Текст книги "Страстные сказки средневековья Книга 2. (СИ)"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
– Милая, я хочу, чтобы ты уяснила одно – рано или поздно, но я все равно женюсь! Негоже человеку моего положения так долго не иметь жены, на это мне уже не раз прямо указывал епископ, и этого от меня ждут все – и вассалы, и сюзерены. Но если даже в моем доме и появится новобрачная, это ничего не изменит в наших отношениях! Я люблю тебя!
Стефания уже столько наслушалась за свою жизнь уверений в любви, что прекрасно уяснила – слова сами по себе стоят мало! Но кто знает этих Валленбергов? С них станется поставить жену ниже любовницы, в этом доме веками все происходит шиворот-навыворот!
В конце концов, она домыла своего подопечного уже окончательно остывшей водой, сходила за новыми простынями, вытащила из сундуков другой комплект одежды, и все это время Гуго мокрый и голый терпеливо дожидался, когда ему все принесут.
– Мне жаль тебя оставлять, любимая,– покинул он мыльню,– но у нас впереди ещё вся жизнь!
Жизнь – это слишком долгий срок, чтобы что-то на него планировать!
В комнате уже вовсю хлопотала над внесенными сундуками довольная Герда.
– Вот, погляди,– ткнула она под нос их содержимое,– разве можно упрекнуть моего мальчика, что он невнимателен к своей женщине?
Стефка с любопытством заглянула под крышку и не смогла сдержать восхищения – чего здесь только не было! Штуки венецианского тисненного золотом бархата, различные оттенки шелка, вуали, кружева, тончайшее полотно для рубашек, украшенные драгоценным шитьем корсажи и пояса.
– Он ничего для тебя не жалеет!
Кормилица с гордым видом поднесла ей серебряную шкатулку. Стефания открыла украшенную затейливой вязью крышку и замерла от восторга при виде ожерелья в виде золотой сетки, унизанной разной величины розовыми рубинами.
– Какая красота!
Уж казалось, Рауль в свое время задарил её разного рода драгоценностями, но какую радость могут принести дары от нечистой силы? Эльф он или черт – какая разница? Ведь не человек же! Кто его знает, во что обернутся его подношения? Может, превратятся в змей и лягушек!
– Но теперь-то ты понимаешь,– отнюдь не почтительно ткнула её в бок бесцеремонная старуха,– что щедрее и лучше тебе мужчины не найти? И перестанешь упрямиться, да нос задирать?
Стефка, тем временем задрала подол, чтобы примерить шелковые, искусной работы чулки. Натянув их на ноги, она залюбовалась изящной вышивкой.
– Барон знает толк в женских нарядах,– со вздохом призналась она,– успокойся, Герда, не собираюсь я ссориться с твоим господином. Знать, такова судьба, раз она привела меня в его постель! Что уж тут роптать? Могло быть и гораздо хуже!
– Вот и я о том же!
Хитрая бабка немного пошамкала губами, собираясь с мыслями. Уже достаточно хорошо изучившая её выверты Стефка насторожилась в ожидании, что выдаст сейчас эта въедливая старуха. Какие идеи ещё посетят её мудреную голову?
– Ты ему угодила беременностью! Вон как светится, как новенький золотой, ясное дело, ожидает сына,– пробормотала Герда, многозначительно разглядывая застывшую от дурных предчувствий подопечную,– ты должна этим воспользоваться!
– Как? – холодно поинтересовалась донна.
– Отврати его от королев! Попроси на все время твоей беременности не вести игры!
Стефка удивилась. За это время шахматная комната совсем выскочила у неё из головы. Не сказать, что она совсем забыла о ней, но и старалась по возможности не вспоминать. И вот упрямая старуха вновь приоткрыла крышку в этот ящик Пандоры.
– Но..., разве барон намеривается...
– А как же,– снисходительно глянула на неё кормилица,– зря там, что ли столько времени томится какая-то бургундка? Говорят, – она заговорщески понизила голос,– он привез из Италии новую королеву! Сейчас опять начнется эта страсть! Но если ты поведешь себя умно, то все может и измениться! Попробуй! Гуго сейчас настолько от тебя без ума, что не должен отказать!
