Текст книги "Глубокая борозда"
Автор книги: Леонид Иванов
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)
7
В кабинете Павлова собрались те, кто знал «секрет» увеличения производства кормов. Отбор кандидатов производил Гребенкин. Павлов всматривался в лица рассаживающихся за большим столом людей, отметил, что всех их знает, почти с каждым приходилось беседовать. И сразу же упрекнул себя: выходит, о главном разговора не зашло.
Впрочем, есть и оправдание: в последние годы больше занимался проблемой зерновых культур. И здесь наметились успехи: урожаи повысились. Однако концентрированных кормов все еще недостаточно. Других – тоже. Вот об этих других-то ему и хотелось услышать как можно больше деловых предложений. Так он и сказал, начиная беседу. Попросил совета и насчет кукурузы: насколько верно сказано о ней в журнале?
Начал профессор Романов:
– Статья заставляет думать о правильном использовании земли. Мы в общих-то чертах все это знали раньше писателя, и он воспользовался нашими же данными…
– Очень правильно сделал! – бросил Гребенкин.
– Разумеется! – воскликнул Романов. – Потому и вину беру. Но и в оправдание обязан сказать. Нас, ученых, не так еще давно приучали к особой роли: обосновывать мероприятия. Так было? Было.
Павлов очень любил Романова. Но такое начало ему не понравилось. До каких же пор будем ссылаться на волевые решения? Практические работники на местах перестроились, развивают творческую инициативу, а ученые все еще кивают на те годы. Павлов хотел было высказать это замечание Романову, но тот как раз заговорил об интересном деле:
– Надо обратить внимание на наши луга и пастбища – главный резерв кормов скрыт именно здесь!
И привел любопытные факты. Урожай сена с естественных лугов не превышает в среднем пяти центнеров с гектара, а в степной зоне на солонцах – еще ниже. Поднять его хотя бы на двадцать процентов, то есть на один центнер, – это получить дополнительно пять миллионов центнеров сена!
– Эта прибавка, Андрей Михайлович, и обеспечит полную потребность в сене для индивидуального скота, – повернулся он к Павлову. – Но суть-то в том, что увеличить урожайность лугов можно не на двадцать процентов, а в два-три, даже в пять раз!
Он рассказал об опытах, заложенных его кафедрой еще десять лет назад в Алексинском совхозе. Путем распашки, фрезования и подсева трав улучшено около пятисот гектаров естественных лугов. И в первые три года сбор сена увеличился на этой площади в три с половиной раза, на лучших участках он превышал тридцать центнеров с гектара!
Другие ученые поделились опытом выращивания донника на засоленных землях – а таких земель в области сотни тысяч гектаров, – говорили о большой эффективности минеральных удобрений, вносимых на луга и пастбища.
Много деловых предложений внесли практики. Директор Лабинского совхоза Никаноров заявил, что он не согласен с полным вытеснением кукурузы. Зеленая масса ее хороша для осенней подкормки скота.
Но и Никаноров согласен: кто не научился выращивать трехсот центнеров кукурузной массы с гектара, тот должен отказаться от кукурузы, внедрять более урожайные культуры. А заключил неожиданно для Павлова:
– Вообще-то, Андрей Михайлович, вы виноваты в том, что у нас кукурузу сеют и там, где она плохо растет. Конечно, даже при высоких урожаях зеленой массы ее можно заменить овсом, потому что овес родит у нас не менее тридцати центнеров зерна с гектара да плюс солома. Но вы дайте нам гарантию, Андрей Михайлович, что овес останется в нашем распоряжении! Если бы такая гарантия была, то посевы кукурузы многие бы заменили овсом и ячменем. Официально заявите! После этого, – улыбнулся Никаноров, – можно сократить норму силоса в два, а то и в три раза. Мы в пятьдесят шестом году скормили три тонны силоса на корову, а молока получили четыре тысячи четыреста килограммов. Комбикорма и зернофуража надо давать побольше, тогда и продуктивность скота повысится. Это я вам точно говорю, – обычной своей присказкой завершает Никаноров.
