Текст книги "На кончиках твоих пальцев (СИ)"
Автор книги: Лиза Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Финал стоил любых неприятностей.
20
Меня потряхивало от одной мысли о том, что я натворила. Если бы не сильные руки Марата, который крепко держал меня за талию и не давал упасть, я бы, наверное, уже давно лежала на полу, обуреваемая чувствами, которые накинулись скопом и требовали немедленного вмешательства, обещая в скором времени разрастись до истерики.
Происходящее безумие настолько захватило меня, что я, поддавшись порыву, осмелела и поцеловала Северского. На глазах у сотен людей, на глазах у Васи, под вспышками камер и под дружные одобрительные крики я сделала то, что можно было смело назвать помешательством.
Глупая влюбленная дурочка ухватилась за дарованную возможность познать вкус счастья.
Но кто из нас был безумнее, если Северский с такой страстью принялся мне подыгрывать, что я поверила, что это не понарошку, что водоворот, скрутивший меня, напрочь пробил и его броню, что чувства взаимны, а сказка не исчезнет, стоит покинуть бал? Почему ощущение того, что поцелуй не отыгрывался на публику, а был самым естественным желанием обоих, точно глоток воздуха, не оставляло меня и теперь, когда парень отстранился и внимательно всматривался в мои глаза, как будто пытаясь прочитать мысли?
И я уже не знала, боялась ли я больше оставаться здесь, где не было места откровениям, или уйти и натолкнуться на реальность и содержащуюся в ней правду.
Но этот поцелуй я уже точно не смогла бы забыть, консервируя его в собственной памяти и собираясь хранить, как бесценный дар.
– Зина, нам нужно поговорить, – раздался позади злой голос Васи. Мне пришлось вспомнить, что мы с Маратом не одни в этом зале, и что не только мы потрясены случившимся до глубины души. Но я совершенно не хотела ни с кем разговаривать, разве что этот кто-то не был одним страшно привлекающим меня парнем, который крепко держал меня в руках и, кажется, не собирался никуда отпускать. Однако и Марата ждал сосредоточенный и холодный собеседник в лице Захара Соколовского, который все это время не спускал с нас внимательного взгляда. И, похоже, у нас обоих не было выбора, кроме как побыстрее закончить с объяснениями и, наконец, уйти.
– Я быстро, – напоследок пообещал Северский, трогая мое плечо, и отошел с мужчиной куда-то в сторону. Я повернулась к Васе и устало посмотрела в его пышущее гневом лицо.
– Зина, ты не должна так поступать. Не стоит ему доверять, – возбужденно начал парень, подходя ко мне почти что вплотную.
– А кому тогда стоит? – парировала я, выискивая глазами высокую фигуру – без Марата мне было откровенно не по себе.
– Ты знала? Знала, кто он? Ты поэтому выбрала его, потому что понимала, как мне будет от этого больно.
– Вася, прекрати! – возмутилась я, – Не важно, что он собой представляет, пойми уже, наконец, что между нами все кончено. Навсегда. И дело вовсе не в нем.
– А ведь он тебя использует, – внезапно усмехнулся Вася и проигнорировал мой уставший вздох, – Он сам говорил, когда мы встречались с ним и твоим братом. Он всего лишь держит тебя рядом, как козырь, чтобы твой брат не смог на него надавить. Только-то. А ты, дурочка, думаешь, что он к тебе что-то чувствует.
Пусть так. Пусть дурочка. Но сердце болит про него, и его не обманешь, оно трепещет и нервничает, заходится в радостном стуке и замирает, и давно уже преданно бьется только ради одного человека.
– Даже если и так… Мне все равно.
– Зина, опомнись! – Вася схватил меня за плечи, но внезапно его прервал насмешливый голос Бориса Демидова.
– А невеста-то у нас нарасхват, оказывается, – поднял он бровь, внимательно рассматривая Васю, и меня, странно спокойную, несмотря на происходящие события, – Оставь девушку, сын, не про тебя она, – внезапно холодное и сухое.
– Я люблю ее, – прикрыл глаза Вася и понуро опустил голову, что признаться в своем поражении.
