Текст книги "Золотой характер"

Автор книги: Лев Кассиль

Соавторы: Виктор Драгунский,Владимир Санин,Владимир Михайлов,Лазарь Лагин,Александр Вампилов,Иван Стаднюк,Юрий Казаков,Борис Ласкин,Николай Грибачев,Зиновий Юрьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– А, вот где собака зарыта! – глянув ввысь, присвистнул мой приятель. – Теперь все понятно!

Рыба в самом деле является превосходным барометром: за несколько часов она чувствует приближение ненастья и обычно перестает клевать.

– …Давайте посовещаемся, что делать, – предложил Резецкий.

– Совещаться уже некогда, – усмехнулся Сашка, растирая первую каплю дождя на загоревшей шее.

– Нет, надо же согласовать вопрос с товарищами, – попытался было настаивать Юрий Александрович, но крупные капли, упавшие и на его лысину, ускорили исход дела. Резецкий сказал «едем», а когда мы уложили все вещи в машину, он отдал заключительное рыболовецкое распоряжение:

– Сашка, обмой мою рыбу и положи в сумку, а потом бери надлежащие темпы…

Шофер взял в левую руку свой кукан – на нем тяжело висели крупные рыбины; в правую руку взял кукан начальника своего – на нем жалко болтались засохшие мелкие рыбешки. Одновременно окунул их несколько раз в воду, затем поднял и, как живую диаграмму, понес к багажнику, весело улыбаясь.

Через несколько минут, догоняемые зловещей тучей, мы уехали домой…

А перед следующей субботой, когда я предложил приятелю снова вступить в контакт с Резецким, он подумал и сказал:

– Знаешь что? Давай целиться на попутную машину… А не случится попутной – будем ловить под городом…

И я согласился.

Рисунок М. Черемных

НА ФУТБОЛЬНОМ МАТЧЕ

Во все горлышко.

С. Шатров
„КАЗБЕКСКАЯ“ ИСТОРИЯ

Мы сидели в ресторане «Казбек» под заснеженным горным кряжем с могучим орлом на вершине. Справа от орла из горного ущелья поднималась прекрасная горянка с кувшином на плече. За горянкой шел здоровенный натюрморт: битая дичь, фляга вина, опрокинутый бокал. Роспись кончилась у джазового помоста. Джазисты сидели на высоких табуретах, задрапированных золотистым плюшем. Несмотря на ранний час, музыканты были уже немного навеселе. Они нахально разглядывали публику и лениво перебрасывались репликами.

К нам подошел официант, пожилой мужчина с толстым обручальным кольцом на левом мизинце. Он подал меню в дорогом кожаном переплете. Катя полистала книжицу и заказала салат и две порции битков по-казацки, самое дешевое из всех блюд.

– Пить будете? – спросил официант.

– А как же, – сказал я.

– Столичную? Особую? Юбилейную? Из коньяков имеется: «Ереван», «Пять звездочек»…

– Лимонад будем пить, – сказала Катя.

Лицо у официанта сделалось кислое. Мне стало неудобно, и я заказал еще бутылочку сухого вина.

Официант исчез надолго. Он, видимо, решил не слишком церемониться с нами. Он появился так минут через двадцать и сообщил, что биточки по-казацки кончились.

– Тогда дайте котлеты по-домашнему.

– И котлеты кончились.

– Судак отварной, – сказала Катя, заглядывая в меню.

– Судак за обедом кончился.

– Яичницу, – сказала Катя.

– Яичница кончилась, – сказал я.

– Точно, – подтвердил официант.

– Слушайте, – сказал я. – У вас на кухне несчастье случилось? Некому работать? Что ни спросишь – все кончилось.

