Текст книги "Дневники 1932-1947 гг"

Автор книги: Лазарь Бронтман

ДНЕВНИК СОБЫТИЙ 1942–1943 Г

Аннотация: Стихи с фронтов от военкоров (Симонов, Сурков, Полторацкий, Лапин, Хацревин, Поляков, Френкель, С.Михалков), Положение на фронтах, рассказы очевидцев. Поездка к Василию Сталину, разговор с генералом Фалеевым, разговор с В.Сталиным. Положение в Сталинграде. Разговоры с Ильюшиным, Поликарповым, Шпитальным. Беседа с генералом Костиковым про «Катюши». Перелом под Сталинградом. Московская жизнь. Беседа с Байдуковым. Разговор с Ильюшиным. Рассказ Акульшина о пленении фельдмаршала Паулюса. Разговор с генералом Роговым. Визит к Шевелеву. Беседа с командующим АДД Головановым. Погибшие военкоры на фронтах. Рассказ о 22 июне 41 г. в редакции. Рассказ о 41 г. в Москве.

Тетрадь № 21–30.08.42–26.05.43 г.

30 августа 1942 г.

9 ч. утра. Хочется спать. Кончили газету в 6 ч., но ждал до сих пор разговора с Омском, хотел поговорить с Зиной – не толковали с полгода. Сейчас она приехала туда. Но время кончается через 10 минут, видно – не выйдет.

Вот начал новую книгу дневника. Сколько их уже, и до чего разрозненные записи! Вот и сейчас только несколько строк, надо спать.

В последние дни всех особенно тревожит судьба Сталинграда. Положение его очень серьезное. Официальная формулировка сводки «северо-западнее Сталинграда» означает на самом деле то, что немцы несколько дней назад прорвались непосредственно на окраины. К тому же в результате зверских бомбежек «по площадям» город здорово выгорел – ко всем зажигалкам был выведен из строя водопровод.

Вчера, вернее, 28 августа, как будто удалось выбить немцев с окраин. Сейчас идут бои за уничтожение прорвавшейся группы.

Заводы Сталинграда не работают (по постановлению ГКО), но не вывезены. Промышленники несколько раз ходили к Хозяину с просьбой разрешить эвакуацию, но он отказывал. Последний раз он заявил очень хмуро:

– Вывозить некуда. Надо отстоять город. Все!

И хлопнул кулаком по столу.

Понемногу там начинаем активизироваться. Вечерняя сводка за 29-ое сообщает, что в районе Клетской нанесено поражение 2-ой итальянской дивизии. Куприн и Акульшин в телеграмме, данной 29.08 в 21:30 сообщают, что мы начали наступление еще 5 дней назад в двух районах: северо-западнее Клетской и в районе Клетской. Разгромлены не только 2-ая, но и 3-ая и 9-ая итальянские пехотные дивизии. Немцы подтянули свои части, но и они не могут остановить.

Очень любопытное дело! Неужели это – начало мешка немцам? Когда я показывал телеграмму в 4 ч. утра Поспелову, он ее перечел дважды и долго елозил по карте.

У Сталинграда сидит начальник генштаба Василевский. У немцев там сил много: по их данным – 50 дивизий, по нашим – 25–30 дивизий.

На Кавказе немцы за последние два дня не продвинулись, отбиты. На Западно-Калининском фронте мы уж какой день топчемся у Ржева, на его окраинах. Очень трудно с подвозом – дороги размокли.

Был корреспондент ТАСС по Западному фронту Капланский. Он записывает журналистские песни фронта. Вот они:

Песня о веселом репортере. (Симонов, Сурков). Июль ЮЗФ, 1942 г.

 
Оружием обвешан,
Прокравшись по тропе,
Нетерпелив и бешен,
Он штурмом взял КП.
Был комиссарский ужин,
Им съеден до конца.
Полковник был разбужен,
И побледнел с лица.
Но вышли без задержки
На утро, как всегда,
«Известия» и «Правда»,
И «Красная Звезда».
В блокноте есть три факта,
Что потрясут весь свет.
Но у Бодо контакта
Всю ночь с Москвою нет.
Пришлось, чтоб в путь неблизкий
Отправить этот факт,
Всю ночь с телеграфисткой
Налаживать контакт.
Но вышли без задержки
На утро, как всегда,
«Известия» и «Правда»,
И «Красная Звезда».
Еще не взвились флаги
Над деревушкой N,
А он уж на бумаге
Взял 300 немцев в плен.
Во избежанье спора
Напоен был пилот,
У генерал-майора
Был угнан самолет.
Но вышли без задержки
На утро, как всегда,
«Известия» и «Правда»,
И «Красная Звезда».
Под Купянском в июле
Полынь, степной простор…
Упал, сраженный пулей,
Веселый репортер…
Планшет и сумку друга,
Давясь от горьких слез,
Его товарищ с юга
Редактору привез…
Но вышли без задержки
На утро, как всегда,
«Известия» и «Правда»,
И «Красная Звезда».
 

