Текст книги "Глубокая борозда"
Автор книги: Леонид Иванов
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)
Он поднялся со стула, подошел к Павлову.
– Вот телевизоры… Ребятишки любят смотреть, да и все, когда, понимаешь, работает, – оговорился он. – А что они видят? Вот показывали как-то один завод… Рабочие, а там больше женщин, в белых халатах, сидят себе, какие-то маленькие детальки вставляют в приборы. А отработали – на автобусе едут по улице, на которой цветов больше, чем у нас в полях. За город некоторые едут, закусочка там, водочка или пиво… Ну, не жизнь, а рай земной! Хорошо показали, и все это в нашем областном центре. Так что бы вы думали? Шесть девчонок разузнали адрес училища, которое кадры готовит для этого завода, и подали туда заявления. – И неожиданно для Павлова повторил почти в точности слова, которые говорила сегодня Варвара Петровна. – Последнюю нашу молодежь уведет теперь из деревни этот телевизор!
– А купанье-то! – крикнула из кухни Харитоновна. – Зимой можно купаться, а летом на пляже…
– И купанье, – подхватил Соколов. – И стадион у завода есть, футбольные и разные игры, все, что душа желает! Так разве устоит деревенский парень или девка, когда столько соблазну? В ихнем Дворце культуры всему научиться можно – музыке, песням, – и тут Соколов усмехнулся: – Плясать и то научат… А что мы своим можем пообещать?.. Нет, Андрей Михайлович, дело серьезное, и ты уж поимей это в виду: срочно меры надо принимать, а то опоздаем и… Вот ведь, понимаешь, если бы мартовский-то Пленум партии был годиков на пять пораньше, где бы уже шагала деревня! И теперь, понимаешь, все кстати, а если бы пораньше!.. И тут нельзя запаздывать.
Ночью, лежа на новой кушетке, Павлов по давней привычке мысленно подводил итоги сегодняшнего дня. Что нового услышал он сегодня? Не первый год ставятся эти вопросы – и о сельской молодежи, и о селе вообще. Но вот то, что сказал Соколов, оказалось неожиданным. Богаче стали жить в деревне – усилился отлив молодежи…
Два дня назад к нему заходил секретарь обкома комсомола. Он сообщил результаты анкетного опроса сельских школьников. В анкете спрашивалось: кем вы хотите быть? Ответ прислали 560 сельских школьников разных классов. И что же? Из 310 учеников первых шести классов только шесть мечтают стать механизаторами: четверо – комбайнерами, двое – трактористами. А из двухсот ребят седьмых-девятых классов десять решили быть агрономами, двое – зоотехниками, один – ветврачом, один – садоводом. Из пятидесяти учащихся, заканчивающих среднюю школу, только один мечтает учиться на агронома.
Вспомнились упреки Соколова и Варвары насчет выдвижения людей, знающих деревню и ее нужды. Даже будучи строгим к себе, он вынужден признаться: работал много, ради процветания сельского хозяйства, а если уж точнее – ради урожая! Потому что давно уверовал: добьемся высоких и устойчивых урожаев – откроем двери к решению других проблем. Так думал он, так думали его друзья, с которыми советовался, обсуждал дела. Так думал недавно еще и Соколов.
Повернувшись на другой бок, лицом к стене, Павлов продолжал свои экскурсы в недалекое прошлое. Да, кое-что и он сделал… Урожаи зерновых в последние три года в их области выше, чем у соседей. И продуктивность животноводства повыше других… И это могло бы утешить Павлова, и, что греха таить – утешало… А разве подобные достижения не утешали Соколова? Однако Соколов, осуществивший, как он говорил сегодня, свою мечту, первым же и заметил, что этого оказалось недостаточно, чтобы увлечь молодежь. И он, естественно, ищет, что сделать еще. И такие, как Соколов, опережают время. Не потому ли, что основные мероприятия, разрабатываемые в центре и в области, ориентированы на нечто среднее, на средние хозяйства? А более крепкие сильно уходят вперед. Вообще это хорошо. Но беда, как думалось Павлову, в другом. Не все ведомства оказались готовы удовлетворить сильно возрастающие запросы колхозной деревни. Ориентируясь на нечто среднее, невольно сдерживаем передовых, не можем угнаться за их требованиями. Претензии их будут расти, это ясно. Удастся урожай, еще труднее будет выполнить заявки колхоза. Промышленность-то работает ритмично, независимо от урожая. А деревня после удачного года могла бы сделать рывок…
И колхозники тоже… Будет урожай, увеличатся доходы, повысится и спрос на промышленные товары, на строительные материалы. И если эти требования не будут удовлетворяться, то ведь и эффект последних экономических мер может оказаться неполным. А этого никак нельзя допустить!