В этом, пожалуй, был свой резон! Не успела Стефка до конца обдумать предложение, как дверь распахнулась, и порог переступил барон собственной персоной. Гуго был в прекрасном расположении духа, поэтому едва завидев возлюбленную с пикантно задранным подолом и с новыми чулками на ногах, среагировал соответственно, бесцеремонно повалив её на кровать. Моментально сообразившая, куда дует ветер, Герда тот час запахнула полог, чтобы никто не помешал её воспитаннику развлекаться с любовницей.
Надо сказать, что второй раз на дню в спешке раздвигать ноги и опять приниматься за женскую работу Стефании доставило мало удовольствия. Она уже порядком подустала от этих торопливых чуть ли не бегом объятий, после которых болит все тело, но мужественно ответила на страсть совсем видимо истосковавшегося по женщинам фон Валленберга. Несмотря на некоторые неудобства, она прекрасно осознавала, что это прекрасный случай для того, чтобы принудить барона дать опрометчивое обещание.
– Дорогая,– довольно растянулся он рядом, после того как они наконец-то разжали объятия,– ты владеешь в совершенстве наукой удовлетворения страсти!
– Но и вы отнюдь не новичок в этом деле,– кокетливо хмыкнула Стефания, положив его руку себе на вздутый живот,– и ваши старания приносят столь заметные плоды!
Удивительно, но обычно маловыразительные бледно-серые глаза Валленштейна начинали отливать насыщенной синью, когда он останавливал свой взор на возлюбленной, а уж когда переводил глаза на чрево, то они вообще приобретали нежный блеск, так не свойственный этой уникально черствой натуре.
– Любовь моя, – игриво прикусил он мочку её уха,– ты не представляешь, каким счастливым сделала меня, забеременев!
Стефка осторожно покосилась на расслабленно лежащего рядом мужчину. Его лицо излучало умиротворение и полное довольство жизнью. Кажется, момент был подходящим! Быстро прочитав про себя краткую молитву пресвятой Деве, графиня нежно обвела рукой овал лица любовника.
– Милый,– тихо прошептала она ему на ухо,– у меня к тебе просьба!
– Всё что угодно,– легкомысленно улыбнулся тот, с готовностью целуя её пальцы,– хоть звезду с неба!
Интересно, вот зачем нормальной женщине нужна звезда? Что ей делать? Однако, каждый второй мужчина, хоть раз в жизни, но обещает её наделить столь сомнительным украшением, словно это и есть предел мечтаний любой дамы.
– О, – вежливо рассмеялась Стефания,– мои желания гораздо скромнее! Я бы хотела, чтобы до тех пор, пока мой ребенок не появится на свет, вы прекратили игры с королевами!
Лицо фон Валленберга окаменело, блеск в глазах пропал, и мгновенно испугавшаяся последствий своей дерзости, женщина опасливо отшатнулась от любовника.
– Ты сама до этого додумалась, или подсказал кто? – угрожающе нахмурил он брови, сверля женщину неприязненным взглядом.
Стефка струсила, но не отступила.
– Что вам кажется неприемлемым в моей просьбе,– сердито огрызнулась она в ответ,– разве может, что-нибудь нравиться в существующем положении вещей нормальной женщине? Я ревную, извожу себя подозрениями и всяческими неприятными мыслями о ваших фамильных развлечениях, а разве это может пойти на пользу моему будущему ребенку?
Откровенно говоря, это была ложь. Хотя кому может понравиться, когда отец твоего будущего ребенка, как блудливый кот прыгает из постели в постель? Пусть нелюбимый, пусть не нужный, но он должен думать только о тебе и твоем ребенка! И хотя эта просьба встала фон Валленбергу поперек горла, тот был вынужден с ней считаться.
– Что за глупость,– пробормотал он, вновь откидываясь на подушки, – вы же знаете, как я влюблен в вас! Клянусь, что ваша ревность совершенно безосновательна!