* * *

Полторацкий. Сталинградский фронт. 1942.

 
Чужие жены целовали нас.
В их брачную постель
Мы как в свою ложились.
Но мы и смерть видали много раз,
Над нашим телом коршуны кружились.
Нас утешала крепкая махорка,
Мы задыхались в чертовской пыли,
И соль цвела на наших гимнастерках,
Когда у вас акации цвели.
И близкой смерти горькая отрава
Желаньем жизни разжигала кровь…
Простите нас, но мы имеем право
На мимолетную солдатскую любовь.
 

Виктор после мне объяснил, что это стихотворение написано на спор – как пародия на лирические обращения Симонова к Серовой. Виктор говорил, что их можно писать, как блины, и тут же написал их за 15–20 минут.

Б. Лапин. З. Хацревин ЮЗФ. 1941 г. (на мотив «Раскинулось море широко…»)

 
Погиб журналист в многодневном бою.
Он жизнь свою отдал с любовью (от Буга в пути к Приднестровью)
Послал перед смертью в газету свою
Статью, обагренную кровью.
Редактор мгновенно статью прочитал
И вызвал сотрудницу Зину,
Печально за ухом пером почесал,
И вымолвил:
– Бросьте в корзину!
На утро уборщицы вымели пол,
Чернила на стульях замыли.
А очерк его на растопку пошел,
И все журналиста забыли.
И только седой старичок метранпаж,
Качнув головою, заметил:
«Остер был когда-то его карандаш,
И с честью он смерть свою встретил»
А жизнь фронтовая плыла и текла,
Как будто ни в чем не бывало,
И новый товарищ поехал туда,
Где вьюга войны бушевала.
 

А в октябре – ноябре, во время Киевского окружения, и сами авторы сложили безвестно свои головы.

В. Поляков, И. Френкель. Южный фронт, 1941 г. (на мотив «Умер бедняга в больнице тюремной»)

 
Работал бедняга спецкором военным,
Долго родимый страдал.
Днем он и ночью работал бессменно:
Заметки он с фронта писал.
Вот присылают ему три заданья,
С грустью он сел в грузовик.
Тихо сказал он друзьям: до свиданья!
И головою поник…
Только проехал он два километра
Думал дела на мази
Вдруг под порывами сильного ветра,
Села машина в грязи.
Вылез, бедняга, а грязь по колено,
Стал он машину толкать.
Долго толкал он ее постепенно,
Она продолжала стоять.
Все же под вечер на фронт он явился,
Скудный добыл материал.
Но телеграфа в тот день не добился-0
Время лишь зря потерял.
Сутки не ел, был обстрелян нещадно,
Долго бомбили его.
Было обидно до слез и досадно
Он не привез ничего…
Встретив, друзья его долго молчали,
Что же им было сказать?
Всю глубину журналистской печали
Трудно в словах передать.
 

Надо будет достать еще песенки южан. У низ есть чудная песня «Давай закурим». Да, один коллекционирует песенки, а вот Фаб. Гарин на Калининском фронте завел «вдовье поминание» – список журналистов, погибших на фронте. У него – 55 фамилий.

Немцы начали пробовать налеты на Москву. 5 сентября вечером была тревога – от 7 вечера до 7:45. Летело 70 бомбардировщиков, сбили на подступах!! Зенитки не били. Вчера утром (в 9 ч.) была тревога – кончалась через час без стрельбы.

Говорил по вертушке с Дунаевским. Он в Архангельске. Началась война в Арктике. Рейдер обстреливал Диксон, был и налет. Были попытки и на другие пункты. Бомбится Архангельск часто. Город пострадал, порт, дорога, заводы нет.