– Смотря для кого, – не скрывая своего презрения, сказал официант. – Порционные блюда все налицо: фирменный шашлык «Казбек», сациви, цыпленок табака…

Официант перечислял блюда, не глядя на нас, словно шахматист, играющий вслепую. Вдруг он встрепенулся и бросился навстречу вошедшей компании. Впереди шел рослый парень в черном свитере крупной вязки, в шерстяных брюках без отворотов. Каштановая бородка обрамляла его молодое лицо. Девицы, что шли сзади, были тоже хороши: толстогубая, пышногрудая брюнетка в таком узком платье, что непонятно было, как она в него втиснулась, и другая – блондинка в белом свитере, висевшем на ней, как балахон, и в юбке колоколом. У обеих глаза были подкрашены синим. Они шли, громко разговаривая друг с другом, будто в ресторане, кроме них, никого не было.

– Я вам столик оставил, – сказал заискивающе официант.

Он подвел их к соседнему столику и снял с него табличку:

«Занято. Делегация».

– Вэл Пахомыч, – сказал парень, и тут я узнал его, несмотря на бородку. То был Родька из нашей школы.

– Что будем кушать, герлс? – спросил Родька, когда все расселись за столиком.

– Кто сегодня бармэн? – спросил Родька.

– Сегодня в буфете работают Алексей Павлович, – ответил официант.

– Скажи ему, чтобы сбил «Золотой шар». Три коктейля.

И Родька по возможности громко объяснил, какой он любит коктейль, и затем долго и, видимо, со знанием дела заказывал ужин, после чего величественно отпустил приятно улыбающегося официанта. Я посмотрел на Катю. Она сидела, не оборачиваясь, не глядя в сторону Родьки, но я отлично понимал, что стоит ей эта встреча.

Родька закурил сигарету. Ударник джаза, молодой, но рано располневший человек, перегнулся через барабан и весело крикнул:

– Привет, Род! Девочкам скучно?

– Девочки хотят поразмять кости.

Ударник кивнул. Заухал барабан, призывая джазистов изготовиться. Трубач вскинул трубу, и оркестр пустился с места в джазовый галоп.

Родька встал со стула, следом поднялась брюнетка, и они пошли покачиваясь меж столиков. Ритм все убыстрялся, и в музыке слышались тревожные паровозные гудки, барабан и контрабас имитировали перестук колес бешено мчащегося поезда, саксофоны выли вовсю, как бы предчувствуя крушение. Танцоры запрыгали, закружились, тщетно пытаясь совладать с неистовым ритмом, только Родька, небрежно держа брюнетку за талию, еле передвигал ноги. Он волочил их, словно его башмаки были подбиты свинцовыми подошвами. Брюнетка тоже еле отдирала туфельки от пола.

Я посмотрел на Катю. Она сидела совсем скучная. Ей, наверное, вспомнилось все. Не так уж много времени прошло с тех пор.

– Может, пойдем отсюда? – сказал я.

– Останемся, – сказала Катя.

Музыка кончилась, и Родька повел брюнетку к своему столику. И тут он увидел нас.

– Салютик! – сказал он. – Все там же, на стройке вкалываете?

– Вкалываем. А ты?

Он вынул цепочку с автомобильным ключом и начал вертеть ее вокруг пальца.

– Как видишь, перебиваюсь с водки на коньяк.

– Где работаешь?

– Не нуди хотя бы в ресторане, – сказал Родька. – Расскажи-ка лучше, что вы делаете на стройке?

– Трудимся, – сказала Катя.

– Куете чего-то железного?

– Знаешь что, – сказал я, – иди ты ко всем чертям!

– А ты толком ответь: куете или не куете? Где вкалываете? На бетономешалке? Нет, наверное, по кирпичной кладке ударяете. А ну, Катя, покажи свои трудовые ручки. Так оно и есть, Днем на бетономешалке, а вечером коллективно песни поете. Роскошная жизнь! – И он издевательски пропел: – «Ой, цветет калина в поле у ручья».