Но любовница уже почувствовала слабину в его сопротивлении.
– Говорят бургундка очень красива,– откровенно заявила она,– да я места себе не найду после того, как вы затеете с ней свои игры, от которых за версту несет пеклом! Если вы действительно любите меня, то сделаете всё, чтобы и я, и мой ребенок были уверены в вашей любви и верности. Знаете..., – в этот раз женщина непритворно вздохнула,– однажды я уже потеряла своего первенца, потому что мой муж пренебрежительно отнесся к моим чувствам!
Валленберг недоверчиво покосился на неё, но после некоторого раздумья, все-таки уныло согласился.
– Что ж..., раз вы этого так хотите!
Он сдался! Когда обрадованная Стефка осознала, что смогла пробить тяжелую броню, которая была у этого монстра вместо сердца, она почувствовала к лежащему рядом мужчине даже что-то наподобие нежности. По крайней мере, женщина вполне от души кинулась к нему на шею и осыпала любовника градом благодарных и горячих поцелуев.
– Гуго, любовь моя!
Валленберг покорно снес шквал этих ласк, но и только! Он быстро покинул свою любовницу, но Стефка так радовалась своей первой победе над Гуго, что её мало огорчило его плохое настроение.
КОПФЛЕБЕНЦ.
Гуго относился к людям, присутствия которых, казалось, боялось даже время. Действительно, ритм жизни Копфлебенца с приездом владельца настолько убыстрился, что у несколько замороченной потоком нескончаемых, нанизывающихся друг на друга событий Стефки, иногда не хватало времени, чтобы до конца понять, что вокруг неё происходит.
Во-первых, она плохо высыпалась. Словно в отместку за запрет играть Гуго теперь не покидал её постели, и, разумеется, большую часть ночи не спал сам, и не давал спать любовнице, не смотря на упреки и ворчание Герды. Да и самой женщине становилось все тяжелее и тяжелее отвечать на его страсть – рос живот, а с ним и общее утомление. Но, похоже, барона это занимало мало, он искренне считал, что чем чаще он взгромождается на любовницу, тем более польщенной и счастливой она себя чувствует.
Во-вторых, там, где появлялся Гуго, моментально начинались бесконечные интриги, окружающих его дам. Стефку в них не посвящали, но она догадывалась о них по шепоткам за спиной и по многозначительным переглядываниям Ульрики и её клевретов.
Однажды кое-что все-таки прорвалось наружу, заставившее её удивиться.
В тот теплый день дамы перенесли свои посиделки в сад. Уже вовсю зеленели деревья, пахло весной и свежестью, и было так приятно любоваться на нежно белеющие, пушистые облака. Стефка осторожно пристроила свое разбухшее тело на специально вынесенном для неё массивном стуле, с сочувствием глянув на безобразно раздутое чрево Аннет.
Бывшая королева по-прежнему носила свой расшитый стеклярусом черный наряд , хотя и шнуровка с трудом соединяла края корсажа над налитым чревом. Рыжие кудри ещё сильнее подчеркивали неизвестно откуда взявшиеся коричневые безобразные пятна на белоснежной коже. В общем, выглядела Аннет не лучшим образом, может, поэтому барон и не обращал никакого внимания на девушку. Он сидел между Стефкой и Ульрикой и увлеченно болтал с последней о всяких пустяках. Его рука машинально поигрывала концами пояса любовницы, и эта затянувшаяся беседа настолько её раздражала, что пытаясь успокоиться, она пропустила момент, когда Ульрика неожиданно перевела разговор на другое.
– Мессир,– немного понизила та голос,– время Аннет подходит. Повитуха говорит, что она дохаживает, чуть ли не последние часы. Вот-вот начнутся роды!
– Я знаю,– сухо подтвердил фон Валленберг,– и не вижу причин для беспокойства. Несомненно, демуазель справится с таким делом!
– Но, – собеседница выдержала многозначительную паузу,– вы до сих пор не определились с выбором имени для будущего младенца!
Гуго недовольно хмыкнул и холодно покосился на женщину.
– Пусть этот вопрос решит священник, мне все равно!