С фронта приехали Лидов, Эстеркин (Курганов), Калашников. Калашников был под Ржевом. Говорит – мало сил – и у нас и у них. Немцы висят в воздухе и непрерывно бомбят передний край. Большие жертвы. Наша авиация почти не противодействует. Продвижения у нас там нет. Чуть левее – по направлению к ж.д. Ржав – Сычевка мы за пять дней продвинулись на шесть километров, вообще же в этом месте (у дороги) наши войска продвинулись вперед от Погорелова Городища на 90 км. Пленные, взятые у Ржева, рассказывают, что под Ржев прибыла танковая бригада, предназначавшаяся на африканский театр: танки ее окрашены в желтый цвет.

Приехал Устинов с Брянского фронта. Там тихо, местные действия. То же говорит и Врошунов, прибывший с Северо-западного фронта.

Интересны фронтовые словечки.

– Брехливые новости – «сарафанное радио», «солдатский вестник» (это еще и в смысле узун-кулака, т. е. длинного языка), «агентство ОГГ» (одна гражданка говорила).

– ВПЖ (военно-полевая жена).

– Продукт 61 (водка).

12 сентября.

Был сегодня во 2-м гвардейском бомбардировочном полку авиации дальнего действия (дивизия покойного Новодранова). Ему вручали гвардейское знамя.

Вечером, на газу разговорился по душам с летчиком Героем Советского Союза капитаном Молодчим. Молодой 22-летний парень, бомбил Берлин, Кенигсберг, Будапешь, Варшаву и т. д. Был, между прочим, в этом году первым над Берлином – 27 августа. Шло тогда туда 16 самолетов, остальные не выдержали огня и бомбили Штетин.

– Страшно?

– Я самый паршивый трус из всех, кого знаю. Повернуть обратно хочется до смерти. Заставляешь себя идти в огонь только мыслью о том, что это приказ, да еще приказ Сталина. Ну а над целью забываешь обо всем. Лишь бы сбросить погорячее, где почернее. Вот вы летали много? Давайте я вас свезу на Берлин. Гарантирую, что придем обратно, ну м.б. с дырочками. Я тут недавно чуть ли не 150 пробоин притащил. Ну, согласны? По рукам! Куликов (штурману) – разними… Сколько я сбил самолетов? Ни одного. И до конца войны не собью ни одного. Это – не мое дело. Я – бомбардировщик. И когда я вижу далеко-далеко немца, я, как заяц, в кусты: в облака, в низину, в сторону, готов даже обратно идти на немецкую землю, а потом где-нибудь свернуть домой.

Приехал Саша Морозов с Черноморского флота. Рассказывает любопытные вещи. Три наших последних катера, уходивших из Севастополя, подломали в пути моторы. Несет. Глянь – берег. Оказывается – турецкий. «Ну, думают, труба, интернируют. Прощай, война!». Одначе, встретили гостеприимно, отвели гостиницу, а командира – гостем губернатора, обед, прием. «Что вам нужно?» «Да вот, моторы барахлят».

Сменили, отремонтировали, указали курс к дому. Прибыли.

Врет, наверное, Саша…

Ехал он поездом до Баку, оттуда – Красноводск, Ташкент, Москва. В Баку на пристани 40 000 эвакуированных, в Красноводске – 25000 (ждут поезда, поезд – раз в двое суток, а все остальные поезда – нефть)

В Красноводске люди бросают свои вещи. Комендант – майор, подбирает их, сортирует, меняет у «кочевников» на продукты и организует из этого фонда питание раненых – ежедневно кормит 1000–1500 человек.

Любопытно перевозят нефть. Наполняют в Баку цистерны, кидают с рельс в воду, сцепляют тросом – буксир и айда в Красноводск. Там – краном наверх, на платформы и ту-ту – поезд. Говорят – идея Ширшова.

Забавно, как много и охотно все говорят о еде. Вспоминают меню прежних обедов, а ежели кто-нибудь обедает или ужинает у знакомых даровитых, то немедленно дразнит слушателей подробным перечислением блюд.

28 сентября.

Давненько не писал. Все руки не доходили. Мой начальник Лазарев уезжал «на войну» и поэтому мне пришлось быть за все. Дела наши военные остаются без особых перемен. Немцы по-прежнему жмут на Сталинград, но в их печати уже появились нотки о том, что «Сталинград потерял сове стратегическое и экономическое значение», а посему – неважен, что «мы его, конечно, возьмем, но это не обязательно должно быть скоро, т. к. мы экономим и жалеем людей». Вся мировая печать пишет о том, что немцы сейчас будут форсировать битву на Кавказе – за Грозный, Орджоникидзе, Баку. Там и впрямь дела активизировались, силы туда подброшены. В районе Моздока мы было одержали некоторые успехи: отбили обратно три крупных станицы на левом берегу Терека: Червленную, Калиновскую и Наурскую, ликвидировав тем самым угрозу флангового охвата Грозного с севера. Но сейчас немцы там опять жмут, встречая, правда, очень сильное сопротивление.

