Текст книги "Глубокая борозда"

6

Весна, начавшаяся было рано, теперь уже явно затянулась.

В последних числах апреля только отдельные хозяйства, и то в самых южных районах области, приступили к полевым работам. Но в ночь на первое мая похолодало, все замерзло, и только третьего мая опять по-весеннему засветило солнце.

На областной радиоперекличке, проходившей второго мая, поставлена задача: к десятому мая посеять пшеницу.

Павлову всегда были непонятны подобные установки: пшеницу посеять к десятому, кукурузу – к пятнадцатому… Прежде всего, почему именно эти даты? Почему не двенадцатого, не тринадцатого? А может быть, кукурузу можно сеять и восемнадцатого? Почему такое шаблонное руководство? Сама по себе установка закончить сев во всех районах области к единой дате шаблонна. Если на юге области уже сеют, то в северных районах не приступали к полевым работам – там лежит снег. А ведь радио донесло установку и туда, на север, где она вызовет лишь горькую усмешку.

Ему было ясно, что срок завершения сева дан без учета возможностей, а просто так, «для мобилизации». Если бы в Дронкинском районе с третьего мая пустить все сеялки и на каждую из них выработать по полторы нормы, то и в этом случае можно отсеяться только за двенадцать дней. Значит, ясно, что к десятому пшеницу не посеять, как не посеять и кукурузу к пятнадцатому, так как кукурузосажалок очень мало. Но теперь, после директивы области, Павлов уже не может сказать кому-либо из руководителей: пшеницу посеять к четырнадцатому, хотя в эту весну, может быть, именно этот срок и является наиболее объективным и агротехнически правильным. Он должен или говорить только о десятом, или молчать… Значит, шаблонная установка сковывала действия местных руководителей. А так как наличие техники не позволяло закончить сев к десятому, то подрывалась вера людей в возможность выполнения поставленной задачи.

На другой день в кабинете Павлова собрались секретари райкома, руководители исполкома райсовета. На лице каждого вопрос: как быть?

А Павлов и вчера после радиопереклички не сказал, как быть, молчит и сегодня. И он чувствовал, что многие товарищи думают так: «Что это за секретарь – не может дать четкой установки».

Павлов сам спрашивает:

– Как быть, товарищи?

– Черт знает, как тут быть, – отвечает Быстров.

– Мы же решили: графиков сева не устанавливать, – замечает Васильев.

– Надо только учитывать, – вновь заговорил Быстров, – при отсутствии графика некоторые могут начать своевольничать.

– Твое мнение, Петр Петрович? – спрашивает Павлов.

– Надо обсудить… Товарищ Васильев да и вы, видимо, убеждены, что лучшие сроки сева впереди. Вы агрономы, вам проще… Но может получиться и так, что, пока ждем этих лучших сроков, окажемся на последнем месте и головы свои потеряем.

– Все же, твое мнение?

Быстров пожал плечами:

– По-моему, установка области ясна…

– А решение партии о праве самим планировать производство разве непонятно? – вспылил Васильев.

«Вот они, шаблонные установки, – злится Павлов. – Умных людей заставляют сомневаться». Ведь Быстров – умный человек, начитанный, но воспитан на приказах, превратился лишь в исполнителя, перестал самостоятельно мыслить. Как-то он сказал Павлову: «Никто еще не страдал за точно выполненную директиву, если даже она впоследствии и оказывалась ошибочной». В этих словах, как в зеркале, весь Быстров. А в колхозах и совхозах Павлов видел совсем других людей. Они не оглядываются, ибо сами прекрасно знают свою землю, понимают поставленные задачи. И пути к лучшему их решению сами искали. Павлов говорит:

– Колхозы и совхозы сами установят, когда и какую культуру сеять. Планы у всех составлены, мы их утвердили. Будем бороться за то, чтобы намеченные планы агротехники по каждому полю в отдельности были выполнены обязательно!

Редактор газеты заметил:

– Из совхоза «Восток» поступил сигнал селькоровского поста. Там на двух полях, где планировали перекрестный сев, посеяли рядовым способом.