– А если Господь вам больше не даст младенцев мужского пола?
Валленберг мимоходом поглядел на чрево Стефании.
– Думаю, у меня есть шанс получить наследника в другом месте!
Губы Ульрики растянула презрительная и надменная улыбка. Она явно не разделяла его уверенности.
– В прошлый раз ребенок мадам Стефании, каким-то образом таинственно пропал. Разве можно полагаться на неё в решении столь важного для дома Валленбергов вопроса?
Стефка опалила злючку гневным взглядом, но та даже бровью не повела.
– Всё бывает, мадам, – с тяжелым вздохом согласился барон, – но, во-первых, мы сможем предпринять ещё попытку! А во-вторых...
Гуго поудобнее уселся в кресле и постарался, чтобы его голос прозвучал как можно бесстрастнее.
– ... решен вопрос о браке моего брата с дочерью графа Клейморского Жанной Гогенлау.
Даже Стефка и то впервые узнала об этом, что уж говорить об остальных женщинах. Над этим уголком сада моментально воцарилась такая тишина, что стал слышен даже звук летающих вокруг насекомых. Все недоверчиво уставились на наслаждающегося их изумлением барона, но того, если кто и интересовал, так это побледневшая Ульрика.
Как ни хорошо держала себя в руках бывшая королева, все равно ей не удалось доиграть взятую на себя роль до конца.
– Как это возможно? – излишне нервно осведомилась она.
Барон только развел руками.
– Я не понимаю вопроса! Мой брат – здоровый и крепкий мужчина, почему он не может жениться? Вот он и продолжит род Валленбергов, если Господь так и не пошлет мне сына!
Ульрика окаменела. Стефка же неожиданно почувствовала себя виноватой. Ой,– испуганно подумала она,– здесь всё настолько сложно...
Но белую королеву было трудно надолго вывести из себя, уже минуту спустя она заговорила с бароном, на какую-то другую тему, словно прочно забыв про предстоящее венчание.
Дальше события выстроились в таком порядке.
Сначала сына родила Аннет. Не смотря на настоятельные просьбы окружения, упрямый Валленберг отказался дать отпрыску имя Гуго даже вторым или третьим, тем самым начисто отстранив младенца от наследства.
В ту же ночь к ней во сне вновь явился белоснежный барс. Подлетев к лежащей на кровати женщине, он пренебрежительно фыркнул.
– Ты становишься курицей, дорогая! Жирной глупой наседкой!
– А что, есть какая-то разница между мной сегодня и мной вчера?
– Не знаю, наверное, нет, раз ты сама этого не ощущаешь!
Вот и поговори с ним после этого! Не зря говорят, что лукавый большой путаник!
Потом в сопровождении свадебного поезда уехал во Фландрию к своей невесте Вальтер фон Валленберг.
Графиня стала случайным свидетелем того, как Ульрика провожала отъезжающих. Женщина стояла на крепостной стене, и ветер небрежно развевал её белую вуаль над погруженным в мрачные мысли лицом. Грусть, тоска, одиночество...
Стефания родила фон Валленбергу сына в одну из особо жарких ночей августа. Роды на удивление прошли быстро и безболезненно, к вящему удовольствию хлопочущей вокруг неё Герды.
– Вот,– гордо протянула она новорожденного счастливому отцу,– а я что тебе говорила! Смотри – здоровенький и крепкий младенец. И уже сейчас видно, что настоящий Валленберг – вылила в тебя, как каплю в каплю! Одно слово – Гуго! Наш будущий господин!
Барон осторожно принял на руки бесценный сверток, смотревшийся в его больших руках особенно хрупким и маленьким.
– Сын,– нежно прошептал он, целуя младенца в сморщенный красный лобик,– как же долго я тебя ждал!
– Спасибо, любимая,– поцеловал он руку роженице,– вы сделали меня самым счастливым человеком на земле.
Стефка облегченно закрыла глаза – хоть кого-то она сделала счастливым!
