355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонид Иванов » Глубокая борозда » Текст книги (страница 17)
Глубокая борозда
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 22:57

Текст книги "Глубокая борозда"


Автор книги: Леонид Иванов


Жанр:

   

Прочая проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

16

Павлов быстро отыскал гостей на полях «Борца».

Две «Волги» пристроились под сенью лесной защитной полосы, а пассажиры стояли у края пшеничного поля.

Ласточкин крепко пожал руку Павлову.

– Вот удивляемся, – начал он, – почему при общей беде с урожаем здесь выросла хорошая пшеница? В чем тут секрет? Расскажите! – обратился он к невысокому коренастому человеку с непокрытой, гладко выбритой и коричневой от загара головой.

Это Сергей Петрович Воронов – директор совхоза «Борец». Как-то Несгибаемый называл его своим учителем.

– У нас агроном очень опытный… Василий Васильевич Климов, – начал Сергей Петрович. – Поля наши он хорошо изучил и в агротехнике редко ошибается. У нас урожаи всегда приличные…

– Нет-нет… Вы про эту вот пшеницу расскажите. И у вас мы только что видели – по десяти центнеров намолачивают. А здесь сколько будет?

– Здесь? – переспросил Сергей Петрович. – Здесь агроном определил больше двадцати.

– Вот видите! В чем же секрет? Почему не везде так?

Сергей Петрович опять стал ссылаться на высокую агротехнику, на опытность агронома.

– А вообще-то это паровое поле, – как-то неуверенно произнес он. – Это поле недавно еще принадлежало колхозу. Агроном составил план оздоровления прирезанных земель, и участки, пораженные сорняками, решили пропустить через паровую обработку.

Ласточкин внимательно слушал директора, разминая на ладони крупный пшеничный колос. Размяв его, сдул с ладони мякину, пересчитал зерна. Повернувшись к Ларионову, спросил:

– Еще в каких хозяйствах есть такие хлеба?

– Таких не очень много, – заспешил Ларионов, поглядывая на Павлова. – В Иртышском совхозе есть хорошие, там придерживаются этой… мальцевской системы обработки.

– А у вас есть еще такие хлеба? – обратился Ласточкин к директору.

– Есть… у нас на прирезках четыре севооборота – по числу новых отделений, и на каждом по одному такому полю… Нынче, знаете, сильная засуха, и пары показали себя особенно удачно, – продолжал Сергей Петрович.

– Покажите нам и остальные поля, – попросил Ласточкин и зашагал к машине.

Ехать до первого такого поля пришлось недолго.

Пшеница здесь была, пожалуй, получше, чем там, у лесной полосы. Побуревшие стебли склонились под тяжестью крупных, туго набитых колосьев, а местами чуть полегли, однако не дали колосьям коснуться земли: они по-братски поддерживали друг друга.

– Вот это пшеница! – воскликнул Ласточкин. – А вы толкуете: засуха, засуха… Да если бы в засуху такие хлеба росли, тогда всеми силами надо было добиваться засушливого лета!

В стороне послышался грохот. Все оглянулись. К ним приближались два трактора с жатками на прицепе. Тут же их обогнал «Москвич». Павлов узнал его: климовский. А Сергей Петрович обрадованно воскликнул:

– Наш агроном! Он агрегаты на это поле переводит.

Климов неторопливо вышел из машины, а оказавшись на земле, заметно заспешил. Подойдя ближе, взглянул на свои руки и, чуть поклонившись, поздоровался.

Ласточкин первым подал руку Климову, назвал себя. Все окружили Климова.

Ласточкин начал задавать Климову вопросы, и тот обстоятельно отвечал на них. Разговор пошел о более надежной агротехнике для этой зоны, о борьбе с сорняками, о лучших сортах пшеницы. Говорили и о сроках сева. И под конец – о парах. Климов был решителен. Он сказал:

– Пока нет достаточного количества гербицидов, от сорной растительности можно избавиться только при помощи паровой обработки. Главное, чтобы земля была свободна от сорняков. На чистом поле все культуры при прочих равных условиях родят в полтора-два раза лучше, чем на засоренном. Но ведь в некоторых колхозах земель, чистых от сорняков, почти нет.