– Вот об этом немедля в газету! – воскликнул Павлов. – Созвонитесь с руководителями всех постов, пусть возьмут под свой контроль агротехнику сева. И всем нам, товарищи, под особым контролем агротехнику держать, ну и, конечно, добиваться высокой производительности машин. И последнее замечание: кто из нас где проводит сев, там будет проводить уборку и хлебозаготовки. За плохой урожай – равный ответ с председателем и агрономом.

В тот же день все разъехались на поля. Быстров был закреплен за совхозом «Восток».

Шестого мая в этот совхоз приехал и Павлов.

Директор Балыков, тучный, самоуверенный человек, на вопрос Павлова: как дела? – ответил так, как принято отвечать, когда самому себе ход дела нравится:

– Туговато, Андрей Михайлович, – Балыков облизнул свои толстые обветренные губы. – Только сейчас с полей вернулся. Сеялки частенько простаивают, загрузку семян на ходу не организовать – людей не хватает.

О делах на севе Балыков докладывал совершенно спокойно – его похвалили на радиоперекличке: совхоз «Восток» имел к первому мая пятнадцать процентов посева.

– А перекрестно сеете много?

– Перекрестного пока нет. Нажим сильный, Андрей Михайлович, требуют к десятому, да и товарищ Быстров покою не дает… Он сейчас в шестом отделении.

– А разве требуют снижать агротехнику?

Балыков смутился, но тут же нашелся:

– А мы, Андрей Михайлович, в эти дни плановые восемь тысяч вкрест и засеем.

Павлов связался с руководителем селькоровского поста. Тот сообщил, что те клетки, на которых намечался перекрестный посев, – пары и ранняя зябь, то есть лучшие поля, – уже засеяны рядовым способом.

Вечером на заседании партийного бюро совхоза за нарушение плана агротехники агронома строго предупредили.

Балыков явно обескуражен.

Совсем иначе было в колхозе «Сибиряк».

Когда вездеход остановился у стана тракторной бригады, Павлов первой увидел Вихрову. Верхом на лошади, раскрасневшаяся, в ватной фуфайке и зимней шапке, она еще издали крикнула:

– Здравствуйте, Андрей Михайлович!

Соскочив с седла, протянула Павлову руку, но тут же отдернула ее:

– Ой! Я же в земле рылась…

Павлов пожал руку Вихровой, улыбнулся:

– У вас рука настоящего агронома.

– За полями слежу, Андрей Михайлович, – оживилась Вихрова. – Вот измеряю! – она показала почвенный термометр.

И Павлов вдруг вспомнил, что он давно уже не видел почвенного термометра.

– Ну и что же говорит термометр?

– На двух полях завтра начнем сеять. Послезавтра еще два подойдут. А закрытие влаги заканчиваем, везде в два следа пробороновали.

Павлов пригласил Вихрову на поля.

Она отвела лошадь за вагончик, где устроена коновязь, разнуздала ее, сбегала в загон за кормом, насыпала его в корыто и, ласково потрепав лошадь по шее, прибежала к машине.

На первом же поле она начала руками разгребать землю.

– Вы только взгляните, Андрей Михайлович! Посмотрите, как дружно пошли сорняки! Прямо как щетина, смотрите! – она вывернула ком земли, ощетинившийся белыми и красноватыми шильцами.

– Так много сорняков, а вы радуетесь, – усмехнулся Павлов.

– Очень хорошо, что они так дружно пошли! Теперь мы их культиваторами прикончим и тогда… Одним словом, Андрей Михайлович, – тепло улыбнулась Вихрова, – урожай будет!

Эти надежды на урожай Павлов видел на лицах людей и в других колхозах и, что особенно было ему приятно, на лице Григорьева. На свой обычный вопрос «Как дела?» Павлов получил ответ:

– Лучше тех, кто хуже нас!

Григорьев вообще любил говорить присказками, и Павлов невольно улыбнулся, вспомнив, как совсем недавно на вопрос «Как живете?» Григорьев ответил: «Как горох при большой дороге». Павлов не сразу понял смысл сказанного, но Григорьев быстро разъяснил: «Щиплют все, кому не лень…»

Павлов заметил, что, когда дела радуют Григорьева, он засыпает своими присказками.

– Андрей Михайлович, вы теперь в наш колхоз можете не особенно часто заезжать, – смеялся он. – Проверяйте Соколова и вывод делайте: в «Труде» так же! С утра и мы пшеницу начнем сеять.

