Текст книги "Глубокая борозда"

Автор книги: Леонид Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Павлов заметил, что коровы колхозников кормом так или иначе обеспечены, от бескормицы не погибают.

– Вот и видно, что в деревне вы давно не живете… Если бы вы знали, как достаются эти корма! У кого мужик в доме, там проще, а вот где баба за хозяина… Да и мужики – тоже, – махнула она рукой. – Верно, коров кормят. Сена мало накашивают, а кормят сеном. Силос совсем не заготавливают, а силосом своих коров некоторые кормят. А как? Вот и вопрос… Многие, Андрей Михайлович, воруют! Совесть закладывают. Иного хорошо знаешь – честный человек, а корма ворует… А как ему быть? Он бы лучше купил, раз не дали ему накосить, но продавать сено и силос нельзя!

– И вы воровали?

– Я?.. – Варвара замялась. – Я не смогла брать, Андрей Михайлович, и не брала. А когда сильно туго приходилось – ребятишек посылала в силосную яму. Это было… А другие и теперь по ночам силос таскают… А как же быть?

В комнате воцарилось молчание. Павлову вспомнился совсем недавний разговор в Москве. К нему в номер зашел корреспондент московской газеты, просил выступить со статьей о том, как они практически осуществляют планирование сельского хозяйства. Парень оказался разговорчивым, свободно оперировал цифрами государственного масштаба, делал любопытные выводы. Был и такой разговор: еще недавно колхозных и совхозных коров было в стране лишь чуть больше, чем в индивидуальном пользовании. Но вот что любопытно: для общественного стада имелись десятки миллионов гектаров пастбищ, естественных сенокосов, многолетних трав; только кукурузой, а она в основном шла молочному скоту, засевалось более тридцати миллионов гектаров. Плюс к этому – овес, ячмень, другие концентраты. И все же кормов общественному скоту всегда недоставало. А вторая половина молочного стада страны обходилась как-то без посевов силоса и многолетних трав, при очень ограниченных площадях пастбищ. Однако, по данным статуправления, эти коровы давали молока значительно больше, чем колхозные. Откуда же корма?

На этот вопрос Павлов не мог ответить корреспонденту. А Варвара ответила! И ответ тревожный…

– Нагнала вам грусти, Андрей Михайлович, – поднялась Варвара. – Я еще чайку подогрею… – Вернувшись из кухни, присела к столу. – Вообще-то и радости много, Андрей Михайлович… Вот слушали мы по радио, да и по телевизору недавно передавали – про новый пятилетний план. Да вы-то сами на съезде были, все слышали… Обратили побольше внимания и на колхозников. Культуру и быт хотят сделать, как в городе.

Павлов оживился.

Он ведь и выехал в район, чтобы узнать, как восприняты решения партийного съезда.

– Видать, кто-то из деревенских попал на высокий пост, вот и заботы больше, – простодушно заключила Варвара.

В это время хлопнула дверь на кухне. Варвара заспешила туда.

– А, Степан Петрович! – воскликнула она. – Раздевайся, раздевайся! – последнее слово она выкрикнула, забежав в комнату. Убирая со стола стопки и недопитую бутылку, шепнула Павлову: – Председатель колхоза Орлов.

Павлов улыбнулся этой женской хитрости, вышел на кухню. Орлова он знал, когда тот еще работал в колхозе у Соколова бригадиром, парторгом, механиком и заместителем.

Варвара Петровна пригласила гостя к столу.

Орлов начал рассказывать о делах в колхозе. Прошлый неурожайный год притормозил осуществление намеченных планов строительства, особенно культурного, сказался и на оплате труда колхозников. Но все же оплата выше, чем три-четыре года назад. Орлов доволен новым порядком планирования.

– Поначалу как-то непривычно, – продолжал Орлов. – Такого большого-то доверия нам еще не было. А в этот раз… – Он пожал своими могучими плечами, – а в этот раз все прикинули на карандаш, теперь, Андрей Михайлович, убыточной продукции планировать не будем. Один хороший урожай взять бы, тогда мы круто пошли бы. Сейчас все же, – он развел широкими ладонями, – сейчас туго с деньгами, а у нас тут главные деньги делает хлеб!

– И хозяйственный расчет, – добавил Павлов.

