Текст книги "Знак розы"
Автор книги: Лейла Мичем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)
Глава 16
Майлз уехал через неделю. Мэри обнаружила записку у него на подушке: «Прости меня. Я должен уехать. Объясни все маме. С любовью, Майлз». Рядом лежала красная роза.
Мэри осторожно взяла цветок, удивляясь тому, что брат решил воспользоваться этим символом. Когда она поднесла цветок к губам, по ее щекам медленно заструились слезы. Перед ее мысленным взором замелькали сцены из прошлого. Она вновь услышала смех матери, глубокий голос отца, вторящего ей, и собственный радостный визг, когда Майлз подбрасывал ее высоко над головой, а потом ловил, не давая упасть на землю. Эти воспоминания заставили Мэри задержаться еще на несколько минут, после чего она позвала Тоби и велела ему как можно скорее привести мистера Перси.
Тот примчался через три минуты. Сасси провела его в гостиную, где сидела Мэри, глядя прямо перед собой невидящим взором. В руках у нее по-прежнему была алая роза. Обнаружив, что Перси спокойно стоит рядом с ее креслом, она подумала: разве не такая же сцена разыгралась в этой комнате несколько лет назад, когда точно так же лучи падали на светлые волосы Перси, оставляя в тени его лицо?
– Майлз уехал, – сказала Мэри. – Он вернулся во Францию, к своей Мариетте и Коммунистической партии.
– Знаю. Он заходил ко мне перед отъездом. Олли тоже знает. Мэри нахмурилась, с обидой глядя на него.
– И ты не предупредил меня?
Перси вздохнул и присел на корточки рядом с ее креслом.
И вновь Мэри показалось, что и эта сцена уже была в ее жизни. Тут она вспомнила, что Перси подошел к ней и присел рядом с этим самым креслом в тот вечер, когда огласили завещание отца. И сейчас, как тогда, выражение его лица оставалось невозмутимым. Он потрогал один из лепестков.
– Это оставил Майлз? Мэри едва заметно кивнула.
– Значит, ты должна простить его.
Она прошептала:
– Он умрет во Франции. И больше никогда не вернется домой. А теперь мне придется рассказать об этом маме. – В глазах девушки засверкали слезы. – Ты обещал отговорить его от этого шага.
– Я обещал попробовать, Цыга... Мэри, но Майлз уже давно все решил, и умом, и сердцем. Он возвращается к женщине, которая сделает его счастливым.
– Майлз должен был остаться здесь. – Внезапный приступ гнева заставил Мэри выпрямиться в кресле и сердито смахнуть слезы с глаз. – Он нам нужен. И сейчас больше, чем когда-либо. Майлз постоянно увиливал от ответственности перед семьей.
Перси хлопнул ладонью по ручке кресла и встал.
– Ты несправедлива к нему и сама это знаешь.
В груди Мэри поднималось раздражение. Ей не следовало приглашать Перси.
–Я всего лишь хочу сказать, – проговорила она, – что Майлз мог бы задержаться, по крайней мере на несколько месяцев, чтобы помочь Сасси ухаживать за нашей матерью. Мама была бы очень рада.
– Майлз считал, что у него нет этих нескольких месяцев.
– Тем более ему следовало провести их с матерью.
– Понятно... – задумчиво протянул Перси.
Мэри скрипнула зубами.
– Что тебе понятно, Перси? Что тебе понятно такого, чего не понимаю я?
Похоже, ее негодование не произвело на него ни малейшего впечатления.
– Если бы твоя мать позволила тебе подменить Сасси, ты бы согласилась?
– Речь не об этом. Ты же знаешь, что мама не позволяет мне заходить к ней в комнату.
– Но... если бы она передумала? Кому бы ты отдала предпочтение – матери или Сомерсету?
– Ты опять за свое, верно?
– Я всего лишь пытаюсь доказать тебе, что Майлз имеет такое же право выбора, как и ты.
