Текст книги "Суд королевской скамьи"

Автор книги: Леон Юрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Эйб с шумом сбросил ноги со стола.

– Я был бы рад появиться у Эйнштейна, – сказал он.

Чернофф не мог сдержать радости, которая готова была забить ключом! Кэди оказался отнюдь не тем чудовищем, которое он тщился из себя изобразить. Еврей всегда остается евреем, и рано или поздно это в нем скажется.

– Но у меня есть одно небольшое условие, сказал Эйб.

– О, конечно.

– Деньги, которые мне удастся собрать, должны быть использованы с одной-единственной целью – набрать хорошую футбольную команду, нанять знаменитого тренера, чтобы рано или поздно команда могла на равных встречаться с самыми сильными соперниками в стране.

Чернофф не мог скрыть своего удивления.

– В Университете Эйнштейна прекрасная программа физического воспитания, – сказал он.

– Вот в чем дело, мистер Чернофф. У нас хватает ученых, интеллектуалов, врачей, юристов, критиков, математиков, музыкантов и любителей собирать фонды, чтобы обеспечить любую неразвитую страну мира, включая Техас. Но вот как я смотрю на ситуацию. Евреи упражнялись в словопрениях две тысячи лет без заметных успехов в деле защиты их человеческого достоинства. Несколько тысяч наших соплеменников в Израиле дали отпор всем врагам, откуда и начало расти уважение к нам. Я хотел бы увидеть, как одиннадцать здоровых еврейских парней из Университета Эйнштейна выходят на поле против команды «Нотр-Дам». Я бы хотел, чтобы любой из них мог сшибить с ног соперника и пробиться сквозь любой заслон, пусть даже его накажут за излишнюю резкость. Я хотел бы видеть, как еврейский игрок посылает мяч за пятьдесят ярдов другому такому же игроку и тот мертвой хваткой берет его, пусть даже на спине у него, как цепные псы, висят три противника.

После долгого обследования прибрежных кабаков, дебатов с учеными о причинах гражданского неповиновения, попыток что-то сделать для гетто на Филмор-стрит, дружеских объятий в клубе «Пасифик Юнион», выездов с полицией на вызовы, тусовок с битниками, участия в маршах за или против волнений в университете Калтеха... Эйб испытал настойчивое желание поднять паруса на своей яхте и выйти в залив. Сан-Франциско порыбачить. Несколько дней провести на крутой волне, меряться силой со стихией, водя марлинов, не бриться и пить напропалую с итальянцами, сидя на палубе, – после таких дней с неудержимой силой вспыхивало желание работать.

Эйб провел в море четыре прекрасных дня, когда «Мария-Белла» качалась на волнах под стылым январским ветром. Им невольно овладела грусть, когда он прошел Золотые Ворота и миновал волнолом.

Доминик, шкипер «Марии-Беллы», протянул Эйбу мешок с крабами.

– Если бы моя мать увидела этих зверей, она бы перевернулась в гробу.

– Слышь, Эйб, – заорал Доминик, – когда ты соберешься что-то написать обо мне?

– Уже написано. О тебе есть целая страница в книге «Полная энциклопедия итальянских героев войны».

– Очень смешно, еврейский писатель. Тебе еще повезло, что вышибли только один глаз.

– Они оба у меня в порядке. А повязку на глазу я ношу, потому что он у меня желтый.

Покачавшись на волне, «Мария-Белла» свернула вправо мимо Алькатраца и сбросила скорость, швартуясь к Рыбацкой Пристани, над которой высился удивительный, словно из белого алебастра, город.

На пирсе Доминика встречал отец, и он помог пришвартовать судно.

– Эй, Эйб, звонила твоя секретарша. Она просит тебя тут же связаться с ней.

– Милли, это Эйб. В чем дело? – Два дня назад от Шоукросса из Лондона пришла телеграмма. И я не знала, стоит ли радировать вам на судно или нет.