– Ну будет, – сурово заметил Демидов, – Мы же с тобой все обсуждали. Нашли тебе прекрасную Эльвиру. Кстати, я видел ее среди гостей, почему бы тебе не уделить внимание своей даме?
– Но почему? – поникший парень вызывал во мне жалость, – Почему она должна достаться ему? Чем он лучше?
– Дело вовсе не в этом, сын, а в том, чтобы правильно расставлять приоритеты. И для нас это значило, что нужно было помочь найти Марату правильный путь, – он посмотрел на меня и улыбнулся, – И Зина прекрасно ему в этом помогла.
Страшный человек с доброй улыбкой. Он продавал одного сына, а второго привязывал к себе мнимым средством, чтобы потом использовать в собственных целях.
Неудивительно, что Северский предпочитал умалчивать о том, кто его настоящий отец. Мне вспомнилась история его детства и смутные намеки на безучастность собственного отца к нелегкой судьбе. А может быть, Борис Демидов даже приложил руку к испытаниям, сломившим его сына.
И я сама, по глупости и незнанию, заставила Марата оказаться сегодня здесь, изменить себе, сломать принципы ради меня.
Мне стало плохо и я, не оборачиваясь на возмущенный крик Васи, ни с кем не прощаясь, ушла, решив подождать Северского на свежем воздухе и придумать способ загладить свою вину перед парнем, который превратился для меня в крепкую стену поддержки и ни разу не заставил усомниться в себе. Я была его должницей и смутно представляла, что могла бы для него сделать в ответ на всю доброту, раз за разом оказываемую мне.
– Что, Шелест, добилась своего? Я смотрю, ты оказалась той еще штучкой, – раздался рядом со мной голос Алены Елисеевой. Я обернулась, чтобы встретить взгляд очередной недоброжелательницы, расстроенной нашей мнимой помолвкой. Подозреваю, впрочем, что она была лишь одной из тех, кто похоронил сегодня свои надежды на будущее с Северским, – Я все ждала, когда же ты исчезнешь. Столько усилий приложила. Уж фотографии тебя точно должны были сломать.
– Твоих рук дело? – переспросила я, совершенно не понимая, каким образом я умудрилась встать на пути еще и у этой девушки.
– Надеялась убить двух зайцев разом – разозлить Тихомирову и натравить ее на тебя.
– И увести под шумок Марата?
Алена улыбнулась.
– Я сама виновата. Опоздала со своим предложением. Тогда в кафе, вы ведь уже на самом деле были вместе, да? – она пожала плечами и посмотрела куда-то вдаль, – Никогда не думала, что буду соперничать с такой мышью. Это должна была быть Тихомирова.
– Вы же подруги, – заметила я.
– И что? Думаешь это имеет какое-то значение, когда на кону отношения с таким парнем, как Северский?
Я не думала, я точно знала ответ. Если бы Ульяне и мне нравился один парень, я бы не стала вставать на пути. Если бы мое сердце умирало под чужие улыбки, я бы ни словом не показала, как мне плохо. Потому что дорогие сердцу люди стоят любых жертв. Потому что настоящая дружба, близость, понимание – это то, что достигается годами, а рушится за несколько минут. Что стоят сомнительные отношения по сравнению с человеком, который никогда тебя не предаст?
– Не отвечай, мне все равно. Только вот… я не уверена, что Эльвира тебе это спустит. Она точно отомстит, – равнодушно сказала мне девушка.
– И зачем ты мне это говоришь?
– Ты должна понимать, что вступив в связь с Маратом, нажила себе кучу врагов. Не только Эльвиру. Ты поднялась так высоко, что падение окажется болезненным. Советую подумать о том, хочется ли тебе всю жизнь с этим бороться.
– Это в любом случае не твое дело, – произнес холодный, точно из самого ада, голос Северского. Парень встал между мной и Аленой.
– Уже ухожу, – грустно улыбнулась девушка, – Но ты, Марат, знаешь же, что я к тебе чувствую?
