Текст книги "Золотой характер"

Автор книги: Лев Кассиль

Соавторы: Виктор Драгунский,Владимир Санин,Владимир Михайлов,Лазарь Лагин,Александр Вампилов,Иван Стаднюк,Юрий Казаков,Борис Ласкин,Николай Грибачев,Зиновий Юрьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Л. Лагин
ПРО ЗЛУЮ МАЧЕХУ
(Сказочка для родителей младшего, среднего и старшего возраста)

Жил один вдовый гражданин. У него была дочь Тома. И была одна вдовая гражданка. У нее тоже была дочь – Дуся. Женился тот гражданин на той вдове. Стала Тома той вдове падчерицей. А бывшая вдова, понятно, стала Томе мачехой.

Тут все и началось.

Конечно, нынешние мачехи, как правило, не чета сказочным. Однако бывают и среди нынешних мачех исключения. Томина как раз и оказалась таким исключением. Она почему-то с первого взгляда невзлюбила Тому и решила ее извести. Но она была неглупая и довольно начитанная особа, все сказки в свое время основательно проработала, а про Золушку так даже законспектировала, и она знала, что сколько ты постылую падчерицу ни терзай, а та назло тебе будет день ото дня хорошеть, а придет она в совершенные лета, обязательно выйдет замуж за распрекрасного юного графа (в далекие сказочные времена графы считались завидной партией для небогатой девушки). А Томина мачеха любила жизнь во всех ее проявлениям и вовсе не собиралась раньше времени помирать от досады. Тем более что ее новый муж прямо так и заявил, когда они расписывались:

– Будешь моей Томочке плохой мачехой – разведусь!

Что делать? Время идет, падчерица час от часу хорошеет, злая мачеха час от часу чахнет, точит ее, точит черная злоба.

Кинулась мачеха к бабе-яге – проконсультироваться.

– Разложи, – говорит эта милая старушка, – костры горючие, что ли, разогрей котлы чугунные, наточи ножи булатные, рубай поскорей постылую падчерицу на мелкие фрагменты да в котел ее, в котел!

– Что вы, бабуся-яга?! А милиция?! Да она меня за такие дела…

– В таком случае пошли-ка ты ее, падчерицу свою, за каким-нибудь делом на самое дно моря-окияна, а уж там ее обязательно морской царь живьем заглотает.

– Ах, да что вы, бабуся! Наукой доказано: нет никаких морских царей на дне морском.

– Наукой, говоришь? В таком случае последний мой тебе совет: изведи ты ее, падчерицу свою, непосильной работой.

– Это в советских-то условиях изводить падчерицу работой! А что скажут соседи? А общественность? Не ровен час, еще и в газетах пропечатают!

Плюнула мачеха с досады, отправилась восвояси. А по дороге сама уже додумалась, как ей с постылой Томой поступить.

А случилось все это утром. Еще обе девицы спали.

Мачеха первым делом с родной дочери одеяло долой:

– Вставай, Дуся! Пора матери помогать горницу убирать, батюшке да сестрице завтрак собирать.

– Что вы, маменька, что вы, родная! Это вы, верно, обознались! Это ведь я, ваша родная дочь Дусенька!

– Не учи мать! Не обозналась я! Вставай!

– А как же Томка?

– Нечего тебе на Томочку кивать!.. Томочка ныне вроде беспокойно спала… Притомилась, бедняжечка. Еще она не все сны досмотрела. Пусть ее досматривает.

Так с того утра и повелось. Тома до самого поздна в постельке нежится, а Дуся с матерью по хозяйству хлопочут. Тома глазки продерет, завтраком давится, в школу опаздывает, а мачеха за нею тем временем постельку заправляет, последние нерешенные задачки решает. Тома отобедает, а посуду мыть – Дусина забота.

Чуть у Томочки с учением не ладится, сразу мачеха к мужу:

– Беги, непутевая душа, нанимай нашей Томочке репетитора!