Утром десятого Павлову позвонил Смирнов.

– Могу поздравить, – слышался его басовитый голос, – завоевал двадцать шестое место… Поди, доволен? А знаешь, что Тавровский район посеял пшеницу? Может, помощь прислать из Тавровского?

– Вообще, Иван Петрович, сейчас можно. Только верить в эту помощь трудно.

– Это почему же?

– Тавровцы с весновспашкой провозятся, темпы сева поздних культур снизятся, а у нас все земли подготовлены.

– Шутки в сторону, товарищ Павлов. Давай по существу… – Голос Смирнова зазвучал совсем по-иному.

Павлов заявил, что до двадцатого мая пшеница будет посеяна.

Смирнов задал еще несколько вопросов, а под конец сказал, что завтра приедет сам.

И утром он действительно приехал. Ознакомившись со сводкой, решил съездить в «Сибиряк» и в «Труд».

Всю дорогу он журил Павлова, говорил, что Дронкинский район подводит область, что по севу мы оказались чуть ли не позади всех областей Сибири. Павлов на это заметил, что не следовало бы дату сева ставить каким-то условием соревнования между колхозами, районами, областями. Этим мы не боремся за урожай, а чаще подрываем его основы.

– Странные у тебя рассуждения… Скажи лучше, как будешь выводить район из прорыва.

– У нас нет прорыва! – возразил Павлов. – Все идет в соответствии с составленными планами.

– Вот это и плохо, Павлов… Не то плохо, что по плану, – поправился Смирнов, – а то, что ты сам еще не понял, что район в глубоком прорыве.

Павлов снова возразил: за один вчерашний день по району посеяно восемь процентов к плану.

– Восемь процентов? – Как видно, это произвело впечатление.

Смирнов достал из папки сводку о севе, что-то прикинул в уме, кивнул головой.

Солнце сегодня светило особенно ярко. На многих полях виднелись столбики пыли – это работали сеялки. Дорога пролегала по границе совхозных и колхозных полей: влево – земли совхоза, вправо – колхозные угодья.

Всматриваясь в бескрайнюю даль полей, Смирнов спросил Павлова о севе в совхозах и удивился ответу: совхоз Березовский засеял треть плана, а «Восток» – больше восьмидесяти процентов.

– Что же твой Несгибаемый… Ты, кажется, хвалил его.

– Толковый директор, Иван Петрович. У него опыт работы в Сибири большой, этот не подведет.

Вдали показался сеялочный агрегат. На краю поля стояла пара лошадей, впряженных в бричку. На бричке – высокий мужчина с непокрытой стриженной под машинку головой. Он придерживал грузный мешок, поставленный на край брички.

Лязгая гусеницами и звеня дисками сеялок, по полю двигался мощный гусеничный трактор с сеялками на прицепе. Вот он приблизился к бричке, начал разворачиваться, и от сеялок отделились трое парней с лицами, запушенными пылью. Первый, подбежав к бричке, ловко принял мешок на плечо и – бегом к сеялке. То же сделал второй, третий, потом опять прибежал первый.

Смирнов поглядывал на свои часы. Пока разворачивался агрегат, сеяльщики успели поднести по два мешка с семенами.

– Вот это хорошо! – похвалил Смирнов и долго провожал взглядом трактор с красным флажком на радиаторе.

А тем временем появился мотоцикл с двумя седоками: приехал бригадир Орлов и агроном Вихрова. Тут же подоспел паренек на оседланной лошади. В его руках два судка: привез обед сеяльщикам. Поставив судки на землю, паренек подбежал к пустым мешкам, оставленным на полосе, подобрал их и, вскочив на бричку, ударил вожжами по коням.

А высокий, со стриженой головой человек направился к приезжим. Это и был Иван Иванович Соколов. Пока на его лошади ездили за обедом, он сам подменял возчика семян.

– Председатель колхоза товарищ Соколов! – отрекомендовал Павлов.

Протянув Соколову руку, Смирнов сказал:

– Ну что ж, товарищ председатель, докладывайте о севе.

Соколов узнал секретаря обкома, явно смутился и оглянулся на подошедших Вихрову и Орлова, словно искал у них поддержки. Он вытянул руки по швам и, глядя не на секретаря, а куда-то в поле, сказал:

– Отстаем, понимаешь…

– Вот видишь! – повернулся Смирнов к Павлову. – Председатель признает отставание.

