Текст книги "На кончиках твоих пальцев (СИ)"
Автор книги: Лиза Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
А ведь я даже не сказала ему, на чем я играю.
Но удивительного было мало. Нужно было только сообразить, как покультурнее отказаться, а потом вконец обнаглеть и призвать его к ответу, где прохлаждается его сын, и можно ли его мне подать, чтобы распрощаться со всеми ними раз и навсегда.
– Простите, но я совсем ненадолго зашла, так как вы просили меня. Мне бы только узнать, где ваш сын, чтобы с ним поговорить…
– Ну успеется, успеется, – отмахнулся Демидов, улыбнувшись кому-то, кого разглядел в толпе и помахав ему рукой, – Вася, сынок, скорее иди сюда, мне нужно тебе что-то сказать.
Я обернулась и наткнулась взглядом на своего бывшего парня, который, рассекая волны приглашенных, стремительно, взволнованно и обнадежено двигался в нашу сторону, остановив на мне недоверчивый, но пылающий взгляд. Красивый, до черта знакомый, но жутко далекий, Вася и не представлял, что все, что окружило его в данный момент, сделало меня только дальше и неотвратимо приблизило наш финал. Я больше не сердилась, я просто оставила все в прошлом, в надежде больше не доставать ранящие меня воспоминания и заменить их на что-то лучшее.
Парень, наконец, поравнялся с нами и первым делом пожал руку Соколовскому, кивнув тому, но не отрывал от меня недоверчивого взгляда, как будто до сих пор не мог поверить, что я реальна. Как интересно, что именно сегодня я могла бы посоревноваться в степени своего существования с фантомами, облаченная в белое, до жути призрачная, и сама не верящая в свое присутствие здесь.
– Отец, – кивнул Вася и повернулся ко мне, удивленно разглядывая мое платье. Он как будто бы потерял способность говорить и только и мог, что смотреть и смотреть, смущая меня и вызывая любопытные и внимательные взгляды стоящих рядом мужчин.
– Сынок, – положил руку ему на плечо Демидов и указал в мою сторону, – Знакомься, это Зина Шелест. Зина, это мой старший сын и именинник – Вася.
На этих словах мы оба, точно тронутые током вздрогнули и уставились на бизнесмена с недопониманием и удивлением.
Что за игру он вел, и почему так уверенно представлял нас друг другу, словно это не он так упорно помогал сыну завлечь меня в их логово? Почему в его глазах не сквозило лукавства, а Вася растерянно переводил взгляд с меня на него и тоже не понимал сложившейся ситуации? Один лишь Соколовский внимательно разглядывал нас, и, казалось, все знал, но молчал и ожидал конца представления.
– Но.., – ожил Вася, сосредоточенно хмуря лоб, стараясь что-то разузнать, – Отец, Зина…
– Прости, я имел наглость позвать ее на наш праздник, – подмигнул он мне, а потом выдал что-то запредельно невразумительное и находящееся на самом пике удивительных вещей, – Но она приходится невестой моему младшему сыну, так что вам все равно пришлось бы познакомиться, рано или поздно. Однако, он что-то задерживается, – Демидов нахмуренно посмотрел на часы, игнорируя наши покрытые крошкой потрясения взгляды, – Неужели… А, вот и он, – удовлетворенно кивнул он, смотря куда-то нам за спины, и заставляя точно приклеенным поворачивать тяжелые от свалившейся информации головы в сторону, где находилась персона «х», о которой никто не подозревал до этого момента.
И что-то мне подсказывало, что не зря я отказалась от длинных шпилек – потому что вид приближающегося человека заставил меня ослабеть, и только силой воли я удержала себя на ногах. Та же сила сдержала изумленный вздох, но не смогла уберечь меня от нахлынувшего волной потрясения, которое сотрясло мое тело и винтиками непонимания вкручивалось в мои мысли, пока я наблюдала за тем, кто неотрывно глядя на меня, быстро шагал мимо то и дело приветствующих его людей, игнорируя всякого на пути к своей цели.
