Текст книги "Дневники 1932-1947 гг"

Автор книги: Лазарь Бронтман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 49 страниц)

– Каковы перспективы матча на первенство мира?

– Заседала шахматная федерация (ФИДО), которая решила провести матч-турнир шести сильнейших: Кереса, Смыслова, Ботвинника, Эйве, Решевского, Файна в 1947 году в Голландии. Сейчас в Москве шли официальные переговоры. Эйве был уполномочен от ФИДО и имел доверенность от Файна, плюс Решевский, плюс мы. Очень жарко говорили вчера, и чуть не дошло до полного разрыва. Эйве требовал, чтобы матч игрался в Голландии. Он говорил, что терпеть не может играть в Голландии, что ему там мешают, что он там нервничает, что там слишком много о нем пишут, но не может назвать ни одной другой страны, где бы мог играть. Я перебрал все страны – сверху до низу – и везде не может, даже в Англии. Объясняется просто: везде, кроме Голландии Эйве играет плохо и знает это. Поскольку у Эйве был мандат от Файна, следовательно, и Файн стоял за Голландию. Неожиданно к ним присоединился и Решевский, это было странно, но потом выяснилось: Эйве обещал Решевскому 2000 долларов от себя за согласие посетить Голландию. И вот уперлись и никак. Разговор шел очень резко, был на грани полного разрыва. Тогда я заявил, что вынужден буду опубликовать во всей шахматной печати: почему не договорились, и привести все, что говорилось на встрече (в том числе подразумевалось и 2000 долларов). Наконец, они стали сговорчивее. Договорились так: половину играть в Москве, половину в Голландии, играть четыре партии, определили условия игры и проч.

– Почему в последней партии с Решевским вы предложили размен ферзей?

– Атака уже иссякла, обмен – для обострения.

– Почему отдали пешку на В7?

– Для обострения.

С 16-го сентября введены новые цены на нормированные продукты и снижены коммерческие цены. Объясняется так:

1). В результате нынешней засухи мы не добрали 200 млн. пудов хлеба, и дали колхозам больше 150 млн. пудов ссуды.

2). Худо с кормами.

3). Придется закупать хлеб и корма у крестьян по повышенным ценам.

4). Во время войны пайковые цены были стабильными, хотя во всех странах повышались не раз.

5). Начал дешеветь рубль.

Повышение довольно значительное: в 2.5–3 раза. В больницах, детских учреждениях, домах отдыха, санаториях цены прежние, разницу покрывает государство. На молоко, овощи, картошку, табак – цены прежние.

Разговоров в связи с этим – уйма. Цены такие:

хлеб ржаной был 1 р. 10 к. – стал 3 р. 40 к.,

хлеб белый 1р 70к. – 5 р.

пшено 2 р. 20 к. – 7 р.

макароны 3 р. 50к. – 11 р.

мясо 12 р. – 30 р.

масло сливочное 23 р. – 60 р.

судак 5 р. 50 к – 12 р.

сахар 5 р. 50 к. – 15 р.

Коммерческие цены снижены так:

хлеб ржаной был 10 р. – стал 8 р.

мясо 120 р. – 80 р.

масло 300 р. – 200 р.

сахар 150 р. – 70 р.

28 сентября.

На повестке дня – судьба нынешнего урожая хлеба.

Ребята рассказывают, что в министерствах пусто, кое-где остались одни министры, в других местах – только один зам, – остальные уже выехали и вылетели на места. Наши ребята, совместно с работниками ЦК (там создана опергруппа по хлебу) составили обращение Алтайского края. Алтайцы обязуются кончить заготовки к 1 ноября, а к октябрьской годовщине дать сверх плана 6 млн. пудов (плюс 5 млн. пудов по закупке). Пройдет оно сегодня – завтра (сейчас послано Хозяину на просмотр). Редакция посылает на хлеб большую группу спецкоров, в частности, в Сибирь, в том числе Полевого, Колосова, Рябова, Марковского, Яхлакова и др. 3/4 уже уехали. Вчера на редколлегии мы обсуждали план с/х отдела: передовые, статьи, пропагандистские статьи и др. материалы в связи с хлебом. Вся газета сейчас повертывается на хлеб. Положение очень серьезное. В южных районах была засуха, и потому – неурожай. В Сибири и Казахстане урожай приличный, но там идут сейчас уже проливные дожди. Снижены, правда, кондиционные требования к влажности, но, тем не менее, убирать сложно.

