Текст книги "Голубой Лабиринт (ЛП)"

Автор книги: Линкольн Чайлд

Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Да. Эванс Паджетт. А что?

Мгновение Констанция не отвечала. Затем она провела рукой по кружевам на платье у себя на шее.

– Я проводила архивные исследования на заднем плане семьи Пендергастов, – сказала она своим глубоким, странным старинным голосом. – Я узнаю это имя. Он был одним из первых людей, которые публично обвинили Иезекию Пендергаста в торговле ядовитым патентованным лекарством.

Пендергаст казался пораженным.

– Подождите, – произнес д'Агоста. – Кто такой Иезекия Пендергаст? Я полностью запутался.

Комната затихла. Констанция продолжала смотреть на Пендергаста. Агент ФБР молчал, затем он почти неощутимо кивнул.

– Пожалуйста, продолжай, Констанция.

– Иезекия Пендергаст, – продолжала Констанция, – был прапрадедом Алоизиуса, – и первоклассным банкирам. Он начал свою карьеру как продавец змеиных масел для путешествий в медицине, и со временем разработал собственное «лекарство»: составной эликсир Иезекии был Железистый Укрепляющий. Он был проницательным торговцем, и в конце 1880-х годов продажи нострима быстро взорвались. Эликсир для вдыхания – не редкость в те дни – с помощью специального вида атомайзера он назвал Hydrokonium. Старомодный распылитель, действительно, но он запатентовал устройство и продал его вместе с эликсиром. Вместе они помогли восстановить богатство семьи Пендергастов, которое в то время находилось в упадке. Насколько я помню, эликсир был назван «приятным физиком для всех желчных жалоб», которые могли «сделать слабых – сильными, а неврастенические – спокойствием» и «душить сам воздух, которым дышат». Но по мере распространения эликсира Иезекии начали рости слухи: от безумия, убийственного насилия, и болезненным, тратя смерть. Одинокие голоса, такие как доктор Паджетт, поднялись в знак протеста, но их игнорировали. Некоторые врачи осуждали ядовитые эффекты эликсира. Но не было общественного протеста, пока проблема с журналом Кольера не открыла это соединение в качестве вызывающей зависимость и смертельной смеси хлороформа, кокаина, вредных растительных веществ и других токсичных ингредиентов. По иронии судьбы, одной из последних жертв была собственная жена Иезекии – по имени Констанс Ленг Пендергаст, она известна семье как Стэнза.

В комнате повисла тишина. Пальцы Пендергаста слегка постукивали по столу, его выражение лица не читалось.

Марго нарушила молчание.

– В одной из газетных статей мы обнаружили, что Паджетт возложил ответственность за болезнь своей жены на патентованное лекарство. Когда я сделала изотопный анализ ее костей, я получила некоторые аномальные химические показания.

Д'Агоста посмотрел на Констанцию.

– Итак, вы говорите, что жена Паджетта была жертвой этой патентной медицины – этот эликсир, разработанный и проданный предком Пендергаста, – и что он убил ее, чтобы положить конец ее боли и страданиям?

– Это моя догадка.

Пендергаст встал со стула. Все глаза повернулись к нему. Но он просто пригладил рубашку и снова сел, его пальцы слегка дрожали.

Д'Агоста хотел было что-то сказать, но остановился. Связь между всеми этими фактами начинала собираться у него в голове – настолько странная, настолько ужасная, что он не мог заставить себя серьезно обдумать это.

В этот момент дверь тихо открылась, и вошла миссис Трэск.

– Сэр, вам звонят, – сказала она Пендергасту.

– Пожалуйста, примите сообщение.

– Простите меня, но это из Индио, Калифорнии. Этот человек сказал, что не может ждать.

– Ах.

Пендергаст снова поднялся и направился к двери. В середине комнаты он остановился.

– Доктор Грин, – сказал он, обращаясь к Марго. – То, что мы обсуждали здесь, относится к наиболее чувствительной природе. Надеюсь, вы не посчитаете это ошибкой, если я попрошу вас пообещать не разглашать ее кому-либо еще.

– Как я уже сказала, вы можете положиться на меня. Вы уже попросили нас сегодня принести клятву секретности.

