Текст книги "Голубой Лабиринт (ЛП)"

Автор книги: Линкольн Чайлд

Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

– Что происходит? – спросил Д'Агоста.

– Хлороформ действует как растворитель. Он используется в фармакологии для извлечения веществ из растительных материалов. Далее мне придется выпарить большую его часть через кипячение, так как он ядовит, если сделать инъекцию.

– Минуточку, – сказала Констанс. – Если вы вскипятите его, то совершите ту же ошибку, что и Иезекия.

– Нет, нет, – ответила Марго. – Хлороформ кипит при гораздо меньшей температуре, чем вода – около шестидесяти градусов Цельсия. Это не денатурирует белки или соединения.

– Какие соединения вы извлекаете? – спросил Д'Агоста.

– Я не знаю.

– Вы не знаете?

Марго набросилась на него. – Никто не знает, какие активные ингредиенты содержатся в этих растениях. Я действую экспромтом.

– Господи, – сказал Д'Агоста.

Скорая свернула на Восьмую Авеню, приближаясь к Нью-Йоркской больнице методистской церкви. В это время, Марго сверилась со своим листом бумаги, добавила больше жидкости, вскрыла ампулу и смешала два вида порошка из лощеных конвертов.

– Лейтенант, – обратилась она через плечо. – Когда мы приедем в больницу, мне срочно понадобится несколько вещей. Вода со льдом. Кусок ткани для фильтрации. Пробирка. Полдюжины кофейных фильтров. И зажигалка. Хорошо?

– Вот зажигалка, – сказал Д'Агоста, залезая в свой карман. – А об остальном я позабочусь.

Машина скорой помощи остановилась перед аварийным входом в больницу, сирену выключили. Санитары распахнули задние двери, и выдвинули носилки в ожидании сотрудников скорой помощи. Д'Агоста взглянул на Пендергаста, укрытого тонким одеялом. Агент был бледен и недвижим, как труп. Констанс вышла следующей и последовала внутрь за носилками, ее одежда и грязная внешность, вызывали странные взгляды персонала больницы. Следом вылез Д'Агоста и быстро направился к входу. Когда он шел, то оглянулся через плечо. Он увидел Марго в заднем отсеке машины скорой помощи, ярко освещенной аварийными огнями, усердно работающей ради одной единственной цели.

Глава 77

Третий отсек реанимационного отделения скорой помощи в Нью-Йоркской больнице методистской церкви напоминал сцену управляемого хаоса. Один интерн катил реанимационную тележку, а рядом медсестра проверяла ушные, носовые и горловые пазухи пациента. Была еще одна сестра, крепившая различные провода к неподвижному телу Пендергаста: манжету тонометра, ЭКГ, пульсометр, свежую капельницу. Медицинские работники из службы экстренной помощи передали свою информацию о состоянии Пендергаста персоналу больницы, затем ушли; они больше ничего не могли сделать.

Подошли два врача в белых халатах и быстро начала осматривать Пендергаста, тихо переговариваясь с медсестрами и интернами.

Д'Агоста огляделся вокруг. Констанс сидела в дальнем углу отсека, ее маленькая фигура сейчас была одета в больничный халат. Прошло уже пять минут, как он отнес запрошенные Марго материалы в доставившую их скорую. Она была все еще там, работая, как одержимая, используя его зажигалку для нагревания жидкости в пробирке и наполняя воздух сладким смрадом.

– Жизненные показатели? – спросил один из врачей.

– Давление шестьдесят пять на тридцать и падает, – ответила медсестра. – Пульс семьдесят.

– Набор для эндотрахеальной интубации, – попросил доктор.

Д'Агоста наблюдал, как доставили и разместили еще больше оборудования. Он чувствовал ужасную смесь ярости, отчаяния и надежды раздирающую его. Не в состоянии сидеть спокойно, он начал расхаживать взад и вперед. Один из врачей, который ранее пытался оставить его и Констанс с наружи, выстрелил в него взглядом, но он проигнорировал это. В чем был смысл всего этого? Весь этот антидот выглядящий неправдоподобно, если не сказать – совершенно безумно. Пендергаст медленно умирал в течение нескольких дней – недель – и вот теперь пришли его последние минуты. Вся эта суета, эта бессмысленная суета, просто заставила его чувствовать еще больше волнения. Они ничего не могли сделать – никто ничего не мог сделать. Марго, при всем ее мастерстве, пыталась состряпать эликсир, о пропорциях которого она могла только догадываться – и ранее использованный, он уже не сработал. Кроме того, теперь это было неактуально; это заняло у нее слишком много времени. Даже эти врачи, со всем их оборудованием, не могли найти рычаг, чтобы спасти Пендергаста.

