Текст книги "На кончиках твоих пальцев (СИ)"
Автор книги: Лиза Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Я, даже не глядя, почувствовала, как напрягся Марат.
– Смотрю тебе всё мало. Вали, пока тебя не выволокли, Татарский.
– А если нет?
– Здесь неподалеку ребята Барина скучают, будут рады размяться.
– А позови, – продолжал издеваться Татарский, – Можешь даже самого Барина набрать; вот только ты, похоже, не в курсе последних новостей? – снова заулыбался русоволосый парень, играя на нервах Северского, – Короли меняют пешек, и им насрать на их мнение. Не суетись, Север, я же тебе предлагал выходить из игры, пока было можно? Предлагал. А теперь поздно, знаешь, кто Дюпона за хвост словил? Догадался уже, небось, – усмехнулся парень, – Сокол тебя достать не смог и нашел отличную альтернативу. А я теперь тоже под Барином хожу, так что часто видеться будем.
Северский недоверчиво нахмурился, а я попыталась быстро сориентироваться в мелькании знакомых и не очень имен. По всему выходило, что и Татарский был стрелком. Оставалось только поражаться щедрости судьбы, которая с упоением впихивала в мою жизнь самых невозможных из всего многообразия выбора личностей.
– С чего Барину тебя подбирать?
– Выгода, Север. Мы ж с тобой гвоздь программы, а когда оба на одной стороне, это подразумевает двойную выгоду для кое-кого. Что, сам не догадываешься?
– Ты понял, о чем я, – не поддался на провокацию голубоглазого парня Северский.
– Сокол сошел, у него теперь свои игры, – внезапно посерьезнел Татарский, превращая глумливую шутливость голоса в резкую сухость, – Он ведь через меня узнал про француза, следил, понимаешь ли, за моими действиями. И про наш разговор тогдашний узнал. За хороший куш передал меня Барину и переключился на Дюпона. Но мы ведь оба понимаем, что всё не так просто, – Сокол, если меня и оставит, то тебе спуску не даст, – глаза Татарского с интересом уставились на меня, – Боюсь я за тебя, Север, ой боюсь, – он смотрел в мои глаза, как будто пытаясь что-то понять.
Лично мне было неясно ничего, кроме того, что эти двое, похоже, отлично понимали друг друга, потому что Северский тоже посмотрел на меня и ничего хорошего этот взгляд не предвещал. И что-то мне подсказывало, что всё это связано с моим братом и с Васей и даже со мной и совершенно неясно было, кто на чьей стороне, и какая сторона в итоге окажется безопаснее.
– Для нас это ничего не меняет, – отозвался Северский, который переварил полученную информацию и вернулся в привычное состояние равнодушия.
– Не меняет, – согласился Татарский, – Но раз уж так вышло, имей в виду, что у Сокола на тебя что-то есть.
– Сам разберусь.
Татарский заулыбался.
– Вот почему, когда я пытаюсь сделать что-то хорошее, меня всегда останавливают? Немыслимо, – он пожал плечами и направился к сейфам, показывая, что сказал всё, что хотел, но на полпути замер, – Зина, выпьешь со мной кофе? Бросай его, он холодный и бездушный.
Второй раз за сегодня меня пытались убедить в том, что парень, от которого у меня по телу расходится жар, не лучшая кампания. Вопрос в том, хорошо или плохо иметь собственное непоколебимое мнение и каков процент того, что оно окажется неверным? Вообще, самым безопасным, как по мне, было перестать общаться со всеми разом, но едва ли я могла себе это позволить.
Марат хотел ему что-то ответить, но я его опередила, спокойно выдержав прямой светлый взгляд.
– А где гарантия, что ты снова не подсыплешь мне какую-нибудь дрянь, когда мы будем пить кофе? – спросила я, до сих пор чувствуя себя нехорошо от того, что произошло в день моего знакомства с Татарским.
Он глумливо поклонился и развел руки.
– Я в тупике. Невозможно переспорить человека, который опирается на аргументы! – улыбнулся он, – А если под честное слово?