Пендергаст кивнул.

– Да, – сказал он. – Да, конечно. – И с кратким взглядом на каждого из троих, которые все еще сидели вокруг стола, он последовал за миссис Трэск, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Глава 31

Когда они приблизились к городу Индио из Межгосударственного 10 Восточного аэропорта, д'Агоста с любопытством посмотрел в окно машины Государственного департамента исправительных учреждений. Он был в Калифорнии только однажды, когда ему было девять лет, когда его родители отвезли его в Диснейленд. Он помнил только мимолетные образы пальм, скульптурные бассейны, чистые широкие бульвары, украшенные цветными плантаторами, Маттерхорн и Микки-Маус. Но это, задняя сторона государства, было откровением. Все было коричневым и высушенным, горячим, как ад, со странными кустами, чахлыми кактусами, деревьями и бесплодными холмами. Как кто-то мог жить в такой богом забытой пустыне.

Пендергаст повернулся к нему сзади.

– Вы однажды уже пытались заставить парня поговорить – есть свежие идеи? – спросил д'Агоста.

– Я узнал кое-что, ах, из телефонного звонка, который я получил прошлой ночью. Это был старший сотрудник исправительных учреждений в тюрьме Индио. Кажется, наш друг в тюрьме начал говорить.

– Не шутите. – Д'Агоста оглянулся назад. Типичный Пендергаст, удерживающий этот конкретный самородок информации до последней минуты. Или это было? По прошествии ночного полета и красных глаз, он казался тихим и раздражительным, что, по мнению Д'Агосты, объяснялось недостатком сна.

Калифорнийская государственная холдинговая компания в Индио была длинным, низким, тускло-выглядящим делом, которое – будь оно не для сторожевых башен и трех колец стен, увенчанных колючей проволокой, – было бы похоже на серию Косткос, натянутых вместе. Несколько скоплений пальмовых деревьев стояли за проволокой, хромые на неустанном солнце. Они проехали в главные ворота, штурмовались через ряд контрольно-пропускных пунктов и, наконец, прибыли к официальному входу. Там они вышли из машины. Д'Агоста моргнул от солнечного света. Он бодрствовал уже семь часов, и тот факт, что было только девять часов утра по Калифорнийскому времени, это было более чем дезориентирующим.

Внутри их ждал узко сложенный темноволосый мужчина. Когда Пендергаст приблизился, мужчина протянул ему руку.

– Агент Пендергаст. Рад снова вас видеть.

– Господин Шпандау. Спасибо, что связались со мной так быстро. – Пендергаст обернулся, чтобы познакомить этого человека с Винсентом. – Джон Шпандау, старший сотрудник исправительного учреждения. Это детектив лейтенант д'Агоста из Нью-Йорка.

– Лейтенант. – Шпандау, в свою очередь, пожал руку Д'Агосты, и они пошли по коридору.

– Как я говорил по телефону прошлой ночью, – сказал Пендергаст Шпандау, – заключенный также является подозреваемым в недавнем убийстве в Нью-Йорке, которое расследует лейтенант. – Они остановились, чтобы пройти через другой контрольно-пропускной пункт. – Лейтенант хотел бы сначала его допросить.

– Очень хорошо. Я сказал вам, что он начал говорить, но что-то бессмысленное, – сказал Шпандау.

– Что-нибудь еще?

– Он стал беспокойным. Гуляет по своей камере всю ночь. Не есть.

Д'Агосту проводили в обычную комнату для допросов. Пендергаст и Шпандау ушли, чтобы занять свои позиции в соседней комнате, которое пропускало комнату через одностороннее стекло.

Д'Агоста ждал, стоя. Через несколько минут защитный болт оттянули назад, и дверь открылась. Два охранника вошли, один человек в тюремном комбинезоне стоял между ними. У него был гипс на одном запястье. Д'Агоста подождал, пока охранники усадили его в одинокое кресло на дальнем конце стола, а затем заняли позиции рядом с дверью.