А у Дуси задачки не получаются – сиди, доченька, хоть час, хоть два, хоть до самого утра, а добейся, реши.

Случится, кто дома захворает, – за доктором Дуся, за лекарством в аптеку снова Дуся, за молоком в магазин опять-таки Дуся. А Томочка и бровью не поведет. А мачеха и сама ее ни за что не пошлет. Что вы! Томочка нынче совсем без аппетита кушала! Томочка вроде что-то с утра бледновата с лица! И одышка.

А на самом деле Томочка краснощека и мордаста. А аппетита у Томочки нету: сладостями объелась. А одышка у Томочки от обильных жиров, телесами Томочка что твоя попадья! И жирная рука в кольцах – мачехины подарочки.

Видят соседи, мачеха холит и нежит падчерицу – хвалят. И отцу нравится, что все идет, слава богу, тихо, без скандалов. Ему нравится, что его дочь такая упитанная: никто не скажет, что он плохой отец. Все скажут, что он хороший отец. А того он, дурень, не замечает, что злая мачеха своего добилась, что родную свою дочку она вырастила доброй, скромной, работящей, хорошо грамотной, а его дочка Тома выросла халдой, свинья свиньей.

Долго ли, коротко ли, захворал как-то Томин пала. Пришли доктора, прописали клубнику. А где ее в декабре достать? Попробовали купить свежезамороженную клубнику – доктора против. Будто бы с научной точки зрения нельзя. Дуся говорит:

– Дозвольте мне, маменька, во зеленый лес сходить. Читала я во многих сказках, что ежели зимою в лесу хорошенько поискать, то при известном везении случается набрать клубники. Уж очень мне папеньку жалко!

– Что ты, доченька, это ведь только в сказках зимою в лесу клубника произрастает!

– Нет, маменька, это уж вы, извините меня за резкость, ошибаетесь. Вспомните слова поэта Германа: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью».

Видит Дусина мама, против цитаты не попрешь, отпустила.

Вот приходит Дуся во зеленый лес. Ей навстречу дедушка-беседушка. Борода заиндевелая. Сам не гораздо высокий, в валеночках, рукавичками похлопывает. Веселый такой. А при нем парень статный да ладный и не какой-нибудь хлыщ, юный граф, а вполне приличный советский молодой человек Вася.

– Здравствуйте, дедушка! С комсомольским приветом, добрый молодец!

– Здравствуй, девица-красавица! А как ты в наш лес попала, по какой такой надобности?

– Я по клубнику, дедушка. Моему отчиму доктора прописали клубнику.

– Что ты, красная девица! – будто бы удивляется старичок. – Да это ведь только в сказках клубника зимою в лесу произрастает!

– Нет, уважаемый дедушка, это уж вы меня извините, но только мы рождены, чтоб сказку сделать былью.

– А ты веником орудовать умеешь?

– С детства приучена.

– А лопатою снег разгребать?

– И это умею.

– Так вот тебе веник и лопата, разгребай снег в этом месте.

Стала Дуся в указанном месте снег разгребать, видит, а под снегом стеклянная крыша, а под той крышей теплица, а в той теплице клубника рдеет. Сочная, сладкая, крепкая, сама в рот просится.

Дуся залюбовалась:

– Ах, какая чудесная мичуринская клубника!

– А ты, умница, как догадалась, что она мичуринская?

– А вот по таким и таким признакам.

И Дуся так тонко все объяснила про гибридизацию и всякие другие учености, что и старичок и Вася от удивления только рты пораскрывали.

– Ну, а сколько будет семью восемь?

Дуся моментально отвечает:

– Пятьдесят шесть. Только вы меня, дедушка, лучше про бином Ньютона спросите или еще потруднее.

Так старик даже и спрашивать не стал дальше.

Дуся тогда спрашивает:

– А можно для папеньки немножко клубники нарвать? Ему доктора прописали.

