Текст книги "Страстные сказки средневековья Книга 2. (СИ)"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Стефка задумалась – томилась она в плену, тяготилась любовью Рауля, но вот парадокс, когда ей представилась возможность избавиться от него, сердце вдруг яростно запротестовало. В конце концов, де Сантрэ любил её, холил и лелеял, ни в чем не отказывал, берег, а вот что сделает с неверной супругой дон Мигель? Мороз нехороших предчувствий прошел по телу испуганной женщины. Неизвестно, что у графа в голове, он вполне может искать её, чтобы убить или заключить под стражу в каком-нибудь монастыре, а что будет с Хельгой, Тибо, Мадлен? С детьми?
– Он, конечно, мой муж и имеет на меня все права,– наконец, тяжело подвела она итог разговору, – но без гарантий безопасности с его стороны, я не вернусь! Мне жалко неведомую Лиин, но поймите, я в ответе за моих людей – слуг и детей, и пока граф не даст обещания, что они не пострадают, я не сдвинусь с места.
По лицу незнакомца прошла неясная судорога, то ли гнева, то ли раздражения.
– Неужели вы сами с ним не договоритесь?
Нет, мы не сможем договориться! – горько усмехнулась графиня.
В комнате повисло тяжелое молчание.
– Я передам ему ваши условия!– наконец, нехотя согласился гость.
Если Рауль всегда деликатно обставлял свои исчезновения, то его гость не посчитал нужным это делать. Вытаращившая глаза от изумления Стефка даже не успела толком уловить момент, когда тот растворился прямо перед её глазами – вот он был, и вот его уже нет!
Зато в комнате появилась все это время неизвестно по какой причине прятавшаяся Марго.
– Что же теперь будет? – с ужасом спросила она крестника, – как нам быть? Стефании не выносить ребенка без поддержки!
Рауль в смятении оглядел бледную любовницу.
– Я знаю,– упавшим голосом произнес он,– но на совете мне пообещали помощь, взамен разлуки! В ином случае передо мной закроется дверь в Авалон. Ты сама знаешь, насколько это опасно!
Стефке мало понравилось, что они обсуждают её судьбу, как будто в комнате больше никого нет.
– Где этот Авалон, – раздраженно спросила она,– и почему он для вас важнее моей любви?
– Авалон,– тяжело перевел дыхание Рауль, подходя к любовнице,– это земля обетованная. Место, где всегда можно укрыться от любых неприятностей в случае острой необходимости. А у нас сын, и скоро родится второй, мы не имеем права рисковать детьми даже ради величайшего счастья быть вместе! Впрочем, когда дон Мигель уйдет в мир иной, ты вернешься ко мне!
Стефка недовольно поморщилась, когда его руки сомкнулись вокруг её талии в утешающих объятиях.
– У моего мужа крепкое здоровье,– кисло заметила она,– и все шансы пережить нас обоих!
Марго и Рауль многозначительно переглянулись.
– Это вряд ли,– мягко заметила первая,– ты, милая, просто должна какое-то время перетерпеть!
Перетерпеть? А если...
– ... а если он захочет меня убить за адюльтер? – возмутилась Стефка. – Такая мысль вам не приходила в голову?
И она горько расплакалась на плече расстроенного Рауля.
– Всё будет хорошо,– гладил он её по голове,– вот увидишь!
Но они оба понимали – чтобы не ждало Стефанию дальше, её пути теперь будут проходить вдали от этого замка и его обитателей. Когда посетители удалились, графиня рассеянно подошла к зеркалу и застыла в изумлении – рыжина исчезла из волос, и зеленоватые глаза вновь приняли свой обычный синий оттенок. И, пожалуй, это изменение убедительнее всех слов объяснило женщине, что в её судьбе вновь обозначился поворот, и из неё теперь навсегда исчезнут колдовство и магия.
ДЕ ЛА ВЕРДА.
Дон Мигель спешил во Францию – ему не терпелось заполучить неверную супругу назад.