– Получаем смертельный ритм, – сказал интерн, наблюдая за одним из экранов у изголовья постели Пендергаста.

– Отключить лидокаин, – приказал второй врач, протолкнувшись между медсестрами. – Подготовьте катетер для центральной вены. Два миллиграмма эпинефрина, срочно.

Д'Агоста сел в пустое кресло рядом с Констанс.

– Показатели падают, – сказал один из интернов. – Он больше не читается.

– Дайте же эпинефрин, – рявкнул доктор. – Немедленно!

Д'Агоста вскочил на ноги. Нет! Должно быть что-то, что он мог сделать, должно же быть...

В этот момент Марго Грин появилась на входе в отсек реанимационного отделения. Отодвинув широкую защитную ширму, она вошла внутрь. Она держала в одной руке небольшой стакан, частично наполненный водянистой, зеленовато-коричневой жидкостью. Сверху стакан был накрыт чередующимися слоями кофейных фильтров и хлопком, который он оторвал от халата в шкафчике работника скорой помощи. В целом же весь стакан был завернут в тонкий прозрачный пластик, закрепленный резинкой.

Один из врачей посмотрел на нее. – Кто вы?

Марго ничего не ответила. Ее взгляд обратился в сторону неподвижного тела на кровати. Затем она подошла к группе медсестер.

– Черт возьми, – воскликнул доктор. – Вы не можете здесь находиться! Это стерильная среда.

Марго обратилась к одной из медсестер. – Дайте мне шприц, – попросила она.

Медсестра удивленно моргнула. – Простите?

– Шприц. С большим отверстием для инъекций. Быстро.

– Делайте, что она говорит, – сказал Д'Агоста, показывая ей значок. Медсестра перевела взгляд от Марго, к врачам и Д'Агосте. Затем, молча, она открыла ящик, обнажая ряд длинных предметов, завернутых в стерильную бумагу. Марго схватила один и сорвала обертку, обнажая большой пластиковый шприц. Порывшись в том же ящике, она выбрала иглу, оснащенную нужным адаптером для наконечника шприца. Затем она подошла к Д'Агосте и Констанс. Она тяжело дышала, и капли пота выступили на ее висках.

– Что происходит? – спросил один из врачей, отрываясь от работы.

Марго посмотрела на Констанс, потом на Д'Агосту и обратно. Держа шприц в одной руке, стакан – в другой. Ее немой вопрос повис в воздухе.

Медленно, Констанс кивнула.

Марго изучила противоядие под сильным светом реанимационного отсека, сорвала пломбу со стакана, погрузила иглу в жидкость, наполнила его, а затем вытащила, подняла вверх и встряхнула конец шприца, чтобы удалить лишние пузырьки воздуха. Затем, сделав глубокий вдох, она подошла к кровати.

– Довольно, – сказал доктор. – Убирайтесь к черту от моего пациента.

– Я приказываю вам дать ей доступ, – сказал Д'Агоста. – Под мою ответственность как лейтенанта Нью-Йоркской полиции.

– У вас здесь нет власти. С меня достаточно этого вмешательства. Я вызываю охрану.

Д'Агоста приблизил руки к поясу. Его правая рука направилась к кобуре, и к своему великому шок, он ощутил, что табельное оружие пропало.

Он резко повернулся и увидел Констанс, стоя за ним, она направляла его 38 калибр на врачей и медсестер. Хотя она смыла большую часть грязи со своего лица, и сменила рваную шелковую сорочку на длинный больничный халат, она все еще была вся в царапинах и порезах. Ее лицо несло выражение, которое пугало особой напряженностью. Внезапная тишина затопила отсек, и все работы прекратились.

– Мы собираемся, спасти жизнь вашему пациенту, – сказала она тихим голосом. – Отойдите от охранной сигнализации.

Ее слова, как и оружие Д'Агосты, заставили сотрудников больницы отпрянуть.

Действуя быстро, пока врачи были ошеломлены, Марго вставила иглу в капельницу, чуть выше ее кончика, и ввела около трех миллилитров жидкости.

– Вы убьете его! – закричал один из врачей.