– Хорошо, – выдохнула я, на пару секунд делая паузу, и мысленно усмехнулась над реакцией Татарского, который пораженно завис, и Северского, который удивленно повернул ко мне голову, – Что честное слово теряет смысл, как только поступки расходятся со словами, – равнодушно закончила я, поражаясь собственной смелости, которая так играючи распоряжалась эмоциями двух далеко не самых миролюбивых парней.
Татарский снова напустил на себя веселость и даже Северский усмехнулся.
– А ты мне сразу понравилась, Зина, – оскалился Сережа, – Надеюсь, ты передумаешь и снова спасешь меня от одиночества! – криво усмехнулся он и отвернулся, не давая разглядеть за привычным оскалом давнюю боль.
– Вряд ли, – бросил ему уже Север и вместе со мной направился на выход, – Увижу рядом с ней – пожалеешь. Не думай, что пособничество Барина тебя спасет.
– Пошел бояться, – без тени страха усмехнулся Татарский, отрезая себя от нас стеклянным ограждением.
14
Окунувшись в мягкий сумрак улицы, я облегченно вздохнула и потянула руку к падающим, точно крошки облаков, снежинкам. Северский молча наблюдал за мной, засунув руки в карманы брюк, и его острый взгляд неминуемо настигал меня даже когда я опускала лицо, закрываясь от него волосами. Тональность наших отношений с каждым разом менялась, трансформируясь сначала от пренебрежения друг другом до вынужденного сотрудничества, постепенно превращаясь в дружбу, которая как минимум для одного из нас значила что-то большее, чем интерес и искреннею заботу.
– Спасибо, что рассказал мне. И показал. Миша бы точно оставил меня в стороне, и мне бы пришлось переживать за него и сердиться от непонимания его изменившегося поведения. Хотя переживать я стала еще больше, если честно. Но теперь я хотя бы могу с ним поговорить и попробовать убедить его не лезть.
– Боюсь, что уже поздно, люди, с которыми он работает, не отпустят его просто так.
– Он всегда любил ввязываться в авантюры. Глупый, – грустно усмехнулась я, поднимая глаза на Марата, – Но всё равно спасибо! Было бы неплохо, если бы вы с ним оказались на одной стороне, тогда я могла бы посметь попросить о помощи, а так…
– Он сам виноват, – безразлично протянул Северский, лениво окидывая взглядом пустую улицу и снова возвращая его ко мне, – А ты лучше не лезь. Поняла же уже, что он тобой играет.
– Как ты сам сказал, едва ли брат желает мне зла, – просто думает, что Вася для меня еще что-то значит и пытается помочь.
– А он значит? – протянул парень, смиряя меня тяжелым взглядом.
– Не то, что прежде, – честно ответила я и улыбнулась, – Так что не переживай за меня, тебе и так приходится мне постоянно помогать. Кстати хорошо, что мы оказались около театра, я всё равно не хочу идти домой, так что спасибо тебе еще раз и пока, – я постаралась как можно беззаботней помахать на прощание рукой, чтобы Северский не почувствовал, что мне грустно от сложившейся ситуации. Я отвернулась и даже сделала несколько шагов по направлению к темной двери, но меня грубо схватили за шиворот и потянули назад.
– Куда, – послышалось холодное за моей спиной, – Дом в другой стороне.
– Я же уже сказала…
– Я не про твой, Шелест, – он развернул меня лицом к машине и подтолкнул к двери.
– Марат, я не хочу тебя так обременять…
– Ты ошиблась героем – я у тебя не спрашивал, чего ты хочешь. Просто садись, иначе я затащу тебя силой, – не оставалось сомнений, что он так и сделает. Возникла шальная мысль убежать в сумрак улицы, но было очевидно, что тогда меня точно настигнет неминуемая кара, к тому же парень за моей спиной стоял слишком близко, чтобы дать мне сделать хоть шаг, а в том, что он мигом распознает каждое мое движение, сомневаться не приходилось. Я покорно склонила голову.
