Текст книги "Страстные сказки средневековья Книга 2. (СИ)"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
– Герда, – зарычал барон, с гневом глядя на насупленную няньку,– не лезь туда, куда не просят! Сами разберемся!
Но в этом случае, он явно переоценил свою власть. Бабка ещё больше нахмурилась и чуть ли не волком уставилась на воспитанника, по-прежнему сжимая в крепких объятиях обнаженную женщину.
– Как же, разберетесь вы! – рявкнула она.– Чурбан ты неотесанный! Думаешь, легко женщине впустить в свою постель нового мужчину? А она разделась, ноги согрела... все, чтобы только тебе понравиться! А ты вместо того, чтобы пожалеть бедняжку, зубами скрежещешь..., а у неё может, уже дитё во чреве!
– Уйди, старая ведьма! – взревел фон Валленберг.– Пошла вон!
Но как не ругался барон, кормилица всё равно, упорно стояла на своем. В вечном противостоянии между сеньорами и вассалами крестьянская хитрость всегда побеждала господскую тиранию, только поэтому им и удавалось уживаться на протяжении тысячелетий в относительной гармонии. Вот и сейчас – даже Стефка и та понимала, что гнев мужчины пошел на спад, и в голосе фон Валленберга, не смотря на слова, звучал не столько приказ, сколько просьба. Сразу же уловила эти изменения и нянька.
– С первого раза редко кто даже лоб правильно перекрестит, – мудро заметила она, торопливо поднимаясь с постели,– а здесь, такое дело... Притретесь телами-то, главное, характер не показывать! Она – девочка крепкая, здоровая, такие до любви всегда охочие! Попробуйте ещё раз!
И исчезла. Почему-то после этой проповеди у Стефки повысилось настроение. Всегда приятно узнать, что в откровенно враждебном окружении у тебя есть, хоть и себе на уме, но все-таки надежный союзник.
– Что, мессир,– робко прильнула она к плечу по-прежнему хмурого мужчины,– не будем огорчать Герду разногласиями? Ведь она так старается во славу вашего дома, почему-то именно меня, сделав объектом своих забот!
Валленберг покосился на любовницу, и его губы внезапно дрогнули в скупой улыбке. Он резво повернулся на бок.
– Однако, любимая,– его палец заскользил, нежно обводя контур её лица,– ты умеешь приобретать друзей! Даже адвокаты дьявола не бывают столь красноречивы, как Герда, если дело касается женщины в моей постели. Сколько она забраковывала вполне подходящих девушек, а вот ты, моя радость, не смотря на то, что глубоко не девственна, почему-то пришлась ей по вкусу!
Второй шаг всегда легче первого, даже если тот не очень-то удался. Есть какая-то магия в обладании, поэтому, не смотря ни на какие нюансы, оно делает людей гораздо ближе друг к другу. Вот и Стефка даже нашла в себе силы кокетливо улыбнуться в ответ на эти слова:
– А вам я не пришлась по вкусу?
– Ты нежна и сладка, как взбитые сливки,– дыхание многообещающе обожгло висок,– только холодна, как снег! Такой прекрасный, сверкающий, белый снег..., который так и хочется лизнуть!
И Стефка сладко поежилась от прикосновений его щекочущего живот языка.
Герда оказалась права. Во второй раз получилось значительно лучше.
– Спасибо, дорогой,– пробормотала уставшая Стефка, прежде чем провалиться в сон,– теперь я знаю, что иногда общение с вами может быть весьма приятным!
Довольный смешок успокоил её, и она впервые заснула в этой постели, не боясь проснуться в кошмаре шахматной комнаты донжона.
ШАНС.
Утро многое прояснило, хотя надо сказать, что это не доставило Стефке никакой радости.
Барон поднимался рано, за пару часов до утренней мессы, и имел обыкновение перекусывать до официального завтрака в парадной зале замка горячим только что вытащенным из печи хлебом, маслом и солидной кружкой парного молока. А так как он ночевал нынче в своей спальне, то и стол к завтраку накрыли перед камином, а зевающую во весь рот Стефку вытащили из теплой кровати и усадили напротив барона, воткнув ей в руки горячий кусок хлеба.