Мне захотелось дать Родьке оплеуху. Просто руки чесались съездить ему по физиономии. По красивой, наглой, развязной, улыбающейся физиономии. Точно так же нахально он улыбался и острил в тот памятный день, когда мы решили всем классом поехать работать на стройку. В тот день у него была такая же самоуверенно-нахальная, великосветская физиономия. И, наверно, когда он объяснялся с Катей, с милой, застенчивой, чистой, по уши влюбленной в него тогда Катей, у него, ручаюсь, тоже была эта беззаботная, весело-шкодливая, сволочная физиономия…

– Проваливай ты к своим герлс и к своим друзьям, что целыми днями околачиваются около Центрального телеграфа. Иди пей свой кальвадос, – сказал я.

– А кальвадос не плох, – сказал Родька. – Жалко, у нас его не достанешь.

– Иди, иди, – сказал я, – побегай за иностранцами, может, подарят бутылочку и заодно выторгуешь у них пару дырявых носков…

– И выторгую, – сказал Родька. – Тебе-то что? А-а, понимаю, благородное негодование, напишешь статью в газету. Хочешь, заголовок дам: «Встреча с тунеядцем».

Это было уже слишком. Я вскочил со стула.

– А ведь не ударишь, – сказал Родька, продолжая улыбаться. – Побоишься за свою репутацию. Драка в ресторане. Мне-то что. Мне бара-бир. А тебя на бюро потянут. Будет скандал. Передовик производства, член бригады коммунистического труда и вдруг учинил драку в ресторане. Чэ-пэ! То-то, сэр!

Все клокотало у меня внутри. Я стоял перед ним с сжатыми кулаками.

– Ладно, – сказал Родька. – Не дребезжи. Это меня раздражает. Доедай лучше свой витаминный салат.

Он отвесил театральный поклон, сказал «салют современникам!» и удалился.

Родька не оставил нас в покое. Минут через десять официант принес нам бутылку венгерского вина.

– Мы не заказывали, – сказал я.

– Это вам с того столика прислали, – пояснил официант. – Подарок, значит.

– Отнесите обратно, – сказал я.

Официант посмотрел на нас, как на темных, неотесанных людей, не знающих элементарных правил ресторанного обихода.

– Вы не беспокойтесь, – сказал он. – Так принято. Они вам уважение делают. Если вы хотите им уважение сделать – пошлите тоже подарок. А еще у нас так бывает: они вам бутылочку, вы им две, они – три, вы им – четыре. А потом, значит, столы сдвигают и пьют на брудершафт…

– Не будем мы сдвигать столы, – сказал я.

Официант отнес бутылку. Со столика Родьки донесся взрыв смеха… Родька встал и подошел к помосту джазистов. Он пошептался с ударником, и вскоре мы услышали: «Ой, цветет калина в поле у ручья»… Джаз играл эту песню с какими-то шутовскими вариациями…

– Теперь нам, кажется, пора, – сказала Катя.

Мы начали ждать официанта, чтобы расплатиться. Его не так легко было заполучить. Он непрерывно курсировал между Родькиным столиком, буфетом и раздаточным окном.

– Послушайте, – сказал я пробегавшему мимо официанту. – Подойдите, пожалуйста, к нам.

– Ах, какие вы, право, – недовольно сказал официант. – Вы же видите, я занят! Не играюсь, ведь. Я им блюда́ подаю. Блюда́ могут остыть. А они этого не любят, – и он, держа над головой поднос, рысью устремился к буфету.

Я сидел, проклиная свою деликатность. Неважное впечатление я произвел на Катю в роли ресторанного кавалера. Этакий робкий простачок. В эту минуту я завидовал Родьке. Завидовал его самообладанию, его непобедимой самоуверенности, его спокойствию и нахальству.

Официант снова пробежал мимо нас с подносом, уставленным запусками. И вдруг – я глазам своим не поверил – передо мной возникла фигура Родькиной матери. Она шла к их столику.

– Я так и знала, что ты здесь, – сказала она. – Я так и знала…

За соседним столиком возникло минутное замешательство.

– Зачем ты пришла? – спросил, наконец, по возможности спокойно Родька.

– Как ты мог это сделать? – сказала она.

– Не понимаю, что случилось? – сказал Родька.

– Ты отлично понимаешь. Как ты мог это сделать?