– Может быть, мне вообще к тебе переехать? – пробубнила я, и в смущении поняла, что он всё расслышал, когда позади меня послышался смешок. Но потом в мою голову пришла еще более смущающая мысль, которая заставила меня остановиться и с некоторым сожалением посмотреть на опасно прищурившегося парня, который, видимо, подумывал пресечь мои сомнения просто закинув меня на плечо, – Северский, а как же твоя девушка? Ты уверен, что она не будет против того, что я у тебя остановлюсь?
Он недоуменно посмотрел на меня и нахмурил брови.
– Какая еще девушка, Шелест? Если ты про Тихомирову, то я тебе уже всё объяснял.
Теперь уже я захлопала ресницами.
– При чем здесь Эльвира? Я говорю про Соню, – сердито посмотрела я на него. Меня начинало сердить его безалаберное отношение к собственной девушке.
Северский на пару минут завис, осознавая услышанное, а потом весело рассмеялся, точно я ему только что рассказала самый смешной анекдот в жизни.
– И что смешного?
– Просто представил выражение лица Мармеладовой, когда она услышит то, что ты подумала.
– То есть вы не вместе?
– Мы хорошие друзья. И только.
– Но как же… Я ведь видела ее в твоем доме, в твоей ванной… и вообще вы так общаетесь, точно…
– Хорошо понимаем друг друга, верно. Для этого не обязательно встречаться.
Я смущенно прикусила губы. Теперь-то я и сама понимала, какими поспешными оказались мои выводы, а действия самих ребят больше не казались неправильными и странными – ни Сонины взгляды в сторону симпатичных мальчиков, ни ее веселость, когда она застала меня в квартире Северского, ни его спокойствие и равнодушие до мнения собственной якобы девушки.
– А теперь, когда мы всё выяснили, ты можешь спокойно сесть в машину? – всё еще улыбался Северский.
Я кивнула головой и наконец-то залезла в салон, всё еще бросая короткие взгляды в сторону Марата, который казался не на шутку развеселившимся, как будто это была не нелепая глупость с моей стороны, а целая комедиада с отборным юмором, способным тронуть даже самого морозного человека в моем окружении. Но, может быть, он тоже просто устал постоянно нервничать и заботиться обо всём подряд и позволил себе расслабиться, даже несмотря на то, что я в очередной раз неожиданной ношей ворвалась в его жизнь. Однако его довольное лицо, оживившиеся черты лица, глаза, губы и брови, всё это манило меня и заставляло то и дело тайком кидать на парня взгляды, делая вид, что рассматриваю промахивающие за окном здания и вывески.
Один раз он почти меня поймал, но я быстро перевела глаза на яркую табличку, которую до этого даже не заметила. Он тоже посмотрел в ту сторону и понимающе дернул головой.
– Хорошая идея, у меня всё равно ничего нет, чтобы приготовить ужин.
Я внимательнее пригляделась к вывеске и поняла, что парень имел в виду маленькую китайскую кафешку, с причудливыми иероглифами, задорно примостившимися на двери и словно приглашающими войти. Только теперь я почувствовала голод, а при мысли о еде желудок застонал и требовательно скрутился. Поэтому я не стала спорить, когда Марат повернул машину и остановился возле красивого здания, на первом этаж которого находилось приглянувшееся нам заведение.
Всё, от дверного колокольчика, приветственно звякнувшего, когда мы вошли, до пожилого мужчины-китайца, подошедшего к нам, чтобы встретить, было пропитано особым колоритом, насыщено яркими красками, иероглифами, бамбуковыми полотнами с простыми, но тонко отражающими суть вещей набросками и неповторимой собственной эстетикой, которая впустила нас, точно пришельцев, в свой волшебный мир. Мужчина поклонился и сухим, но точным жестом указал нам на свободные столики у окна – они выгодно отличались наличием ширм, что позволяло принимать пищу подальше от чужих глаз и ушей, если бы пришлось вести приватные разговоры. Я неловко глянула на китайца, который ничего не говорил, и только протягивал нам планшеты вместо меню, и растерялась, когда он в ответ на мой вопрос о том, где здесь можно помыть руки странно на меня глянул и пробормотал нечто странное и похожее на заклинание, а потом ушел, оставив нас с Маратом вдвоем. Парень был спокоен и лениво листал странички на выданном ему гаджете так, словно всё шло по плану.