– Он уже мертв, – сказала Марго.

Настал момент потрясенного застоя. Тело Пендергаста неподвижно лежало на кровати. Различные короткие электронные звуки и сигналы машин мониторинга сливались в, своего рода, траурную фугу. Теперь, на фоне этого хора, зазвучал низкий, настойчивый тон.

– Он снова читается! – сказал первый доктор, наклонившись от дальнего конца кровати.

На мгновение, Марго оставалась спокойной. Затем она снова подняла шприц к капельнице. – К черту, – сказала она, вводя дозу вдвое больше, чем в прошлый раз.

Как будто одним движением, медсестры и интерны хлынули к телу, игнорируя пистолет. Марго грубо оттеснили в процессе, а шприц изъяли из ее покорной руки. Последовал шквал криков, громких приказов и еще сработала сигнализация. Констанс опустила пистолет, глядя с побелевшим лицом.

– Желудочковая тахикардия без пульса! – один голос взлетел над остальными.

– Мы теряем его! – закричал второй врач. – Массаж сердца, срочно!

Д'Агоста, застыл в шоке, смотря, как одетые в форму фигуры лихорадочно работают вокруг кровати. ЭКГ на верхнем мониторе был мертв. Он подошел к Констанс, осторожно взял пистолет из ее руки, и поместил его в свою кобуру. – Я сожалею.

Он уставился на бесполезную суету, пытаясь припомнить, когда в последний раз Пендергаст говорил с ним. Не та бредовая истерика в оружейной комнате, а действительно прямой разговор с ним лично, лицом к лицу. Для Д'Агосты казалось очень важным вспомнить его последние слова. И насколько он мог вспомнить, это случилось за пределами тюрьмы в Индио, как раз после того, как они прекратили попытки допросить Рудда. И что же в точности сказал ему Пендергаст, когда они стояли на асфальте парковки, под жарким солнцем?

«Потому что, мой дорогой Винсент, наш пленник не единственный, кто в последнее время начал чувствовать запах цветов».

Пендергаст почти с самого начала понимал, что с ним происходит. Видит Бог, что это были последние слова агента сказанные ему...

Вдруг звуки вокруг него и громкие голоса, изменили тон и срочность.

– У меня есть пульс! – сказал один врач. Прямая линия ЭКГ начала мигать и подпрыгивать, возвращаясь к жизни.

– Артериальное давление растет, – отчиталась медсестра. – Семьдесят пять на сорок.

– Прекратить массаж сердца, – приказал другой врач.

Прошла минута, пока врачи продолжали свою работу, а состояние пациента постепенно возвращалось к жизни. И потом, на кровати, тело Пендергаста приоткрыло один глаз, возникла едва заметная блестящая щель. Потрясенный Д'Агоста увидел, что дальше его зрачок сместился, осматривая комнату. Констанс наклонилась вперед и сжала его руку.

И Д'Агоста услышал, как она сказала: – Ты жив!

Губы Пендергаста раскрылись, и из них вырвалась короткая фраза. – Альбан... до встречи, сын мой.

Эпилог

Спустя два месяца.

Бо Бартлетт направил серебристый Лексус с окружной дороги на белый гравий, медленно направившись по длинному переулку, обрамленному черными дубами, увешанными испанским мхом, и выехал на круговой съезд. На горизонте появился большой и величественный дом плантатора эпохи Греческого Возрождения, и, как обычно, у Бартлетта при виде его перехватило дыхание. Стоял жаркий полдень в приходе Сент-Чарльз, и окна седана Бартлетта были закрыты, а кондиционер включен. Он заглушил мотор, открыл дверь и вышел в крайне хорошем настроении. Он был одет в светло-красную рубашку поло, розовые брюки, и туфли для гольфа.

На крыльцо вышли две фигуры. В одной из них он признал Пендергаста, одетого в стандартный черный костюм, и выглядящим, как обычно, бледным. Другая оказалась молодой женщиной редкой красоты, стройной, с короткими волосами цвета красного дерева, одетой в плиссированное белое платье.

Бо Бартлетт приостановился, а затем направился к величественному особняку. Он чувствовал себя рыбаком, подсекающим рыбу всей своей жизни. Он прилагал максимум усилий, чтобы не начать потирать руки от восторга. Здесь этот жест будет выглядеть весьма неуместно.

– Ну и ну! – воскликнул он. – Плантация Пенумбра!