Окончательно разозлившись, Мэри отвернулась к камину. Бабье лето закончилось. Наступила холодная осень, но сейчас Мэри чувствовала себя так, что и в жаркий летний день ей не помешало бы тепло камина. Перси дал ей понять, что Майлз имеет ровно такое же право быть эгоистом, как и она. Им никогда не преодолеть расхождений во взглядах. С каждым днем она все больше убеждалась в этом. Не оборачиваясь и обхватив себя руками, Мэри сказала:
– О том, что случилось с моей матерью, я сожалею больше, чем ты можешь себе представить, но никто из нас не мог предвидеть, как она отреагирует на завещание отца. Если бы папа заранее знал об этом, он мог бы устроить все по-другому, но такого он и представить себе не мог.
– Не мог? Тогда почему он попросил Эммита вручить ей это?
Мэри резко развернулась. Перси протягивал ей красную розу, держа ее так, словно разворачивал красную тряпку перед быком. Мэри выхватила цветок у него из рук.
– Это – личное дело Толиверов! Пожалуйста, уходи, Перси. Прости, что заставила тебя прийти.
–Мэри, я...
– Уходи!
– Мэри, ты устала и измучилась. Пожалуйста... давай поговорим спокойно…
– Нам не о чем разговаривать. У нас слишком мало общего. Я хочу, чтобы меня любили не вопрекитому, кто я есть, а за это– что, похоже, невозможно.
– Мне плевать на то, что возможно, а что нет. – К лицу Перси прилила кровь. – Я люблю тебя, и все. Расхождения во взглядах не имеют никакого значения.
– Для меня имеют. Наша сделка отменяется! – Мэри выскользнула в коридор. – У тебя идет кровь, – бросила она через плечо. На пальце у Перси она заметила капельки крови – он укололся о шипы розы. – Прошу тебя, займись своими ранами, а я буду заниматься своими.
Перси беспомощно протянул к ней руки.
– Мэри...
Она с болью в сердце взлетела по лестнице. До нее донесся щук закрывающейся двери, и с ним умерла ее последняя надежда на их счастливое будущее.
На следующий день Мэри получила коробку из цветочного магазина, в которой оказалась одна-единственная алая роза на длинном стебле. К ней была приложена записка от Перси, которая гласила: «Прости меня. Я вел себя, как последний дурак, подняв этот щекотливый вопрос в такой момент. Ты нуждалась в утешении, а не в критике. Мне очень жаль, что я не сумел продемонстрировать тебе любовь, которая живет в моем сердце».
Мэри ответила ему последней белой розой из их сада, сопроводив подарок коротким посланием: «Не стоит просить прощения за то, что ты высказал правду такой, какой она тебе представляется. Это лишь доказывает, что между нами существуют непреодолимые противоречия».
Она ожидала, что Перси примчится к ней домой или на плантацию, чтобы опровергнуть это утверждение, но его «пирс-эрроу» так и не появился. Вечером от Олли она узнала, что Перси уехал из города по делам.
– Вот как? – Это известие поразило ее в самое сердце. Они с Олли болтали на веранде, где он застал ее одиноко сидящей в кресле-качалке после того, как домашние отправились спать; эти часы всегда были для Мэри самыми тягостными. – Он ничего мне не сказал.
– На то была веская причина. Перси отправился в Орегон. Компания приобрела там участок строевого леса, но местные лесорубы чем-то недовольны. Они – крутые ребята, но Перси с ними справится. Он не хотел, чтобы ты беспокоилась, но я решил, что ты должна об этом знать.
Милый Олли... Должно быть, он прослышал об их размолвке и решил, что его жертва оказалась напрасной.
– Спасибо тебе, – сказала Мэри.
После ухода Олли она погрузилась в уныние. Сейчас ей отчаянно хотелось вновь сунуть ладошку в руку отца...
На следующей неделе она получила коротенькое письмо от Люси.
