Текст книги "На кончиках твоих пальцев (СИ)"
Автор книги: Лиза Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
– Север, друг, – не отрывая взгляда от экрана и поднося ко рту чашку, вместо приветствия бросил Ромашко, – Давай исключим этого парня из нашей тусовки, – он отсалютировал Королеву, который в ответ запустил в того игрушкой. Паша отвернулся и посмотрел на меня выразительным взглядом, – Ну или хотя бы сдадим его на милость дяденькам в синих халатах, чтобы мозги вправили. Я готов доплатить за бонус-терапию, если они смогут помочь. Я тут почитал, что женатые мужчины проводят с друзьями времени ноль процентов. Даже если округлить, все равно выходит ноль. Говоря по-русски, полная задница! Вакансия открыта.
– Вакансия? – с интересом заглянул я к нему в экран. Непонятные строчки переписок с кем-то, – Что за криминал?
– А, это… с ребятами общаюсь. Но, не уходим от темы, – гневно тыкнул он в Королева, – Вакансия на замену этого идиота, – он многозначительно постучал себя по голове, – Север, вразуми юродивого!
– Катись, Ромашко! – прозвучало беззлобное с дивана, а Ромашко подскочил к нему, прихватив по пути красное сердце, и принялся его им долбить. Я занял освободившееся место и терпеливо взирал на разыгрывающееся шоу, попутно попивая кофе из чашки Паши.
– В чем дело?
Ромашко, который театрально душил в этот момент Диму, мило улыбнулся.
– Наш друг придумал подарок на день рождения своей девушки.
– Это хорошо? – поднял бровь я.
– Да! – прозвучало приглушенное из-под подушки.
– Нет! – парировал Паша, – Сначала расскажи ему, а потом посмотрим, как ты будешь спасать свою жизнь.
– Катись нафиг! – свалил Королев Пашу с дивана.
– Куда? – проворчал тот и поднялся, кривляя лицо, – Это ж моя хата. Северский, – пришел он и привалился к моему плечу, – Он нас покидает. Мир пухом, земля прахом…
– Чего?
– Этот придурок собрался жениться, – тыкнул в него Паша и ушел в продолжительный фейспалм.
Я удивленно понял брови и глянул на Королева, который лишь пожал плечами.
– Поздравляю, – отсалютировал я ему чашкой кофе.
– Спасибо, – счастливо помахал он сердечком.
– Лол, – грустно вздохнул Ромашко, – Я тут единственный адекватный человек на квадратный километр. Что за времена, что за нравы? Кстати, Северский, я тут кое-что нарыл, – он похлопал по ноутбуку, – Как оказалось, этот фрик Владленский вообще не при чем в деле с Дюпоном. Так… мимопроходил, случайный знакомый. Зато рядом с ним есть одна занимательная персона. Актер, работает у него в театре, в возрасте, разведен, детей нет, в целом нормальный мужик, но…
– Но?
– Угадай, за кем он там приглядывает?
– За Зиной?
– Тьфу на вас! – вздохнул Ромашко и с кислой физиономий отвернулся, чтобы налить себе еще одну чашку кофе, – Друзья канули в бабью пустошь! Нахрен ему сдалась….
– Паш!
– За тобой, мой еще один неадекватный друг! А теперь угадай, кто его послал?
Я уставился на Пашу, сразу уловив суть.
Я не был глупцом, чтобы полагать, что отец забыл про меня, или перестал интересоваться моей жизнью. И точно знал, что он только и ждет моей промашки, чтобы прибежать и поднять меня на ноги, заодно надев мне на шею золотой поводок.
Только вот взволновало меня не это. Если шпион отца работал в театре по соседству с клубом Барина, значит, он был знаком с Зиной. Если он был знаком с Зиной и следил за мной, то он наверняка уже кое-что знал и о наших отношениях. Вопрос только в том, насколько хорошо он понял мои намерения. Если да, то всё складывалось очень паршиво.
– Кто это?
– Щас скину, – Ромашко прильнул к ноутбуку, – Север, думаешь…
– Да, – перебил я, – Мне нужно идти. Если узнаешь еще что-то, кидай сразу на почту. Привет от Мармеладовой, – бросил я на выходе, попутно набирая номер Шелест.