– Это само собой. Мы хозрасчет вводим помаленьку. На первое время все, как у Соколова.

Павлов слушает Орлова, а сам вспоминает: об одном хорошем урожае говорил когда-то и Соколов. Было это лет десять назад, когда первый раз была поднята закупочная цена на зерно. И хорошо, что Орлов ориентируется на Соколова: ошибки не будет… А не потому ли у Соколова дела лучше, что его колхозу фактически дали право самостоятельно планировать свое производство? Давно еще, при Павлове, было решено в производственные дела колхоза «Сибиряк» не вмешиваться. И ведь не ошиблись! Разве можно забывать, что именно у Соколова выросли хорошие помощники, которых выдвинули на большую работу: при большей самостоятельности быстрее мужают люди. Павлов спросил о прогнозах на урожай.

– Иван Иванович говорит: будет урожай! Есть признаки… И подготовлены лучше: самые запущенные земли мы в прошлом году пропаровали, почти пятую часть пшеницы по парам будем сеять, а это надежно.

Варвара Петровна поднялась:

– Дорогие гостеньки, разрешите мне на ферму сходить – дойка начинается, а у нас одна доярка заболела…

– Вообще-то и мне надо собираться, – заметил Павлов. – Но к вам есть просьба… Смогли бы вы сами сделать хронометраж работы доярок вашей фермы?

– Это сколько минут на дойку, сколько на кормежку?

– Вот-вот… А на обратном пути я заеду.

– Сделаю, Андрей Михайлович! – пообещала Варвара.

Разговор с Орловым пошел о доярках, о молодежи. Орлов говорил, как и Варвара: жить стали богаче, однако молодежь уходит из деревни.

– А вот на Кубани нет этой проблемы.

– Так там и деревушек нет таких, – быстро отозвался Орлов. – К нам каждый год комбайнеры оттуда приезжали, рассказывали. Там станица – все равно что город, десятки тысяч населения. Да и богатеть там колхозы раньше нашего начали. Природа на Кубани щедрее, жизнь много дешевле нашей. И вообще, Андрей Михайлович, не могу понять: почему такое неравное отношение к одному и тому же делу? – жестикулируя руками, продолжал Орлов. – Там огородным участком колхознику можно прожить! С садом, конечно. Все растет как на дрожжах. И оплата у них всегда выше нашей, а прожиточный минимум много ниже, чем в Сибири. У нас нужны и полушубки, и валенки, и теплые шапки, и дров больше надо. Почему это никак не учитывается? Ведь и от нас стали уезжать на Кубань. Правда, – продолжал он, опускаясь на стул, – слух прошел, что там больше не принимают в колхозы – излишек людей получился. А ведь хлебом, молоком и мясом страну кормят, главным образом, Сибирь и Казахстан. Так ведь?

Павлов кивнул в знак согласия.

– Передний край – Сибирь, а людей в тыл сманиваем. Правильно ли это?

Отвечать надо, а что? Павлов как-то прочел в газете статью ученого и ужаснулся: за последние пять лет из Сибири уехало на пятьсот тысяч человек больше, чем приехало. И это несмотря на то, что в Сибирь по путевкам комсомола, по вербовке на большие стройки приезжают десятки тысяч людей. За эти же годы население сибирских городов сильно увеличилось, а это означает, что весь отлив людей – и в другие края, и в сибирские города происходит из сельской местности.

Павлов ставил уже этот тревожный вопрос в Москве и знал, что правительством разрабатываются некоторые меры.

– Вывод, думается, один, – продолжал Орлов. – Максимально насыщать техникой наши хозяйства.

– Мы не успеваем выкупать то, что нам выделяют, денег у некоторых недостает, – возразил Павлов.

– Да, денег недостает, – согласился Орлов. – И еще плохо – для села умных машин мало делается. Почитаешь в газетах: студентов и учеников экзаменуют машины. А для деревни доброго доильного аппарата не могут сделать. Смешно ведь, Андрей Михайлович, но так и нет машин для механизированной раздачи кормов. А самое главное – нет у нас комплекса машин, чтобы весь процесс, скажем, на ферме механизировать от начала до конца.

Бывший механизатор Орлов сел на свою «лошадку».