Он посмотрел на мужчину, который сидел напротив. Он был хорошо построен, и, конечно, лицо было знакомо. Этот человек не был особенно похож на преступника, но это не удивило Д'Агосту: у человека были камни, которые он мог представить как ученый, и сделал это настолько убедительно, что одурачил Марсала. Это требовало ума и уверенности в себе. Харизматические черты лица, столь узнаваемые из реконструкции Бономо, были скомпрометированы каким-то таинственным внутренним диалогом. Его рыжеватые глаза скользнули по комнате – вяло, как наркоман, – не остановившись на человеке напротив. Руки его с наручниками были скрещены на груди. Д'Агоста заметил, что он покачивался взад-вперед на своем стуле.

– Я лейтенант Винсент д'Агоста, расследую убийство в Нью-Йорке, – начал д'Агоста, вытащил блокнот и положил его перед собой. Этот человек уже был информирован, поэтому ему не нужно было проходить через все это. – Это интервью записывается. Не могли бы вы указать свое имя, для отчета?

Мужчина ничего не сказал, лишь слегка покачивался взад-вперед. Теперь его глаза стали более осмотрительными, брови нахмурились, словно искали что-то забытое или, может быть, потерянное.

– Простите меня, привет? – Д'Агоста попытался привлечь его внимание.

Глаза мужчины наконец остановились на нем.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов о убийстве, которое произошло две недели назад в Нью-Йоркском музее естественной истории.

Мужчина посмотрел на него безмятежно, потом его глаза исчезли.

– Когда вы были в Нью-Йорке?

– Лилии, – ответил мужчина. Его голос был неожиданно высоким и музыкальным для такого большого человека.

– Какие лилии?

– Лилии, – сказал человек тоном мучительной задумчивости.

– Как насчет лилий?

– Лилии, – сказал мужчина, и его взгляд снова обратился к д'Агосте, поразив его.

Это было безумие.

– Имя Джонатан Уолдрон тебе о чем нибудь говорит?

– Запах, – сказал мужчина, и голос его задумчивости нарастал. – Этот чудесный запах, аромат лилий. Он ушел. Теперь... это ужасно пахнет. Ужасно.

Д'Агоста уставился на него. Он притворялся?

– Мы знаем, что вы украли личность профессора Джонатана Уолдрона, чтобы получить доступ к скелету в Музее естественной истории. Вы работали с техником в отделении остеологии музея по имени Виктор Марсала.

Мужчина внезапно замолчал.

Д'Агоста наклонился вперед, сцепил руки.

– Я сейчас перейду к делу. Думаю, ты убил Виктора Марсала.

Качание прекратилось. Глаза мужчины отошли от д'Агосты.

– На самом деле, я знаю, что ты убил его. И теперь, когда у нас есть ваша ДНК, мы будем искать совпадение с ДНК с места преступления. И мы его найдем.

Молчание.

– Что ты сделал с костяной ногой, которую ты украл?

Молчание.

– Ты знаешь о чем я думаю? Думаю, тебе лучше обратиться к адвокату.

Мужчина по-прежнему сидел как статуя. Д'Агоста глубоко вздохнул.

– Послушай, – сказал он, усиливая угрожающий тон. – Вас держат здесь, потому что вы напали на федерального офицера. Это плохо. Но я здесь, потому что полиция Нью-Йорка собираются экстрадировать вас в прекрасное Имперское государство за убийство. У нас есть очевидцы. Мы видели вас на видео. Если вы не начнете сотрудничать, вы окажетесь так далеко от ручья дерьма, что даже Льюис и Кларк не смогли бы отбросить вас назад. Последний шанс.

Человек теперь оглядывал комнату, как будто забыл, что д'Агоста был там.

Д'Агоста устал. Он ненавидел такие допросы, повторяющиеся вопросы и этот парень казался психом. Он был уверен, что у них есть свой человек – им просто придется строить дело без признания.

Дверь распахнулась, и д'Агоста поднял глаза, чтобы увидеть темную фигуру Пендергаста, стоящую в коридоре. Он сделал жест, как бы говоря: «Не возражаете, если я попробую?»

Д'Агоста взял блокнот и встал. Несомненно, его пожатие плеч ответило: «Делай что хочешь».