Валленберг с легкой улыбкой осмотрел её полусонное лицо, и внезапно выдал такое, что с неё моментально слетела дремота.
– Через пять дней, душа моя, – любезно пояснил он, намазывая тающее масло на хлеб,– я уезжаю в Рим. Я тут немного подумал, после того, как вы уснули, и решил дать вам шанс!
Зябко кутающаяся в подбитый мехом халат Стефка недовольно покосилась на любовника. Ей так хотелось спать, что она с трудом соображала, что он говорит, но по опыту знала, что пренебрегать его словами ни в коем случае не стоит.
– Шанс?
– Да, – кивнул головой собеседник,– шанс! Эти пять ночей я проведу в вашей постели, и только от вас будет зависеть насколько плодотворно!
Женщина недоуменно наморщила лоб, пытаясь вникнуть в смысл его заявления. Валленберг любезно пришел ей на помощь.
– Ешьте, дорогая,– подтолкнул он к ней блюдо с маслом,– вам понадобится много сил, если вы действительно хотите стать матерью моего будущего ребенка. Так вот..., если в результате моего особого благоволения вы понесете, то я навек стану вашим самым преданным рыцарем, а вы истинной госпожой Копфлебенца!
– А если нет? – резко поинтересовалась моментально проснувшаяся Стефания.
Валленберг небрежно пожал плечами.
– Если вам окажется не по силам зачать ребенка, вы покинете мой дом! Но, – поспешил он сгладить угрожающий смысл последних слов,– я уверен, что у нас все получится!
Покинуть дом? И это наказание? Графиня многое бы дала, чтобы оно осуществилось прямо сейчас, но с другой стороны, одному Богу известно, что вкладывает в эти слова сумасшедший барон! И явно ничего хорошего, хотя, казалось, что может быть хуже замуровывания в стену?
– Благодарю вас, мессир! – едко высказалась она, решительно отталкивая от себя еду.
Какой уж тут аппетит после подобного ультиматума! Очень ей нужно становится матерью следующего монстра рода фон Валленбергов! И это в лучшем случае!
– Благодарите Герду,– с улыбкой парировал барон,– это была её идея!
– Значит, именно этой старухе я должна быть обязана за единственную спокойную ночь в вашем доме! – вспылила Стефка. – Мне как-то неудобно напоминать вам, что такие дела не делаются по заказу! Пять ночей! Жаль, что не пять минут!
И кого она хотела смутить?
– Деве Марии понадобилась всего одна встреча с голубем!
– Не богохульничайте! Вы превращаете в нелепую игру даже будущее вашего рода! Пять ночей – это же надо было такое придумать!
Это только потом она с удивлением осознала, что они ссорятся, как обычные влюбленные, а в тот момент ей хотелось дать понять этому извергу, что верх наглости разбудить ни свет, ни заря уставшую женщину и начать её мучить всякими дурацкими идеями, да ещё подсовывать при этом еду!
– Тихо, моя разбушевавшаяся любовь,– фон Валленберг ловко воткнул ей в руку кружку с молоком,– выпейте и успокойтесь! Что вас так завели эти пять ночей? Ведь к ним ещё прилагаются и пять дней, вечеров, и даже...,– он игриво хмыкнул,– пять таких рассветов, как этот!
– Что? – возмущенно вскинулась она,– и у вас хватит...
– Я люблю предаваться страсти ранним утром,– едко предупредил барон,– после завтрака!
Всё! Это был предел её терпению! Заниматься любовью перед утренней мессой? Да он еретик!
– Не надо мне никаких пяти ночей, – женщина в гневе подскочила со стула,– одной хватит! За оставшееся время попробуйте осуществить ваши нелепые опыты, над кем-нибудь другим! Как знать, может, кому-то повезет больше, чем мне?!
– Может быть,– покладисто согласился барон, вытирая руки о салфетку и поднимаясь с места,– но... я хочу именно вас! Особенно сейчас, когда от злости ваши глаза сияют, как у кошки!