Вася говорит:

– Разрешите мне, профессор, как старшему научному сотруднику, отобрать на сей предмет наилучшие экземпляры нашего нового сорта. Мне ее папу ужасно жаль. Потому что, я так полагаю, у такой славной и образованной девушки отец, безусловно, личность незаурядная. Нам таких людей, как ее папа, надо беречь.

Профессор говорит:

– Действуйте, Вася. И ежели вас не очень затруднит, не поленитесь, угостите клубникой и эту умницу-красавицу. Любимых девушек надо угощать самой лучшей клубникой.

Вася даже удивился, как это профессор сразу догадался, что Дуся ему так понравилась. Потом понял: потому что он профессор.

Проводил Вася Дусю домой. Дусе он тоже пришелся по сердцу. А ее родители видят: парень хороший, толковый, научный сотрудник, грамотный. Почему за такого человека дочку, не отдать!

А Томе, конечно, завидно стало: замуж захотелось. Отправилась втихомолку в лес. Там ее и съели волки.

Ну, не съели. Это я так, для острастки придумал, будто ее волки съели. Будет она ходить зимой в лес! Очень ей нужно! Ей мачеха клубнички и в магазине купит. Она никуда сама не ходит. Она только в девках сама по сей день ходит.

А мачеха будто и ни при чем.

А отец руками разводит, у знакомых спрашивает:

– Скажите, пожалуйста, почему у нас Томочка такая неудачная выросла? Мы ли о ней не заботились!

А что ему его знакомые могут ответить? У них у самих сплошь и рядом такие же заботы.

Понятно?

То-то же!

М. Ланской
ВОСПИТАНИЕ НА ХОЗРАСЧЕТЕ

Подведя недельный баланс, Петя с удовлетворением ухмыльнулся. Приходный остаток получился значительный: двадцать пять копеек за «хорошо» по географии, полтинник за «отлично» по гимнастике, целковый за то, что отсидел на кружке математики, еще два рубля за отсутствие замечаний в дневнике, итого три рубля семьдесят пять копеек.

Правда, папаша вычтет пятьдесят копеек за два «плохо» по математике и русскому языку. Но и в этом случае чистогана останется три рубля двадцать пять копеек. Нет, положительно на таких условиях учиться еще можно.

Петя задумался. Он привык заглядывать в будущее. Предстоящая неделя грозила вызвать досадные, хотя и неизбежные, расходы. Придется столкнуть с лестницы неисправимого отличника Сашку: больше терпеть его хвастовство нет никаких сил. При самых благоприятных обстоятельствах это могло кончиться выговором, записанным в дневник, это значит – рубль долой. Кроме того, опять нависла письменная работа по математике. Все равно никак не успеть подготовиться, лучше не пытаться и, махнув на нее рукой, идти в кино, пока есть деньги. В результате педантичный папаша вычтет еще двадцать пять копеек. Петя его хорошо знает – он от своих правил не отступится.

Но, кроме того, нужно предвидеть, что на следующей неделе соседи обязательно накляузничают, что Петя подбрасывает им под двери анонимные письма с малоприличным содержанием, больше они молчать не будут. Это обойдется в полтинник… Нужно быть осторожным. При контроле копейкой того и гляди прогоришь. Придется налечь на кружок, два раза помучаешься, посидишь – как-никак два рубля. Иначе концы с концами не свести.

Записав в карманный гроссбух основные показатели учебно-финансового плана следующей недели, Петя весело засвистал. Будущее ему улыбалось.

…Так шли дни. Петин папа ходил гордый и счастливый. Все разговоры с друзьями и знакомыми он неизменно сводил к воспитанию детей.

– Ребенка воспитать, – говорил он, – это вам не гайку нарезать. Сами понимаете, уделять много внимания своему сыну я не мог: раза два в месяц выдеру ремнем, и все, больше никак не успеть. Зато в свободные минуты я упорно работал над новой системой воспитания. Я оттолкнулся от простой мысли: чтобы больно ударить человека, нужно бить по карману. С другой стороны, для поощрения следует гладить не по голове, а опять же по карману. Вы не морщитесь… Это философия практического разума. Слушайте дальше. Я перенес мои взаимоотношения с сыном на твердую финансовую базу. Никакой психологии, педагогики и прочей высокой материи. Твердый хозрасчет. Каждый шаг контролируется рублем. Вот можете познакомиться.