Он вошел в соседнюю комнату наблюдения и сел рядом со Шпандау. Он наблюдал, как Пендергаст устроился поудобнее на одном из стульев напротив подозреваемого. Казалось, он провел бесконечное количество времени, поправляя галстук, застегивая куртку, рассматривая свои запонки, поправляя воротник. Наконец он сел, положив локти на стол, пальцы легли на потертый стол. На мгновение кончики пальцев нервно барабанили, затем, как бы вспоминая о себе, он скрутил их в ладони. Он уставился на стол, пристально глядя на своего нападавшего. А потом, когда Д'Агоста думал, что он выйдет из сдерживаемого нетерпения, Пендергаст начал говорить с акцентом.

– Там, откуда я родом, не обращаться к кому-либо по его настоящему имени считается невыносимой грубостью, – начал он. – Когда в последний раз мы встретились, вы, по-видимому, не пожелали сообщить свое имя – имя, которое я знаю точно, не Уолдрон. Вы не передумали?

Мужчина посмотрел на него, но не ответил.

– Очень хорошо. Поскольку я ненавижу грубость, я дам вам имя по своему выбору. Я буду называть вас Немо, который, как вам известно, с латинского означает «никто».

Это не вызвало никаких результатов.

– Я не хочу тратить много времени на этот визит, как на своем последнем, господин Немо. Так что давайте будем краткими. Ты скажешь, кто нанял тебя?

Молчание.

– Вы согласны рассказать мне, почему вы были наняты или какова цель этой странной ловушки?

Молчание.

– Если вы не хотите давать имена, можете ли вы хотя бы сказать мне, каков был ожидаемый результат всего этого?

Молчание.

Пендергаст небрежно осмотрел свои золотые часы.

– Я держу ключ от того, будете ли вы судится в государственном или федеральном суде. Разговаривая или не разговаривая со мной, вы можете выбирать между островом Райкерс или административным максимальном сооружении Флоренции в Колорадо. Райкерс – это ад на земле. Административное максимальное сооружение Флоренция – это ад, который даже Данте не мог себе представить. – Он пристально всмотрелся в мужчину с необычайной силой. – Мебель в каждой камере выполнена из залитого бетона. Душ находится на таймере. Он работает три раза в неделю, в пять утра, ровно на три минуты. Из окна вы видите только цемент и небо. Вы получаете один час упражнений в день в бетонной яме. Административное максимальное сооружение Флоренция имеет четырнадцать сотен стальных дверей с дистанционным управлением и окружена нажимными подушками и множеством колец из двенадцатифутовых заборов из проволочной сетки. Там ваше существование исчезнет из скрижалей истории. Если вы сейчас не поговорите со мной, вы действительно станете «никем».

Пендергаст замолчал. Мужчина переместился на своем месте. Д'Агоста, глядя сквозь стекло в одну сторону, теперь был уверен, что парень сумасшедший. Ни один здравомыслящий человек не смог бы сопротивляться этой линии допроса.

– В Административном максимальное сооружении Флоренции нет лилий, – тихо сказал Пендергаст.

Д'Агоста обменялся озадаченным взглядом со Шпандау.

– Лилии, – медленно произнес мужчина, словно пробуя слово.

– Да. Лилии. Такой прекрасный цветок, как вы думаете? С таким тонким, изысканным ароматом.

Мужчина наклонился вперед. Пендергаст наконец привлек его внимание.

– Но тогда, запах исчез, не так ли?

Казалось, человек напрягся. Он медленно покачал головой, из стороны в сторону.

– Нет, я ошибаюсь. Лилии все еще там; Вы сказали, так же. Но с ними что-то не так. Они ушли.

– Они воняют, – пробормотал мужчина.

– Да, – сказал Пендергаст, его голос был странным сочетанием сочувствия и насмешки. – Ничто не пахнет хуже, чем гниющий цветок. Какое зловоние это производит!

Пендергаст внезапно поднял голос.

– Вытащите его из моего носа! – закричал мужчина.

– Я не могу этого сделать, – сказал Пендергаст, и голос его резко упал до шепота. – У вас не будет лилий в вашей камере в Административном максимальное сооружении Флоренции. Но вонь останется. И она будет расти по мере роста гнилости. До тебя...