Поднялся агроном Климов из совхоза «Борец».
– Сегодня разговор только о кормах для скота, – начал он неторопливо. – Но все равно, Андрей Михайлович, мы никуда не уйдем от правильных севооборотов, потому что на земле все взаимосвязано. Если вырастет на гектаре тридцать центнеров сена многолетних трав, то по пласту таких трав в будущем году и пшеница уродит хорошо, это давно известно. У нас по многолетним травам урожай пшеницы примерно такой же, как и по чистым парам. Понимаете, что получается? Значит, надо принять меры к тому, чтобы как можно выше был урожай многолетних трав в полевом севообороте, тогда и животноводы будут довольны, и хлеборобы. Надо максимально приблизить посевы трав к паровому полю. А пока в большинстве хозяйств полевые севообороты построены так, что многолетние травы подсевают по овсу, который всегда размещается на самых истощенных полях. Отсюда и результат: сбор трав низкий, влияние их на будущий урожай ничтожное.
– Ваше предложение! – воскликнул Гребенкин.
– Скажу, как мы делаем в своем хозяйстве, – спокойно ответил Климов. – У нас в полевом севообороте первое поле – чистый пар, по нему идет пшеница с подсевом многолетних трав. Вот на этом-то поле, да если оно еще и удобрено, отлично растут травы, особенно когда высеваем костер безостый в смеси с люцерной. Здесь Андрей Михайлович называл урожай сена – пятнадцать центнеров. А у нас в среднем выше тридцати, в хорошие годы – сорок и больше. Так что, Андрей Михайлович, – повернулся к Павлову Климов, – правильный севооборот с обязательным полем чистого пара нужен и для животноводства, для кормов.
И опять Павлов вынужден упрекнуть себя: каждый год бывает он на полях Климова, беседует об урожае, об агротехнике, но до этой минуты не знал, что в этом совхозе чередование культур в севообороте не совсем такое, как в других хозяйствах. И ему, агроному Павлову, ясно: только от перестановки полей севооборота можно рассчитывать на удвоение урожая многолетних трав. И что важно – эта перестановка ни в какой мере не отразится на урожаях пшеницы.
Гребенкин подошел к Павлову.
– А ведь это очень верно! – с чувством произнес он.
Павлову казалось, что теперь внесена полная ясность в дела, связанные с увеличением производства кормов. Наметилось два пути, на которых и надлежало искать решение проблемы.
Путь первый: более эффективное использование пашни, и прежде всего – замена малоурожайных кормовых культур. Подсчеты, сделанные Сергеевым, показывали, что если сохранить лишь пятую часть теперешних площадей под кукурузой – в тех районах и хозяйствах, где она дает приличные урожаи, – а остальную заменить посевом овса и подсолнечника в смеси с другими культурами, то производство кормов с пашни увеличится в два с лишним раза. Урожай многолетних трав можно удвоить, если размещать их так, как в совхозе «Борец» у Климова.
Второй путь не менее важный: повышение урожайности естественных лугов и пастбищ.
На вчерашнем бюро обкома партии эти мероприятия были одобрены. И теперь Павлов расскажет о них на совещании актива.
Павлову хотелось бы немедля осуществить одобренные меры. Но… Нет нужного количества семян овса, вики, ячменя, да и подсолнечника. Павлов созванивался с Москвой, но ему разъяснили: на юге страны морозы и бури нанесли серьезный ущерб посевам озимых, пришлось пересеять миллионы гектаров, и резервы семян яровых культур были направлены туда.
Но на бюро родилось разумное решение: полностью обеспечить заявку на семена для замены кукурузы двум экспериментальным районам – Дронкинскому и Лабинскому, чтобы осенью получить более наглядные результаты.
Члены бюро одобрили предложение Павлова о бережном отношении к кадрам директоров совхозов: назначение и освобождение любого директора должно быть санкционировано бюро обкома партии.