– В прошлом году мы ездили в Березовский совхоз, – продолжал он. – Вы видели, Андрей Михайлович, как там механизирована сортировка и сушка зерна? Вот и мы насмотрелись. На сердце прямо-таки радостно становится: сумели же люди сделать доброе дело. Все механизмы делают! Вот такая комплексная механизация нужна и на фермах. Не очень уж и сложные машины нужны, а мало почему-то их или совсем нет. Особенно для комплексной механизации. У нас пятьдесят тракторов, но ведь одиннадцати марок – с ума сойти…

– Многое и самим можно сделать, – заметил Павлов.

– Можно! – согласно кивал головой Орлов. – Но у нас в районе только в двух совхозах есть инженеры-механизаторы, а в колхозах только самоучки. А был бы инженер, он сколотил бы вокруг себя рационализаторов, есть смышленые ребятишки, тогда кое-что и сами могли бы сделать, а так…

– Не могли бы вы подобрать своего паренька и послать учиться на инженера? Стипендию повышенную платить, вообще всячески поддержать, но послать такого, чтобы он любил и свой колхоз, и механизацию. Есть у вас подростки, которые увлекаются машинами, техникой вообще?

– Человека три есть, – как-то сразу приободрился Орлов. – Я понимаю, Андрей Михайлович, к чему вы клоните. Ждать хотя и порядочно, но все же можно надеяться…

– Вот именно! Говорим много лет об инженерах, а кто нам их пришлет? Надо самим подбирать! – Павлов увлекся этой идеей. Она не нова, конечно, но вот только сейчас он вдруг нащупал путь к решению проблемы. На село пойдут все более сложные машины, без инженерной службы никак нельзя. Значит, надо готовить инженеров из сельских жителей. В области двести пятьдесят колхозов и совхозов не имеют инженеров. А если уже в этом году послать на учебу по одному от каждого хозяйства? На следующий год еще по одному! С институтом можно договориться!

– Мы уговорим подходящих, – сказал Орлов. – Только в институт поступить им трудно будет, все же деревенских мало пробивается… А нынешний выпуск весь провалится.

– Это почему же? – удивился Павлов.

– Не было преподавателя по физике.

Павлов знал: в селах области порядочно таких «неполноценных». Есть средние школы без преподавателей физики, химии. Есть…

Но им уже овладела идея: двести пятьдесят инженеров-механизаторов! Можно же организовать подготовительные курсы.

– Готовые своего паренька, – сказал Павлов. Он поделился мыслями: двести пятьдесят отобранных пареньков будут зачислены на факультет механизации. Еще по одному или по два подобрать из более грамотных молодых механизаторов, чтобы заочно учились в техникуме электрификации. – Можно таких подобрать у вас?

– Можно, – быстро ответил Орлов.

– Вот-вот! Пойти на некоторые траты, чтобы, скажем, зимой отпускать их на очные занятия, а зарплату сохранить.

– Это все можно!

Павлов думает: как хорошо, что он заехал сюда и что возник этот разговор. А как с доярками? Варвара Петровна предлагает мужиков назначить доярами.

– С доярками хуже, – вздохнул Орлов, вытирая пот со лба. – В институте их не наготовить… Надо, Андрей Михайлович, заставить промышленность сделать кормораздатчик механизированный. Помните, как ухватились за карусели? Машина сложная, очень дорогая, а у нас же в области специальный завод на это дело поставили…

– Больше тысячи каруселей лежат во дворе завода, никто не покупает, – усмехнулся Павлов.

– Карусели – это за зря, но почему бы тот завод не пустить на кормораздатчики.

– Хорошо, подумаем и об этом. А как быть с доярками?

– Вот вы дали задание Варваре. Мы и на других бригадах хронометраж проведем. Видно, так придется делать: сколько за семь или за восемь часов доярка может обслужить, такую ей нагрузку оставить. Десять коров, так десять, сколько выйдет при теперешней механизации. И двухсменку…

Вернулась Варвара Петровна.

– Ну, вот и управилась! – звонко провозгласила она из кухни. – Доярки узнали, что у меня гости – прогнали, сами взялись Марьину группу подоить. Только говорят, – весело вдруг рассмеялась Варвара, заходя в комнату, – пусть начальство насчет доярок позаботится!

– Об этом и разговор, – Павлов посвятил ее в их беседу, спросил: – Кто у вас согласится на двухсменную работу?

– Две сестры есть, они и сразу согласные были, – начала Варвара. – Ну, Степаниду можно уговорить…

– А ты, Варвара, сама бы взялась на пару с кем-нибудь, – предложил Орлов.

– А чего! – воскликнула Варвара. – Давайте. Подружка у меня есть, она со мной согласная будет. Давайте попробуем! А коли нагрузка сократится на доярку, да двухсменка будет, тогда и молодых заманим на ферму.

– Заманим, если сделаем, как у Соколова, – поддержал Орлов.

– А что у него?

– Иван Иванович так рассудил: чтобы от города не отстать, делать все хорошее раньше, чем городские начнут, – усмехнулся Орлов. – У него дояркам дают два выходных дня в неделю.

– Да неужели? – всплеснула Варвара руками. – Два выходных! Тогда и у нас многие бы пошли в доярки…

Павлов поднялся, поблагодарил хозяйку за угощение.

– А как же насчет двух выходных? – усмехнулась Варвара. – Заговорили о помощи женщинам, Андрей Михайлович сразу и засобирался, – весело рассмеялась она.

– Вам самим дано право планировать все производство, – отшутился Павлов. – И эти вопросы вы сами в силах решить. Если мое мнение хотите знать, то я – за!

– Ну, тогда все! – воскликнула Варвара. – А свое-то начальство мы уломаем!

3

В Добринку, где размещалась центральная усадьба колхоза «Сибиряк», Павлов добрался к вечеру. Бросалось в глаза обилие новых шиферных крыш. На главной улице проехали мимо четырех срубов, доведенных под крышу. А в нескольких местах у приземистых избушек лежат штабеля леса…

Все это для Павлова – аромат жизни: строит человек новый дом, значит, думает жить здесь, значит, есть на что строить. Это ведь тоже «барометр»!

И контору, наконец, подновили! К старому дому прирубили трехстенок, и над всем домом – новая шиферная крыша.

По привычке Павлов открыл дверь в комнату председателя, но там прибиралась техничка. Она сказала, что Иван Иванович в своем кабинете, у него там животноводы собрались. Проводив Павлова в конец коридора – в пристройку, сама открыла дверь. На пороге – Соколов… На голове у него шапка, на лице добродушная улыбка:

– К добру, Андрей Михайлович, – протянул он ему руку. – Кажинный раз перед добрым урожаем к нам заглядываешь.

Павлов осмотрелся. В комнате было человек десять – кроме паренька, все женщины. Поздоровался.

– Проходите к столу, Андрей Михайлович… Мы тут собрались насчет двухсменной работы доярок, – Соколов бросил шапку на стол.

– Так это замечательно! – не удержался Павлов от восклицания. – Я с удовольствием послушаю.

– Ну, что ж, понимаешь… Давай тогда, Володя, докладывай дальше. – Повернувшись к Павлову, пояснил: – Наш зоотехник ездил в совхоз, где двухсменка уже сделана, вот и рассказывает, как и что.

Володя – совсем молодой паренек, розовощекий и голубоглазый, явно смутился, глядел в свои записи и молчал.

– Давай-ка, Володя, начинай сначала, пусть: и Андрей Михайлович послушает, – посоветовал Соколов.

И это помогло, Володя заговорил довольно бодро:

– Так вот, в том совхозе двухсменка так сделана…

И он подробно рассказал о двухсменной работе доярок при трехразовом доении коров. Павлов записал названный Володей распорядок. Он оказался предельно ясным: первая смена доярок приходит на работу к пяти часам утра, убирает помещение, раздает корм животным, проводит дойку, затем подготавливает корма для следующей дачи скоту. На это уходит примерно шесть часов рабочего времени. И с одиннадцати часов утра доярки свободны до следующего утра.

– Так это же, считай, весь день свободный, – заметила одна из женщин. – Чего-то шибко уж складно…

Володя назвал работу второй смены: она является к двум часам дня, кормит коров, доит их. Потом часовой перерыв на обед, кормление коров, дойка их. Рабочий день завершается в одиннадцать часов вечера. Чистой работы – восемь часов. Но так как смены доярок каждую неделю чередуются, то в среднем и получается семичасовой рабочий день.

– Ну как, бабы, подходяще будет? – спросил Соколов. – А то, понимаешь, на вас не угодишь сразу-то, – усмехнулся он и, повернувшись к Павлову, пояснил: – Для доярок мы сделали два выходных в неделю, им понравилось, а услыхали, что в две смены где-то работают, потребовали: давай, понимаешь, и нам две смены.

– А как же иначе, Иван Иванович! – воскликнула немолодая уже, со строгим взглядом женщина. – Жизнь в лучшую сторону двигается, вот и мы вздохнем как следует.

Павлов должен был признаться: в своих выступлениях он упоминал о двухсменной работе животноводов, но четко этого дела не представлял. Теперь же и ему все ясно, и он активно включился в общий разговор. Напомнил про нагрузку, как об этом говорила Варвара.

– Вы, бабы, думаете, зря наш зоотехник около каждой доярки с часиками сидел? – спросил Соколов. – Теперь могу сказать, понимаешь, про одно дело. – Он открыл стол, вытащил пачку бумаг, сколотых иголкой. – Вот тут все расписано. Прямо скажу, понимаешь, досталось нашим бабам! Меньше десяти часов ни одна не затрачивала, а некоторые и за двенадцать, понимаешь, не укладывались. А теперь на все это крест положим…

Павлов несколько разочарован: Иван Иванович опередил его замысел провести массовый хронометраж работы доярок.

Зоотехник назвал новые нормы нагрузки на доярку при односменной работе. При этом на каждой ферме колхоза они различны: на первой по двенадцати коров, вместо пятнадцати, а на второй даже по одиннадцати, потому что там не все механизировано.

И опять удивленный возглас:

– Так как же это получится: кто в первой смене будет, у того перед двумя выходными только до одиннадцати утра и работа? Это же третий выходной…

– В город можно каждую неделю ездить!

– В Москву успеете слетать, если захотите, – рассмеялся Соколов и дал установку: – Вот теперь в своих бригадах про этот новый распорядок сами расскажите, может, какие замечания будут, тогда мне или Володе передайте, еще раз обсудим. А главное, понимаешь, готовьте исподволь это дело – пусть все поймут: только в две смены будем работать. Я и сам в тот совхоз ездил, доярки ихние сильно довольны, хотя там и нет еще двух выходных. Вот и вы растолкуйте – работаем только в две смены, пусть каждая обдумает, с кем лучше объединиться. На всю эту подготовку даем вам две недели. Только, понимаешь, душевно с доярками-то все обговорите, пусть спаруются по доброй воле. Ясно?.. Тогда по домам…

Когда все разошлись, Соколов поднял телефонную трубку:

– Дай-ка, девушка, мою старуху… Харитоновна, к нам Андрей Михайлович приехал. Сообрази, понимаешь, горяченького…

– Зачем же, Иван Иванович, – запротестовал Павлов. – Хозяйке столько хлопот.

– Теперь, понимаешь, не так хлопотно. У нас же газ.

– Газ?! – удивился Павлов. Он знал, что в целинные районы стали завозить баллоны с газом, но почему-то не подумал, что и к Соколову уже дошло.

– Выделили нашему колхозу полсотни газовых плит, надеемся на новый наряд. Обещали, понимаешь… Это же, Андрей Михайлович, революция! Я вот, понимаешь, другой раз думаю: случись так, что перестанут возить газ, так эти же бабенки, которые пользовались газовыми плитами, в деревне жить ни за какие деньги не останутся. Вот зараза! – рассмеялся Соколов. – Мы ведь как сделали… Распределяли. В первую очередь тем семьям, где все на работе заняты, животноводам, специалистам. Ко мне тут три бабенки – жены механизаторов, каждый день бегают: устраивай на работу, но только дай газовую плиту. Вот зараза-то! – повторил он.

Соколов вроде бы помолодел: складочки на шее и на лице подобрались.

– На курорт ездил?

Иван Иванович усмехнулся.

– Колхозникам курорты не положены, понимаешь, ты и сам это знаешь, Андрей Михайлович. Сколь колхозников из твоей области ездили на курорт?

– Председателю-то путевку можно достать.

– Вот это и плохо, Андрей Михайлович! – Соколов вышел из-за стола. – Это-то и плохо! Почему в совхозах многие ездят на курорт, а из колхозов нет? Это, понимаешь, твое упущение, Андрей Михайлович, – неожиданно заключил он. – Радуемся мы, когда кто-то из наших на выдвижение пошел. Думка, понимаешь, затаенная: этот наш, этот хорошо знает нужды колхозников, все сделает, чтобы поправить некоторые, понимаешь, несправедливости. Раньше я, понимаешь, подумывал: не знает большое начальство про все колхозные нужды, потому что все больше из городских оно. И в урожайных делах много понапутано, потому что чего понимают в этом деле горожане? Но теперь-то так думать я не могу. Вон сколько из крестьян вышло в люди. Областями управляют, в самых верхах сидят, все знают про деревню! А… – он запнулся, искоса посмотрел на Павлова: – Или власти нет у вашего брата?

Много раз Павлов выслушивал от Ивана Ивановича разные упреки, но такого жестокого упрека в свой адрес…

– Хорошо, Иван Иванович, неужели ты считаешь, что и последние решения партии – это не помощь деревне, сельскому хозяйству? Я ехал к тебе, надеясь услышать претензии, но не думал, что ты так жесток. Честно говоря, я думал, что ты скажешь: наконец-то все правильно решено! Учтены чаяния колхозной деревни. Повышены цены на продукцию, дано право самостоятельно планировать свое производство, увеличен завоз техники… Разве это не помощь деревне?

Лицо Соколова посуровело, глаза сердятся. Но заговорил он спокойно:

– В хороших решениях по сельскому хозяйству никогда, понимаешь, не было недостатка. Вспомни, Андрей Михайлович, решение о преобразовании природы… В сорок девятом, кажется, принято было. Умнейшее решение! Севообороты на земле, пруды, водоемы, лесные насаждения. Если бы его выполнили, где бы мы уже шагали! И последние решения, понимаешь, очень хорошие! Только выполняют их плохо, вот что я скажу. – Соколов стоял перед Павловым высокий, тяжелый. – В решениях партии ясно записано: как можно быстрее условия жизни сельских жителей сравнять с городскими! Так?.. А на местах не так получается, понимаешь…

Он прошелся взад-вперед, поглядывая на Павлова.

– Продолжай, Иван Иванович, – тихо попросил Павлов.

– Обидно же другой раз, понимаешь, Андрей Михайлович, – более миролюбиво продолжал Соколов. – Вот и с этим газом. Девять раз посылал я своих представителей, но пока не добрались до Несгибаемого – ничего не могли пробить. Неужели у других-то городских работников души нет? Надо как-то прививать уважение к сельскому труженику.

Соколов разошелся. Топая своими огромными пимами по комнате, выговаривал и выговаривал. Досадовал, что запасных частей к машинам и тракторам не хватает.

– Ты знаешь, Андрей Михайлович, сколько у нас в области посадили председателей колхозов и механиков за покупку резины, запчастей и стройматериалов у частных лиц? Много! Разве директор завода рыскает среди частников, чтобы запчасти купить? А наш брат сознательно вынужден нарушать советские законы, иначе для своего же государства не сделаешь то, что нужно. Знал бы ты, Андрей Михайлович, сколько мы попортили крови, пока Дворец культуры строили… Ну, ничего нигде просто не купить, только у жуликов или за взятку.

– Почему же ко мне ни разу не обратились? – поднялся и Павлов. – Почему к частникам?

Соколов остановился. И теперь они стояли лицом к лицу.

– Знаю, что помог бы, Андрей Михайлович, – тихо ответил Соколов. – Злоупотреблять не могу знакомством. Ну, нам, понимаешь, по твоей команде дали бы, а другим, стало быть, убавили бы… Кому радость? Тут, понимаешь, шире надо решать, чтобы на свои трудовые деньги мы могли купить все, что пожелаем! А то у колхоза интерес к деньгам потеряется, а этого нельзя допустить, понимаешь. Сегодня бухгалтер говорил: на счете четыреста тысяч в запасе, лесу хотели купить, строительного материала, а кто продаст? Мы постановили построить для своих колхозников дом отдыха, у реки будем ставить. А сунулись с заявками туда-сюда, везде отбой: неплановая стройка, потребсоюз только плановые снабжает – школы, больницы. И там надо, мы это понимаем. Значит, нет еще полного поворота лицом к деревне, вот что плохо!

Зазвонил телефон. Соколов неторопливо подошел:

– Сейчас, Харитоновна, вот только доругаемся. – Положив трубку, рассмеялся: – Вот как, Андрей Михайлович, чем богаче становимся, тем труднее управлять нашим братом. Замучаем мы вас своими болячками. Ну, пошли, а то и Харитоновна наругает…

На улице темно, падали редкие снежинки. Иван Иванович поднял воротник своего дубленого полушубка.

– Хорошая нынче весна, Андрей Михайлович, – заговорил он как обычно. – Урожайная весна! Хлеба нынче гребанем, готовьте материалу всякого, денег у нас много будет. Вот и мы: почуяли урожай, на дом отдыха замахнулись. Весной начнем, а в будущем году кончим, подарок к юбилею Советской власти. Думаю, не будет начальство ругаться за эту нашу задумку, а?

– Это очень правильно! – с жаром произнес Павлов.

Когда проходили мимо клуба, Соколов подосадовал:

– Никак не найти хорошего заведующего клубом. Поставили одну деваху, образование у нее есть, но не может она… Тут бы такого надо, ну… – Он подыскивал подходящее слово. – По телевизору посмотришь: есть хваты по этой части, все у них кипит: и петь, и плясать научат, и на разной музыке играть. Нельзя теперь в деревне без таких кадров обойтись, не меньше агронома имеет значение.

Соколов замолк. А Павлов думал: не только инженера для каждого хозяйства, но и культработника! Недавно ему подготовили справку: к концу пятилетки в области потребуется дополнительно более трех тысяч культработников – в клубы, в библиотеки. Готовится же полсотни в год, а на село попадает не больше десяти…

В квартире Соколова вроде бы ничего и не изменилось: кухня, большая комната… Поздоровавшись с Харитоновной, Павлов осведомился о здоровье.

– Здоровье старушечье, – улыбнулась Харитоновна. – А вы совсем, наверное, оголодали, Андрей Михайлович… Вот полотенчико возьми, да к столу скорее.

Умывшись, Павлов снова оглядел жилье председателя передового колхоза. Теперь заметил и перемены. В кухне – газовая плита, а в комнате взамен продавленного дивана, на котором он много раз спал, стояла новенькая кушетка. Появилась вторая этажерка. Телевизор был и в прошлый приезд. Но почему же Харитоновна не смотрит телевизор?

– А ну его! – махнула она рукой.

– Неделю как поломался, будь он неладен, – усмехнулся Соколов. – Три раза, понимаешь, отсылал его с попутчиками в город, все ломается, недели две-три попыхтит, опять поломка. Теперь махнул рукой!

После ужина разговор, прерванный на улице, возобновился.

– Всего не усмотришь, понимаешь, всю жизнь думал я: станет у людей еды досыта, одежонка будничная и праздничная, ну, там дом с обстановкой – вот и все, ничего больше крестьянину и не надо. Будет жить припеваючи, да Советскую власть похваливать. А вот теперь, понимаешь, все это у нас перевыполнено: о еде и разговору нет, на базар то и дело машины посылаем, излишки еды вывозят. Деньги есть. У нас ведь, Андрей Михайлович, тут экономисты считали, заработок колхозника повыше, чем в совхозах. Одежи торгаши наши не успевают подвозить. Мебели этой как в прорву. Домов новых или прирубков много сделали. Вот об этом, понимаешь, и мечтал я. А сколько такого появилось, про чего и не мечтал? Водопровод подвели к колхозу, колонки во всех наших деревнях поставили!

– Уж так-то хорошо стало с водой! – вставила Харитоновна.

– Вот возьми ее! – усмехнулся Соколов. – Телевизоры хоть и ломаются, проклятые, но и доброго много принесли. Кино пять раз в неделю, танцы хоть каждый день, хор есть. Веселись, молодежь! Народ нарядный стал ходить. В клуб, когда танцы, зайдешь, как в городе. Ну, чего бы, понимаешь, не жить в деревне? – Соколов выжидающе смотрит на Павлова. – А молодежь не удержать! И от нас уходит… Вот это, Андрей Михайлович, для меня самая большая тревога. Не могу понять: чего они хотят, чем их еще задобрить?