Это была удивительно спокойная пора в жизни Стефки. Малыш на руках – живое родное тепло согрело и заставило расцвести её душу. Пусть отношения с мужчинами дарили ей мало радости, но сын! Она обрушила на младенца все запасы любви и нежности, которыми не сумела воспользоваться ранее.
Даже отношение к барону и то изменилось – ведь он был отцом её бесценного малютки! Стефка притерпелась к диковинному характеру любовника, научилась ценить и его страсть, и тихие вечера, когда он и Аннет играли в шахматы, а она сидела со спящим малышом на руках и невидящими глазами смотрела на шахматное поле. Теперь ей было все равно, кто побеждает в игре, и какая королева властвует. Вальтер задерживался во Фландрии, и, наверное, поэтому Ульрика странно притихла.
И хотя Стефка довольно редко посещала её гостиную, белая королева прекратила третирование соперницы, и была с ней подчеркнуто вежлива и церемонна. И это затишье очень беспокоило женщину, заставляя избегать посещения каминной комнаты даже, когда в этом не было особой необходимости.
– Дорогая,– как-то попенял ей на это фон Валленберг,– чураясь общества, вы ведете себя странно. Мы все здесь живем единой семьей, и мне бы не хотелось, чтобы в моем доме создались две враждующие группировки. Хоть худой, но мир! Не уподобляйся сварливой Герде!
В общем-то, он был прав, но...
– Я чувствую какую-то опасность,– неохотно призналась Стефка барону,– и так счастлива сейчас, что мне страшно это потерять. О, дорогой, вы должны меня понять! После стольких странствий и скитаний, я наконец-то, обрела дом и покой, и только благодаря вам! Ульрика никогда мне этого не простит!
– Думаю, ваши страхи безосновательны! – довольно улыбнулся Гуго, поцеловав её в висок. – Возьмите себя в руки. Вы преувеличиваете опасность, исходящую от этой женщины. Что она может?
Увы, разыгравшиеся в последствие события показали, что он недооценил взращенной когда-то собственными руками ненависти белой королевы.
РОЖЕ ДЕ ВЕРМОН.
Странная все-таки дама – судьба!
В этот промозглый осенний вечер она столкнула в придорожной харчевне двух дворян, совершенно случайно оказавшихся в этих местах.
Граф де ла Верда после долгих напряженных переговоров с королем Эдуардом все-таки добился освобождения из-под стражи Маргариты Анжуйской – бывшей королевы Англии. Он лично сопроводил её в Дампьер – тихий замок, отражающий невысокие стены в медленно текущей мимо Луаре. Его великодушно выделил свергнутой королеве её кузен Людовик.
Путешествие с раздавленной судьбой, молчаливой женщиной оказалось тяжким крестом. Он помнил её иной – решительной, красивой и дерзкой повелительницей. Проводив царственную изгнанницу, граф, не смотря на хлещущий дождь, поспешил уехать из унылой обители.
Увы, дон Мигель не любил неудачников, считая, что крах их устремлений не что иное, как промысел Божий, а если так – жалость неуместна, а сочувствие греховно!
Харчевня, представшая перед ним, оказалась грязной мерзкой дырой, в которой граф со своими людьми никогда бы не стал останавливаться, если бы не ливень.
Каково же было его удивление, когда в прокопченном неопрятном зале за осклизлым от впитавшегося вина столом он заметил явно состоятельного и знатного путника. Одежда, повадка – все в нем выдавало дворянина, но лишь приглядевшись внимательнее, дон Мигель понял, как ему повезло. На весь долгий, дождливый вечер у него появился собеседник, да ещё какой – знаменитый менестрель двора герцога Бургундского шевалье Роже де Вильмон!
Когда граф бывал при дворе Карла Смелого, они не раз встречались, и даже перекидывались парой-тройкой фраз. Потом пронесся слух, что тот путешествует, и вот, очевидно, менестрель возвращался домой. Поэт тоже узнал де ла Верду и обрадовался, что не придется в одиночестве коротать унылый вечер.
