Текст книги "Голубой Лабиринт (ЛП)"

Пока Марго возвращалась назад по центральному проходу отдела остеологии, Фрисби, казалось, материализовался рядом с ней из тусклого пыльного бокового коридора, чтобы следовать за ней.

– Доктор Грин? – Он смотрел прямо перед собой, хотя и шел рядом с ней.

– Да, здравствуйте, доктор Фрисби.

– Вы разговаривали с полицейским.

– Да, – она старалась говорить спокойно.

Фрисби продолжал смотреть прямо перед собой. – Что он хотел?

– Он попросил меня изучить скелет.

– Кого?

– Один из тех, что Вик Марсала вытащил для того, ах, приглашенного ученого.

– Он попросил изучить его? Почему вас?

– Мы знакомы с лейтенантом уже давно.

– И что вы нашли?

Это быстро становилось похоже на инквизицию. Марго старалась сохранять спокойствие. – По данным на сопроводительной надписи, Готтентот мужчина, добавлен в коллекцию в 1889 году.

– И какое вероятное отношение сто двадцатипятилетний скелет может иметь к убийству Марсалы?

– Я не могу сказать, сэр. Я просто помогаю полиции по их просьбе.

Фрисби фыркнул. – Это невыносимо. Полиция лает не на то дерево, она обозналась. Как будто они хотят втянуть мой отдел еще глубже в это бессмысленное дело об убийстве, в скандал и подозрения. Все эти ковыряния – меня уже тошнит от них, – Фрисби остановился. – Он просил у вас еще какую-либо помощь?

Марго замешкалась. – Он упомянул об осмотре еще нескольких скелетов из коллекции.

– Понятно, – теперь, наконец, Фрисби посмотрел на нее. – Я считаю, что у вас здесь высокий научный уровень привилегий.

– Да, и я очень благодарна за это.

– Что будет, если эти привилегии будут отменены?

Марго пристально посмотрела на него. Это было возмутительно. Но она не собиралась терять хладнокровие. – Это захоронит мои исследования. Я могу потерять работу.

– Какой это будет позор, – он больше ничего не сказал, повернулся и зашагал дальше по коридору, оставив Марго стоять там, глядя на его высокую, юркую удаляющуюся фигуру.

22

Третий этаж люкса в Палм-Спрингс Хилтон был тускло освещен, с занавешенными шторами на панорамных окнах с видом на бассейн с коктейльной хижиной, который мерцал на солнце позднего утра. В дальнем углу комнаты агент Пендергаст полулежал в кресле, чашка чая стояла на столе рядом с ним. Его ноги были скрещены в лодыжках и возлежали на кожаной оттоманке, и он говорил по своему мобильному телефону.

– Он содержится в тюрьме Индио без возможности внесения залога, – произнес он. – Его лицо невозможно было идентифицировать, и его отпечатков нет в базе данных.

– Он сказал, почему он напал на вас? – раздался голос Констанс Грин.

– Он был безмолвен, как монах.

– Вы оба потеряли сознание под действием некоего наркотического агента?

– Так показалось.

– С какой целью?

– Это до сих пор загадка. Меня осмотрел врач, и я в полном здравии, за исключением травм, полученных во время борьбы. Нет никаких следов яда или побочных эффектов. Никаких следов уколов или чего-либо еще, указывающих на вмешательство, пока я был в бессознательном состоянии.

– Человек, который напал на вас, должно быть был в сговоре с теми, кто распылил успокоительное. Это кажется странным, что он был погружен в наркоз своим сообщником.

– Вся последовательность событий сама по себе странная. Я считаю, что этот человек также был обманут, как и я. Пока он не заговорит, его мотивы остаются неясными. Есть одна вещь, однако, которая вполне понятна. Это все не ограничивается моим позором.

Он замолчал.

– Да?

– Все это – бирюза, рудник «Золотой паук», Солтон Фонтенбло, неудачно стертые следы шин, сама карта шахты, и, возможно, старик, который со мной говорил – подстава. Все было тщательно срежиссировано, чтобы заманить меня именно в ту конкретную палату для процедур с животными, где этот газ мог бы быть введен. Эта комната была построена годы назад именно с целью введения наркотических газов опасным животным.

– Так что именно стало вашим позором?