Петин папа вытаскивает из портфеля три листка тонн кой бумаги, на которых под копирку напечатано:

«Положение № 1. О премировании ученика 7-го класса Петра Кирилкина.

В целях стимулирования вышеназванного школьника и улучшения своего поведения и дисциплины и повышения своей успеваемости вводится настоящее положение о премиальной системе».

– Вся жизнь моего сына, – с увлечением комментировал Петин папа, – определяется следующими факторами, перечисленными в первом параграфе: учеба в школе, кружки, поведение в быту и прочее. Параграф второй уточняет показатели по факторам. Наиболее интересный третий параграф. Он содержит «шкалу премирования и депремирования». Полюбуйтесь:

а) за балл «отлично» – плюс пятьдесят копеек;

б) за балл «хорошо» – плюс двадцать пять копеек;

в) за балл «посредственно» – плюс ноль копеек;

г) за балл «плохо» – минус двадцать пять копеек.

За посещение кружка математики – плюс один рубль. За каждое замечание или случай недостойного поведения – минус пятьдесят копеек и т. д.

– Как видите, вышеназванному школьнику – моему сыну – деться некуда. Учтены все возможные грехи. Дело поставлено солидно: хочешь заработать – старайся, не хочешь – как хочешь. Прошу обратить внимание на параграф четвертый: «Премиальная сумма по показателям подсчитывается раз в неделю. Установленная сумма заносится в книжку и скрепляется подписью одного из родителей».

– Остальные пункты положения уточняют детали. Внизу подписи, число. И сейчас я спокоен. За меня Петьку воспитывает моя система. Она действует автоматически: проявил добродетель – получай полтинник, проявил порок – отдай четвертак. Просто и неотразимо.

Собеседник Петиного папы хмурился, бормотал что-то невнятное и отходил прочь.

…Неожиданно Петиного папу пригласил директор школы. Вернулся он домой разгневанный до последней степени. Его гнев еще более усилился, когда он нашел на столе записку сына:

«Папаша, довожу до твоего сведения, что сегодня я уступил место в трамвае старушке. Свидетели – Мишка и Гришка. По таксе с тебя тридцать копеек. Прошу приписать к счету».

Отец с досады сплюнул. Он достал школьные дневники сына, вытащил положение № 1 и углубился в расчеты. Он ничего не понимал. Судя по документам, система действовала без перебоев. Тем более необъяснимым было сегодняшнее заявление директора.

Оказывается, Петька не только хулиганит, но и окончательно потерял всякое уважение к старшим. Он все время хитрит, обманывает, спекулирует какими-то учебниками. Когда ему говорят о чувстве долга и чести, об уважении к коллективу, о любви к труду, он нагло смеется и спрашивает: «А сколько за это платят?»

Директор говорил, что у Петьки проявляются какие-то, чуждые советскому школьнику, черты шкурничества, стяжания, цинизма. «Директор, конечно, преувеличил, – думал Петин папа. – Хорошо, что я на него прикрикнул и призвал к порядку. Но кое-что, очевидно, я просмотрел. В чем тут дело? Может, за посещение кружков плачу лишнее? Пожалуй, следовало бы ввести специальную графу о советской этике и морали, об обязанностях гражданина нашей Родины? Но как их перевести на рубли и копейки?»

Положение № 1, казавшееся еще вчера таким ясным и безошибочным, становилось все более туманным и непрочным. Петин папа чувствовал себя так, славно он стоит посреди топкой трясины, на пне, который выглядел совсем крепким и свежим, а оказался насквозь прогнившим.