– Так и есть, – пробормотал Пендергаст, пока подходил; женщина, последовала за ним.

– Я всегда считал его самым красивым поместьем в Луизиане, – отметил Бартлетт, ожидая, что его представят прекрасной молодой леди. Но его не представили. Пендергаст просто склонил голову.

Бартлетт сильно ударил рукой по своему лбу. – Мне любопытно. Моя фирма пыталась упросить вас продать это место в течение многих лет. И мы были не единственными, кто так его желал. Что заставило вас передумать? – внезапное чувство тревоги возникло на пухлом лице разработчика – хотя предварительные документы уже были подписаны – как будто сам вопрос мог бросить тень сомнения на сделку. – Конечно, мы рады, что вы так поступили, без сомнения, очень рады. Мне просто... ну, любопытно, вот и все.

Пендергаст медленно огляделся вокруг, как будто пытался запечатлеть увиденное в памяти: греческие колонны; крытая веранда; кипарисовые рощи и обширные сады. Затем он повернулся к Бартлетту. – Позвольте нам просто сказать, что недвижимость стала... доставлять неприятности.

– Без сомнений! Подобные старые дома плантаторов – это же черная дыра обслуживания! Ну, все мы в фирме «Южная Недвижимость» благодарны за ваше доверие к нам, – пробубнил довольно неуверенно Бартлетт. Из кармана он достал платок и вытер влажное лицо. – У нас есть замечательные планы на эту местность – прекрасные планы! В течение двадцати четырех месяцев или около того, все это будет преобразовано в поместье «Кипарисовая аллея». Шестьдесят пять больших, элегантных домов традиционной постройки – мы их называем мезонеты – каждый расположенный на собственном акре земли. Только представьте!

– Думая об этом, – сказал Пендергаст, – я могу представить это все довольно живо.

– Я надеюсь, что вам придет в голову рассмотреть возможность приобретения для себя мезонета в «Кипарисовой аллее» – гораздо более беззаботного и удобного, чем этот старый дом. С ним вместе вам будет предоставлено членство в гольф клубе. Мы подарим вам отличное предложение! – Бо Бартлетт нанес Пендергасту дружественный толчок в плечо.

– Как великодушно, – согласился Пендергаст.

– Конечно, конечно, – сказал Бартлетт. – Мы окажемся хорошими распорядителями земли, я обещаю вам. Сам старый дом неприкасаем – будучи занесенным в Национальный Реестр Исторических Мест и все такое. Он станет чертовски славным клубом, рестораном, баром и офисами. Поместье «Кипарисовая аллея» будет возведено экологически безопасным способом – зеленый сертификат строительства во всем! И, конечно, в соответствии с вашими пожеланиями, кипарисовое болото будет сохранено, как заповедник дикой природы. По закону определенный процент от строительства – ах, поместья – должен быть, так или иначе, районирован в экологических целях в качестве меры защиты для поверхностных стоков. Болото очень хорошо удовлетворяет этим требованиям зонирования. И конечно, не менее чем тридцать шесть лунок гольф клуба только добавят привлекательности «Кипарисовой аллее».

– Без сомнения.

– Вы будете моим почетным гостем на связи в любое время. Так что... вы начнете перемещать фамильное кладбище на следующей неделе? – спросил Бартлетт.

– Да. Я буду следить за всеми деталями. И расходами.

– Очень хорошо, что вы... уважаете мертвых. Похвально. Христианин.

– И потом, здесь есть еще Морис, – напомнил Пендергаст.

При упоминании Мориса – пожилого лакея, который поддерживал Пенумбра в течение бесчисленных лет – назойливое счастливое настроение Бартлетта немного упало. Этот Морис был древним, как сам мир, совершенно дряхлым, не говоря уже о суровости и молчаливости. Но Пендергаст оказался достаточно настойчивым в этом вопросе.

– Да. Морис.

– Он будет числиться здесь в должности официанта, так долго, как только он сам пожелает остаться.

– На этом мы и договорились, – разработчик снова посмотрел на массивный фасад. – Наши адвокаты свяжутся с вами обговорить окончательные детали даты завершения сделки.

Пендергаст кивнул.

– Очень хорошо. Теперь, я покину вас и... леди..., чтобы вы могли отдать последнюю дань, и, пожалуйста, не торопитесь! – Бартлетт сделал деликатный шаг от дома. – Или может вас нужно отвезти в город? Вы, должно быть, приехали на такси – я не вижу машины.