– Зина? Я задержусь, потому что… Где, прости? Но как…?
Я удивленно слушал сбивчивые объяснения Шелест по поводу того, как она оказалась в гостях у моей мамы и сестры, пока в трубке не раздался шум, а следом за ним радостный вопль:
– Марааатик! – кричала Софа, – Мы тебя ждем! Вали давай быстрее!
– Эй, мелочь, что ты творишь?
– Зануда! Мы с Зиной тебя ждем! Быстрее! – и отключилась, как всегда оставляя за собой последнее слово.
Дома было шумно. Где-то в глубине одной из комнат громко орала тяжелая музыка. Я пошел на звук, попутно заглядывая на кухню, чтобы поздороваться с мамой, которая подняла глаза к потолку, как бы говоря, как ее бесит одна неадекватная персона. В комнате Софы как всегда творился беспорядок. Половина вещей была свалена на спинке стула, половина кучей лежала на кровати. На столе стояло как минимум пять грязных чашек. Большой плакат с неизвестной мне группой металлистов покрывал практически всю стену с хвалеными новыми обоями.
И все-таки единственным, что привлекало взгляд при входе в эту обитель хаоса, была Шелест, которая как инородное тело стояла посреди хлама и громкой музыки и не знала, куда себя деть, в то время как Софа скакала вокруг нее, точно сайгак, демонстрируя знаменательные, по ее мнению, вещи из своей жизни.
– А это ваще крутяк, зацени стайл, – крутила она перед ней какую-то ужасную фигурку, то и дело норовя заехать в глаз, – А вот, вот, это мне папа привез из командировки! Таких ваще ни у кого нет…
Я выключил музыку, и на меня наконец-то обратили внимание. Софа тут же повисла на мне, а Шелест виновато потупилась, видимо, смущенная тем, что без моего ведома оказалась в этой квартире.
Как же, а то я не знал, кто был тому виной.
– Браатик! – визжала от восторга Софа, отчаянно пытаясь превратиться в мартышку и облюбовать меня, точно банановое дерево, – Говорят, я выросла и стала намного выше! Ты больше не должен звать меня мелкой!
– Может быть тогда жирафом?
– Ээй! – закрыла рукой мой хмык сестра и с надеждой посмотрела на Зину, – Он просто невыносимый! Ты знаешь, Зина, я думаю, что могу найти тебе более подходящего парня, у меня на примете есть…
Настала моя очередь затыкать ей рот. Софа для приличия побрыкалась, а потом успокоилась и отскочила в сторону.
– Кто-то еще недостаточно взрослый, чтобы лезть в чужие дела, – пригрозил я сестре, попутно любуясь тем, как Зина несмело являет миру свою улыбку. Софа показала мне язык и прыгнула за Шелест, игнорируя саркастично поднятую бровь.
– Кто-то слишком скучный и вяленый!
– Мелкая!
– Ну, братик! Ну, Зина, сделай что-нибудь! Ты же мой друг?!
Зина только еще шире улыбалась и старалась не упасть, участвуя в флешмобе «стань деревом для Софы». Пришлось отодрать пискливое существо от подрагивающей от смеха девушки и усадить на кровать, пообещав связать руки, если она снова начнет чудить.
– Ну капец вы скучные, ребята! – нудила она, впрочем, больше не делая попыток к борьбе, – Смотрите, какие мне плакаты пришли, вот с кровушкой, вот с вампирами… Жизненно!
Мы с Зиной переглянулись и единодушно встали на сторону добра. Я даже предложил помощь в нахождении экзорциста. Но добрый порыв был высмеян и утонул в потоке неясных ругательств и комментариев со стороны зла. Как ни странно, неиссякающий поток перескакивающих с одной на другую мыслей, был как будто необходим мне и Зине, для того, чтобы расслабиться и забыть и проблемах, в которых мы погрязли. Софа без ведома клеила наши рубцы и мастерски игнорировала опустошенную Шелест и злого меня. Однако, оказывается кто-то и правда подрос за последние месяцы.