И если я раньше, казалось, убедила себя в том, что готова к любым шокирующим в моей жизни событиям, наивно полагая, что все удивительное, что могло случиться со мной, уже случилось, то теперь мне оставалось только посетовать на себя и признать поражение в понимании того самого злого рока, который скорее всего помирал со смеху, глядя на мои трясущиеся от волнения конечности.
Потому что к нам двигался не кто иной, как Марат Северский, и его сердитый, граничащий со злостью взгляд не предвещал ничего хорошего.
19
Моя злость на Барина не ограничивается излишне агрессивной даже для меня манерой стрельбы, я чертовски рассержен его выходкой с Татарским и позволяю ему это понять – раздражение сквозит в каждом моем взгляде и жесте. Не хочу знать причины, но вера в то, что Баринский – человек слова и убеждений рушится, как старая хибара, от нашествия сильных ветров.
Он понимает, смотрит прямо, без сожаления и тени намека на раскаяние. Наблюдает за моей победой как всегда с удовлетворением и, по-видимому, тешится тем, что я все еще на его стороне. И, как и я, понимает, что нам нужен хотя бы один серьезный разговор для разъяснения ситуации.
Поэтому, едва соревнование заканчивается, он подходит, чтобы пригласить меня в кабинет. Меня и Татарского, который раздражает еще больше, чем всегда, своим непоколебимым неряшливым спокойствием. Он всем своим видом показывает, как его веселит моя беспомощность, и вовсю хозяйничает на территории, которая совсем недавно была для него под запретом.
Барин, как всегда, закуривает, дымом выедая свежий воздух, и никуда не торопится, переводя прищуренный взгляд с меня на моего оппонента, замерших в разных углах комнаты.
И я понимаю, что если он опуститься до того, чтобы заикнуться об уважении с моей стороны и последующем смирении, то я просто развернусь и уйду. Треклятый прохвост, подсевший на деньги, не сможет заставить меня его уважать. А неустойку по контракту я ему не поленюсь даже с лихвой компенсировать, чтобы оценил, насколько мне плевать.
– А чего ты хотел, Север? – пожимает плечами он, туша окурок, – Бизнес, есть бизнес. Ты все очень хорошо понимаешь, не сомневаюсь. Свои дерзкие взгляды держи при себе, я, знаешь, сколько их навидался по жизни? Дохрена, и пострашнее будут твоих. Уверен, что хочешь столкновения интересов? Северский, личное в кучу бизнеса не сваливают, можешь этим за пределами боев баловаться, а при мне забудь про характер.
– Тошно мне, Барин. И от тебя и от него.
– Думаешь, мне не плевать? Я без тебя вянуть не стану – замену найти дочерта легко. А ты со своим характером загниешь.
– Лучше гнить, чем так.
– Нихрена, – усмехнулся он, – Думаешь, я не знаю, что с вопросом доверия у тебя ко мне также глухо, как в пещере? Что, думал я проникнусь твоими жаркими порывами решить дело самому, и захлебнусь пущенной в меня пылью? Не так сложно было докопаться до истины.
Татарский с интересом следил за разговором, понимая, что ему предвидится счастливый случай найти броню в моем существовании.
Я тоже напрягся, смутно догадываясь о русле, в которое меня направлял Барин своими намеками. Когда на стол перед моим носом упала памятная фотография, я убедился в правильности моих догадок.
– Скажи мне, кто твой брат, а про отца я и сам догадаюсь, – склонил Барин голову и посмотрел туда же, куда и я, – позади серьезного Демидова со старшим сынов виднелся край фотографии, на которой можно было различить изображение человека, который походил на меня, как две капли воды, – Вот как ты додумался, чем тебя собираются шантажировать, – закивал он, – Черт побери, я даже не догадывался, что работаю с сыном Демидова!
Татарский, не ожидавший такого поворота, взволнованно нагнулся ближе, смиряя меня взглядом.
– А ведь похожи, – донеслось от него, и он присвистнул, – Батюшки, Север, что же ты раньше мне не рассказал, я бы тебя, может, даже больше боялся, – изогнул он бровь.
– Заткнись, – отрезал я и посмотрел в глаза Барину, – И что?