Чем больше он обдумывал создавшееся положение, тем тяжелей становилось у него на душе. В нем росла злость против сына, против директора, против всех этих систем воспитания, которые требуют, от отцов каких-то бесед, какого-то внимания, какой-то чуткости…

Рисунок Л. Сойфертиса

ПЕРЕД ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ ПРАКТИКОЙ

– Меня всегда волнует весна…

Как бы на целину не послали!

Б. Ласкин
НАЧАЛО КАРЬЕРЫ

Весь сыр-бор разгорелся за обедом. И тут же наметились два лагеря. С одной стороны были сам Ломтев, его теща Таисия Павловна и Калинкин.

Всем троим возражала Варя.

Жена Ломтева, Нина Степановна, сохраняла нейтралитет.

– Хватит, довольно спорить! – сказала Таисия Павловна и решительно отодвинула блюдце с компотом. – У меня на этот счет своя точка зрения…

– А вы ее сформулируйте, эту свою точку зрения, – улыбнулась Варя.

– Молчи, Варя, – сказала Нина Степановна, – оставь бабушку в покое.

– А чего мне формулировать? – Таисия Павловна воинственно взглянула на зятя. – Он знает, о чем я говорю.

Ломтев промолчал. «Теща, конечно, права, – подумал он. – Надо бы ее поддержать. Но сейчас, пожалуй, не стоит. Варя за столом. Начнутся реплики, подковырки».

– Что же ты молчишь, папа?

– Погоди, Варвара, послушаем гостя, – сказал Ломтев и подмигнул Калинкину.

– Что я могу сказать? – вздохнув и погладив реденькие усы, Калинкин развел руками. – Лично я поддерживаю Таисию Павловну. Человек должен уметь сделать себе карьеру.

– Карьеру?.. Я даже слова такого не знаю, – заметила Варя и перешла к книжному шкафу. – Придется поискать в словаре.

– Вот-вот, поищи, – усмехнулась Таисия Павловна, – найдешь!

– «Карьера, – прочитала Варя, – успешное продвижение вперед в области служебной и общественной деятельности». Та-ак… Теперь понятно.

– Слава тебе, господи, – облегченно вздохнула Таисия Павловна, – все же поняла!

– Подождите, бабушка, – Варя выдержала паузу. – Вы сегодня говорили, что для того, чтобы добиться успехов, обязательно нужны личные связи, поддержка начальства, знакомство и все такое прочее, да?

– Да, – с вызовом сказала Таисия Павловна, – да, да, да!

– Хорошо, – склонила голову Варя, и по тому, с какой покорностью она это сделала, можно было подумать, что она готова уступить в споре. – Позвольте привести пример. Сегодня утром за Волгой были соревнования по прыжкам с трамплина на лыжах…

– Нам про твои прыжки слушать неинтересно. – Таисия Павловна демонстративно отвернулась.

– Не перебивайте оратора, – сказал Калинкин. – Мы вас слушаем, Варя.

– Так вот. Первое место занял Виктор Самохин, наш студент. Он прыгнул на сорок семь метров! Понимаете вы это?

– Не понимаю, Варя, – вмешалась Нина Степановна, – какое это имеет отношение…

– Подожди, мама! – Варя подняла руку. – Самохин добился успеха, может быть немного погодя он даже станет чемпионом. И этот свой успех он завоевал сам. Он занимался, работал с тренером, овладевал мастерством. Пожалуйста, – Варя обернулась к Калинкину, – я молу вас познакомить с тренером, с председателем городского комитета, нам окажет личное содействие секретарь обкома. По линии связей и знакомств все будет в порядке. Вам останутся сущие пустяки: надеть лыжи, подняться на трамплин и прыгнуть.

Ломтев невольно улыбнулся. «Хоть пример-то не совсем подходящий, но Калинкин, видать, растерялся. Молчит».

– При чем тут трамплин? – обиженно сказал Калинкин. – С этого вашего трамплина кто кидается? Отчаянные люди, которым терять нечего. Лично мне не то что прыгать, смотреть на этот трамплин страшно. Но я, однако, полагаю, что, если бы этот ваш… как его?.. Самохин не умел бы прыгать, вряд ли бы он полез на такую верхотуру.

