Текст книги "Знак розы"
Автор книги: Лейла Мичем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)
– Если и слышал, то благополучно забыл о ней.
– Расскажи ему, Амос.
Амос объяснил. Матт обратил внимание, что его адамово яблоко то и дело дергалось, – верный признак того, что старый поверенный взволнован до глубины души. Когда урок истории завершился, Матт сказал:
– Выходит, мой отец простил тебя. За что?
– За то, что я не любил его.
Матт медленно выпрямился в кресле.
– О чем ты говоришь? Ты любил моего отца до безумия.
– Да, да, так оно и было, – сказал Перси, – но это случилось через много лет после того, как он пришел в этот мир. Миновало время, когда моя любовь имела для него значение. Видишь ли, у меня было два сына. Одного я любил с самого начала. Второго – твоего отца – нет.
Оба мужчины растерянно смотрели на него. Их бокалы остались нетронутыми.
– Двасына? – хрипло проговорил Амос. – Что же случилось с первым?
– Он умер в возрасте шестнадцати лет от воспаления легких. Сейчас Вайатт лежит рядом с ним. Его фотография стоит на моем прикроватном столике. Мэри прислала ее мне в день своей смерти.
– Но... но это же... Мэттью ДюМонт, – запинаясь, с трудом выговорил Матт.
– Правильно, сынок. Твой тезка. Мэттью был нашим с Мэри сыном.
За его спокойными словами последовало изумленное молчание, которое нарушили робкий стук Грейди и голос Перси:
– Войдите.
Слуга осторожно, на цыпочках, вошел в гостиную, словно в палату тяжелобольного, и опустил на стол поднос, от которого исходил божественный аромат. На нем стояли тарелка с закусками и магнитофон. Когда Грейди удалился, Перси повернулся к своей будто громом пораженной аудитории. Матт выглядел так, словно у ног его разверзся ад.
– Лучше поешьте, ребята, пока слойки с сыром, которые испекла нам Саванна, не остыли, – сказал Перси. – Ночь будет долгой.
– Дед, – наконец заговорил Матт, – думаю, пришло время выслушать твою историю.
– Я думаю, что пришло время рассказать ее, – ответил Перси и нажал кнопку на магнитофоне.
Глава 70
Люси повесила трубку и повернулась к Бетти.
– Да, мэм?
– Забудь о десерте и кофе, Бетти. Принеси мне бренди.
– Что-нибудь случилось?
– Без сомнения. Мой супруг умирает.
– Ох, мисс Люси!
– Как он мог?– Люси гневно стукнула об пол тростью. – Как он мог?– Удар. И еще один. И еще.
– Но, мисс Люси! – Бетти в изумлении уставилась на хозяйку. – Может быть, его никто и не спрашивал.
– Этого не может быть! Он не должен отказываться жить дальше из-за этой женщины.
– Какой женщины?
Люси прикусила язык. Она повела плечами, успокаиваясь, и перестала стучать тросточкой об пол.
– Бренди, Бетти. Немедленно.
– Уже несу.
Люси сделала глубокий вдох. Ее сердце колотилось о ребра, как птичка в клетке, но, Боже мой, разве когда-нибудь было иначе, когда дело касалось Перси? Она уже начала бояться звонков Ханны, но при этом была благодарна подруге за полученные сведения. Ханна не могла сложить разрозненные кусочки головоломки, но, слава Богу, это могла сделать Люси. Ханна передавала, а она складывала. По тем крохам информации, что подруга присылала на протяжении многих лет, а также оговоркам недалекой Саванны и сведениям, которые ей удавалось выудить у Матта, Люси прекрасно представляла себе, что происходит в Уорик-холле.
А сейчас там происходило нечто невероятное. Перси позволил Мэри даже из могилы отнять у себя те немногие годы жизни, что ему еще оставались. Проклятая плантация все-таки прикончит Уориков! Как смелаэта женщина оставить Сомерсет Перси вместе с висящим над ним проклятием? Да-да, именно проклятием, потому что злой рок уничтожал всех, кто владел ею. О чем только думалаМэри, подвергая Перси такой опасности? Неужели она не понимала, что окончательно рассорит всех? И теперь горечь поражения пожирала Перси изнутри. Он-то надеялся увидеть, как Матт и Рэйчел поженятся, продолжив путь, с которого сошли он и Мэри.