– По-моему, он меня не понял, – вздохнула я и огляделась: на деревянном столе стояли причудливой формы солонка и перечница, в деревянной пузатой коробочке толкались разноцветные салфетки; на стене слева от меня весел бежевый гобелен с вертикальными письменами, а над моей головой завис красный фонарик с кисточкой, – Наверное, у них много проблем с клиентами, раз официанты не говорят по-русски. Но выглядит всё здорово!
– Я сомневаюсь, что всё здесь настолько приближено к оригиналу, чтобы впечатлить – не тот размах. Не удивлюсь, что он лишь придуривается, что не понимает.
– Ты циник, Северский! Нельзя судить, не попробовав.
– А я и попробую. Однако наличие вот этого супа из карпа само наводит меня на такие мысли.
– Что с ним не так? – уткнулась я лицом в странное название – всё, кроме него, было написано иероглифами, так что понять, что имеет в виду Северский, было абсолютно невозможно.
– Этот суп готовят только в одном месте на земле, возле озера Тяньму, в котором и ловят рыбу для приготовления. Вода в озере безупречно чистая, а дно песчаное, отчего у рыбы нет илистого привкуса, – отсюда незабываемый вкус. Сомневаюсь, что у них на заднем дворе приютилась парочка-другая подобных мест. Так что, полагаю, это будет лишь подобие настоящего блюда.
– Откуда ты это знаешь? – подняла я глаза на парня, который не просто абсолютно бессмысленно тыкался в экран, ратуя на картинку с изображением блюда, а разумно и сосредоточенно водил глазами, – Знаком с китайским?
– Достаточно, чтобы понимать такие вещи. Кстати, это кухня провинции Су, так что, если ты действительно хочешь насладиться ее самобытностью, советую знаменитого «Нищего цыпленка» или «Прощай, моя наложница», или фрикадельки из свинины, вот здесь смотри, – он захватил мою руку и провел пальцем по экрану, находя нужные блюда. Я же зачарованно следила за его действиями, точно маленький деревенский ребенок за искусным иллюзионистом, – А на десерт возьми вот это рисовое печенье. Его точно нельзя испортить.
– Если ты такой гурман, то я полагаюсь на твой вкус. Но где ты всё это узнал?
– Я некоторое время жил в Китае. Учился там, – добавил он и, что-то вспомнив, опустил глаза в сторону.
– Правда? Так ты понял всё, что он сказал?
Северский криво улыбнулся и смеющими лазами посмотрел на меня.
– Абсолютно.
– И что же?
– Раковины вон там, – он махнул рукой в сторону, но я оценила его способность уходить от ответа.
Когда я вернулась, пожилой официант следил за рукой Марата, который почему-то молча указывал ему на блюда, вместо того, чтобы просто сказать, что мы хотим заказать. Я подумала, что парень попросту сомневается в своих разговорных способностях – нередко люди, которые спокойно читают на чужом языке и понимают иноземную речь, не могут связать и двух слов, но, когда официант поклонился и собрался уйти, Северский что-то сказал ему вдогонку, отчего тот замер и удивленно повернул к парню голову.
Я сидела и переводила взгляд с одного на другого, не понимая ничего из сухих реплик китайца и не менее лаконичных ответов Марата. В конце разговора Северский улыбнулся, а китаец слишком сердито, как мне показалось, развернулся и быстро ушел.
– И что это было? – заинтересованно спросила я у парня, который сидел с тенью загадочной улыбки на губах.
– Он сказал, что если мне не понравится суп, то обед за счет заведения, – открыто улыбнулся тот.
– По-моему, ты его расстроил…
– А по-моему мотивировал на результат.