4
По давно заведенному порядку, после выезда в районы члены бюро собирались у Павлова. Когда все расселись за столом, Павлов вспомнил вдруг о такой же встрече в прошлом году. Тогда в области с кормами для скота было очень трудно, товарищи выезжали в районы, чтобы организовать спасение скота… Нынче все иначе. Хотя прошлый год был неурожайным, бескормицы нет. В хозяйствах был оставлен весь намолоченный зернофураж. Москва поддержала нарядами на корм. И вот результат: продуктивность коров и привесы молодняка повысились.
Первым начал Гребенкин:
– В Лабинском районе пришли к выводу: при новых условиях планирования ни к чему такое громоздкое производственное управление. Они решили для начала сократить аппарат управления наполовину, а через годик еще посмотреть…
На семь хозяйств тридцать начальников только в производственном управлении. Плюс к этому весь райком, весь исполком, да других «раев» сколько! Директора и председатели обижаются: некогда работать, только и знаешь принимать гостей из райцентра. Каждому покажи хозяйство, займись с ним, объясни, да и проводи как следует, а то начальство обидчиво. Нет, товарищи, надо начинать с производственных управлений, а потом посмотреть и на другие организации. Для управления семью хозяйствами держать сотни человек в районном звене расточительно!
Павлов видел, как загорелись глаза Несгибаемого.
– Гребенкин прав! – резюмировал он.
А Гребенкин заговорил уже о другом:
– И второе, что я вывез, – это двухсменная работа животноводов. Сколько лет судачим об этом? И все вроде понимаем: единственный выход! В газетах пишем, на совещаниях говорим, а где действует двухсменка? Та самая двухсменка, которая еще десять лет назад существовала во многих совхозах нашей области? А начались всякие ломки с нашей помощью, и все рухнуло. Знаем, что доярка работает по десяти, а то и по двенадцати часов в день, но молчим. Вот и Харитонов, – строго глянул он на председателя облсовпрофа, – тоже мне, защитник рабочего класса! Мирится с грубыми нарушениями закона о труде, ни разу не поднимал этого вопроса. Сам небось уже распланировал, как будет использовать два выходных дня в неделю, а о доярках никакой заботы…
Харитонов покраснел лицом, заерзал на стуле.
Гребенкин рассказал, как в Лабинском совхозе восстановили двухсменную работу доярок.
Павлов достал свои записи и листки хронометража из Дронкинского района. Получалось так: чтобы обеспечить семичасовой рабочий день дояркам, нужно снизить существующие нагрузки процентов на пятнадцать-двадцать – в зависимости от уровня механизации ферм.
– Есть ли такой хронометраж в профсовете? – взглянул Павлов на Харитонова.
– Мы как-то не занимались, – поднялся Харитонов, – полный, рослый, похожий на борца в тяжелой весовой категории. – Возможно, в обкоме профсоюза сельского хозяйства и есть что-то, но…
– Ничего у него нет! – бросил Гребенкин. – Надо Харитонова наказать за это. Ведь это же его прямая обязанность!
Несгибаемый и Сергеев поддержали Гребенкина. Было решено поручить профсовету, управлению сельского хозяйства и сельхозотделу обкома подготовить предложения, выступить в печати с рассказом об опыте двухсменки с тем, чтобы к концу года переход на двухсменную работу осуществить во всех хозяйствах.