– Моя лошадь захромала, а местный кузнец заболел, и пока мои слуги ищут в этих забытых Богом местах другого, я вынужден сидеть в мерзкой вонючей дыре и проклинать дождь,– жаловался он графу за стаканом вина,– как же я рад, что случай направил вас сюда и вы составите мне компанию! А что вас привело в эти края?
Что ж, собственно скрытничать уже было незачем, и граф скупо поведал собеседнику грустную историю английской королевы.
– Несчастная женщина, а ведь когда-то была известной красавицей! Из-за неё с ума сходили мужчины,– сочувственно вздохнул де Вильмон,– правда или нет, но говорят, покойный граф Уорик устроил войну Алой и Белой роз только из-за того, что она отвергла его чувства. А потом, когда королева на них все-таки ответила, восстановил её на престоле.
Дон Мигель поперхнулся вином. Такое толкование страшных и кровавых событий могли придумать только во Франции, где любое, даже самое далекое от страсти дело вечно норовят обрядить в любовную мантию. Но спорить не стал, а зачем? На то и существуют менестрели, чтобы превращать самые низменные страсти человеческой натуры в возвышенные стансы о любви к прекрасной даме.
– Не могу знать, – деланно зевнул он, – альковы королей не так уж и раскрыты постороннему взору, как это принято считать, но, насколько мне не изменяет память, в период реставрации у Уорика была другая любовница. Впрочем, иногда мужчины имеют и по две женщины – одну для души, другую для честолюбия.
– Кому как не вам знать об этом,– уважительно рассмеялся менестрель,– о ваших победах над женскими сердцами рассказывают легенды!
Вот именно, что легенды. Делать нечего этим людям, как только заглядывать к нему под одеяло!
– Бессовестно врут,– небрежно отмахнулся дон Мигель,– все очень преувеличено. На самом деле, женщин, с которыми я бы хотел оказаться в одной постели, до обидного мало.
– Говорят, ваша покойная жена была дивной красавицей! Примите моё соболезнование в связи с этой утратой!– счел нужным посочувствовать собеседник.
Дон Мигель ничего не ответил, быстро схватив кубок со стола и отпив из него дрянного вина. Вот только показного сочувствия ему и не хватало! И почему люди считают, что исполняют долг милосердия, напоминая человеку о самых неприятных событиях в жизни?
Сколько бы граф не служил месс по покойной жене, его все равно не отпускала какая-то тяжесть – как будто он что-то не так сделал, чего-то не досказал Стефании, и теперь горько раскаивался, что они расстались врагами до жизни вечной.
– Почему красавицы умирают так рано – ваша жена, Агнесс Сорель? – между тем продолжал беспечно философствовать де Вильмон, – совершенная красота, видно, настолько угодна Богу, что он быстро призывает её к себе. Впрочем, совсем недавно, год назад я имел случай столкнуться с ней в самом неожиданном месте. Хотите, расскажу?
– Конечно!– покривил душой граф.
Ему уже расхотелось разговаривать, но что ещё делать на постоялом дворе, когда укладываться спать ещё рано, а на улице льет проливной дождь?
Поэт уселся поудобнее и, с заблестевшими от предвкушения глазами, начал свой рассказ.
– Я выехал из Фландрии больше года назад, направляясь в Тоскану. Меня пригласил к себе в гости флорентийский правитель Лоренцо Великолепный, но я решил особо не торопиться, чтобы вдоволь насладиться путешествием и осмотреть мир вокруг. Когда я проезжал по Трирскому епископству, то вынужден был довольствоваться гостеприимством одного из баронов – Гуго фон Валленберга. Его замок это настоящая твердыня, да и сам он фигура прелюбопытная. Уродлив, как тролль, и умен, как черт. Вы никогда о нем не слышали?
Дон Мигель покопался в своей памяти – что-то он слышал про этого человека, но никак не мог вспомнить – что именно?
– В своих владениях фон Валленберг полновластный сеньор, бывает при всех европейских дворах, и за ним тянется хвост из самых невероятных слухов. Вся их семья уже много поколений помешана на шахматах, и говорят, что играют они на самых невероятных условиях. В общем, трижды подумаешь, прежде чем въехать в ворота такого замка, и все-таки мне было интересно посмотреть на этого зверя в его логове, и я принял приглашение. То, что я увидел, превзошло все мои ожидания!