Павлов объявит это на активе, куда приглашены все директора совхозов.
Уверенность, с какою Павлов шел на встречу с активом, не обманула его. Участники совещания поддержали все намеченные меры, внесли немало конкретных деловых предложений.
8
В этот теплый, солнечный день и настроение у Павлова было солнечным. Вчера побывал в двух районах центральной зоны, сегодня добрался до «своего», Дронкинского района.
Павлов всматривался в окружающие поля. Урожай явно лучше прошлогоднего. Нельзя сказать, что лето нынче благоприятное для хлебов. Были суховеи, даже пыльные бури прошлись по югу, а дожди – лишь в норме. Но заметно изменился вид полей. Не так еще давно они не отличались большим разнообразием: пшеница, кукуруза… Все засеяно, ни клочка черной земли в летнюю пору. И тогда это считалось самым лучшим способом использования матушки-земли. Теперь все иначе. Часто попадаются черные, хорошо обработанные квадраты полей – это чистые пары. Впервые в этом году они получили права гражданства в полном объеме, как это и предусматривалось севооборотами.
А как часто встречаются массивы овса! И что-то почти совсем не видно бывшей «королевы» – кукурузы.
Да, много изменилось даже только в этом году: площадь под кукурузой сократили в два раза. Убавилась бы и больше, но нечем было заменить. Весной Павлов звонил Соколову, попросил его на одном поле заложить делянки с набором всех возделываемых культур на силос. Иван Иванович торопил Павлова посмотреть эти опыты в натуре.
И вот показалась усадьба колхоза «Сибиряк». Сколько раз Павлов бывал здесь! Сколько хороших мыслей и добрых советов увозил он отсюда. Сколько упреков выслушал от Соколова… И если Варвара Петровна и несколько других семей были барометром Павлова для оценки материального благополучия людей, то колхоз «Сибиряк» тоже стал барометром, но в ином плане: по нему Павлов выверял правильность многих решений, многих новинок.
Вроде бы шире стала центральная улица… Много новых домов, много пристроек к старым. Во многих местах стучат топоры, кое-где шифером кроют крыши. Жизнь кипит!
В конторе сказали, что Соколов ушел к силосным ямам.
Там его и нашел Павлов.
Иван Иванович шагнул навстречу Павлову:
– Седеть стал, Андрей Михайлович…
Павлов присмотрелся к Соколову и с радостью отметил: несмотря на приближающиеся семьдесят лет, выглядит довольно бодро, настроение у него, как видно, хорошее.
Недалеко от того места, где остановилась машина, работал бульдозер.
– Новую траншею готовим, понимаешь, – заметил Соколов. – Здесь хотим заложить страховой фонд силоса. Это согласно решению.
– Как нынче с кормами вообще-то?
– Пока нормально, понимаешь. Сена побольше прошлого года, вот только подрезали нас с многолетними травами. Выполнили мы ваше решение, все посевы на семена оставили, а сена-то хорошего мало будет!
– Компенсируем, Иван Иванович, – горячо заговорил Павлов. – Хочешь сеном, хочешь комбикормами.
– Сено-то болотное привезут? Вот в чем наша печаль. Ну, да для общего дела ладно, – решительно махнул Соколов рукой.
Павлов поинтересовался, как колхоз помогает колхозникам кормами для их скота.
– Больше-то делаем, как у Григорьева. По тонне сена дали накосить каждой семье, дадим соломы на заработанные рубли. Ну, и сами колхозники решили из общих фондов давать зерно.
– Всем поровну?
– Нет, уравниловки не будет. Решили так, – почему-то передохнул Соколов: – на заработанный рубль выдавать пятьсот граммов зерна как бесплатное приложение, понимаешь. Я хотел за плату, но колхозники настояли. Везде, говорят, и в отстающих тоже платят колхозникам гарантию; заработки, выходит, уравнялись, передовым колхозникам никаких привилегий. Так пусть хоть зерно будет добавкой.