Несгибаемый говорил об обслуживании сельского населения: о доставке людей к месту работы, о ремонте телевизоров и бытовых приборов, об отдыхе сельских тружеников.
Слушая его, Павлов улыбнулся: «Наверное, и Михаилу Андреевичу напомнили, что он уехал из района и забыл о нуждах колхозников». Сам он говорил о подготовке инженеров-механизаторов, экономистов. С его предложением согласились. А когда речь повели о культработниках для села, Несгибаемому и Харитонову поручили подготовить предложения. В этой связи возник вопрос о шефстве. Плодотворного шефства творческих организаций городов над колхозниками и совхозниками пока не получилось. Дело обычно ограничивалось тем, что театр пришлет на село бригаду артистов – в посевную или уборочную. Помощи же в налаживании культурной работы такие бригады не оказывают. Для начала решили Дронкинский район закрепить за филармонией, а Лабинский – за драмтеатром, поставив задачу: в течение двух лет подготовить руководителя музыкальных коллективов и самодеятельности для каждого хозяйства.
Разговор зашел о домах отдыха. Гребенкин предложил за счет средств колхозов построить – межколхозный, в сосновом бору, на берегу реки, рядом с профсоюзными домами отдыха. Поручили Несгибаемому подготовить этот вопрос с тем, чтобы осенью начать строительство. Инициатива Соколова тоже поддержана.
Павлову теперь будет чем затронуть чувства людей, которые через три дня съедутся на собрание актива. Решения партийного съезда отличаются своей конкретностью. И Павлову хотелось, чтобы актив обсуждал вопросы конкретные и чтобы к выполнению решения приступить немедля!
5
Начало весны всех радовало: в апреле прошли обильные снегопады, в начале мая – снова снег, особенно обильный в южных районах области. А когда после яркого солнечного дня девятого мая прошли сильные дожди, стало ясно: урожай будет! Но дожди зачастили, пришла пора сеять, а на поля не заехать. Зазвонили из районов: как быть? В недавние годы, при Смирнове, вопрос этот не задавали бы, пустили бы в ход все средства. Но положение и в самом деле тревожно. До десятого мая не сеяли – это было терпимо. Теперь до десятого почти никто уже не сеет. Но с пятнадцатого сев нужно развертывать – это ясно даже сторонникам самых поздних сроков сева. Потому и звонки. Павлов отвечал так:
– Вам на месте виднее. Агрономы пусть решают сами…
Однако с каждым днем тревога нарастала и у Павлова. Собрались члены бюро. Гребенкин начал негромко:
– Такая весна, Андрей Михайлович, на моей памяти была только в сорок первом году. До пятнадцатого мая никто не сеял – с сеялкой и культиватором на поле не заберешься – потонешь.
– Зато год урожайный оказался, – заметил Несгибаемый.
– Урожайный, – согласился Гребенкин. – Урожай и нынче будет. А вот как сеять? – он посмотрел на Павлова. – В сорок первом сеяли всеми возможными средствами, а больше вручную. Отсеялись только к десятому июня, а хлеб вырос прекрасный.
– Может, и нынче так сделать, – предложил Ларионов.
Сергеев быстро охладил его: Дронкинскому району, чтобы вручную посеять зерновые за десять дней, потребуется восемь тысяч сеяльщиков, а в районе трудоспособного населения меньше. Подобная картина во всех южных районах. И стало ясно: ручным севом положение уже не поправишь.
Вечером Павлов пригласил группу ученых сельхозинститута. Но и среди ученых единодушия не было. Тогда Павлов распорядился пригласить специалистов с мест: Климова, Вихрову, Коршуна. Все они во главе с главным агрономом области Герасимовым и явились к Павлову. Он наблюдает за Коршуном: взгляд голубых глаз строгий. Строгость его лицу придают и косматые седые брови. Всякий раз, взглянув на Коршуна, Павлов вспоминает его слова, сказанные осенью: «В будущем году будет урожай, шестые годы все урожайные…»
И Павлову хочется услышать именно его ответ на мучивший вопрос: как быть?