На Западном без перемен, все еще чешемся у Ржева. Кстати, Полевой на днях прислал захваченные у немцев документы: подробные описание зимней битвы за Ржев. Немцы признают там, что зимой Ржев был накануне падения.

Давай закурим. И.Френкель, Южный фронт, 1941 г.

 
Теплый ветер дует,
Развезло дороги.
И на Южном фронте оттепель опять…
Тает снег в Ростове, тает в Таганроге,
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях пожарищах,
О друзьях товарищах,
Где-нибудь, когда-нибудь
Мы будем говорить.
Вспомню я пехоту,
И родную роту,
И тебя – за то, что
Ты дал мне закурить.
Давай закурим, товарищ, по одной,
Давай закурим, товарищ мой.
Нас опять Одесса
Встретит, как хозяев,
Звезды Черноморья
Будут нам сиять.
Славную Каховку
Город Николаев…
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
А когда не будет
Немцев и в помине
И к своим любимым
Мы придем опять
Вспомним, как на запад
Шли по Украине
Эти дни когда-нибудь
Мы будем вспоминать.
 

* * *

Березка. И.Френкель. Южный фронт, январь 1942.

 
Я видел березку
На фронте в бою.
И вспомнил тебя,
Дорогую мою.
Метель бушевала,
Бил ветер в лицо,
Качал и сгибал
До земли деревцо…
Вот такая березка
Есть на нашем дворе.
Суждено ей, бедняжке,
Замерзать в январе.
Трещать от мороза,
Трогать веткой окно.
Тыловая береза…
Это ей суждено.
Ты услышишь ночью, быть может,
Тихий шорох за темным окном.
Он тебе, дорогая, встревожит,
Выйдешь ты накрывшись платком.
Вкруг тебя забушует вьюга,
А на улице – нет никого.
Ты увидишь березку-подругу,
Вспомнишь милого своего.
Походные ночи,
Минутные сны,
И кажется нам,
Далеко до весны.
Но мы довоюем,
И мы доживем,
Дождемся тепла
На пути боевом.
Я увижу березку
По дороге домой
Закурю папироску,
Постою под листвой.
От лихого мороза
Не погибла в ту ночь,
Фронтовая береза,
Словно наша – точь-в-точь.
Ты услышишь ночью, быть может,
Тихий шорох за темным окном.
Он тебе, дорогая, встревожит.
Выйдешь ты, накрывшись платком.
Теплый ветер подует с юга.
Ты подумаешь: нет никого…
И увидишь любимого друга
Встретишь милого своего.
 

* * *

Песня о матросе Железнове. С Михалков. Южный фронт, лето, 1941 г. г. Николаев.

 
В степи под Одессой не так интересно,
В степи под Одессой бомбят.
Живет под Одессой правдист всем известный
Матрос Железнов – Айзенштадт.
Однажды редактор позвал Айзенштадта,
И так ему грозно сказал:
Читал я вас в Правде, мой милый, когда-то,
Но что-то у нас не читал.
– Я еду на фронт, – Айзенштадт отвечает,
Вы дайте заданье скорей.
– Похвально, – редактор ему замечает,
Храбрец вы, хотя и еврей! (это – намек на Б. Горбатова)
И дали ему две ручные гранаты
Для дел для его боевых.
И вычел пятнадцать рублей из зарплаты
За эти гранаты Косых (начальник Издательства)
И сел Айзенштадт в захудалую Эмку,
И двинулся срочно в поход.
Удачно оформил военную темку,
Но цензор с ней сделал компот…
В степи под Одессой не так интересно,
В степи под Одессой бомбят.
Живет под Одессой правдист всем известный
Матрос Железнов – Айзенштадт.
 

Митя Зуев настаивает на записи рыночных цен на сегодня. Хлеб черный 120 р. за кило, молоко – 25 р. кружка, лук – 60–70 р. кило, масло – 1000 р. кило, яйца – 130–150 р. десяток, картофелина – 5 р. штука, помидоры – 70-100 р. кило.