– Чувствуешь, что хочешь, чтобы все завидовали от того, кто с тобой рядом? Ты не из тех, кто гонится за чувствами. А твои методы и подавно не вызывают желания сблизиться, – похоже, он тоже уже знал, кто виновник разошедшихся по университету фоток и сплетен.
– Но с тобой иначе. Всё сошлось в одном, – она заглянула ему в глаза, – Я точно чувствовала к тебе больше, чем просто желание получить выгоду. Но твой выбор, – она прошлась по мне глазами, – Думала, он будет иным.
– Меня не волнуют твои мысли на этот счет. И не вздумай провернуть еще раз что-то подобное, – отрезал он и, взяв меня за руку, потащил прочь.
– Счастливой семейной жизни, – донеслось насмешливое нам вслед, а я подумала, что Алена на самом деле была влюблена в него. Просто, как и все, сломалась о лед, о самое его основание, так и не добравшись до теплой вершины.
Так почему же я, Зина Шелест, бледная, одинокая, замкнутая и сосредоточенная исключительно на собственном мире, оказалась той, кого он опалил своим жаром? Чем объяснить его заботу обо мне? Неужели я и правда нужна была ему, как средство обороны против Миши? В это верилось с трудом, да и вообще, я была не склонна доверять словам бывшего парня. Но почему тогда именно меня он увлекал за собой, держа мою руку в своей, втягивал в свой мир и настойчиво возвращался каждый раз, когда уходил?
Стократно повторенный вопрос обрывался в пустоте, не находя ответа, мучил, терзал и заставлял неуверенно смотреть на отчего-то посмурневшего за время отсутствия Марата, который вел меня к своей машине.
И я равно боялась оставаться с ним наедине, как и хотела поговорить, извиниться и объяснить то… что объяснить была не в силах. Дурацкое кольцо оттягивало палец, а я проклинала свою в кои-то веке проснувшуюся любовь к авантюрам – никогда до этого не была склонна действовать по велению чувств, прельщаясь тем, что все пройдет как по маслу, ни смотря ни на что. Теперь, из-за моей глупости, мы с Северским оказались в по-настоящему жуткой ситуации, стали парой, которой не были на самом деле, были помолвлены, ни разу не сказав друг другу ни слова о симпатии, и даже поцеловались, забыв про интимность и принадлежность первого поцелуя только нам, отдав его на растерзание людей, не имевших к этому никакого отношения.
Мои устои рушились на глазах, и в глубине души, где все зудело и покалывало от происходящих событий, я очень хотела, чтобы Северский не отвернулся от меня, продолжал находиться рядом, пусть в качестве надежного друга, проведшего меня сквозь лед, пламень, темноту, воду, или что-то еще, неприступное для меня в одиночку. Пусть бы только его глаза все также изредка останавливали на мне задумчивый колючий взгляд, а руки нет-нет да случайно коснулись, заставив затрепетать.
Но парень был холоден как никогда, то ли сердился, то ли решал, что делать со мной и тележкой моих бед, которая привязалась и к нему тоже, его тяжелый взгляд смотрел исключительно прямо, а рука, держащая меня за локоть была напряжена, как будто готова была выпустить весь пар, сильно сжавшись на мне, но сдерживалась своим хозяином. И я сомневалась, что тому была причиной его короткая беседа с Захаром Соколовским; скорее я, мой проступок, моя наглость, и мое продолжающее угнетать парня присутствие.
Когда мы добрались до машины я встала напротив него и посмотрела на окаменевшее лицо, по которому трудно было прочитать хоть что-то.
– Вот только давай без извинений, Шелест! Еще и это я точно не переживу, – правильно истолковал он слова, собравшие сорваться с губ, и я понуро опустила голову. Нет, он совсем не собирался меня прощать и даже не хотел дать мне шанс, – Что с твоим телефон? – поинтересовался он, как будто это было сейчас самым важным из того, что приключилось.
– Он сломался, – тихо сказала я, разглядывая свои ноги. Воздух тяжелыми комками забивался мне в горло. Я проглатывала его, чтобы он хоть немного разгонял темный туман в моем теле.
– Почему ты пришла сюда?
– Дем… твой отец меня попросил.
– Из-за меня? – это было похоже на допрос. Ни грамма тепла в голосе, ни намека на участие.
