Текст книги "Аксель, Кри и Белая Маска"

Автор книги: Леонид Саксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

– Нам велено передать вас встречающему созвездию, а к утру вернуться за вами. Остальное – не наше дело…

– И долго нам ещё лететь?

– Тринадцать минут семь секунд по Междувселенскому Волшебному Времени, – отчётливо сказал пёс.

– Междувселенскому?! Вы несёте нас…в другую Вселенную? – ужаснулся Аксель, начиная потихоньку догадываться, к кому они летят.

– Нет. Не в другую. Только до её границ. Мы не имеем права туда вторгаться.

– А скажите пожалуйста, – вмешалась Кри, к которой в столь странной обстановке вернулось прежнее любопытство, – почему нас не перевозят в таком…космическом трале? Вроде бутона, и весь светится…Ведь это, наверно, быстрее?

– Это мгновенно, – ответил Астерион, покосившись на неё с любопытством. – Ты, я смотрю, опытная волшебница, если знаешь о таких вещах…Но точно я не могу тебе ответить. Возможно, у кого-то нет времени ждать, пока ты акклиматизируешься.

– Какли…что?

– Придёшь в себя после резкой смены Вселенной. Что требует не меньше часа. Или хотя бы получаса – если превратиться в местное живое существо…(Аксель вспомнил Штроя в обличии мексиканского кактуса после такого «трала», и понимающе кивнул). А может, вас просто хотят развлечь видами голубого космоса. Для смертных это редкое зрелище.

– Да, здесь потрясающе, – согласился Аксель, озираясь. Они как раз приближались к огромной спиралевидной галактике, которая встала перед ними косой стеной, медленно раскрывая мохнатые, мерцающие объятия. – Мы с Кри, хотя и летали к звёздам, но такого ещё не видели…Но почему этот космос голубой, а не чёрный? И почему он внутри нашей Земли? Космос…он же снаружи!

– Голубой, иначе говоря, волшебный космос, есть везде, – терпеливо объяснил Астерион, плавно поворачивая к центру галактики, где темнело неправильной формы пятно. – В нём нет ни «внутри», ни «снаружи», и попасть в любую его точку можно даже из вашей утренней тарелки с манной небесной кашей – это ведь любимая пища людей, не так ли? Думаю, люди, лишённые волшебной силы, могли бы если не проникнуть в голубой космос, то хотя бы видеть его истинный облик при условии…Хара, готовься, впереди Водоворот! – Галактика уже закрыла всё видимое пространство.

– Постойте! При каком условии? – жадно спросил Аксель, наклонившись к морде пса.

– На мой взгляд, ваш космос почернел от злости. Не своей, конечно, – человеческой… – вздохнул пёс и вскинул голову, блеснув короной. – Видел когда-нибудь сильно закопчённое стекло? Злые дела и мысли – тоже своего рода сажа, и ни одна частица её не пропадает с начала времён. Конечно, и волшебники иногда…

– Брось, Астерион! – вмешалась Хара, которая, несмотря на свой пол, была явно скупа на слова. – Голубой космос уже тоже не тот, что был. Хватит проповедовать, на обратном пути наговоришься…Приготовились!

Галактика «Водоворот» с чёрным пятном в центре стремительно летела им навстречу. Псы заметно напряглись, подобрались, на их прозрачных спинах вздулись бугры невидимых мускулов, а Кри с Акселем инстинктивно вцепились в невидимую шерсть на шеях животных.

– Держитесь! – успел ещё крикнуть Астерион – и чёрное пятно втянуло всех. Аксель, словно увлекаемый гигантской центрифугой, почувствовал, что теряет сознание. Огненная мозаика завертелась перед его глазами, он не чувствовал больше спины несущего его пса – был только чёрный бездонный водоворот, увлекающий его в ничто. В небытие без начала и конца…

И вдруг голубой космос снова вспыхнул вокруг, и Аксель, весь дрожащий и потный, сидит на спине шумно дышащего Астериона со съехавшей на покатый лоб короной, а рядом летит Хара, свесив язык и тоже явно приходя в себя, и на спине у неё, конечно же, Кри, бледная, с закатившимися глазами, но, к счастью, живая…

– Кри, как ты? – хрипло позвал Аксель. – У вас нет воды? – обратился он к Гончим Псам.