Варя хлопнула в ладоши.

– Все!.. Что и требовалось доказать! Нужны личные данные – талант, настойчивость, умение.

– Только мы, Варя, о другом умении речь ведем, – добавила Таисия Павловна. – Не понять тебе этого.

«Ага, второй эшелон подоспел! – отметил про себя Ломтев, с интересом взглянув на тещу. – Послушаем!»

– Вот именно, – ободренный поддержкой Таисии Павловны, начал Калинкин, – о другом речь идет. Позвольте, я тоже пример приведу. Возьмем Степина. Кем он прошлый год был? Рядовым работником. А на сегодняшний день он кто? Почти что, руководитель. Заместитель начальника отдела. А как он этого добился? Нашел ход к управляющему, к товарищу Басову Ивану Андреевичу. На рыбалку с ним поездил, то, се, пятое, десятое – и пожалуйста.

– Он что, подхалим? – спросила Варя.

– При чем тут «подхалим»? Человек сумел найти подход к начальству и в результате, как говорится, сделал карьеру.

– А работник он плохой, да?

– Почему?.. Вообще работник он неплохой.

– А это, между прочим, тоже не последнее дело, – заключила Варя.

Калинкин в поисках защиты посмотрел на Ломтева, и тот понял, что пора вмешаться.

– Вот что, Варвара, – строго сказал он, – хватит! Довольно! Ты, конечно, очень умная и все такое прочее. Но ты… это самое… все же пойди отдохни после обеда.

Варя поклонилась. Она одержала победу в споре и повеселела.

– «Слушаюсь, батюшка. Повинуюсь отцовской воле». Островский. Полное собрание сочинений. Том пятый. Страница десятая.

Варя вышла. Таисия Павловна покачала головой:

– Девчонка! Жизненного опыта ни вот столечко, а все высказывается.

Вскоре Ломтев пошел провожать Калинкина. По доброте они говорили о разном, неизменно возвращаясь к тому, о чем спорили нынче за обеденным столом.

– Я тебе вот что скажу, Алексей Лукич, – наставительно произнес на прощание Калинкин, – не обижайся. То, что дочка твоя говорила, наплевать и забыть. Найдешь подход к Басову – такой прыжок сделаешь, что тому прыгуну и не снился.

Расставшись с Калинкиным, Ломтев направился домой.

Был дивный морозный вечер. В темном небе мерцали звезды. Под ногами аппетитно похрустывал снежок. «Все же Калинкин прав, – мысленно заключил Ломтев. – И он прав, и теща права».

Выйдя на Садовую, Ломтев услышал музыку и шум голосов. Рядом, на катке, сияли разноцветные лампочки, гремел оркестр. В голубых лучах прожекторов, медленно покачиваясь, падали снежинки.

У входа на каток Ломтев увидел зеленую «Победу».

«Басовская машина? – удивленно спросил самого себя Ломтев и сам же ответил: – Она самая. Неужели Иван Андреевич на коньках катается? Может, пойти взглянуть, поприветствовать?»

Он купил билет и прошел на каток.

Остановившись у центрального круга, глядя на нескончаемый звенящий хоровод, Ломтев искал глазами управляющего.

Мимо на сверкающих беговых коньках проносились парни и девушки. Ближе к центру не спеша и безмятежно катались парочки.

Вот, держа под руку жену, промчался секретарь горкома Колесниченко.

«Здорово руководство ездит, – с уважением подумал Ломтев. – А ведь лет десять назад и я неплохо катался».

По кругу уже в третий раз подряд пролетали одни и те же люди, но Басова среди них не было. Ломтев прошел вперед и наконец увидел Басова. Иван Андреевич трудился на площадке для начинающих.

Басов учился. Сделав несколько шажков, он плюхался на лед, мужественно вытирая рукавом лоб, вставал, семенил ногами, словно пытаясь взлететь, и, не успевая завершить свое дерзкое намерение, шел на посадку.