– Мама, здесь не место для семейных объяснений, – сказал Родька.

– Никогда не думала, чтобы мой мальчик, мой мальчик… – она не договорила.

Она вынула платочек из старенькой сумочки и прижала, его к глазам. Руки ее дрожали. Да и вся ее худенькая, опущенная фигурка содрогалась от беззвучных рыданий.

Толстогубая брюнетка демонстративно отвернулась и начала пудриться, глядясь в зеркальце. Блондинка потягивала через соломинку крюшон и с явным интересом следила за развертывающимися событиями.

– Мама, выйдем! – сказал Родька. – Неудобно, все-таки…

Мать отняла платочек от мокрого лица.

– А деньги красть у матери удобно? Последние деньги, которые я отложила на отпуск. Ты же знаешь, я тяжело больна. Мне нужно лечиться. И это все, что у меня было. Боже, как ты мог…

– Не видел я никаких денег, – прошептал Родька. – Идем отсюда.

– Не видел! Не брал! Что же ты хочешь, чтобы я пошла в милицию…

– Ты этого не сделаешь! – испугался Родька.

– На этот раз сделаю!

– Мама, если ты меня любишь…

– Сделаю, – тихо сказала мать.

Родька вытащил из кармана смятую пачку денег. Мать выхватила их, сунула в сумочку и направилась к выходу.

– Мама! – засеменил вслед Родька. – Мне же расплатиться надо.

Мать вышла, не оборачиваясь.

– Ну и компот! – сказал Родька, возвращаясь на место. – Что теперь делать? У тебя деньги есть? – спросил он у брюнетки.

– Ни фига́! – спокойно ответила она, продолжая глядеться в зеркальце.

– Когда приглашаешь девочек в ресторан, надо иметь пенсы, – зло бросила блондинка.

Родька пошел к помосту джазистов. Он шепнул что-то на ухо ударнику. Тот отрицательно помотал головой. Родька вернулся явно растерянный.

– Слушай, – сказал он официанту. – Запиши ужин на мой счет. Завтра рассчитаемся.

С лица официанта сползла улыбка.

– Не могу, – сказал он.

– Ты же меня знаешь не первый месяц.

– Знать-то знаю, а не положено.

– Хорошо. Тогда дай мне взаймы, как старому знакомому. Две сотни.

– Не дам. Вы уж извините меня, доверия нет, поскольку вы у родной мамаши деньги украли.

Великолепный Родька проглотил оскорбление.

– Возьму двести, отдам – триста! Идет?

– Никак нет.

– Так как же быть?

– Придется старшину вызывать, – меланхолически сказал официант.

– Пахомыч, это не по-товарищески, – сказал Родька. – Так с друзьями не поступают.

– Какой уж я вам друг…

– Голубчик, не делай этого, прошу тебя, не надо…

– Надо не надо, а такой у нас порядок…

Родька молитвенно сложил руки на груди:

– Пахомыч, дорогой, я возьму в долг.

Он подбежал к нашему столику.

– Ребята, выручите, – сказал он, задыхаясь.

– Нет у нас денег, – ответил я.

– Ребята, не откажите. Мы же в одном классе сидели. Ну что вам стоит? Вы же самостоятельные, вы же работаете, вы получаете зарплату, я же ничего не имею, на мамины подачки не проживешь, я нищий, ребята…

– Не унижайся, – сказала Катя.

– Я не унижаюсь, у меня же безвыходное положение. Мне нельзя больше попадаться в милицию. Помогите, ребята, нехорошо бросать товарища в беде, вы же комсомольцы, где ваше сердце?..

У Кати задрожали губы, и мне показалось, что она вот-вот расплачется.

Я полез в карман за деньгами.

– Не давай! – сказала Катя. – Не смей давать ни копейки.

Я спрятал деньги. Родька метнулся к своему столику.

– Инга! Сузи! – сказал он. – Вы должны наскрести деньги, я не могу идти в милицию. Вы же знаете, почему я не молу…

– Я сказала: у меня ни фига́ нет! – отрезала брюнетка.