– Маратик, а почему это ты Зину такую грустную одну бросил? – между прочим спросила она, а я кольнул глазами тут же подобравшую все свои расслабленные мысли Шелест, которая поспешила укрыть их за привычным ей заслоном. Что-то мне подсказывало, что знакомство с бабушкой Мармеладовой прошло не так удачно, как ждала Шелест. И, похоже, она еще не знала того, что знал я.
– Глупости, – поспешила в привычной манере отрешиться Зина, – Просто задумалась…
– Мммм, длинная лапша на моих ушах, – съязвила Софа и прищурилась в сторону Зины, – Такая же, как те слезы, что ты прятала в своих глазах, – она недовольно покачала головой и смерила меня неожиданно осознанным недовольным взглядом, правильно полагая, что мне не понравилось все, что я услышал, – Чего творишь? – замотала она руками, когда я за воротник толстовки выставил ее за дверь.
– Иди, помоги маме накрыть на стол.
– Вообще-то это моя ком…, – я закрыл дверь и повернулся к Зине, которая виновато прятала глаза в многочисленных предметах, наполняющих логово сестры.
– Как ты? – поинтересовался я.
– Нормально, нет, четно, Северский, всё у меня хорошо. Твоя сестра выдумщица.
– Как и ты, – я приблизился к Зине.
– Северский…
– Марат.
– Марат, – Зина облизнула губы, – Все так, как и должно было быть. Глупо полагать, что я смогла бы…
– Что, ожидания оказались выше неминуемой реальности?
– Точно, – недовольно сморщилась она и потерла виски, – Мне ясно дали понять, что я ничего из себя не представляю, и лучше бы вообще никогда не прикасалась к инструменту. Так что мне как раз подходит игра ради игры в одиночестве где-то на задворках города в захудалом театре.
– И ты так просто сдашься? – смерил я ее взглядом, уловив те самые «длинные» слезы, застывшие в уголках темных глаз.
– А что ты предлагаешь? Биться о нерушимые стены? Разбивать гордость о минуты позора, делая вид, что все хорошо? – завелась девушка, всем своим непривычно раздраженным видом показывая, как она расстроена, и как больно ей осознавать свое фиаско.
– Не лучше ли закрыться в куполе и ничего не делать?
– Да, вот именно… Что? – уставилась она на меня, осознав, что я выстроил чуждую ее мыслям тактику.
– Будешь и дальше молча страдать от собственного невыраженного потенциала, боясь критики? Думаешь, твоя гордость научится жить в мире с сожалениями об упущенных возможностях?
– Их нет, возможностей нет.
– Один промах и ты уже ни на что неспособна. Хочешь, чтобы тебя пожалели. Трусливо убегаешь от проблемы вместо того, чтобы ее решить. Ты снова потрясающе неблагодарна.
– Я и не просила о помощи.
– Но ты ее приняла. Будь добра соответствуй чужим ожиданиям.
Не выдержав напора девушка спасовала и опустила глаза, торопливо смахивая слезы с подрагивающих ресниц.
– Прости, – выдохнула быстро и грустно, заставляя меня пожалеть о собственной необходимой жестокости. Я так хотел, чтобы она перестала быть слабой, что совсем забыл о ее ранимой душе, которую она прятала за высоким ограждением. Чертовски сильной душе, способной на глубокие переживания и искренние чувства. Она никогда не была такой равнодушной, как я, не была холодной и черствой. Ее красочный мир был наполнен волшебными теплыми потоками, которые уже давно окутали меня и заставляли заледенелое сердце медленно, но верно двигаться в сторону оттепели. Зина стала для меня оттепелью, а я на самом деле оказался неприлично жесток, и отплатил ей тем, что заставил плакать.
– Прости, – эхом отозвался я и заключил ее в объятия. Не вырвалась, не сделала ни шага навстречу, просто приняла меня, словно успокоительное. Дрожа и успокаиваясь слушала мои спокойные слова и недоумевала от информации, которую мне стоило сказать с самого начала, – Звонила Мармеладова. Она передала, что ее бабушка согласна продолжить ваши занятия лишь при условии, что ты примешь участие в конкурсе. Она сказала, что иначе не желает тратить время попусту. Я думаю она ждет от тебя полной отдачи. Сегодня… не знаю, что произошло, только догадываюсь. Я думаю, она просто поступила, как я ранее. Попыталась вызвать твой гнев, чтобы заставить стать сильнее. Поверь мне, это действительно работает.