Коршун отвечает не торопясь:
– У нас в совхозе, Андрей Михайлович, нет этой проблемы – не заехать на поле! У нас на любое, кроме парового, можно заехать с сеялками, мы же по-мальцевски обрабатываем, два-три года после парования не пашем, только поверхностно лущим, поэтому… понимаете?
– И все же вы не сеете?
– Дня три-четыре обождем, – ответил Коршун. – Все же влаги нынче много, а тепло только что пришло, сорнячки только-только наклюнулись, сегодня забегал на некоторые поля. Так что подождем дня три, может, четыре…
– А до первого июня успеете отсеяться?
– Пшеницу почти всю посеем, но в такие годы, Андрей Михайлович, нет опасности залезать и в июнь, денька на три, на пять… А овес и ячмень мы так и так сеем в июне, это лучше, вы сами видели наш ячмень.
У Павлова словно бы отлегло от сердца. Он сильно верил в хлеборобский талант Коршуна.
– Так ведь и у нас, Андрей Михайлович, порядочно массивов обработано по-мальцевски, безотвальными плугами, есть и лущевка, – звонко заговорила Вихрова.
– И вы ждете? – глядя на Вихрову, улыбнулся Павлов.
Зина в ответ тоже улыбнулась:
– Мы не очень ждем, Андрей Михайлович… Мы южнее Иртышского совхоза, у нас теплые дни чуть раньше пришли, сорнячки уже показались. Поэтому сегодня почти все начали посев – это по лущевке и по безотвальной обработке.
– У Соколова были? – поинтересовался Павлов.
– Вчера была! Мы ведь тоже без советчиков не обходимся, у нас свой главный есть – Иван Иванович… Он завтра начнет.
Заговорил Климов, а Павлов посматривает на Вихрову. Для него она все еще Зина… Молоденькая, робкая девчушка… И вот уже опытный хлебороб… И уже морщинки появились.
Не пора ли Зину выдвигать в областной центр? Полезным была бы работником!
– У нас посложней, – вздохнул Климов. – Мы безотвальными пока не обрабатываем, только чистые пары, но на пары сейчас не заехать, много влаги.
В этом же плане высказался и Герасимов. Павлов попытался уяснить стратегию каждого из этих опытных агрономов, задавал вопросы и по мелочам: как обрабатывать самые чистые участки? Нужна ли там культивация? И это, как видно, обеспокоило Вихрову.
– Вы, Андрей Михайлович, так задаете вопросы, как будто хотите уговорить нас снизить агротехнику, отменить культивацию, но этого же, поймите, нельзя делать. Нельзя! Сама природа пошла нам навстречу, а мы скорей за упрощенчество. Кто советует так, тот недобрый для урожая человек.
Павлов сказал, что такой совет исходил от некоторых товарищей, когда шли поиски наименьшего зла: лучше убавить объем культиваций, перекрестного сева, нежели рисковать потерей урожая из-за опоздания с посевом.
– Да вы только намекните на это, многие чудаки сразу ухватятся! – воскликнула Зина. – Нельзя этого делать, Андрей Михайлович…
Рассудительный Климов возразил Зине:
– При большой нужде от перекрестного можно и отказаться, но от культивации ни в коем случае.
– Ну, хорошо, я согласна насчет перекрестного. Но нельзя до начала сева об этом говорить. Может, в ходе сева кое-где придется пойти на это, но нельзя ориентировать. У нас так привыкли к советам сверху, что многие сразу прекратят культивацию и перекрестный сев.
Зину поддержал и Коршун: жива еще «старая закваска» у некоторых руководителей – ищут выход полегче…
Поблагодарив гостей, Павлов задержал Вихрову. Он предложил ей работать в областном управлении сельского хозяйства или в обкоме – инструктором сельхозотдела.