– Гуд бай! – сказала блондинка, поднимаясь. – Меня пригласили чуваки с того столика.

– Стоп! – сказал официант. – Никто отсюда не уйдет.

Блондинка села.

– Так как же? Платить будем? – спросил официант.

– Ей-богу я отдам, Пахомыч, честное слово, – завыл Родька.

– Придется вызывать, – вздохнул официант.

Родька кинулся к нему и начал хватать его за руки и скулить, и всхлипывать, и говорить взахлеб какие-то жалкие слова.

Катя отвернулась.

– Ладно, – сказал официант, которому надоела вся эта канитель. – Вызову директора.

Пришел директор, высокий, начавший седеть человек, в защитном кителе с двумя орденскими планками на груди. Официант объяснил ситуацию.

– Ну что ж, есть выход, – сказал директор. – Если товарищи согласятся отработать, мы не будем беспокоить милицию.

– Где отработать? – спросила брюнетка Сузи.

– Ясно, что не на сцене Большого театра, – сказал директор. – У нас на кухне.

– Жарить вам котлеты! – сварливо огрызнулась блондинка.

– Зачем мне? Посетителям. Да вам и не придется. Вы же не умеете, не так ли?

– Им не приходилось, – подхалимски улыбнулся Родька.

– А что же вы умеете?

– Водку пить! – пояснил официант.

– Тогда придется поработать подсобниками, – сказал директор.

– А что значит подсобник? – спросила блондинка.

– Будете чистить картошку, выносить помои, девчатам придется еще мыть полы…

– Я не согласна, – сказала блондинка.

– А это уж ваше дело, – ответил директор. – Иван Пахомыч, действуй!

– Нет, нет! – крикнул Родька. – Мы пойдем!

– Вот это другой разговор! – сказал директор. – Иван Пахомыч, принеси три спецовки.

Официант принес три синие спецовки.

– Милости просим, – сказал директор.

– Я здесь не одену! – разозлилась блондинка.

– У нас не принято стесняться рабочей прозодежды, – сказал директор.

– Одевай, дура! – заволновался Родька. – Слышишь, сейчас же!

Все трое надели спецовки. Развеселившиеся джазисты грянули выходной марш из фильма «Цирк». Родькина компания двинулась на кухню.

Я посмотрел на Катю. Кажется, она навсегда избавилась от некоторых своих иллюзий и привязанностей. Она улыбалась. Я – тоже.

Б. Шуфчук
ИНЦИДЕНТ

Почему, собственно, возник интерес к этому инциденту, мне непонятно. На то бухгалтер и есть бухгалтер, чтобы иметь иногда инциденты с начальством. Недаром во время войны некоторые хозяйственники шутили: «Убей фашиста и бухгалтера». А позднее пошли анекдоты, вроде того, что охотнику в лесу встретились три разъяренных волка и бухгалтер, а в ружье – один патрон. В кого стрелять? «Конечно, в бухгалтера», – следовал ответ при гомерическом хохоте. Я на такие побасенки не обижался, а смеялся вместе со всеми. «Хорошо же, – думал, – вас бухгалтеры доняли, коль про них такие анекдоты сочиняете».

Ну, а теперь про инцидент. Инцидент как инцидент. Самый обыкновенный.

Начался он так.

Приходит как-то мой начальник, по походке чувствую – веселый. (Изучил я за десять лет совместной работы даже его походку). Не успели его ботинки по коридору дробь простучать, как секретарша Катенька просунула голову в приоткрытую дверь бухгалтерии и, кокетливо поводя глазами, промурлыкала:

– Петр Иванович, вас просят!

Я поправил галстук, вытер платочком лысину и, захватив со стола очки, вышел из бухгалтерии. Захожу в кабинет, а мой начальник, Павел Васильевич Тюбиков, сияет, что твое солнце.

– Ну, брат, Петр Иванович, – говорит, – отмучились!