– Что? – недоверчиво заглянула она в мои глаза, пытаясь отыскать в них тень лукавства, – Но как такое возможно? Она же… не сказала мне ни одного хорошего слова. И о конкурсе со мной не говорила. Почему?
– Думаю, всё дело в том, что она ждала твоей реакции. Твоих чувств. Ты должна быть по-настоящему крепкой, чтобы она смогла впихнуть в тебя большое количество мощи. Если бы ты сдалась сейчас, не было бы смысла бороться за тебя.
Зина нервно провела рукой по волосам, тяжело вздохнула и явно не до конца осознавала свалившуюся на нее мечту, с которой она уже успела попрощаться.
Я же, словив собственную мечту в свои сети, просто смотрел, как она всё ярче горит для меня, и как в темных глубинах крепнет ее ко мне доверие. Что-то говорило мне, что Зина никогда не сможет принадлежать мне полностью, жертвуя себя предназначению, к которому я ее так активно подталкивал. Но мне бы хватило остального.
А ценные минуты уединения и не сковывающего никого из нас молчания были прерваны на удивление милой Софой, которая даже умудрилась вежливо постучать в дверь, перед тем как войти и позвать нас на ужин. И ничего удивительно, что сестра, после такого миролюбивого захода оказалась той еще пакостницей.
– Вы же там по-любому целовались! – сурово и умудрено произнесла она, едва усевшись за стол. Зина поперхнулась водой и окатила меня брызгами, а я мокрый и недовольный влепил кому-то слишком некультурному подзатыльник.
– А думать, прежде, чем говорить, тебя не научили? – мрачно спросил я, подавая Шелест салфетку. Она, несчастно краснела и стреляла глазами то на мокрые пятна у меня на футболке, то на ухмылку мамы.
– Софа, видимо, хочет, чтобы ее на лето отправили жить к бабушке в деревню, – съязвила мама, отвешивая ей дублирующий мой удар. Горящая от стыда и недовольства сестра пронзала пространство громкими криками.
– Че?! А я, виновата, что они… Уй, браатик, за что? Никто меня тут не любит, никто не слушает! Пойду с Зиной посижу! – она резво юркнула за другую часть стола и навалилась на Шелест, чуть не уронив на ту стакан с водой. Пришла очередь мамы таскать кого-то ушлого за воротник. В итоге, мартышку вернули на место, дав в руки ложку и пообещав, что если кто-то не закроет рот, то кто-то позвонит отцу.
Пожалуй, это был единственный действенный метод, чтобы успокоить это мелкое несчастье.
– Зина, а вы с Маратом давно знакомы? – улыбнулась мама, приступая к ненавязчивому допросу. Кто-то дорвался до женской персоны, впервые оказавшейся в нашем доме.
Шелест посмотрела на меня; я едва заметно пожал плечами и приступил к еде, решив, что девушка и сама разберется с парой навязчивых женщин. Она, поняв все верно, смерила меня долгим взглядом, от которого ужасно захотелось улыбнуться и повернулась к моей маме.
– Не очень.
– Но вы вместе учитесь?
– В одном институте.
– Марат такой замкнутый, редко бывает, что мы видим его друзей. Так, Паша с Димой иногда заходят, и то все время куда-то торопятся. Молодые, ух. А ты, Зина, живешь с родителями?
– С братом.
– А че, вы еще не съехались? У брата же есть ква…
– Софа! – обрушились на решившую открыть обиженный рот сестру два гневных оклика.
– Не обращай внимания! – поспешила успокоить, видимо, уже привыкшую к выпадам мелкой Зину, – Она может быть очень назойливой. Но, на самом деле, Зина, а почему бы тебе не переехать к сыну?
Настала моя очередь давиться водой. От мамы я такого подвоха не ожидал. Видимо, жизнь с мелкой плохо на нее повлияла.