Внезапно, с воплем дикого животного, мужчина вскочил со своего стула и пересек стол к Пендергасту, его сжатые руки были похожи на когти, его широко раскрытые глаза горели от ярости, из его рта вылетала пена и слюна. С быстрым уклоном, как тореадор, Пендергаст встал со стула и уклонился от атаки; Оба охранника вышли вперед, Тазерс был наготове, и схватил его. Чтобы покорить его, потребовалось три выстрела. В конце концов он упал через стол, судорожно дергаясь, крошечные пучки дыма, поднимались к микрофону и потолочным светильникам. Пендергаст стоял в стороне, осмотрел человека с клиническим взглядом, затем повернулся и вышел из комнаты.

Мгновение спустя Пендергаст вошел в смотровую комнату, с раздражением скинув кусок пуха с плеча своего костюма.

– Ну, Винсент, – сказал он. – Я не вижу особого смысла в нашем пребывании здесь. Каково ощущение? Боюсь, наш друг, ах, сумасшедший?

– Сумасшедшее дерьмо.

– Спасибо. – Он повернулся к Шпандау. – Еще раз, господин Шпандау, я благодарю вас за неоценимую помощь. Пожалуйста, дайте мне знать, если его бред станет ясным.

Шпандау пожал протянутую руку.

– Я сообщу.

*

Когда они вышли из тюрьмы, Пендергаст достал мобильный телефон и начал набирать номер.

– Я волновался, что нам, возможно, придется возвращаться ночным рейсом в Нью-Йорк, – сказал он. – Но наш друг оказался настолько несчастливым, что мы можем успеть на более ранний рейс. Я просто проверю, если вы не возражаете. Теперь мы больше ничего не получим от него – или, боюсь, никогда.

Д'Агоста глубоко вздохнула.

– Не расскажешь мне, что, черт возьми, там произошло?

– Что вы имеете в виду?

– Все эти сумасшедшие вопросы. О цветах, лилиях. Как ты узнал, что он так отреагирует?

Пендергаст прекратил набирать номер и опустил телефон.

– Это было образованное предположение.

– Да, но как?

Пендергаст ответил сделав паузу. Когда он отвечал, его голос был очень низким.

– Потому что, мой дорогой Винсент, наш заключенный не единственный, кто начал чувствовать запах цветов в последнее время.

32

Пендергаст проскользнул в музыкальную комнату особняка на Риверсайд-драйв так неожиданно, что Констанс, вздрогнув, перестала играть на клавесине. Она остановилась, чтобы посмотреть, как он прошел к буфету, положил на него большую пачку бумаг, достал выпуклый бокал, налил себе значительную дозу абсента, на специальную шумовку положил кубик сахара, растворил его ледяной водой из графина, а потом забрал бумаги и пошел прямо к одному из кожаных кресел.

– Не переставайте играть из-за меня, – сказал он.

Констанс, опешив от его отрывистого тона, продолжила играть сонату Скарлатти. Хотя она могла видеть его только краешком глаза, но почувствовала что-то неладное. Он поспешно глотнул абсент и с грохотом поставил стакан, затем последовала еще значительная порция напитка. Одна нога постукивала по поверхности персидского ковра, неравномерно, вне ритма музыки. Алоиз полистал бумаги, которые, по-видимому, были широким ассортиментом старинных научных трактатов, медицинских журналов, и газетных вырезок – прежде чем отложить их в сторону. На третьем глотке напитка, Констанция перестала играть – это было дьявольски сложное произведение, и требовало абсолютной концентрации – и повернулась к нему лицом.

– Я предполагаю, что поездка в Индио была разочарованием, – сказала она.

Пендергаст, который сейчас смотрел на одну из оформленных голографий, кивнул, не взглянув на нее.

– Мужчина по-прежнему молчал?

– Наоборот, он был очень многословен.

Констанс разгладила свою юбку спереди. – И?

– Это все бред.

– Что он сказал?

– Как я уже сказал, бред.

Констанс сложила руки. – Я хотела бы знать точно, что он сказал.

Пендергаст повернулся к ней, его светлые глаза сузились. – Вы сегодня слишком настойчивы.

Констанс ждала.

– Мужчина говорил о цветах.

– Не о лилиях ли, случайно?