– Я думал, что я был на один шаг впереди них, хотя в действительности – они всегда были на несколько шагов впереди меня.

– Вы говорите «они». Вы действительно верите, что Альбан мог бы быть вовлечен во все это, так или иначе?

Пендергаст ответил не сразу, а потом повторил тихим голосом: – «Вы должны благодарить за это Альбана». Довольно недвусмысленное заявление, вам не кажется?

– Да.

– Этот сложный механизм в Солтон-Фонтенбло спроектирован так, чтобы исключить любые возможные неудачи, все хитросплетение отличительных черт, указывает что Альбан наслаждался постановкой. И еще – это его убийство, запустило ловушку в движение.

– Странный способ самоубийства? – спросила Констанс.

– Я сомневаюсь в этом. Самоубийство – это не стиль Альбана.

Линии погрузилась в тишину, до тех пор, пока Констанс не заговорила снова. – Вы рассказали Д'Агосте?

– Я не информировал никого, особенно лейтенанта Д'Агосту. Он уже знает об Альбане больше, чем хорошо для него. Что касается полиции вообще, я не верю, что они мне могут оказать какую-либо помощь в этом вопросе. Во всяком случае, если что-то будет, боюсь, что они бы затоптали это, нанося только ущерб. Я вернусь в тюрьму Индио сегодня днем, чтобы увидеть, смогу ли я вытащить что-нибудь из этого парня, – он остановился. – Констанс, я ужасно огорчен, что позволил заманить себя в эту ловушку с самого начала.

– Он был вашим сыном. Вы не могли ясно мыслить.

– Это не может служить ни утешением, ни оправданием, – и с этими словами Пендергаст завершил разговор, засунул мобильник в карман пиджака, и остался неподвижной, смутной, задумчивой фигурой в темной комнате.

Глава 23

Терри Бономо был экспертом САПИ Системы Автоматизированного Проектирования Идентификации Нью-Йоркской полиции. Он также был умником в истинной итальяно-джерсийской традиции и, поэтому, одним из самых любимых людей Д'Агосты в полиции. Просто сидя в отделе криминалистики среди компьютеров, дисплеев, графиков и лабораторного оборудования, Д'Агоста ощущал, как его настроение повышается. Он чувствовал себя хорошо, выбравшись из затхлых и тусклых пределов музея. Он чувствовал себя еще лучше, оттого что на самом деле что-то делал. Конечно, он должен был хоть что-то делать, пытаясь определить липового «профессора» – в то время как его команда судмедэкспертов исследовала кости и лоток на наличие отпечатков, ДНК, волос и волокон. Но создание фоторобота лица фальшивого доктора Уолдрона было другой зацепкой. И будет большим шагом вперед. И никто не был лучше в фотороботах, чем Терри Бономо.

Д'Агоста заглянул через плечо Бономо и наблюдал, как он работал с комплексом программного обеспечения. Через стол от него сидел Сандовал техник отдела остеологии. Эту работу можно было сделать и в музее, но Д'Агоста всегда предпочитал для такого рода работы приглашать свидетелей в штаб-квартиру. Нахождение в полицейском участке было пугающим для свидетеля и помогало сосредоточиться. И Сандовал, который выглядел немного бледнее, чем обычно – выглядел явно сосредоточенным.

– Эй, Вини, – заметил Бономо со свойственным ему процветающим нью-джерсийским акцентом. – Ты помнишь, когда я составлял портрет подозреваемого в убийстве – через свидетельство самого убийцы?

– Это было легендарно, – усмехнулся Д'Агоста.

Хесус Х. Кристофер. Парень подумал, что станет милашкой, притворившись свидетелем убийства, а не убийцей. Он задумал собрать бредовый портрет, чтобы сбить нас с толку. Но я заподозрил неладное почти сразу, как мы с ним начали, – Бономо работал, пока говорил, стучал по клавишам и двигал мышью. – У многих свидетелей плохая память. Но этот клоун – он давал нам полную противоположность тому, как он выглядел сам. У него самого был большой нос – так он сказал, что у плохого парня был маленький. Его губы? Тонкие. Так что губы у преступника были полными. Его челюсть? Узкая. Преступник якобы был с массивной челюстью. Он сам лысый – значит, у преступника были длинные волосы.