«...Я подумываю о том, чтобы после окончания учебного года вновь подать заявление на место учителя в Беллингтон-холле, если эта старая карга Пибоди согласится меня принять. Как ты, должно быть, слышала (и предрекала), Перси отправил меня восвояси. Он любит другую и, по его словам, любил ее всю жизнь. Ты не знаешь, кто она? Нет, не говори мне, я не хочу знать. Иначе я умру от ревности. Наверное, она – средоточие всех тех качеств, которые, по твоим словам, он обожает в женщине. Я удивляюсь тому, что ты ни разу не сказала мне о ней, иначе я бы не питала напрасных надежд. Хотя ты и пыталась переубедить меня. Скорее всего, мы больше никогда не встретимся, если только судьбе не будет угодно, чтобы наши пути вновь пересеклись. Всего наилучшего. Люси».
Мэри сложила письмо со смешанным чувством облегчения и вины. Если только они с Перси не поженятся, что теперь было маловероятно, ее бывшая соседка по комнате никогда не узнает о том, что Мэри и есть та самая женщина, которую Перси любил всю жизнь. Впрочем, все, что ни делается, – к лучшему. Иначе Люси не сомневалась бы в том, что Мэри намеренно лгала ей, и прожила бы остаток жизни в твердой уверенности, что ее предали.
Перси вернулся через несколько недель и прислал записку. Мэри жадно прочла ее, надеясь, что он назначит время, когда заглянет к ней, но послание, написанное мелким, летящим почерком, лишь уведомляло ее о том, что он благополучно вернулся домой и, скорее всего, будет занят неотложными делами еще какое-то время. Испытывая острое разочарование, Мэри не смогла сдержать иронический смешок. Теперь Перси узнает, что это такое – с головой погрузиться в семейный бизнес.
Еще через несколько дней на него свалилась дополнительная ответственность – Джереми серьезно повредил голову. Перси пришлось взять на себя управление компанией. Мэри с сожалением вынуждена была признать, что Перси вряд ли смог бы выкроить для нее время, учитывая его занятость и ее напряженный н непредсказуемый график. Словом, вышло так, как они и хотели, – оба получили возможность понять, смогут ли они жить друг без друга. Стало очевидно, что смогут.
К середине ноября деловая активность в Сомерсете замерла. Распаханные поля лежали под снежным покрывалом, и арендаторы вместе с Мэри получили долгожданную передышку. Она отклонила приглашения Уориков и ДюМонтов на обед по случаю Дня благодарения, надеясь, что сможет уговорить мать сойти вниз и попробовать фаршированную индейку со всеми полагающимися специями и гарниром, приготовленную Сасси. Но Дарла отказалась, поэтому Мэри, Сасси и Тоби съели праздничный обед на кухне, отправив наверх матери поднос с ее порцией.
Приближалось Рождество, столь же унылое и безрадостное. Перси, время от времени присылавший Мэри коротенькие записки (телефона у Толиверов не было), пригласил ее на рождественский бал в загородном клубе, но она отказалась наотрез, написав, что ей просто нечего надеть. «Мне все равно, даже если ты наденешь мешок из-под картошки, – написал он ей в ответ четким и резким почерком. – Для меня ты самая красивая девушка на свете ».
Олли заставил ее согласиться на маленькую церемонию в сочельник.
– Я не приму отказа, – заявил он. – Мы с Перси заглянем к тебе накануне Рождества с подарками и шампанским. Так что надень лучшее выходное платье, крошка Мэри, и попроси Сасси приготовить ее замечательные крекеры с сыром. В восемь часов будет удобно?
Мэри распорядилась насчет крекеров с сыром и даже украсила маленькую елочку в гостиной. Готовясь к праздничному вечеру, она сделала маникюр и долго отмокала в горячей, благоухающей ароматическими солями ванне. Она надела то самое платье из темно-зеленого бархата, в котором Ричард Бентвуд впервые поцеловал ее под омелой, и с помощью Сасси уложила чисто вымытые сверкающие волосы в высокую прическу. У матери Мэри одолжила жемчужные сережки и ожерелье и, подойдя к зеркалу, чтобы оценить результаты трудов, едва узнала свое отражение.
Аналогичный казус случился с Олли и Перси.
– В чем дело? – рассмеялась Мэри, открыв дверь и увидев изумление на лицах друзей. – Вы что же, никогда не видели девушку в бальном платье?