За деньги народ все делает неохотно. Коссов понес починить ботинки сына частному мастеру (подметки и набойки), тот запросил полпуда муки или полпуда риса. Обещает зато поставить кожу. Я дал утюжить 2 пары брюк. Мастер потребовал хлеба. Я не дал. Взял 75 рублей.

Питание наше немного улучшилось. Сегодняшнее меню: завтрак – картошка, 3 ломтика колбасы, чай; обед – картошка, котлеты, щи, маленький кусочек леща с гречневой кашей, кисель; ужин – великолепный (необычно!) – 2 бутерброда с икрой и маслом, стакан какао с сахаром.

Со вчерашнего дня цены на водку опять повышены вдвое. В Москве большой бум: впервые не отоварили и аннулировали продуктовые карточки за сентябрь (жиры, масло). Рыбу не дают уже 2 месяца.

14 октября.

Положение на фронтах более или менее стабильное. Под Сталинградом немцы не продвинулись и интенсивность боев там за последние дни несколько ослабла. Под Моздоком – тоже. И в последних двух вечерних сводках эти пункты даже исчезли из шапки.

С Северо-западного фронта приехал наш корреспондент Сережа Бессуднов. Рассказывает, что окруженная в оные времена немецкая 16 армия все еще стоит на месте. Немцы расширили коридор, связывающий ее с основными войсками (местами до 15 км., длина его около 30 км.) и сейчас полностью снабжают армию всем необходимым по Земле (по воздуху – прекратили). Как не вспомнить слова М.И. Калинина на совещании агитаторов Западного фронта:

– М.И! А что мне ответить бойцам, когда они спрашивают – почему раньше писали о 16 армии, а сейчас нет?

– Я бы на вашем месте ответил, что окружили, а потом, ****, выпустили.

С Закавказского фронта прибыл Кривицкий. Рассказывает, что бои идут вдоль побережья, на расстоянии 40–90 км. от воды, по Хребту. Как говорит Мержанов, «наше командование удачно расположило Главный Кавказский хребет». Немцы пытались разрезать береговую колбасу на сосиски, ударив на Геленджик, Туапсе, Сухуми. Не вышло. И держат их примерно на месячной давности рубежах.

Любопытно получилось с Сухумом. Месяц назад он едва не был захвачен с налета. Два горных полка немцев, прошедших специальную годичную тренировку, не бывших в боях (их предназначали в Югославию, но они туда опоздали), состоящую из отборных молодых спортсменов, подошли с севера к главному хребту. Два местных старика-проводника провели их к Клухарскому перевалу (высота 2820 м), а затем скрытыми тропами по высотам – к Сухуму. Шли они так умело, что несколько дней не встречали никого. Шли с артиллерией, минометами. Был разработан точный график, рационы. Но – гладко было на бумаге, да забыли об аврале…

И вот в 32 км. от Сухуми они заметили впереди большое кирпичное здание. Решили, что это – казарма. Затаились, дождались темноты, послали разведку. Они выяснила, что там – пусто. Но день пропал, и он решил все. Утром немцы, решив, что все равно много времени потеряно, решили подождать свою отставшую артиллерию. И – всё! Их накрыли – осталось мокрое место!

В Сталинграде учреждения начали перебираться на левый берег Волги. В том числе – переезжали и обкомовские организации.

Маленкова спросили, где будет его ставка?

– В Сталинграде, – ответил он.

И переезды немедленно прекратились. И все стали уверены, что Сталинград решили не отдавать, раз Маленков избрал ставкой город. И он все время, все горячие дни, все бомбежки пробыл там. И Маленков сформулировал вывод: если мы решаем твердо не отдавать какой-нибудь город, надо, чтобы штабы и обком оставались там.

Поглядел он авиацию. Наши самолеты он считает хорошими (не имеет к ним претензий), но летными кадрами недоволен: многие летчики неопытны, командиры неумелы, сами на современных машинах летали мало, поэтому и других не могут научить путному. Надо будет дать передовую о летной учебе!

Сегодня под Москвой был воздушный бой, в котором принимало участие 400 наших самолетов, разбитых на «красные» и «синие» (в т. ч. около 200 «Яков»). Бою предшествовали двухдневные учения. Разрабатывались основы тактики и приемы крупно-группового боя. Присутствовали Жуков, Новиков, Ворошилов, Маленков, Шахурин и др. Прошло хорошо. Правда, два «ЛаГГа» (сейчас их по предложению Хозяина называют Ла-5) столкнулись и побились, но остальное хорошо.

15 октября.

Сенька (Гершберг) написал передовую об авиации. Вчера он был с ней у Шахурина. Тот одобрил, но посоветовал показать ее еще военным людям в ВВС. Сегодня днем по просьбе Гершберга я позвонил по вертушке командующему ВВС генералу Новикову. Он попросил поговорить сначала с начштаба генералом-лейтенантом Фалалеевым, а затем с ним. Позвонил ему.

– Буду ждать в 22:00.

Тогда я позвонил еще полковнику В.И. Сталину – начальнику инспекции.

– Говорят, Вы большой энтузиаст.

– Чего? Авиации?

– Ну, это понятно. Нет, овладения техникой.

– Это верно. Мы с Алексеем Ивановичем (Шахуриным) тут блокируемся. Приезжайте в 21:00. Вас будет встречать мой адъютант. Жду.

Сообщил о поездке Поспелову, спросил – надо ли заказывать статью полковнику, сказал – не надо, поговорили немного о поездках вообще.

Приехали. Огромный дом. Мраморные колонны. Часовой позвонил. Пришел адъютант – капитан. С удивлением увидел у него геройскую звезду, орден Ленина и Кр. Знамя.

Как оказалось впоследствии (рассказал полковник), это – герой Сов. Союза Долгушин. Он дрался в полку, составленном полковником, сбил 16 самолетов, сейчас ранен и временно находится при нем. Уходя, я спросил Долгушина: «Когда же будет 17-ый?». Он засмеялся и ответил: «Как только полковник отпустит на фронт». Молодой, невысокий, крепкий парень, с простым русским лицом, буйными светлыми волосами.

Полковник был на докладе у командующего, и мы зашли к Фалалееву. Небольшой чистый кабинет, на стене – крупная карта СССР, на перпендикулярном длинном столе – карты во всю длину стола, на шкафу – барограф. Генерал высокий, с неправильным, сужающимся вверху лицом, коротко стрижен и лысоват, полевые петлицы, кожанка в накидку (холодно). Живые, умные глаза, решительное суровое лицо, очень оживляющееся улыбкой. Часто звонил телефон, он брал трубку, давал указания по завтрашней операции.

Прочел передовую Там было указано, что полк Клещева сбил 90 машин и потерял две.

– Вранье! – сказал генерал. – Так не бывает. Вообще – полк отличный, дрался хорошо, но – вранье.

Вообще же – передовая понравилась. Попросил добавить только, что авиация работает не самостоятельно, а для земли, для войск.

Зашел разговор об авиации. Почему все говорят, что под Сталинградом у немцев превосходство в воздухе?

– Чепуха. Имейте в виду, что на любом участке будут это говорить. Ибо все судят по ударам, испытываемым ими самими. Вот если бы мы заставили нашу пехоту испытать силу нашего воздушного удара – она бы сказала, что у нас превосходство. Но она его сможет почувствовать только тогда, когда мы начнем ее бомбить. Мы же не можем бросить все наши самолеты на защиту наших войск. Бомбардировщики и штурмовики должны бить противника, истребители (в значительной степени) их прикрывать. Нашу пехоту бомбят? Так надо же понять, что это – удел войск: их стреляют, рвут машинами, снарядами, бомбами. На то и война.

– Есть ли у немцев количественное преобладание в воздухе на Сталинградом?

– Нет. Это происходит от учета. Представьте себе, что 20 «юнкерсов» полетело бомбить цель. Все части, над которыми они пролетают туда и обратно (а обратно они идут другим маршрутом) засекают их и сообщают. В горячке боя данные о курсах, типах и т. д. не сверишь. И получается, что летело не 20, а 120 самолетов.

Поговорили об освещении авиации в печати. Он отметил некоторые ошибки у нас. Я напомнил о том, как мы первое время писали, что немцы «идут на подлые уловки» (т. е. заходят со стороны солнца), «норовят ударить из-за угла» (прячутся в облаках). Он весело рассмеялся.

– Какие же тут уловки. Это – правильная тактика. И мы так стремимся. Вот вы часто пишете, что немцы позорно бежали из боя. Правильно делают, если видят, что их сейчас собьют. И нашим нередко этой разумной осторожности не хватает. Зачем лезть на рожон? Если уверен в себе, в машине – можно драться и в неравном бою. Если видишь, что противник так же опытен, а сил у него больше – зачем идти на верную смерть?

– А как вы относитесь к тарану?