– Это совсем не мое дело, Андрей Михайлович, и я нисколечко не завидую моим товарищам по профессии, работающим здесь. Позвольте уж остаться мне поближе к земле, – добродушно улыбнулась она Павлову. – Тем более, что закрепилась я там. – Помолчала и смущенно добавила: – Замуж выхожу, Андрей Михайлович…
Павлов вздрогнул, удивленно взглянул на Вихрову. Больше десяти лет знает он ее, часто беседовал, но только сейчас увидел, что Зина очень красивая женщина. У него же в сознании хранится только то, что Вихрова – умный, дельный и честный агроном. Ему вдруг стало как-то не по себе, что Зина Вихрова станет женой какого-то неизвестного, может быть, и не очень хорошего человека.
– За кого же?.. – не без смущения выговорил Павлов.
– За секретаря райкома, за Дмитриева…
– Ну, если так, – поздравляю.
На следующий день Павлову позвонили из Москвы и намекнули, что его соседи сеют давно. Теперь Павлов мог спокойно ответить:
– Мы будем сеять в самые лучшие сроки.
Товарищи, побывавшие в районах, сообщили Павлову, что там все же ждали установок по срокам и способам сева. А не дождавшись, кое-кто вспомнил старые приемы: графики сева, специальных уполномоченных.
Все это лишний раз подтверждало общеизвестный факт: доверяй, но и проверяй! Поэтому бюро обкома подтвердило прошлогоднее решение: никаких уполномоченных! Агроном является законодателем полей, и никто не имеет права отменить указания агронома по вопросам агротехники! Никто!
Получилось так, как и предсказывали опытные хлеборобы: погожие дни пришли, поля быстро подсыхали. Начали поступать сообщения о трудовых победах: тракторист засеял за световой день сто двадцать гектаров! На следующий день новый рекорд – уже из Дронкино: сто тридцать два!
К двадцатому мая посеяли семь процентов к плану. Очень мало. Но это был переломный момент. За один день двадцатого мая по области засеяли семь процентов к общему плану, на следующий день – девять, затем десять с половиной.
И потому Павлов спокойно улетел в Москву – на очередной Пленум ЦК.
6
Павлов остановился в гостинице «Москва». И, когда уходил из комнаты, в коридоре встретился со своим собратом из соседней области Егоровым – рослым, лысеющим, с небольшими карими глазами, которые прямо-таки впились в Павлова.
– Ого! Ты, оказывается, уже здесь, – басовито заговорил Егоров, протягивая пухлую руку. – А я утром справлялся, говорят, нет Павлова.
– Я только что прилетел.
– Вот и хорошо. Послушай-ка, браток, у тебя сегодняшний вечер занят или свободный? – Не дожидаясь ответа Павлова, предложил: – Давай потолкуем, а то соседи, а разговариваем только по телефону, сводками обмениваемся. Ты в каком номере живешь?.. Ну вот, давай часов да восемь, я зайду. – Заметив нерешительность Павлова, предложил встречу в своей комнате, назвав ее номер.
– Нет, нет, – запротестовал Павлов. – Давайте у меня, в восемь буду ждать.
– Ну вот и договорились, – констатировал Егоров и широко зашагал по коридору.
Последний раз Павлов встречался с Егоровым на партийном съезде. Тогда уже поговаривали, что Егорова выдвигают на работу в Москву. «Может, это выдвижение уже осуществляется?» – подумал Павлов, выходя из гостиницы.
Егоров пришел точно в назначенное время.
– А вот и я! – весело провозгласил он. Увидав на столе бутылку вина, одобрительно улыбнулся: – Сухое уважаешь, это правильно. Хотя ты совсем еще молодой, тебе и коньяк не повредит.
– О твоем здоровье заботился, – отпарировал Павлов.
– Ну, спасибо! Тогда наливай по стаканчику, а то в горле что-то пересохло, – усаживаясь в кресло, попросил Егоров.
Павлов разлил вино в стаканы. Егоров выпил свой залпом, взял яблоко из вазы на столе, с хрустом раскусил его.