Мэри сделала вид, что не замечает их пристальных изучающих взглядов, – Перси старательно сохранял невозмутимость, а на лице Олли явственно читалось восторженное благоговение. Испытывая неловкость и чувствуя себя оленихой, из-за благосклонности которой два самца готовы вот-вот сойтись в схватке, Мэри старательно избегала их внимания, поскольку недостаток опыта не позволял ей справиться со щекотливой ситуацией.
– Олли, какой ты внимательный! – воскликнула она, развернув его подарок – изящный серебряный карандашик, стилизованный под дамскую брошь. – Ты вспомнил о том, что я постоянно оставляю свои вещи где попало. – Мэри вынула карандашик из чехла. – Теперь я постараюсь не потерять эту прелесть. – Она поднялась с кресла, чтобы поцеловать друга в круглую румяную щеку.
Перси презентовал ей кожаные дамские перчатки, изящные, но в то же время очень прочные. Скрытый подтекст этого подарка заставил ее вспыхнуть.
– Я очень ценю твою заботу, Перси, но они слишком хороши, чтобы использовать их по назначению.
За манжету одной из перчаток была вложена записка, но Мэри притворилась, что не замечает ее. Она прочтет ее потом, когда не будет ощущать на себе пристального взгляда Перси.
– Напротив, для твоих рук они недостаточно хороши, – сказал он и так посмотрел на нее, что у Мэри сердце замерло в груди, когда она наклонилась к нему, чтобы поцеловать в щеку, как н Олли.
В свою очередь Мэри подарила Олли томик стихов Оскара Уайльда, его любимого писателя, а Перси получил иллюстрированную энциклопедию североамериканских деревьев.
Когда вечер закончился, девушка проводила гостей до двери, причем Перси явно хотел остаться и перемолвиться с нею словечком наедине.
– Жаль, что тебя с нами не будет, – сказал Олли.
– Быть может, в следующем году.
Мэри улыбнулась, стараясь, чтобы друзья не догадались о том, как ей одиноко. Они направлялись к Олли, где Абель устраивал ежегодную рождественскую вечеринку для друзей с женами и детьми. Мэри казалось, что прошло уже много-много лет с тех пор, как ее собственная семья – мать, закутанная в меха, и она сама в белой лисьей шубке и шапочке в тон – взявшись за руки, шагала на вечеринку, а потом возвращалась домой, распевая «Тихую ночь»[11]11
«Тихая ночь» – известная рождественская песенка-колядка, написанная на стихи австрийского поэта Иозефа Мора.
[Закрыть] под усыпанным яркими звездами небом.
– Ловим тебя на слове, Мэри, – произнес Перси, и она вдруг обнаружила, что жалеет о том, что он не назвал ее старым ненавистным прозвищем.
После того как они ушли, Мэри несколько мгновений стояла у двери, прижавшись к ней спиной и вслушиваясь в их разговор, пока они удалялись по подъездной дорожке. А потом, подавленная и расстроенная, вернулась в гостиную, поворошила угли в камине, чтобы они быстрее прогорели, и отнесла остатки шампанского на кухню, где и вылила его в раковину.
Собрав подарки, Мэри поднялась к себе в комнату, села у окна и развернула записку Перси. При свете луны она прочла: «Для рук, целовать которые я хочу всю жизнь. С любовью, Перси».
Глава 17
– Ваша матушка хочет видеть вас, мисс Мэри.
Сидя за столом отца, Мэри подняла голову и удивленно выгнула брови. Она считала расходы и прибыль на предстоящий год. Было первое января 1920 года.
– Мама хочет меня видеть? Зачем?
Сасси передернула плечами.
– Не спрашивайте меня об этом. Ваша матушка сидит в постели, красивая как картинка. Сегодня утром она сама приняла ванну и расчесала волосы. Она хочет, чтобы я помогла ей одеться, потому что собирается сойти вниз после того, как поспит днем.
