Текст книги "Аксель, Кри и Белая Маска"

Автор книги: Леонид Саксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

– Вы – олеандровый сфинкс? – спросил Аксель. – Я и не знал, что бывают такие…такие… – Он замялся и подумал: «Наверное, это самая красивая бабочка на свете!»

– Мой узор служит неплохой маскировкой, – скромно сказал сфинкс. – Думаю, потому наши создатели меня и выбрали…Прошу вас! – Бабочка чуть развела треугольники крыльев с овальными «вырезами» на внутренней стороне, показав три седла со стременами. Но когда все, не тратя времени, оседлали сфинкса и он взмыл в небо, Аксель тут же спросил:

– Создатели? Какие создатели?

– Меня создал человек Штресснер, а моего брата – другой человек.

– Как его зовут?

– МакДафф. – Сухой тон, которым сфинкс произнёс последнюю фразу, наводил на мысль, что к этим двоим он относится по-разному. Дети переглянулись.

– Но они, кажется, создали вас… неодинаковыми, – осторожно заметил Аксель.

– Да. Мой брат очень доволен своими новыми…возможностями, – не менее осторожно проронил сфинкс, явно стараясь никого не обидеть. – Ну, а меня вполне устраивает, что я как был, так и остался бабочкой. Каждому лучше быть тем, кто он есть.

– Я с вами согласен, – кивнул Аксель. – Но я хотел сказать…Штресснер даже и не предлагал вам отрастить когти, или рога, или клыки?

– Он – нет. Предлагал тот, другой.

– МакДафф?

– Да. Но не для того, чтобы помочь духам, а чтобы посмеяться над ними.

– Откуда вы знаете?

– Он сам так говорил.

Майорка уже давно скрылась из виду, внизу глухо шумело ночное море.

– Значит, МакДафф ненавидит духов? – быстро спросил Аксель. – А где он сейчас?

– Не знаю, и не моё дело, – отрезал сфинкс, явно жалея, что разоткровенничался. Ни на какие дальнейшие расспросы о людях или духах он не поддался, сказав лишь, что последние обошлись с первыми не лучшим образом, и потому оба сфинкса служат теперь не Лотортону, а Вселенной Хас.

«Ну ладно, и это кое-что», – решил мальчик, когда немного спустя они приземлились на такой знакомой ночной поляне. Сан Антонио спал, как всегда, – ещё крепче, чем днём, хотя у Акселя уже давно не было времени купаться в его завораживающей дрёме. Поблагодарив сфинкса, все махали ему вслед, пока он не исчез над морем, и Дженни с нервным смешком сказала:

– Умираю спать. Ведь нас не было дома добрых минут пятнадцать…

Все поддержали её, после чего компания отправилась в пансион. Когда шли пустынным пляжем, Аксель шепнул сестре:

– Что с тобой, Кри? Нет сил? Хочешь, я понесу тебя?

– Не в этом дело, Акси. Я уже боюсь этих ночных возвращений! Хоть бы на сей раз…

– Да вон, смотри, нету там ничего! – Аксель на секунду включил фонарик, посветив под деревьями. – И тогда ничего не было, кстати, – кроме призрака…

– Тоже мне, ничего!

– Конечно, ничего! Нас просто…

Его прервал страшный крик Дженни.

ГЛАВА XVII. ТАЙНА УМИРАЮЩЕГО ЛОРДА

Не взвидя света – да его и не было кругом, так как Аксель успел выключить фонарик, – он кинулся вперёд в фисташковые заросли, куда уже успела свернуть Дженни. Крик оборвался так резко, словно жертве зажали рот. «Неужели…» Так Аксель не бежал ни разу в жизни – и чудом не сломал себе шею на ночной тропинке! Вылетев за поворот, он метнул вперёд луч света, твёрдо зная, что, с волшебным полем или без, сокрушит сейчас кого угодно. Светлый круг тут же поймал сгорбленную фигурку девочки, стоящей на коленях у какой-то бесформенной, тёмной массы.