Ну и, разумеется, Мэри рассчитывала, что он оправдает ее доверие, да пошлет Господь ее душу в ад.
Но все-таки Люси пребывала в растерянности. Мэри могла быть упрямой, но в нелогичности и слабоумии ее никак нельзя было упрекнуть. Почему бы не продать плантацию вместе с остальными своими фермами? Зачем взваливать на Перси еще и эту ношу? Зачем продавать все свои активы, а особняк завещать Обществу охраны памятников?
Бетти поставила рядом с хозяйкой бокал с бренди.
– Мисс Люси, вы выглядите так, словно увидели привидение.
– Почти, Бетти... почти, – прошептала Люси, охваченная суеверным ужасом.
На нее снизошло озарение, словно ниспосланное самим Господом, и это при том, что к бренди она еще не притрагивалась.
«Ах ты, Мэри Толивер, старая хитрая сволочь. Теперь я понимаю, почему ты так поступила. Ты спасла Рэйчел от нее самой, чтобы она не стала такой же, как ты. Ты увидела, каким путем она пошла, и лишила ее средств добраться до пункта назначения. В кои-то веки ты полюбила кого-то больше своей треклятой плантации. А ведь я угадала, провалиться мне на этом месте!»
Но, по своему обыкновению, Мэри опоздала. Слишком поздно она спохватилась. Матт говорил, что она умерла через несколько часов после того, как передала дополнение к завещанию Амосу, и до того, очевидно, как успела объяснить свои мотивы Рэйчел. И ее благие намерения стали бомбой, которая взорвалась, сея вокруг хаос и разрушения. Рэйчел возненавидела ее, поссорилась с Маттом, а Перси уже стоял одной ногой в могиле, и все из-за нее. Мэри окончательно погубила его жизнь, и теперь внучка Мэри – если кто-нибудь не прочистит ей мозги – собиралась разрушить жизнь Матта.
Люси взяла бокал с бренди, чувствуя, как ее душит ярость. Проклятье, но ведь она с самого начала знала, что этим все и кончится.
Бренди растекалось по жилам, согревая ее, смягчая гнев и печаль. Еще никогда Люси не чувствовала себя такой одинокой. Если бы только она могла встретиться с этой девчонкой, то усадила бы ее напротив и рассказала бы ей всю правду, без прикрас, о ее двоюродной бабке и этой плантации... правду, которая освободила бы ее и позволила ей выйти замуж за Матта. Но что она может сделать, сидя здесь, в золоченой клетке, в ссылке, в которую отправилась добровольно?
Глава 71
...Ты вошел в нашу жизнь после того, как наша история состоялась... и мы жили с ее последствиями, сказала Мэри, и теперь Амос понял, что она имела в виду. Перси закончил свой рассказ. В комнате повисла гнетущая тишина, которую нарушил лишь мелодичный перезвон часов на каминной полке, пробивших девять вечера. Прошло два часа. Запотевшее ведерко со льдом стояло на стойке бара рядом с бутылкой виски, оставшейся практически полной, если не считать двух бокалов, налитых ранее. Закуски остыли, и к ним никто так и не притронулся.
Перси рассказывал о своем прошлом и о Мэри спокойным, ровным голосом заключенного, приговоренного к смертной казни, не пропуская ни одного события с того самого дня, как все началось, – с того дня, как Мэри унаследовала Сомерсет. Амос видел, как на лице Матта отражается вся гамма охвативших его чувств и как у него едва не остановилось сердце, когда он узнал, какую страшную рану получил на войне Олли. Услышав о том, как Перси избил сына в лесной хижине, Матт, похоже, представил себя на его месте. Что ж, по крайней мере, теперь они знали, что Мэттью – это не просто имя на могильном камне, Люси – не просто старая карга, бросившая мужа в приступе климактерического бешенства, а Вайатт – не просто непокорный сын, не оправдавший ожиданий отца. Теперь они знали, почему Мэри завещала Сомерсет Перси.
Перси выключил магнитофон, и громкий щелчок возвестил окончание длинного романа. Амос принялся разминать затекшие мышцы ног.
– Значит, именно эту историю Мэри собиралась рассказать Рэйчел?