Ощутив прилив робкой надежды, Мэри поднялась из-за стола, бросив взгляд на часы, стоявшие на каминной полке. Если мать затеяла очередную игру, то на это положительно нет времени. В полдень назначена встреча с Джервисом Ледбеттером, соседом-плантатором, и к тому времени она должна иметь все цифры наготове. Но если кризис и впрямь миновал...
Мэри загнула уголок страницы в бухгалтерской книге.
– Что на нее нашло, как по-твоему?
– Не знаю, мисс Мэри. Но она что-то задумала, я вижу это по ее глазам.
– Не представляю, что могло случиться такого, о чем нам неизвестно. Вот уже больше года она никуда не выходит и никого не принимает. Или мама получила письмо от Майлза?
– Если и получила, то принесла его не я.
Мэри похлопала Сасси по плечу.
– Пойду узнаю, чего она хочет. Принеси нам кофе, хорошо? И это случайно не булочками с корицей у нас пахнет, а? Если да, то положи парочку на тарелку, может, мама захочет их съесть.
– Вы попали в самую точку. Сегодня к обеду я ждала мистера Олли, а вы-то знаете, как он любит мои булочки с корицей. – Сасси негромко рассмеялась, выходя вслед за Мэри в коридор. – Вот человек, для которого я бы готовила с дорогой душой. Для мистера Перси тоже, хоть он и не получает от еды такого удовольствия, как мистер Олли.
Мэри предпочла промолчать. Намеки Сасси на то, что ей давно пора выйти замуж, становились все более прозрачными. И поскольку Перси очень редко заходил к ним, верная экономка перестала смотреть на него как на потенциального жениха.
Поднимаясь по лестнице, Мэри думала о Перси. Как всегда, при мысли о нем у нее защемило сердце. Неужели он действительно потерял к ней интерес? Или он рассчитывал, что одиночество рано или поздно заставит ее броситься к нему в объятия? А может, его отсутствие означает, что он смирился? Каждый день Мэри вспоминала слова, которые он написал в записке, вложенной за манжету ее рождественского подарка.
Перед тем как постучать в комнату матери, Мэри замешкалась, страшась вновь услышать скрипучий утомленный голос, произносящий: «Войдите!» – с чего начиналась каждая их тягостная встреча. Всякий раз в тоне матери звучало нескрываемое раздражение. Достаточно было посмотреть, как справлялся со своей бедой Олли, чтобы испытать презрение к Дарле. Олли ни за что на свете не потерпел бы жалости к себе и не стал бы таить обиду на судьбу. После недолгой госпитализации в Далласе он вернулся к работе в конторе «Универсального магазина ДюМонта», орудуя отделанными серебром и ониксом костылями с таким видом, словно они были модным аксессуаром к его потрясающему гардеробу.
– Войдите! – откликнулась на ее стук Дарла звонким и сильным голосом.
Мэри с удивлением приоткрыла дверь и осторожно заглянула внутрь.
– Мама... ты выглядишь замечательно, – с изумлением произнесла она.
Почти сразу же Мэри поняла, что «замечательно» – не самое подходящее слово. Она сомневалась, что мать когда-нибудь будет выглядеть замечательно после столь длительного надругательства над собственным здоровьем. Но сегодня, опираясь спиной на чистые подушки, вымытая, причесанная и одетая в прозрачный пеньюар, Дарла выглядела свежей и отдохнувшей. Мэри подошла к кровати.
– По какому случаю праздник? – осведомилась она, удивленная тем, что в отмытых от пота и жира волосах матери серебрились седые пряди.
Дарла рассмеялась, легко и естественно – Мэри уже несколько лет не слышала ее смеха – и слабо взмахнула рукой, показывая на окна. Сасси раздвинула портьеры, впустив в комнату тусклое январское солнце.
– Новый год – вот что за праздник. Я хочу встретить его, выбраться из постели, выйти из комнаты. Я хочу подышать свежим воздухом и ощутить солнечные лучи у себя на лице. Я хочу вновь почувствовать, что живу. Как по-твоему, еще не слишком поздно, Мэри, моя заинька?
Моя заинька.Прошло четыре года с тех пор, как мать называла ее так в последний раз. У Мэри перехватило дыхание.