– Нет… думала, что нет. Думала, что это Вася подговорил его… Я ведь не знала, как обстоит дело на самом деле, – вклинила я маленькое оправдание в надежде получить толику сочувствия.
– Понятно. Зина, – внезапно напрягся парень, а его дыхание оказалось подозрительно близко от меня, – Зачем ты поцеловала меня?
Я покраснела, не смея посмотреть ему в глаза. Как я могла признаться в правде, оголить душу и предстать перед ним без защиты, когда он неминуемо растопчет любое мое чувство?
– Это было правильно, – выдавила я из себя, а посмотрев, наконец, на парня, застывшего ко мне очень близко, прочитала в глазах вопрос, – Я решила, что только так мы сможем оттуда выйти. Хотела, чтобы нас спокойно отпустили. Хотела, чтобы тебя больше ничего не держало в месте, где… ты не хочешь быть.
– И только? – парень наклонился и заглянул в мои глаза, заставляя меня смутиться еще больше, взволнованно закрыть глаза, в которых темнело от его близости и постараться не брякнуться перед ним без сил, – Ты хочешь сказать, что поступила так, потому что этого хотели другие? – почти исчезнувшее между нами расстояние разрывалось от напряжения, – Потому что они решили, что мы должны это делать, хотя и не хотим? Потому что решила, что виновата передо мной? Что мне нужна помощь? Это ты имеешь в виду? – он злился тихо, но настолько ярко, что это почти ломало меня на части. Я неуверенно кивнула и почувствовала, как он выдохнул. Как будто вытолкнул меня из своей жизни вместе с этим воздухом.
– Почему и ты должна меня так разочаровывать, Шелест? – прошипел он и резко отодвинулся, – Я не думал, что ты сможешь пойти против чувств. Не думал, что ты такая слабая, что подчинишь себя чужому мнению. Если ты на самом деле такая, то почему я сошел с ума от одной мысли, что ты целуешь меня, потому что хочешь? Где твоя правда дает сбой, если я почувствовал, что ты мне отвечаешь? Это тоже была ложь? Ты и это смогла изобразить для них, не для нас? А что делать мне? Я ведь не играл с тобой. Только не с тобой, – он прикрыл глаза и отошел, как будто выпустив всю свою злость, и оставив на его месте равнодушие. Разочарование. Пустоту.
Я оторопело смотрела в его спину, замерев от его признания.
«Не играл».
Неужели, он по-настоящему поцеловал меня?
Неужели этот парень на самом деле ко мне что-то чувствовал?
Неужели я оказалась настолько глупа, что проглядела самое очевидное, находящееся у меня перед глазами, яркое, и нерушимое? Поддалась стереотипам, не смогла заглянуть правде в глаза и смело шагнуть ей навстречу?
Похоже, это мое преступление по отношению к нему было куда сильнее, чем все, что я сделала ранее.
Вера восставала из чернеющих на дне души угольков, и пусть сознание до сих пор со скепсисом пыталось одернуть разбушевавшиеся чувства, но сердце уже верило и отчаянно металось, билось, мечтало найти выход своему заточенному в клетку желанию.
Успеть опровергнуть свои слова еще не поздно. Вернуть его, любой ценой, убедить его, заставить поверить. Удержать с собой рядом самого нужного на свете человека, отдать ему себя, не бояться, не думать, раз и навсегда решить быть смелой ради того, кто сделал всё, чтобы мне не было больно.
Но я боялась, я тряслась, как осиновый лист, когда делала дрожащими ногами несколько медленных шагов в сторону замершего парня, я почти что неземным усилием поднимала озябшие от ветра руки, чтобы коснуться его, боясь, что он отторгнет меня, как инородное тело. Я не дышала, крепко прижимаясь к нему, обнимая руками и касаясь головой спины с крепко зажмуренными глазами. Я признавалась во всем и уже совсем не оставляла себе шанса на спасение, понимая, что сейчас боюсь потерять этого человека, как никого и никогда прежде.
Он не отстранился и окаменел от моих объятий, и только его голова слегка повернулась, как будто он был удивлен. Замер от ожидания.