– Мам, – сердито посмотрел я на женщину, в глазах у которой горели лукавые огоньки.
– Вообще-то.., – поспешила оправдаться Зина, – Мы с Маратом…
– Разберемся сами, – закончил я за нее, игнорируя рассерженный взгляд, – И если вы не прекратите, то будете видеть меня еще реже, – без намека на шутку сказал я
– То есть никогда? – уточнила Софа, слишком смело приподняв бровь, – Вообще-то, если бы я сегодня случайно не встретила Зину на улице, то вы бы так и не явились, хотя обещали, оба! А еще я некультурная!
– У нас было много дел. Зина вот, например, к конкурсу готовится, – невинно выдал я новую тему для разговоров, с плохо скрываемой насмешкой глядя, как Шелест сканирует меня своими темными глазами. Именно в них копошились все ее эмоции, и я уже подсел на крючек, вызывая их раз за разом, и просто не мог отказать себя в удовольствии снова заставить ее возмущенно посмотреть на меня.
– Как интересно? Что за конкурс? – мигом заинтересовалась мама, заботливо подливая Шелест сок.
– Это музыкальное соревнование, – несмело выдала Зина.
– Ты наверное на скрипке играешь? – предположила мама.
– На фортепьяно, – покачала головой Шелест, – Но дело в том, что с конкурсом всё еще не ясно. Марат поспешил с выводами…
– Бабушка Мармеладовой лично ее готовит, – выдал я то, от чего моя мама пришла в восторг. Она точно знала цену этой информации. Софа, которая ничего в этом не смыслила, но привыкшая, что во всех разговорах, где упоминается имя Людмилы Цахер, используются интонации благоговейного трепета и ужаса, присвистнула.
– Круто! Зина, ты, наверное играешь как этот, как его… Моцарт! – выдала сестра очень умную мысль и довольная собой приподняла палец.
Зина, в конец сраженная, то ли всеобщим восторгом, то ли сравнением с умершим композитором лишь уныло кивнула, никак не комментируя неожиданную новость.
Больше никто не задавал провокационных вопросов, а Зина, по-видимому, довольная, что от ее персоны отстали, достаточно пространно беседовала с мамой и сестрой. Я, улучив момент, полез в телефон, чтобы узнать имя засланного отцом человека. Я долго всматривался в незнакомое мне лицо, и пытался понять, что мне делать с ним и его близостью к Шелест. Почему-то мне казалось, что бездейственно бдевший за мной отец начнет действовать очень скоро, и я не сомневался, что он найдет нужные педали, чтобы заставить меня плясать под его дудку. Нужно было как-то разобраться с серьезным, но до ужаса скучным на вид взрослым дяденькой с банданой и влажным грустным взглядом, взиравшим на меня с фото, под которым было напечатана фамилия Петрушевский.
18
После того, как я решилась продолжать занятия у Люды Цахер и принялась усердно готовиться к конкурсу, пары в университете стали казаться еще большей пыткой, чем раньше. Даже несмотря на то, что меня постоянно подбадривали необычайно восторженная в последнее время Уля, у которой стремительно приближался день рождения, все такой же молчаливый, но постоянно оказывающийся рядом Северский, не знаю уж, почему решивший, что неизменное присутствие Ромашко, скрасит мои серые будни. Последний, на пару с Королевым, теперь каждый день обедавшие вместе с нами в большой перерыв, то и дело хохмили и на самом деле умудрялись отвлекать меня от тяжелых мыслей и скрашивали день, до того момента, пока я не возвращалась домой, где неусыпно следящие за мной родители пытались выяснить причину моей вечной занятости и отсутствия дома. Они достаточно ровно отнеслись к вновь замелькавшему в нашей квартире Оливье и даже подозрительно часто стали намекать на то, что мы с ним составим отличную пару, стоит только получше приглядеться друг к другу. Это вызывало у меня лишь желание убежать как можно быстрее и появляться дома как можно реже. Миша тоже все время где-то пропадал, и это избавляло меня от необходимости еще и ему объяснять причину моих частых вылазок из дома. Мне казалось неправильным такое положение дел: приходилось скрывать от родных мои истинные намерения и планы, тогда как недавно появившиеся в моей жизни люди всецело меня одобряли и всячески поддерживали.