– Мама, – печально пробормотала она.
Подобные перепады настроения и обещания начать новую жизнь уже случались, и все они имели целью обрести свободу передвижения по дому и получить доступ к спрятанной где-нибудь бутылке.
– Мэри, я знаю, ты настроена скептически. – Дарла быстро наклонила голову, окинув дочь ласковым взглядом. – Ты думаешь, что я хочу выйти отсюда только для того, чтобы отыскать выпивку, но, откровенно говоря, я сейчас не представляю, как это можно сделать. Я... всего лишь хочу вновь ощутить себя женщиной, дорогая.
Стоя в изножье кровати, Мэри крепко зажмурилась, стараясь сдержать непрошеные слезы. Дорогая.Она поразилась тому, как, оказывается, соскучилась ее душа по ласковым словам.
– Ох, дорогая, я все понимаю... – Дарла откинула покрывали и опустила тонкие ноги на пол. – Да, я знаю... знаю, – ворковала она, неуверенно приближаясь к Мэри. – Иди к своей мамочке, дорогой мой ребенок.
Она протянула руки, и Мэри прильнула к ней, позволяя ласкать и гладить себя, как будто вернулась после детских игр с расцарапанной коленкой. Она отчаянно прижималась к матери, всей душой впитывая утешение и заботу, пусть даже какая-то часть сознания отстраненно предупреждала ее о том, что Дарла могла затеять очередную игру с пока еще неясными целями.
Тем не менее Мэри взяла мать за руку и спросила:
– Чего ты хочешь, мама? Что бы ты хотела сделать такого, что доставило бы тебе удовольствие?
– Ну, для начала я хотела бы прогуляться по дому, чтобы вернуть силу ногам. А потом, пожалуй, я хотела бы помочь Тоби в саду и на огороде. Сасси сказала мне, что пора сажать картошку.
Мэри не сводила с нее глаз. Неужели Дарла забыла, что огород отдал свою последнюю бутылку бурбона четыре года назад, когда Тоби наткнулся на нее с тяпкой?
Дарла, похоже, поняла, о чем думает дочь, и сжала ее руки.
– Не волнуйся, дорогая. Я знаю, что там больше нечего выкапывать. Я просто хочу вновь посадить что-нибудь в землю. Уверена, моя помощь пригодится Тоби.
– Но ты же знаешь, что кто-нибудь должен все время находиться рядом с тобой, – мягко напомнила ей Мэри.
– Да. В таком случае Тоби может наблюдать за мной в саду по утрам, а потом, после обеда, я буду отдыхать, и он сможет запереть меня, как обычно. А после полудня в гостиной меня будет охранять Сасси. Я бы хотела посидеть там и почитать что-нибудь. Мы по-прежнему выписываем «Домашнюю собеседницу»?
Мэри поморщилась, но в тоне Дарлы не было мстительной жестокости. Напротив, она постаралась задать вопрос небрежно, так, как в прежние годы, за завтраком, спрашивала у членов семьи об их планах на день.
– К сожалению, нет, не выписываем. Но мы сохранили старые журналы. Не было смысла продлевать подписку...
Она затаила дыхание, ожидая увидеть, как золотистые глаза Дарлы вспыхнут презрением от столь жалкого оправдания, но мать ограничилась тем, что сказала:
– Разумный поступок, поскольку этот журнал читала я одна. Я знаю, что мы бедны. Так что нет смысла тратить деньги на ненужные вещи. – Она убрала руки. – Не стану спрашивать, как идут дела на плантации. Полагаю, настолько хорошо, насколько это вообще возможно, учитывая, что теперь там распоряжаешься ты. Наверное, большую часть времени ты проводишь в Сомерсете?
Мэри опять попыталась усмотреть в словах матери признаки былого негодования, но Дарла, похоже, задала вопрос из чистого любопытства. Пожалуй, она действительно вышла на волю из темницы уязвленного самолюбия.
– Да, мама. Мы готовим поля к весеннему севу.