Стефка решительно воспротивилась этим намерениям, но что она могла сделать? Несколько раз взвизгнуть, гневно укусить его за плечо, да бесцельно заерзать бедрами на столе в последней обреченной на неудачу попытке не пустить насильника туда, куда он намеревался проникнуть? Валленберг довольно хохотал в ответ, бесцеремонно усаживая её на край стола и задирая вверх юбки.
– Что ты брыкаешься, моя кобылка? Может, угостить тебя плетью?
В устах барона это была не пустая угроза, и поэтому она, несколько раз горестно вскрикнув, уступила.
В этот раз фон Валленберг оказался ей настолько доволен, что его хриплый голос даже смягчился от нежности, когда он отстранился от распростертой на столе любовницы.
– Можете не ходить к мессе, душа моя, я помолюсь за нас обоих!
Стефка едва нашла в себе силы доползти до кровати и рухнуть среди одеял.
Будучи отменного здоровья, Гуго был искренне уверен, что занятия любовью – это показательный марафон, где каждый должен выкладываться на пределе своих возможностей. Он загонял своих любовниц до бездыханного состояния в изнурительных по темпам и интенсивности любовных схватках. А ведь, за редким исключением, женщины ищут в объятиях ласку и нежность. Увы, у фон Валленберга были свои незыблемые представления о женском счастье.
– У тебя давно не было мужчины,– сделал он вывод при виде её побледневшего и осунувшегося лица,– вот ты и расслабилась..., и вообще, по всей видимости, твой муж умел хорошо, разве что за ведьмами охотиться! Только понапрасну раздразнил тебя, да испортил темперамент..., вот поэтому я предпочитаю девственниц. Ножны нужно вытачивать под определенный меч!
Стефка мутно глянула на приводящего себя в порядок любовника. Вытачивать? Что ж, это слово вполне подходило для того, чтобы охарактеризовать его страсть.
Впрочем, она была не права. Когда барон ушел, приплелась Герда и принялась долго и въедливо учить её правилам общежития с нежеланными мужчинами.
– Чего ты ревешь? Сама виновата... только от женщины зависит, получит она удовольствие от мужчины или нет!
– Это как так? – всхлипнула в подушку Стефка. – Разве можно наслаждаться насилием?
Нянька хмуро хмыкнула, поудобнее устраиваясь рядом на постели.
– А вот ты послушай мою историю! – со вздохом предложила она. – Когда-то и я была молода и красива! Прямо скажем, первая красавица в деревне!
Графиня недоверчиво покосилась на расползшуюся как квашня старуху. На красавицу она сейчас походила мало, но кто знает, как уродует женщин коварное время?!
– Был у меня и дружок, Гейнцем звали, царство ему небесное,– благочестиво перекрестилась нянька,– хороший был парень, работящий, сильный! Ох, и любила я его – сердце пылало. Ну, и сама понимаешь, то да сё, решили мы, честь по чести, обвенчаться и жить вместе! И всё вроде бы шло хорошо, но когда стояли у алтаря в церковь принесла нелегкая барона.
Герда прерывисто перевела дыхание. Было видно, что рассказ ей дается с трудом.
– Вот уже столько лет прошло, а я всё помню – как будто это было вчера! Бароном тогда был дед нашего Гуго – суровый, не то что мой мальчик, настоящий зверь! Только глянул он на меня, и тут же затребовал на первую ночь, а когда Гейнц наутро пришел к воротам замка, так стража прогнала его прочь! Вот так я и оказалась прикована к этому месту! И что было делать? Каково это обменять любимого на капризного и вздорного старика? Но я не стала дергать на себе волосы, чахнуть, киснуть, лить понапрасну слезы! Что толку-то... одна умная женщина в людской, была здесь такая, дала хороший совет. Человек,– сказала она,– не может выбрать себе жизнь – это не в его власти, но вот как прожить эту самую жизнь, выбирать ему! Да, барон – не принц из сказки, но кто мешает тебе вообразить его принцем! Я приняла её совет к сведению, и вот! Никто из моей родной деревни не может похвастаться столь хорошо сложившейся судьбой!
Стефка недоуменно поморщилась.
– Я не понимаю,– откровенно призналась она,– что ты предлагаешь?