Он ответил с сомнением в голосе. – Да. Как я уже неоднократно говорил, это бессмысленный бред.

Констанс снова промолчала. Оба сохраняли тишину несколько минут. Пендергаст продолжал играть своим стаканом, допил его, встал и вернулся к буфету. И опять потянулся за бутылкой абсента.

– Алоиз, – начала она. – Человек мог сказать глупость, но это был не бессмысленный бред.

Игнорируя ее, Пендергаст начал подготовку второй порции напитка.

– Мне надо поговорить с вами – по очень деликатному делу.

– Хорошо, прошу, говорите, я слушаю, – сказал Пендергаст, наливая абсент в нижнюю часть бокала, и поместил шумовку сверху.

– Где этот чертов сахар? – бормотал он про себя.

– Я изучаю историю вашей семьи. Вчера во время нашей встречи в оружейной комнате было произнесено имя доктора Эвенса Паджетта. Вы знакомы с этим именем?

Пендергаст положил кубик сахара и начал растворять его ледяной водой. – Я не люблю драмы. Выкладывайте.

– Жена доктора Паджетта была отравлена эликсиром вашего пра-пра-прадеда. Человек в тюрьме Индио страдает от тех же симптомов, что и жена Паджетта – и, как и все остальные, кто принял патентованное лекарство Иезекии.

Пендергаст схватил стакан абсента и сделал большой глоток.

– Человек, который, очевидно, убил лаборанта остеологии в музее – и напал на вас – украл длинную трубчатую кость жены Паджетта. Почему? Возможно, потому, что он работал на кого-то, кто пытается воссоздать эликсир. Очевидно, что в кости должно сохраниться остаточное количество.

– Какая чушь, – сказал Пендергаст.

– А я вот не сомневаюсь. Мои исследования эликсира были тщательными. Все жертвы, поначалу, говорили о запахе лилий – это было частью презентации эликсира. Когда они впервые принимали его, запах был мимолетным, сопровождаемый чувством благополучия и живости ума. Со временем аромат начинал сопровождать их постоянно. Насыщеннее. С дополнительными дозами эликсира, запах лилий изменялся, как будто они загнивали. Жертва становилась раздражительной, беспокойной, не могла заснуть. Чувство благополучия сменялось тревогой и маниакальным поведением, с периодами внезапной вялости. На данном этапе дополнительные дозы эликсиры становились бесполезны – фактически, они только способствовали ускорению страданий жертвы. Дикий гнев возрастал, становясь всепоглощающим, сменяясь периодами крайней апатии. И тогда появлялась боль: сильнейшие мигрени и боли в суставах, пока не становилось почти невозможно передвигаться без мучительных страданий, – Констанс заколебалась. – В конце концов, смерть становилась спасением.

Пока она говорила, Пендергаст поставил стакан и встал. Он принялся расхаживать по комнате. – Я хорошо осведомлен о противоправных действиях моего предка.

– Есть еще одна вещь: эликсир вводился в виде пара. Вы не найдете его в таблетках или каплях. Его необходимо вдохнуть.

Еще больше ходьбы взад-вперед.

– Конечно, вы могли видеть, как это происходило, – сказала Констанс.

Пендергаст отмахнулся от ее слов пренебрежительным жестом.

– Алоизий, ради Бога, вы были отравлены эликсиром. Не только это – но и то, что очевидно была применена очень концентрированная доза!

– Вы пронзительно кричите, Констанс.

– Вы начали чувствовать запах лилий?

– Это достаточно распространенный цветок.

– Вчера после нашего совещания, я попросила Марго, провести расследование. Она обнаружила, что кто-то – без сомнений использующий фальшивое имя – занимался исследованиями эликсира Иезекии в публичной библиотеке Нью-Йорка и Нью-Йоркском историческом обществе.

Пендергаст остановился. Он снова сел в кресло и взял свой бокал. Откинувшись назад, он сделал быстрый глоток, прежде чем поставить его.

– Простите мою прямоту. Но кто-то мстит вам за грехи ваших предков.

Пендергаст, казалось, не слышал ее. Он опрокинул в себя последний абсент и начал готовить еще одну порцию.

– Вам надо сейчас же получить помощь, или вы закончите, как тот человек в Калифорнии.