– В этом нет необходимости, спасибо, – сказал ему Пендергаст.

– Ах. Понимаю. В таком случае, хорошего дня, – и Бартлетт в свою очередь пожал руку Пендергасту и молодой женщине. – Еще раз спасибо, – потом он снова промокнув лоб платком, вернулся к своей машине, завел мотор и уехал.

*

Пендергаст и Констанс Грин поднялись по старым порожкам на панорамную веранду, и вошла внутрь. Достав небольшой брелок из кармана, Пендергаст открыл входную дверь особняка и пропустил Констанс перед собой. Интерьер пах мебельным лаком, старым деревом и пылью. Молча, они обошли разные комнаты первого этажа – гостиную, салон, столовую – рассматривая здесь и там различные атрибуты. Все они были помечены на видном месте именами торговцев антиквариатом, агентов по недвижимости, и аукционных домов – готовые к отправке.

Они остановились в библиотеке. Здесь Констанс подошла к книжному шкафу со стеклянными дверцами. В нем содержалась огромная сокровищница: Первое Фолио Шекспира; ранняя копия «Роскошного часослова герцога Беррийского»; первое издание «Дон Кихота». Но то, что больше всего заинтересовало Констанс – это четыре огромных тома в дальнем конце шкафа. Благоговейно, она извлекла один из них, открыла, и начала медленно переворачивать страницы, любуясь невероятно яркими и правдоподобными изображениями птиц, которые содержались в нем.

– Широкоформатное издание «Птиц Америки» Одюбона – пробормотала она. – Все четыре тома. Которые ваш собственный прапрапрадед выписывал у самого Одюбона.

– Отец Иезекии, – сказал Пендергаст ровным голосом. – Как таковое, то есть именно это издание книг, я могу оставить, наряду с Библией Гуттенберга, которая находилась в семье со времен Генри Пендергаста де Мушкетона. Оба эти раритета предшествуют позору Иезекии. Все остальное отсюда должно уйти.

Они возобновили свой путь, перешли в приемную и поднялись по широкой лестнице на верхнюю площадку. Наверху, прямо перед ними раскинулась гостиная, и они вошли в нее, пройдя мимо пары слоновых бивней, обрамляющих дверной проем. Внутри, вместе с ковриком из зебры и полудюжиной навесных голов животных, находился оружейный шкаф полный редких и чрезвычайно дорогих охотничьих ружей. Как и в случае с имуществом на нижнем этаже, бирки о продаже были зафиксированы на каждом ружье.

Констанс подошла к шкафу. – Которое из них принадлежало Хэлен? – спросила она.

Пендергаст полез в карман и снова достать брелок со связкой ключей. Он открыл шкаф и достал двустволку, с боковыми пластинами, украшенными замысловатой гравировкой и инкрустированными драгоценными металлами. – Кригхофф – сказал он. Агент смотрел на нее в течение некоторого времени, а его взгляд стал далеким. Затем он сделал глубокий вдох. – Это был мой свадебный подарок ей. Он протянул ее Констанс.

– Я бы не хотела этого делать, если ты не против, – сказала она.

Пендергаст вернул оружие на место и запер шкаф. – Это прошлое, и я расстаюсь с этой винтовкой и всем, что с ней связано, – сказал он тихо, как бы только себя.

Они заняли места в гостиной за центральным столом. – Так ты действительно продаешь все это – заключила Констанс.

– Все, что прямо или косвенно, приобретено на деньги от эликсира Иезекии.

– Ты же не хочешь сказать, что веришь в правоту Барбо?

Пендергаст помедлил, прежде чем ответить. – До моей, хм, болезни, я никогда не сталкивался с вопросом о богатстве Иезекии. Барбо или нет, но мне кажется, что отказ от всех моих Луизианских владений, избавление от самих плодов работы Иезекии, является правильным решением. Все эти вещи теперь как яд для меня. Как ты знаешь, я вкладываю средства в новый благотворительный фонд.

– Вита Брэвис, Инк, («Жизнь коротка» – лат.). Меткое название, я полагаю?

– Да довольно меткое – фонд обладает самой необычной, если можно так выразиться, целью.

– И какой же?

На губах Пендергаста появился призрак улыбки. – Мир увидит.