– Когда я командовал авиацией на ЮЗФ, я приказал отдавать под суд тех летчиков, которые идут на таран с нерасстрелянным боезапасом. У нас какая-то мода пошла на тараны. И считают его доблестью: мол, летчик – не летчик, если он не таранил.

– Как вы считаете «Ла-5»?

– Самый лучший наш истребитель. Вы правильно акцентируете на нем в передовой.

– А «Аэро-Кобра»?

– Лучший истребитель в Европе. Но хуже наших.

– «Ме-109 г»?

– Очень хорошая машина. Но куда хуже Ла-5!

Затем я порасспрашивал об общих знакомых по ЮЗФ. Фалалеев командовал там год и был в мое время. Я напомнил ему встречи в Валуйках в конце мая. Командир полка «Пе-2» полковник Егоров сейчас командует дивизией, отлично отозвался о штурмовом полке полковника Комарова, о котором я писал.

Тепло простились, пригласил бывать, звонить.

От него зашли к В.И. Сталину. Принял сразу. Вышел, его ждали. Увидел нас.

– А, заходите!

Просторный кабинет. Простой большой стол. В образцовом порядке разложенные папки (одна выглядывает из-за другой), стекло во весь стол, стеклянный чернильный прибор, на маленьком столике слева два телефона и мегафон. На перпендикулярном столе – два атласа, на стене – политическая карта Европы. Перед ним – вахтенная книга, в которую делаются пометки телефонных разговоров. Чистота, много света. Тепло.

– У вас тепло.

– Вот от этой хреновины, – показывает на электро-печку.

Невысокого роста, стройный, с вида – юноша. Красивое, очень живое лицо, каштановые с золотистым отливом волосы, серые живые глаза, тонкий нос, тонкие губы. Верхняя часть лица похожа на отца, вообще же сильно походит на мать (Аллилуеву), и много общего в лице с Розенфельдом. Костюм – полковника, поверх меховой распахнутый жилет (черный мех). Говорит тихо, не повышая голоса, властно. Повторять не любит. Во время разговора потирает верхнюю губу (как и отец), потирает лоб или подпирает его, подпирает подбородок. Во время чтения – хмурится, улыбается, в общем – реагирует.

В характере, видно, много летного.

Курит длинную трубку. Потом бросил ее, нажал кнопку мегафона:

– Слушаю, товарищ полковник, – раздался в репродукторе голос адъютанта.

– Дай мне папиросы. Не могу курить эту сволочь, все время гаснет.

Адъютант принес пачку «Советской Грузии». Закурил, предложил нам. Задымили.

Начал читать передовую.

– Слушаю, Коля. Да. Да. Так вот будет послезавтра, вернее (взглянул на часы: 0:40) завтра… Назначено на 8. Я прилечу в начале девятого. Буду сам участвовать в бомбежке. Настоящими бомбами. Это для кино, к 25-тилетию.

Объяснил нам:

– 18-го, в Ногинске, устраиваем для кино воздушный бой и бомбежку. Поведу я сам. Снимать будет Кармен.

– Можно и нам?

– Прошу. Присылайте, кого хотите.

Вызвал полковника:

– Распорядитесь. Поезжайте с утра сами. 18-го к 8:00. Как можно ближе к старту должно быть горючего для трех Илов на четыре захода, ФАБ-100, ФАБ-250, РС, снаряды, патроны. Бомбы можно цементные. Затем горючее и боеприпасы для П-2 на два захода и для двух истребителей на один рейс. Отвечаете вы лично. Понятно. Можете идти домой.

Вернулся к чтению. Снова вертушка.

– Слушаю. Да, да… Сегодня же прикажу выяснить.

Вызвал другого полковника. Дисциплина строжайшая. Входят, докладывают, стоят смирно, уходят с поворотом, щелканьем.

– Запишите. ИЛ-2 начал штопорить. Такому-то выяснить в двухдневный срок. Испытать все. Высота не меньше 3000. Организация и контроль за таким-то. Все. Идите.

Читает. Прочел. Одобрил.

– Очень хорошо, что советуетесь с нами. Вот «Кр. Звезда» не советуется и глупит иногда. Пару замечаний – по статье. Вот насчет Клещева. Может, не надо упоминать?

– Почему? Неправдоподобно?

– Нет, не то. Все цифры точны. Этим полком за 17 дней мы сбили 51 самолет и не потеряли ни одного. Цифры точны. Потом, правда, теряли.

– Полк плохой?