– Прости. Я солгала, думая, что все это тебе не нужно. Я и правда не могла подумать, что могу тебе нравится. Кто я такая, чтобы тебе нравится? Я не хотела видеть, как ты от меня отстраняешься из-за моих чувств… Я просто хотела, чтобы ты был рядом, – я почувствовала, как он слегка качнулся, но остановила, еще крепче обхватив руками, желая договорить, не видеть глаз, которые могли уничтожить меня сейчас, – Я сделала это потому что хотела! Слышишь? Я на самом деле хотела тебя поцеловать. Эта единственная правда, которую ты должен принять. Я тоже не играю, не хочу и не умею, – губы посолонели от слез, – И больше всего на свете я не хочу, чтобы ты во мне разочаровывался!
Я держала его крепко, но он оказался сильнее, быстро обернулся ко мне, неминуемо приближая свой приговор. Внимательный взгляд прочитал по моему лицу, что я не лгу. Он всегда правильно понимал меня, и сейчас еще более пристально разглядывал, так, точно слой за слоем оголял и без того нагую до невозможности душу. Я выдержала его взгляд, надеясь, что искренность перебьет все, что я сказала ранее. И даже сквозь слезы смогла увидеть, как его губы трогает легкая улыбка облегчения, а глаза вторят ей, с небывалой нежностью глядя на мои слезы.
Он вытер их руками, погладил мои щеки и с прошибающей нежностью коснулся моих губ.
От мысли, что он меня простил, меня охватил небывалый карнавал чувств. Меня качало, точно шлюпку в шторм, но не давало упасть осознание того, что я наконец-то нашла то, что долго искала. Нашла того, кто не потеснил мое одиночество, а влился в него, принял его, стал частью, потеря которой взбаламутит тихие воды и приведет меня к отчаянию.
Я недоверчиво трогала его, не понимая, как так вышло, что этот потрясающий человек выбрал меня из тысячи сверкающих вокруг него камней. Выбор, такой неочевидный и до смешного неестественный, даже меня саму наталкивал на кучу вопросов, но я верила ему, потому что чувствовала, что он не лжет.
Он на самом деле выбрал меня.
В бар, на праздник к Ульке, мы влетели счастливые, почти светящиеся от переполняющих нас чувств. То, что могло огорчить нас до этого момента или после него, не существовало в реальном времени, потому что наши пальцы соединялись, а губы еще помнили момент невероятного соединения.
Фурор, который произвело наше появление, можно было сравнить разве что с атомным взрывом; кажется, ребята, всерьез озабоченные нашим исчезновением, с горя распотрошили недра бара этого заведения и в приподнято – упадническом настроении сходили с ума кто как мог. Зареванная то ли от счастья то ли от горя, а может и от всего сразу, Ульяна, завидев нас, проникновенно всхлипнула и заунывным голосом доверительно сообщила глядящему на нее со смешливой нежностью Королеву, который поддерживал неизящно покачивающуюся девушку:
– Спяяятила! Точняк! – она погрозила кулаком в мою сторону, – Мне уже Шелест чудиться за ручку с Северским разгуливающая, – она потянула руку к стакану с янтарной жидкостью, но ушлый парень резво подменил его на сок. Уля возмущенно вцепилась в стакан, – Н-о-н-с-е-н-с, – по слогам проговорила девушка, не обращая внимания, что от ее слов окружающие пришли в движение и дружно, как по команде, повернули головы в нашу сторону.
Секунда тишины, набухнув, взорвалась грандиозным шумом. В суматохе окружающей реальности, я даже не сразу поняла, кто, как и почему меня трогает, и кто, что и почему пытается у нас с Северским узнать. Из всех приглашенных я была знакома лишь с друзьями Марата.
Первым, кто достучался до моего сознания во всем это гвалте, оказался Ромашко, который с неизменно бешено веселым блеском в глазах подскочил к нам, чтобы утащить в угол к имениннице.