– Да, я никогда не забуду, когда ты раскусил его и начал составлять портрет из противоположностей тому, что он говорил. Когда вы закончили, на нас с экрана смотрел наш преступник. Стараясь быть умным, он скормил нам свою собственную уродливую рожу.

Бономо взревел от смеха.

Д'Агоста смотрел, как он грубо создавал овал лица, на основе ответов Сандовала, как новое окно выскочило здесь, дополнительный слой был создан там. – Это серьезная программа, – сказал он. – Улучшилась с прошлого раза, когда я был здесь.

– Они постоянно модернизируют ее. Это как фотошоп с одной единственной целью. Мне понадобилось три месяца, чтобы освоить ее, а потом они ее переделали. Теперь я подкованный молокосос. Вы помните старые времена, все эти маленькие карточки и шаблоны пустых лиц?

Д'Агоста вздрогнул.

Бономо с размахом нажал последнюю клавишу, и повернул ноутбук так, чтобы Сандовал мог видеть экран. Большое центральное окно отображало цифровой эскиз мужского лица, с мелкими окнами, окружающими его. – Насколько это близко? – спросил он Сандовала.

Лаборант долго вглядывался в него. – Он на него похож.

– Мы только начали. Давайте перейдем к особенностям. Начнем с бровей.

Бономо нажал на окно с каталогом черт лица и выбрал строку «брови». Появилась горизонтальная прокрутка маленьких ячеек, содержащих изображения бровей. Сандовал выбрал совпадение, а потом появилась куча других, все вариации в ответ на его выбор, и Сандовал снова выбрал лучшее соответствие. Д'Агоста наблюдал, как Бономо прошел через полный процесс отсеивания внешнего вида бровей подозреваемого: форма, толщина, конусность, расстояние, дальше и дальше. Наконец, когда оба Бономо и Сандовал остались довольны, они перешли к самим глазам.

– Так что этот преступник натворил? – спросил Бономо Д'Агосту.

– Он подозревается в убийстве лаборанта в Музее естественной истории.

– Да? Интересно и как он это сделал?

Д'Агоста вспомнил неизлечимое любопытство Бономо к деталям лиц, которые он должен создавать. – Он использовал фальшивое удостоверение личности, получил доступ к коллекциям музея, и, возможно, убил специалиста. Эта личность на самом деле принадлежала профессору колледжа в Брин Маур, Пенсильвания. Болтливый старый пердун с трифокальными очками. Он чуть не испачкал трусы, когда узнал, что кто-то украл его личность и теперь разыскивается по подозрению в убийстве.

Бономо взревел еще громче. – Могу себе это представить.

Д'Агоста завис, наблюдая, как Бономо прошел через бесконечный процесс вытачивания носа, губ, челюсти, подбородка, скул, ушей, волос, цвета кожи и пигмента, и еще с десяток других черт лица. Но у него был хороший свидетель в лице Сандовала, который видел поддельного ученого больше, чем один раз. Наконец, Бономо нажал кнопку, и программа моделирования личности подняла целый ряд сгенерированных компьютером вариаций окончательных лиц, из которых Сандовал мог выбрать. Немного затенения и смешивания, несколько дополнительных настроек, а затем Бономо откинулся назад с удовлетворением, как художник закончивший портрет.

Компьютер, казалось, застыл. – Что он сейчас делает? – поинтересовался Д'Агоста.

– Визуализирует композицию.

Несколько минут спустя компьютер издал щебет, и на экране появилось небольшое окно, которое гласило «Процесс визуализации завершен». Бономо нажал кнопку, и принтер, вызванный к жизни, выпустил лист, содержащий черно-белое изображение. Бономо сорвал его с лотка, взглянул на него, а потом показал Сандовалу.

– Это он? – спросил он.

Сандовал смотрел на рисунок с изумлением. – Мой Бог. Это тот парень! Невероятно. Как вы это сделали?

– Нет, это вы сделали, – сказал Бономо и похлопал его по плечу.

Д'Агоста взглянул на изображение на листе, созданное Бономо. Портрет на нем был настолько четкий будто фотография.

– Терри, ты человек, – пробормотал он.

Бономо засиял от комплимента, затем напечатал еще полдюжины копий и передал ихлейтенанту.

Д'Агоста выровнял листы, постучав ими по краю стола, и положил их в свой кейс. – Пришли мне изображение по почте, ладно?

– Сделаю, Винни.