Сейчас принимаются серьезные меры по снижению потребления хлеба. Снимается с довольствия хлебом и крупой часть трудоспособных иждивенцев, отменяется хлеб по всем дополнительным видам довольствия (литерные карточки, ужины и пр.)

Вообще, наступают дни сложные. Готовится повышение квартирной платы (называют 10 руб. на кв. метр), повышается стоимость трамвайного проезда и метрополитена, с 1– 15 октября будут повышены твердые цены на промтовары.

В Москве уже давно стоит холодная, дождливая осенняя погода. Люди уже с неделю ходят в осенних пальто. Дома холодно. Радует хозяек только то, что здорово горит саратовский газ. Он дан в сеть с месяц назад, правда пока под естественным давлением – компрессорные не готовы.

Несколько дней назад (21.09) начал просмотр материалов для книжки «Они говорили с Хозяином». Набирается много. Просистематизирую, составлю план и буду говорить с Поспеловым и Александровым, м.б. придется решать с т. Ждановым.

Поспелов говорит, что с 15 октября получим шесть полос, но с предупреждением – давать хорошие материалы. В начале этого года нам тоже дали шесть полос на выборную компанию, но еще до истечения срока отменили, т. к. давали плохой материал, так нам и объяснили.

6 октября.

Хлеб, хлеб. Об этом только и разговоров. С 1 октября снизили нормы детям и учащимся на 50 гр., отменили иждивенцам, имеющим детей старше 8 лет, прекратили давать завтраки в школах, хлеб по абонементам, ужинам и разным пайкам. В магазинах – огромные очереди за хлебом, люди стоят по несколько часов.

Очень много слухов. Повышается, мол, плата за проезд в трамвае, метро, квартирная плата, ж.д. проезд и т. д.

В газете мы в основном занимаемся хлебом. Каждый день идут обязательства областей и районов (по 3–4 штуки в номер) и около половины полосы корреспонденций. ЦК активно руководит освещением в печати хода заготовок. На секретариате ЦК рассматривались планы с/х отделов «Правды», «Известий» и «Соц. Зема», наш принят без замечаний, остальные вернули для переработки. Сказано, что на секретариате ЦК будет заслушан доклад о том, как «Соцзем» освещает ход хлебозаготовок.

Посылаем большую выездную редакцию на Алтай. Ребята вылетают завтра. Редактор – Вася Поляков, в составе ее Колосов, Колосков, Крушинский, Новоскольцев и др. Замом предложили поехать Дунаевскому. Он последнее время был в серьезных винах. Сашка руководил отделом выездных редакций и массовой работы – брал на работу кого попало, выписывал гонорары направо и налево.

11 октября.

Нашему отделу поручено к празднику сделать три полосы – Узбекистан, Азербайджан и Прибалтика (с чем они приходят к празднику). Поспелов, мотивируя эти предложения, сказал нам:

– Как-то, во время выборов в Верховный Совет СССР, в январе-феврале этого года, т. Сталин сказал, что мы мало показываем Узбекистан и Азербайджан. Все, мол, налегают на Грузию, видимо, туда дорожка проторена, и забывают, что Узбекистан – это хлопок, а Азербайджан – нефть.

23 октября.

Звонил Аккуратов. Снова улетает на север. Зашел разговор о земле Санникова. Смеется.

– Там, где она считалась – ее, безусловно, нет. Но сравнительно недалеко оттуда – какая-то земля, и большая земля, есть. В прошлом году, когда летели на полюс, видели айсберги на 84о и 86о. Откуда им там взяться? Из известных мест попасть не могли. Кроме того, к северу от мыса Молотова во время нескольких полетов мы наблюдали чечевичные облака – они образуются всегда над землей; но ничего внизу из-за облаков рассмотреть были не в состоянии. А этот район наименее изученный.

– Так же, как и север от о. Ушакова?!

– Да!