«Что, – думаю, – за счастливое сообщение. Должно быть, сдали Дворец культуры». С ним, действительно, поручились немало. Приемочная комиссия уж очень придирчивой оказалась.

– Сдали дворец? – выпалил я, довольный.

Но, к моему удивлению, Павел Васильевич поморщился.

– Да нет, – махнул он рукой. – Не только в сдаче счастье. Вот какое дело. Нам дали строить склад запчастей автотракторосбыта. Долго не хотел брать: и без того работы много. Ну, и спросил шутя, мол, что от этого будем иметь. А мне и отвечают: «Запчасти для автомашин в неограниченном количестве и вне фондов». Я, конечно, ухватился. И вот договорились, что мы получаем со склада для наших легковых машин по два комплекта заднего моста в сборе, по два комплекта автошин и разную дребедень. Всего на десять тысяч.

Признаюсь, это сообщение меня немного смутило. «Зачем, – думаю, – нам по два комплекта. К чему деньги замораживать? Разве по одному мало?»

Должен сказать, однако, что мы с запчастями, действительно, замучились.

– Ладно, – говорю. – Давайте счет. Завтра… да нет, сегодня переведем деньги.

И вдруг, что это с товарищем Тюбиковым стало?! По лицу вижу – недоволен.

– Никакого счета, – отвечает, – не будет. Нужны наличные. Запчасти из розничного фонда. Отпускает склад, а оформляет магазин. Понятно?

Чего тут не понять? Понятно. Только банк таких денег не даст. Значит, надо брать из каких-то сумм, предназначенных на другие цели. И потом, запчасти продаются магазинами за наличные, чтобы обеспечить население, а тут учреждение… Незаконно это. Неправильно.

Опустился я на стул. Говорю:

– Невозможно это.

Два, казалось бы, безобидных слова вызвали, такую бурю в душе товарища Тюбикова, что о ней и рассказать трудно.

Так уж он нервничал, так нервничал. Я, мол, не себе в карман деньги кладу, о деле беспокоюсь.

Только и мне известно, что законы не зря пишутся, и финансовые границы не для шуток установлены.

– Это невозможно, – повторяю я, а у самого на душе тоже неспокойно. Сердце вдруг напомнило о себе, будто сжалось в комок. Волноваться стал.

Наконец товарищ Тюбиков вроде бы немного успокоился, о чем-то задумался, потом говорит:

– Вот две мои подписи. С вас ответственность снята. Выполняйте указание.

Вышел я. А через каких-нибудь полчаса вижу около меня этакий юркий снабженец появился, десять тысяч ожидает.

Деньги в кассе были, но я решил их не давать. Пусть, думаю, лучше мне попадет потом. Сказал снабженцу, что еду в банк за деньгами, буду после обеда.

Сели мы с кассиром в трамвай. Он сошел у банка, а я у здания райкома партии. Через пятнадцать минут секретарь райкома был полностью в курсе событий. Тут же позвонил в совнархоз, и покупку запчастей отменили.

Вот и весь инцидент.

После этого Павел Васильевич Тюбиков перестал со мной разговаривать. Документы, которые я ему приносил, подписывал молча. И, конечно, было мне это очень неприятно.

Прошла неделя. Клонилась к концу вторая. И вдруг однажды входит к нам в бухгалтерию Павел Васильевич, такой это радостный, оживленный. Входит – и сразу ко мне. Руку протягивает.

– Спасибо, – говорит, – Петр Иванович. Спасибо!

«Что за напасть, – думаю. – Откуда такая горячая благодарность?»

А он продолжает:

– Спасли вы меня от неприятностей, от темной компании. Только что из прокуратуры и прямо сюда. В магазине-то, оказывается, орудовала шайка расхитителей, и я чуть на их удочку не попался. Вот как законы-то обходить…

А потом еще из райкома партии звонили, передавали мне благодарность и велели сказать, что я герой.

У нас иногда преувеличивают события. Ну, какой я герой? Смешно даже. Что, я по две нормы стали варю или по три нормы угля на-гора выдаю? Я ведь просто бухгалтер…