– А то, что угроза была вовсе не в тех, кто нас подсиживал, а в тебе. Ты как мина – один звонок от кое-кого, и взорвался бы. А голова бы моя полетела. Что-то перспектива проглядывается херовенькая. Потому что ты лучше меня знаешь, что твой отец кукловод – ничего не происходит без его ведома. Ты думаешь, я не понимаю, что ты у него на ниточке? Иначе бы, почему он позволял тебе здесь прохлаждаться, вместо того, чтобы на него работать? Тут дело вот в чем – когда он найдет, чем тебя привязать к себе, он вступит в игру. Думаешь, я от этого ничего не потеряю? Черта с два, Северский, как бы ни так! – как всегда разошелся Барин гневом и стал нервно зажигать очередную сигарету, – И те, кто действовали за Дюпона, точно прозондировали твои действия и подвели нас к этой ситуации. Думаешь, я не в курсе, что Соколовский спит и видит, как бы тебя к рукам прибрать? Его методы, что тут скажешь.
Я раздраженно повел плечами – Барин точно расставил все точки, разложил по полочкам суть, и поставил вопрос ребром – Сокол играл со всеми нами, как с пешками, имея в рукаве шикарный козырь. Оставалось только гадать сломаюсь ли я под тем, что таилось за вторым дном этого козыря?
– Он разыграл все так, чтобы потянуть время. Пока я гонялся за его пешками, он, вероятно, готовил какую-то ловушку, – пришлось пойти мне на контакт, понимая, что сейчас важнее вместе придумать, как разобраться с полностью проигрышной партией.
– А я же говорил, – усмехнулся, как ни в чем не бывало спокойный Татарский, – Он такой на тебя зуб точил, что без кровопролития, ну никак, – довольно улыбнулся парень, предвкушая мое фиаско.
– Татарский.., – прорычал я, но меня остановил гневный окрик Барина.
– Север! – оперся он руками на стол, сверля меня взглядом, – Тебе обрисовать задницу вселенной? Нас с тобой обвели вокруг пальца, заставив отвлечься на Дюпона, потом обыграли все так, что этот, – он кивнул на безмятежного парня, – Оказался в моих руках. Предполагается, что пройдет немного времени, и ты встанешь на сторону Сокола. Вот так бартер, не находишь? И что же нам с этим делать?
– Слать его к чертовой матери, – с тенью усталости проговорил я, начиная понимать опасность фигуры Соколовского.
– Во-первых, я дохрена уверен, что он достаточно близок с твоим отцом, а значит, имеет силу растоптать нас, как дерьмо под ногами.
– Хотел бы, сделал бы уже.
– Точно. Значит, хочет красиво все обыграть, падла, чтобы по-умному нас, сволочь лисья! – загромыхал Барин, кидая третий окурок на пол.
– Какая красивая многоходовочка, не находите? – ухмылялся Татарский, вызывая отчаянное желание выместить на нем всю злость, – Что-то мне подсказывает, что скоро святое местечко освободиться. Вот я заживу! – он довольно вытянул губы. Я не вытерепел и быстро подошел к нему, чтобы впечатать в стену.
– Сука, ты у меня первый все потеряешь, – пообещал я, глядя в надменное лицо. Чертова клубника разъедала мне нос.
– Что тут у нас? Злой Северский, который даже не догадывается о грядущей печальке.
– О чем ты?
– А сам подумай. Что ты боишься потерять больше всего? Почему Соколовский медлит, точно зная, что в итоге все будет так, как он захочет? Север, ты дурак, если до сих пор не понял.
– О чем это он? – заинтересовался Барин, пытаясь понять по моему лицу, догадался ли я о том, что имел в виду Татарский.
– Понятия не имею, что несет этот придурок, – холодно процедил я, отпуская не сопротивляющегося парня. Но где-то на уровне интуиции я уже понимал. Подсознательно уже начал испытывать страх.
Однако нежелание принимать действительность заставило задвинуть правду в самые глубины.
– Северский, если ты уйдешь к Соколовскому, ты должен понимать, – как никогда серьезно, с долей разочарованности протянул Барин, – Не вернешься.