– Да. – Перси посмотрел на внука, и по его щекам протянулись две серебристые дорожки. – О чем ты думаешь, или, точнее, что подсказывает тебе сердце, Матт?
– Слишком много, чтобы выразить словами.
– С тобой все в порядке?
– Со мной все нормально, дед. Просто мне... невыносимо грустно. Мой отец был настоящим мужчиной, верно?
– Да. Он был лучшим из лучших.
– Ты собираешься развестись с Габби?
– Нет, конечно.
– Знаешь, а ведь она до сих пор любит тебя.
– Знаю.
Матт откашлялся, вытер глаза и приложил к виску ладонь, отдавая деду честь, – на большее его пока что не хватает, подумал Амос, и тут Перси развернулся к нему.
– А ты что скажешь, старый дружище?
Амос встряхнулся, приходя в себя. Сняв очки, он извлек из нагрудного кармана платочек и принялся тщательно протирать стекла.
– Боже мой, с чего же начать? – Он думал о Мэри – чувственной, красивой Мэри – и о ее жизни после Перси. Как она смогла соблюсти целибат? Как она могла хранить верность Олли, даже если тот был исключительным человеком? Как она жила с осознанием того, что Мэттью умер, так и не узнав, что его отцом был Перси?
– Полагаю, – начал Амос, водружая очки на нос, – что в первую очередь меня беспокоит проклятие, о котором упомянула Мэри в последний день своей жизни. Я-то думал, что она просто была не в себе, потому что, – по его губам скользнула полная самоиронии улыбка, – мне не доводилось слышать о проклятии Толиверов. А разгадка все это время содержалась в «Розах» – ее можно найти в генеалогическом древе. Я не сумел связать малочисленность отпрысков с неспособностью правящего Толивера произвести потомство на свет.
Перси с трудом выбрался из кресла и принялся собирать бокалы. Амосу показалось, что он вновь полон сил и энергии, как старый пожарный насос, у которого прочистили трубы.
– Не просто произвести, а еще и сохранить детям жизнь, – уточнил Перси. – Мэри тоже пренебрежительно относилась к проклятию, пока собственный опыт не уверил ее в обратном.
Амос задумчиво провел рукой по щеке.
– И Мэри убедила себя в том, что единственный способ спасти Рэйчел от бездетного будущего – продать или передать в другие руки все, имеющее хотя бы отдаленное отношение к наследству Толиверов.
– Я в этом не сомневаюсь.
Матт сунул руку во внутренний карман пиджака.
– Боюсь, план Мэри не увенчался успехом. Полагаю, тебе известно, что это такое, дед. – Взяв свой бокал с виски, он другой рукой передал Перси копии писем, сделанные Рэйчел. – Как ты правильно угадал, Рэйчел не заинтересована в восстановлении отцовской собственности. Она хочет обменять ее на Сомерсет. У тебя есть неделя, чтобы сообщить ей свое решение, а потом она собирается выдвинуть против тебя обвинение в мошенничестве.
– Уверен, Мэри не предполагала, что когда-нибудь твое письмо обернется для тебя такими неприятностями, Перси, – произнес Амос настолько мягко, насколько позволяло ему собственное отношение к совершенной Мэри невероятной глупости.
Перси взял письма, вернулся в свое кресло и быстро пробежал их глазами.
– Боюсь, что предполагала. Вот почему она хотела уничтожить его вместе с остальными. Насколько они опасны, Амос?
– Мне нужно более подробно ознакомиться с ситуацией, но, на первый взгляд, они способны причинить существенный вред.
Следующий вопрос Перси адресовал Матту.
– Ты полагаешь, что нет никакой возможности усадить Рэйчел передо мной, чтобы она выслушала историю, которую я только что рассказал?
– Боюсь, что нет. Она свято верит в свою версию событий и слишком уж хочет получить Сомерсет обратно.
– Несмотря на то, что она любит тебя?
– Боюсь, Сомерсет она любит больше.
Своим возгласом «Ага!» Перси умудрился выразить глубочайшее понимание и сочувствие. Он вновь обратил внимание на Амоса.