– Так ли? – взглянул Ласточкин на Ларионова.

Тот помедлил с ответом. А Павлов сказал решительно:

– Так. Агроном Климов прав!

Ласточкин попросил Климова отдельно учесть урожай на этом поле и на том – у лесной полосы, оформить все актом и прислать ему в Москву.

– Хорошо, – просто ответил Климов.

– Садитесь с нами в машину, покажите нам и другие поля, – обратился к Климову Ласточкин.

Климов посмотрел на «Москвича», видно, хотел сказать, что у него своя машина, но, махнув рукой, полез в «Волгу».

На других двух полях урожай тоже отменный. На одном из них Климов определил урожай не ниже тридцати центнеров с гектара.

Вот и засуха!

Павлов с нетерпением ждал выводов Ласточкина. Но тот, как видно, заинтересовался Климовым, записывал в блокнот некоторые цифры, затем попросил показать опытные делянки по срокам посева.

– Большая часть делянок уже обмолочена, – сказал Климов, – но и по стерне можно выводы делать.

Он заметил, что в этом засушливом году особенно сильно сказался правильный выбор сроков посевов. На опытных делянках посевы конца апреля дали урожай в три раза ниже, чем при посеве в конце мая.

Ласточкин заинтересовался данными по срокам сева за несколько лет. Пришлось ехать на усадьбу совхоза.

Познакомившись со всеми материалами, Ласточкин сказал Павлову:

– Вот теперь прояснились особенности земледелия в Сибири. Климов – отличный агроном! У него есть чему поучиться.

А на улице Ласточкин взял Павлова под руку, отвел шагов на полсотни, остановился, заговорил негромко:

– Я вижу, Андрей Михайлович, вы очень сердитесь на меня.

Павлов не понял еще, к чему затеян этот разговор, и потому насторожился. Однако сказал: «Сержусь…»

– А ведь если объективно разобраться, – продолжал Ласточкин, – то и к вам лично много претензий за сниженный урожай.

– Конечно, виноваты всегда…

– Не горячитесь, – остановил Павлова Ласточкин. – Вас-то к числу стрелочников никак нельзя отнести. И я имею право спросить у секретаря обкома по сельскому хозяйству: почему же вы, хорошо зная местные условия, так нерешительно восстали против людей, настаивавших на чрезмерно раннем севе? В том числе и против меня. А?.. Я же тогда откровенно сказал, что работал много лет в зоне, где именно ранний сев гарантирует урожай.

– Это я помню. Но ведь и вы помните, наверное, что мы решительно возражали.

– Отлично помню, Андрей Михайлович. Но ведь на совещании в кабинете Ларионова договорились не давать директив насчет развертывания массового сева. Мне пришлось тогда, что называется, воздержаться.

– Но беда-то в другом, – возразил Павлов. – Совещание уже не могло остановить тех, кто начал сеять. Вы же сами лично звонили в районы.

– Позвольте, – удивился Ласточкин. – Никакой команды о севе я не давал. Я только спрашивал: почему медлят с севом, хотя в соседних областях его ведут вовсю?

– Так разве этого мало? Вы же очень ответственный товарищ, и ваш вопрос: «Почему медлите?» – такими, как Топорков, был понят как директива развертывать сев! И наши топорковы сразу же поломали планы агрономов, сбили их с верной дороги к урожаю. Вы же не могли не знать, что есть еще люди, которые бездумно выполнят любую команду, зная, что за это не они в ответе.