Когда поехали в поля, Соколов сказал:
– Правильное, Андрей Михайлович, решение насчет силоса. Шибко много, понимаешь, ни к чему его, только тяжесть для доярок. Мы с доярками и зоотехниками обсуждали. У нас удой на корову больше трех тысяч, и вот, понимаешь, сошлись на том, что зимой на день десяти килограммов хватит. Ну, может, самым удойным – по пятнадцать. А недоданный силос заменим овсянкой.
Правее поверни, – тронул Соколов за плечо Петровича. – А теперь прямо кати, вот они, подсолнухи-то, цвести начинают. – Выйдя из машины, сказал: – Тут вот, Андрей Михайлович, мы выполнили твою просьбу.
– Вижу, вижу, Иван Иванович. Спасибо. Но это что-то новое. Подсолнечник с пшеницей?
Павлов присмотрелся к просторному полю. На крайнем участке шелестела широкими листами кукуруза, рядом повернул свои цветущие шляпки в сторону солнца подсолнечник, до самых его шляпок подтянулась пшеница. А еще дальше уже овес, горох и вика окружили подсолнечник. А еще дальше – чистый овес.
– Тут, Андрей Михайлович, ровно четыреста гектаров, – заговорил Соколов. – Все поля у нас теперь по четыреста. Так вот, на каждой опытной грядке по сто гектаров четыре варианта, понимаешь. На трех ты попросил проверить, а четвертую я от себя добавил. Подсолнухи с пшеницей. Мы давно еще пробовали так сеять, хорошо получалось! Когда зацветут подсолнухи, у пшеницы зерно уже восковой спелости. И такой силос получается! Тогда-то как раз наш колхоз, если помнишь, зашумел с высокими надоями. Помню, корреспондент все спрашивал насчет секретов, а мы этот силос в секрете держали. Вдруг узнают, что мы пшеницу на корм скоту пускаем! В те годы, понимаешь, всыпали бы по первое число…
– Почему же бросили сеять?
– Кукуруза пришла! Забыл, что ли? – усмехнулся Соколов. – Да и кто-то все же донес про нашу пшеницу. Тогда как раз Обухов был в райкоме-то. Мне выговорок записали… А теперь вот проверим заново.
Павлов помнил эту историю и теперь дивился деликатности Соколова. Павлов ведь был на бюро, когда Соколову за эту самую пшеницу влетело. А сейчас Соколов так все обсказал, будто Павлов ничего не знает.
– Так и я голосовал за выговор, – признался Павлов.
– Значит, вспомнил, понимаешь, – широко улыбнулся Соколов. – А теперь вот смотри сам, Андрей Михайлович, что получилось.
Павлов прошагал два километра поперек поля, осмотрел все четыре участка. Тут и кукуруза стояла неплохо. Он сказал об этом Соколову.
– Уберем – узнаем… А зимой приезжайте еще один опыт смотреть… Все три вида силоса разложим на площадке, выпустим коров, посмотрим, сами-то коровы какой корм лучше уважают.
Овес же на этом массиве был просто великолепен.
– Тонны три с гектара возьмете.
– Не меньше, – согласился Соколов. – Здесь же второй хлеб после чистого пара, кукурузу-то всегда по хорошему предшественнику размещали, а овес по плохому. А теперь он и взыграл!
Павлов несказанно благодарен своему учителю за этот великолепный эксперимент. Напросилось решение: пригласить сюда Несгибаемого, Гребенкина, профессора Романова, райкомовцев, десятка два-три директоров и председателей, пусть посмотрят!
– Ты можешь, Иван Иванович, задержать начало уборки?
– А зачем? Я вчера хотел начать, но тебя ждал. Пшеничную-то делянку надо убирать, а другие постоят. Кукуруза с месяц будет ждать.
Павлов рассказал о своем намерении. И Соколов согласился переждать с уборкой еще день-два.