– Чего здесь непонятного,– отмахнулась Герда,– нужно искать хорошее в своем положении. Например, Гуго молод, силен, недурен собой, разве это уже само по себе не счастье? Так радуйся этому обстоятельству, и перестань лить слезы! Просто возьми голову в руки и скажи себе – все могло бы быть гораздо хуже, мне страшно повезло, что моим любовником стал такой интересный мужчина!
– Думаешь, поможет?
– Уверена! Только полные дурочки ждут, что судьба за просто так преподнесет им и любовь, и счастье. Разумные же женщины берут то, что есть и сами обустраивают свою жизнь!
Графиня в сомнении покачала головой.
– Боюсь, я не выдержу таких изнуряющих гонок,– честно призналась она,– мне они не по силам! Я – обыкновенная женщина, а не шлюха из дома терпимости, у которой заработок напрямую зависит от её выносливости!
– Это ещё как сказать,– категорически не согласилась Герда, – гораздо хуже, если бы он оказался слабосильным, и ты бы мучилась, пытаясь заставить его делать мужскую работу! Вот, действительно, непосильная работа – поднять то, что само по себе не держится! Я и через это прошла, когда покойный барон одряхлел, а тут дело поправимое...
И Герда деловито дала ей несколько советов чисто практического свойства, оснащая речь такими натуралистическими подробностями, что у женщины загорелись от стыда щеки.
– А вдруг ему не понравится,– усомнилась она, вновь пряча нос в подушку, – все-таки это как-то через чур!
– В самый раз,– заверила её старуха, бесцеремонно хлопнув по заднице,– мужчины полностью лишены стыда! Им бы только получить свое, а там, хоть трава не расти! Если женщина удовлетворяет мужчину в постели, то может смело вить из него веревки! У тебя есть возможность за эти пять ночей так привязать его к себе, что Гуго будет легче вырвать себе сердце, чем расстаться с тобой! Женщина для мужчины – это гостеприимно расправленная постель!
– Не всегда,– нервно возразила Стефка,– мой муж совсем не такой!
– Так он у тебя совсем спятил,– любезно пояснила бабка,– что с него взять? Инквизитор – разве это мужчина, так... недоразумение одно! Пытки и дознания – это дело либо палачей, либо монахов!
Можно представить, как бы удивился де ла Верда, если бы услышал такую характеристику, да ещё и из уст престарелой няньки трирского шахматного монстра.
– Ладно,– вяло согласилась после некоторых раздумий Стефка,– попробую последовать твоему совету!
А что ей ещё оставалось?
ПЯТЬ ДНЕЙ.
В день выезда баронского отряда погода была хуже некуда. Неизвестно откуда налетевшая оттепель сопровождалась сильнейшим ветром с ледяным дождем. Стефка выглянула во двор, где в предрассветной темноте собирался отряд, нашла взглядом шлем с распростершим крылья соколом, злорадно улыбнулась, и удовлетворенно юркнула в теплый уют подушек с одеялом.
Всё! Как бы то ни было, но она честно заработала свой покой. Удалось ей зачать или нет, вопрос отдельный, но вот то, что её положение в Копфлебенце существенно изменилось, не оставляло сомнений.
Во-первых, когда она появилась к обеду в общей зале, мажордом провел ко второму дамскому месту, сразу же после дочери Валленберга Эрики – теперь мадам Ульрика сидела после неё, и окаменевшее в оскорбительном молчании лицо белой королевы служило хоть и слабым, но утешением.
Зато встреча с де Вильмоном отнюдь не порадовала. Менестрель посетил дам в каминной зале, и расположился было рядом с Ульрикой, но не успел и рта раскрыть, как в комнате появился сам барон, Вальтер, и ещё несколько рыцарей.
Пажи забегали, расставляя скамьи и итальянские кресла для такого количества гостей. Все замешкались, и именно в этой толкучке поэт сумел обменяться несколькими словами со склонившейся над шитьем молчаливой графиней, сверкнув алмазами в подаренной брошке.
– Вы обманули меня,– шепотом укорил он женщину,– сказав, что просто гостья в этом замке! Вы возлюбленная фон Валленберга!
Стефка не сочла нужным оправдываться, только обреченно вздохнув. Вот и у этого к ней появились претензии!