Тут менестрель для пущего эффекта сделал паузу, и де ла Верда увидел на его губах странную улыбку то ли сожаления, то ли удивления. Внезапно рассказ поэта заинтересовал нашего героя.
– Что же вы могли увидеть в трирской глуши, если это поразило даже вас, такого опытного ценителя прекрасного?
Де Вильмон загадочно усмехнулся, для выразительности даже восхищенно щелкнув пальцами.
– Я попал в один из самых укрепленных и загадочных замков Европы! Роскошь там везде чуть ли не королевская. Но не это главное! При его дворе я встретил настоящее соцветие женщин – все, без исключения, редкостные красотки. Метресса самого барона – истинная королева, с манерами и осанкой богини, необыкновенно образованная дама, и вокруг нет ни одной не то чтобы дурнушки, а даже непримечательной женщины. Но особенно меня поразила одна дама – она тихо сидела в сторонке и была очень печальна. Такой красоты я никогда не видел! Синие, цвета мокрого бархата глаза, из-под головного убора выбивались локоны цвета золота, совершенные, необыкновенно нежные черты лица. Мечта – легкая и неуловимая! Представьте, от дамы исходил чарующе необычный запах полыни, и это было так изысканно! Верите, я влюбился в тот же миг! А она оказалась любовницей Валленберга. И это было так неестественно! Такая красавица и урод! Я оказал ей внимание, и чуть не поплатился за это жизнью – смерть пролетела мимо меня, я даже почувствовал на своей шее её дыхание!
Дон Мигель зачарованно слушал этот перегруженный метафорами и преувеличениями рассказ. Но если откинуть поэтические обороты, то... Этого не может быть, потому что не может быть никогда, – твердо сказал он себе,– мало ли на земле красоток с золотистыми кудрями и темно-синими глазами? Каждая вторая! А Стефания мертва! Я сам видел обугленные трупы, там невозможно было выжить!
– Как же звали эту трирку?– как можно безразличнее спросил он.
– Знаете, дама не показалась местной уроженкой,– задумчиво проговорил менестрель,– и хотя она чисто говорила по-немецки, все-таки акцент ощущался, но она и не француженка. Имя же у неё самое обыкновенное – Стефания.
Вот так?! Ну что ж, ещё одна златокудрая Стефания. Совпадение, не больше! Иначе, у него давно бы разболелась голова от новой пары рогов!
– Вы говорите, этот барон известный шахматист?– перевел он разговор от раздражающей темы.
– А вы разве никогда не слышали об их фамильных забавах – играх живыми людьми?
И тут дона Мигеля, наконец-то, озарило, где он слышал о фон Валленбергах.
Когда-то давно, теперь уже покойный папа Павел, играя при юном каталонце в эту игру, гневно рассуждал, что во всем надо знать меру, чтобы не попустительствовать дьяволу даже в самом безобидном развлечении. Мол, ему доносят из Трирского епископства, что бароны Валленберги играют в шахматы, используя вместо фигур живых людей. Тогда де ла Верда толком не понял, какая разница, как играть, да и не поинтересовался подробностями у святого отца, зато теперь с живым интересом выслушал объяснения менестреля:
– Рассказывают, что когда-то давно, в Копфлебенце во время шахматных партий убивали людей, когда выходили из игры, олицетворяемые ими фигуры. Сейчас этого вроде бы уже нет, но земля слухами полнится, что, дескать, в их партиях по-прежнему замешаны люди, но никто не знает, в чем конкретно заключается игра!
М-да! Малопонятно, но был ещё аспект проблемы поневоле его заинтересовавший.
– А почему вы так уверены, что эта дама Стефания любовница хозяина?
– Когда женщина и мужчина исчезают вдвоем из зала прямо посереди танца, а потом ты видишь её с распухшими от поцелуев губами... Что в таком случае можно подумать?
– А её муж?