– Вы ребята что, через тундру сюда добирались? – весело возмущался он, – Машину изобретали? Представляете, сколько теперь штрафных вам положено за причинение морального ущерба до гроба подавленным друзьям? – он взялся за сердце, и опустил голову, остановив насмешливый взгляд на наших сцепленных пальцах, – Интересненько, – подняв бровь, глянул он на Марата.
– Ты даже не представляешь насколько, – не стал отрицать Северский.
– Ну вы, по крайней мере не дошли до стадии обручения, – он с жалостью глянул на Королева, а я удивленно посмотрела на пытающуюся дотянуться до темной бутылки подругу – у той на пальце что-то блеснуло. Надо же, а сюрприз на самом деле вышел отменным, зря Уля переживала.
– Я бы не спешил с выводами, – буркнул Северский, подталкивая застывшую меня к подруге. Паша удивленно поднял брови и попытался разглядеть мои руки, но у него ничего не вышло, так как Ульяна, наконец сфокусировавшая на мне взгляд, вдруг то ли отошла от хмеля, то ли просто сильно удивилась, но определенно опасно нахмурилась и даже без поддержки Димы восстала из мягкого дивана, чтобы обвиняющее тыкнуть в меня пальцем.
– Ты! – воскликнула она, – Шелест! Ты! Последняя! Негодяйка! – она грозно повалилась на меня и крепко обняла, – Если ты еще раз так пропадешь, даже не предупредив, я тебя лично убью и под мостом закопаю! Клятва века!
– Извини, – засмеялась и покачалась у нее в руках, – Столько всего произошло…
– Да уж, я думаю, – оно отодвинулась и прищурено посмотрела на Северского, который здоровался с Димой; тот в ответ на ее взгляд неопределенно пожал плечами, – Если в стенах видны руки… Зинка! Так вы что, правда что ли за ручку приперлись сюда? У меня не глюки? Скажи «нет», скажи «нет»!
– Нет…
– Святые небеса! – воскликнула она и принялась меня бесстыдно лапать, – Этот день не разочаровывает! А я давно подозревала, что этот снеговик от тебя тает, как мороженка от солнца! Уиии! А у меня вот что! – она выставила передо мной почти неприличный знак, только безымянным пальцем, – Так красиво, я щас умру!
– Поздравляю! – я спрятала свою руку подальше, решив, что не нужно раньше времени рассказывать о моем фиаско, а то вдруг возникнет недопонимание.
– Ага, одними поздравлениями не отделаетесь теперь! – она широким жестом обвела стол рукой, – Выбирай, чем будешь отрабатывать часы отсутствия!
– Эм… соком?
– Эм… смертница что ли? Минимум двадцать градусов, Шелест, минимум! – она сосредоточенно принялась исполнять угрозу, разыскивая стакан для моего наказания. Я жалобно уставилась на Марата, который только ухмыльнулся, но не сделал и попытки меня спасти. Предатель. Еще и с подозрительным намеком скосил глаза на пианино, приютившееся в углу и похороненное под разнообразным хламом, как будто говоря, что он еще не забыл моего предыдущего героического похода в бар. Я уныло перекатила жидкость в стакане, который Ульяна сунула мне в руку, и хмуро смерила взглядом Пашу, подошедшего сзади и устроившего на моем плече руку:
– Брудершафт? – развязно предложил парень, намеренно игнорируя тяжелый взгляд друга. Кажется, именно такие взгляды заставляют людей ни с того ни с сего спотыкаться посреди ровной как скатерть дороги.
– Сатисфакция, – ухмыльнулась я, прозрачно намекая на Северского. Ромашко стоически удерживал на губах улыбку. Даже нагнулся ко мне, манерно, медленно и, глядя прямо в глаза другу, зашептал на самое ухо:
– Нечасто я видел, как Север ревнует... Но раз за разом вызывать это чувство практически сродни зависимости; Зина, я навеки благодарен тебе за то, что ты его таким сделала! Так что: друзья? – он мило улыбнулся, чарующе подмигнул и протянул мне ладонь.
Я внимательно пригляделась к этому рыжему плутовщику и поразилась, насколько все-таки он закрыт и недоступен для понимания. Настоящий друг, душа компании, дамский угодник – сломанный парень, замкнутый для всех и понимающий куда больше, чем показывает, удивительный человек.