– Перед областью задача еще сложней, потому что такое благополучие, как у тебя, многие только в планах намечают.

– Так я же не знаю, чего ей еще надо. Собирал стариков, как бывало, по полеводческим делам, давайте, говорю, придумаем еще чего-нибудь…

– Ты, Иван Иванович, упрекал тех, кто выдвинулся на большой пост и от земли оторвался. Но вот поставили бы тебя на высокий пост, что бы ты сделал для деревни?

Соколов усмехнулся, вытер ладонью вспотевший лоб:

– Ты, Михалыч, любишь так вопрос ставить… Народ выдвигает на большие посты людей умных, с большим размахом. А все же и мы, понимаешь, кое-что посоветовать могли бы… Только посоветовать… – Иван Иванович уселся поудобнее на стуле и, жестикулируя своими пухлыми руками, продолжал: – Сначала скажу, как наши старики порешили… Теперь молодым колхозникам, у которых среднее образование, к их заработку доначисляем десять процентов… Это раз. Для солдат, которые из армии приходят, даем на обзаведение сто рублей и, кроме того, три центнера пшеницы и кое-что из продуктов. Кто женился, квартиру получай. Дом на двенадцать квартир заложили специально для таких. Там и газ будет, и водопровод. Ну, и дом отдыха, я тебе уже говорил. Специалистов для колхоза учим, один на агронома, уже на третьем курсе, парень наш. И на экономиста свою деваху учим, и на инженера по машинам.

– А как молодежь на все эти меры?

– Так мы только недавно объявили эти меры. Будем пояснять, учителей к этому делу пригласили, они обещали помогать. И еще одно, Андрей Михайлович… С нового учебного года для школы трактор маленький выделяем и машину легковушку, из списанных восстанавливают. Чтобы все наши школьники научились на тракторе и на машине. Дружбу к машине надо с детства прививать…

– Ну, а еще что нужно делать?

– А еще надо особое внимание обратить на баб. Через них все зло, а надо, чтобы добро шло. – Соколов передохнул, снова вытер потный лоб. – Кому труднее всех жить в деревне? Конечно, бабам. Она и на работе наравне с мужиком, а то и побольше делает, и по дому главная работа на ней лежит. Сильно достается нашим женщинам, понимаешь, вот они-то и не хотят, чтобы ихние дочки в деревне оставались, выталкивают своих детей в город – там легче жить. Теперь забогатели, своим ребятам, которые в город подались, помощь оказывают – сальца, маслица, да и деньгами, только, понимаешь, держись за город. Так что, Андрей Михайлович, через баб нужно эту работу проводить… Вот мы и решили, с осени еще: два выходных в неделю – пока для доярок и телятниц, а потом посмотрим… И отпуск дояркам и телятницам месяц в году, а мужикам пока две недели. На торгашей жмем: побольше стиральных машин завози! Харитоновна моя не нахвалится стиральной машиной.

– Уж очень хорошо! – подала голос из кухни Харитоновна. – А женщинам надо помочь…

– Вот все, что мы можем, Андрей Михайлович. А остальное от города ждем, от нашего начальства.

– Что же именно?

– Культуру! Культурный отдых в деревне без помощи горожан нам не наладить. И музыканты нужны, а то уговорили меня купить в клуб пианино, а играть никто не может. И физкультурники нужны, и вообще культурные работники. Тут город должен с деревней поделиться, а как – сами подумайте. Приказом, понимаешь, может и не выйдет, надо придумать, чтобы добровольно пошли… А насчет другого… – Соколов задумался, но не надолго. – Внимание деревне, любови этой самой, понимаешь, побольше… Машины чтобы понадежнее, чтобы заказы наши побыстрее выполнялись. Сам посуди, Андрей Михайлович. Всю жизнь, как я помню, не хватало нам запасных частей для машин, всегда перебои, всегда бегаешь по всему свету, ищешь, просишь. Разве это уважение крестьянского труда? В газетах писали недавно, все планы промышленность перевыполняет, а по запасным частям для тракторов и других сельских машин опять сорвано… Нет, надо построже относиться к заказам деревни. У‑ва-жи-тель-но, – по складам растянул последнее слово Соколов.