– С утра сегодня толкался в большом доме… Тебе, Павлов, может кое-что перепасть, – повернул он к нему голову. – Завтра на Пленуме – вопрос о мелиорации земель. Можешь схватить большие миллионы: у тебя же северу много, а там торфяники.
– Главные-то миллионы заберут южане, – возразил Павлов. – У них рис сеют, даже пшеницу орошают. На это больше дают, чем на осушку болот.
– А это верно, браток! Да и вообще южанам внимания больше, чем сибирякам. Так ведь, Павлов?
Павлов кивнул головой в знак согласия. Он все еще не может понять, почему Егоров напросился на эту встречу? Ведь не просто поболтать от нечего делать…
Доев яблоко, Егоров заметил:
– А почему, Павлов, мы, первые секретари, встречаемся только на пленумах и съездах? Почему не ездим друг к другу в гости, не делимся новинками, замыслами? Ты вот у себя эксперименты экономические устраиваешь, мне рассказывали…
«Не потому ли он и пришел?» – мелькнула догадка у Павлова.
– Хочется сделать как лучше, – вслух произнес он.
– У нас часто так, – продолжал Егоров. – Вышло замечательное постановление мартовского Пленума – твердые планы продажи на пять лет вперед. Да мы о таком деле, браток, только мечтали! Но вот беда-то: некоторые привыкли, – он косо посмотрел на Павлова, – привыкли сразу же искать слабые звенья в новом решении.
– Если они есть, их сразу надо обнаруживать, иначе не избежать ошибок.
– Что дал новый порядок планирования? – не слушая Павлова, продолжал Егоров. – Реальные, всесторонне обоснованные твердые планы-заказы государства по продаже сельскохозяйственной продукции на ряд лет. Эти заказы позволили хозяйствам, исходя из конкретных условий, разработать перспективные планы производства всех видов продукции, они явились для каждого колхоза и совхоза экономическим обоснованием общей и внутрихозяйственной специализации. Централизованное планирование тесно сочетается с развитием хозяйственной инициативы тружеников села.
Павлов не без удивления посмотрел на Егорова: так вдруг изменилась у того речь. Да и сам он словно на трибуне – подтянулся, посерьезнел…
– Новые планы в большинстве колхозов и совхозов успешно выполняются, потому что они разработаны на основе строгого учета местных условий, экономических возможностей каждого хозяйства, в них учтены замечания не только руководителей и специалистов, но и рядовых работников производства…
– Постой-постой, – в тон Егорову заговорил Павлов. – Ты как будто готовый доклад читаешь. Но ведь и ты отлично знаешь, как в недавние годы учитывались мнения рядовых работников? Разверстали план по районам, а те – по хозяйствам, и делу конец. А рядовые теперь должны мудрить, чтобы выполнить в спешке составленные задания.
– Это ты, браток, брось, – возразил Егоров уже прежним тоном. – Мы привлекали…
– И мы привлекали, однако год проработали и уже видно, что многие планы надо изменять, а на это никто не имеет права. – И, не давая Егорову перебить себя, заспешил: – Кто у нас главный плановик? Кто ведет экономически обоснованную, как ты говоришь, плановую политику? Думаешь, мы с тобой или главные экономисты области? Да судьбу плановых заданий очень часто решает девчушка, которая сидит в производственном управлении и разверстывает по хозяйствам цифру, спущенную на район. Что, не так?
– В этом деле все участвуют…
– Далеко не все… Мы думаем и спорим, а та девчушка знает одно: надо немедленно разверстать! Чтобы итог сходился с заданием области. Начальство районное видит: баланс получился, разбираться же с каждой цифрой нет времени. И подписывает. А подписал – утвердил! И после этого колхоз хоть год доказывай, что не все ладно, – план изменению не подлежит. Так или не так?
Егоров поерзал в кресле:
– У тебя, может, и так. А у меня…
– И у тебя так! – бросил Павлов. – Ты вот насчет специализации. У нас недавно выяснилось, что некоторым хозяйствам спущены задания по сдаче двадцати семи видов продукции. Какая тут может быть специализация?