– Не может ли правда стать лучшей защитой от них? – Он постучал пальцем по письмам. – Архивные данные покажут, что продажа земли обеспечила Уильяму финансовое будущее. – Кода Амос открыл рот, собираясь ответить, Перси приподнял руку, показывая, что еще не закончил. – Кроме того... не будем забывать о том, что Уильям в юном возрасте предпочел сбежать от ответственности за семейный бизнес и так и не вернулся. В результате же моей покупки он унаследовал целое состояние, как и Рэйчел, кстати. Вот я и спрашиваю: в чем же преступление? Думаю, суду будет трудно удовлетворить притязания Рэйчел, исходя только из того, что Мэри пренебрегла пожеланиями своего брата.
Амос неловко поерзал на стуле. Неужели Перси забыл о вреде, который понесли Толиверы из Кермита, поскольку верили в то, что отец Уильяма был исключен из завещания Вернона Толивера? Если адвокаты Рэйчел поднимут этот вопрос – а они непременно это сделают, – то этот довод потеряет всякий смысл. Перси озвучил несколько здравых замечаний, но их можно оспорить.
– То, что ты сказал, Перси, вполне годится для защиты, – заметил Амос, но в его голосе слышалось зловещее «однако». – Нельзя исключать и того, что желание Рэйчел заполучить отцовскую землю любой ценой суд сочтет жадностью, учитывая более чем щедрую компенсацию, которую она получила от своей двоюродной бабки...
– Но? – осведомился Матт.
– Но ее адвокаты возразят, что в момент продажи Мэри действовала исключительно в интересах собственного супруга, а никак не Уильяма. Она обеспечивала настоящее, а не будущее. Тот факт, что впоследствии Уильям унаследовал плоды твоей благотворительности, будет оспорен как не имеющий отношения к сути дела. Это не окажет никакого влияния на то, в каком свете они выставят случившееся. Мэри сознательно продала землю, продавать которую не имела права, а ты сознательно приобрел ее... самое обыкновенное мошенничество налицо.
Матт закашлялся, и на его лице отразилась боль.
– Позволь мне пробить очередную брешь в твоей обороне, дед. Твое заявление о том, что Уильям сбежал от своих обязанностей, может быть нейтрализовано тем, что его дочь все-таки вернулась и приняла на себя его обязательства.
Амос одобрительно кивнул, подтверждая сказанное, и нанес новый удар по воздушному шару Перси.
– И тебя будут спрашивать, почему ты просто не далденег Мэри и Олли, вместо того чтобы затевать эту незаконную сделку.
– Ну, здесь как раз все просто, – заявил Перси, небрежно отметая все возражения взмахом руки. – Я объясню правило, которого придерживались наши семьи. Ты знаешь его, Амос. Олли скорее позволил бы своему кредитору забрать у него магазин, чем взял бы у меня хоть цент.
– Суд сочтет такой поступок ничуть не менее бесчестным, чем получение денег от незаконной продажи собственности семилетнего мальчугана.
– Олли не знал, что сделка была незаконной.
– Зато ты и Мэри знали.
Плечи Перси поникли.
– Ты хочешь сказать, что нас загнали в угол, Амос?
– Твои аргументы выглядят неубедительно. – Амос в отчаянии погладил лысину ладонью. – На что ты надеешься, Перси? Чего ты хочешь?
Перси выпрямился в кресле, и его словно вырезанные искусным мастером черты потеплели от силы его внутреннего убеждения.
– Я хочу сохранить Сомерсет, не расплачиваясь за него собственностью у Сабины. Я хочу, чтобы Рэйчел отказалась от боя, вернулась домой и вышла замуж за Матта. Я хочу, чтобы она выращивала деревья вместо хлопка и была счастлива. Я хочу, чтобы она поняла намерения Мэри и простила ее. Вот чего я хочу и считаю, что у меня есть шанс добиться этого.
– Ты бредишь, дед.
– Может быть, и так, – пробормотал Перси.
Амос долго смотрел на Перси поверх очков.
– Рэйчел наняла Тейлора Сазерленда, чтобы он представлял ее. Ты знаешь его?
– Главным образом по его репутации. Блестящий адвокат.
– То есть Рэйчел собирает лучших.
– А на моей стороне будут правда и ты, Амос. – Заметив ужас, отразившийся на лице друга при намеке на то, что он будет в одиночестве защищать его, Перси добавил: – Можешь привлечь себе в помощь кого угодно. То есть если дело дойдет до суда.