ДНЕВНИК СОБЫТИЙ 1946-47 г

Аннотация: Маршал артиллерии Воронов в редакции. Выставка Дрезденской галереи в Пушкинском, экскурсия по музею его директора Меркурова. Беседа с Ботвинником, Арамом Хачатуряном. Маршал Рыбалко в редакции. Ушаков в редакции. Беседа в радиокомитете с Лапиным. Рассказ Б.Горбатова о беседе Сталина с писателями. Встреча с Ильюшиным, поездка к нему на аэродром, показ нового «Ил-18». Подготовка к поступлению в ВПШ, вступление в Союз Писателй, поступление в ВПШ. История Спарыкина.

Тетрадь № 29–12.11.46–12.12.47 г.

12 ноября.

Вот и прошли октябрьские дни.

Я был на параде, писал отчет о демонстрации. Она прошла очень дружно, но была непродолжительной: 1 час 50 минут.

1 Ноября был в Колонном зале на торжественном открытии Академии Общественных наук и ВПШ при ЦК. Было весьма торжественно. Доклад сделал зав. Управления пропаганды ЦК Александров. В своем докладе он привел высказывания о том, как формируется характер человека, сравнивая это с обтачиванием камней водой горной реки.

Об открытии дал отчет на полполосы. Александрову он понравился, он добавил только о пользы культуры – высказывание Маркса, и мы дали его всем газетам.

Редакция поручила нашему отделу сделать три полосы к Октябрьским дням. Секретариат разослал людей в Узбекистан, Азербайджан, Прибалтику. В Баку поехали Корнблюм и Коротков, в Ташкент – Капырин и Устинов, Прибалтику поручили Граудину – нашему корр. по Латвии. Потом решили еще сделать Грузию и послали туда Кожевникова и Верховцева.

Все полосы сделали. Наибольшая маята была с Грузией. Ребята выслали материал самолетом, а Москва из-за непогоды не принимает. Они сдуру послали копии не телеграфом, а вторым самолетом. И тот не дошел. Вот и сидят оба самолета в Харькове с обоими пакетами. А время – 5-ое ноября, надо давать обязательно. Поспелов нервничает страшно. Пришла хорошая мысль. Вызвали по телефону Харьков – нашего корр. Ляхта, отвечают – нет его, он в районе. Тогда вызвали горком, попросили съездить на аэродром, забрать пакет, вскрыть и передавать нам по телефону. Так и сделали. Работница горкома Верина до хрипоты передавала нашим стенографисткам и спасла дело. А снимки мы мобилизнули в постпредстве Грузии, в Информбюро и т. д. Так и вышли.

Редакция премировала участников полос месячным окладом и объявила благодарность (в т. ч. и мне).

А позавчера Сиволобов сказал мне, что надо будет дать еще две полосы (на этот раз ко Дню Конституции) – о Казахстане и Армении. Я предложил еще сделать полосу о новых районах СССР (Кенигсберг, Курильские острова, Сахалин, Закарпатье) – он принял. Полосу о новых районах сделаем здесь, в Казахстан поедет старый казах Капырин, в Армению надо будет кого-нибудь послать. Сиволобов предложил поехать мне, но что-то не тянет – это надо будет бегать, высунув язык, а я хочу поехать спокойно, чтобы пошляться по стране месяц, а не 5 дней.

Вчера я позвонил Васе Реуту.

– Ты все хотел на охоту поехать. Не раздумал?

– Нет.

– Ну, собирайся.

– Куда?

– В Антарктику.

– ?!

– За китами. На полтора года.

Дело в том, что мы получили по репарациям флотилию китобойных судов (не то 13, не то 19 штук). В главе – «Славо» в 28 тыс. тонн – целый линкор. Вся эта армада пойдет в Антарктику промышлять китов. Как будто совместно с англичанами и американцами. Выход из Ливерпуля в декабре. ЦК предложил нам дать туда редактора многотиражки. Сиволобов предложил Реута, я поддержал, Поспелов согласен. Васька ухватился. Так что, видимо, поедет поохотиться.

Звонил мне Аккуратов. Полным ходом готовятся к экспедиции на полюс недоступности. Зовет меня. Что-то не тянет.

Вчера у нас напечатана передовая на три колонки о развертывании кооперативной торговли. Дело в следующем. 9 ноября Совет Министров принял постановление «О развертывании кооперативной торговли продовольственными товарами и об увеличении производства продовольствия и товаров широкого потребления кооперативными предприятиями». В передовой изложены все основные положения этого чрезвычайно решительного постановления. Передовая – Сеньки Гершберга. Постановление развернутое, очень дельное, страниц 20–25. Поздним вечером в воскресенье 10 ноября Сеньку и Поспелова вызвал Косыгин и рассказал основы этого решения. Он сказал, что Хозяин придает этому делу исключительное значение, и предложил широко осветить его в печати, дать специальные передовые. Косыгин предложил Поспелову создать в «Правде» отдел товарооборота и местной промышленности.

Сенька прочит меня на этот отдел. Я заявил, что самая лучшая кандидатура – он сам, а у меня и свои дела есть.

Поспелов сказал мне, что с 15 ноября получим 6 полос два раза в неделю. Проект об улучшении материального положения сильно зарезают: ставки подымать не будут, харч останется прежним. А народ у нас кряхтит: трудно. Да и мне тоже туго. Часто завтракаем, либо ужинаем одним черным хлебом. У Валерки желтуха, его надо лечить строгой диетой, дома кормить нечем, решили положить в больницу.

19 ноября.

Несколько дней назад я был в ВОКСе на приеме польской делегации общества культурного сближения. Было много больше обычного, артистов, писателей. Долго разговаривал с Рубеном Симоновым. Он жалуется, что мало хороших пьес, хотя для них и пишут многие, в том числе – Полевой. В заключение, конечно, попросил быть 29-го на юбилее театра Вахтангова и дать перед этим заметку. Артист Жаров уговаривал меня пить, но сам – нет.

Был там Ботвинник с женой. Говорили. Он просил напечатать его статью о кризисе роста шахмат (дали ее 18 ноября), ругал комитет за невнимание, сказал, Что вряд ли будет участвовать во всесоюзном чемпионате в декабре, дабы: 1) не тратить силы перед розыгрышем мирового первенства, 2) не давать будущим партнерам новых партий и идей.

Долго говорил с Поспеловым. Он сказал, что будет создан отдел товарооборота и просил мое мнение о Гершберге во главу. Я одобрил. Предложил мне включиться в работу кафедры журналистики (ведет Заславский) при ВПШ новое дело, там и специализироваться («нам нужны кадры партийных теоретиков газеты»). Это дело мне улыбается. Я сказал, что хочу писать книжку (о встречах с Хозяином), темы не назвал, но загодя просил аудиенции подробной. Охотно согласился.

Вчера был на сабантуе у летчика Галая. Неожиданно попал в литературную компанию. Были Ираклий Андронников, Дыховичный, Раскин, Саша Кривицкий (из «Кр. Звезды»– ныне из «Нового Мира»), Слободской и др. Из летчиков Аккуратов.

Галлай сказал, что закончил испытания новой двухмоторной машины Микояна. Хвалит. Возникает на этих скоростях ряд новых вопросов аэродинамики, сложных, неясных. Например, у отдельных частей самолета на этой скорости появляется собственная скорость, равная скорости звука. В итоге – опрокидывается старое представление о прочности, нужно создавать какое-то новое соотношение частей и агрегатов. Испытывал машину в полном комплекте. Т. к. на этих скоростях парашют бесполезен, то летал без него. Однажды садился с дымящимися моторами через 3–4 минуты после взлета («быстро бежит, но ничего».)

Горит старым проектом кругосветки, но нужна совсем иная база, чем думали раньше.

Аккуратов написал книжку в 12 печ. листов о полетах в высоких широтах, повесть и ряд очерков. Должен 20-го ноября уйти в Якутск и дальше на побережье на 4-х моторном «Кондоре». Будет вывозить экипаж двух кораблей («Революционер» и еще), зазимовавших около Хатанги. Один из них уже дрейфует, другой в припае, но не прочном, видимо – пойдет следом.

Андронников читал свои вещи, в том числе рассказ «Жопа в кустах», о каком-то знакомом И.И. Соляритинского.

17-го у нас напечатан подвал «Заметки о театре» Хоравы – народного артиста СССР, грузина. Между прочим, профессор Михаил Михайлович Морозов, наиболее выдающийся у нас Шекспировед, на вечере в ВОКСе назвал мне его, как самого лучшего Отелло.

Сегодня Иосиф Верховцев, который делал этот подвал в Грузии, рассказал подробности и историю этого подвала. В начале октября отдыхавший на юге Хозяин вызвал к себе грузинских активистов. Поехали Васадзе, Хорава, Бергашвили (так, кажется, фамилия артиста, который играл «Арсена») и др. Вместе с ними поехали секретари ЦК Чарквиани, Шария. Был на даче и Берия.

Хозяин встретил их очень приветливо, усадил за стол, угощал. Хораву он обнял, расцеловал и назвал своим личным актером. Лестно отозвался о Бергашвили. За столом произносил тосты, в том числе за «гениального Хорава» и заставлял пить до дна. Занятная деталь. Естественно, что Хорава только делал, что во все глаза смотрел на Хозяина. Рядом с Хоравой сидел давний знакомый Хозяина, и по его знаку – как только Хорава выпьет – подливал ему. Хозяин встал, подошел к Хораве «Что же такое?! Я предлагаю тост, а ты, грузин, не пьешь до конца?» «Я выпил, И.В.!» «Как же выпил, когда бокал полный». «Не понимаю, откуда он берется». Так второй раз, третий. Только тогда Хорава сообразил, в чем дело.

За столом и зашел большой разговор об искусстве, который изложен в подвале Хоравы. Верховцев заявляет, что места – о том, что артисты убаюкивают себя, о политической образованности (в т. ч. международной) артиста, о знании жизни, об интеллигентиках и урнах («дело не в урнах, мы рабочего в полчаса научим кидать окурки в урны, дойдем и до этого»), характеристика культуры («в основе понятия Культуры лежит чувство свободы и борьба за нее»), язык, подготовка актерских кадров – все это почти дословное изложение мыслей Хозяина.

На следующий день утром Хорава уехал в Москву на Сессию Верховного Совета СССР. Уехал, не простившись. Хозяин утром узнал и очень огорчился:

– Какой же я хозяин, если гости от меня уезжают, а я их не провожал.

Хорава в панике прислал из Москвы извинительное письмо.

Сегодня я говорил с Яковлевым. Жалуется, Что забыли. Говорит, что много работает, немного над пассажирской, много над другими. Просит написать об «Ил-18»– пассажирской четырехмоторной.

– Отличная! Недавно Коккинаки сходил на ней без посадки из Москвы в Киев и обратно за 3 ч. 20 минут.

Кокки говорил мне, что Москва – Ленинград – Москва заняло 2 ч. 30 минут.

30 ноября.

Выходить стали неимоверно поздно. Сегодня, к примеру, кончили в 8 утра. Шли списки избирательных округов по выборам в Верховный Совет РСФСР. Вот опять начинается длительная компания. Наученная горьким опытом выборов в Верх. Совет СССР, когда Сиротин все подмял под себя и сидел своей толстой жопой на всех делах, не давая ходу (за что ЦК и стукнул нас), редакция сейчас сразу хочет создать группу. Вчера меня позвал Слепов (редактор по партотделу) и консультировался – как лучше сделать. Предложил мне вести одну бригаду. Я согласился, но предложил, чтобы было не 2, а 3 бригады. Весь вопрос будет обсуждаться в воскресенье, 31 ноября, на редколлегии.

Сделали мы еще три полосы: Казахстан, Армения и новые районы СССР. Пока лежат.

Хозяин вернулся из длительного отпуска. Еще в отпуске он дал телеграммы о плохой отгрузке угля (в частности, о такой телеграмме нам сообщил Кривенок из Ростова.) По приезде, несколько дней назад, он повторил телеграмму. Отзвук – наша передовая в № от 29 ноября.

День артиллерии в этом году проводился не 19, а в воскресенье 24 ноября. Мне надо было писать передовую. По обякновению, я начал констультироваться. Уже несколько дней до этого я вел переговоры с главным маршалом артиллерии Николаем Николаевичем Вороновым о его статье. Он сначала ссылался на занятость, потом обещал, потом сказал, что ему не нравится и переделывает. Попутно я сказал о передовой – хочу, мол, посоветоваться.

– А я буду у вас в пятницу, вот и поговорим.

И верно, в пятницу 22 ноября, он пришел к нам на собрание, посвященное Дню Артиллерии. Встретили его очень тепло. Да и сам он хорош: высокий, представительный, полный, крупное открытое волевое лицо, с крупными чертами, умные с улыбкой глаза. Голос тихий, очень спокойный (и весь он спокойный, уверенный), говорит очень просто, без военной терминологии (что меня поразило и в разговоре с Ватутиным). Очень много планок: я, не ручаясь за точность, насчитал 22– всяких – и наших, и заморских. Народу было битком.

Он извинился, сказал, что у него нет систематизированного доклада, и поэтому он просто поговорит о развитии артиллерии и ее роли в Сталинградской операции и Дне Артиллерии.

Я довольно подробно записывал и даю его рассказ (частично он приводится в выходящем завтра – послезавтра номере «Правдиста» в записи Виктора Вавилова).

Н.Н. Воронов рассказывает:

– В 1937 году в Кремле был устроен банкет летчикам, слетавшим из Москвы в Америку. Выступали летчики, говорили о том, что положено в таких случаях. В середине выступил с речью т. Сталин. Он отметил роль и значение нашей авиации, определил ее место в будущей войне. Заканчивая речь, он сказал: я очень люблю авиацию, уважаю авиацию и борюсь за развитие авиации. Но сегодня я должен сказать об артиллерии. (Дальше Воронов своими словами изложил мысли Сталина, которые он привел в своей статье ко Дню Артиллерии «Грозное оружие Красной Армии», напечатанной 19 ноября 1944 года в «Красной Звезде».

Подробно он рассказывал о Сталинградской битве.

– Сначала приехали, выяснили все, уехали. И вот мы приехали второй раз, с решением. И тому, кто просил одну дивизию, чтобы не отступать, говорили: вот тебе еще 10 дивизий, будешь наступать. Мы наблюдали сцены растерянности и недоумения. И это – опять же – сверху и снизу. Многие просили времени подумать. Как вы знаете, было решено ударить не по немцам, а во фланги из армий, где были румыны и итальянцы. Это было совершенно правильным выбором и дало отличные результаты. После того, как замкнулось первое кольцо в Калаче, надо было создать второе кольцо ударами на Ростов и Богучар – с тем, чтобы изолировать окруженных и создать для них безнадежное положение. Мне выпало вести операцию на Богучар. На той стороне Дона у нас был маленький плацдарм с воротами шириной в 1400 м. В них надо было скрытно протащить 1100 танков, пушки, всю иную технику, силы. И тут для удара мы выбрали фланг между немцами и итальянцами. Во фланг всегда выгодно бить, а тем паче – в разнонациональный. Так и вышло. Итальянцы дрогнули – и ходу. Помню 16 декабря 1942 года мы перехватили радиограмму командира итальянской дивизии: «Продолжаем отходить на запад. Сзади русские, слева русские, справа русские. Укажите, что делать». Ответ командира 8-ой итальянской армии гласил: «Мужайтесь». Этот ответ звучал особенно пикантно в свете выступления Муссолини, состоявшегося 14-го декабря, в котором он восхвалял успехи 8-ой армии. И вот в это время раздался звонок:

– Как дела?

Я коротко доложил.

– Очень хорошо. Вам надо будет поехать под Сталинград. Раз окружили надо уничтожать.

Я не помню, что я ответил, но, конечно, об отказе и речи не могло быть. Но, видимо, было что-то в тоне моего голоса, потому, что собеседник спросил:

– Вы не хотите ехать от успехов? А все-таки надо. Подумайте и позвоните.

На следующий день мы улетели под Сталинград. Обстановка там сложилась таким образом. После окружения сразу попробовали их смять. Не вышло. Наступила пауза. Ознакомившись с обстановкой, мы начали проводить разведку боем, нащупывая наиболее слабые места. Не выходит. Ирония судьбы: один из наших командармов раньше был начальником укреп-района Сталинграда, а сейчас ему надо брать те укрепления, которые он строил. Но они м.б. перепланированы? И какие там силы? Добывали языков, вели бесконечные допросы. Не ясно. И вдруг помог случай. Сбили самолет, улетавший из кольца на запад. На нем – 1200 писем от офицеров своим близким. В их числе – письмо командира 376 пехотной дивизии генерала Данияса своей жене в Берлин. Генерал писал о том, о сем, и, кроме того, сообщал, что он обороняет такую-то высоту, что за нее надо драться изо всех сил, т. к. в противном случае придется отступать под самый город.

Все ясно! Прекратить всякие разведки. Стали готовиться. И вот, 10 января 1943 года начали. И так – до 2 февраля. 22 бессонных суток.

Многое открылось нового. Вначале мы считали (кто-то пустил этот слух и он перерос в убеждение), что Паулюс и высшие офицеры смотались в Германию, а в окружении командуют средние офицеры. Это, конечно, меняло обстановку и план: одно дело драться с фельдмаршалом, другое – с солдатами и унтерами. И вот, допрашиваю я как-то одного офицера и спрашиваю: «Когда улетел Паулюс?». Он глаза вытаращил. «Не пытайтесь нас обмануть», – говорю я ему. «Нет, Паулюс на месте» – отвечает он. – «Я был у него с докладом три дня назад». «А когда вы в последний раз знали, что он на месте?» «Я вчера докладывал ему по телефону».

Мы считали, что в окружении около 100 тысяч человек. Оказалось, их было 330 тысяч. Все они остались на месте – убитыми и пленными, за исключением 25 тысяч больных и раненых, вывезенных на самолетах. Ошиблись мы и в отношении пленных, считали и опубликовали, что взяли 95 тысяч, а фактически их оказалось – 135 тысяч. Офицеров было опубликовано 2500, а когда я уезжал было уже 5500.

Разговоры о голоде – чепуха. У них оставалось еще очень много лошадей, да и вообще – я подсчитал – рацион питания окруженных даже в конце операции был в 2 раза лучше, чем у нас в 1919 году. Было достаточно патронов, мин, вот в снарядах ощущался под конец некоторый недостаток.

Мы очень опасались, как бы в последние дни не улетели в Германию Паулюс и генералы. Там было два аэродрома, оба держались под непрерывным артиллерийским огнем (с того часа, как мы узнали об их существовании). В связи с этим, я хочу рассказать, как какая-нибудь мысль бессознательно командует нами. Как-то вечером – дело шло к концу – я уснул на несколько часов. И вдруг проснулся в испуге: ведь немцы могут посадить самолет у своего берега на лед Волги! Через полчаса вся Волга была поднята на воздух.

Дважды мне пришлось допрашивать Паулюса. Первый раз – 1 февраля. Мы заняли южную часть, а северная группа продолжала драться. Нам было жалко наших людей. Мы вызвали Паулюса и предложили ему дать приказ о сдаче. Он категорически отказался, мотивировав двумя причинами: во-первых, я не главнокомандующий, а военнопленный, во-вторых, они меня не послушают, т. к. имеют приказ Гитлера драться до конца.

Сталинградская битва многому нас научила. В январе 1943 г. вышла директива Сталина об артиллерийском наступлении. Бои под Сталинградом показали, что эта тактика является совершенно правильной, и она с успехом применялась и в дальнейшем.

Наша артиллерия по праву может называться сталинской. т. Сталин всем родам войск уделяет очень большое внимание, но артиллерии – больше всех. Всегда особенная, отеческая забота, внимание, очень глубокие знания и в области нашей техники и ее применения. По каждой операции – в выводах – как действовала артиллерия. В планах – особое место артиллерии.

После войны мы занялись укреплением каюров. По инициативе Сталина организована Академия артиллерийских наук. Ее задачи: а) глубокая теоретическая разработка вопросов техники и ее применения. б) помощь развитию техники с) создание мощных коллективов ученых, работающих в области артиллерии.

День артиллерии был установлен в 1944 году. Когда указ был подписан, нам сказали, что надо подготовить приказ Сталина. Мы сидели несколько дней. Представили. Потом нас позвали. От нашего приказа остался только заголовок и подпись. Весь приказ был написан собственноручно т. Сталиным. Он прочел его нам и спросил: «Ну, как?». Важнейшая оценка в нем – артиллерия: главная ударная сила Красной Армии.

По окончании доклада мы пошли в кабинет Поспелова. Воронов, редактор военного отдела генерал-майор Галактионов, редактор пропаганды генерал-майор Шепилов, полковник Яхлаков, секретарь партбюро Григорий Креславский и я. Военные держались очень стесненно, и поэтому разговор в основном выпал на мою долю.

Я сказал, что хотя мы много писали и много читали о Сталинградской операции, Воронов сообщил нам много нового.

– Ну? – с удовольствием удивился он. – Что именно?

– Пауза после окружения, история с письмом, рекогносцировка ваша перед принятием окончательного решения, история с числом пленных. Очень интересно сообщение об их запасах. Ведь мы тогда писали, что у них форменный голод.

– Чепуха! Они могли еще долго держаться на своих запасах.

– Почему Паулюс не удрал заблаговременно?

– Ему не разрешили. Гитлер решил им пожертвовать.

– Как он держался на допросе?

– С достоинством. Но не это интересно. Любопытны чисто житейские детали. В первые дни он находился в одном помещении – тесно было – со своим начальником штаба генералом Шмидтом. Там были и наши люди, знающие немецкий язык. Шмидт что-то сказал Паулюсу, тот вскочил и отрезал: «Не забывайте, что вы офицер германской армии! Держитесь с подобающим достоинством!» Шмидт молча и устало махнул рукой. Паулюс посмотрел на него и опустил голову. Вызвали мы Паулюсу на допрос. Он вернулся, молчит. Шмидт не вытерпел и спросил: «Ну как?» Паулюс зло ответил: «Никак!» После долгого молчания, Шмидт опять спросил: «А кто допрашивал?» – «Маршал Воронов и генерал Рокоссовский». «А как выглядит маршал Воронов?» Паулюс сердито: «Маршал, как маршал. Чего вы привязались!»

– Удалось ли осуществить воздушную блокаду окруженных?

– Нет. Днем еще туда-сюда, но ночью летали очень много.

– Как вы расцениваете поход Манштейна от Котельникова на выручку окруженных?

– Я считаю это авантюрой. Во-первых, это облегчило наши задачи на севере, т. к. немцы стянули свои силы к югу, во-вторых, если бы он и пробился – это просто увеличило бы число окруженных и – следовательно пленных.

– Значит, нам было бы выгодно, если бы он пробился?

Воронов рассмеялся:

– Нет. Затянулась бы борьба. Но поход был обречен на неудачу с самого начала.

Я спросил о пожеланиях к передовой. Он достал свою статью, передал ее нам, попросил внимательно прочесть и, в частности, не выкидывать примера о том, что снарядами и минами, выпущенными нашей артиллерией за войну, можно было бы, выложив их в ряд лентой, семь раз опоясать Землю по экватору.

– Этот пример очень наглядно показывает работу нашего тыла, – сказал он. – Вы даже не представляете себе, сколько предприятий работало на нас. Ну, возьмем, скажем, мастерские министерства кинематографии. Ну, что общего? А работали, ибо пленка – применяется для изготовления взрывчатки. Большаков не раз звонил мне: «Ну, дай передохнуть, у меня картины не выходят». «Ничего, подождешь, потом выпустим!»

И, вернувшись к моему вопросу, сказал:

– Я бы хотел, чтобы в передовой были оттенены задачи. Они у меня подробно изложены в статье.

– А создание Академии?

– Да, да, конечно.

В тот же день вечером я говорил по телефону с маршалом артиллерии Н.Д. Яковлевым по поводу передовой.

– Я бы просил вас провести такую мысль: надо, чтобы не понизилось внимание технического мира к артиллерии. Это относится ко всем предприятиям, ибо орудия – это комплекс всех отраслей промышленности. Надо сохранить и умножить производственные навыки, технологию. Чтобы не растеряли. Если растерям – будем пузом брать. Учесть опыт, обобщить, положить в запас. Техника не стоит. Иностранцы идут вперед, нам надо быть на уровне, предвидеть. Надо мыслить очень активно, иначе пропадем. Союзники обрели вкус к артиллерии и идут вперед, начав с того уровня, который был к концу войны. У них нет застоя, они стоят на новой базе. Сейчас «Катюшей» уже никого не удивишь. Совершенно другие горизонты, артиллерия подружилась с радиолокацией, реактивной техникой. Все это надо знать, учитывать и обгонять.