Когда вернулись, Павлов позвонил Гребенкину, поручил ему организовать выезд на опытное поле Соколова.
– Ты не очень проголодался? – спросил Соколов. – Я хотел показать еще одно опытное поле. Тоже ты совет-то давал…
Павлов с радостью согласился поехать, потому что знал: просто так Соколов не пригласил бы. Но забыл уже, какой он давал совет.
В километре от деревни Соколов попросил остановить машину.
Павлов догадался, что за символической изгородью из двух проволочек – опытный участок. Издали заметил различные цветы, желтые корзинки подсолнечника, стройные ряды низеньких деревьев. Что за поле?
– Это пришкольный участок, – пояснил Соколов. – Помнишь, приезжал к нам и со школьниками беседовал? Твой совет выполнили, понимаешь…
Когда они перешагнули через проволочки, откуда-то вынырнули паренек и девочка.
– А мы дежурные, – звонким голосом заявила девочка. – Сейчас обеденный перерыв, все ушли домой.
– А что тут делали? – спросил Павлов.
– Пропалывали свеклу, собирали огурцы.
– Ты про все расскажи Андрею Михайловичу, – посоветовал Соколов.
– Мы из шестого класса, мы не все еще можем правильно рассказать, – нашлась девочка.
Рассказал сам Соколов, пока они ходили между грядками и деляночками. Ребята-школьники работают под руководством колхозного агронома. Сами обрабатывают участок. Пахали старшеклассники на тракторе. И, пожалуй, самое интересное, что ребята здесь учатся многим наукам: как выращивать различные культуры, как экономить затраты, сами ведут учет труда, начисляют зарплату и даже выводят себестоимость. В этом им помогает колхозный бухгалтер.
– Хотим, понимаешь, чтобы ребята имели полное представление о сложном хозяйстве, чтобы, заканчивая школу, могли быть и счетоводами, и полеводами, и механизаторами, и немножко агрономами, – говорил Соколов. – Ребятишки третий год тут, с большим интересом работают. У них и бригадир избран, и учетчики. А заработанные деньги распределяют так: половину для школы, половину на руки, по выработке. А прибыль – на премирование самых лучших, они сами и решают, кого премировать. Как будто, понимаешь, маленький колхоз создали…
На обратном пути Соколов досадовал: нет у нас тракторов и машин, так сказать, в детском исполнении. Нужны небольшие тракторы и автомашины, маленькие комбайны, но такие, которые могли бы убирать хлеб. Разве нельзя сделать их для сельских ребят?
– Можно, – отвечает Павлов, записывая это себе в книжку.
Разве так уж трудно выпустить несколько тысяч машин для ребят. Да они вообще-то есть, Павлов видел под Москвой в теплично-парниковом хозяйстве юркие тракторишки, работающие даже в теплицах, под стеклом. Ох, как нужны эти учебные пособия!
– Попробуем добиться, Иван Иванович…
– Поимей это в виду, Андрей Михайлович! Очень важное дело-то. А то говорим: прививать у ребятишек любовь к сельскому труду, а о настоящей помощи никто, понимаешь, не думает. Ездил я в некоторые другие школы, думал опыт перенять, а там и совсем плохо. Скажем, выделили школе списанный трактор: он пять минут работает, день стоит. Только уважение к технике у ребятишек отбивает. А в городской школе был – там станочки подобраны как раз для ребят. Почему же сельской-то не наделать умных машинешек, понимаешь? Колхозы сами бы за все заплатили.
– Все верно, Иван Иванович.
– Поимей это в виду, – повторил Соколов. – И вообще, Андрей Михайлович, надо больше делать насчет воспитания, понимаешь, уважения к труженику деревни. Чего там ни говори, а многие считают труд на земле, тем более на ферме, – самый зряшный, хуже любой городской профессии. Верно говорю, Андрей Михайлович?