– Акси! Скорей! Сюда…

Секунду спустя он очутился рядом с ней, а ещё через миг подбежала Кри. Даже не разглядев, кто валяется перед Дженни на земле, мальчик уже заметил над ним знакомое мерцающее облачко – может, потому, что искал? Да, это был всё тот же кинжал с серебряной рукоятью, и его драгоценные камни ярко светились в темноте. «Где же я его видел?» – в который раз успел подумать Аксель и, прежде чем прикоснуться к телу, выдохнул:

– Не кричи, Дженни, я думаю, что это…

Но тут предполагаемый фантом издал слабый, хриплый стон и дёрнул головой. Аксель дрожащими руками обхватил его за худенькие плечи, и кинжал – видимо, неглубоко сидевший в ране, – шевельнулся, как живой, и выпал на тропу.

– Жоан! – ахнули все.

– П…помоги… – прохрипел Жоан, задрав грязный подбородок и пытаясь привстать на упёртых в землю руках. К счастью, ни на его искажённом лице, ни на губах не было крови, да и на одежонке, кажется, тоже.

– Лежи, лежи… – ошеломлённо потянул его назад Аксель, сунув под голову старого врага сумку Кри. – Дженни, где твоя фляга?

Но лишь когда Жоан начал жадно пить, кашляя и проливая воду на голую грудь (он был в своей знаменитой безрукавке), Аксель окончательно поверил, что это не фантом…Или разве уж такой высококвалифицированный призрак, которому впору самому всех резать, а не валяться недорезанным! Чтобы окончательно развеять сомнения, мальчик запустил ладонь под безрукавку и осторожно провёл пальцами по спине Жоана. Тот охнул и дёрнулся. Резко выдернув ладонь, Аксель увидел на ней кровяные разводы – к счастью, не очень густые.

– Не трогай… – скрипнул зубами Жоан, и вдруг сел – медленно, но успешно.

– Дай мне осмотреть рану! – страстно потребовала Дженни. – Я недавно проходила курсы первой помощи, и у меня с собой аптечка.

– Отстань! – буркнул Жоан, запахивая одежду. – Я просто…напоролся…

– На что? – резко спросил Аксель, ища глазами кинжал, чтобы сунуть его лгуну под нос. Но кинжал исчез.

– На сук…

– А что ты вообще здесь делаешь в такое время?

– А ты? – ощерился Жоан. Но, поймав взгляд Акселя, пробормотал: – Гулял…Мне днём некогда купаться.

– Ладно, – вздохнул Аксель, поняв, что правды тут не доищешься. – Если ты впрямь не очень тяжело ранен, обопрись на меня, и пошли в пансион.

Он ожидал новых возражений и грубостей, однако Жоан молча подчинился. Аксель вручил свой рюкзак Дженни, подставил раненому правое плечо и перекинул его руку на левое, а Кри на всякий случай ещё поддерживала Жоана за другой локоть. Приготовившись в путь, мальчик в последний раз внимательно оглядел тропинку. Но кинжал как сквозь землю провалился – и, скорее всего, так оно и было.

– Девочки, – всё же спросил Аксель, внимательно наблюдая за лицом Жоана, – никто из вас случайно не отпихнул кинжал ногой куда-нибудь в заросли? (Ему показалось, что при слове «кинжал» глаза Жоана изумлённо расширились – но тот ничего не сказал).

– Вряд ли, – пожала плечами Дженни. – Завтра поищем…А сейчас нам лучше поторопиться!

Это было уже настолько знакомое и всегда дельное предложение, что, тут же забыв о кинжале, Аксель заковылял вперёд. Жоан дышал ему в лицо чем-то кислым (наверное, и мылся не очень часто, если только мылся вообще), но шёл всё бодрее, а когда впереди замаячил тёмный дом, убрал руку с плечей Акселя. Но локтей его брат и сестра всё же не выпустили, как он ни бурчал.

Сеньора Мирамар была на боевом посту – и, как всегда, изучала счета.

– Пресвятая дева Мария! – ахнула она, когда экспедиция молча ввалилась на «ресепсьон», – и, взгромоздив себя на ноги, грозно подбоченилась. – Много лет я молила тебя, чтоб этого не произошло, но что такое мои вдовьи слёзы перед твоей неискупимой скорбью об этом сатанинском отродье? Жоан!!! Как ты мог обесчестить мой пансион и поднять руку на чужую собственность?!

– О чём это вы, сеньора Мирамар? – устало спросил Аксель, выпуская локоть Жоана. Тот немедля отпрянул.

– О чём? Не станете же вы приводить сюда моего троюродного племянника со скрученными руками, если он ничего не сделал? Да ещё среди ночи?