Когда Д'Агоста вышел из участка с Сандовалом на буксире, он думал, что теперь это был простой вопрос, найти соответствие этого эскиза с двенадцатью тысячами человек, которые приходили и уходили из музея в день убийства. Это будет весело.

24

Камера для допросов «Б» изолятора временного содержания в городе Индио штата Калифорния была просторной комнатой с бежевыми стены из шлакоблоков, одним столом и с четырьмя стульями: тремя с одной стороны стола и одним – с другой. Микрофон свисал с потолка, а видеокамеры торчали из двух углов. Вдоль дальней стены располагался темный прямоугольник одностороннего зеркала.

Специальный агент Пендергаст сидел на среднем из трех стульев. Его руки лежали на столе со сцепленными пальцами. В комнате было совершенно тихо. Его бледно-голубые глаза были устремлены в какую-то далекую точку пространства, и он оставался неподвижен, как мраморная статуя.

Сейчас же звуки шагов эхом стали отдаваться в коридоре. И еще было слышно, как что-то катится. Засов отодвинулся, и дверь открылась внутрь. Пендергаст взглянул на Джона Спандау, старшего офицера, вошедшего в комнату.

Агент поднялся, немного жестковато из-за драки предыдущего дня, и протянул руку. – Мистер Спандау, – сказал он.

Спандау слегка улыбнувшись, кивнул. – Он готов.

– Он ничего не говорил?

– Ни слова.

– Я понял. В любом случае, заводите его.

Спандау вышел обратно в коридор. Произошел короткий разговор шепотом. Затем вошел напавший на Пендергаста из Солтон Фонтенбло, одетый в оранжевый комбинезон и в сопровождении двух охранников. У мужчины был гипс на запястье и бандаж на колене, шел он медленно, прихрамывая. На нем были наручники и ножные оковы. Охранники направили его на одинокий стул в дальнем конце стола, и посадили.

– Вы хотите, чтобы мы присутствовали? – спросил Спандау.

– Нет, спасибо.

– Они будут снаружи, если вам что-нибудь понадобится. Спандау кивнул охранникам, после чего все трое мужчин покинули комнату для допросов. Раздался звук скольжения засова в паз, и потом было слышно, как в замке повернулся ключ.

Взгляд Пендергаста на мгновение уперся в закрытую дверь. Затем он сел и повернулся, чтобы рассмотреть задержанного. Мужчина вернул взгляд. Выражение его лица оставалось абсолютно бесстрастным. Он был высоким и мускулистым, с широким лицом, высоким лбом и тяжелыми бровями.

Долгое время двое мужчин просто молча смотрели друг на друга. Наконец, Пендергаст нарушил тишину. – Я в состоянии помочь вам, – сказал он. – Если вы позволите мне.

Мужчина не ответил.

– Вы стали жертвой, настолько же, насколько и я. Вы были так же удивлены, как и я, когда седативный препарат закачали в ту комнату, – его тон стал мягким, понимающим, чуть ли не заискивающим. – Вас сделали – попросту говоря – «козлом отпущения» или «шестеркой». Не очень приятно. Сейчас, я не знаю, почему вы взялись за эту работу, почему вы согласились напасть на меня, или какое вознаграждение вы должны были получить. Я только знаю, что это, должно быть, была работа, а не какие-либо личные обиды, потому что я никогда не видел вас раньше в моей жизни. Вас подставили, разыграли, использовали, а потом бросили на съедение волкам, – он помолчал. – Я сказал вам, что я могу помочь. И я помогу – если вы скажете мне, кто вы и на кого работаете. Это все, что я хочу услышать от вас: два имени. Я сделаю все остальное.

Мужчина лишь смотрел на агента все с тем же пустым выражением.

– Если вы продолжаете молчать из какого-то иллюзорного чувства преданности, позвольте уточнить: вас уже принесли в жертву. Вы понимаете? Кем бы ни был ваш кукловод – тот, кто направлял ваши действия – он явно хотел с самого начала вывести вас из строя, так же как и меня. Так зачем же молчать дальше?

По-прежнему тишина.