Трудно однозначно ответить, какие чувства кипели в его груди. Здесь была и уязвленная гордость и честь, взывающая об отмщении, и желание посмотреть изменнице в глаза, и..., в общем, это был такой букет эмоций, что иногда ему казалось, что внутри яростно пылает костер, сжигающий душу.
В Париже на папском подворье он встретился с Гачеком и, наконец-то, отвел душу, честно поделившись с секретарем наболевшим. Тот только руками развел, огорченно глядя на осунувшегося от переживаний графа.
– Как вы могли так поступить с невинной девушкой?– укорил он его,– она доверилась вам, а вы....
Де ла Верда и сам знал, что повел себя не лучшим образом, так что незачем было его тыкать носом в собственные грехи!
– А что мне оставалось делать?– вспылил он.– Эльфы бы палец о палец не ударили, чтобы мне помочь, если бы я не взял заложницу!
– Но ваша плоть и кровь...
– Всё это глупости! – холодно отмахнулся дон Мигель. – Главное, что мы, наконец-то, подошли к концу наших поисков. Мне теперь нужен барон де Ла Рош.
– А вдруг он откажется выдать донну,– высказал сомнение Гачек,– может, эльфы вас обманули?
– Нет,– хмуро хмыкнул де ла Верда,– не обманули! В этом я уверен!
Почему он в этом был так уверен? Наверное, потому что подспудно приписывал способность нагло и бесцеремонно лгать только людям!
Собеседники помолчали, озадаченно глядя друг на друга. Иногда бывает, что человек очень долго, с напряжением всех сил идет к намеченной цели, и когда до неё остается всего лишь пара шагов, вдруг замирает. Ему внезапно приходит в голову, что его труды несоизмеримы с полученным результатом. Да и собственно, мало ему нужны! Слишком много потерь, слишком велика горечь! Догадавшись о терзаниях графа, Гачек решил, на свой лад, отвлечь его от мрачных мыслей:
– Эльфы – демоны?
Дон Мигель долго думал, прежде чем открыть рот. Увы, истина – труднодостижимая вещь именно потому, что человек в силу своей природы не может быть объективным. Казалось, чего уж проще дать характеристику богопротивным тварям, но у де ла Верды язык не поворачивался назвать нежную и простодушную Лиин исчадьем ада!
– Дьявол изобретателен,– в конце концов, уклончиво заметил он. – И в стремлении искусить христианина в вере, может принять любые обличия! В таких случаях легко ошибиться!
Вот, до чего дошло – де ла Верда кривил душой даже перед самим собой и прекрасно это осознавал. Понятно, почему его настроение ещё больше омрачилось.
Гачек покосился на его расстроенное лицо, и решил не продолжать беседу.
Барона в парижском отеле не оказалось и графу пришлось отложить свидание с ним до визита к Людовику. Король, по своему обыкновению, торчал в аббатстве Виктория в окружении приближенных и прочего, казалось бы, весьма далекого от королевского двора люда.
Вот и сегодня дон Мигель, скучая в ожидании аудиенции, с брезгливым недоумением разглядывал снующих туда сюда людишек, явно не подходящего происхождения, но ведущих себя неимоверно развязано и вольно. Зачем Людовику понадобились эти дворняжки? Неужели мало верных слуг? Впрочем, французский король славился своей странной и неоправданной привязанностью к простолюдинам.
– Ах, граф! – разглагольствовал он во время встречи, с таким видом поглаживая охотничью собаку, словно это она, а не де Ла Верда кисла от дождей в промозглой Англии, чтобы этот уникально неблагодарный король выиграл хотя бы несколько месяцев мира. – Удивительно, что вы, испанский гранд, встреваете в дела между англичанами и французами!
Исходя из серьезности момента, можно было бы и не играть пустопорожними фразами, но раз того хотел государь... Дон Мигель и сам мог, не замолкая, часами болтать о всякой ерунде!
– Испанцы, французы, англичане, какая разница, ваше величество, все мы лишь слуги нашей матери церкви и все мы – дети Господни. Поэтому интересы самого захудалого француза-христианина мне не менее дороги, чем своего подвластного вассала-каталонца.