– Думаешь, я этого хочу? – холодно поинтересовался я, поддерживая пролегший между нами лед.
– Какая мне разница, от твоего хотения ничего не меняется, – фыркнул он, – Можешь идти к дьяволу, если Соколу удастся тебя сломить. И по всем долгам придется расплатиться.
– А ты своего не упустишь, да?
– Просто разберись с этим, парень. Только так. Валите, оба. К черту всё.
Мне даже не пришлось сдерживаться, чтобы удержать стук двери, отрезавшей меня от Барина. Чутье говорило о том, что это только начало. Об этом же твердили плутовские глаза, насмешливо взиравшие на меня своей обманчиво прозрачной голубизной.
– Недетские тут игры, да, Северский? – спросил он, – Никто ни на чьей стороне, всем плевать. Только мне нечего терять, вот в чем вся шутка, а ты на этот раз по самое «не хочу» вляпался, почти по уши уже в… А что это я? Мне тоже плевать, на самом деле. Я тебе как самый искренний из всех скажу, – он улыбнулся и, насвистывая что-то под нос, ушел вперед, оставив меня скрипеть зубами от досады.
Соколовский не разочаровал. Не зря он был единственным из немногих пытающихся меня запугать, кто заставлял смотреть на себя не как на пустое место. Акула в большом океане. Он подобрался очень близко, и мне требовалось время, чтобы разрешить возникшую ситуацию. И оставалось лишь надеяться на то, что Татарский просто пытался вывести меня из себя, бросаясь громкими словами.
Когда я, погруженный в свои мысли, сел в машину, раздался телефонный звонок. Голос абонента вызвал во мне удивление.
– Марат? Северский, это ты? – немного нервно спросила подруга Зины, явно торопясь что-то выяснить.
– Я, – отозвался, беспокоясь о том, что девушка звонит мне из-за того, что что-то могло случиться с Шелест. На фоне сложившейся ситуации тревога возникла сама собой. Хотя я мог с уверенностью сказать, что забеспокоился бы в любом случае. Теперь мне всегда было не все равно о том, что твориться в жизни у Зины Шелест, – Что случилось?
– А Зина, случайно, не с тобой?
– Нет.
– Странно… Я до нее не могу дозвониться. Вообще-то у меня день рождения, а она даже не позвонила, а это так на нее не похоже. Я не вытерпела и сама ее набрала, только вот она недоступна. Вот и подумала, вдруг она с тобой, ну вы же теперь.. эээ… близко общаетесь, – немного стушевалась напористая подруга Шелест, видимо, позабывшая о смущении на время беспокойства за Зину.
– Думаю стоит набрать ее брата.
– Он тоже не абонент. Странно все. Я, конечно, понимаю, что у нее там важный прием у Демидова, но чтобы она меня взяла и не позд…
– Что ты сказал? – занервничал я, молясь, чтобы услышанное было галлюцинацией.
– Странно, говорю… А, ты про Демидова. Говорила я Зинке, что ей нужно было тебе сказать, – цокнула Ульяна на том конце.
– С чего Шелест собралась на этот прием? –в гневе спросил я, надеясь, что это не значит, что она решила воссоединиться со своим бывшим парнем.
– Так это, – поникла от холода в моем голосе девушка, – Сам отец Васи ее нашел и, ну, я бы сказала, принудил пойти.
– Твою мать, – выругался я, не заботясь о том, что Ульяна могла неправильно меня понять.
– Блин, Северский, я переживаю…
Я уже отключился и на миг почти выкинул телефон в окно, желая разбить его об асфальт. Вот, значит, как старый хрыч решил действовать. Его шестерка, этот Петрушевский, до которого я еще не успел добраться, смог пронюхать про наши с Зиной отношения, точнее, про мое настойчивое внимание к ней, а догадливый отец все додумал и перешел к действию. Он правильно рассчитал, что я не брошу ее там, если она мне дорога. Что не смогу проигнорировать ее присутствие на этом вечере. Не смогу спокойно терпеть, зная, как она все это не любит, зная, что там будет ее бывший парень.