– Позвольте мне рассказать вам историю. Один из моих коллег посадил мафиози в тюрьму семь лет назад за вымогательство и шантаж. У бандита было много возможностей предоставить имена своих боссов в обмен на смягчение наказания. Но он остался верным солдатом. Он отмотал весь свой срок, все семь лет наказания. Этот человек вышел на свободу две недели назад. Первое, что он сделал, это отправился домой к семье, которая приветствовала его со слезами радости. Менее часа спустя, он был убит теми самыми бандитами, ради защиты которых он отправился в тюрьму. Они повели себя так, чтобы убедиться, что его рот останется закрытым... несмотря на семь лет его молчания.

Пока Пендергаст говорил, человек заморгал чаще, но не сделал никаких других движений.

– Вы молчите в надежде, что вас вознаградят? Уверяю вас, этого никогда не произойдет.

Ничего. Пендергаст помолчал некоторое время, оценивающе глядя на мужчину через стол. Наконец, он снова заговорил.

– Возможно, вы защищаете свою семью. Может быть, вы боитесь, что если вы заговорите, они будут убиты.

Мужчина также не отреагировал на это.

Пендергаст поднялся. – Если это так, то единственная надежда для вашей семьи и для вас лично – это заговорить. Мы сможем защитить их. В противном случае, оба, вы и они, будут совершенно потеряны. Поверьте мне: я видел, как это происходило много раз.

Что-то мелькнуло в глазах этого человека – или показалось.

– Доброго дня.

С этими словами, он позвал охранников. Дверь открыли, засов выдвинули, и охранники вошли вместе с Спандау. Пендергаст остался стоять, пока конвой вывел заключенного.

Пендергаст помедлил. – Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Можете организовать для меня получение его фотографий, отпечатков пальцев, ДНК и медицинского заключения врача?

– Конечно.

– Вы мне очень помогли, – он помолчал. – Скажите мне, мистер Спандау – вы ценитель вина, не так ли?

Мужчина посмотрел на агента со скрытым удивлением. – Что заставило вас сказать это?

– Брошюра с подробным описанием фьючерсов Бордо на вашем рабочем столе, которую я вчера заметил.

Спандау замялся. – Я небольшой поклонник, признаюсь.

– Значит вы знакомы с Шато Пишон Лонгвиль Комтесс де Лаланд.

– Конечно.

– Вам нравится?

– Я никогда не дегустировал его, – Спандау покачал головой. – И не смогу на офицерскую зарплату.

– Жаль. Просто так получилось, что сегодня утром мне удалось раздобыть экземпляр урожая 2000 года. Отличный год, вполне уже можно пить. Я договорился, что он будет доставлен к вам домой.

Спандау нахмурился. – Я не понимаю.

– Я воспринял бы это как большую личную услугу, если вы смогли бы позвонить мне сразу же, как только наш друг начнет говорить. Все это ради благой цели – раскрытия этого дела.

Спандау выслушивал это в тишине.

– И если бы вы смогли сделать запись, что он скажет – официально, конечно – это было бы просто вишенкой на торте. Возможно, это могло бы помочь. Вот моя визитка.

Спандау помолчал еще одно момент. А затем улыбка распространилась по его обычно бесстрастному лицу. – Агент Пендергаст, – сказал он, – я уверен, для меня это будет честью.

25

Покидая тюрьму, Пендергаст направился на юг от Индио. Уже был поздний день, когда он свернул с главной дороги на своем авто и припарковался под жестоким хребтом холмов Скэррит.

Он взобрался на гребень и посмотрел на восток. Между ним и мертвым берегом Солтон-Си лежал Фонтенбло, его безвкусные и рваные линии затмевались холодной гладью. Все было по-прежнему. От горизонта до горизонта, простираясь до бесконечности, не было ни малейших признаков жизни. За компанию с агентом был только слабый стон ветра.

Теперь Пендергаст посмотрел севернее, следуя за пробитой дорогой, которая вела к шахте «Золотой паук». Плохо замаскированные следы шин, которые он отметил накануне исчезли, не оставив и следа, виднелась только явно ненарушенная корка соли.

Он прошел по противоположной стороне предгорья и приблизился к курорту, также как он сделал прошлой ночью. Когда он шел, его туфли поднимали столбы соленой пыли. И пока не было никаких следов его прогулки с предыдущего вечера – ступеньки, ведущие к веранде, и сама веранда, казалось, пролежали нетронутыми на протяжении десятилетий.