– Можно же было мягче…
– А ты любишь защищать других, да, Шелест? Или я в твоих глазах настолько ужасен? – протянул он, сосредоточенно рассматривая мое лицо прямым колючим взглядом, – Всё еще боишься меня?
– Как я могу? – отвела я глаза, закручивая пальцами неожиданно возникшую в них салфетку, – Просто удивляюсь, как можно быть таким черствым с виду, но раз за разом ломать образ на каких-то мелочах, становясь героем для незнакомой девушки вроде меня.
– Если я черствый, то ты слишком непритязательна, когда говоришь о себе, как о мелочи.
– Как есть, так и говорю, – рассердилась я и бросила скомканную салфетку в сторону и уже было потянулась за другой, но тут мою руку накрыла ладонь Северского, и я испуганно перевела взгляд на его лицо. Что это он задумал и почему так внимательно и с легкой игривостью разглядывает мое лицо?
– Это не так, – мягко возразил он и чуть наклонился вперед, беря мою руку двумя ладонями и проводя по ней колючим взглядом, который я ощущала едва ли не лучше, чем прикосновения его пальцев, – Я долго думал, в чем дело… В этом, да? В том, что они такие особенные. Твои руки способны вертеть миром, по крайней мере, той его частью, где сосредоточено всё душевное. Думаешь, легко отпустить их, после того, как узнал силу, которой они владеют?
– Что? – подняла я глаза на Северского, непонятная игра которого сшибала мои мысли сильными вихревыми потоками. По телу плелись, точно змеи, волны мелодий-импульсов, натягиваясь в том месте, где Марат держал меня за руку, как тетива лука, готового выпустить стрелу.
– Если не хочешь, чтобы я и дальше тебе помогал, то и слушать твою игру мне больше не позволяй. Мне тяжело выносить это, – он легонько прикоснулся к тыльной стороне ладошки губами и выпустил ее из рук, а я продолжала смотреть на него замурованными в круглом положении глазами. Он же мягко улыбнулся и опустился на спинку стула, сопровождая глазами официанта-китайца, принесшего нам две круглые чашечки, покрытые темно-коричневой глазурью, и чайник с рукояткой в форме головы дракона. Китаец хмуро посмотрел на Северского и ушел с поджатыми губами, а я вцепилась в свою чашку, как утопающий хватается за соломинку, и сжалась, собираясь делать вид, что ничего не поняла и всё это не имеет ровно никакого значения. Только рука навсегда сохранила отпечаток чужих губ и отправила открытку сердцу, которое восторженно запело от ложных надежд. Из лука выстрелил очень меткий стрелок.
– Значит, ты в Китае научился стрелять? Что ты еще там изучал?
– Ты права. На самом деле отец хотел, чтобы я изучал боевые искусства, но я, еще будучи рядом с ним, доставлял кучу проблем, так что очень быстро я выбрал собственный путь, оставив прилежные занятия всякими бак мэй и ба гуа чжан Ромашко.
– Так вы вместе там учились?
– Там и познакомились, – кивнул парень, – Нас поселили в одном домике и вместо того, чтобы смириться с моим мрачным пренебрежением и холодным игнорированием и просто отстать, этот парень однажды в прямом смысле размазал меня по стенке. Меня увезли на неделю в больницу, а когда я вернулся он просто пришел и протянул мне руку, а я решил, что глупо отказываться от дружбы человека, который так классно машет кулаками. В тот момент мне это казалось важным, и я его зауважал, – улыбнулся, вспомнив свое детство Марат, – Мы и по отдельности были не подарком, а вместе стали чем-то совершенно неуправляемым.
– Стрелково-ударный броманс, – улыбнулась я.