– В ответ на мой вопрос женщина сказала, что её мужа в замке нет!
Дон Мигель рассеянно слушал продолжение описания жизни Копфлебенца, он даже согласно покивал головой на некоторые сентенции менестреля, но потом все же незаметно перевел разговор на другое, и вскоре откланялся.
Она мертва! – упрямо сказал он себе, укладываясь спать,– она мертва хотя бы потому, что барон не счел нужным скрыть ту даму от де Вильмона! Украденных женщин не выставляют напоказ, даже не изменяя имен! Да и вообще, фантазия менестреля могла любую смазливую бабенку превратить в идеал красоты!
И всё же... что-то царапало сердце, какое-то неясное предчувствие новой беды. Дон Мигель в ту ночь долго молился за упокой души супруги, даже не сознавая, что таким образом пытается уговорить Создателя оставить Стефанию у себя.
МОРАВИЯ.
Письмо из Копфлебенца пришло в Моравию в начале октября. Его доставил один из вечно странствующих монахов. Куда и зачем бредут эти люди из одного конца Европы в другой понять трудно, но они вечно толкутся, как на постоялых дворах, так и на кухнях самых неприступных замков, легко минуя караулы и запоры. Торгуя крестиками с мощами различных святых, да чудодейственными иконками и облатками, за мизерную плату эти монахи могут протащить в складках своих не первой свежести потертых сутан и тайные сообщения. Вот этой своеобразной оказией воспользовалась Ульрика, чтобы сообщить Генриху Моравскому, что фон Валленберг обвел его высочество вокруг пальца, присвоив себе заказанную пленницу.
Монах до Моравии добирался долго, петляя по своим делам по всей империи, а когда все-таки добрел до адресата, то выбрал отнюдь не самое подходящее время.
Принц как раз охотился, когда в его охотничьи угодья неторопливо приплелся запыленный монах, но одновременно с ним примчался и гонец с известием, что его светлость необходим в Брно. Его отцу становилось всё хуже. Болезнь душила маркграфа – он задыхался и кашлял кровью.
Генрих Моравский получив известие об обмане фон Валленберга, гневно скрипнул зубами, но в эту пору ему стало не до женщин. Он прекрасно осознавал, какие сюрпризы его могут ждать, если он не поспешит ко двору.
Всему свое время!,– мудро решил Генрих.
Действительно, скорое возвращение принца оказалось неприятным сюрпризом для сторонников его дяди – младшего брата отца.
Ульрих был довольно влиятельной фигурой при дворе и его уважали бароны. Он славился здравомыслием и отвагой на поле боя. Генрих же пока ничем, кроме беспутных выходок себя не проявил. Развратник, гуляка, мот!– вот далеко не полный список эпитетов, которыми его награждала оппозиция.
Немалое значение имело и то, что большинство баронов не пожелало смириться с поражением чешского короля Подебрада от венгерского короля Матеяша Корвина, в результате которого Моравия стала вассалом Венгрии. Ульрих нередко выступал против венгров, тогда как Генрих, наоборот, часто бывал с матерью при венгерском дворе, демонстрируя лояльность новому сюзерену. И хотя это было продиктовано политической необходимостью, популярности наследнику отнюдь не прибавляло.
Маркграф был ещё жив. Тяжело и с хрипом дыша, он лежал на смертном одре в окружении нескольких преданных слуг, жены и епископа, а в соседней со спальней зале уже собрались решительно настроенные бароны.
– Генриху нет и тридцати,– говорили одни, не отваживаясь откровенно нападать на молодого человека,– у него нет склонности к государственным делам! Охота, девки и пирушки – вот, чем забита голова наследника престола! Не лучше ли управлять его мудрому дяде?
– Генрих – вертопрах, никчемный, лживый мальчишка,– более резко высказывались другие,– он за это время так успел нагрешить, что самое место ему в монастыре!
– Нельзя допустить его коронации! Генрих погубит маркграфство, сделав его венгерской провинцией,– припечатывали следующие,– только мудрый и уравновешенный Ульрих может спасти государство от окончательного порабощения!