– Не надо мне никакой помощи, – ответил Пендергаст с неожиданной яростью, – я сам могу спасти себя. И я буду вам благодарен, если вы не будете мешать моему расследованию.

Констанция поднялась со скамьи и сделала шаг к нему. – Дорогой Алоизий. Не так давно в этой самой комнате, вы назвали меня своим оракулом. Позвольте мне сыграть эту роль. Вы больны. Я вижу это. Мы можем помочь вам – все мы. Самообман станет для вас фатальным.

– Самообман? – Пендергаст рассмеялся звонко и резко. – Здесь нет никакого самообмана! Я осознаю свое состояние. Неужели вы думаете, что я не старался в меру своих сил найти способ, чтобы исправить ситуацию? – Он схватил стопку бумаг и швырнул их в угол комнаты. – Если мой предок Иезекия, чья жена умирала от воздействия его эликсира, не мог найти лекарство... тогда как я смогу? Также я не могу смириться с вашим вмешательством. Это правда, я звонил тебе мой оракул. Но теперь ты становишься моим альбатросом. Вы женщина с идеей фикс, как вы это столь резко продемонстрировали, когда вас осаждал ваш покойный любовник на вулкане Стромболи.

В Констанс настала перемена. Ее тело стало жестким. А ее пальцы крепко сжались – только один раз. Искры вспыхнули в ее фиолетовых глазах. Сам воздух потемнел вокруг нее. Эта перемена была столь резкой, и с таким затаенным злом, что Пендергаст, поднимая бокал за еще одним глотком, вздрогнул и непроизвольно выставил руку в защиту, выплеснув напиток на его ладонь.

– Если бы это мне сказал любой другой человек, – сказала она ему тихим голосом: – Он бы не пережил эту ночь. Затем она развернулась на каблуках и покинула комнату.

Глава 33

– Кое-кто хочет вас видеть, лейтенант.

Сидя за своим столом, Питер Англер оторвался от стопки распечаток и вопросительно поднял бровь на своего помощника, сержанта Слейда, который стоял в дверях.

– Кто там?

– Блудный сын, – сказал Слейд с усмешкой и отступил в сторону. Мгновение спустя, худая, аскетичная фигура специального агента Пендергаста появилась в дверях.

Англер сделал над собой усилие, скрывая удивление. Молча, он кивнул Пендергасту на стул. Англер почувствовал, что сегодня у мужчины напротив, был совсем другой взгляд; он не был уверен, что это было на самом деле так, но у него возникла мысль, сделать слепок с глаз этого человека, которые казались необычайно ярче по сравнению с бледностью его лица, чем были прежде.

Он откинулся на спинку стула, подальше от распечаток. Англер сделал достаточно, добиваясь внимания этого человека; сейчас он позволит агенту ФБР говорить первым.

– Я хотел бы поздравить вас, лейтенант, за ваше вдохновенное открытие, – начал Пендергаст. – Мне никогда бы не пришло в голову искать анаграмму имени моего сына среди пассажиров из Бразилии. Так похоже на Альбана устроить из этого игру.

«Конечно, не додумался бы», – согласился Англер; ведь разум Пендергаста устроен не так. Он размышлял, сложа руки, о том, что, возможно, Пендергаст Альбан был более умен, чем его отец.

– Мне интересно, – продолжал Пендергаст. – Когда именно Альбан прилетел в Нью-Йорк?

– Это было четвертого июня, – ответил Англер. – На рейсе Эйр-Бразилия из Рио.

– Четвертого июня, – повторил Пендергаст, почти про себя, – за неделю до того, как он был убит. Он снова взглянул на Англера. – Естественно, после того, как вы нашли анаграмму, вы вернулись и проверили более ранние списки?

– Естественно.

– И вы что-нибудь нашли?

На мгновение Англер захотел уклониться от ответа и дать Пендергасту попробовать вкус его собственного лекарства. Но он был не таким копом. – Еще нет. Это расследование до сих пор продолжается. Существует огромное количество списков, которые необходимо проверить, и не все из них – особенно у зарубежных авиакомпаний – в порядке, как хотелось бы пожелать.

