сложность моих отношений с Васей и причину прихода сюда. Но не успела – меня прервал уже знакомый мне мужской голос, раздавшийся позади.
– Захар, Зина, рад приветствовать вас, – подошел к нам сам Борис Демидов, также облаченный в дорогой костюм, и в более приятную, чем у друга, с которым он обменялся коротким рукопожатием, улыбку, – Не знал, что вы знакомы, – внимательно посмотрел он на меня, заставляя чувствовать себя неловко. Как-то неправильно получалось оказаться в обществе двух непозволительно значимых персон и делать вид, что понимаю, в чем здесь дело, и почему такое «счастье» свалилось мне на голову.
– Зина участвует в конкурсе, который я спонсирую, – ответил Соколовский и прошел по мне лазерным взглядом, – Помнишь, я тебе рассказывал о нем, – Демидов широко и похвально улыбнулся.
– Вот, значит, как. Зина, а я ведь и не знал, что ты еще и музыкой занимаешься, какая прелесть, – насквозь лукаво завосхищался он, заставляя меня думать, что он давно уже знает всю подноготную моей жизни, – Не осчастливишь нас сегодня? У нас даже есть инструмент, – он указал рукой в другой конец зала, где, и в самом деле, гордо блестел черный концертный рояль, – Думаю, именинник будет счастлив услышать от тебя поздравление!