– Нет, браток, я серьезно. – Егоров поудобнее уселся в кресло, словно готовился к длительной беседе. – Некоторые уже договорились до того, что централизованное планирование колхозного производства якобы неэффективно и нецелесообразно!
– Раз говорят ученые, да еще экономисты, значит, надо прислушаться и уж во всяком случае проверить на практике.
– Ученые учеными, браток, но и у нас на плечах голова есть, – усмехнулся Егоров. – Ученые тоже ведь разные бывают…
– А наш брат на одно лицо? – усмехнулся Павлов.
И вдруг Егоров заговорил примирительно: он попросил рассказать о сути эксперимента с планированием. Это как-то тронуло Павлова, он начал рассказывать о сути их эксперимента, проводимого в двух районах: началось с того, что было решено не устанавливать им официально твердых планов по продаже продукции государству, хотя для себя-то записали наметки этих планов на уровне других соответствующих районов и на основе общего плана. Каждое хозяйство в этих районах разработало свои предложения по планам продажи продукции, но, разумеется, с учетом своих конкретных условий.
– Но все же за основу-то при этом брались закупочные цены? – не без язвительной усмешки спросил Егоров.
– Надо думать, что и цены учитывались, а как же иначе? Экономика есть экономика! Но главное все же было не в этом.
– А в чем же тогда?
– Главное здесь то, что все колхозники получили возможность участвовать в разработке планов артельного хозяйства с перспективой на пять-шесть лет. Пока их не связывали контрольные цифры, они имели возможность, так сказать, независимого поиска своих резервов, наилучшее направление в развитии отраслей хозяйства.
– Так это же опять против централизованного планирования! – воскликнул Егоров.
– Да пойми ты правильно-то! – досадует Павлов. Успокоившись немного, продолжил: – Государственный план уже утвержден, государство уже дало нам свой заказ. И никто не подорвет устои этого государственного плана. Но вопрос-то вот в чем: как разумнее поступить с разверсткой этих заказов? Сразу спустить твердые планы-заказы каждому колхозу или попросить от них своих соображений насчет более реальных возможностей хозяйства? Вот в чем суть-то! Ты же знаешь: не все сто процентов производимой продукции идут в закупки. Скажем, даже зерна закупается в стране не более сорока процентов от валового сбора. А у нас в некоторых северных районах и того меньше – до десяти процентов, а остальное остается в распоряжении хозяйства – на корм скоту, для продажи колхозникам. Или еще: почти все специализированные свиноводческие и птицеводческие совхозы мы совсем освободили от продажи зерна государству.
– Так-так… – Егоров плотно сжал свои губы… – И что же: эти районы…
– Дослушай сначала до конца, – перебил Павлов. – Пойми простую вещь: для свиносовхозов и некоторых районов в целом, где мал процент товарного зерна, план-заказ государства на зерно не может служить ориентиром в организации полевого хозяйства. Понимаешь? Это в крупном зерновом хозяйстве план-заказ обязывает производить определенный минимум тех или иных зерновых культур, а здесь картина иная. И в этих условиях надо очень серьезно продумать, какие отрасли наиболее целесообразно развивать. Тут уж ориентир, думается, во-первых, на планы-заказы по животноводческой продукции, на возможности кормовой базы и конечно же на существующие закупочные цены. Ведь в перспективе-то ты, думаю, возражать не будешь: в каждом хозяйстве все отрасли должны стать рентабельными, прибыльными. Потому что производство убыточной продукции не может вызывать большого энтузиазма у ее производителей. Это же ясно! Вот мы в порядке эксперимента и разрешили хозяйствам двух районов самим рассчитать свои планы продажи продукции государству.
– Ну, и как они рассчитали? – опять чему-то усмехнулся Егоров. – Поди, у всех заявка на какой-то один выгодный вид продукции?
– Видишь ли, мы тоже опасались этого. Думали еще и так: возьмут на себя мизерные планы продажи, чтобы побольше денег получать за сверхплановую поставку. Тем более, – усмехнулся Павлов, – что о такой тенденции мы знаем и на примере вашей области…
– Ну, это ты, Павлов, брось! – решительно запротестовал. Егоров.