– Выражение в стиле Мармеладовой, – ухмыльнулся он, а я пожала плечами – я была уверена, что любой, кто проведет с Соней несколько дней, неизменно начнет повторят за ней всякие, даже самые нелепые вещи. Некоторые люди обладают врожденной способностью оставлять на тех, кто их знает, яркий отпечаток, хочет того человек или нет, – Так или иначе, мы зазнались и стали грозой и младших и старших учеников, думая, что даже педагоги не имеют над нами власти. Тяжелым ударом было узнать, что всё это время нам позволяли всё это, испытывая наш потенциал. Двух маленьких звезд опустили с небес на землю и обрушили весь спектр наказаний, скопившийся за долгое время. Было больно и тяжело, но мы были слишком горды и самодостаточны, чтобы жаловаться, а суровость испытаний, как нам казалось, должна была вылепить из нас что-то большее. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что всё это имело двоякое значение, и никто тогда не был прав; однако я отделался легко, а вот Паше повезло меньше – у него до сих пор бывают приступы панических атак.
Я вспомнила уносящую с собой твое сердце улыбку и сверкающие, как звезды в ясной ночи, глаза и подумала, что по-настоящему большой силой этого парня была способность улыбаться сквозь боль и дарить людям свет, извлекаемый из собственной тьмы. Мальчик, когда-то получивший уважение за умение махать кулаками, дорос до человека, способность которого заставлять людей улыбаться, оставаясь глубоко несчастным, заслуживает настоящего восхищения.
– Неужели ни одна живая душа об этом не знала? – спросила я, отмечая равнодушную тональность тона Марата.
– Мой отец, конечно, был в курсе, и всё поощрял. Он никогда не оставлял попыток управлять мною и думал, что это научит меня подчиняться. Но та сила, которая не сломила меня, дала мне шанс избавиться от его зависимости. Я сбежал. Один человек помог мне это сделать. Я больше не нуждался в деньгах отца, а со временем всё ему вернул, чтобы не чувствовать хоть какой-то долг.
– А он…
– Мы с ним больше не общаемся. У него другая семья. Есть вещи, которые нельзя простить. Ни ему, ни себе…, – добавил он тихо, как будто позабыв про мое присутствие, невидящим взглядом рассматривая свою чашку. Потом он встрепенулся, уже осмысленно посмотрел на меня и улыбнулся.
– Я не из тех людей, кто запросто ведет развлекательные беседы.
– Мне было интересно узнать об этом, – серьезно ответила я, ловя его взгляд. На самом деле было не трудно догадаться о том, что лишись Северский своей красоты, мрачного обаяния, загадочной молчаливости и парочки знаменитых друзей, большинство влюбленных, окрыленных его популярностью наивных дурочек, полагающих, что на самом деле он может быть другим, что он влюбится, откроется, станет милым и забавным, с головой кинется в чувства, преданно поклоняясь предмету своей любви, тут же испаряться, глубоко разочарованные и обиженные, даже не задумываясь, что всё это было исключительно самообманом. Так что, едва ли я могла винить Марата в таком бесчувственном обращении к каждой из тех, кто пришел получить свою красивую картинку и ее заранее выдуманное содержимое – почему тот, от кого ждут несвойственных романтических порывов и ванильных чувств, смешных анекдотов и глупых улыбок, должен дарить свою мужественную преданность, которая и близко не родня той преданности, которую они себе выдумали; на самом деле она куда глубже и серьезнее, неразрывно связана с доверием и способностью защитить любой ценой, идет в комплекте с душевными шрамами, скрытностью и жестокостью. Влюбленность разрушается об каждый из этих элементов; любовь же способна их принять и разделить.
Мы оба с ним вели невероятно трудную партию, на кону которой стояло что-то большое и нерушимое, способное либо навсегда развести непонятно почему оказавшуюся в центре внимания девушку, размышляющую, может ли она оказаться одной из тех, кто способен принять чужие шрамы и залечить их прикосновениями своих пальцев и парня, который может и не понять, что в очередной раз оказавшаяся рядом влюбленная дурочка может быть той самой; либо навсегда связать их прочными узами, для которых и любовь и дружба, по сути, не имеют никаких различий.
Серьезная беседа уступила место пустякам и милым дружеским колкостям, а потом замерла, как туман над рекой, когда мы принялись за принесенный ужин. Я уловила момент, когда недоверие в глазах парня сменилось удивлением, а после удовлетворением, и поняла, что суп – таки удался, а китаец, стоящий в стороне и напряженно следящий за Северским, получит сегодня свою плату за потрясающе приготовленную пищу.