– Удивительная широта взглядов для подданного арагонского короля,– усмехнулся король,– я слышал, что папа Римский учредил в Севилье трибунал инквизиции с чрезвычайными полномочиями?
– Мудрость папы не имеет границ,– охотно согласился дон Мигель,– если бы все правители Европы были столь же богобоязненны, как севильский капитул, то с мерзкими язвами колдовства и ведовства было бы покончено навсегда, и Господь перестал гневаться на нас!
Король долго смотрел на него с заметно преувеличенным интересом.
– Знаете пословицу: Кесарю кесарево...?
– Знаю, ваше величество, но перед Богом все едины – и кесари, и простолюдины? А жизнь так быстротечна!
– Вы слишком ещё сами молоды, чтобы судить об этом,– сухо заметил Людовик и, наконец-то, перешел от философии к непосредственным делам,– вы мне нравитесь, де ла Верда, хотя вам и свойственно совать свой нос, куда не следует. Я слышал, что папа собирается прислать вам замену?
Дон Мигель едва сдержал облегченный вздох. Это была единственная радостная новость за долгое время, которую даже лишний раз озвучить и то приятно.
– Да, мы в пути уже почти четыре года, и порядком устали. Особенно его преосвященство, он все-таки в годах. Впрочем, уезжая из Англии, мы отправляемся опять-таки по делам папского престола в Испанию. Видите ли, Севилья – это только первая ласточка в благородном деле борьбы против ересей, а мы с его преосвященством считаемся знатоками в этом деле.
Людовик недовольно поморщился – сегодня он почему-то был настроен корчить из себя не весть кого, как будто в его собственных подвалах десятилетиями не сидели в тесных клетках люди, а в любимцах не ходил палач – некий Тристан Пустынник.
– К лицу ли знатному гранду присутствовать на допросах, видеть страдания замучиваемых, слышать крики и проклятия? Неужели благородная кровь ваших предков не зовет вас взяться за оружие и победить противника в честном бою?
Короля на поединок не вызовешь, а то бы...
– Вы правы, ваше величество,– холодно согласился дон Мигель,– нестись на горячем скакуне с копьем наперевес на противника гораздо приятнее, чем вдыхать в себя ужас и мерзость камеры пыток. Но разве наш долг перед Господом не велит нам отринуть соблазны мирской жизни и огнем и мечом выжигать уродливые язвы на теле общества?
Очевидно, поняв всю тщетность попыток вывести из себя высокомерного испанца, Людовик отбросил в сторону свои недостойные насмешки, и заговорил о другом.
– У меня к вам личная просьба,– неожиданно доверительно попросил он,– похлопочите перед Эдуардом об освобождении свергнутой королевы Маргариты и высылке её из страны. Судьба кузины очень меня волнует. После смерти сына и мужа, она в жутком состоянии. Пусть ей хотя бы умереть дадут на родине.
Де ла Верда удивился, услышав в голосе короля сострадающие нотки – он не привык видеть с его стороны проявление жалости к кому-либо.
– Жаль королеву! Удивительно красивая женщина, но все время ставила не на тех мужчин,– охотно согласился дон Мигель,– обидно, что Ланкастеры проиграли, но я бы ни сказал, что власть Йорков так уж сильна, как им сейчас кажется!
– Почему?– живо заинтересовался Людовик.– Вы – испанец, лицо незаинтересованное, вам должно быть заметно то, чего не видим мы!
– Король очень легкомыслен в вопросах брака, – честно поделился сомнениями граф,– его женитьба на Елизавете Вудвилл не была образцом государственной мудрости, как вы понимаете. Но это мелочи, если бы он ранее не дал слово леди Элеоноре Батлер. В Англии, где огромную роль играет парламент, который обожает ставить королей на место, это может плохо кончиться для наследников Эдуарда. При известной ловкости его же собственные братья смогут объявить сыновей незаконнорожденными, а это чревато новой гражданской войной теперь уже между Йорками. И, как знать, не победят ли вновь Ланкастеры?
Король мрачно фыркнул.
– Почему так всегда?– задумчиво пробормотал он. – После сильного короля приходят слабые драчливые наследники и разрушают в мановение ока все, что с таким трудом было создано предшественниками? Что в Англии, что во Франции – везде одинаково!
Для дона Мигеля как раз ответ был ясен.
– Такова воля Бога, ваше величество!
Собеседники немного помолчали. Король вновь нагнулся к борзой, почесав её за ушами. Умный пес преданно смотрел на хозяина, болтая прутом хвоста.
– Никого на свете нет преданнее собак! – заметил Людовик.
– Это потому, что они зависят только от своего хозяина,– тонко улыбнулся граф,– нет ничего проще службы одному сеньору.
Людовик внезапно сухо улыбнулся, искоса глянув на собеседника.
– Не могли бы вы удовлетворить моё любопытство в одном весьма щекотливом вопросе?
– Всё, что угодно вашему Величеству! – любезно склонил голову дон Мигель, напряженно гадая, что от него сейчас потребуют.
– Вы допрашивали многих еретиков, среди них бывали алхимики?
– О, сколько угодно,– пренебрежительно пожал плечами де Ла Верда,– эти помешанные настолько поглощены своими вздорными идеями, что зачастую прямиком попадают в руки Дьявола. Плоды дерева познания зачастую отравлены!
Людовик вроде бы согласно кивнул головой, но, прикусив губу, начал нервно барабанить пальцами о подлокотники высокого кресла.
– А признавался ли, кто-нибудь из них, что пытался создать философский камень?
Дон Мигель едва удержался от снисходительной улыбки – надо же, он считал Людовика гораздо умнее! Но надо было отвечать...
– О, ваше величество, каждый второй, если не чаще! И все хотят обогатиться и делать золото из мусора.
– В ваших словах мне слышится ирония? – нахмурился монарх.
– Мне жаль, если у вашего величества сложилось такое впечатление! Я, как никогда серьезен. Золото – вещь по-своему очень хорошая и для правителей необходимая,– терпеливо пояснил ему граф,– но представьте на мгновение, что будет с вашей казной, если его начнут делать все, кому не лень даже из булыжников под ногами?
– Вы как-то странно смотрите на мечту алхимиков всех времен и народов,– сухо заметил венценосный собеседник, задетый его пренебрежительным отношением к столь серьезной теме.
– Я просто верю в разумность Божьего промысла, который счел нужным позволять добывать этот благородный металл небольшими дозами. Иначе, чтобы стало с деньгами и казной всех христианских стран?
– Но ведь у философского камня есть ещё одно свойство, с его помощью можно делать эликсир жизни!
Ах, вон оно что! Брови де ла Верды надменно взмыли вверх.
– Вы хотите жить вечно, ваше величество?
– А вы нет?
– Зачем? – искренне удивился граф. – Что настолько хорошего в этой жизни, что надо за неё так цепляться? Болезни, изнурительная забота о подвластных людях и борьба с собственными грехами! Есть, конечно, и удовольствия, но за них приходится очень дорого платить. Нет, наша земная жизнь – всего лишь миг, и чем раньше Господь призовет нас к себе, тем счастливее мы будем!
– У вас образ мыслей монаха!
– А я и готовился к принятию сана, когда умер мой старший брат, сир!
– А вот я думаю совсем о другом,– доверительно признался король,– я так много работаю, не думая о себе, не сплю ночами, заботясь о благе Франции. Много уже сделано и многое ещё предстоит сделать, и что же? Придут наследники и сделают из моей страны то, что сделали английские короли из своего королевства. Все разорят, разрушат, выпустят вассалов из рук.
– Вашему сыну всего три года, неужели есть основания считать его плохим наследником?
– В том-то и дело, что он очень мал. Одна гадалка предсказала, что на моем сыне закончится моя династия.
– Зря вы слушаете всяких заблудших, ваше величество,– укоризненно покачал головой дон Мигель,– все эти предсказатели, гадалки и прочие шарлатаны так и просятся на плаху. Внимать им не следует! Это либо наглые мошенники, либо люди, одержимые Сатаной, а какой добрый совет правителю государства может дать нечистый?
Странным и непонятным был этот разговор! Впервые язвительный и циничный король открылся графу с иной стороны, и дон Мигель увидел тоску и тревогу, обуревавшие этого незаурядного правителя. Удивляло, что именно он был почтен таким доверием самого недоверчивого человека за всю историю Франции.
– Как, по-вашему, существует ли секрет вечной жизни? Что на эту тему говорят ваши подопечные?– тихо спросил Людовик, откинувшись на неудобном кресле.
Де Ла Верда решительно разбил иллюзии своего собеседника:
– О, когда перед их носом щелкает пыточным инструментом палач, они очень разговорчивы, но я бы не особенно им верил. Вот, например, один из рецептов! Хотите получить дар ясновидения? Поймайте сорок черных кошек, живьем сожгите их на медленном огне, а потом из их останков сварите бульон и съешьте лопаточную часть,– хмуро усмехнулся он.
Людовик по-прежнему наблюдал за ним с каменным лицом, и граф, тяжело вздохнув, устало пояснил:
– Чем обедать таким блюдом, я бы предпочел оставаться в неведении относительно будущего. А вот другой способ – чтобы сохранить красоту и молодость, нужно купаться в крови, мучительно убиваемых девственниц.
Граф брезгливо поморщился, осторожно покосившись на внимательно слушающего его доклад короля. Уж не собирался ли Людовик сам заняться подобной мерзостью? Кто знает, что скрывается в этой хитроумной, не обремененной излишней нравственностью голове?
– Возьмите протоколы допроса бывшего сподвижника Орлеанской девы, маршала Жиля де Реца, и прочитайте, что он вытворял для получения философского камня, – намекнул граф на длинные руки суда инквизиции, – уж на что у меня крепкие нервы и то замутило на сороковой странице!
– Неужели все настолько мерзко и по-другому нельзя? – видимо, эта речь не особо убедила короля.
– Помилуйте, дьявол на то и дьявол, чтобы заставлять человека делать мерзости!
По отстраненному лицу Людовика де ла Верда сделал неутешительный вывод, что того мерзости не особо пугают, а вот идея философского камня прочно сидит в голове.
– Часто люди боятся смерти не потому, что хотят жить вечно, а потому что боятся предстать перед Всевышним и понести ответ за то, что натворили в земной жизни!– сделал он ещё одну попытку изменить мнение короля, но опять не дождался желаемой реакции.
Что ж, дон Мигель вынужден был констатировать, что его величество плотно погряз в грехах. До него и раньше доходили туманные слухи о странных и страшных делах его приспешников Оливье и Тристана Пустынника. Людовик открыто увлекался астрологией и был невероятно суеверен. А к суеверным людям дон Мигель относился с подозрением, подозревая их в язычестве.
– Когда вы собираетесь вернуться в Англию?
– Как только покончу с ещё одним деликатным делом, приведшим меня во Францию. Мне нужно поговорить с вашим главным смотрителем охоты – бароном де Ла Рошем.
Король вскинул на него остро блеснувшие глаза.
– Что же натворил мой вассал, раз им заинтересовалась инквизиция? Барон один из немногих людей из моего окружения, который мне дорог, и я буду очень недоволен, если после встречи с вами у него начнутся неприятности! – в голосе Людовика послышалась нескрываемая угроза.
Граф раздраженно чертыхнулся про себя – опять все шло не так, как он задумывал. Ему до боли, до внутренней дрожи не терпелось даже не столько отнять жену у барона, сколько вызвав на поединок, мучительно и долго убивать. Он страстно мечтал увидеть цвет крови соперника, и вдруг такая отповедь короля!
– Мне нужен де Ла Рош по делу, касающемуся одной дамы. Барон знает, где её найти. Даю вам слово, что инквизиция не имеет к этому никакого отношения.
Король долго молчал, пристально вглядываясь в легата.
– Мне собственно все равно, но предупреждаю, что если с Раулем что-нибудь случится, вы навсегда потеряете мою благосклонность.
И жизнь,– обреченно закончил про себя дон Мигель.
Видимо, время откровений прошло, потому что король встал, свистнул собакам и пошел к выходу из комнаты.
– Даже короли имеют право на сердечную привязанность,– бросил он через плечо и добавил уже на пороге, раскланивающемуся вслед недовольному графу:
– Я прикажу передать ему вашу просьбу!
Вечером, к прогуливающемуся по монастырскому саду аббатства Виктория дону Мигелю подошел барон де Ла Рош. При взгляде на ясное лицо эльфа, волна дикой ненависти захлестнула нашего героя. Он не смог вымолвить ни слова, чувствуя, как багровая пелена гнева заполняет его разум, а рука поневоле сжимает эфес меча.
– Его величество передал мне, граф, что вы ищите встречи! – между тем, невозмутимо произнес тот, как будто не подозревая, о чем пойдет речь.
Ну и наглец! У дона Мигеля судорогой бешенства свело рот.
– Да, милейший барон,– колко ответил он,– мне очень хотелось с вами увидеться! И неужели у вас хватит дерзости ответить, что не знаете, зачем мне понадобились?
– Когда вы хотите увидеть Стефанию?– вопросом на вопрос ответил тот, как бы невзначай положив руку на рукоять своего оружия.– Или поначалу все-таки назначим место и время нашей встречи?
Глаза соперников встретились и дон Мигель, не смотря на свою ярость, не мог не отметить, что его чувство едва ли сильнее, испытываемого бароном. Несмотря на внешнюю сдержанность, глаза соперника были настолько холодны, что говорили об опасности красноречивее угроз.
– Да я бы с радостью,– шутовски раскланялся перед обидчиком граф,– но ваш сюзерен заставил меня чуть ли не поклясться, что ни один волос не упадет с вашей головы. Вы ему внушаете невероятную, я бы даже сказал подозрительную симпатию.
Но этот невозможный Рауль в ответ на открытое обвинение только сухо кивнул головой.
– Завтра утром на рассвете, я буду вас ждать под стенами аббатства с лошадьми.
– Нас будет двое!– крикнул вслед уходящей фигуре дон Мигель, но соперник исчез настолько быстро, что было не понятно – услышал он его или нет.
Всю ночь граф не мог уснуть, раздраженно меряя из угла в угол свою келью. Разделивший с ним бессонницу Славек то же волновался перед встречей с графиней, но все-таки задремал перед самым рассветом, и ему показалось, что он только сомкнул глаза, когда де ла Верда затряс его плечо.
– Вставайте! Нас ждут!
Барон дожидался их во главе небольшого отряда, держа под уздцы двух оседланных лошадей. И кавалькада устремилась на север, по направлению к герцогству Валуа. Сообразив, что Стефания все это время находилась в нескольких часах быстрой скачки от Парижа, Гачек горестно вздохнул. Кто мог догадаться, что барон прячет пленницу во владениях своего погибшего странной смертью сюзерена?
Чего они ждали? Неприступной крепости, заколдованного замка? А это оказалась обыкновенная сельская, правда неплохо укрепленная усадьба, с каменным домом, да обветшалой сторожевой башней. Казалось, уйти отсюда проще простого – каменный акведук через узкую речушку вел к простым деревянным воротам, около которых сидел, утонувший в слишком тяжелых для него латах старик-караульный, да важно шествовали к воде груженные корзинами с бельем прачки.
В обширном дворе толпились немногочисленные слуги, настороженно поглядывающие на хозяйских гостей, но тех, кто особенно интересовал графа, не было. Рауль, спешившись с коня, знаком показал непрошеным гостям следовать за ним. Троица поднялась по крутой скрипучей лестнице крыльца к крытой галерее, опоясывающей дом с юга, и вскоре оказалась в небольшой зале с длинными створчатыми окнами. На деревянном резном диване посреди комнаты сидела с младенцем на коленях, какая-то красивая дама в синем шелковом платье. Её волосы были заправлены под плотную белую вуаль, края которой обрамляли нежное прекрасное лицо. Она вскинула на вошедших встревоженные темно-синие глаза, и только тут и дон Мигель, и Гачек поняли, что перед ними графиня.
Де ла Верда слегка опешил. У него было странное чувство, что его каким-то образом обманули.
Дон Мигель запомнил жену хрупкой нежной девочкой, с детским лицом ангела, обремененного двумя тяжелыми золотистыми косами. Теперь же перед ним предстала вполне сформировавшаяся женщина, с соблазнительными формами, которую не испортила даже беременность. Красивое лицо пленяло уверенным покоем, который появляется у дам, избалованных обожанием своих мужчин. Стефания ничуть не смутилась при виде своего мужа, словно не было ничего естественнее, чем принимать его в доме своего любовника, нянча прижитого в блуде ребенка.
Неизвестно, сколько бы так столбом простояли вновь прибывшие на пороге, если бы не шелест испуганных голосов неподалеку. Внимание графа поневоле привлек этот звук, и он отвел взгляд от жены, чтобы упереться им в подобострастно кланяющегося шута, за сутулой спиной которого делали безнадежную попытку укрыться две отнюдь не щуплые женские фигуры. Одну толстуху он знал – это была немецкая шлюха из Ульма, а вот вторая....
Но кто бы ни была эта рыжая дебелая деваха, дон Мигель при виде её физиономии, наконец-то, смог прийти в себя настолько, чтобы вспомнить, зачем он здесь.
– Собирайтесь, сударыня, я приехал за вами!
Стефания упрямо сжала губы, даже не подумав подчиниться.
– Может, вначале поговорим!– и она указала ему рукой на стоящий неподалеку стул.
Даже голос и тот у неё изменился за два года. Дону Мигелю очень хотелось сбить с жены эту неуместную спесь, но осторожность взяла верх. В конце концов, неизвестно, что мог вытворить де Ла Рош при виде унижения любимой женщины. А эльфы, при желании, могли сделать многое – граф имел возможность в этом убедиться.
– О чем же мы с вами будем разговаривать?
– Вы требуете, чтобы я вернулась к вам?– в голосе Стефании звучала усталость.– Зачем? У вас все равно нет времени на жену, вы вечно в делах и заботах об интересах коронованных особ всей Европы.
Интересно, уж не в борделе ли эта шлюха так научилась разговаривать с мужчинами? У дона Мигеля потемнело в глазах от гнева. Ладно, когда изощряется в остроумии Людовик, он, в конце концов, король – имеет право, но если его ещё будет тыкать носом в преданность Риму собственная жена...
– Это не должно вас касаться, мадам,– холодно отрезал де ла Верда,– ваше дело повиноваться своему мужу, не задавая глупых вопросов!
Желание схватить неверную жену за волосы и волоком вытащить из эльфийского гнезда стало нестерпимым, но пришлось, скрипя зубами, сдержать свой порыв.
– Я думаю, мы обсудим это позже!
Стефания вопрошающе повернула голову к Раулю, и лишь только после его кивка головой, поднялась и, положив руку на выпуклое чрево, величаво удалилась в свои покои. За ней стремительно выскочили Хельга, Мадлен и Тибо. Мужчины остались в комнате одни. Барон, по-прежнему, что-то напряженно разглядывал во дворе, дон Мигель же с ненавистью и злорадством смотрел на его поникшие плечи. Он приблизительно догадывался, что чувствует сейчас соперник, какая боль и отчаяние царят в его душе, но сочувствия, по понятным причинам, не испытывал. Пусть побывает в его шкуре! Поманив за собой Гачека, граф вышел из дома, решив дождаться супругу снаружи. Де ла Верда, почему-то был уверен, что графиня не будет больше испытывать его терпение, и соберется быстро.
И действительно, вскоре слуги вывели из конюшни запряженных в повозку лошадей, к которым прямо с крыльца спустилась с двумя детьми Хельга. Девочку она несла на руках, а мальчик, робко держась за материнскую юбку, спускался самостоятельно.
Следом, держа на руках младенца, спустилась в сопровождении хмурого Тибо рыжая молодуха, очевидно, ранее упомянутая Мадлен. Последней шествие замыкала, поддерживаемая под руки двумя хмурого вида служанками, закутанная в неизвестные меха графиня. Но села она не в подготовленную повозку, а подсаженная дворовыми людьми, взгромоздилась на лошадь.
– Я готова следовать за вами, мессир!
И Стефания, как ни в чем ни бывало натянула поводья.
Несколько обескураженные Гачек с графом последовали её примеру, и кавалькада выехала из ворот замка.
Странное это было путешествие. Супруги нет-нет, да с любопытством поглядывали друг на друга, но делали это тайком, чтобы не выдать неуместной в данном случае заинтересованности. Надменное суровое молчание казалось лучшим стилем поведения, а вот сердце противоречило разуму.
Что ожидал увидеть дон Мигель, выручая свою супругу из плена? Ведь он знал, что она бежала от барона, пыталась вытравить плод, скрывалась в злачных местах Парижа, поэтому, не смотря на некоторые досадные нюансы, все-таки ощущал себя рыцарем-освободителем томящейся в плену дамы.
Но Стефания совсем не походила на измученное создание – такую холеную, искрящуюся красотой и несокрушимым здоровьем женщину надо было ещё поискать по всей Европе. Вместо прежней нежной и очаровательной робости у неё появилась дико раздражающая супруга уверенная повадка, знающей себе цену красавицы. Даже сейчас, в столь незавидной ситуации, Стефания радостно и оживленно оглядывала окружающий мир, и на губах её то и дело вспыхивала столь неуместная в данных обстоятельствах счастливая улыбка. И ни раскаяния, ни страха не заметил дон Мигель в своей нагрешившей против брачного обета супруге, поэтому, по мере приближения к Парижу, он становился все мрачнее и мрачнее.
А Стефания, действительно, была счастлива. Счастлива, что наконец-то отделалась от Рауля и от заточения в странном и по-своему страшном месте. Не может построить нормальную жизнь обыкновенная женщина непонятно с кем..., пусть даже с эльфом! Им место в сказках, побасенках старых нянюшек, рассказываемых долгими зимними вечерами у уютного камелька, а не в постели рядом. И пусть дон Мигель не самая приятная личность на свете, но он был ей гораздо ближе, чем сдувающий с любовницы пылинки Рауль. Конечно, супруг дулся и хмуро морщил лоб, но раз он прошел через столько испытаний и, подобно сказочным героям, вызволил жену, чуть ли не из-за Зазеркалья, значит, она ему была по-прежнему дорога. Так, по крайней мере, считала Стефания.
В Париж кавалькада попала к вечеру. С трудом пробираясь по забитым людьми узким улицам Сите, они, наконец, остановились у дворца кардинала Бурбонского. Стефания тоскливо глянула в сторону Латинского квартала – многое бы она дала, чтобы сейчас очутиться в доме метра Метье, но..., пожалуй, графине де ла Верда лучше бы забыть о существовании практикующего в нищих кварталах доктора – альтруиста.
Спрыгнув с лошади, после некоторого замешательства, граф все-таки предложил руку жене. Также, чуть помедлив, она протянула ему затянутую в перчатку ладонь, и, облокотившись на подставленное плечо, опустила ногу на его колено. Даже будучи на сносях, графиня двигалась легко и изящно, только это, увы, не вызывало в её муже теплых чувств.
Всю дорогу граф напряженно размышлял, что теперь делать с вновь обретенной половиной. По-хорошему, надо было бы заточить неверную супругу в монастырь – пусть она там, в молитве и покаянии провела то время, которое ему понадобится, чтобы покончить со своими делами в Англии и во Франции. Но де ла Верда боялся оставить Стефанию без присмотра – он не доверял ни ей, ни уж тем более её любовнику. Из французского монастыря барон бы смог извлечь её с легкостью, и потом ищи-свищи, доказывай, что она у него! Но тащить жену с собой через проли в Англию, у графа также не было ни малейшей охоты. Дерзко выпяченный живот Стефании раздражал де ла Верду неимоверно, действуя, как красная тряпка на быка. Он так и не надумал, что делать с ублюдками супруги – вернуть отцу, пристроить в какой-нибудь монастырь?