Возможно, де Вильмон хотел ещё что-нибудь сказать, но пристальный, не сулящий ничего хорошего взгляд барона заставил его замолчать и быстро ретироваться к следующей даме.
Зато к Стефании подошел Вальтер.
– Как вы себя чувствуете, мадам, – склонился он в низком поклоне,– надеюсь, достаточно здоровы, чтобы выехать завтра на охоту?
Сердце женщины радостно сжалось. Да, в словах Герды была определенная истина – в любой ситуации можно найти нечто хорошее. Что может быть лучше прогулки по заснеженному лесу, когда конь под тобой грациозно переступает, выискивая дорогу в сугробах, а уютный лапник елей осыпает серебристой пудрой инея? Стефка страстно любила лес, и даже мысль о деревьях и то повышала ей настроение.
– Я вполне здорова,– поспешно заверила она Вальтера,– только плохо выспалась!
– Это немудрено,– растянул тот губы в сухой улыбке,– и все же оденьтесь потеплее. Я дам распоряжение Герде!
Тогда она не обратила на эту фразу никакого внимания, но потом.... Впрочем, не будем забегать вперед!
Разговор в гостиной крутился вокруг самых разнообразных тем. Де Вильмон довольно остроумно рассказывал о дворе Карла Смелого, дамы ему зачарованно внимали, Валленберг же, в свою очередь, расспрашивал поэта о новых фортификационных укреплениях крепостей. В общем, всем находилось, о чем поговорить, кроме, пожалуй, графини. Её мало интересовал Великий герцог Запада, да и своих проблем хватало, чтобы заострять внимание на чужих.
Она рассеянно втыкала иглу в канву и пропустила момент, когда разговор коснулся событий вчерашнего вечера.
– Мы в восхищении!
– Это было великолепно!
– Ваш дар воистину божественен!
Де Вильмон с благожелательной улыбкой принимал комплименты, но его глаза неотрывно следили за склоненной головкой графини.
– А что скажет дама Стефания?
Женщина растерянно встрепенулась, услышав свое имя.
– Вы польстили мне, шевалье, хотя я получила ни с чем несравнимое удовольствие.
Поэт ответил ей явно не уместным в данной ситуации интимным, многозначительным взглядом.
– Знаете, когда вы нас вчера так неожиданно покинули,– заявил он, – я был настолько огорчен, что сочинил новую песню!
Стефка ошеломленно воззрилась на говорящего. Видимо в груди у де Вильмона билось сердце смельчака, раз он не побоялся сказать такое в присутствии фон Валленберга. Впрочем, сегодня тот и виду не подал, что его задевает такое открытое ухаживание за своей любовницей.
– Порадуйте нас своим талантом! – любезно попросил он гостя и дал знак пажу, чтобы тот принес инструмент.
Де Вильмон тронул струны гитары и грустно запел:
Скрылась с небосвода луна,
Когда ты ушла!
Поглотила ночь мрака тьма -
Ведь сердце мое ты с собой забрала!
Зачем ты ушла?
Припев:
Нет сна, нет покоя
Влюбленному сердцу!
От тяжкого горя
Мне некуда деться!
Ты мне улыбалась улыбкой мадонны,
И глаз бирюза мне казалась бездонной!
Я в них утопал, весь от счастья ликуя,
Мечтал прикоснуться к тебе поцелуем!
Припев.
Но ты лишь мелькнула,
Подобно виденью...
Исчезла, пропала,
И нет мне спасенья
От страсти, что душу поэта сожгла.
Зачем ты ушла, зачем ты ушла?
Припев.
И снова я вижу лик чистой мадонны,
В твоих же глазах растворяюсь бездонных,
Но ты далека и прекрасна, как грезы
О страсти взаимной, разящей, как стрелы...
Припев.
Молюсь и страдаю, вздыхаю влюбленный,
От ревности страшной, от ревности черной.
Неужто соперник над нами смеется?
Он враг мне навеки, и сердце так бьется
От ревности жуткой, от боли ужасной.
Зачем ты любима, зачем так прекрасна?
Припев.