– Тут, понимаешь, не наша вина, – продолжал Соколов. Чувствовалось, что самообладание к нему возвращалось. – Весна маленько запоздала…

– Тавровскому району, вашему соседу, весна не помешала: пшеницу закончили сеять.

– Зато в Тавровском районе доброго хлеба никогда не собирали! – воскликнул Орлов.

Смирнов посмотрел на молодцеватого парня.

– А вы кем работаете?

– Бригадир тракторной бригады Орлов!

– Боевой, видать, а вот с севом завалил…

– У нас, Иван Петрович, все агрегаты перевыполняют нормы. Вчера в среднем полторы дали. Все трактористы премии получили.

– Какие же это премии?

– Мы тут на правлении решили, – совсем осмелел Соколов, – ударную неделю объявили, и за сверхплановый посев каждому агрегату дополнительно три килограмма хлеба за гектар.

– Такое мероприятие мы во всех колхозах ввели, – вставил Павлов.

– Победителей надо поощрять, – согласился Смирнов и обратился к Орлову: – А если бы массовый сев начать на пятидневку раньше… Что мешало?

– Агрономы! Зинаида Николаевна не разрешала.

Смирнов поглядывал на Вихрову и старался вспомнить, где он встречался с ней. И вдруг вспомнил, что это она зимой выступала на областном совещании. Но Вихрова сильно изменилась, лицо ее обветрело, загорело.

– А товарищ Вихрова что скажет? – мягче спросил Смирнов. – Почему раньше не начали?

Вихрова не растерялась. Больше того: она ждала такого вопроса, и ответ на него был подготовлен.

– Потому что природа не разрешала, Иван Петрович. – Она торопливо рассказала о намеченных планах агротехники и как они выполняются.

Иван Петрович побывал у других сеялочных агрегатов. Уже прощаясь, сказал:

– Видно, что здесь есть хозяева. А о сроках сева советую подумать получше… для будущего.

– Мы всю зиму думали, – улыбнулась Вихрова. – Честное слово, Иван Петрович! А пшеницу нынче мы так сеем: половину раннеспелого сорта в первый срок, затем позднеспелую, а потом опять раннеспелую.

– Чего вы этим достигаете?

Вихрова сказала, что это важно при уборке: раннеспелая, посеянная в первый срок, будет готова к уборке дней на десять раньше остальных, это даст разрядку в период уборки, предотвратит потери от осыпания.

По дороге в «Труд» Смирнов говорил Павлову:

– Вот у таких хозяев надо учиться, Павлов. У них смотри как: все рассчитано, даже и уборка учтена. Вот как надо хозяйничать.

А Григорьев, которого нашли в поле, тоже у сеялок, на вопрос: «Почему отстали с севом?» – ответил просто:

– Мы делаем, как у Соколова: как они, так и мы.

Павлов чувствовал, что такой ответ, сказанный два часа назад, мог быть расценен Смирновым иначе, чем теперь. Когда поехали дальше, он сказал Павлову:

– Видишь, как! Понял, что за Соколовым можно тянуться – не подведет. Разумно делает! Очень правильно.

– Теперь, Иван Петрович, посевная перешла в разряд обыкновенных работ. Это, конечно, при условии, что хозяйства нормально подготовились к севу: напахали паров и зяби, отремонтировали технику. И хорошо бы, Иван Петрович, не устанавливать дату начала сева для районов, не прибегать к этому шаблону.

– На самотек пустить? – усмехнулся Смирнов.

– Нет, не сковывать инициативу. Почему требуем начать сев пораньше? Потому что боимся запоздать с окончанием сева, поставить запоздалые посевы под угрозу осенних заморозков. Но ведь в каждом районе есть хозяйства, в которых подобные опасения совершенно излишни, эти хозяйства могут посеять все культуры в самые лучшие сроки, и они хорошо знают эти лучшие сроки. Да и все агрономы знают, что, например, в нашем районе пшеницу можно спокойно сеять до двадцатого мая, а раннеспелые сорта и до двадцать пятого. Главное, землю вовремя подготовить, а сеять стало просто. Теперь в самые лучшие сроки будем сеять!

– Посмотрим, посмотрим, – усмехнулся Смирнов.