– Но почему же? – возразил Павлов. – Комбайнеры, трактористы – сколько героев среди них. Думается, любой горожанин уважает звание комбайнера, шофера…
– Ну, если говорить о механизаторах, то к ним отношение получше, – согласился Соколов. – А возьми простого хлебороба или животновода. Ведь никто, понимаешь, не поставит рядом их труд, скажем, с трудом токаря, слесаря или там швеи. Многие считают так: что значит пастух или доярка? Никакого образования не нужно для этого звания. А на самом-то деле, понимаешь, трудно обрести крестьянскую профессию.
Соколов рассуждал по-своему логично. Сколько времени нужно учиться, чтобы стать токарем, слесарем или шофером? Несколько месяцев. И многие другие профессии рабочий осваивает быстро. А хлебороб своему делу учится всю жизнь! С детства он познает природу, приметы всевозможные. Знания эти и опыт впитываются с молоком матери. Они-то и дают ему власть над землей. Такой не ошибется в выборе сроков полевых работ, уверенно решит сотни других задач, которые ставит жизнь.
Павлов слушал и дивился мудрости слов этого хлебороба по призванию. Раньше ему не доводилось слушать от Соколова философских рассуждений. Он говорил чаще всего о промахах в планировании, в руководстве сельским хозяйством. Видно, много раздумывал он о проблеме, которая теперь стала предметом обсуждения в печати, на совещаниях, – о молодежи, о любви к земле.
– Дело-то вот какое, – продолжал после некоторого молчания Соколов. – У отца-сталевара никогда не вырастет сын-хлебороб, это уж ясно. И не потому, что неспособен. Тут, понимаешь, другое совсем дело. Настоящий хлебороб от отца, а больше того, может, от деда навыки перенимает. Да еще от матери, от бабушки. Такой человек, поучившись, может стать и сталеваром. У кого есть любовь к земле родной, у того любовь ко всякому хорошему делу быстро привьется. Из крестьян же вышел весь рабочий класс. А все же, Андрей Михайлович, надо подумать, как сделать, чтобы не упустить из деревни настоящих-то хлеборобов. Потом их не найдешь вовсе.
И, словно угадав вопрос Павлова, спросил сам:
– Поди, скажешь: чего ты проблемы выдвигаешь? Ты совет дай, как решить! Верно? Вот-вот. А совет самый простой: если уважение к хлеборобскому делу будет, понимаешь, настоящее, с учетом, как говорят, сложности и длительности обучения, то и проблему решим. И моральный, и материальный стимул тут должен, понимаешь, свою роль очень сильно играть. Когда за хлеборобский труд платили намного меньше, то крестьянин быстро перешел на токаря, на слесаря, на строителя.
– Но сейчас-то…
– Плата неплохая, – перебил Соколов. – Это ты хотел сказать? Плата поднята, это верно, понимаешь. Только она все же опять ниже других, а надо-то возвысить хлеборобскую профессию. Вот я присматриваю за ребятишками на опытном поле. Хорошо работают, разбойники, все кипит у них, когда подскажешь правильно, подмогнешь. И ведь вижу, Андрей Михайлович, вижу, что к десятому классу половина, не меньше, в душе-то готовые хлеборобы. Нам этой половины за глаза бы хватило. Но в десятом-то классе наши ребята уже хорошо знают, какой труд как ценится. Вот и разволнуюсь другой раз так, что, понимаешь, места себе не нахожу. У нас с людьми все же терпимо, а вот заехал недавно к одному председателю – он бегает по селу, ищет хоть кого, чтобы коров подоить. Заболели сразу две доярки – и караул кричи. Вот беда-то откуда надвигается, Андрей Михайлович. И ты поимей это в виду… А теперь пошли обедать!
Шагая рядом с Соколовым, Павлов вспомнил, что и Коршун говорил о повышении заработков животноводов, потому что у них в совхозе это ведущая профессия! Вот и Соколов – о большем уважении работающих на земле. Сложная проблема…
– Строят! – не без гордости произнес Соколов, кивнув в сторону нового дома. – Богатеют люди!