– Не волнуйся, она сейчас придёт в себя, – успокоила его Хара. – И вода скоро будет…Сколько угодно.

Аксель огляделся. Никакой галактики за спинами летящих всадников не оказалось, ближайшие созвездия светили гораздо ярче, а дальних почему-то не было видно совсем. Космос вокруг стал ещё голубее и прозрачнее, чем прежде, и само пространство словно бы искривилось. Похоже, Астерион и Хара мчались по дну гигантского полого шара, вращаясь вместе с ним, как белки в колесе.

И вдруг они резко замерли. В пустоте перед ними висело ещё одно пятно, диаметром всего лишь в человеческий рост. Точнее, не пятно, а окно. А ещё точнее – иллюминатор, закрытый не стеклом, а какой-то прозрачной преградой.

– Слезайте, приехали! – бросил Астерион.

Аксель и Кри неуверенно слезли со спин животных на невидимую твердь, запинаясь, поблагодарили псов и с любопытством приникли к иллюминатору. За ним простирался всё тот же голубой космос, но только мутноватый и размытый, словно…

– Акси! Это же океан! – вырвалось у Кри. – Так не бывает… – беспомощно обернулась она к животным.

– Вселенная, которой мы вас передаём, погружена в воду, – невозмутимо сказал Астерион, поправив лапой корону на темени. – Вернее, вода погружена во Вселенную. А вот и наша сменщица, – кивнул он на иллюминатор. – Когда она заслонит вход – но не раньше – тогда прыгайте ей в пасть.

После такого приглашения как было опять не кинуться к иллюминатору? То, что увидели в глубинах космического моря Аксель и Кри, могло свести с ума кого угодно. Рыба самого доисторического вида – и таких размеров, что созвездия казались рядом с ней жалкими пылинками – подплывала к ним. Её панцирь состоял из шипастых пластин, редкие плавники напоминали по форме штопоры, а в огромном лбу вместо глаза сияла одинокая голубая звезда, то почти гаснущая, то вспыхивающая, словно огонь маяка. Но вот рыба надвинулась на иллюминатор, и в нём воцарилась тьма. Надо было прыгать. Прямо в пасть…

«Возьми меня за руку, Кри», – хотел сказать Аксель, но ладошка Кри уже скользнула ему в пальцы. Ничто на свете не могло подбодрить его больше. И всё же он медлил.

– Не волнуйтесь, всё будет хорошо, – заверила Хара, легонько ткнувшись носом в локоть Кри, которая ей, видно, приглянулась. – Скоро мы вернёмся за вами…

Выхода не было. Акселю не хотелось дважды за эту ночь показывать свою слабость – пусть даже перед ним не лужа, а целый океан. Он стиснул пальцы зажмурившейся Кри и прыгнул вперёд, заставив себя усилием воли не закрывать глаза. В кромешной тьме что-то блеснуло, и…

Свет. Но не голубой и космический, а неровное пламя ярких бездымных факелов. Стены из полупрозрачного, голубоватого, слоистого материала, напоминающего рыбью чешую. Такие же плиты под ногами… И в центре каждой плиты пола – изображение тёмной рыбы с пульсирующей голубой звездой во лбу.

Аксель и Кри очутились в центре огромного подземного зала с высоким сводчатым куполом – выше, чем в любом кафедральном соборе. Зал был почти пуст, в нём не было никаких дверей и окон, виднелся лишь единственный небольшой иллюминатор на уровне акселевых глаз, за которым стояли всё те же подводные сумерки.

– Мы внутри этой рыбищи, – вздохнул мальчик. – То, что у неё внутри – целый дворец, меня не удивляет. Но почему никого нет?

– Придут, не бойся, – мрачно заверила Кри. – Давай-ка оглядимся повнимательней, может, кто уже и здесь… – Она первая принялась оглядывать бело-голубоватые стены зала, и первая вскрикнула:

– Акси, смотри!

Кри замерла у одной из стен. Перед ней возвышались две скульптуры на полупрозрачных пьедесталах, напоминающих глыбы льда и словно бы обозначающих границы невидимой двери. Это, без сомнения, были статуи духов, отлитые, казалось, из воронёной стали и сделанные куда тоньше, чем грубые идолы Потустороннего замка. Те же уши-рожки и крошечные злые глазки на стебельках, те же огромные до отвращения носы – но более округлые и не так сильно вытянутые вперёд, отчего в тупых мордах сквозило что-то рыбье. И ещё отличие: между двумя крючковатыми пальцами-когтями верхних и нижних лап поблёскивали слюдяные перепонки.

– Духи космических вод, – скривился Аксель. – Хрен редьки не слаще…Не прикасайся, Кри!

Но было уже поздно: любопытная девочка провела пальцем по верхней лапе одного из монстров. Раздался низкий мелодичный гул, словно проснулись невидимые гигантские мехи, и статуи разъехались в стороны, освобождая место чёрно-белой многоступенчатой лестнице, выдвинувшейся из стены. Дверь над ней, однако, не возникла – вместо неё появился лес тонких, покрытых искусной резьбой, полупрозрачных колонн, которые бежали к потолку ярусами наподобие пчелиных сот. Всё это смутно напоминало Акселю что-то…но что?

– Какая странная лестница…и такая широкая, – сказала Кри, нагнувшись к белоснежным ступеням с промежуточными чёрными блоками.

– Я думаю, это не ступени, Кри, – пробормотал Аксель.

– А что же?

Вместо ответа мальчик нагнулся и легонько нажал ладонью на одну из ступеней. Раздался низкий ворчащий гул, которому из всех углов подводного зала откликнулось громкое эхо – здесь, видимо, была прекрасная акустика.

– Клавиатура. И даже… – Аксель повёл глазами вверх по «ступеням», – господи, двадцать восемь клавиатур! Вот это орган, правда? В мюнхенской Фрауэнкирхе такого нет…

– Может, и так, – неохотно признала Кри, которая была большой патриоткой своего города, – да только не ногами же на них играть? Смотри, в орган ведёт лесенка! Давай поднимемся…

И в самом деле, точно в центре белых клавиатур виднелась чёрная блестящая дорожка из плиток, не напоминающих клавиши. Перед трубами органа дорожка переходила в винтовую лесенку, взбегающую между ними сложным, красивым и строго симметричным узором. Местами изгибы лесенки так близко противостояли друг другу, что, если кто-то не боялся упасть с большой высоты, он мог бы перепрыгивать с одного крыла органа в другое.

– Наверное, это леса для починки всяких неполадок, – предположил мальчик. – Не думаю, что духи держат обезьян-органистов…Эй, погоди!

Однако Кри, возбуждённая чудесным полётом, явно потеряла и теперешнюю осторожность, и прежнюю боязливость. Она смело прошла по безмолвной чёрной дорожке, приблизилась к музыкальному чудовищу вплотную и шагнула на винтовую лесенку. Но едва только сделала первый шаг между трубами, как зал потряс раскат органа, в воздухе мелькнула зубастая пасть и раздался отчаянный крик, тут же подхваченный стоголосым эхом. Склизкая, тёмная тварь – не то змея, не то мурена – высунувшись из органной трубы, впилась в плечо Кри длинными, кривыми зубами, не уступающими зубам тропической пираньи. Девочка рванулась, но мурена подтаскивала её за намокшее от крови плечо всё ближе…Аксель одним прыжком очутился рядом и что есть сил потянул Кри к себе – напрасно! Тем временем из противоположной трубы, чья глянцевая бело-голубая поверхность казалась такой мирной, высунулась другая пасть и впилась в локоть самого спасателя. Полуослепнув от сумасшедшей боли, сам не зная, он ли это шепчет, или вновь дедушка пришёл ему на помощь (но ничьё лицо не возникло перед его внутренним зрением), Аксель простонал:

 
Пусть эти чудища уйдут!
Пусть раны наши заживут!
 

Его и Кри тут же отшвырнуло на нижние ряды клавиатур, которые отозвались злобным ворчанием. Оно уже не напоминало громовой раскат музыки, прозвучавший, когда Кри ступила на винтовую лестницу. Увы, дрожащим брату и сестре было сейчас не до музыкальных тонкостей! Раны и кровь мгновенно исчезли с их тел и одежды, боль отступила, однако мурены – или кто они там – и не подумали утихомириться. Лишившись добычи, они молча, но с прежним энтузиазмом вцепились в глотки друг другу. Сразу же между их телами проскочила голубая искра, чудища разжали пасти и юркнули назад в трубы.

– Ох… – всхлипнула Кри, сползая с нижней клавиатуры на пол. – Акси, прости меня! Ты жив? Что это было?

– У…ужин сбежал, – ответил Аксель, и неожиданно для себя согнулся пополам в приступе нервного смеха – такого же, как тогда, когда он разрубил надвое Штроя в Главной Диспетчерской Потустороннего замка. Впрочем, приступ длился недолго. Вытерев слёзы, мальчик разогнулся и, оглядевшись на страшный орган, сказал:

– Что, Кри, будешь ещё своевольничать?

– Не буду! – заверила сестра, целуя его. – Опять дедушка помог, да? Или сам?

– А может, и сам. Я его не чувствовал…

– Они тоже, – вздохнула Кри, кивая на органные трубы. – Отпустили нас, но никуда не делись, ты заметил?

– Ещё бы нет! Наверно, особое заклятие…Нужно быть самоубийцей, чтоб играть на таком органе. Интересно, кто его придумал и зачем?

– Постой-ка, – сказала Кри. – Я весь последний год не то, что колдовать – вспоминать о колдовстве не хотела. Но тут и впрямь особый случай! Попробую, не разучилась ли?

И, прищурившись на орган, мигом сочинила:

 
Орган, орган! Прозрачным стань
И покажи всю эту дрянь!
 

Трубы вмиг помутнели, а затем из бело-голубоватых стали хрустальными. Аксель и Кри охнули от ужаса и омерзения: в половине труб (строго через одну) извивались полные жизни и злости чёрные желтоглазые мурены – сотни жадных тварей, ждущих своего часа!

– Знаешь, Кри, – мрачно сказал мальчик, отвернувшись от этого зрелища, – похоже, мы с тобой угодили в переплёт ещё почище, чем в Потустороннем замке…

– Нам же обещана безопасность! – дрожа, напомнила Кри.

– Кем обещана?! Кто тут есть?

И Аксель оглянулся, словно надеясь, наконец, найти хозяина этой гостеприимной обители. Он вновь никого не заметил, но на сей раз ему показалось, что в фигурах рыб на полу что-то изменилось. Их усы-штопоры указывали в дальний конец зала, а искра-звезда со лба переползла почему-то в хвост. Сощурившись, Аксель разглядел в том направлении почти незаметный издали бассейн. Он молча кивнул на него Кри, и оба осторожно двинулись туда.

Бассейн был полон до краёв чистой прозрачной водой и очень глубок – наверное, метров двадцать. Дно его, выложенное всё теми же рыбами-изразцами, излучало молочно-белый свет. На плитах стоял дощатый, грубо сколоченный топчан, а на топчане…

– Утопленник! – ахнула Кри. – Что же это, Акси! Бежим отсюда!

– Куда? – тоскливо прошептал Аксель, стараясь не глядеть в тёмное, вздувшееся лицо мертвеца. Человек на топчане был полугол и бос, на нём синели широкие шёлковые шаровары, а голова повязана белым полотенцем, слабо колышущимся от каких-то подводных течений. – Ну, поделом мне, дураку! Никогда нельзя верить духам, что бы они ни обещали!

И мальчик яростно плюнул на пол.

В ту же секунду Кри издала новый вопль. Вода в бассейне на миг закипела, и человек на топчане вздрогнул. Затем поспешно выпрямился, оттолкнулся от своего грубого ложа пяткой и взмыл вверх в ореоле радужных пузырьков. Дети отпрянули от бассейна, но полуголый уже выскочил из воды по пояс, как пробка, и уставился на них – не распухшим и чёрным, а нормальным и даже розовым человеческим лицом. Он приятно улыбнулся брату и сестре и спросил жизнерадостным сочным баритоном, опять разбудив повсюду эхо:

– Простите, вы только что произнесли чрезвычайно мощное заклятие. Могу я узнать, какое?

ГЛАВА VIII. ФР

Ещё год назад, пережив подобное приключение, Аксель несколько минут приходил бы в себя, словно рыба, глотая ртом воздух вместо ответа. Но за это время, так и не научившись любить встряски, он, по крайней мере, приобрёл какую-то закалку. И потому, быстро опомнившись, мальчик шагнул вперёд, привычно загородил Кри спиной и с вызовом ответил:

– Я сказал: «Духам нельзя верить на слово, что бы они ни обещали!» А что, неправда?

– Истинная правда, – весело согласился полуголый. – Но вот какая вещь, уважаемые гости: на истинную правду эти стены не откликаются, да ещё таким возмущением волшебного поля, которое способно нарушить мой здоровый сон. ТАК откликаются они на наглую ложь…

– Ничего не понимаю… – пробормотал сбитый с толку Аксель. – Разве что-то может быть одновременно и правдой, и наглой ложью?

– Может, может, – заверил человек с полотенцем. Он подобрал его размотавшийся край и обернул ткань вокруг высокого бритого лба наподобие чалмы. – Давайте выпьем кофе и разберёмся в столь интересном вопросе!

Он легко, как кошка, перемахнул через край бассейна, приземлившись на изразцы босыми ступнями, скрестил на груди мускулистые руки и теперь с улыбкой глядел на детей. Его загорелое пожилое лицо (лет тридцать пять – сорок, не меньше!) с узкими, как у китайца, пронзительно-синими глазами и жгуче-чёрными бровями и усиками можно было, пожалуй, назвать красивым.

– Добро пожаловать во Вселенную Хас, избранники души моей!

«Вот-вот. Этого нам и не хватало – быть избранниками души его…Да он, кажется, почище Штроя и Фибаха, вместе взятых», – переглянулись дети, и Аксель осторожно начал:

– Так вы…э-э…

– Я – Франадем! Тот самый таинственный «Фр», коему уже довелось послужить пищей для твоих догадок. (То ли этот пляжник всегда так цветисто выражался, то ли Аксель и Кри повстречались ему, когда он был в настроении – неизвестно. Но расслабляться в его присутствии явно не стоило).

– А мы думали, – вступила в беседу Кри, – что вас зовут…

– Меданарф? Всё правильно, это тоже я. Понимаете, когда мне скучно и я склонен к крайностям, я произношу своё имя наоборот. В такие дни все стараются держаться от меня подальше…Ну, а когда мне весело…ничего, что я принимаю вас по-домашнему?

Аксель и Кри поспешно заверили, что ничего. Франадем указал гостям на мягкую тахту с подушками, которая уже возникла из воздуха за их спинами. А также на подносы с фруктами и крохотными, но замечательно красивыми чашечками кофе. Рядом с кофейным прибором Франадема поблёскивала в хрустальном роге тёмно-рубиновая жидкость, а на поверхности хрусталя светилась одинокая звезда – символ Вселенной Хас.

– Наши вина славятся на весь обитаемый космос…но вам не предлагаю. Как из-за вашего возраста, так и потому, что вам сегодня нужна ясная голова.

Кри вспомнила мумию, которая последовала за таким же вот угощением, и поёжилась. Но, кажется, пока ничего зловещего не намечалось. Франадем по-турецки уселся на тахту и откинул конец полотенца на плечо – вылитый падишах, только почему-то без слуг. Впрочем, когда дети уселись таким же образом у своих подносиков, весёлый хозяин спросил:

– Вас, может быть, удивляет, что я один? Но я привык сам себя обслуживать. А потом, мне не хотелось смущать вас некоторыми…гм… мордами из моей свиты. Едва ли у вас остались приятные впечатления о Потустороннем замке.

– Вы не ошиблись, – сказал Аксель, стараясь не думать о распухшем лице из колодца, которым их почему-то не побоялись смутить, и при этом мужественно пробуя кофе. От первого же глотка в голове его прояснилось, вся сегодняшняя усталость куда-то исчезла. – Замечательно! – похвалил он тёмный ароматный напиток. – И простите, что мы вас разбудили… – не без ехидства прибавил он.

– Это мне нужно извиняться! Единственный слуга, который должен был предупредить меня о вашем приезде, куда-то отлучился…И задам же я ему взбучку!

Аксель мог бы поклясться, что на деле никто не смеет ослушаться этого весельчака – как не посмел бы никто ослушаться Штроя. «Просто хотел понаблюдать, как мы себя поведём в „весёленькой обстановке“», – подумал он, и, судя по лицу Кри, она подумала то же самое.

– Итак, уважаемый Взглянувший В Лицо… – начал Франадем, поднимая в его честь рог с вином, но Аксель прервал его:

– Простите, как вы меня назвали?

– Ну, разве что ты один во всём Лотортоне не знаешь своего нового прозвища – ещё более почётного, чем «Спросивший Смерть»! – усмехнулся дух. – Твоё здоровье, а также и твоё, Ужас Саркофагов, – поклонился он Кри и осушил рог. (Нужно ли говорить, что его содержимое тут же восстановилось?)

– Не называйте меня так, – тихо сказала девочка.

– Хорошо, – кивнул Франадем, и под потолком с треском лопнула голубая молния. – Больше ты этого прозвища никогда ни от кого не услышишь.

– Так, значит, я – Взглянувший В Лицо? – мрачно уточнил Аксель. – А может, точнее было бы сказать: «В Лица?» – добавил он, намекая на одно из прозвищ Штроя – «Многоликий».

– Остроумное замечание, – признал дух, дружески хлопнув его по плечу. – Ты и вправду так умён, как говорят…Но в тот момент, когда ты наносил свой знаменитый удар, Многоликий выглядел вполне обыкновенно.

– Я не убил его? – торопливо подался вперёд Аксель, опрокинув пустую чашечку.

– Нет. Жалеешь? – прищурился Франадем. – Впрочем, можешь не отвечать, и так всё ясно…Мне по душе твои чувства. Кровожадность в столь юном возрасте – что может быть отвратительней?

Аксель пристально посмотрел в это красивое безмятежное лицо, пытаясь распознать скрытую насмешку или хоть лёгкий её след. Но, кажется, Франадем не шутит…Хотя – кто его разберёт?

– А вы, значит, не кровожадный? – тряхнув волосами, внезапно спросила Кри, в свою очередь прищурившись на Франадема, и уж по её голосу о её истинных чувствах гадать не приходилось.

– Я? Ни капельки, – с прежним спокойствием ответил падишах и откинулся на подушки. – И если тебе не очень понравился мой домашний орган, то позволь заверить: я держу его вовсе не для гостей…

– Стало быть, для подчинённых? – не унималась Кри, видно, решив, что если её ждёт очередной ужас, нечего тянуть резину.

– Скоро увидишь…Кстати, твой брат при знакомстве задал мне интересный вопрос, напрямую связанный с твоим.

– Насчёт того, как можно одновременно говорить правду и нагло лгать?

– Вот-вот. Я хотел этим сказать, что ежели дух вам что-то пообещал, то он вовсе не обязательно исполнит обещанное…

– Спасибо, мы уже знаем, – вставил Аксель.

– …но если он даёт клятву – например, гарантируя вашу безопасность, – вы можете спокойно отправиться к нему на чашку кофе. Поэтому здешнее волшебное поле расценило твои слова как жестокое оскорбление и оживило мой труп.

Аксель почувствовал сильное желание немедленно вернуть выпитое кофе и полбанана назад. Но падишах как ни в чём не бывало продолжал:

– Что поделаешь, у всех свои привычки. Волшебники определённого ранга постоянно умирают и воскресают – даже те, кто, подобно Штрою, когда-то был человеком. А лично я человеком никогда не был – я чистокровный звёздный дух. И особенно хорошо себя чувствую, с недельку побыв утопленником. Знаете, нечто вроде снотворных пилюль комиссара Хофа…

Дети быстро переглянулись: этот Франадем и впрямь много о них знал.

– А разве вы не можете жить…мм…без передышки? – осторожно спросил Аксель, делая сестре глазами знак быть повежливей: гарантия гарантией, да мало ли что…

– Отчего же, – вяло откликнулся Франадем, разглядывая на свет очередную порцию выпивки. – Но так будет ещё скучнее…Вечность – противная штука, даже когда это твой законный титул.

– А почему бы тогда Вашей Вечности не отказаться от всего этого, – с искренним любопытством сказал Аксель, оглядывая зал, – и не жить так, как мы? Поселились бы в каком-нибудь хорошем городе вроде Мюнхена, устроились бы на службу, завели семью, а когда придёт время – умерли и больше не воскресли…

– Вот на это у меня никогда не хватит смелости, – очень серьёзно сказал Франадем (а может, даже и Меданарф). Его узкие синие глаза больше не смеялись. – Ни у меня, и ни у кого из звёздных духов. А раз мы сами знаем о себе, что мы – существа нехрабрые, то лучшим выходом для нас была бы окончательная, или, как мы говорим, Большая Смерть. И если ты, Аксель Реннер, – поднял он хрустальный рог, – пришёл, чтоб убить нас всех – пью за твоё здоровье!

И выпил залпом.

– Я пришёл не для этого, – не менее серьёзно сказал Аксель, вставая. – Я пришёл узнать, чего вы от нас хотите?

– Терпение, терпение… – пробормотал дух, тоже неспешно поднимаясь. – Очень мило, что вы зашли поговорить о делах, но вот так, сразу…Нет, сперва моим гостям полагается концерт!

И картинно щёлкнул пальцами. Свет в зале погас.

Орган, который всё это время невинно дремал в углу, тут же испустил глухое ворчание, будто просыпающийся зверь. Едва оно смолкло, дети услышали за своими спинами какое-то движение. Резко обернувшись, они увидели, что из стены, противоположной органным трубам, выдвинулся широкий, увитый цветочными гирляндами балкон. А на балконе…

– Штрой! – ахнула Кри. – Мы в ловушке, Акси! Бежим!

– Погоди… – медленно пробормотал Аксель, делая шаг к балкону и пытаясь осознать увиденное. – Там и Отто…наш Отто! Не может быть…

Такого и вправду не могло быть! На балконе одно за другим появлялись приземистые тёмные существа с перепончатыми лапами, и, приглядевшись, можно было понять, что на мордах у них – человеческие маски. Дух в маске Штроя – отчего-то седобородой, но с вполне натуральными стрекозиными глазами, где мерцали плывущие созвездия, – был облачён в звёздную мантию. Его сосед с лицом комиссара Хофа вырядился в человеческий пиджак и брюки, и даже нацепил галстук в цветочек, который на настоящем Отто Хофе дети в жизни не видывали. А рядом – покойный профессор Фибах с лицом хорька, в цилиндрических очках с золотой оправой, и тоже покойный крокодиломакак Пралине, который его загрыз в открытом космосе. И уродливые фибаховы твари! Птерокурица Амалия и её подружка Беттина фон Краймбах-Каульбах шествовали, держась за уши своего злейшего врага Шворка. За ними под ручку следовали Дженни с траурной сеньорой Мирамар, а вот Жоан и Пепа, и её свита из шестерых ежей с длинными свиными хвостами…Это был какой-то кошмарный бред!

Франадем явно наслаждался произведённым эффектом, любуясь побелевшими от ужаса и отвращения лицами Акселя и Кри.

– Целый карнавал, правда? Это будет хор. А каждому хору, как вы знаете, необходим дирижёр. Прошу прощения, мне пора за пульт…

И он указал на самую верхушку органа, где в полумраке вдруг ярко заблестел позолотой дирижёрский пульт. Дух поддёрнул шаровары, слегка подпрыгнул, разминая босые ноги, поправил полотенце-чалму со свисающим на плечо концом и лёгкой, беззаботной походкой двинулся к органу. К винтовой лесенке. Другого пути наверх ему не было.

Кри невольно охнула и подалась вперёд, забыв о своём гневе и думая лишь о недавно пережитом ужасе – Аксель еле успел поймать её за локоть. Франадем тем временем уже миновал клавиатуры и, помешкав секунду, чтоб рассчитать прыжок, взвился в воздух. Первые две мурены промахнулись на какой-то миллиметр и впились друг в друга. Голубой разряд отшвырнул их в трубы, а Франадем, как резиновый мячик, прыгал всё выше и дальше. И при каждом прикосновении его ступней к винтовой лесенке по клавиатурам внизу бежали чёрно-белые волны, а по воздуху – волны музыки…Но, несмотря на красивую, мощную мелодию, дети, конечно, её не слушали: открыв рты, они глядели на весёлого смертника. Тот имел возможность перевести дыхание, так как зубастые пасти ждали его не на каждом шагу, а через шаг – и всё-таки это было страшное зрелище! Вот одно из чудищ сорвало с него чалму, которая тут же превратилась в пластырь, залепила ей глотку, и мурена в приступе удушья свесилась на ступени…Зато её напарница сумела-таки вцепиться духу в плечо и вырвать изрядный клок мяса. Увидев золотистую кровь из раны, Кри закрыла глаза, но через секунду, как загипнотизированная, распахнула их снова. Франадем уже добрался до первой площадки, откуда мог перепрыгнуть в другое крыло органа. Точно перемахнув на нужную ступеньку, дух вскинул руки, как гимнаст, – и винтовая лестница ожила! Она рывками, в такт ритмичной мелодии, двинулась вверх, Франадему же стало ещё труднее увернуться от прожорливых пастей. Этот сумасшедший больше не прыгал, а движениями тела ускорял или замедлял рывки лестницы. Кровь хлестала у него теперь и из шеи, и из запястья, но дух не обращал на это никакого внимания. Неуловимым жестом перехватив последнюю мурену за шею, он обернул её живым кольцом вокруг своей, завязал голову и хвост в беспомощный узел и, чуть покачнувшись, шагнул к пульту. Орган умолк, но его сменили громовые аплодисменты присутствующих – аплодисменты, в которых искренне участвовали Аксель и Кри.