Но какого черта Шелест согласилась? Что он ей наплел, что заставило ее согласиться пойти туда? Неужели играл ее чувствами к Курову? Или настоял на помощи в завлечении меня к семейному очагу? Но это значило, что она теперь была в курсе того, кто я на самом деле. С чего бы ей было помогать мне?
Все вопросы спотыкались о знакомый перелив, оповещающий о том, что абонент недоступен. Ее брат также не отвечал. Оставался один номер, запылившийся в телефонной книге, номер, который я вообще хотел забыть навсегда, чтобы не слышать голос абонента, неизменно ровный, но вызывающий лишь волну гнева и желания расквитаться за всю причиненную мне и моим близким боль.
– Сын, какая радость, – без задержек ответили на том конце.
– Давай без преамбул. Какого черта?
– О чем ты? – отец сделал вид, что не понимает меня, заставляя произносить все вслух, подписываясь под каждой его догадкой.
– Зачем ты заставил Зину прийти к тебе сегодня? Что тебе от нее нужно?
– Заставил? Ну, что же ты обо мне так? Просто пригласил, мы мило побеседовали, мне даже ее убеждать не пришлось.
– На жалость надавил? Я ее знаю, она бы просто так не пошла на такой вечер! Только попробуй ее тронуть!
– Ты же знаешь цену. Приходи и убедись, что с твоей Зиной все в порядке. И никто ее не трогает.
– Проклятье. У тебя ничего не получиться, слышишь? Она все равно ко мне равнодушна.
– Важно ведь не ее равнодушие, а твое, не так ли, Марат? – имя, прозвучавшее из уст отца, заставило меня нервно вздрогнуть
– Даже не думай, что у тебя получится на этом сыграть, – зло проговорил я, заводя машину. Кажется, мы оба знали, где я буду сегодня вечером.
– Как знать, как знать, – рассмеялся отец, – В таком случае, я сам позабочусь о Зине. С Васей ее познакомлю, не возражаешь? Раз тебе все равно.., – он снова рассмеялся, как будто чувствуя, что я испытываю.
Ярость перемешалась с беспомощностью, беспокойство дробило меня изнутри и заставляло гнать машину быстрее обычного. Что бы ни случилось, но я не должен был заставлять Зину проходить это в одиночку. Она оказалась там исключительно по моей вине – слишком подло было бросать ее вот так. Да я бы и не смог. Слишком сильно я погряз в чужой вселенной, незаметно привязался к Зине Шелест сильнее, чем к любой другой женщине до нее. Ее волшебные руки, серьезные грустные глаза, прозрачная хрупкость, ее одиночество, ее собственный, ни на что не похожий мир, были мне важнее сейчас собственного благополучия. Даже если бы пришлось сдаться, я бы действовал безотлагательно. Если бы пришлось положить на гильотину собственную гордость, ничто бы меня не остановило.
И раз приходилось поддаться на манипуляции отца, я готов бы сделать это ради нее.
Пришлось заехать переодеться – я и без того ожидал повышенного внимания, утяжелять которое неподходящим видом совсем не хотелось. Надевая черный пиджак, подумал о том, что Зина, наверняка облаченная в черное платье, должна вызвать у большинства присутствующих много вопросов. Я не сомневался, что отец уже взял ее в оборот. Да и ее бывший парень не преминет оказать ей внимание. Что же до меня, то если отец на самом деле задумал вернуть меня в свой бизнес и представить на сегодняшнем вечере, то это станет неминуемой каплей повышенного интереса к одной персоне, которая замешана в отношениях с верхушкой, представленной на вечере. Конечно, она сможет это пережить, но какой ценой? Будет ли она как прежде доверять мне и позволять поддерживать ее и помогать ей? Или решит, что я только мешаю, что я обуза, которая привлекает в ее мир неприятности?
Все это могло случиться, но мне оставалось лишь самому узнать выбранный девушкой путь, раскрыв, наконец, перед ней все карты.
Особняк отца встретил неродным и неуютным светом. Это место и раньше не было мне домом, а сейчас и вовсе представлялось логовом хищников, которые волей судьбы собрались вместе. Какой подарок. Жалко было упускать прекрасную возможность взорвать к чертям бесово сборище, но убийственные мысли быстро утонули в бессилии.