– Читай ее.

– «Против поименованного автора «Холокауста» зпт издателя полиграфической компании выдвинуто обвинение в клевете сэром Адамом Кельно бывшим заключенным-медиком Ядвигского концентрационного лагеря в силу того что он упомянут на странице 167 тчк девятнадцать лет назад в Лондоне рассматривалось дело об экстрадиции Кельно он был освобожден и позднее удостоен британским правительством рыцарского звания тчк немедленно высылай нам все источники информации тчк он требует чтобы из продажи были изъяты все книги тчк если ты не опровергнешь обвинение нас ждут очень крупные неприятности. Подпись – Дэвид Шоукросс».

Книга 3 Военный совет

ВСТУПЛЕНИЕ

Большой Лондон включает в себя собственно город Лондон и тридцать три небольших городка, среди которых бывший город Вестминстер, бывшее королевское владение Кенсингтон и остальные не менее знаменитые районы, как Челси, Харроу, Хаммерсмит, Ламбет и живописный Тауэр-Хамлет.

Лондонское Сити представляет собой некогда небольшое феодальное поместье, площадью в одну квадратную милю, которое тянется по берегу Темзы от моста Ватерлоо до Тауэрского моста. Сити обладает автономией, и каждый год с большой помпой возобновляет свой статус, принося короне в виде откупных шесть подков, шестьдесят один подковочный гвоздь, топор и алебарду. В пределах своих семисот акров лорд-мэр является полным сувереном даже перед лицом короны, и, когда король или королева изъявляют желание пересечь границы Сити, у его ворот они обязаны остановиться, дожидаясь официального разрешения и приветствия лорда-мэра.

Пышные церемониальные шествия, участники которых украшены париками и мантиями, живописно сливаются с потоками юных леди в мини-юбках из соседнего района банков.

Границы Сити четко обозначены, и самым знаменитым из «пограничных знаков» является статуя грифона там, где перед гостиницей «Ройал-Корт» Стрэнд переходит во Флит-стрит. Традиции требуют, чтобы отец, подведя своего сына к разграничительной черте на этом месте, крепко всыпал ему по заднице, чтобы тот хорошенько запомнил предел своих гуляний; церемония называется «вбить границу».

В пределах же своей удивительной мили Сити включает в себя Флит-стрит, газетный центр мира; Английский банк, известный под именем «Старая леди с Треднидл-стрит», по названию улицы, на которой он находится; компанию «Ллойд»; Петтикот-лейн; улицу, известную своими воскресными базарами; лондонский Тауэр; кафедральный собор Святого Павла; суд Олд Бейли, пользующийся мрачной славой самого знаменитого уголовного суда в мире; большой рыбный рынок, – все это находится под охраной гвардейцев в церемониальных одеяниях, а повседневный надзор осуществляют шестифутовые бобби со специальной кокардой на шлеме, которая позволяет их отличить от остальных лондонских полицейских.

В Сити есть еще одно знаменательное учреждение – Королевский суд и три из четырех судебных инна. И так же как Сити автономен по отношению к Большому Лондону, такой же автономией пользуются и судебные инны.

Но возникли они несколько столетий назад, когда храмовникам, святому братству вооруженных монахов, в 1099 году была дарована привилегия соблюдать тут свой обет бедности и целомудрия, который, впрочем, не мешал им творить кровавые злодеяния. Эдиктом папы орден был распущен в 1312 году, но храмовники в определенной мере сохранились до наших дней, став масонским братством, степени в котором соответствовали степеням рыцарей Храма.

Юристы обосновались в здании храмовников в 1200 году. В те времена юристы, а также врачи, были в основном священниками, и законы представляли собой сборник канонов.

Великой Хартией вольностей король Генрих III положил им конец, и со временем каноны уступили место обычному своду законов. И инны взяли на себя заботы по юридическому образованию, став нераздельными хозяевами в мире юстиции.

Зал Миддл-Темпл-холла, относящегося к инну Миддл-Темпл, увешан гербами. Именно здесь состоялось первое представление «Двенадцатой ночи» Шекспира. Стол, стоящий перед сценой, был сколочен из обшивки судна Френсиса Дрейка «Золотая лань», и за ним сидели королева Елизавета и ее адмиралы. Под знаком Святого Агнца подвизались Оливер Голдсмит, Блэкстоун и доктор Джонсон, а Чосер читал тут свои «Кентерберийские рассказы». Среди подписавших американскую Декларацию Независимости было не менее пяти членов Миддл-Темпла. В его саду завершилась тридцатилетняя война Алой и Белой Розы.

Этот зал сохранил дух великого и могущественного Миддл-Темпла. Он имел сто футов в длину, его свод поддерживали вознесенные на пятидесятифутовую высоту стропила выдержанного дерева, вырубленные во времена Елизаветы. В году 1574-м, незадолго до вторжения Великой Армады, по всем стенам зала протянулись величественные деревянные панели ручной резьбы. Вдоль стояли широкие столы, тянувшиеся до возвышения в конце зала, а панели были украшены знаменами и оружием. Место на возвышении занимали старейшины, которые председательствовали во время торжественных обедов и веселых пирушек. На боковых стенах и на задней было четырнадцать витражей с гербами лордов-канцлеров. Со стен смотрели портреты королей, покровительствовавших высокому собранию, работы Хогарта и Ван Дейка.

По узкому проулку можно дойти от Миддл-Темпла до Иннер-Темпла, чьей самой примечательной и хорошо известной особенностью была церковь рыцарей-храмовников, освященная в 1185 году. Каким-то чудом ей удалось избежать постоянных пожаров, которые в средние века то и дело испепеляли Сити, но она была разрушена бомбой во время войны. Ныне, тщательно восстановленная, она представляет собой одну из немногих в Англии круглых церквей, воссоздающих облик Церкви Гроба Господня в Иерусалиме. Внутри она была заполнена мраморными изображениями рыцарей тринадцатого столетия, а по стенам тянулись ниши с чудовищными каменными головами, изображающими мучения душ в аду. Неподалеку располагались камеры, где голодная смерть ждала нищих, бродяг, должников, которым оставалось лишь наблюдать, как короли возносят молитвы. Кристофер Рен украсил церковь прямоугольными нефами.

Большая часть Иннер-Темпла была разрушена пожарами и войнами и восстановлена, но название его оставалось неизменным. Связанные с ним имена обеспечили ему непреходящую славу – Чарльз Лэм и Вильям Мейкпис, Теккерей, Босуэл и Чарльз Диккенс. Столь же богаты именами и воспоминаниями строения Хейр-Корта, Фигтри-Корта и других, газоны которых тянулись вплоть до Темзы.

Обе части Темпла, которые именовались Миддл и Иннер, отрезаны от внешнего мира и суеты Флит-стрит и набережной Виктории стеной с воротами, возведенной Кристофером Реном.

С задней стороны Дома Правосудия, между Хай-Холборн и Кэри-стрит, расположен Линкольн-инн, и та часть его, которая в свое время была занята монашеским братством, ныне известна как Ченсери-лейн. Когда архиепископ Кентерберийский повелел монахам именоваться доминиканцами, здесь дарована была им обитель в 1285 году Генри де Лейси, графом Линкольном. Сердцем Линкольн-инна является Старый Зал, возведенный в 1489 году, который и доныне сохранил свой первоначальный вид, и используется как лекционное помещение. Его стены видели и Вильяма Питта, и Дизраэли, и Кромвеля, и мученика Томаса Мора.

По другую сторону Хай-Холборна, улочки, появившейся после Великого Пожара, лежит четырехугольник Грей-инна. Он известен в связи с именем сэра Френсиса Бэкона. Сегодня здесь царит спокойная обстановка: тут в основном располагаются практикующие барристеры и их офисы.

Этот район – часть и образец величия английской истории. Четыре инна положили начало широкому юридическому образованию, и их неповторимому своеобразию способствуют огромные библиотеки, заполненные описаниями спорных процессов и судебных прецедентов; им оказывают покровительство члены королевской семьи; здесь всегда полно студентов, и здесь же устраиваются торжественные обеды по случаю приема в корпорацию новых барристеров.

Какие бы бури ни сотрясали окружающий мир, обитатели этого района продолжают вести свое по-монастырски строгое существование, облаченные в мантии, в которых они отправляются на сражения в судебных залах.

В каждом здании королевский адвокат или старший барристер руководит своими молодыми коллегами из различных адвокатских контор. И нередко случается, что два барристера из одной и той же конторы представляют в зале суда интересы противоположных сторон.

Некоторые считают, что это сообщество представляет собой нечто вроде дискуссионного клуба, две тысячи членов которого имеют привилегию обсуждать несчетное количество примеров архаичности и запутанности законоположений.

Тем не менее здесь царит закон и только закон. Барристеры за выступления в судах получают гонорар от корпорации и не имеют право брать хоть что-то от самого клиента.

В пределах иннов коррупция остается неизвестным понятием.

Барристеры получают свое звание от тех, кто избран на пост королевских адвокатов и имеет за плечами опыт участия в серьезных процессах.

Новоиспеченный студент, приступающий к изучению избранной науки, испытывает благоговение от пребывания в святилище храмовников, где его окружают тени королей и королев, государственных деятелей и судей, философов и писателей. Его образованием руководят ветераны юстиции, и он черпает мудрость на лекциях знаменитых преподавателей.

Молодой человек или люди постарше, получая диплом установленного образца, вносят в фонд гильдии несколько сотен фунтов, которые, принимает глава гильдии.

Многие из блистательных барристеров, подвизающихся в судах, достаточно придирчиво относятся к выбору своих подопечных, и новый ученик должен добиваться совершенства в профессии, завися от благорасположения своего мастера. Кропотливые изыскания в архивах, которые должны обрести вид безукоризненно оформленных документов, умение составлять казуистические, но формально безупречные заявления и кассации рано или поздно делают из ученика мастера.

Ученику приходится трудиться не покладая рук, но к самостоятельной деятельности его пока не допускают. Он читает бумаги своего мастера, подыскивает для него соответствующие статьи законов, сопровождает его в суд и работает, не считаясь со временем. Мастер, как говорится, кормит его с рук, помогая усваивать тонкости законов. Ученик овладевает навыками делать в суде быстрые и точные заметки и должен уметь ответить на любой вопрос старшего учителя.

Такое положение длится год или около того: непрестанная учеба, посещение торжественных обедов в инне и обсуждение деталей спорных судебных дел.

С каждым шагом ученик совершенствуется. Многим выше головы занятым членам гильдии, особенно из молодых, требуется помощник, чтобы разгребать завалы черновой работы, готовить выступления в суде; ученику порой даже доверяется выступать по незначительным делам в судах провинциальных графств.

Каждая адвокатская контора, включающая от двух до двенадцати барристеров, управляется, в сущности, секретарем, всемогущей личностью, который может способствовать карьере ученика или держать его в том же положении.

Видя старания и способности многообещающего молодого человека, секретарь может поручать ему ведение некоторых незначительных дел.

Рано или поздно наступает момент, когда вместе с несколькими такими же, как он, ученик предстает перед руководством гильдии, которое возглавляет величественный королевский адвокат. Лет через пять недавний стажер получает право на кабинет побольше. В один прекрасный день, который обычно следует за каким-нибудь блестяще выигранным делом, королевский адвокат вручает молодому коллеге красную сумку, в которой он должен хранить свою мантию и парик, и вписывает его имя в состав членов гильдии.

Через пятнадцать или более лет молодой юрист может получить приглашение в состав младших королевских адвокатов. Мантия из шерсти уступает место другой, и К. А. «надевает шелк».

Теперь как К. А. он выступает в суде по делам, материалы для которых готовят его младшие коллеги, стажеры.

Когда уважаемому королевскому адвокату минет пятьдесят или чуть больше, ему может быть предложено место судьи, которое автоматически влечет за собой присвоение рыцарского звания. Это апогей юридической карьеры.

С другой стороны, он может остаться младшим барристером до самой смерти.

1

Октябрь 1945 года

Над площадью Парламента разносился звон больших колоколов, которые по-древнему величественно возвещали о возвращении законности и порядка.

Война была закончена, и Англия выстояла, сохранив пределы своей империи. Англичане принялись расчищать от развалин центр Лондона, где остались следы налетов варваров, и скоро воспоминания о них ушли в прошлое. Повсюду шло возвращение к порядку и традициям. Раздавались разговоры о возникновении прекрасного нового мира, но такие разговоры заходили по завершении всех войн. Англия, казалось, не претерпела никаких разительных изменений. Порядок вещей оставался неизменным, несмотря на повальное нашествие левантийцев. Да, поистине, новая эра ничем не отличалась от старой.

Если кто-то сомневался в этом, ему стоило побывать тут в этот день, и тогда стало бы ясно, что представляет собой Англия. В стенах Вестминстерского аббатства лорд-канцлер в величественной черно-золотой мантии возглавлял судей Англии и барристеров на торжественном богослужении. Пока они просили божественного благословения в деле вершения правосудия, их коллеги, приверженцы римско-католической церкви, служили в кафедральном соборе мессу.

Огромные двери аббатства распахнулись настежь. Процессия начала свой ход. Ее возглавлял высокий и мрачный хранитель булавы, символа власти спикера палаты общин а за ним следовал хранитель большой печати. Каждый из них был облачен в бриджи до колен, башмаки с пряжками и камзол с обилием шнуровки.

За ними шествовал лорд Рамсей, лорд-канцлер со знаками своего достоинства. Торжественный кортеж сопровождал лорда-канцлера на всем его пути до палаты лордов.

Далее следовала вереница судей в ярких мантиях, в средневековых нарядах, позвякивающих тяжелыми золотыми цепями, в башмаках с пряжками, в пышных париках; судьи Верховного суда отличались яркими пурпурными мантиями.

Облачения длинной вереницы старших барристеров и королевских адвокатов в их черных шелковых мантиях и больших париках вели свое начало со времен королевы Анны. Замыкали шествие младшие барристеры.

Покинув аббатство через восточные ворота, процессия достигла Королевской галереи палаты лордов.

Тогда то и дело раздавались суждения, что существующие законы архаичны, что они нуждаются в решительных реформах, после которых перестанут представлять собой святилище для избранных, что их пора избавлять от смешных древних ритуалов. Были слышны мнения, что свод законов полон установлений, относящихся к другим временам и эпохам. Тем не менее, так как существование этих законов насчитывало вот уже скоро тысячу лет, трудно было доказать, что их сможет успешно заменить какая-то другая система, созданная человеком, и столь же трудно было утверждать, что они не могут удовлетворять современные потребности в справедливости твердо и неуклонно.

Воплощением духа английских законов был лорд-канцлер, и в настоящее время им являлся Сирил Рамсей, который считался живым воплощением своей профессии.

Лорд-канцлер – один из немногих людей в мире, который сохраняет свое положение при любых сменах правительства. Как глава судейского корпуса Англии лорд Рамсей возглавлял всю систему отправления правосудия. Он назначал судей и принимал в круг королевских адвокатов молодых барристеров.

Он осуществлял обязанности спикера палаты лордов и председательствовал на ее заседаниях, восседая на традиционном мешке с шерстью, символе его должности в парламенте.

Он был главный юридический советник королевской семьи. Он был членом кабинета. В парламенте он способствовал принятию тех или иных законов. Как советник и член кабинета министров, он помогал претворению их в жизнь. Как судья, он заставлял соблюдать их.

Лорд-канцлер занимал огромные апартаменты парламента, откуда открывался вид на Темзу. Отсюда он руководил сотней комитетов по реформе законов, попечителями общественных фондов, курировал систему юридического образования и оказания юридической помощи, осуществлял попечительство над больницами, колледжами и юридическими обществами, а также занимался благотворительностью. Кроме того, лорд Рамсей, как и все лорды-канцлеры, его предшественники, был обязан участвовать в бесчисленных официальных церемониях. За все он получал ежегодное жалованье в тридцать пять тысяч долларов.

Как традиционный «хранитель совести короля», он был наследником эры величия, стоящего выше как потрясений и трагедий, так и общественного изобилия и благосостояния. Главное было – достоинство, и он был хранителем этой традиции.

Да, совершеннолетние жители Лондона, которые в тот день наблюдали за шествием, с трудом могли поверить, что какие-либо новшества могут изменить эти традиции.

Новый год отправления правосудия формально отметил свое начало. Рамсей приветствовал всех своих судей и барристеров, которых он знал лично по неизменным и давним профессиональным контактам. В завершение встречи он пригласил к себе Энтони Гилроя, К. А.

На столе Рамсея лежал указ о назначении Гилроя членом Верховного суда. Он считал, что это отличное решение. Гилрой был надежен, как фунт стерлингов. Десять лет назад одной из первых обязанностей Рамсея как лорда-канцлера стало выдвижение Гилроя в королевские адвокаты. Когда кто-то обретал это звание, было принято говорить, что он «надел шелк». Гилрой обладал огромным опытом судебных заседаний. Когда его назначение судьей будет автоматически утверждено, Гилрой получит рыцарское звание, как все верховные судьи Англии.

– Лорд Рамсей, – сказал Энтони Гилрой, протягивая свою худую руку.

– Здравствуйте, Тони. Как хорошо, что вы вернулись из армии.

– Я тоже рад возвращению.

– Как вы находите обстановку?

– О, все точно так же. Англия никогда не меняется.

2

Январь 1966 года

Мистер Баллок, главный секретарь «Хоббинса, Ньютона и Смидди», связался с мистером Раддом из конторы сэра Роберта Хайсмита, К. А., и договорился с ним о встрече в Милл-Темпле.

За прошедшее время Роберт Хайсмит завоевал репутацию одного из лучших специалистов в Англии по делам о клевете и, благодаря своим непрестанным заботам о судьбах политических заключенных, получил дворянство.

Несмотря на свой статус, он продолжал занимать то же помещение с обветшалой мебелью, потертыми обоями, с покосившимся диваном на истертом ковре и портативным электрическим калорифером, который дополнял газовую горелку. Единственным изысканным предметом обстановки, как в кабинетах большинства барристеров, был письменный стол, большой стол викторианских времен с кожаным покрытием столешницы.

Все же внизу на стоянке был припаркован новый «роллс-ройс».

Общие воспоминания позволили сэру Роберту Хайсмиту и сэру Адаму Кельно преодолеть разделявший их возрастной барьер. Сэр Роберт поседел погрузнел, и его прическа обрела некоторое благообразие. На столе у него лежал, экземпляр «Холокауста».

– Мне кажется, не подлежит сомнению, что вы стали жертвой клеветы. На первый взгляд можно предположить, что им нечего будет сказать в свою защиту.

Тем не менее мы должны учитывать, что оскорбление в ваш адрес представляет собой лишь один абзац в книге из семисот страниц. И вы считаете, что общество опознает в уважаемом гражданине Англии, обладающем рыцарским титулом, того самого человека, который мельком упомянут в книге как врач неопределенной национальности в Ядвиге?

– Может, и нет, – ответил Адам. – Но мой сын узнал меня, а также близкий мне человек.

– Очевидно, клеветническое оскорбление глубоко ранило вас.

– Оскорбление у меня внутри... вот здесь, – сказал Адам, показывая на сердце.

– Должен сказать, что мы рискуем открыть ящик Пандоры. Если другая сторона решит вступить в борьбу, я имею в виду с вами, можем ли мы быть уверены, что нам удастся выйти из нее незапятнанными?

– Кому, как не вам, знать это, – ответил Адам. – Я предполагаю, что этот намек не случайно появился в книге. Это часть заговора, ставящего целью покончить со мной. И, наконец, у меня есть возможность ответить ударом на удар не перед лицом пародии на суд в Польше, а находясь под защитой британских законов.

– А что, если они откажутся отвечать на обвинение? – спросил Ричард Смидди.

– Если наши требования будут достаточно весомы, они не смогут отказаться. Это зависит от того, чего на самом деле будет требовать сэр Адам.

– Чего требовать? Не говоря уж об аде, который я пережил в Ядвиге, я провел в Брикстонской тюрьме и в изгнании в Сараваке в общей сложности семнадцать лет. И тем не менее, несмотря на все их старания, я обрел свое сегодняшнее положение, Я не совершил никаких преступлений. Так чего же, по вашему мнению, я могу требовать?

– Очень хорошо, – сказал сэр Роберт, – но я нахожусь в ситуации, в которой, исходя из реального положения вещей, я обязан умерить ваши страсти. Вам это понятно?

– Да.

– Мне очень жаль, что вам придется снова пройти через все это, сэр Адам. Не будем терять надежды, что они проявят достаточно благоразумия.

Выйдя в приемную, Смидди попросил мистера Радда связаться с его секретарем мистером Баллоком, чтобы решить вопрос о гонораре. Покинув Темпл, Смидди и Адам Кельно остановились, пережидая несущийся по Стрэнду поток такси и высоких красных автобусов. По другую сторону высилось мрачное серое здание Дома Правосудия, которое, казалось, смотрело на них.

– Попомните мое слово, сэр Адам, это дело даже не дойдет до суда.

«Абрахаму Кэди и

Издательству «Шоукросс, лтд.» и

Печатному предприятию «Хамбл, лтд.»

для вручения Дэвиду Шоукроссу

25 Грейсчерч-стрит ЕС-3

„Хоббинс, Ньютон и Смидди"

Адвокаты

32 В Ченсери-лейн

Лондон WC-2

Джентльмены, В соответствии со взятыми на себя обязанностями, мы уполномочены нашим клиентом сэром Адамом Кельно, д-ром мед., выяснить следующее:

1. Готовы ли вы на открытом судебном заседании принести ему извинения?

2. Готовы ли вы возместить расходы сэра Адама Кельно в связи с возбуждением данного дела?

3. Какие действия готовы вы предпринять по изъятию всех экземпляров «Холокауста» из всех книжных магазинов; какие вы готовы дать гарантии, что имя доктора Кельно не будет упоминаться в следующих изданиях?

4. Каков размер возмещения, которое вы готовы выплатить за оскорбление, нанесенное несправедливым обвинением его благородному имени?

Поскольку обвинение против сэра Адама Кельно не имеет под собой абсолютно никаких оснований, невозможно представить себе более серьезного клеветнического утверждения, выдвинутого против человека, занимающего такое положение в своей профессии.

Поскольку наш клиент намерен добиваться восстановления своего доброго имени на открытом судебном заседании, мы хотели бы просить вас сообщить нам имя вашего адвоката, который возьмет на себя ведение данного дела.

Примите уверения в нашем почтении

Хоббинс, Ньютон и Смидди».

3

В Саусалито Абрахам Кэди, зарывшись с головой в свои многочисленные записи, разослал письма с просьбой об информации по архивам, историческим обществам и отдельным лицам в Вену, Нью-Йорк, Мюнхен и Израиль, Учитывая огромный объем книги, он с трудом припомнил имя Кельно, которое ничего или почти ничего не значило для него.

В Лондоне же маленький зал совещаний в издательстве Шоукросса превратился в нечто вроде штаб-квартиры во время военных действий, Шоукросс начал с того, что раскопал всю историю процесса об экстрадиции Кельно.

Первым большим его открытием было выяснение того, что доктор Марк Тесслар жив и на-прежнему работает в штате Радклиффского медицинского центра в Оксфорде. Годы отнюдь не умалили серьезности и остроты выдвинутых им обвинений. Скрупулезно оценивая их, Шоукросс пришел к выводу, что в основе своей они искренни, и это побудило его расширить масштабы своих собственных исследований.

Большинство дел по издательству Шоукросс перепоручил своему зятю Джоффри Додду и дочери Пэм. Их сын Сесил только начинал свой путь в бизнесе. Шоукросс привлек юного Сесила к помощи в расследовании.

Начало ему было положено текстом обвинения против военного преступника полковника СС доктора Адольфа Восса, главного врача в Ядвигском концентрационном лагере. К сожалению, Васс так и не предстал перед судом, покончив с собой в тюрьме. Тем не менее у прокурора Гамбурге остался список примерно двухсот возможных свидетелей.

И этот список, и текст обвинения уже насчитывали двадцать лет. Многие из состава несостоявшихся свидетелей умерли, многие переехали или вообще исчезли. И все же Шоукросс приложил титанические усилия, постаравшись связаться с каждым из них, для чего пришлось отправлять корреспонденцию на десяти языках. Огромная схема, закрывавшая всю стену зала для совещаний, сообщала об ответах на каждый запрос и об общем положении дел.

В Лондон поступала самая разная информация. Большая часть ее обескураживала, потому что не вносила никаких просветов. Похоже, что ни один из откликнувшихся не брался утверждать, что может опознать Адама Кельно, и все были единодушны в утверждении, что хирургические операции в пятом бараке держались под большим секретом.

Запросы в Польшу остались без ответов. Сотрудники польского посольства в Лондоне были неуловимы. Шоукросс пришел к выводу, что поляки сознательно придерживаются такой политики. Искушенные бюрократы из посольств стран Восточной Европы клали все запросы в долгий ящик. Кроме того, Абрахам Кэди пользовался репутацией антикоммунистического писателя.

Прошло четыре месяца. Схема на стене была заполнена почти полностью – но практически без результатов. Существовало всего лишь несколько ниточек, слабых намеков, пришедших из Израиля, которые еще как-то удерживали замысел на плаву.

И тут обрушился сокрушительный удар.

Арчибальд Чарльз III из компании «Чарльз лимитед», огромного полиграфического комбината, сидел в своем безукоризненно изысканном кабинете в Сити, испытывая глубокое отвращение к предстоящему ему грязному делу.

Империя Чарльзов включала в себя четыре крупных типографии в Британии, лесные угодья для производства целлюлозы в Финляндии и массу дочерних предприятий по всему континенту.

По сути, объем заказов, поступавших от Дэвида Шоукросса, представлял собой лишь ничтожный процент от всего объема производства. Тем не менее к Шоукроссу в фирме было особое отношение. Такое же, какое создала ему в издательском мире репутация великого редактора и отменного знатока литературы.

Отец Арчибальда был близким другом Шоукросса, и Арчибальд. не раз слышал от него, что Шоукросс представляет собой образец издателя.

Поскольку деловые отношения не были главным для династии Чарльзов, к тому времени, когда молодой Арчибальд стал управляющим, а позднее председателем совета директоров, личная дружба сохранилась и продолжала укрепляться. Шоукросс мог быть уверен, что компания исправно выполнит заказы его издательства, которым, нередко отдавалось предпочтение перед более крупными издателями.