– От всей души надеюсь, что ты даже не станешь рассматривать такую возможность, Перси, – заявил Амос. – Мы можем выстроить внушительную защиту, но на исход дела она не повлияет, а огласка тебя погубит. Средства массовой информации смешают твое честное имя с грязью, опорочат все, созданное тобой, не говоря уже о том, что от памяти Мэри ничего не останется. Ты действительно полагаешь, что драка того стоит? Мэри не хотела бы, чтобы ты закончил свои дни в судебной баталии с Рэйчел – и пострадал из-за того, в чем, предположительно, виновата она. Она бы умоляла тебя отдать Сомерсет, а дальше – будь что будет, в том числе и с будущим Рэйчел. Подумай и о Матте, о том подозрении, которое навсегда нависнет над ним.
Перси бросил взгляд на внука.
– Ты тоже так думаешь, Матт?
–Я не хочу, чтобы ты пострадал, дед. Вот моя единственная забота. Забудь о том, как это скажется на мне. Ты всегда говорил, что единственным судьей для настоящего мужчины является только он сам. Если он считает, что не сделал ничего дурного, то не имеет значения, что думают об этом остальные. Но мне небезразлично, что люди подумают о тебе, и я боюсь того, чем может закончиться для тебя судебное разбирательство.
– Если я отдам Сомерсет, мне будет еще хуже, сынок.
– Почему? – В голосе Матта прозвучал неподдельный ужас. – Рэйчел получает фабрику, а мы остаемся с плантацией. Никто не выигрывает. Я согласен с Амосом. Говорю тебе, отдай ей проклятую плантацию, и черт с ней. Пусть Сомерсет сожрет ее, как и всех Толиверов до нее.
Перси выразительно приподнял брови.
– Ты растерял свои чувства к ней?
– Я потерял надежду.
– Какая трагедия. Я слышу, как у тебя урчит в животе, Амос, и ты, Матт, наверняка умираешь от голода. Уже поздно, но нам, так или иначе, не придется сегодня спать. Давайте-ка спустимся вниз, разогреем цыпленка по-флорентийски, которого приготовила нам Саванна, и запьем его парой бутылочек «Пино гриджио»[31]31
Сухое белое вино.
[Закрыть]. Свое решение я должен сообщить до понедельника, верно, Матт?
– Верно, – подтвердил Матт и обменялся встревоженным взглядом с Амосом, который, казалось, говорил: «К чему ждать целую неделю?»
Матт поднялся на ноги, но остался стоять, когда остальные потянулись к дверям.
– Ты идешь, Матт? – спросил Перси.
– Дай мне несколько минут.
Когда дверь закрылась, Матт уставился на картину над камином. Многое теперь стало ясно. Он получил ответы на вопросы, которые задавал себе всю жизнь. Все, что он узнал о своем отце, было почерпнуто из старых газетных вырезок, в которых описывались его военные подвиги, и застекленной коробки с его медалями и лентами, висевшей на стене в библиотеке. Всего один раз Матт ощутил свою близость к памяти отца. Это случилось, когда дед подарил ему кожаный бумажник с двумя фотографиями, на одной из которых был снят он сам, совсем еще ребенок, а на другой – его мать, молодая и улыбающаяся.
– Твой отец носил эти снимки при себе, когда его убили, – сказал Перси. – Он хотел бы, чтобы они остались у тебя. И еще кое-что. Его последними словами, когда мы с твоей матерью видели его в последний раз, были: «Передай моему сыну, что я люблю его». И теперь я хочу, чтобы ты навсегда запомнил его слова и сохранил их вот здесь. – Дед прикоснулся к груди.
Комок в горле разрастался, перехватывая дыхание. Глаза у Матта защипало. Боже мой. Потерянные годы и жизни, трагедии и сожаления, невообразимая печаль и вина... и все из-за принадлежащей Толиверам полоски земли. А теперь еще и Рэйчел ступила на фамильный путь, ведущий к разрушению.