Пропустили меня беспрепятственно; и хотя у меня не было пригласительного, думаю, родитель позаботился о том, чтобы сына впустили без всяких вопросов, любезно и наигранно улыбнувшись после того, как я сказал свою фамилию.
Так называемые «сливки» расползлись по залу неровными шкварчащими кучками, их было много и все они мало интересовали меня. Нужную мне фигуру я угадал скорее интуитивно, чем зрительно – чего я никак не ожидал, так это увидеть Зину Шелест, которая предпочитала белизну только примирительно к коже, в белом платье. И пусть она казалась совсем непримечательной по сравнению со всеми прочими светскими дамами, вышедшими сегодня в свет в лучших своих нарядах; для нее конкретно это было маленькой сенсацией. А для тех, кто ее знал, и подавно.
Я замер на секунду, оглядев ее спутников, а затем упрямо, ни отвлекаясь на приветственные возгласы, двинулся вглубь зала, где меня ждала пара удивленных до глубины души темных глаз.
– Ма-марат, – с придыхание воскликнула Шелест, когда я встал рядом с ней и приветственно, хотя и достаточно скупо улыбнулся, – Ты здесь, – она то ли спрашивала, то ли констатировала, и явно ничего не понимала, но как будто бы облегченно придвинулась ко мне – кажется, девушке было совсем невмоготу в окружении бывшего парня, моего отца и Соколовского, который с затаенной победой в глазах разглядывал меня. Я почувствовал себя жалким прирученным зверьком. Но не время было показывать слабость. Не перед ней.
– А ты? Что ты здесь забыла, Зина? – я невзначай глянул на названого брата – он закусывал состояние шока гневом, и казалось, до сих пор не мог понять, как так вышло, что я по всем фронтам его обошел – несмотря ни на что, а все-таки отец всеми способами мечтал меня заполучить в свой бизнес; что же касается Шелест, то выбор был очевиден, – Когда ты успела полюбить такие сборища, Шелест?
– Что-то я не понял, – встрял Вася, переводя взгляд с меня на отца, – Как это младший сын? Но разве… разве он не разорвал отношения, не перестал быть частью семьи?
– Все верно, – благосклонно кивнул старший Демидов и посмотрел в мою сторону, точно наслаждаясь тем, как удачно у него получилось заполучить меня к себе, почти не прибегая к насилию, не считая морального, – Марат и я серьезно поругались в прошлом. Но дни мои не бесконечны, так что, думаю, пришло время забыть старые обиды и снова стать одной семьей. Вы оба мои дети, я уверен, что вы найдете общий язык, – я в голос фыркнул, но бизнесмен проигнорировал это. Старые обиды, значит, он собрался забыть. Как жаль, что мы были не одни, и я не мог освежить ему в памяти все, что он натворил. Одного сегодняшнего вечера бы хватило с головой – одна сплошная обида по отношению к моей матери стояла передо мной и недоуменно пялилась по сторонам.
А вот Зина, кажется, еще больше побледнела, и я, чтобы предотвратить возможное падение, взял ее за руку. Она на удивление сильно сжала мою ладонь, молчала, но хмурилась, уже расставив в голове всю невероятную картину, представшую перед ней. Ее бывший парень потемневшими глазами посмотрел на наши сплетенные пальцы.
– Вы, значит, братья, да? – осипшим и каким-то безэмоциональным голосом спросила она, как бы подводя черту под вопросом «Во что же я вляпалась?». Но в этом было больше. Она смотрела, и взглядом спрашивала о большем, обо всем, чего не понимала.
Я обязательно расскажу ей позже, когда мы покинем этот серпентарий. Когда я защищу ее от угрозы, которую она еще не осознала, и я надеялся, что никогда не осознает.
– Это неважно, – ушел я от ответа, – Достаточно, мы уходим, – посмотрел прямо в отражение собственных глаз. Отец поднял бровь.