– Знаешь, – тихонько сказала она на ухо брату, забыв прежнюю неприязнь к хозяину Вселенной Хас, – он похож на Омара Шарифа…

Это был большой комплимент. Выше для Кри (которая как свои пять пальцев знала не только молодых, но и старых актёров) были только Брэд Питт и Мэтт Дэймон.

– Мм, – осторожно высказался Аксель. Ему тоже понравилась смелость Франадема, но он всё же счёл долгом напомнить сестре:

– Не увлекайся! Он нас позвал не просто так.

А звёздный дух, залечив свои раны и не позаботившись о каком-нибудь фраке (даже не снял с шеи извивающуюся мурену, только наколдовал себе новое полотенце вокруг висков) поклонился публике и вскинул дирижёрскую палочку. «Штрой» выступил вперёд, на край балкона, и запел высоким сладким тенором под невидимый клавесин:

 
Владыка Меданарф —
Большой оригинал.
Одних он убил,
Других обокрал…
 

Аксель и Кри – в который уже раз сегодня! – изумлённо переглянулись. По следующему знаку палочки «Штроя» сменил «Пралине», у которого оказалось прекрасное сопрано:

 
Но жертвы его
Сказали ему:
«Спасибо тебе —
И вот почему…»
 

А дальше грянул хор:

 
«Ведь то, что ты украл,
Приносит лишь вред.
Губило нас всех —
Теперь его нет.
А те, кого убил,
Убили бы других…
Прими же от нас
Благодарственный стих!!!»
 

Орган заключил всё это мощным гулом, вспыхнул свет, хор исчез – а Франадем уже сидел на подушках против обомлевших детей, обмахиваясь краем полотенца и явно набираясь сил для дальнейших штучек.

– Вам бы в цирке выступать! – вырвалось у Акселя.

– Да, вы очень смелый, – с дрожью сказала Кри, явно вспоминая собственное знакомство с домашним органом Франадема. – И зря вам так хочется умереть…

– Поживу ещё, пожалуй, – согласился тот и обтёр лицо. – Между прочим, труднее всего – не просто увернуться от укуса, а сыграть при этом что-то путное!

– Зачем вы так рискуете? – спросил Аксель. – Ведь, наверное, они могли загрызть вас по-настоящему?

– А как же! – строго сказал Франадем. – Иначе я действительно клоун, и больше никто. Нужно уметь ставить на карту не только чужую, но и собственную жизнь.

– И чью же чужую жизнь вы собираетесь ставить на карту? Нашу? – Не дожидаясь ответа, Аксель выбрал на подносе спелый апельсин и начал его чистить. В синих глазах Франадема блеснули одобрительные искорки: он явно уважал аппетит во время бесед о смерти.

– Конечно, – ответил дух, потянувшись за хрустальным рогом. – Ваше здоровье! Но главный риск достанется не вам. Я хочу, чтобы вы помогли мне убить моего друга Штроя.

– Так я и знал! – мрачно сказал Аксель с глубоким вздохом.

– Что же ты не ешь апельсин?

– Разонравился! – твёрдо ответил Аксель, отодвигая поднос и глядя ему в глаза. – Я и моя сестра – не наёмные убийцы, понятно?

– Да я и не переоцениваю ваших способностей, – заверил Франадем, делая глоток. – И всё же вы способны на многое. Иначе разве стал бы я наводить справки о вашей прежней жизни, готовить концерт, и даже, – он коротко кивнул на орган, – показывать мою утреннюю зарядку сольным номером? Разве я говорю: «Убейте»? Я выразился куда мягче: «Помогите убить моего лучшего друга»!