Он взял в руки магнитофон. Деду пришла в голову хорошая идея – записать свой рассказ на пленку. Что бы теперь с ним ни случилось – упаси Господь, – после него останется правдивое свидетельство. Дед совершал ошибки – покажите мне того, кто не делал их, – но их можно простить и, Господь свидетель, он заплатил за них полной мерой. Матт знал, что может отправить копию Рэйчел, но она не станет ее слушать, а даже если и прослушает, то он сомневался, что это изменит ее мнение... Она может даже использовать запись в суде против деда как признание им своей вины.
Матт вынул кассету из магнитофона и спрятал ее в карман. Но был кое-кто еще, кому следовало прослушать ее – и для кого она могла изменить многое, если не все.
Глава 72
На следующее утро – усталая, измученная и голодная – Рэйчел промаялась в комнате мотеля до девяти часов, пока не поняла, что Перси не позвонит. На тот невероятный случай, если он все-таки решит напомнить о себе, она позавтракала в кафе, остановившись у стойки регистрации, чтобы поинтересоваться, не было ли для нее сообщений. Портье сообщил ей, что таковых не имеется. Расстроенная Рэйчел вернулась в свою комнату, побросала вещи в машину и покатила в Даллас.
Молчание из Уорик-холла не сулило ничего хорошего. Оно означало, что, ознакомившись с имеющимися против него уликами, Перси все-таки решил не сдаваться. Но ему придется сделать это, сказала она себе. Как глупо с ее стороны – рассчитывать на получение ответа так скоро. Перси Уорик – не из тех людей, которые легко сдаются, даже если у них нет козырей на руках. Ему нужно время, чтобы Амос и команда нанятых им лучших адвокатов убедили его в бесперспективности дальнейшего сопротивления.
Выехав из Маршалла, Рэйчел прямо из машины позвонила Тейлору в офис.
– На первый взгляд, Рэйчел, победа у тебя в кармане, – заметил он, когда она рассказала ему о том, что ей удалось получить в канцелярии суда. – Ты разговаривала с Перси?
– Нет, с его внуком. Я вручила ему копии писем. Прочтя их, его дед не захочет со мной судиться.
– Ты уверена?
– Да. – Рэйчел решила не упоминать о том, что надеялась принять капитуляцию Перси еще до того, как покинет Маршалл. – Я сказала Матту, что даю его деду неделю на то, чтобы принять решение. Если я не получу от него согласия к утру следующего понедельника, то подам против него иск.
– Что ответил его внук? Как он полагает, ему удастся убедить деда согласиться на обмен?
Рэйчел задумалась, прежде чем ответить.
– «Согласиться» – не то слово, которое бы он выбрал. Матт опасается, что передача Сомерсета отрицательно скажется на здоровье Перси.
– А как ты сама к этому относишься?
Этот Тейлор знает, какие кнопки нажимать. Чуть резче, чем требовалось, Рэйчел ответила:
– Мне представляется, что в противном случае последствия будут несравненно хуже. И я уверена, что он сделает правильный выбор.
Молчание Тейлора подсказало ей, что адвокат не разделяет ее уверенности.
– Полагаю, вы с его внуком расстались не совсем по-дружески?
И вновь она задумалась, тщательно подбирая слова.
– Матт... очень огорчен. Раньше мы были друзьями.
– Из друзей получаются заклятые враги, Рэйчел.
Она раздраженно закусила губу.
– Эй, Тейлор, у меня на дороге настоящие гонки. Пожалуй, я лучше положу трубку.
– Я просто хочу, чтобы ты поняла, от чего отказываешься ради того, что получишь, – невозмутимо продолжал он, не обращая внимания на ее неуклюжую попытку прервать разговор. – После встречи с Маттом Уориком у Кэрри сложилось впечатление, что вы были не просто друзьями.
– Этот разговор имеет отношение к моему делу, Тейлор?
– Кроме того, ты должна отдавать себе отчет в том, что тебя ожидает в случае выигрыша, – продолжал Тейлор как ни в чем не бывало. – Уорики способны здорово осложнить тебе жизнь в Хоубаткере.
Рэйчел горько рассмеялась.
– Ну, здесь нет ничего нового, учитывая прошлое Толиверов и Уориков. Мы происходим из враждующих семей.
– Прошу прощения?
– Как-нибудь я расскажу вам об этом. К обеду я буду в Далласе.
– Что ж, в таком случае мы можем начать подготовку. Не приезжай в офис. Встретимся у Кэрри.