– Не стоит отчаиваться из-за того, что тебе приходится столько времени уделять плантации. Когда вы с Сасси будете заняты, быть может, со мной посидит Беатриса. Я знаю, что она много раз предлагала свою помощь. Как она выглядит, кстати?
– Теперь намного лучше, ведь Перси вернулся домой и ей больше не нужно носить траур.
– Я всегда считала, что это лишь способ вызвать к себе сочувствие. Мы все отправили сыновей на войну. Но я все равно с радостью увижусь с ней. Ты сможешь договориться о встрече уже завтра? Я хочу, чтобы Беатриса кое-что для меня сделала.
И она кокетливо склонила голову к плечу, как не умел делать больше никто, открывая дверь в хранилище воспоминаний и в пропасть отчаяния.
– Быть может, я смогу тебе помочь? – осторожно поинтересовалась Мэри, подозревая худшее.
Все жители города, включая Уориков, сделали внушительные запасы спиртного перед принятием сухого закона, который запрещал приобретение и продажу алкоголя с полуночи 16 января.
И вновь Дарла разгадала подоплеку ее вопроса. Она взмахнула рукой, больше похожей на птичью лапку.
– Глупая девчонка, я вовсе не намерена просить у Беатрисы бутылку, если именно это тебя беспокоит. Нет, я хочу, чтобы она помогла мне организовать вечеринку.
– Вечеринку?
–Да, моя заинька. Ты помнишь, что будет в начале следующего месяца? – Дарла весело захихикала, увидев, как на лице Мэри проступает изумление. – Да, дорогая, твой день рождения! Или, ты думаешь, я забыла? Мы устроим что-нибудь простое, но элегантное, пригласим Уориков, Абеля и Олли, и даже Уэйтов, если хочешь. Я не видела мальчиков уже целую вечность, тебе не кажется?
– Да, мама, – негромко ответила Мэри. – Ты не видела их уже несколько лет. – Разумеется, она не забыла дату своего дня рождения. Ей исполнится двадцать, и всего год будет отделять ее от того дня, когда она станет полновластной хозяйкой Сомерсета. На лестнице послышались шаги экономки и звон фарфоровой посуды. – Сасси несет нам кофе и булочки с корицей. Давай устроим посиделки, как в прежние времена, и обсудим то, что ты задумала?
– Давай! – Дарла радостно захлопала в ладоши. – Но я не могу обсудить с тобой все, что я задумала, крошка Мэри. Я хочу сделать тебе сюрприз, чтобы ты не сомневалась в том, что я по-прежнему люблю тебя.
Спустя некоторое время, возвращая поднос с кофе на кухню, Мэри спросила:
– Ну и что ты об этом думаешь, Сасси?
– Она притворяется, мисс Мэри. Я знаю вашу матушку, и точно так же, как ревматизм говорит мне, что скоро будет дождь, мой внутренний голос подсказывает, что она что-то задумала.
А вот Мэри была далеко не так уверена в этом. Дом, сад и огород, беседка, каретный сарай и навес для инструментов были тщательно обысканы. Разумеется, мать может надеяться, что они пропустили пару бутылок, но если бы дело было только в этом, то она наверняка бы попыталась встать с кровати раньше. Побег вообще исключался. У Дарлы не было ни денег, ни возможности их получить, да и пойти ей было некуда, даже если бы у нее достало сил на столь отчаянное предприятие. Зато она, похоже, совершенно искренне раскаивалась в своем поведении и намеревалась искупить свою вину,
– Вы обратили внимание, что с каминной полки исчезли все фотографии, за исключением снимка мистера Майлза в военной форме? – осведомилась Сасси.
– Обратила. Мама убрала их после того, как умер папа.
– До тех пор пока я не увижу на прежнем месте вашу фотографию, и снимок вашего папы, и фотопортрет всей вашей семьи, я не поверю ни единому ее слову.
Мэри задумчиво кивнула.
– Да, это будет свидетельством ее искренности, – согласилась она, сомневаясь в том, что им с Сасси доведется когда-либо вновь увидеть фотографии членов семьи, улыбающихся им с каминной полки в спальне матери.