Не без трепета я протянула ему ладошку.
Он почти донес ее до губ, но со смешком остановился.
– Осталось только с твоим парнем договориться, – улыбнулся он и отскочил от меня с криками о помощи, гонимый сердитым Маратом.
И пока они на удивление резво скакали между столиками, я, на радостях от свежего приобретения в лице парня, залила в себя обжигающую жидкость под строгим надзором Ули.
– Шелест, а где же платье, которое я тебе сшила? – нахмурилась она, с удивлением разглядывая неизвестное ей белое творение, – Тебе, конечно, идет, но моя гордость серьезно задета!
– Не бранись, – я засмеялась от неожиданного тепла разлившегося по телу, – Когда не захочешь на один пренеприятный вечер и не только платье испортишь, пусть и бессознательно! – я рассказала им с Димой историю моих ночных похождений, поведала о роли Оливье, и участии Лео и Миши.
– И еще кое-что.., – я сомкнула губы и понадеялась, что друзья поймут все правильно, выдохнула, и вытянула правую руку, зажмурив глаза.
– Афигеть! – медленно произнесла Уля и от восторга упала прямо на коленки к своему парню, – Держите меня семеро… Шучу-шучу, одного хватит! Зинка, ты что с Северским сделала, расколдовала что ли? Или мне больше не наливать, или где-то в мире апокалипсис!
– А, по-моему, все к этому и шло! – самоуверенно заявил Дима, как бы говоря, что он, мол, уже давно обо всем догадался.
– Да нет же, дослушайте сначала! – поспешила протестующе замахать я руками и рассказать, как я по дурости вляпалась в состояние невесты. Где-то приходилось прерываться, чтобы поддержать Ульяну в ее молчаливом заливании шока алкоголем, один раз я попросту зависла на слишком красивом Марате, который стоя в дальнем углу задымленного зала о чем-то серьезно болтал с Ромашко, и только ближе к концу рассказа я впала в какое-то околореальное состояние и по-настоящему осознала, что произошло. И Ульяна поддержала меня застывшей в глазах тревогой.
– Зинка, завтра же… во всех газетах… ты и сын Демидова, – она дотронулась до моей руки. Мы обе понимали, что наступал конец моему затворническому существованию. Я выбирала Северского и отдавала свое одиночество. Я приносила жертву, теряла себя, но обретала что-то новое, – Зиночка, – захныкала Ульяна, обнимая меня и пытаясь таким образом утешить, – Ты такая смелая, такая невероятная! Северский, – со слезами на глазах посмотрела она мне за спину, – Если ты ее сломаешь, я тебе никогда не прощу! Никогда!
Я повернула голову и встретилась глазами с парнем. Он не выпил ни капли, но его морозный взгляд блестел и переливался в дымной темноте. Он дурманил меня, и градус тяготения креп куда быстрее, чем мое опьянение от выпитого алкоголя. Я еще не привыкла думать о нем в таком ключе, я смущалась и робела, я боялась, что он растворится, как иллюзия, поэтому каждый раз искала его глазами, чтобы увериться в его реальности.
Кончики пальцев жгло, жар шел от сердца, которое стремительно разгоняло кровь. Если бы я была свечей, то уже давно бы расплавила саму себя и воском вылилась бы в нечто гибельное, но прекрасное.
Сегодня я абсолютно точно осознавала, что делаю.
И делала я это для него.
Пианино оказалось на удивление настроенным и приятно звучащим – звонким, мягким и отзывчивым. Звук расслаивался по пространству и не хуже алкоголя и табака порабощал людей – в зале стало тихо, все казались вялеными, полудремными и задумчивыми, все попали в невероятный плен звучащей мелодии.
Атмосфера интимного полумрака, выпитый крепкий напиток на голодный желудок, жаркие поцелуи в ночной прохладе – всё располагало меня к большому откровению, которое хоть и происходило среди многочисленных слушателей, предназначалось единственному человеку, к которому раз за разом возвращался мой взгляд.