Тейлор позвонил в дверь городской квартиры через несколько минут после приезда Рэйчел. Он ворвался в прихожую в мятом костюме, с распущенным галстуком и двумя пакетами в руках. Войдя, он первым делом направился к термостату.
– Моя дочь, похоже, считает себя полярным медведем, – проворчал он, устанавливая показатель температуры на более высокую отметку, после чего протянул Рэйчел пакеты. – Обед. Я приготовлю горячий чай, чтобы согреться. А что лежит в тех коробках, которые я заметил во внедорожнике?
Войдя вслед за ним на кухню, Рэйчел пояснила:
– Бухгалтерские книги, заполненные почерком моего деда. А еще личная переписка и кое-какие вещи моей двоюродной бабушки. Я подумала, что они могут помочь, и, кроме того... мне не хотелось, чтобы в них рылись посторонние.
Когда Тейлор выразительно приподнял бровь, она с вызовом добавила:
– Это самое меньшее, что я могу сделать ради нее.
– Как скажешь. Но ты молодец, что привезла их с собой. Может, мы найдем в них что-нибудь полезное. – Он снял пиджак, закатал рукава рубашки и принялся набирать в чайник воды. – Проголодалась?
– Нет, но мне нужно поесть. Надо же когда-то приходить в форму. – Она потерла руки. – Не только для того, чтобы сразиться с Уориками, но и чтобы не мерзнуть.
Тейлор обвел взглядом стерильную кухню, ослепительно-белый декор которой ничем не отличался от дизайна всей квартиры.
– Здесь, в иглу, фермеру должно быть неуютно.
– Ваше общество заставляет меня мириться с неудобствами, но в любом случае я не собираюсь задерживаться здесь надолго – только до понедельника.
– Вот как? – Он зажег огонь. – А что потом?
–Я вернусь в Хоубаткер и вселюсь в дом Ледбеттера. Уверена, Перси не станет возражать. Сейчас дом используется в качестве конторы управляющего, но я планирую обновить его, чтобы сделать пригодным для обитания. Мне всегда хотелось жить в Сомерсете.
Тейлор открыл дверцу шкафчика, доставая оттуда чашки и блюдца.
– Я вижу, ты уверена, что Перси согласится на обмен.
– А вы – нет? Что могут противопоставить Уорики моим обвинениям?
Тейлор, кажется, не слышал ее. Он был занят тем, что вынимал пластиковые контейнеры с обедом из пакетов.
– Салат с вареными креветками для тебя, бутерброды с жареными креветками – для меня.
– Почему вы не отвечаете на мой вопрос? – поинтересовалась Рэйчел, когда он долил кипятка в заварочный чайник.
– Потому что ты не хочешь меня слушать. Потому что это не бросок сверху в незащищенное кольцо. Твой успех иллюзорен, – ответил Тейлор, – а мне не хочется портить тебе аппетит. Давай поговорим об этом на полный желудок.
После того как они убрали со стола, Тейлор сказал:
– А теперь займемся делом, – и попросил у нее фотокопии архивных материалов. – Матт Уорик не сказал, почему Перси, зная, что нарушает закон, все-таки купил землю твоего отца?
– Сказал. По его словам, все было так, как вы и предполагали. Времена были тяжелыми. – Она коротко пересказала объяснение Матта, добавив, что Олли ДюМонт не подозревал о том, что сделка совершена мошенническим путем.
– Почему он просто не взял у Перси денег в долг, если его положение было столь плачевным?
Рэйчел рассказала ему о политике «не давать в долг и не брать взаймы», которую исповедовали их семьи.
– Перси заявил, что Олли скорее согласился бы лишиться магазина, чем взял бы у него хоть цент.
Тейлор с любопытством взглянул на нее.
– Почему ты ему не веришь?
Рэйчел сердито нахмурилась.
– Какая разница, верю я или нет? У меня нет сомнений в том, что Перси хотел помочь дяде Олли выпутаться из беды, но его в первую очередь интересовала «Лесозаготовительная компания Уорика». Участок отца был идеальным местом для того, чтобы построить там целлюлозную фабрику, и он воспользовался затруднительным положением, в которое попал дядя Олли, чтобы заполучить его.
– Это совсем не похоже на того Перси Уорика, которого я знаю.