– Разве? – улыбнулся он и почему-то кинул беглый взгляд на свободную руку девушки, которой она нервно поправляла волосы, знакомым жестом закрывая себя от мира темной стеной, – Разве не самое время объявить о вашей помолвке? Думаете, я не заметил этого чудесного украшения на ее пальце? – хитро прищурился он и громко захлопал в ладоши, чтобы привлечь внимание, пока каждый из нас пытался понять, что он сейчас сказал.
– Что? – недоуменно выдохнул младший Демидов и с ужасом глянул на правую руку Шелест, – Зина… но почему? – растерялся он.
Не менее растерянная Зина, казалось, вот-вот заплачет. Даже мой хваленый самоконтроль полетел к дьяволу. Я повернулся к девушке и заглянул ей в глаза, пытаясь прочитать по ним ответ. Пока отец рассказывал про сегодняшнее событие и сыпал поздравлениями, под дружный удовлетворительный гомон, похожий на раскаты грома, я отрешенно смотрел на злополучную руку и ничего не понимал. То самое обручальное кольцо, которое было нашей семейной реликвией, и потерю которого моя мама восприняла очень болезненно, устроив небывалый нагоняй Софе, несмотря на уверения той, что она ничего не трогала, мирно покоилось на красивом пальце Шелест. Девушка, которая не носила никаких украшений, оказалась здесь с кольцом на пальце, которое значило гораздо больше, чем она могла себе представить.
– Где ты его взяла? – удивленно спросил я, беря ее руку и разглядывая украшение так, точно оно было галлюцинацией, и вот-вот должно было раствориться. Иного объяснения я не видел.
– Боже, – дрожащими пальцами Шелест попыталась его снять, но я ее остановил – толку от этого теперь было мало, – Я не хотела, честное слово. Оно совершенно случайно оказалось у меня дома, я и подумать не могла, что… Прости, прости меня, – в глазах девушки заблестели слезы.
Глупая. Конечно, не хотела. Представить Зину, которая специально надевает на руку обручальное кольцо, чтобы привлечь к себе внимание, было невозможно. Наверное, она испугалась, что я рассержусь из-за такого поворота событий, увидев неприсущее мне яростное выражение лица.
А мне просто было трудно сдерживать себя, когда вокруг творился сущий беспредел. Когда отец играл нами, точно пешками в собственной партии, когда стоящий рядом «брат» закипал и непонятно что еще мог выдать в ближайшем будущем, когда потрясающе спокойный Сокол резал меня едва заметной улыбкой, и пугал меня сильнее, чем все остальные.
Когда Зина боялась и дрожала, испуганной птичкой озираясь по кругу, стараясь держать себя в руках и не сорваться. Хотя на какой-то миг меня пробрала неясная радость – разумом я понимал, что это кольцо ничего не значит, что это случайность, которая, как и прежде, ураганом ворвалась в наши жизни, растоптав все разумное, что мирно росло и процветало, – но чувство, что эта девушка хоть и ненадолго, но принадлежит мне, кольнуло меня предвкушением чего-то необъяснимого, по-настоящему желаемого и даже необходимого. Я с насмешкой смотрел на Демидова, который только и мог, что яростно сжимать кулаки, но ничего не мог поделать с волей отца.
– Успокойся, – сжал я плечи девушки, которая виновато хмурилась и страдальчески зажимала руку в складках платья, – Это ничего не значит, просто потерпи. Еще немного, – прошептал я ей в макушку, – И я тебя отсюда выведу.
Она кивнула, поверив мне, и спряталась за мной от мира, хотя все равно оставалась слишком привлекательной для любопытных глаз персоной. Особенно, когда мой отец так старательно обращал на нас внимание.
Присутствующие внимательно слушали размеренный, но ужасно нахальный голос с самоуверенными интонациями.