Аккорды гитары затихли в гробовой тишине. Графиня смотрела на менестреля, широко распахнув глаза, и не веря собственным ушам. Её отношение к нему вновь изменилось – сердце поневоле дрогнуло и перед волшебством завораживающего голоса, но самое главное – перед мужеством слов последнего куплета. Не надо было иметь особого ума, чтобы расслышать в словах песни открытый вызов фон Валленбергу.
Это было прекрасно и одновременно жутко, потому что де Вильмон не знал, что даже менее безобидные поступки, и то заканчивались плачевно для тех, кто осмеливался задеть барона.
Глаза Гуго превратились в искрящиеся льдом щели.
– Соперник? – его голос приобрел шипящие интонации. – Разве у такого талантливого певца могут быть соперники в сердцах дам? В моем доме, по крайней мере, нет ни одного человека, который бы мог срифмовать хотя бы пару строк!
Стефка облегченно перевела дыхание – для фон Валленберга эти слова были верхом миролюбия, теперь де Вильмону оставалось только отшутиться в ответ, и опасная ситуация, к всеобщей радости, могла бы сойти на нет. Но поэт не пожелал принять оливковую ветвь.
– Любовь – это не только слова удачного сонета,– холодно возразил он,– песня всего лишь выражает то, что заполняет сердце! И если оно молчит, уста так же будут скованы молчанием!
У Стефки от ужаса пресеклось дыхание, да что там – побледнела даже вечно невозмутимая Ульрика.
– Дама Стефания,– поспешила вмешаться она,– несомненно, польщена вашими песнями! Но её сердце, конечно же, принадлежит...
– Почему вы говорите за неё,– внезапно перебил женщину странно оживившийся барон,– пусть мадам сама скажет, кто дорог её сердцу!
Стефка натянуто улыбнулась – можно подумать, что она бы осмелилась дать правдивый ответ. Разве что у неё вместо одной было бы даже не две, а три головы!
– Мадам Ульрика права, мое сердце принадлежит моему сеньору!
– Но вы же сами говорили,– с непонятным жаром возразил де Вильмон,– что ваш супруг не против, чтобы его жену окружало преклонение?
Все окружающие с недоумением воззрились на задиристого менестреля. Только он один при слове сеньор, почему-то решил, что речь идет о муже графини, все остальные были твердо уверены, что это определение может относиться только к фон Валленбергу.
– Гм-м, – настроение барона неизвестно почему улучшалась с каждой минутой,– так значит, в борьбе за честь называть мадам Стефанию своей дамой сердца равны все мужчины в этом замке?
– Выходит так! – дерзко вздернул подбородок менестрель.
– Ну, тогда давайте разрешим наш спор древним, как мир способом!
И прежде чем кто-нибудь сообразил, что он имеет в виду, Валленберг довольно хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и резко встал с места.
– Назначаю на завтра рыцарский турнир! Давно пора поразмять кости, да развлечь наших дам!
– А как же охота?
Слова сорвались с губ графини прежде, чем она осознала, что именно говорит. Но заменить замечательную прогулку по лесу видом остервенело рубящихся мечами мужчин? Разочарование было слишком велико! И лишь только потом до неё дошло, что всё это значит – такой сумасшедший ревнивец, как Гуго, мог под шумок и убить ни о чем не подозревающего поэта. Этого она допустить никак не могла!
– Кому, мадам, вы подарите свою ленту?
Это поинтересовалась язвительно взирающая на неё Эрика. Удивительно, но это были практически первые слова, сорвавшиеся с уст единственной дочери фон Валленберга. Девушка была настолько молчаливой, тихой и невозмутимой, и вот, пожалуйста – не в бровь, а в глаз! Как говорится, яблоко от яблони...
– У меня нет ленты,– огрызнулась Стефка,– а если бы и была, то... мессир Вальтер, не отказались бы вы носить мои цвета?
Причем здесь был Вальтер? Почему именно его она сделала своим избранником? И вообще, собирался ли брат барона участвовать в турнире? Но и предать столь мужественно ведущего себя де Вильмона открытым предпочтением барона, она тоже не могла!
Вальтер удивленно вздернул брови, но все-таки благодарно поклонившись, прижал руку к сердцу.
– Я польщен вашим выбором, мадам!