– Понимаю, – Пендергаст, казалось, что-то обдумывает. – Лейтенант, я хотел бы извиниться за то, ах, что не был более сдержанным в прошлый раз, чем, возможно, я должен был быть. В то время я чувствовал, что могу добиться большего прогресса в деле убийства моего сына, если проведу расследование сам.

«Другими словами, вы приняли меня за неуклюжего идиота, и посчитали, что обладаете наибольшими силами», – догадался Англер.

– В том, что я могу ошибаться. И поэтому для того, чтобы исправить ситуацию, я хотел бы представить вам факты, на сегодняшний день – насколько я их знаю.

Англер сделал небольшой жест рукой, повернув ладонь вверх, прося Пендергаста продолжать. В тени в задней части офиса сержант Слейд остался стоять – совершенно бесшумно по своему обыкновению – желая услышать все.

Пендергаст коротко и емко рассказал Англеру историю бирюзовой шахты, засады, и ее связи с убийством лаборанта в музее естественной истории. Англер слушал с возрастающим удивлением и раздражением, даже гневом, из-за того, что все это Пендергаст утаил от них. В то же время информация могла быть очень полезной. Она откроет делу свежие направления для расследования – это если на нее можно было положиться. Англер безучастно слушал, стараясь не выдавать никакой реакции.

Пендергаст закончил свой рассказ и замолчал, глядя на Англера, как будто ожидая отклика. Англер ничего не сказал ему.

Спустя долгое время Пендергаст поднялся. – В любом случае, лейтенант, это ход дела, или дел, на сегодняшний день. Я предлагаю вам это в духе сотрудничества. Если я смогу помочь вам любым другим способом, я надеюсь, вы дадите мне знать.

Теперь, наконец, Англер поерзал в кресле. – Спасибо, агент Пендергаст. Мы будем иметь это в виду.

Пендергаст вежливо кивнул и вышел из кабинета.

Англер сидел в своем кресле, на мгновение отклонившись от стола. Затем он повернулся к Слейду и жестом показал ему войти. Сержант Слейд закрыл дверь и занял кресло, освобожденное Пендергастом.

Англер на секунду взглянул на Слейда. Он был низким, темным, и мрачным, и исключительно проницательным судьей человеческой природы. Он также был самым циничным человеком, которого Англер когда-либо знал – все это делало из него феноменального советника.

– Что вы думаете? – спросил он.

– Я не могу поверить, что этот сукин сын так нас провел.

– Да. Так что же это сейчас было? Зачем после того, как он изо всех сил старался давать мне только малейшие крохи информации, приходить сюда по своей собственной воле и раскрывать все свои секреты?

– Тут две возможности, – сказал Слейд. – «А» – он что-то хочет.

– И «Б»?

– Он не сделал этого.

– Не сделал чего?

– Не раскрыл все свои секреты.

Англер хмыкнул. – Сержант, мне нравится ход ваших мыслей, – он помолчал. – Это выглядит слишком своевременно. Эта резкая перемена взглядов, открытое и явно не дружественное предложение о сотрудничестве – и эта история о бирюзовом руднике, ловушке, и таинственном противнике.– Не поймите меня неправильно, – сказал Слейд, отправляя кусок лакричной ириски в рот. У него всегда были набитые карманы, и он бросил скомканную обертку в мусорное ведро. – Я считаю, что его история звучит как-то смехотворно. Там кроется что-то большее, чем он нам рассказал.

Англер посмотрел на свой стол и задумался. Затем он поднял взгляд. – Так чего же он хочет?

– Он рыбачит. Хочет узнать, что мы выяснили о передвижениях его сына.

– Значит, он уже не все знает о передвижениях своего сына.

– Или, может быть, он знает. И делая вид, что проявляет интерес, он хочет увести нас в неправильном направлении. Слейд криво улыбнулся, продолжая жевать.

Англер подался вперед, придвинул лист бумаги к себе, чиркнул несколько стенографических записей. Он любил стенографию не только потому, что она была быстрой, но и потому что она вышла из практики, и это делало его записи почти такими же безопасными, как если бы они были зашифрованы. Затем он отодвинул лист обратно.

Назад к карточке книги "Голубой Лабиринт (ЛП)"