Он повернул от Солтон Фонтенбло и прошел полмили севернее к главному входу шахты «Золотой паук». Ее древняя дверь была наполовину зарыта в намытую соль. Миниатюрные соляные дюны, образованные пылевыми смерчами, были разбросаны вдоль пробитой подъездной дороги. В то время как он появился из-за хребта: соляная корка, казалась нетронутой.

Пендергаст тщательно обследовал вход с разных углов, пройдя сначала здесь, потом там, изредка останавливаясь, чтобы посмотреть оценивающим взглядом. И тогда он опустился на колени и очень внимательно осмотрел корку под ногами, вынув крошечный венчик из кармана его пиджака и очищая поверхность – нежно, мягко – постепенно обнажая светлую соль внизу. И теперь он, наконец, увидел слабые следы активности, так умело стертые, что не было никакой возможности расшифровать или собрать какую-либо информацию с них. Он долго их разглядывал, поражаясь такой очевидной попытке сокрытия отпечатков, прежде чем снова встать.

Ветер плакал и стонал, шевеля его волосы и теребя лацканы пиджака. На короткие мгновения сухой воздух был тронут приятным ароматом лилий.

Отвернувшись от шахты, Пендергаст продолжил свой путь на север, пройдя две мили до окраины города-призрака Солтон Палмз. Он выглядел так же, как это было накануне: разбитые фонари, разрушенные дома, зияющие провалами окон, ржавые поилки для птиц, пустые бассейны. Но слепленной лачуги с рубероидом крышей, что стояла на южной окраине города, не было.

Пендергаст подошел к тому месту, где она была – там, как раз накануне, он постучал в примитивную дверь и разговаривал с Кьюитом. Теперь там не было ничего, кроме грязи и пятен высушенной травы.

Как будто все – отель, шахта – были здесь непосещаемыми и нетронутыми, в течение многих лет. Как если бы старик и его никчемные вещи никогда не существовали.

Казалось, что это все было сном.

На мгновение Пендергаст покачнулся, пустяковая неустойчивость из-за беспокойных и резких порывов ветра по его ногам. Затем он повернул на юг и начал спускаться вниз через соль, пыль и песок к его арендованной машине.

26

– Да, – сказал младший куратор. – Конечно, я помню его. Он работал с Марсала, может быть, два месяца назад. Он и Марсала казались приятелями, что было довольно необычно.

– Тот парень на экране похож на него? – спросил Бономо.

– Почти в точности. Кроме... – куратор присмотрелся к экрану ноутбука. – Мне кажется, что его лоб был немного шире. Шире висков, пожалуй.

Бономо совершил волшебство с его программой проектирования личности. – Вот так?

– Еще немного шире, – сказал куратор, с возросшей убежденностью в голосе. – И выше.

Еще больше магии. – Так?

– Да. Это идеально.

– Идеально? На самом деле?

– Абсолютно.

– Мы стараемся угодить! – сказал Бономо и взревел своим фирменным смехом.

Д'Агоста смотрел на этот обмен с забавой. Они проводили опрос отдела остеологии, говоря со всеми, кто вспомнил, что видел этого «ученого», помогавшего Марсала. Это позволило Бономо подправить портрет, созданный накануне, добиваясь еще большего совпадения. Д'Агоста почувствовал себя достаточно оптимистично, чтобы снова начать программный обзор записей с камер видеонаблюдения, с портретом в руке. Его интересовали две даты, в частности день, когда Марсала умер, и день, когда он расписался за образец для посетителя.

Д'Агоста вычеркнул имя младшего куратора на своем листе, и они продолжили дальше по списку. Споттинг была следующим работником остеологии, которая видела фальшивого ученого, Д'Агоста познакомил ее с Бономо, и смотрел, как техник полиции показал ей портрет и попросил поделиться своим мнением. Бономо прорубил довольно широкую просеку в пыльном и тихом музее, громко разговаривая, шутя, делая всезнайкам замечания и хохоча во весь возможный объем его легких. Это приносило Д'Агосте тайную радость, особенно когда Фрисби несколько раз высовывал голову из своего кабинета и хмурился. Он ничего не говорил – что он мог сказать? Это было дело полиции.

Уголком глаза Д'Агоста заметил Марго Грин. Она шла по коридору от главного входа отдела остеологии. Их глаза встретились, и она махнула рукой в сторону соседнего хранилища.