Плотно сжав губы, Ласточкин долго смотрел в сторону. Потом, положив руку на плечо Павлова, сказал:

– Вот этого-то, Андрей Михайлович, я действительно не учел… Честно говоря, я без восторга принял решение вашего совещания, но насчет звонков телефонных… Да, признаю: виноват. Но и в ваш адрес замечание – надо быть потверже в вопросах, которые для вас совершенно ясны. Ларионов рассказывал мне о вашей установке на полное доверие агрономам. Думается, направление взято верное. Но оно нуждается в твердой руке, в постоянной и решительной поддержке. И эта рука – ваша рука. Вы сами агроном и должны стать главным шефом агрономов области. Оберегайте их от глупых наскоков со стороны, от кого бы они ни исходили.

– Будем стараться, – улыбнулся Павлов.

– Обязательно! И будьте тверже. Во всяком случае, Андрей Михайлович, и для меня то, что мы видели в «Борце» у Климова, – все это наглядный урок.

Павлов горячо заговорил о давно наболевшем:

– Кто у нас директором совхоза или председателем крупного колхоза? Специалист сельского хозяйства, чаще всего – агроном! Кто теперь первым секретарем сельского райкома или председателем райисполкома? Чаще всего – агроном! Да и в области та же картина. Стало быть, от нас зависит, какого руководителя выкуем из начинающего агронома: с настоящими крыльями или так… Есть курица, а есть орел! У обоих крылья, только очень разные, потому что росли в различных условиях. За последние годы среди агрономов куриц много нарастили, а орлов мало. Значит, воспитанию агрономов – больше внимания, в каждом агрономе надо видеть будущего руководителя – генерала от сельского хозяйства.

Ласточкин слушал не перебивая, и когда Павлов закончил свои рассуждения, что крайне необходимо оказывать больше доверия не только агрономам, но и всем, кто работает на земле, Ласточкин согласно кивнул головой:

– И я подпишусь под этим, Андрей Михайлович. Больше доверия людям, работающим на земле!

И Павлов теперь уже совсем иными глазами смотрел на этого очень серьезного и строгого человека.

Проводив гостей, Павлов заночевал в Дронкине. А утром из поездки в Курганскую область вернулся Несгибаемый.

Несгибаемый тяжело опустился на свой стул за столом, облизнул потрескавшиеся губы.

Павлов невольно обратил внимание на высокий лоб Михаила Андреевича. Вернее, на три морщинки, которые еще более углубились и как бы раздались вширь. А похудел он заметно…

Павлов сказал про приезд большого начальства в «Борец».

– Мне уже говорили… А я все же добрался до Терентия Семеновича Мальцева.

И морщинки на лице Несгибаемого разгладились.

– Четвертый год у них в области хороший урожай. И нынче засуха, как и у нас, а урожай зерна чуть не в два раза выше. За последние четыре года в среднем по области четырнадцать центнеров с гектара! А в колхозе самого Терентия Семеновича вот уже пятнадцать лет урожаи превышают двадцать центнеров с гектара. Какая же еще нужна практическая проверка мальцевских приемов? Между прочим, когда тут в мае прошлись пыльные бури, некоторые агрономы вспоминали про мальцевскую безотвальную пахоту и поверхностную обработку. Если бы стерня сохранилась на поверхности поля, таких печальных последствий от пыльных бурь не было бы. Вот завершим уборку и всех главных агрономов зоны пошлем к Терентию Семеновичу. Он обещал уделить им денька два-три.

Павлов перевел разговор на другую тему. Что дала перестройка управления? Что есть положительного, что требует каких-то дополнений, изменений? Справку на этот счет просил у Павлова и Ласточкин.

– Ну что же, – начал Несгибаемый. – Если судить по результатам года, то… урожай хуже прошлогоднего, а отсюда все беды и в животноводстве, и с доходами колхозов, и с оплатой труда. Впрочем, так сразу я не готов ответить.

Он встал, прошелся по кабинету, присел на диван.