Валленберг только тонко улыбнулся при виде этой сцены, а умница Ульрика тот час перевела разговор на другую тему, спросив де Вильмона о дочери герцога Бургундского Марии.
Зато вечером между бароном и его любовницей разгорелся очередной скандал.
– Если даже менестрель и посчитал себя влюбленным в меня, – с жаром защищалась от нападок Стефания,– то я тут не причем! Знаете, не только вы один имеете глаза, а я, по общему признанию, довольно красива!
– Вы сами спровоцировали его на такое поведение, едва не выпрыгнув из платья прямо посереди забитой людьми залы!
– Да, мне нравятся обходительные мужчины, которые не ставят условием своего расположения беременность за пять ночей! Да ещё при этом претендуют на главенство в моем сердце! И вообще..., я так мечтала проехаться по лесу, а теперь вместо прогулки придется пялиться на идиотское сражение, неизвестно за что!
– Как за что, мадам, за ваше благоволение! Я убью этого слащавого шута, выбью из него мозги и отрежу его коварный язык в назидание всем, кто осмелится претендовать на мою женщину!
– Да, вы просто варвар! – женщина гневно взвилась со своего места. – Этот человек всего лишь сказал мне несколько изящных комплиментов! Я благодарна ему за это, и не более того!
Надо сказать, что ругались они в уединении спальни. Графиню заботливая Герда приготовила к ночным забавам, поэтому она спорила, приложив одеяло к обнаженной груди, а вот фон Валленберг возвышался над изножьем кровати, наоборот, полностью одетым, и, похоже, не собирался раздеваться.
– Ты все испортила!
– А что? Было что портить? – Стефка не собиралась сдавать позиции. – Моё сердце совершенно свободно, и если бы вы приложили хотя бы минимум усилий мне понравиться, то получили бы реальный шанс стать в нем единственным! Так нет – то дурацкое условие забеременеть за пять дней, то убийство пропевшего несколько милых сонетов поэта..., сколько можно? Чьё тут выдержит терпение?
– Раз я настолько невыносим, то не настаиваю на первом условии! А дерзкого певуна все равно убью!
– Вот как? – Стефка дерзко отбросила одеял. – Кто не дорожит любовью, сам себя делает нищим! И де Вильмон тут ни причем!
Валленберг озадаченно присел на край кровати, не сводя потемневшего взгляда с дерзко выпяченных сосков её груди.
– Стефания – ты философ? Вот уж удивила, так удивила...
Женщина решительно натянула на себя край одеяла. Хватит, он итак увидел достаточно!
– Я обыкновенная женщина, мечтающая урвать себе хоть частичку счастья в жестоком мире, помешанных на своих амбициях мужчин! – горько заявила она.
– Вы все время интересовались, почему я в свое время сбежала от мужа? Потому что он променял мое сердце на стопку дипломатических договоров! Дела принцев и герцогов его интересовали гораздо больше семейных. У него не хватало времени даже на то, чтобы лечь с женой в постель, и вот теперь вы уверенно отбрасываете меня в сторону ради блажи убить ветреного де Вильмона! Менестрели больше любят свои творения, чем вдохновительниц! На то они и поэты!
– И чего вы хотите, – заинтересованно осведомился Гуго, проводя рукой по её колену, – чтобы я отменил мною же назначенный турнир?
Стефка довольно улыбнулась. Невероятно, но, кажется, она все-таки добилась своего.
– Пусть дерутся, – вновь гостеприимно распахнула она одеяло,– но без нас!
В первый раз на её памяти фон Валленберг растерялся.
– Любовь моя, но... как это возможно?
– Очень просто,– Стефка решительно взялась за его камзол, ловко распутывая хитросплетения шнуровки, – мы откроем турнир, а потом, после первого же боя тихонько удалимся...
– Но это значит...
– ... это значит, что вас на поединке будет представлять Вальтер, и бой будет длиться до тех пор, пока де Вильмон не выбьет его из седла, после чего я назначу трубадура своим рыцарем, и пусть себе едет с этим званием, куда только пожелает его душа! А вам, в свою очередь, достанется пусть менее почетная, но все же более привлекательная роль моего возлюбленного!