– Полк отличный. Другого такого нет. Это – мой полк. Я лично подбирал каждого пилота. Готовил его 4 месяца. Хотел посадить на «кобры». Потом позвонил Шахурин: «Вася, помоги, не верят летчики в Яки.»

А я Яковлева очень ценю и самый горячий патриот Яка. На этом самолете сам тысячи полторы часов налетал. Ну и перекинул всех на Яки, чтобы показать – что стоит машина.

– Командир плохой?

– Клещев-то? Чудный человек. Молодой, а летчик… я многих летчиков знаю, сам летаю, но таких летунов не видел… Чудо! А командир – говно. Дерется, как Бог. Но захваливать его стали, в газетах пишут, в кино показали. Зазнаваться начал, вот я и придерживаю восторги.

– А вы скажите ему: вот тебя похвалили в «Правде» – значит, зазнаваться нельзя.

Смеется.

– Дальше. Вы пишите Ил-2 – противотанковый самолет. Это – неправильное название.

– Но вы помните, что его так официально называли?

– Мы заблуждались. Курите. Это еще не противотанковый самолет.

– Верно ли, что у немцев превосходство в воздухе над Сталинградом?

– Неверно. Я за это время сам там был (вот с этим полком) три раза. У страха – глаза велики. Военные любят врать. Меня и зам. начальника главного арт. управления генерал-лейтенант Корнилова застала бомбежка. Легли в канаве. Он приподнимается…

– Не вставайте, генерал!!

– Ничего…

И осколок прямо в лоб. Хотел он посмотреть, как его батареи стреляют. А я в десяти шагах, ничего, бомба помиловала. Так вот, после докладывают в Ставку бомбило 40 самолетов, на самом деле – 4!

И он повторил, чертя не бумаге, тоже объяснение этой путаницы (донесения постов ВНОС различных частей с различных участков), которое нам сделал Фалалеев.

– Но у них все-таки там сила?

– Нет. Они этого достигают быстротой маневра и решительным оголением участков, не обращая внимание на требование и жалобы войск. Но и в этом случае их не больше. Вот массированные налеты у них, действительно, сильны.

– А ну нас?

– У нас тоже неплохие.

– Как Вы считаете наши самолеты?

– Отличные машины. Но если бояться врага, тогда, конечно, отличная машина не поможет. потому и говорят иногда, что она плохая. А еще – по незнанию и неумению.

Во время разговора он часто зевает. Видимо – не высыпается. Позже он сказал, что сидит каждый день до 6 ч. утра. Объяснил, чем приходится заниматься: всем хозяйством ВВС.

– Еще одно замечание по передовой. Вы пишете: «нельзя обращаться с машиной „на ты“» …

– Это сказал Громов.

– Громов – не военный летчик. Но независимо от этого, выражение неправильное. На «ты» обращаются к хорошо и близко знакомым, на «вы» – к малознакомым. Я, например, с машиной на «ты». Я ее такое заставляю делать, что при незнакомой машине и не снится. И затем добавьте, что опыт показал, что на наших машинах можно немца, в том числе и на Ме-109 г, бить – как угодно.

Зашла речь о газетной тематике. Я сказал, что надо бы дать передовую об обмене опытом. Полковник говорил о необходимости усилить внимание качеству подготовки летчиков.

– А штурманов?

– Тоже. Но они, как показал опыт, меньше выбывают.

В заключение он предложил запросто обращаться к нему, заходите, звоните.

– Да вот давайте сегодня встретимся. Позвоните мне часиков в 19. Я соберу летчиков, поговорим.

– У нас в 20:00 заседание редколлегии о темах и подготовке к 25-тилетию.

– Ну давайте позже. Позвоните. И насчет съемки воздушного боя договоримся. А для систематической связи я к вам полковника Лебедева прикреплю. очень дельный человек. И специалист по всем делам, как и я. Будем держать связь.

Сегодня у нас опубликована нота т. Молотова об ответственности лидеров Гитлеровской Германии за зверства в Европе. В ноте в числе этих лидеров назван Гесс (идет на третьем месте). А ниже сказано, что предлагаем незамедлительно судить лидеров, уже попавшихся в руки стран. Т. е. предлагаем англичанам судить Гесса. Интересно, как они вывернутся из столь деликатного положения?

Сегодня – год Московской страды. Ровно год назад москвичи подались на восток. Кончив номер в 5:30 утра (уже 16 октября), мы вспоминали об этой дате. решили отметить свою вахту.