– Вы вообще-то на чьей стороне, Тейлор? У меня складывается впечатление, что вы скачете с загонщиками, но сердцем вы – с лисой.
–Я на твоей стороне, Рэйчел, – спокойно ответил Тейлор, – но моя работа в том и состоит, чтобы я играл роль адвоката дьявола. Я должен найти слабые места в нашем деле, чтобы мы могли подготовиться, – потому что, можешь быть уверена, защита их непременно отыщет. Адвокаты подадут смягчающие обстоятельства как благородный мотив, которым руководствовался Перси, и укажут, что это неудивительно для человека его масштаба...
– А вы возразите, что эти смягчающиеобстоятельства не оказали влияния на состав преступления, правильно?
– Правильно, – согласился Тейлор и похлопал ее по плечу. – Пойду принесу коробки. Не сожги дом до моего возвращения.
Они принялись вместе разбирать содержимое коробок, прерываясь время от времени, чтобы выпить горячего чаю. Тейлор заявил, что бухгалтерские книги доказывают идентичность подписи Майлза, и стал перебирать бумаги во второй коробке в поисках чего-нибудь, что могло бы заставить Перси вернуть Сомерсет. Его письма к Мэри и стали такими уликами. Они доказывали существование между ними близких отношений, равно как и неугасающей любви до самой смерти, которая подвигла Мэри завещать плантацию ему, а не своей предполагаемой наследнице.
– Симпатии присяжных будут на нашей стороне, – сообщил Тейлор. – Судья, конечно, заявит, что недопустимо руководствоваться сантиментами, но они тоже люди. Тот факт, что тебя обошли вниманием в пользу Перси, не имеет непосредственного отношения к делу, но зато объясняет, почему ты хочешь вернуть хоть что-нибудьиз того, что раньше принадлежало твоей семье. – Он развернул моток вязаных полос и розовых атласных лент. – А это что такое?
– Не знаю, – ответила Рэйчел. – Такое впечатление, что кто– то хотел связать плед, но так и не закончил его. Но я уверена, что это не тетя Мэри. В выпускном классе ее заставляли вязать крючком, и с тех пор она избегала иголок и ниток, как чумы.
Тейлор покрутил в пальцах кремовые полоски.
– Должно быть, их связал кто-то, к кому она испытывала добрые чувства, раз сохранила их. Быть может, ее мать?
– Не знаю, – повторила Рэйчел. – Я никогда не слышала, чтобы тетя Мэри вспоминала о матери, но в любом случае та не стала бы выбирать розовые ленты для пледа.
– Почему?
Рэйчел задумалась, как бы получше ему объяснить.
– Ну, хотя бы потому, что в наших семьях розовый означает непрощение. Вы не найдете этого слова в словаре, но так оно и есть. Красный цвет служит для того, чтобы попросить прощения, белый – знак того, что прощение даровано, а розовый – что в прощении отказано. Вот почему это наверняка связал кто– то посторонний.
Тейлор во все глаза смотрел на нее. История явно произвела него впечатление, но его мучили сомнения.
– И как же вы это демонстрируете? Размахиваете цветными флагами, стоя на крыше дома, чтобы выразить свои чувства?
Рэйчел расхохоталась.
– Нет, мы посылаем друг другу розы. – Она полезла в коробку и извлекла оттуда книгу. – Можете сами прочесть об этом вот здесь. Тогда вы лучше поймете то, о чем я говорю, а заодно и то, почему Сомерсет так много значит для меня.
Тейлор прочел название вслух.
– «Розы». Я заинтригован, Рэйчел, и начну читать сегодня же вечером. – Он выдвинул стул. – А теперь присаживайся. Раздели лист на две колонки, «А» и «Б», – распорядился он и достал из портфеля блокнот и карандаш. – «А» – сторона ответчика, «Б» – истца. Если дело дойдет до суда, то присяжные станут слушать, определять и интерпретировать факты. И мы должны быть уверены, что факты свидетельствуют в нашу пользу. А для этого нам надо предвидеть и подготовиться к тем фактам, которые оппозиция будет использовать для защиты. Ты сказала, что Перси хотел встретиться с тобой, чтобы объяснить, почему твоя двоюродная бабка завещала плантацию ему. Тебе следовало бы встретиться с ним, Рэйчел...