– Ну и кроме всего прочего… Я сегодня вдвойне, а скорее, даже втройне счастлив, – он улыбнулся и бросил многозначительный взгляд в нашу сторону, – Я не только разделяю чудесный праздник вместе с моими любимыми сыновьями, но и узнал о событии, которое не менее сильно растрогало сердце старика! Вероятно, кто-то из присутствующих, кто такой же древний как я, и кто знает меня давно, помнят моего младшего сына. Несмотря на все трудности и недоразумения, происходившие между нами в прошлом, он все равно здесь, со своей семьей, – кое-кто посмотрел в мою сторону, но неуверенно, как будто сомневаясь, что хмурый и ничуть не радостный от нахождения в «семейном кругу» парень, на самом деле «любимый сын», о котором говорит бизнесмен, – И даже не один, а со своей прекрасной невестой! – шепотки волной пронеслись по залу, еще больше любопытный глаз уставились уже не только на меня, но и на испуганную Зину, которая замерла за моей спиной. Отец сделал многозначительную паузу и продолжил, – Как и любой глава семьи, я, несомненно, забочусь о будущем семейного дела, дела, которое должно перейти в надежные руки, и надеюсь, что сын не заставит меня долго ждать и подарит долгожданного наследника! Давайте поднимем бокалы и все вместе пожелаем молодым счастья и скорой свадьбы! За вас, – он отсалютировал нам с Зиной, кинув быстрый насмешливый взгляд.
Я мрачно следил за радостно восклицающими гостями, отметил, что Соколовский все также спокоен и уверен в себе, что «старший сын» единственный, кроме нас, кто не прикоснулся к бокалу, и что, если я как можно быстрее не уведу отсюда Шелест, то рискую повторить геройский подвиг ношения ее на руках. Я повернулся к ней, чтобы успокоить, но решил, что всего произошедшего достаточно, чтобы просто взять и уйти. Свои роли мы отыграли больше, чем на «отлично».
Я взял мертвецки бледную девушку за руку, собираясь увести подальше от этого места. Наши глаза встретились. Мы, в центре внимания, в центре шумной толпы, в центре собственной вселенной замерли, глядя друг на друга, порабощенные чьим-то нахальным выкриком «Горько». Голос, поддержанный толпой, разросся до дружного желания увидеть поцелуй жениха и невесты, которым отрезали любые пути к отступлению.
Но я прекрасно понимал, что это если и должно было произойти, то не так, не здесь, не посреди толпы, жаждущей зрелища. Девушка, достойная всех звезд на небе, не должна тратить свою нежность ради удовольствия ничего не понимающей, но жадной до шоу массы. И никто не в силах был заставить меня пренебречь особым к ней отношением и поддаться минутному желанию, пусть собственному, пусть в глубине души ужасно необходимому, но в данной ситуации совершенно неуместному.
Они подстрекали того, кто уже давно мечтал прикоснуться к губам девушки, но боялся ее реакции.
Поэтому я сознательно проигнорировал смелые мысли и собрался с духом, чтобы наплевав на всех, как можно быстрее уйти, прихватив с собой Зину.
Но что-то изменилось внутри нее. Ее взгляд по-свойски прошелся по окружающим людям, она как будто внимательно изучала их, запоминала; не казалась напуганной, только глубоко озадаченной и сосредоточенной. Она кидала им вызов.
А может быть, это был вызов себе самой.
Зина снова посмотрела в мои глаза. Сомнение, мольба, благодарность и просьба о прощении свернулись в клубок нежности и желания. Она замерла, как перед прыжком, сделала маленький шажок и поднялась ко мне на цыпочках, чтобы достать до моих губ своими. Я зачарованно и неподвижно следил, как она приподнимается и на секунду замирает, еще не коснувшись губами, но уже задев теплым прерывистым вздохом. И добила коротким, легким, как теплый ветер, касанием.
Сделав ставку на смелость, девушка напрочь убила мою нерешительность, а отступив, не смогла уйти далеко, дальше, чем на миллиметр, потому что, забыв про тех, кто просил этого от нас, повинуясь собственному желанию, я притянул ее назад, чтобы поцеловать по-настоящему.
Не оттолкнула, ответила, легко коснулась дрожащими руками, и вместе со мной потерялась под громкие аплодисменты и смешивающиеся в кучу крики.
И проводя рукой по нежной щеке, заглядывая в смущенные горящие глаза, держа дрожащую руку, и слушая бешеный галоп сердца, я подумал, что все, что произошло до этого, не имеет значения.