В какой-то момент я почувствовала себя до неприличия счастливой и тихо грелась о лучи этого чувства, понимая, что тревоги теряют свою значимость, стоит мне оказаться рядом с Маратом Северским. Он что-то говорил, а я улыбалась и не понимала ни слова, ловя взглядом блеск его глаз и кривую усмешку, пропитываясь спокойными интонациями его голоса и замирая от каждого движения в мою сторону. Эта внутренняя трепетность была родственна тому, как временами меня трогала особенно замечательная музыка, заставляя забывать обо всем и слушать, слушать без остановок и мыслей о чем-либо кроме.
Но сказки ведь принадлежат книгам, как и невероятные истории любви, а в реальности всё это разрушается о медленно открывающуюся дверь или звон дверного колокольчика.
Алена Елисеева в сопровождении неизвестно мне девушки приятной наружности приземлилась за столик в глубине небольшой кафешки и, может быть, не обратила бы на нас никакого внимания, если бы я, по нелепой случайности, не уронила бы ложку, которой размешивала чай, на пол. Девушка мельком глянула на нас, снова вернув взгляд в меню, но спустя миг медленно подняла глаза и посмотрела долгим взглядом на меня, а затем на Марата. Она сидела так несколько секунд, а потом что-то сказала своей спутнице, которая тут же кинула в нашу с Северским сторону заинтересованный взгляд, задержав его на парне, Елисеева же поднялась и направилась к нашему столику. Марат тоже заметил ее, и его глаза, как мне показалось, потемнели, но трудно было сказать насколько он рад или не рад присутствию девушки – этот парень едва ли не на каждого смотрел морозными огнями, а по моим наблюдениям Алена Елисеева частенько присоединялась к кампании друзей и, может быть, была их близкой подругой. Скорее всего, Северский был не рад, что она увидела нас вместе, потому что нелепые слухи, поползшие после того, как кто-то развесил в университете наши фотки, распространились и не сходили с уст, несмотря на то, что мы с ним не давали ни единого повода усомниться в том, что мы даже не дружим. Теперь же, когда Елисеева застала нас вместе в кафе, мы оказались в крайне щекотливом положении, ставившем под удар выстроенную схему защиты от несправедливых нападок со стороны одногруппников.
Алена мило улыбалась и смотрела на нас пытливо и показательно – наивно, но где-то в глубине взгляда скрывались заинтересованность и что-то похожее на угрозу.
– Надо же, какая встреча, – радостно сказа она, присаживаясь рядом с нами и улыбаясь до ямочек на щеках, – А вы тут… ужинаете? – обвела она взглядом наш стол и заглянула Северскому в глаза, а потом задала по-настоящему волнующий ее вопрос, – У вас свидание? Неужели слухи были правдой?
Северский не спешил с ответом; прежде он глянул на меня, замершую и не знающую, как на всё это реагировать, потом удостоил коротким взглядом очередную мятую салфетку в моих пальцах, задумчиво повел головой и только потом посмотрел на Елисееву.
– Не терпится разнести очередную сплетню? – поинтересовался он у девушки, даже не делая попытку вежливости.
Елисеева тревожно нахмурилась, но продолжила мило улыбаться.
– Что ты, Марат! Просто любопытно, вы ведь тут вдвоем, ужинаете, вот я и подумала… Хотя, о чем это я, помню, ты говорил, что не ходишь в кафе с девушками… Не знаю, какие у вас дела, это и не важно, просто хорошо, что мы столкнулись, – она кокетливо облокотилась на стол, придавая голосу загадочность и вперив в Северского хитрый взгляд, – Я хотела тебе кое-что сказать, – опустила она глаза вниз, а потом стрельнула ими в меня, как бы намекая, что я здесь лишняя. Северский не оценил, откинулся на спинку стула и снова посмотрел на меня.
– Говори и уходи. Ты верно заметила – мы вдвоем, и ты здесь лишняя.
– Но я бы хотела наедине…
Я, было, встала, чтобы оставить их одних – мне все равно было не по себе в присутствие девушки, но рука Северского успела быстрее, и рывком вернула меня на место. Я недовольно посмотрела на Марата, который сжимал мое плечо; Елисеева тоже смотрела на его руку, и тревога в ее глазах перерастала в решимость – она еще шире улыбнулась и пожала плечами.
– Ладно, пусть слушает. Марат, я подумала, и решила принять твое предложение, – рука на моем плече утеряла твердость и соскользнула вниз.
– О чем ты? – спросил Северский.
– Ну помнишь, тогда, возле столовой, ты сказал… предложил… к тебе… Я повела себя глупо, но теперь всё взвесила и решила, что это то, чего я на самом деле хочу, – закончила она, повергая в удивление и парня, который, кажется, совсем не ожидал такого поворота, и меня, начинающую понимать, что я вернулась из сказки в реальность, в которой была чужда миру Северского и его друзей. Что бы там ни двигало Маратом, когда он раз за разом помогал мне, я точно не хотела однажды вот так же унижаться перед ним, чтобы получить немного внимания, в котором до черта пошлого и едва ли есть хоть толика теплоты.
Никакая сила, быстрые руки Северского или его холодный взгляд не смогли бы меня остановить и заставить усидеть на месте. Я оставила их и ушла в уборную, чтобы остудить пылающие щеки пригоршнями воды и подумать о собственном сердце, ревниво и болезненно сжавшемся от понимания ничтожности своего положения. Не стоило привязываться к человеку, который наверняка мог предложить мне только то, что сейчас, несомненно специально продемонстрировала мне Елисеева; не стоило ехать к нему домой и провоцировать наше сближение – неминуемые последствия в виде разбитого сердца не шли ни в какое сравнение с тем, что я могла бы оказаться на месте Алены, борясь за крохи внимания мрачного Северского, который едва ли мог бы измениться ради тихой и неприметной Зины Шелест.
Поэтому, когда я, наконец, решилась вернуться в зал и сесть рядом с уже оставшимся в одиночестве Северским, отметив, что и Елисеева и ее спутница куда-то испарились, я была по-настоящему отрезвлена и не собиралась сходить с выбранного мною пути.
– Хочешь что-то спросить? – поинтересовался у меня парень, наблюдая, как я залпом выпиваю стакан вишневого сока.
– Совсем нет. Спасибо, ужин был вкусным, – едва заметно улыбнулась я, косясь в окно.
– Зина, я должен…
– Не должен, – поступаясь собственной манерой поведения, оборвала я Марата. Кажется, он ждал каких-то объяснений, но я просто молчала. Ждала и молчала.
– Скажи хоть что-то, – холодно протянул он, не отрывая от меня взгляда.
– Я боюсь тебя. Боюсь того, что если сегодня поеду к тебе, это никогда не прекратиться – ни чужие взгляды, к которым я так и не привыкла, ни совершенно чуждые мне частицы твоей жизни, которые больно меня ранят. Честно говоря, я до сих пор не до конца понимаю, зачем ты всё это затеял, зачем помогаешь мне? Ты совершенно точно не бесчувственный и не такой холодный, каким кажешься, но то, что ты способен заморозить ранее разгоряченное тобой сердце, я знаю совершенно точно. Я не хочу идти к тебе, потому что не хочу чувствовать себя одной из них, – я вспомнила Тихомирову, Елисееву и других девушек, замеченных в близких отношениях с Маратом, – Ты опасен, ты сам мне это показал, с тобой нужно считаться, и я не уверена, что мне нравится каждая из сторон твоей жизни, чтобы довериться тебе полностью.
Северский с удивлением слушал мою речь, его лицо с каждым моим словом становилось всё мрачнее, словно на чистое небо медленно наплывали грозовые тучи. На миг мне стало совестно, я даже сделала движение рукой, чтобы схватить его ладонь, а потом извиниться, но удержалась и вместо этого переставила пустой стакан с одной части стола на другую.