– Одно ясно: трудно у нас парторгу. Он парторг обкома, все первые секретари стали теперь его заместителями. Но у его заместителей своих замов по десятку. К тому же кое-кто поговаривает: «Мы выбранные по закону, а парторг назначен…» Понимаешь? Я это не к тому, что райкомы стали помехой для управления, а к тому, что мы с ними не всегда в одну точку бьем, а это уже плохо. Но вообще-то думать и думать надо, чтобы разобраться до конца.

Павлов был согласен с Несгибаемым. Да, конечно, не так легко разобраться… Он вспомнил вдруг те сомнения, которые когда-то, еще весной, возникли у него самого. Не слишком ли громоздко управление сельским хозяйством? На пользу ли это делу?

Об этом Павлов раздумывал и позднее, когда заговорили об итогах года. Они не везде утешительны, поэтому анализ ошибок особенно въедлив. Павлов давно уже приметил, что серьезными анализами чаще всего занимаются именно в трудные годы. Когда урожай хороший, то об анализах как-то забывают. Тогда вроде все ясно: агротехника была на уровне, массово-политическая работа на высоте. Конечно, и тогда проводят анализы, но чаще ради того, чтобы из десятков лучших хозяйств отобрать несколько действительно самых передовых. А вот неурожай… В такие годы яснее видны промахи и недостатки. Засуха как бы сильнее подчеркивает их. Отсюда порождается стремление к анализам.

Павлов тоже подводил итоги минувшего года. Но подводил по-своему. По давно заведенной привычке он как бы оглядывался назад, отмечал все полезное и нужное, что удалось сделать. Сейчас это было особенно необходимо, потому что страна готовилась к очередному Пленуму ЦК по вопросам сельского хозяйства.

Год был сложный. Но не все в нем плохо. Очень важно, что удалось убедить в необходимости доверять агрономам. А создание опорных пунктов будущего наступления на урожай! Разве это не важно?

Если же о более близкой перспективе, то и для нее кое-что сделано. Никогда в области не было подготовлено такого количества ранней зяби. Впервые запасена полная потребность отборных сортовых семян. Именно сортовых! Больше половины хозяйств области обзавелись агрономическими лабораториями, почти везде заведены книги истории полей, как это делается у Климова. Серьезнее стали заниматься экономикой. При сельхозинституте начали работу постоянно действующие курсы по подготовке экономистов сельского хозяйства.

Павлов припоминает и другие дела. Приняты решения о создании лучших условий для специалистов сельского хозяйства – тут и быт, и условия работы, и снабжение. Павлов настоял, чтобы большая часть мотоциклов с колясками и легковых автомашин, выделяемых области, была продана специалистам сельского хозяйства. Потеснены со своих позиций руководители типа Обухова. И самого Обухова освободили от директорства.

Выйдя из-за стола, Павлов шагает по своему просторному кабинету. Да, кое-что все же сделано в нынешнем трудном году. Сделано… Но есть и промахи… В одних прямо виноват Павлов. В других… Вот они-то и не давали Павлову спокойствия.

Но что-то скажет предстоящий Пленум? Неужели опять реорганизация?

* * *

Опасения Павлова оправдались: снова реорганизация… И наиболее крупная из всех: партийные организации страны разделились по производственному принципу – сельская, промышленная.

Павлов был избран первым секретарем сельского обкома партии, а Несгибаемый – вторым. Ларионов возглавил промышленный обком.

IV. Перелом

1

Председатель облплана Сергеев подошел к столу Павлова, положил перед ним два листа с колонками цифр и, тяжело опускаясь в кресло у стола, произнес:

– Вот полюбуйтесь, Андрей Михайлович.

Павлов взял листки и стал пробегать глазами многозначные числа. Некоторые из них были жирно подчеркнуты красным карандашом.

– Это что же, Михаил Петрович выразил свое отношение?

Сергеев усмехнулся, чуть кивнув головой.