– Станем, станем… – успокоила её Кри, приплясывая от нетерпения. – Мы просто поддержали его за локти, потому что он ранен. На него кто-то напал…

Сеньора Мирамар испустила кошмарный вопль, по сравнению с которым недавний крик Дженни был сущим подарком. Аксель с отчаянием представил себе, как его отец и Эрих Винтер подскакивают в кроватях, а затем, убедившись, что номера детей пусты, в нижнем белье мчатся сюда, готовясь к худшему…Но никто не прибежал – и это было светлое чудо. Сеньора Мирамар чёрной птицей метнулась куда-то вбок, к личной аптечке (хотя Дженни умоляюще протягивала свою), а затем, не разразившись ожидаемой тирадой (хотя, конечно, это был только вопрос времени), одной рукой, как пушинку, швырнула племянника (хотя он отбивался всеми четырьмя) на ближайший диванчик. Но, обнажив чуть пониже острых лопаток неглубокую рану с уже засохшей кровью, она, к общему удивлению, свято поверила угрюмому жоанову вранью про сук.

– Ну конечно, сучок! Что я, деревенская девчонка, ножевых ран не видела? Бедняжка ты мой, – прослезилась она, обработав рану йодом и заклеив горчичного цвета пластырем. – Так из сил выбивается на грязной работе, обслуживая всех, что не видит, куда бредёт…вы только не подумайте, что мы вам не рады…но ведь он ещё крошка, мой Жоанито, что бы он о себе ни мнил…

(«И как бы ни швырялся тухлыми яйцами. Ни мнил, ни пил и ни курил», – мысленно срифмовал Аксель).

– …целый день надрываться за скудные чаевые…слава святому Херонимо, что к моим постояльцам это не относится…и обронить эту честно заслуженную тобой десятку в кустах! Тут и взрослый напорется на что хотите. Идём! – сдёрнула она одуревшего парнишку с дивана. – Я отведу тебя в постель и завтра сама покормлю скотину. Да и вам пора вздремнуть, полунощники вы этакие! – игриво погрозила она мизинцем всем участникам сцены, не выпуская остальными четырьмя пальцами локоть Жоана. – Ох, будь я вашей матерью…Ну, шевелись!

Однако Жоан не спешил уходить. Он потоптался на месте, вздохнул, покосился на Кри, затем на Дженни, и наконец, глядя куда-то в угол поверх правого плеча Акселя, пробормотал:

– Спасибо…

– Пожалуйста! – хором ответили постояльцы, которые – если не считать Акселя – наверное, даже не понимали, при каком историческом событии они присутствуют. «Надеюсь, хоть ночных бомбардировок больше не будет», – думал последний, пока сеньора Мирамар уволакивала в тёмный коридор жертву своих забот. Родители так и не проснулись (или, может, приняли вопль сеньоры Мирамар за крик ночной птицы?) А потому через считанные минуты путешественники наконец оказались под своим кровом и, не распаковав сумок, тоже погрузились в тревожный сон.

На следующее утро – как всегда, ясное и сверкающее – за завтраком прислуживала Пепа, причём с таким спокойствием, что Аксель сразу понял: она ничего не знает. Ни сеньоры Мирамар, ни самого виновника ночного переполоха (если только он и впрямь был его виновником) не было видно. Трое друзей сидели прямо, жевали вяло, мигали сонно, и на пляж поплелись, только чтоб избежать расспросов. А на вопросы отцов, что с их аппетитом – ведь сегодня такой вкусный завтрак! – отвечали: жара замучила.

Аксель охотно поискал бы случая уединиться с Пепой, от которой он немножко отвык за эти дни (точнее, за эту бесконечную трёхдневную ночь), и которая после каждой разлуки казалась ему ещё прекрасней, чем прежде. Но сейчас нужно оставаться со всеми, крепить ряды и вырабатывать дальнейший план действий. А Пепа будет вечером.

Итак, Аксель Реннер, Кристине Реннер и Дженнифер Винтер, как и следовало нормальным отдыхающим, лежали на пляже, будто три тюленя, время от времени переворачивались с живота на спинку и, отчуждённо поглядывая на воду, обсуждали ситуацию.