– Гм-м..., моя любовь, кажется я тебя недооценивал!
После чего фон Валленберг уже покорно дал себя раздеть. Может, потому что Стефка впервые чувствовала себя победительницей в их спорах, но эта ночь неожиданно подарила ей наслаждение от объятий барона. А, может, она уже начала к нему привыкать?
Но утром все прошло совсем не так, как она предполагала. Все-таки, фон Валленберг не был бы самим собой, если бы хоть раз в жизни послушался советов женщины.
Стефка, зябко поеживалась на наспех сооруженной трибуне от пронизывающего зимнего ветра. Здесь же толпились, кутающие покрасневшие от холода носы в воротники и прочие дамы Копфлебенца. Перед выходом из дома она выдержала настоящий бой с Гердой, пытающейся натянуть на неё сразу три меховые шубы.
– Там на трибуне будет дуть такой ветер, что ты превратишься в сосульку раньше, чем драчуны скрестят из-за тебя копья! – бурчала вредная старуха, перетряхивая сундуки с мехами.
– Я стану похожа на снежную бабу,– графиня возмущенно вырывалась из рук все тех же дюжих служанок,– а я собралась ехать в лес!
– Какой лес, – даже сердито пристукнула костылем Герда, – после поединка все так умотаются, что с трудом доползут до стола! Для мужчин звук оружия милее ангельского пения! Слушай, что я тебе говорю, иначе обвешаешься соплями, да будешь чихать, как иерихонская труба!
Но оказавшись на улице, раздраженная поначалу Стефания, в конце концов, простила упрямую бабку. А потом... потом когда на поле выехал закованный в латы фон Валленберг и остановился у трибун, у неё от злости клацнули зубы. Да, Герда знала своего воспитанника гораздо лучше!
– Двенадцатый барон Гуго фон Валленштейн, сеньор Копфлебенца, Дюзе, Мэйнца и земель Кэрра, вызывает на поединок в честь прекрасной дамы Стефании шевалье Роже де Вильмона. Бой будет производиться тупыми концами копий до тех пор, пока один из бойцов не вылетит из седла!
Упрямый трирский болван!
Стефка закуталась по самый нос в меховой воротник, угрюмо наблюдая за выездом на поле вооруженного копьем де Вильмона, и хотя забрало полностью скрывало его лицо, она не сомневалась, что у него такой же мстительностью горят глаза, как и у её сумасшедшего любовника.
Ох, уж эти мужчины! Милосердный Господь, дав им силу, в высшем проведении забыл или не захотел дать хоть чуточку здравого смысла. Разве можно завоевать любовь женщины, изо всех сил колошматя копьем своего соперника? Какой в этом толк? Если она любит, так поверженный ей покажется ещё дороже, а если нет, так что даст вид измочаленного тела и без того отвергнутого противника?
Конечно, физически фон Валленберг был намного сильнее менестреля, но он знал толк в развлечениях подобного рода, да и глупо вытаскивать людей на мороз, строить трибуны, расчищать площадки, городить барьер только лишь для того, чтобы в течение пары минут выбить врага из седла.
И барон забавлялся от души, играючи отбивая сердитые наскоки де Вильмона.
Поэтому раз за разом трубили в оледеневшие трубы герольды, выкрикивая охрипшими голосами девизы дерущихся сеньоров, а рыцари, завершив круг, сходились в поединке опять. Валленберг каждый раз показательно тыкал в соперника копьем, но достаточно слабо, чтобы тот оставался в седле и мог продолжать поединок. Даже ненавидящая развлечения подобного рода Стефания и то не могла не отметить, с каким искусством двигается всадник в украшенном изображением сокола шлеме, как ловко и грациозно он держится в седле, не смотря на тяжесть вооружения. Да, в бою фон Валленберг становился почти так же прекрасен, как де Вильмон в пении, поэтому вдоволь поиздевавшись над противником, он небрежным движением выбил менестреля из седла, казалось, едва к нему прикоснувшись.
Стефка раздраженно привязала к опущенному копью свою ленту, и, холодно глянув на любовника, не стала слушать восхвалений герольдов, а гневно вернулась было в дом, но на пороге её остановил управляющий.