Поднявшись, они провели краткую экскурсию по второму этажу особняка, Пендергаст указывал на различные достопримечательности. Они задержались немного в комнате, которую он занимал в детстве. Затем они снова спустились на первый этаж.

– Есть еще винный погреб, – сказала Констанс. – Вы говорили мне, что он великолепен – объединение всех погребов от разных семейных ветвей, после того, как они прервались. Мы осмотрим его?

Тень пересекла лицо Пендергаста. – Я не уверен, что вполне готов к такому, если ты не возражаешь.

Раздался стук в дверь. Пендергаст прошел вперед и открыл ее. На пороге показалась странная фигура: низкий, мягкий человек, одетый в черный сюртук со скруглёнными фалдами оттененный белой гвоздикой. Дорогой на вид портфель находился в одной руке, а в другой – несмотря на ясный день – тщательно свернутый зонтик. Котелок сидел на голове, под углом, который язык не поворачивался назвать щегольским. Он выглядел как нечто среднее между Эркюлем Пуаро и Чарли Чаплином.

– Ах, мистер Пендергаст! – обратился мужчина, улыбаясь. – Вы хорошо выглядите.

– Спасибо. Пожалуйста, входите, – Пендергаст повернулся, чтобы представить его. – Констанс, это Гораций Огилби. Его фирма присматривает за юридическими интересами Пендергастов здесь, в районе Нового Орлеана. Мистер Огилби, это Констанс Грин. Моя подопечная.

– Очаровательна! – сказал мистер Огилби. Он взял руку Констанс и поцеловал ее с благородным жестом.

– Я надеюсь, что все бумаги в порядке? – спросил Пендергаст.

– Да, – адвокат подошел к ближайшему столу, открыл свой портфель и достал несколько листов. – Вот документы на перемещение фамильного кладбища.

– Очень хорошо, – отозвался Пендергаст.

– Подпишите здесь, пожалуйста, – адвокат наблюдал за тем, как Пендергаст ставит подпись. – Вы понимаете, что – хотя кладбище переносится – но, хм… требования по завещанию вашего дедушки останутся в силе.

– Я понимаю.

– Это означает, что я снова могу рассчитывать на ваше присутствие на кладбище через…, – адвокат сделал небольшую паузу, подсчитывая – еще три года.

– Я с нетерпением жду этого, – Пендергаст повернулся к Констанс. – Мой дед оговорил в своем завещании, что все его выжившие наследники – сейчас, к сожалению, уменьшившиеся в численности – должны совершать паломничество к его могиле каждые пять лет, под страхом того, что их трастовые фонды аннулируются.

– Он оказался довольно оригинальным джентльменом, – заметил Огилби, просматривая документы. – Ах, да. Еще один пункт необходимо уточнить сегодня. Это касается той частной парковки на Дофин-Стрит, которую вы продаете.

Пендергаст вопросительно приподнял брови.

– А именно, эти ограничения, которые вы добавили в договор листинга.

– Да?

– Так вот... – адвокат коротко хмыкнул и замешкался. – Формулировки, которые вы внесли, скажем так, необычны. Например, эти пункты, запрещающие любые раскопки ниже уровня земли. Что автоматически исключит любое строительство и значительно снизит цену, которую вы получите за недвижимость. Вы уверены, что это именно то условие, которое вы хотите оговорить?

– Я уверен.

– Тогда прекрасно. С другой стороны… – он потер свои пухлые руки, – мы получили впечатляющую цену на Роллс – я почти что боюсь сказать вам, сколько это.

– Я бы не хотел, чтобы вы говорили, – Пендергаст просмотрел на лист, который адвокат передал ему. – Все вроде бы в порядке, спасибо.

– В таком случае, я вас покину – вы удивитесь, сколько бумаг образуется при ликвидации активов в таком большом масштабе.

– Тогда увидимся с вами позже, – сказал Пендергаст.

Они спустились с крыльца, и остановились возле автомобиля адвоката. Огилби поставил портфель и зонтик на заднее сиденье, затем остановился, чтобы оглядеться. – И каково же имя новой застройки? – спросил он.

– Поместье «Кипарисовая аллея». Шестьдесят пять мезонетов и тридцать шесть лунок для гольфа.

– Ужасно. Мне интересно, что старый семейный призрак скажет об этом.

– И в самом деле, интересно, – согласился Пендергаст.

Огилби хмыкнул. Затем, открыв водительскую дверь, он оглянулся. – Я прошу прощения. Могу я вас подвезти в город?

– Не волнуйтесь, я об этом позаботился, спасибо.

Пендергаст и Констанс наблюдали, как адвокат сел в машину, махнул рукой и уехал вниз по дороге. И только тогда Пендергаст направился вокруг дома. С его задней стороны находилась старая конюшня, окрашенная в белый цвет, которая была превращена в гараж с несколькими отсеками. В стороне стоял винтажный Роллс-ройс «Серебряный Призрак», отполированный до бриллиантового блеска, включая безбортовой прицеп, подготовленный для нового владельца.

Констанс посмотрела на Пендергаста, затем на Роллс и снова вернула взгляд.

– Ты же понимаешь, что мне не нужны две машины, – отозвался он.

– Дело не в этом, – ответила Констанс. – Ты сказал обоим и мистеру Бартлетту, и мистеру Огилби, что ты позаботился о нашей транспортировке обратно в Новый Орлеан. Мы же не собираемся прокатиться на эвакуаторе, неправда ли?

В ответ Пендергаст шагнул к гаражу, отпер и открыл один из отсеков, и подошел к автомобилю, накрытому брезентом – теперь единственному автомобилю, оставшемуся в помещении. Он схватил брезент, и убрал его.

Внизу оказался красный Родстер, с низкой посадкой, и открытым верхом. Он слабо поблескивал в тусклом интерьере.

– Хэлен купила ее перед нашей свадьбой, – пояснил Пендергаст. – Порше 550 Спайдер 1954 года.

Он открыл пассажирскую дверь для Констанс, а сам скользнул на сиденье водителя. Вставив ключ в зажигание, он повернул его. Автомобиль взревел.

Они выехали из гаража, и Пендергаст вышел лишь для того, чтобы закрыть и запереть отсек за ними.

– Интересно… – начала Констанс.

– И что именно? – спросил Пендергаст, когда вернулся за руль.

– Ты лишил себя всего, что было куплено на деньги Иезекии.

– В меру своих сил, да.

– Но, очевидно, что у тебя еще многое осталось.

– Это правда. Многое из этого всего появилось независимо от моего деда, могилу которого я должен посещать каждые пять лет. Все оставшееся позволит мне сохранить квартиру в Дакоте и, в целом, продолжать жить тем же образом жизни, к которому я привык.

– Как насчет особняка Риверсайд-драйв?

– Я унаследовал его от моего великого дяди Антуана. Вашего доктора Эноха. Естественно, наряду с его обширными инвестициями.

– Естественно. И все же, весьма любопытно.

– Интересно, Констанс, к чему ведет этот допрос?

Констанс лукаво улыбнулась. – Ты избавился от активов одного серийного убийцы – Иезекии, – оставив активы еще одного: Эноха Ленга. Разве нет?

Возникла пауза, пока Пендергаст обдумывал сказанное. – Я предпочитаю лицемерие нищете.

– Если вдуматься, то в этом есть логическое обоснование. Ленг заработал свой капитал не на убийствах. Он нажил его, спекулируя на железных дорогах, нефти и драгоценных металлах.

Пендергаст приподнял брови. – Я этого не знаю.

– Вы до сих пор еще многого о нем не знаете.

Они ехали в тишине, под урчание двигателя. Пендергаст помедлил, а затем повернулся к ней, заговорив с некоторой долей неловкости. – Я не уверен, что должным образом поблагодарил тебя – или доктора Грин – за спасение моей жизни. И за такой чудовищный риск…

Она прервала его, приложив палец к его губам. – Пожалуйста. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Не смущай меня, заставляя повторяться.

На мгновение показалось, что Пендергаст на грани какого-то признания. Но в итоге он только добавил: – Я выполню твою просьбу.

Под ворчание двигателя он вывел автомобиль на дорогу из белого гравия. Большой особняк медленно исчезал позади них за линией горизонта.

– Это прекрасная машина, но не особо комфортная, – сказала Констанс, осматривая салон. – Мы поедем на ней до Нового Орлеана, или до самого Нью-Йорка?

– Может, оставим принятие этого решения за машиной? – и, проезжая по теневой дорожке, связывающей изящные дубы с главной дорогой, Пендергаст вдавил педаль газа в пол, и рев двигателя разнесся по протокам и сонным мангровым болотам прихода Сент-Чарльз.

Назад к карточке книги "Голубой Лабиринт (ЛП)"