– Ложное нападение на фантом, – чеканила Дженни тоном судебно-медицинского эксперта, загребая пальцами ноги песок и пуская его по ветру, чем несказанно раздражала Акселя, – затем настоящее нападение на человека, не имеющего никакого отношения к делу… Разве не ясно, что это предупреждение? И что следующим будет один из нас – скорее всего ты, Акси?

– Ну, для этого нужно время, – буркнул Аксель. – А мы вот-вот уедем. И лично я никуда больше не собираюсь…

– О, – вскинула брови Дженни, – ты ведь шутишь, правда? Пока мы тут прохлаждаемся, у тебя в номере уже давно-о-о лежит послание от очередной черепушки – точней, от вашего «Фр», который вызвал нас сюда вовсе не для отдыха! Ты, наверное, просто не заметил его спросонок, когда собирался на пляж…Ну ничего, его наверняка заметил Кья, и сейчас…

– Перестань! – бросила Кри, озираясь.

– …и сейчас составляет новый график встречи с Акселем, когда тот будет возвращаться с самого ответственного задания. Только на сей раз он шутить не будет. Всадит кинжал по рукоять!

– Если бы он мог это сделать, – напомнил Аксель, – то сделал бы сразу. Да и не уверен я, что это его рук дело…Духи не пользуются человеческим оружием!

– А ты вспомни, что говорил Титир, – приподнялась на локте Кри, от сонливости которой и следа не осталось. – «Штрой соблюдает правила, Кья – никаких!» Дженни права, Акси…Ещё одна твоя вылазка, и этому злодею надоест ждать! Тем более, что мы уже слишком многое узнали о Белой Маске.

– Многое, но не главное, – хмуро сказал Аксель. – Надо ещё раз вспомнить всё и понять, что такого я мог сказать Смертёнку, от чего он сразу разгадал тайну трёх кандидатов! И искать крест…

– Вот-вот! А говоришь – «никуда не собираюсь»… – подхватила Дженни, загребая новую порцию песка.

– Слушайте, вы это что, заранее отрепетировали – взяться за меня с двух сторон? – в свою очередь, подскочил Аксель. – И, Дженни, ты не могла бы не пылить? Спасибо…Да, мы многое узнали и сделали, но если мы сейчас остановимся, грош всему цена! Как и нам самим. Ну, Дженни – ладно, но ты-то, Кри! Ты так рвалась найти и освободить Белую Маску – больше нас всех…А теперь что ты предлагаешь? Всё бросить?

– Нет. Почему же, – вздохнула Кри и посмотрела ему прямо в глаза. – Но нам страшно за тебя, Акси. Что же тут плохого? Если мы так нужны Франадему, он нас и в Мюнхене найдёт. А там, – уж не знаю, почему, – мы, видимо, защищены лучше, чем на этом островке…

– Я тебя понимаю, Кри, – мягко сказал Аксель, накрыв её ладонь своей, – но ведь это же не так. Ты сама не веришь в то, что говоришь. Защищены мы везде одинаково, Франадему же нужны именно здесь, на Сан Антонио. Потому что именно здесь находится разгадка тайны! И если мы сейчас сбежим, нам никогда не вернуть того несчастного мальчишку его родителям…

Помолчали.

– А Хоф? Будешь ему звонить? – спросила наконец Дженни, покосившись на своего отца, который невдалеке играл с Детлефом Реннером в пляжный мяч.

– Да, наверное… – вяло сказал Аксель, ложась и закидывая шоколадные руки за голову. (Кри вдруг заметила, как он вырос за это лето. И мускулы скоро будут, как у взрослого…) – Только чем он нам поможет, Хоф? Сидя там, ему не найти креста за нас. Нет, как ни крути, а это работа наша, и только наша! Но всё-таки без чужой подсказки я не справлюсь…В который раз!

– От кого же ты ждёшь помощи? От Франадема? – с сомнением спросила Кри.

– Поспрашиваю местных жителей, не слышали ли они чего-нибудь о ком-то из трёх Белых Масок. Никого не пропущу, даже того зловредного старикана на рынке, что сплетничает обо всех! И если слышали – не связано ли это с каким-нибудь крестом. О крестах «вообще» расспрашивать бесполезно – их тут на каждом шагу видимо-невидимо: на церквах, на часовнях, на дорогах…

– И ещё на шее у каждого, – закончила Дженни, кивнув. – Ну ладно, попробуем. Только не напоказ и не на ночь глядя! Да и в самом пансионе, Акси, лучше ни к кому не приставай. Ведь дружище Кья, скорее всего, наш сосед…

От такой быстрой уступчивости Аксель широко открыл глаза, но тут же сообразил, что Дженни просто не верит в успех всех этих поисков и расспросов, и из двух зол выбирает меньшее: пусть, мол, у него, у Акселя, не остаётся чувства капитуляции, иначе жди опять ночных маршей… Может, она и права. А может, ей просто не хватает школы Потустороннего замка и дедушки Гуго, которая учит драться до последнего патрона?

– Неплохо было бы «вычислить» и его, – с невозмутимым видом продолжала хитрая Дженни. – И прежде всего, конечно, выследить этого неуловимого лорда, для чего разработать отдельный план. Он – первый в списке. Кроме того…

– Кого же ты ещё подозреваешь?

– Например, сеньору Мирамар, – с любезной улыбкой сообщила Дженни. – Первая, кого мы видим после любой переделки – это она. Чего она не спит ночами, а?

– Проверяет счета…

– Как будто нельзя заняться этим днём! С ног сбилась, бедняжка, в пустом пансионе…Итак, значит, хозяйка…

– Или Пепа, – тихо, но решительно обронила Кри, не глядя на брата.

– А, ты, оказывается, знаешь, как зовут прислугу… – начал Аксель, буравя её злым взглядом – но, вспомнив о присутствии Дженни, осёкся. – Все эти гадания ни к чему не приведут, ясно? Вы ещё Жоана почему-то забыли! А ведь он вполне мог подстроить всю эту историю с нападением, не говоря уже о том, что он вообще делал ночью в зарослях…Или, может, он вне подозрений, потому что он тебе нравится?

Последняя фраза вырвалась у него совершенно неожиданно, и Аксель мог бы поклясться, что она слетела с языка сама, без всякого участия мозга. Увы, это уже ничего не меняло…

– Ну, знаешь! – задохнулась Кри. – Я помогала тебе тащить этого грязного грубияна, беспокоилась, чтоб тебя самого кто-нибудь не прирезал, а ты…Я ТЕБЯ забыла, вот кого! Тебя, а не Жоана!

– Меня? Это как же?

– А может, ты и есть Кья! Может, он подменил тебя нынче ночью!

– Жаль покидать вас, но я иду купаться, – вздохнула Дженни. – Слушать, как вы несёте вздор после вчерашнего, да ещё по такой жаре… – И начала подниматься с песка, но Кри опередила её. Вскочив и демонстративно стряхнув Акселю в лицо песчинки со своего купальника, она первой направилась к воде решительным солдатским шагом.

– Дура, – пробормотал Аксель в сердцах, и кажется, Кри услышала.

Он снова лёг на спину, закинул руки за голову и опустил веки, сквозь которые ало просвечивало жаркое солнце. Настроение ухудшалось с каждой секундой. Теперь-то уж Дженни точно всё заметила и поняла, и сегодня же она учинит Кри – если уже сейчас этим не занимается! – допрос с пристрастием. Ладно, в конце концов, не привыкать, но если она начнёт задирать Пепу, та в ответ может выкинуть что угодно (например, облить её оливковым маслом) – и как ему, Акселю, после этого здесь существовать?

– Я никому не позволю лезть в мою личную жизнь! – решительно сказал он, переворачиваясь на живот и по-прежнему жмурясь от ужаса перед этой картиной: Дженни и Пепа, вцепившись друг другу в волосы, катаются по полу конюшни под довольный рёв злого осла Агапито…

– Извините, – произнёс у него над ухом по-немецки тихий, вежливый голос (да ещё его собственный голос!) – но у меня вовсе нет такого намерения.

– Что? – Аксель распахнул ресницы и рывком приподнялся на локтях. – Кто здесь? – Он обвёл глазами пустынный пляж и стену зелени перед собой, однако никого не увидел.

– Я, олеандровый сфинкс. Будьте добры, опустите, пожалуйста, глаза…

Аксель устремил взгляд на ямку в песке у себя перед носом и увидел копошащуюся там вчерашнюю красавицу-бабочку – только нормальных размеров. Ненормальной была лишь золотистая трубочка, которая торчала у неё над спинкой.

– Если я не вовремя, – продолжал сфинкс, – я мог бы передать вам послание позже. Мне только кажется, что оно, к сожалению, срочное…

– Да-да, большое спасибо! Ох, я же мог нечаянно раздавить вас…

– Не беспокойтесь, это невозможно. Снимите, пожалуйста, с моей спины письмо, и оно станет размером с вашу ладонь. После прочтения вас просят сжать ладонь – тогда письмо исчезнет.

Аксель двумя пальцами осторожно снял крохотную трубочку из золотой фольги с бабочкиной спинки, положил на ладонь и почувствовал лёгкую щекотку: фольга расширялась.

– Я и правда ждал письма, – чуть растерянно сказал мальчик, – но не думал, что получу его вот так, на пляже…

– Видимо, доставка писем на дом уже не обеспечивает должного уровня секретности, – прозвучал из ямки тихий, вежливый голос. – Всего доброго, герр Реннер!

И олеандровый сфинкс, вспорхнув, не спеша полетел к роще, на сей раз старательно виляя в воздухе туда-сюда, как обычная бабочка.

– Да, – пробормотал Аксель, – вот это выучка! Неплохо бы старине Шворку взять с него пример…

Но старина Шворк был далеко, а близко было лишь письмо – и, если верить Дженни, оно не сулило ничего, кроме новых проблем. Аксель ещё раз обвёл глазами пляж (никого чужого), затем, будто невзначай, повернул руку ладонью вверх. Ладонь сверкала золотом, как у дворцовой статуи. На фоне этой позолоты чётко выделялось несколько коротких чёрных строк:

«Когда мудрость бесполезна, она оскорбительна. Штрой с охраной здесь. Я заманил его на Землю, но у вас есть лишь несколько дней. В космосе нужное вам лицо будет недосягаемо. Больше ничем помочь не могу.

ПОТОРОПИТЕСЬ!»

Чувствуя, как у него перехватило горло, Аксель медленно сжал ладонь, а когда разжал её, только лёгкая золотая пыль развеялась по ветру. Это был последний след Титира в огромном и равнодушном мире…Но если и впрямь поторопиться, то, может, появится ещё один? Кем бы ни был Франадем на самом деле, он выбрал единственно верный способ укрепить решимость Акселя.

У него не было ни малейшего настроения говорить о письме двум глупым, капризным девчонкам. Но, если он не хотел искать крест и прочие следы в одиночку, теряя втрое больше времени, сказать нужно было сейчас, а не в пансионе. Вот, заодно, и случай помириться с Кри…которая этого вовсе не залуживает!

Видимо, Кри почувствовала его настроение, потому что, даже и подтвердив вместе с Дженни готовность помочь, продолжала дуться. На лице самой Дженни нельзя было прочесть ничего. С пляжа шли молча, не глядя друг на друга. Завтра они не придут сюда, а под любым предлогом улизнут на рынок и дальше – в Сан Антонио, расспросить народ. Если это не поможет, у них останется на поиски ещё три дня и весь остальной остров впридачу: деревушки, усадьбы, пляжи…Короче, весело!

А всё Кри. Можно понять её жалость к неизвестному мальчишке в белой маске. Но неужто нельзя заодно понять и пожалеть родного брата, который, кроме десятого пирожного, никогда и ни в чём ей не отказывал, терпел любые капризы, да и с духами-то в своё время связался единственно для того, чтобы выручить её из беды? И вот наконец этот брат чего-то захотел для себя…

Как же. Держи карман!

Аксель пробовал справиться с дурным настроением, которое в немалой степени было вызвано, конечно же, усталостью от бесконечных потрясений. Но немного успокоился лишь тогда, когда представил себе тёмные глаза Пепы. Вечером он увидит их наяву…А заодно, чтоб дело не стояло, попросит у неё разрешения взглянуть на лорда.

Вечер получился немножко неожиданный. Обедом всех потчевала сеньора Мирамар – безмятежно-величественная, как всегда. Заверив дорогих постояльцев, что общий любимец Жоан поправился и уже занят сейчас нетяжёлой работой в доме, сеньора томно глянула из-под траурной вуали на Реннера и Винтера-старших и глухо сказала:

– Сегодня день поминовения моего дорогого мужа.

– Наши соболезнования, – сказал Детлеф, покосившись на Акселя и Кри.

– И наши, – прибавил отец Дженни, вежливо кладя ложку, которую он собирался вонзить в салат из крабов.

– Диниш любил фаду, – продолжала сеньора, горестно закатив глаза к виноградным лозам, оплетающим навес. – И в этот день я, чтя его память, отправляюсь в дом фаду – лучший на острове, совсем недалеко! Там собирается избранное общество, любящее спокойный круг дружеского общения. Свечи, вино, полумрак, проникающая в душу мелодия…Почему бы и вам, сеньоры, не составить мне компанию? Вам и вашим детишкам?

– Мы-то с Эрихом не прочь, – улыбнулся Детлеф. – Как раз для нашего возраста придумано – верно, Эрих? Кажется, ты сегодня ничего на вечер не планировал? Ну, а с молодёжью надо говорить отдельно…

– А что такое фаду? – спросила Кри, как всегда, начав с сути дела.

Вдова Мирамар объяснила, что фаду – это излюбленный вид португальского фольклора, то есть песня под уже знакомую сеньорам португальскую гитару с аккомпанементом. Петь можно о чём угодно – о грустном и весёлом, смешном и возвышенном. Но если говорить о традиционных мотивах фаду, то к ним принадлежат тоскующая любовь, разбитое сердце, дальняя дорога, а главное – беспощадный рок, который гоподствует над всем в нашей быстротечной, как река, жизни. Полная тоски о великом прошлом, Португалия не мыслит себя без фаду, и если сеньорам приходилось слышать имя Амалии Родригеш, обессмертившей этот жанр, то они поймут, как им повезло: сегодня будет петь её ученица. Ну так как же?

– Не пойду! – объявила Кри, внимательно выслушав всё это. – Спасибо. А ты, Дженни?

– Я? (Пауза). А ты, Акси?

«У меня, вообще-то, и так на душе кошки скребут», – подумал Аксель, уныло озирая цветущую природу и ясное вечернее небо. К тому же имя «Амалия» рождало у него в высшей степени неприятные воспоминания о Потустороннем замке, чего сеньора Мирамар, бесспорно, не могла предвидеть. Но это всё было не главным!

– Вы идёте одна, сеньора Мирамар? – спросил он, ни на кого не глядя.

– С Пепой, разумеется! И Жоан бы пошёл, но ему лучше отдохнуть…

– Да, наверное…Я думаю, мы с папой и Дженни составим вам компанию.

Однако Дженни очень вежливо и спокойно напомнила, что ничего ещё не решила. И (пошептавшись с Кри) что никуда она не идёт. Кто-то ведь должен поиграть с Кри хотя бы в бадминтон, если уж её брату так некогда. «Ну-ну, – подумал тот с холодной решимостью. – Начинается…» Между прочим, ещё вопрос, будет ли он на этом самом концерте только развлекаться! Вполне может быть, что представится случай поспрашивать гостей про кандидатов в Белые Маски и про крест – ведь среди избранного общества наверняка будет весь рынок.

И вот, в семь часов, поковыряв ранний ужин, Аксель (из уважения к чувствам сеньоры Мирамар) надел тёмную рубашку и джинсовые шорты и отправился на «ресепсьон», над которой возвышалось что-то вроде траурной башни, окутанной вуалевой тучей, а сверху – более лёгкими облачками дыма.

– Благодарю тебя, Акселито, – сказала башня, повернувшись к нему. – Ты не пожалеешь об этом вечере. Пора!

Стараясь идти с ним в ногу, сеньора Мирамар выплыла на свет божий, где уже дожидались родители и стоявшая особняком Пепа. Аксель впился в неё взглядом: жемчужное ожерелье блестело в лучах вечернего солнца! И всё остальное стало уже не важно – ни то, что вместо национального костюма она в этот раз надела простенькое тёмное платье, удивительно ей идущее, ни даже то, что чуть насмешливо улыбнулась, видя его радость. «Взять её под руку!» – мелькнула у мальчика сумасшедшая идея, но Пепа чинно опустила глаза и, отвернувшись, двинулась по поляне сводящей с ума походкой. «Бред, – думал Аксель, плетясь за нею. – Хотя…что тут такого? Я имею право отдыхать здесь каждое лето – денег у Шворка найдётся сколько угодно! А там…»

На шоссе их уже ожидали два такси, и сердце Акселя кольнуло воспоминание о «Луперсио». Хоть бы настоящий Луперсио не сидел за рулём, скаля зубы, это было бы невыносимо! По счастью, водители оказались незнакомые. Они мигом доставили всю компанию к дому фаду – небольшой, захудалой на вид таверне в пригороде Сан Антонио. Но внутри дом Акселю понравился: здесь и впрямь царил интимный полумрак, на столиках горели красные свечи. Вино тоже было красное, в пузатых тонконогих бокалах. Немногочисленные посетители, хорошо знавшие друг друга, не горланили и не гоготали, а по-приятельски перешептывались.

У дальней стены виднелась невысокая эстрада, также освещённая свечами. За столиком прямо перед ней сидел кто-то пожилой, грузный, с бесформенным тёмным предметом на коленях. Предмет напоминал гигантскую книгу, и человек тихонько его баюкал, вытянув неестественно тонкую, круглую ногу в башмаке. Аксель почувствовал что-то знакомое и пригляделся: ну да, это был сеньор Рейналду со своим аккордеоном и протезом. Видно, собирается подыгрывать исполнителям.

Вскоре появились и они – без всякого ведущего и аплодисментов. В зале раздался только негромкий кашель, после чего все смолкли. Пользуясь моментом, Аксель придвинулся к объекту своих мечтаний, сидевшему чуть впереди него, и шепнул:

– Пепа…

Он сам не знал, что сказать. Зато она знала!

– Завтра в восемь вечера в конюшне. Жди снаружи, – бросила она, почти не разжимая губ и не глядя на него.

Это было уже больше, чем счастье! Это было ПРОСТО ВСЁ. Чтоб не взорваться и не разлететься молекулами по залу, Аксель, тяжело дыша, устремил помутившийся взгляд на трижды ненужную эстраду. Как здесь душно! На взморье бы сейчас, или в лес, всё равно куда, лишь бы орать, беситься и бегать без свидетелей, ходить на руках и делать тройные сальто…Наверное, концерт скоро закончится, и он ещё успеет проделать всё это до темноты? Там, на эстраде (если её вообще можно было так назвать), уселись на стульях трое немолодых мужчин: в самых простых костюмах, в рубашечках с распахнутым воротом, а один даже в каком-то домашнем жилете под пиджаком. Аксель легко принял бы их за обычных посетителей, заказавших столик на сцене и ждущих, пока его принесут. Но в руках у одного из них была португальская гитара, смахивающая на мандолину, а у двух остальных – обычные испанские «виолы». Вот на эстраде появилась девушка в тёмном костюме и с платком на шее. Она нервно мяла его концы, вглядываясь в зал, – наверно, забрела сюда случайно. Затем португальская гитара вдруг издала высокий, надрывный звон, на него тут же откликнулся низким гулом аккордеон сеньора Рейналду, и девушка запела. В первые две минуты Аксель думал, что не слушает – он думал, что думает о Пепе. Но потом забыл и о ней, и обо всём на свете.

А может, это ему и нужно было сейчас? Аксель так и не наколдовал себе знание португальского языка, но почему-то понимал всё, что поёт незнакомая девушка. Она пела о моряке, который ушёл в дальнее плавание и никак не вернётся. Конечно, он не бросил её, это невозможно. Но тогда, значит, он погиб – и она лучше будет думать, что бросил…Аксель вдруг почувствовал, как у него защипало в глазах. Он украдкой огляделся – не замечает ли кто, что он вот-вот расплачется – и был поражён каменной неподвижностью людей в зале. Сам воздух, казалось, оцепенел, вертикально стоят огоньки свечей, замерли даже официанты, прекратив разносить заказы. Ещё большее оцепенение, чем то, во дворике, когда пришла королева ежей, ещё глубже сон! Аксель с облегчением почувствовал, как по щекам его льются слёзы. Жаль было моряка, и девушку, и себя, и Пепу, и всех, кто на что-то надеется и чего-то ждёт – всё равно, сбудутся их мечты, или нет…

Потом девушка спела ещё много песен, и некоторые из них были замечательными, а иные – слишком уж монотонными, но Аксель знал, что эту первую песню он не забудет никогда в жизни. Когда выходили из зала, он покосился на Пепу: она тоже шла, как во сне, и в лице у неё появилось что-то грустное и отсутствующее.

– Я ещё никогда не видел, чтобы ТАК слушали, – тихонько шепнул мальчик сеньоре Мирамар, когда она, кончив раскланиваться и прощаться со всеми, проложила ему путь к дверям.