Поцарапанный коньками новичков, лед сверкал как зеркало. Очень уж добросовестно полировали его начинающие!

Стоя за фонарным столбом, Ломтев смотрел на Басова и думал: «Пойти предложить свои услуги? Нет, не стоит. Это будет подхалимство в натуральном виде. Просто пойти покататься? Нет. Скажет: «Пришел хвалиться». Ты, мол, Ломтев, умеешь, а я только осваиваю это дело». А может, он еще, чего доброго, решит, что я посмеяться пришел? Это уж и вовсе никуда не годится. Что же делать? Стоять и смотреть – глупо. Надо действовать».

Размышления Ломтева прервал знакомый голос управляющего. Врезавшись с ходу в сугроб, он сидел в снегу и весело махал рукой.

– Привет, товарищ Ломтев!.. Видали, какого я гвоздя забил, а?

– Здравствуйте, Иван Андреевич! – почтительно поклонился Ломтев. – Катаетесь?

– Пытаюсь, как говорится, не щадя живота своего. А вы чего ж?

– Боюсь. Никогда не пробовал, – вдохновенно соврал Ломтев. – Может, поучите? – спросил он, одновременно соображая: «Ничего так не льстит человеку, как обращение к нему за советом. И не тогда, когда он специалист, а когда он смекает в данном вопросе чуть больше тебя. Вот тут-то ему и кажется, что он первейший знаток и умелец».

– Какой из меня учитель? – улыбнулся Басов.

– Ну как же, вы все-таки катаетесь!

– Тогда ладно. Берите коньки, приходите. Попробуем, так сказать, общими усилиями.

«Вот именно, общими усилиями», – с удовлетворением подумал Ломтев и с несколько преувеличенным отчаянием, махнув рукой, сказал:

– Помирать – так с музыкой!.. Ждите, Иван Андреевич, сейчас явлюсь.

Спустя десяток минут Ломтев надел ботинки с коньками и появился на площадке для начинающих.

Изобразив на лице ужас, он сделал первые два шага и шлепнулся на лед. Падение было исполнено столь натурально, что Басов сразу же подъехал к Ломтеву и подал ему руку.

– Аккуратней старайтесь падать и мягче садитесь на лед, – посоветовал Басов. – Станьте вот так. Держитесь. Ну!.. Сделайте шаг. Еще шаг… Вот… Опять бы сели. Раз, два – встали!.. Смотрите, как кругом стараются!

Рядом самоотверженно катались новички.

Солидного вида мужчина в пыжиковой шапке, вцепившись в плечо обучавшей его девочки, медленно скользил по льду. Он победно оглядывался по сторонам, и лицо его выражало нечеловеческое счастье.

– Порядок! – лихо сказал мужчина.

Второй раз слово «порядок» он произнес уже сидя.

– Давайте, давайте, товарищ Ломтев, – сказал Басов, – делайте попытки!

Робкие узоры, исполненные на льду Ломтевым до его падения, сменились быстрым проездом в сидяче-лежачем положении. Коньки при этом уже не касались льда. Плавно разрезая воздух, они простирались к небу, как бы взывая о пощаде.

– Стремитесь сохранять равновесие, – участливо сказал Басов. – Смотрите на меня.

Басов оттолкнулся и проехал несколько метров, ни разу при этом не упав.

– Здорово у вас получается! – с энтузиазмом ответил Ломтев, растирая ушибленную коленку.

– Мужайтесь, дорогой! Мужайтесь! – бодро сказал Басов, явно довольный похвалой. – Я сделаю из вас человека!

– Надеюсь, – со значением произнес Ломтев и на всякий случай упал.

Басов помог ему подняться.

– Когда вы так садитесь, старайтесь не повредить копчик.

Ломтев сделал несколько неуверенных движений.

– А где он находится, этот самый копчик?

В этот момент мужчина в пыжиковой шапке наехал на Ломтева, и тот получил, вернее – ощутил, ответ на интересующий его вопрос.

– Давайте-ка мы с вами вдвоем покатаемся, – предложил Басов.

– Правильно. Давайте вместе, – согласился Ломтев и, бережно взяв управляющего под руку, проехал с ним почти до центра площадки.

– Молодец! – искренне обрадовался Басов. – Вы же способный человек, черт побери! Вы далеко пойдете!

– Только вместе с вами, – сказал Ломтев и, на секунду забыв о своем «неумении», сделал плавный разворот, но, спохватившись, мгновенно упал, непроизвольно сделав при этом «шпагат», то есть вытянул обе ноги в одну прямую линию.

С огромным трудом поднявшись, он вытер шапкой лицо.

– Не ушиблись? – встревоженно спросил Басов. – Ничего?

– Нисево. Зив-здоров, – ответил Ломтев. Падая, он прикусил язык, и дикция его обрела новые краски – шепелявость и разбойничий присвист.

Урок продолжался до самого закрытия катка. Тяжело дыша, мокрый, как мышь, Ломтев преданно смотрел на Басова, с удовлетворением отмечая, что эти часы физических мучений потрачены не зря – они здорово сблизили его с Иваном Андреевичем Басовым, с управляющим, с человеком, от которого зависит его карьера.

Над катком замигали фонари.

– Пора домой! – сказал Басов и похлопал. Ломтева по натруженной спине. – Незаметно, как время пролетело!

– Совершенно верно. Только, можно сказать, начали – и уже пора расставаться, – едва ворочая языком, ответил Ломтев.

– Сдайте коньки и приходите к воротам, – сказал Басов. – У меня машина. Я вас домой отвезу.

– Есть такое дело! – ощутив новый прилив бодрости, ответил Ломтев. – Сейчас приду!

Усаживаясь в «Победу» рядом с Басовым (управляющий сам вел машину), Ломтев на мгновение подумал: «Не худо бы сейчас повстречать Калинкина, тещу, жену, Варю. Хотя нет, Варю не нужно. Ее улыбочки здесь совершенно ни к чему».

– Ну, каково самочувствие? – спросил Басов. Румяное лицо его дышало здоровьем.

– Все в порядке, – ответил Ломтев.

– Значит, не зря мы с вами потрудились?

– Еще бы! – подтвердил Ломтев, вкладывая в этот ответ смысл, понятный ему одному. – В следующее воскресенье, Иван Андреевич, надеюсь, дадите мне второй урок…

– Вы где, на Набережной живете, кажется?

– Так точно! Вот мы и приехали.

«Победа» остановилась у подъезда.

– До свидания, товарищ Ломтев! – Басов протянул ему руку. – Желаю вам новых спортивных достижений!

– Спасибо, – задержав руку управляющего в своей, сказал Ломтев. – В будущее воскресенье вызываю вас на соревнование.

– Не могу, к сожалению, принять вызов. В будущее воскресенье я в Москве буду.

– Командировка?

– Нет. Вчера в обком вызвали после работы. На учебу уезжаю.

На лице у Ломтева отразилось такое неподдельное отчаяние, что Басов даже улыбнулся.

– Ничего. У вас другой учитель будет. А во обще говоря, лучше всего с инструктором позанимайтесь. Через год будете бегать любо-дорого. Ну, пока! Всего доброго! Спасибо за компанию!

Стоя на тротуаре, Ломтев, открыв рот, смотрел вслед уходящей машине.

Дверь ему отворила теща.

Кряхтя и морщась, Ломтев снял пальто. Стащив с головы шапку, он швырнул ее в угол. Болели спина, и ноги, и руки, и все остальное.

– Что случилось? – испугалась Таисия Павловна.

– Ничего. Упал я, – мрачно сказал Ломтев.

– Как же так?

– Как, как? – неожиданно рассвирепел Ломтев. – Не посыпают песком тротуары – вот люди и падают!