И наверняка того, что он обо мне успел узнать, должно было хватить, чтобы понять степень откровенности – сегодня было мое первое, неповторимое, искреннее и идущее от самого сердца признание в любви. Звучащее без единого слова, проникающее в каждый, даже самый мрачный уголок и попадающее прямо в цель – в холодного до безобразия Марата, и, несомненно, единственного, кто мог меня по-настоящему согреть.
Я верила, что он понимал меня – уже почти добравшись до Ули я наткнулась на странного рода музыку в его плейлисте, и поняла насколько много он все-таки сделал для моего счастья. Он был моим знаком на пути к мечте и моей путеводной звездой, крепкой стеной, опорой, другом, а теперь и возлюбленным. И это не могло не волновать. Жизнь поделилась на до и после и зациклилась на одном человеке.
И я очень надеялась, что никто не разрушит невероятную сказку, героиней которой я оказалась.
Поэтому когда мой брат вошел в зал и, найдя меня глазами, направился в мою сторону, я напряглась и постаралась настроиться на то, чтобы быть сильной.
– Зин, – протянул он, прежде пройдя через Ульяну, чтобы поздравить ее. Взгляд Королева, прищуренный от напряжения, цепко за ним следил, но Миша не стал долго задерживаться возле парочки, – Успела стать звездой баров, сестренка? Или я чего-то не знаю? – пошутил он, намеренно игнорируя Северского, также приблизившегося ко мне.
– Как знать, Миш, – загадочно улыбнулась я и посмотрела на Марата. Брат тоже мимолетно на него глянул, но остался на удивление молчаливым по этому поводу, – А ты…?
– Не бойся, – устало улыбнулся он, – Не буду я тебя у друзей красть. Развлекайтесь. Заехал отдать вот это, – он протянул мне новый черный телефон, – Я вставил симку. Не хочу беспокоиться о тебе.
Я с благодарностью приняла подарок, успев за прошедшее время забыть, чтоб мой телефон уже было не вернуть к жизни.
– Спасибо, – прижала я гаджет к груди, а потом, не смотря на то, что Королев то и дело кидал на Мишу полные недоверия взгляды, предложила, – Останешься? Я буду рада.
Он мотнул головой.
– Нет, Зин, что-то мне подсказывает, что я буду слегка лишним, – он насмешливо стрельнул глазами по Диме, – И даже больше, – повернулся к Марату, а я напряглась. Но брат лишь сказал, – Поговорим? – и указал в сторону выхода.
Северский коротко кивнул и, бросив мне быстрый ободряющий взгляд, скрылся, оставив меня коротать время сцепляя и расцепляя замок пальцев, и гадая, о чем они так долго разговаривают.
Загадочность во взгляде вернувшегося парня ничуть меня не утешила, но, по крайней мере, за ним не следовал сердитый Миша с целью не дать нам провести еще хоть немного времени вместе.
– О чем он хотел поговорить? – настороженно поинтересовалась я, почти пританцовывая от волнения около невозмутимого парня.
– Боишься, что у него получиться нас разлучить? – вопросом на вопрос ответил Северский, развеселенный моим возбужденным состоянием.
– Ну, он же все-таки не на твоей стороне…
– Зато на твоей, – заметил он.
– И что же? Он вот так спустил нам все? Дал добро? – звучало неправдоподобно на фоне произошедших событий.
– Нет, конечно, за кого ты его принимаешь? – фыркнул Северский, но, заметив, как вытянулось мое лицо, коротко рассмеялся, – Он твой брат, Зина, – нагнулся ко мне, заставляя смутиться, – Так что условия поставил вполне себе очевидные.
– Условия? – переспросила я, завороженная темным пробирающим взглядом.
– Оберегать, защищать, заботиться. Любить, – просто, даже с ленцой ответил Северский, но подкрепил все это серьезностью во взгляде, так, чтобы я поверила, что это на самом деле была сделка, а условия, пусть и неписаные, будут соблюдаться в любом случае. Коснулся рукой моей щеки, погладил шею и прошептал на самое ухо, – И даже позволил мне тебя забрать, – от его слов и прикосновений тело наполнилось слишком большим количеством обжигающей энергии.