– Михаил Петрович расценил это как чрезвычайное происшествие.

– Вот оно что… Ну, а твое мнение?

Павлов уважал этого человека за прямоту и обоснованность суждений. Он не помнит случая, чтобы кому-то удалось доказать неправоту председателя облплана. Сергеев – уроженец здешних мест. Здесь он учился, здесь работал много лет, отсюда был выдвинут в другую область на пост первого секретаря обкома, но там «погорел»: схватил титул травопольщика и вернулся в свой родной край.

Павлов ждал, что ему ответит Сергеев. А тот насупил брови, что придало его округлому и полному лицу несвойственную строгость, поджал губы.

– Люди использовали данное им право. Какое же тут чрезвычайное происшествие? – наконец медленно проговорил он.

– Ну, что ж, придется собрать, так сказать, чрезвычайное заседание, – Павлов потянулся к телефонному аппарату.

Первым явился Несгибаемый.

– Ты знаком с этими результатами? – протянул Павлов Несгибаемому листки, принесенные Сергеевым.

– Ага! – воскликнул Несгибаемый. – Уже сводный… Любопытно! Так-так… Ага!

Возвращая листки Павлову, сказал:

– В общем-то я знал. Мне Дмитрий Сергеевич говорил, но по районам – любопытно…

Вошел Щербинкин – председатель облисполкома. Он молча опустился в кресло и выжидательно посмотрел на Павлова.

– Так что же теперь делать будем, Михаил Петрович? – начал Павлов, поднимая в руке листы с цифрами.

– Надо что-то делать! – Щербинкин нервно поправил галстук.

В кабинете появился Гребенкин, и Павлов начал зачитывать цифры, по которым было видно, что колхозы и совхозы области в сравнении с прошлым, шестьдесят третьим годом значительно снизили плановые площади посева кукурузы на силос, зато площади под овсом увеличили почти в три раза. Несколько лет в области не сеяли подсолнечника на силос, а теперь его запланировали больше ста тысяч гектаров. Увеличивались посевы многолетних трав. И еще одна цифра, которую Павлов назвал в последнюю очередь: под чистыми парами колхозы и совхозы наметили оставить более четырехсот тысяч гектаров, хотя в прошлом году паровало всего тридцать тысяч.

Первым заговорил Щербинкин:

– Да нас с такими планами близко до Москвы не допустят! Посевы зерновых сократились, а под пары – четыреста тысяч! Нечего сказать, наломали дров. Это вы, Андрей Михайлович… – он приподнялся с кресла, – вы заверили, что люди на местах лучше разберутся с планами посева. В принципе, конечно, это правильно. Но не все еще способны трезво, по-государственному разобраться с этим. На самотек пускать такое дело никак нельзя! И тех, кто сильно зарвался, надо поправить.

– Колхозам дано право решать эти вопросы самостоятельно. Центральный Комитет такое право им предоставил, – возразил Сергеев. – Они нас и спрашивать не обязаны.

– Вот-вот. – С каждым словом голос Михаила Петровича все больше ожесточался. – Вы что, хотите себе устроить легкую жизнь? Сведи цифры – и никакой заботы! А кто будет руководить политикой?

Несгибаемый молча наблюдал за Щербинкиным, но где-то в глубине глаз блуждала ироническая усмешка. Когда же Щербинкин на самых высоких нотах произнес: «Мы что теперь, статисты?!» – Несгибаемый спокойно вмешался:

– А какое же конкретно твое предложение, Михаил Петрович?

– Всяким делом надо руководить.

– А если еще поконкретней? – бросил Гребенкин.

Михаил Петрович поднялся с кресла и сердито заходил по кабинету:

– Неужели ты, Гребенкин, не понимаешь, что произошло? Ты ведаешь сельским хозяйством, значит, тебе первому этими цифрами выражено недоверие. Неужели это не ясно?

– При чем тут недоверие?