Тяготивший меня день рождения Васи приближался точно снежный вихрь и, несмотря на то, что я решила, что это будет последний раз, когда я что-то для него делаю, мне было нехорошо при мысли, что придется снова столкнуться с его ловко манипулирующим людьми отцом.
Северский настолько примелькался в моей жизни, что я сама не заметила, как впустила его в душу и отзывалась теплом на каждое его появление. Он был серьезен и редко изменял непроницаемому виду; но я уже успела понять, что за маской равнодушия прячется большое сердце и теплые чувства к немногим близким ему людям. И хотя я каждый раз уныло замечала, как смотрят на него проходящие мимо не в пример мне привлекательные девушки, раз за разом стреляя красивыми глазами в его сторону, я продолжала согреваться о свои чувства, по собственной глупости разросшиеся до невероятной потребности выискивать в толпе высокую фигуру, увлекаться редкими улыбками, и засыпать с неизменными и нереальными мечтами. Кто знает, почему он из всех возможных вариантов решил впустить в свою жизнь неприметную и закрытую в собственном мире меня, но его добротой я воспользовалась в полной мере и до неприличия сильно влюбилась в популярного парня, поставив на кон собственный рассудок. Скорее всего, я была для него кем-то вроде сестры, которую можно гладить по голове, кормить, знакомить с друзьями и следить, чтобы шарф был завязан крепко; с моей же стороны каждые его жест приближал к точке невозврата, когда всецелое и маниакальное помешательство на его персоне не стало предметом грустных насмешек Ульяны, которая тут же вывела меня на чистую воду и то ли жалела, то ли ругала, когда дело доходило до обсуждения моих чувств.
– Дурочка, ты, Зинка! Но почему я не удивлена? Этот снежный человек сам вокруг тебя юлой вьется, а мы тут еще удивляемся, чего это ты на него запала! Да в него и издалека немудрено втрескаться, а когда, как у тебя, почти в глаза в глаза, тут уже без вариантов! Но ты уверена, что у вас это не взаимно? Просто, как не посмотришь, так он от тебя глаз не отводит, честное словно, наводит на мысли…
– Куда уж мне? Если он на моих глазах Тихомирову из дома выставил, представляешь, какой нелепой я ему покажусь, когда он узнает о моих чувствах?
– А чего он тогда привязался к тебе, извини за иностранный, как банный, мать его лист? В одном месте зачесалось благотворителем-меценатом заделаться? Добрых дел мастер, за просто так доброту разбазаривать? Не гони мне, Зин, я чую, что тут нечисто как-то… И еще эта их муть с твоим братом и твоим бывшим и твоим, наркоманом этим, Татарским… Ну е-мае, сколько жили спокойно, а тут целый урожай на нашу голову какой-то!
– А это все ты, между прочим, – приспичило тебе в Королева влюбиться!
– Эй, а ну-ка попридержи гнусные инсинуации! – хлопнула меня по спине подруга, потом мечтательно закатила глаза и затараторила счастливо и возбужденно, – Он мне какой-то сюрприз, между прочим, готовит на др! Ходит такой весь загадочный, мистер икс какой-то, глаза невинные и хитрые! Ну, Зинка, если он меня разочарует после такого, быть ему мертвецом, зуб даю!
Я улыбнулась, а про себя даже залюбовалась на такую типично женскую натуру подруги. Раньше, все это казалось мне забавными глупостями, которых я попросту лишена; но на самом деле, наверное именно эти глупости и делают женщину по-настоящему милой и незатейливой, но безумно привлекательной для мужчин. Может быть, будь я хоть немного такой же легкой и непосредственной, я имела бы шанс быть замеченной кем-то холодным и неприступным.
– Жаль, что я этого не увижу, – вздохнула я и помрачнела, при мысли о предстоящем походе на светский раут к Борису Демидову. Сколько бы внимания прессы не было привлечено к этому громкому и яркому событию, я бы запросто и с легким сердцем променяла его на спокойные посиделки в кампании близких мне друзей на дне рождения подруги.
– Вот угораздило тебя? А может ну его, шли к черту этого душепийцу и его папеньку, у которого в одном месте денег слишком много… Ты им ничего не должна! А лучше притащи к нему за руку Северского и заяви, что у тебя новый бойфренд, так что старый может идти глубоким и дальним лесом!
– Сама не знаю, почему я согласилась, – снова вздохнула я и уныло взглянула на темное, покрытое снежными облаками небо.
– А я знаю! – заорала Уля и прижала меня к своему боку, – Ты слишком добрая и безвольная!
– Ну спасибо! – хмыкнула я, – Чувствую, что добрая и безвольная я нахлебается на этом вечере так, что потом будет не продохнуть.
– Не сомневаюсь, что прилетит наш ледяной мачо и откачает тебя воздушно-капельным… Всё-всё! – засмеялась Уля, – Просто скажи этому предателю, что ты ему больше ничего не должна и свали оттуда. А потом сразу дуй ко мне на вечеринку!
– Сомневаюсь, что это будет так легко.
– Кстати, почему ты не сказала ребятам, о том, что собираешься отправиться на вечер к Демидову? За остальных не ручаюсь, но Северский точно удивится, не увидев тебя на празднике!
– Не знаю… Боюсь его реакции. Боюсь, что он сможет меня отговорить. Боюсь, что подумает что-то не то, – неосознанно выдала я и одновременно с подругой закатила глаза.
– Уууу, тут все потеряно, клиент полностью неадекватен! – поцокала она и потрепала меня за руку, – Ладно, добрая душа, я полетела дошивать себе платье на праздник! А ты смотри мне, не квасься, всё будет норм!
Она поспешно обняла меня и ускакала к подъезжающему автобусу. И тут же, словно почувствовав мою не защищенную никем оголенную неуверенность, ко мне подошла Тихомирова с неизменно высокомерным видом рассматривая бледную и растерзанную собственными мыслями меня.
И если бы ее намерения вдруг оказались миролюбивыми, а в голове не копошилась куча озлобленных в мою сторону ядовитых змей, то я бы рискнула совершить что-то еще более грандиозное, чем всегда. Например, призналась бы, наконец, в своих чувствах к Северскому.
– Привет, Шелест, – опасным в своей ровности и безэмоциональности голосом сказала она, смотря на меня испытующе, по-женски прицениваясь и по-новому подмечая каждый изъян моего существования, – Я оказалась так глупа, что недооценила тебя, – она ухмыльнулась, то ли усмехаясь судьбе, так залихватски перемешавшей положение персонажей в истории нашей жизни, то ли со злости от того, что она со всех сторон оказалась в проигрыше, – Вообще, никогда не понимала всех этих историй, где пользующиеся популярностью умные парни, влюбляются в серых мышек, и под их чуткостью, добротой и невзрачными крылышками становятся примерными и любящими мужчинами. Чушь, так не бывает, Шелест! – убежденно бросила она, захватывая больше воздуха, чтобы позже со свистом вытолкать его из себя вместе с мыслями, которые она пыталась до меня донести, – Сколько бы слоев цветастой материи и штукатурки не нанести на серость, она все равно останется в своей сердцевине скучной, слабой и невзрачной. Глядя на тебя, я не рискнула бы даже сказать, что тебя кто-то вообще замечает в этом мире. Но вот, ты везде, непонятно откуда взявшаяся серая масса, без намека на амбиции и желание выделиться из толпы. Вот она ты, влетаешь в мой мир, и ломаешь его на кусочки, – задумчиво потянула она, покусывая свои губы.
Я молча слушала ядовитую, продуманную до истертости мысль и была до ужаса безразлична к разрушительной силе своего присутствия в жизни Эльвиры Тихомировой. Что толку жалеть того, кому эта жалость нужна, как мне костюм для гольфа?
– Я разумно рассудила, что ты и твоя серость бесследно исчезнешь с горизонта, едва минута твой славы угаснет. Так легко было убедить Демидова в том, что кто-то слишком неподходящая пара для сына знаменитого бизнесмена, так просто было без жалости отправить тебя плыть мимо основного развития событий... Но ты удивительным образом выплыла в самом неожиданном месте, на самом деле поразив меня и разозлив. Северский это не то, что ты должна была получить. Даже закрыв глаза на то, что он вдруг решил пренебречь хорошим вкусом и поразвлечься с тобой разок-другой, я полагаю, что ты не та, кем он должен был по-настоящему увлечься. Как хитро ты провернула все эти фокусы с привлечением его внимания! Браво, Шелест! Теперь я знаю, что тихий омут с умными чертями куда опаснее открытой конкуренции. Но что еще более странно, ты даже не такая уж и порядочная, раз умудряешься крутить двумя парнями, а может быть их у тебя даже больше. С того момента, как ты встала у меня на пути, я уже перестала чему-то сильно удивляться.
– И зачем мне все это знать? – устало спросила я, не в силах больше выслушивать пространные речи о собственной злодейской роли в жизни девушки.
– Хочу прояснить ситуацию. Я жалела тебя и не замечала. Я поплатилась за это, но теперь могу тебя заверить, что буду воевать с тобой на равных. Я не глупа, красива, у меня прекрасные манеры и большой потенциал. Если они не слепые и хоть что-то понимают в том, кто из нас лучше, я думаю, что минуты твоего триумфа на исходе. Я сделаю все возможное, чтобы ты пожалела о своем решении вылезти из своей скорлупы. Я пришла к тебе, чтобы сказать об этом, и утвердить торжество правды, которая наполняет наши жизни. Побеждает тот, кто сильнее.
Как бы это ни было странно, единственное, что меня поражало во всей этой ситуации это то, что в последнее время люди, окружающие меня, были потрясающе единодушны в том, что мне необходимо становится сильнее и бороться за свою цель. Неважно, что каждый из них видел мою цель по-своему, но это нерушимое желание в самом деле поражало. Если бы судьба давала намеки, то это были они, и значило это, что любую слабость нужно было удавить в зародыше, вырасти и выпорхнуть, заявить о своем таланте и определенно осчастливить большинство из тех, кто по-настоящему хотел для меня успеха. Но я точно была уверена в том, что минуты моего триумфа не имеют ничего общего с представлениями в голове Эльвиры Тихомировой. Мое внутреннее «я» не требовало ничего, что поставило бы меня под блеск софитов ради самих огней, ради их тепла и чувства удовлетворения, что именно я, «никто» из собственной серой вселенной, завладела этим местом и добилась всеобщего внимания. Цель была куда как меньше и интимнее, но гораздо значимее.
Делать то, что я люблю, чтобы быть счастливой и подарить счастье тем, кто оказался настолько внимательным, что разглядел за чьим-то неприметным миром большую, невообразимо яркую возможность.
Я никогда не боролась до этого, предпочитала не страдать и оставаться глубоко несчастной, подчиняя свои желания чужим видениям правильного для меня. Может быть, люди, окружившие меня сейчас, передали мне элементы своих сил, несокрушимой храбрости и стойкости, уверенности и наплевательства даже на тех, кто мне близок и дорог. Я наступала на глотку страху, делала большой шаг в сторону от понимания родных и висела на волоске над пропастью, в которую неминуемо сорвалась бы, если бы моя решимость хоть на секундочку поубавилась. Но сердцами тех, кто верил в мой талант, я держалась и шла, не закрывая глаз, впервые начиная бороться со страхами в открытом бою.
И далеко не Эльвира Тихомирова была сейчас главный для меня конкурентом, а я сама, мой купол, мои привычки и моя слабость. И теперь я понимала, что большой талант требует больших стараний, даже, может быть, больших, чем менее сильный. Труд, самоотдача и уверенность. И большая храбрость.
– А что, если ты ошибаешься? – смело выдохнула я в ядовитую атмосферу, распростертую вокруг Эльвиры. Та забегала глазами, пытаясь понять, почему я в меньшей степени напугана и по-настоящему равнодушна за свою судьбу, которую она взяла на мушку, – Что ты будешь делать, если я окажусь фавориткой, а не побежденной?