– Как будто мы ничего не знаем и в цифрах не разбираемся… Ты же сам летал в Москву, добивался снижения плана-заказа по зерну.
– Ну, летал, а как же иначе? Всяким делом надо руководить, для того мы и поставлены…
– Вот-вот, – весело уже рассмеялся Павлов. – Пока не было поощрительной оплаты на зерно, проданное сверх плана, ты вел себя иначе. А в дополнительной оплате увидал возможности зерновых хозяйств резко поднять экономику, вот и полетел… Так что и сам ты не совсем равнодушен к ценам на продукцию, – заключил Павлов.
Егоров чему-то улыбнулся, покрутил головой, словно воротник был тесен, затем взялся за свой бокал, отпил из него немножко вина.
– Ты, поди, в обиде? – произнес он.
– В обиде, – согласился Павлов. – До новых цен на зерно и вашей области и нашей давали равное задание по сдаче зерна в расчете на гектар пашни, а теперь ты выпросил более льготный план и, даже при равном с нами урожае, за сверхплановое зерно ваша область получит больше, чем мы. Словом, Егоров, ты, как видишь, тоже понимаешь толк в закупочной цене. Пожалуй, не хуже, чем наш председатель колхоза Иван Иванович Соколов, о котором я тебе говорил. Он тоже любит деньги, как и ты…
– Ну, ладно! – поднял руку Егоров, как бы защищаясь. – Значит, экспериментальные районы все спланировали сами?
– Да, сами разработали, – просто ответил Павлов. У него как-то сразу пропал интерес объяснять все это Егорову. Но все же продолжил: – И выяснилось, что наметки этих районов по продаже продукции государству оказались значительно выше, чем сами мы наметили в своих контрольных цифрах.
– Зачем же тогда было и огород городить? – пожал своими могучими плечами Егоров.
– А затем, чтобы развязать инициативу местных работников, как того требуют партийные решения. И мы увидали плоды этого. Потому что при общем благополучии с планами-заказами в целом по району произошло заметное перераспределение видов продукции по отдельным хозяйствам: некоторые наметили удвоение, даже утроение производства свинины, а другие сократили эту отрасль. Так и по другим видам продукции. Тем самым, не затрагивая общих интересов, колхозы и совхозы этих районов как бы внесли разумные поправки в ранее составляемые планы на основе, так сказать, директивы. А теперь они дали свои заявки, обосновав их со всех сторон. А это важно и в моральном отношении.
– А ведь мне, Павлов, рассказывали, что за основу всех этих экспериментов ты берешь рынок, никаких государственных планов! Своих людей только на закупочные цены ориентируешь: выгодно – развивай, не выгодно – режь всю отрасль…
– Информация недобросовестная, – бросил Павлов. – Но если говорить о закупочных ценах, то сказать надо прямо: умно определенные цены могут оказать большое влияние на углубленную специализацию производства, поддержат развитие тех отраслей, которые в настоящее время особо интересуют государство. Ты же помнишь: в свое время подняли цену на горох, и его вскоре стало столько, что девать некуда! Так что мы убеждены: с помощью разумных цен на продукты сельского хозяйства можно более правильно разместить, с точки зрения экономики, производство основных видов продукции. А это, в конечном счете, в масштабах государства даст огромную экономию.
– Еще вопрос тебе, Павлов: значит, в твоих экспериментальных районах не осталось уже нерентабельных отраслей?
– За один год такого эффекта, конечно, не получить, однако число убыточных ферм сократилось почти в три раза. А еще через год, мы надеемся, убыточных ферм уже не останется совсем. Вообще-то в ходе эксперимента и для нас многое приоткрылось с неожиданных сторон. Взять хотя бы по зерну, по производству разных культур: цена на овес, например, в два с лишним раза ниже, чем на пшеницу, а ведь себестоимость их примерно одинакова. Основываясь на цене, в обоих районах запланировали посевы овса лишь в пределах потребности для животноводства.