– А вот при том! – И, подойдя к Павлову и все так же горячась, продолжал: – Всем нам, всему бюро этими цифрами выражено полное недоверие! Кто раньше планировал вот это? – ткнул он пальцем в первый столбик на листке бумаги. – Кто? Мы с вами! А теперь, оказывается, что все прошлые годы мы тумаками были. На двести тысяч гектаров уменьшаются посевы кукурузы, на полтораста увеличиваются овса… Да если эти цифры представить в Москву, то я на месте ЦК всех бы нас повыгонял!

В кабинете воцарилось молчание.

Павлову и в районах задавали вопрос: в чем же теперь заключается роль партийного руководства? Обычно он отвечал так: следить за тем, чтобы цифры плана исходили из экономически обоснованных расчетов. Так он сказал и сейчас:

– Необходимо проверить обоснованность этих планов. Те, что экономически обоснованы, утвердить! Верно, Михаил Петрович?

– Соседи что же, глупее нас? – гнул свое Щербинкин. – Я звонил Прохорову. У них по области нет такой разницы.

– А почему ты своих-то не уважаешь? Мнение соседей оцениваешь высоко, а мнение своих товарищей в грош не ставишь? – Несгибаемый подошел к столу, встал рядом с Павловым. – А мне так кажется, товарищи, что большинство руководителей на местах подошли к составлению планов со всей серьезностью. Я был в шести районах. Конечно, за каждое хозяйство поручиться не могу, но твердо знаю: во всех шести районах планы составлялись со знанием дела.

Он начал приводить факты, с которыми ему пришлось столкнуться. В одном совхозе еще в прошлом году снизили в два раза посев кукурузы на силос. До того не было случая, чтобы совхоз управлялся с уборкой всего урожая кукурузы: не хватало комбайнов и автотранспорта для отвозки массы, большая часть урожая попадала под заморозки, гибла. А в прошлом году и с обработкой управились вовремя, и с уборкой тоже. А общий сбор зеленой массы оказался выше, чем собирали раньше. Высвободившиеся две тысячи гектаров земли засеяли фуражными культурами и собрали по четырнадцать центнеров зерна с гектара.

– Вы подумайте только, какой огромный выигрыш! – закончил Несгибаемый. – Почти тридцать тысяч центнеров добавочного зерна для скота. Вы, Михаил Петрович, не обратили внимания на вчерашнюю статью в газете? Про этот самый совхоз написано. Удои коров там нынче в два раза выше прошлогодних.

– А они снова кукурузу поубавили? – спросил Щербинкин не без ехидства.

Несгибаемый, не обратив внимания на тон, все так же спокойно подтвердил:

– Еще на тысячу гектаров посеют кукурузы меньше, но эту тысячу займут подсолнечником с викой и овсом.

– Вообще-то зря мы отказались от таких посевов, – вставил свое слово Сергеев. – Вспомните, как раньше было с силосными? Сеяли подсолнечник в смеси с вико-овсом, скашивали все эти площади рано, до начала хлебоуборки, и силос был прекрасный!

– Мы многое хорошее забыли, – согласился Несгибаемый. – А теперь обижаемся, что нам оказали недоверие. Правильно сделали! Я готов принять эти обвинения, они справедливы, Михаил Петрович.

– Я считаю, что еще раз проанализировать план не вредно. Но думать, что в низах люди преследуют какие-то свои, корыстные цели – это… это, Андрей Михайлович, по меньшей мере заблуждение, – горячо проговорил Гребенкин.

Итак, точка зрения каждого Павлову теперь ясна. Но почему все обошли молчанием такой факт: в семи районах плановые показатели на 1964 год почти не отличаются от прошлогодних. «Что это? – раздумывает Павлов. – Или раньше так хорошо было все спланировано, или что-то другое?..» И у Павлова возникло желание самому съездить в некоторые из этих районов.

На другой же день он отправился в Приреченский район.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю