Текст книги "Яков. Воспоминания (СИ)"
Автор книги: Лада Антонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]
– С половины шестого до половины седьмого. Ждал, – вздохнул он, – но вот не дождался.
Не врет. Варвара Тимофеевна указала то же время. А еще, по расчетам доктора Милца, примерно в это время была убита Анастасия. Так что получалось, что убить ее Никита никак не мог. Но и отпускать его сейчас никак нельзя. Его найдут и убьют. Да и казалось мне, что он еще что-то знает. И даже сказал бы, возможно. Только я пока не знал, о чем именно спрашивать. Так что пусть пока в камере посидит, целее будет:
– Ну, вот и придется тебе пока у нас посидеть.
И я вызвал дежурного.
Белов одарил меня все тем же прямым недоверчивым взглядом. Но сопротивляться и возражать не стал, пошел спокойно.
А ему навстречу в кабинет вошел запыхавшийся Коробейников:
– Вчера на кладбище не было никаких похорон.
Интересная новость.
– Это что же получается, этот кладовщик врет? – задумался я. – А куда же они дели тело?
– Стало быть, если схоронили тайно, – сказал Антон Андреевич, – значит, точно убийство.
– Поехали на склад, – велел я Коробейникову, надевая пальто. – Наверняка убийство Насти связано со смертью ее жениха.
На складе за это время ничего не изменилось. Было все также пыльно и пусто. И никого. Только в углу какой-то мужик набивал стружкою холщовый мешок, уминая его ударами кулака.
– Милейший, – обратился я к нему, – полиция!
Реакции не последовало. Мужик и головы в нашу сторону не повернул.
– Полиция! – громко крикнул Коробейников, удивленный и обиженный таким пренебрежением.
– Зачем кричать? – Фидар подошел сзади, так тихо, что я чуть не вздрогнул от неожиданности. – Он глухой. Это Митяй, наш работник. Глухонемой. Здесь он и живет.
Фидар потряс немого за плечо, привлекая его внимание:
– Митяй! Иди! – и пояснил для нас: – Он по губам читает.
Митяй повернулся, увидел нас с Коробейниковым. Зыркнул зверовато и пошел прочь. Я проводил его взглядом. Дикое он производил впечатление, этот немой. Тяжелый взгляд исподлобья, изуродованное шрамами лицо, одно ухо искалечено, будто было когда разорвано. Ну, чистый дикарь. И ходит также, ссутулившись, свесив могучие лапищи почти до колен. Колоритный персонаж. Аж мурашки пробирают.
– А что, собственно, произошло, Ваши благородия? – осведомился Фидар.
– Вчера на кладбище никто не хоронил, – ответил ему Коробейников. – Ни Настасья, ни кто-нибудь другой. Что Вы об этом скажете?
– Куда вы дели тело Сажина, – поддержал я расспросы Коробейникова и добавляя им строгости.
– Я же уже говорил, – с показной искренностью, как бы сожалея о нашей забывчивости, произнес Фидар, – Настасья покойника забрала. Ночью это все произошло. До утра покойник лежал здесь. Утром она подводу подогнала. Мы с немым тело погрузили. Она его и увезла. А что, не хоронила, да? Ой, незадача!
Да он даже не пытался выглядеть правдоподобным в своем вранье! Понимал, как видно, что раз мы пришли спрашивать, стало быть, предъявить нам пока нечего. Нет у нас ничего, одни предположения да догадки. И в этом он прав, к сожалению. Эх, взять бы его в оборот, допросить как следует! Да только не за что пока брать. И хоть я вижу, что он лжет нам в лицо самым наглым образом, мое видение к делу не пришьешь.
Коробейников не выдержал, повысил тон:
– Что же у вас тут творится? Сперва покойник исчез, потом Настасья сама покойница! Сгинул человек без креста, без могилы! А вы ничего не знаете?
– Я ничего не знаю! – закачал головой Фидар. – Настасья тело забрала!
– А деньги за бой Сажина, – сменил я тему, – кто получил?
– Она и получала, – уверенно ответил Фидар. – У нас расписка есть.
Вот тут он не соврал, похоже. Совсем другим тоном он это сказал.
– То есть получается, что все ваши знали, что она должна была получить большой куш? – уточнил я.
– И не наши. А почитай, все.
Не думаю, что мы сможем от него получить что-то сейчас. Может быть, позже, когда у нас появится на него хоть что-то.
– Из города не уезжать, – предупредил я Фидара, – будем еще с вашим покойником разбираться.
И, кивнув Коробейникову, пошел к выходу. Но Антон Андреевич не последовал за мной. У него, как оказалось, был к Фидару еще один вопрос:
– Сметень, что это за удар такой?
Ну, все понятно. Живое воображение моего помощника впечатлено сказочным богатырским смертельным ударом. Хоть бы анатомию почитал на досуге, что ли!
Фидар усмехнулся:
– О, куда повернули! Уже и полиция подозревает.
– Есть он или нет? – строго спросил его Коробейников.
– Может, кто и владеет, – добавив загадочности в тон, сообщил Фидар, – но никто не имеет права его применять.
Мне надоело слушать сказки. И строго окликнув своего помощника, я наконец-то покинул грязный склад. Дел у меня и без сказок хватало, некогда развлекаться. А Коробейников, за-ради уменьшения романтизма, пусть-ка пока за немым проследит. Подозрителен был мне чем-то этот немой Митяй. Хоть и не мог я точно сказать, чем именно.
Поздно вечером, когда я уже готовился к сну, меня внезапно вызвали в управление. Никита Белов бежал из-под стражи. Уложил кулаком дежурного с Коробейниковым и сбежал. Ах, дурак! Не поверил мне все-таки, побоялся, что до него и в камере доберутся. Надеюсь, он не убил никого при побеге. Коробейников, вполне живой, но с роскошными фингалами под обоими глазами, докладывал взволнованно:
– Яков Платоныч, я ума не приложу, как такое могло произойти! Он будто из-под земли выскочил, и как даст! Я…
– Это я как раз вижу! – убедившись, что все живы и относительно целы, я дал волю раздражению.
– Я терзаюсь сомнениями, – расстроенно и слегка испуганно произнес Антон Андреич, – а что, если он меня этим сметнем угостил?
– Вот Вы о чем! – мнительность и склонность к мистицизму моего помощника всегда меня раздражала. – Боитесь, что фигура с косой к Вам приближается?
Антон Андреевич смотрел на меня со смущенным и совершенно несчастным видом:
– Просто любопытно. Через какое время он подействует.
Он так напуган и так несчастен, что даже сердиться толком на него невозможно!
– Подействует, несомненно подействует, – ответил я ему успокаивающе, – лет так через пятьдесят-семьдесят.
И, оставляя Антона Андреевича с его переживаниями, обратился к городовым:
– Квартал окружите. Он далеко не уйдет.
– Уже все сделано, Ваше высокоблагородие, – донесся до меня виноватый голос из темноты.
Ну, да, городовые тоже переживают. Позору-то на весь город – из полицейского управления сбежал задержанный, попутно набив морды двоим полицейским. Ох, и распереживается завтра милейший Иван Кузьмич!
Выследили беглеца достаточно быстро. Дворник указал, что бежавший от управления человек спрятался на чердаке. Городовые окружили дом и приготовились к захвату. А я решил сперва поговорить с Никитой, хотел попробовать ему объяснить, что не подозреваю его в смерти Насти. И что в управлении он будет в безопасности. Чем-то он мне нравился, хотелось с ним по-человечески. Да и брать такого бойца лучше миром, а то он мне половину участка отдыхать отправит, пока заломаем. И, приказав никому не соваться в дом, я поднялся на чердак.
Он появился со спины, выбил пистолет. Но и только. Чувствовалось, что вреда мне причинять он не хочет. Я схватил его, завел за спину руку, спросил спокойным голосом:
– Зачем бежал?
– Потому что все вы одним миром мазаны! – прошептал Белов. – Все равно б меня убили, за Сажина Илюху!
Ну точно, не поверил и испугался, как я и думал.
– За сметень? – уточнил я.
– А, и ты туда же, – рассмеялся Белов.
Я выпустил его из захвата:
– Да не верю я ни в какой сметень!
– Ну и не верь, – ответил он мне.
И следующим, что я увидел, был летящий мне в лицо кулак. И темнота.
Очнулся я от того, что меня тормошил околоточный надзиратель Ульяшин:
– Яков Платоныч, жив?! Яков Платоныч!
Голова раскалывалась, и крики Ульяшина добавляли болезненных ощущений. Я с трудом открыл глаза.
– Яков Платоныч! Живой! – обрадованный Ульяшин помог мне сесть.
– Нет, уже дух, – сердито сказал я ему, садясь самостоятельно и пытаясь оценить нанесенный мне ущерб. Ущерба вроде бы было немного. Собственно, кроме гудящей головы и ссадины на виске, похоже, что никакого. Надо же, как он меня аккуратно!
– А, шутить изволите, – облегченно выдохнул Ульяшин. – А этот где?
– Стой, стрелять буду! – донесся до нас с улицы крик городового.
– Не стрелять! – я попытался подняться. Голова кружилась.
Ульяшин, который уже выхватил пистолет, чтобы догонять супостата, аж взвыл от обиды:
– Ну, как же это, Яков Платоныч!
Конечно, для них дело чести теперь разобраться с преступником, бежавшим из полицейского управления, положив в нокаут попутно уже трех полицейских. И ловить они его будут рьяно. Только вот, скорее всего, и пристрелят как бы случайно, «за сопротивление аресту». А я смерти Белову вовсе не желал, хоть и зол на него был сейчас за то, что он меня ударил.
– Не стрелять! Это приказ! – мой крик колокольным звоном отдался в больной голове, но, вроде, подействовал. Выстрелов было не слышно.
Одна беда, мы так его и не поймали. Ушел чердаками да крышами. Видно, город знает отменно. Ну да и Бог с ним. Во-первых, не так уж он мне и нужен сильно. А во-вторых, понадобится, так я его все равно найду.
И, отдав городовым приказ сворачивать облаву, я отослал домой Коробейникова, да и сам отправился спать. По опыту я знал, что при ударах по голове сон лучший лекарь.
Утром меня в управлении встретил Иван Кузьмич, крайне расстроенный, как я и ожидал.
– Ну, нет Вам оправдания, Яков Платонович! – набросился он на меня прямо с порога. – Подозреваемого в убийстве упустили!
Я ответил, морщась от громкого звука его голоса:
– Не мог он убить. Он приходил к Анастасии Калинкиной домой в то время, когда ее убивали в роще. Ну, какой смысл было ему мозолить глаза, если бы он задумывал это преступление?
Ивану Кузьмичу моя версия явно по нраву не пришлась. Он любил, когда дела расследовались быстро. А еще лучше, моментально. И, видимо, уже успел обрадоваться, что мы поймали убийцу, и дело можно закрыть, а я тут со своими неясными стремлениями копать глубже, чем надо! Что тут копать, когда закрыть-то можно! И он попытался меня убедить в правильности своего понимания ситуации:
– А может быть, что он хитрый! Что он специально сделал этот отвлекающий маневр?
Я покачал головой и тут же пожалел об этом, потому что она заболела еще сильнее.
– Не думаю.
– Не думаете! – Иван Кузьмич был недоволен крайне. – Рапорт пишите!
Что ж, рапорт так рапорт, нам не привыкать:
– Через полчаса будет у вас на столе.
– И еще, – Иван Кузьмич под локоток отвел меня в сторону от чужих ушей. – Я имел уже разговор с городским головой. Не стоит раздувать это дело с бойцами! Парень этот умер от естественных причин.
Понятно. Крымов уже успел подсуетиться.
– А его невеста? – поинтересовался я у Ивана Кузьмича.
– Уверен, – ответил он мне увещевающим тоном, – одно другому не противоречит.
От подобных разговоров у меня голова болит безо всяких по ней ударов. Ненавижу я, когда начальство велит мне что-либо прикрыть или не заметить. Поэтому и ответил я с некоторым раздражением, давая понять Ивану Кузьмичу, что вопрос для меня весьма принципиален:
– Но вот только я не уверен!
– Яков Платоныч! – в голосе полицмейстера появился металл. – Этот Сажин скончался от естественных причин. И хватит об этом!
– Ну, а где же тело? – я еще надеялся убедить Ивана Кузьмича не запрещать мне расследование.
– Тем более! Если тела нет, не о чем говорить!
И он повернулся, собираясь уйти в свой кабинет. Я остановил его в дверях.
– Только один вопрос: а почему же власти города не запретят сии сомнительные игрища?
Иван Кузьмич вздохнул тяжело, посмотрел раздраженно и, со словами: «Жду от Вас рапорт!», удалился в свой кабинет, так и не удостоив мой вопрос ответом.
Впрочем, ответ мне нужен и не был, я его и так знал. Крымов хочет – Крымов получает. Да только не от меня! Не принудят меня закрыть расследование. Потому что я уверен, что со смертью Сажина что-то нечисто. И Крымову меня не запугать. Да и чем меня пугать-то? Увольнением? Ну уволят меня. Так найдется для меня другой Затонск. Мне-то без разницы! Так что буду расследовать дело своим чередом, а там посмотрим еще, кто кого.
И я отправился к себе в кабинет составлять требуемый начальством рапорт.
Я писал, сочиняя казенные фразы, а мой помощник, уже пришедший в себя после ночного испуга, пытался отрабатывать удар правой на чашке с чаем, стоящей на каминной полке. Вот она, молодость. У него, небось, и последствий вчерашнего удара уже никаких, и даже голова не болит.
Коробейников едва не скинул чашку с полки, смутился, и обратился ко мне:
– Я вот что думаю, Яков Платоныч, надо к логову Фидара подойти с другой стороны.
Я улыбнулся. Молодой энтузиазм Антона Андреевича меня забавлял. Видно было, что после вчерашнего конфуза ему не терпится проявить себя.
– Это с какой же? – поощрил я его вопросом.
– С противоположной! – поднял палец Коробейников, дабы подчеркнуть значительность сказанного. – Я притворюсь, что хочу стать его учеником, узнать все секреты кулачного боя!
– Ну и что это Вам даст? – меня заинтересовал ход его мыслей.
– Вдруг он проговорится и расскажет про сметень?
Таинственный сказочный сметень явно будоражил воображение моего помощника. Да и деятельная его натура требовала активности. Ладно, пусть идет. Глядишь, и впрямь что выяснит. А главное, будет занят, и я смогу побыть в тишине.
– Неплохая идея, – разрешил я. – Пробуйте, только не увлекайтесь, Антон Андреевич. Не нужно сразу вызывать Фидара на поединок.
– Да! – обрадованно пообещал мне Коробейников, быстро надевая пальто.
Я проводил его улыбкой. Ох уж этот молодой энтузиазм! Но не стоит мне над ним смеяться слишком. Провалами в памяти я не страдаю, так что отлично помню, что в возрасте Антона Андреича я мало чем от него отличался.
Я, окончив рапорт, решил отправится побеседовать с господином Крымовым. Как-то уж чересчур быстро он постарался прикрыть мое расследование. Может, ему все-таки что-то известно? Разумеется, я не слишком рассчитывал на его откровенность. Но, что греха таить, мой визит к Крымову преследовал и иную цель. Хотелось мне показать этому богатею с замашками удельного князька, что его угрозы меня не испугали и не остановили.
Крымова я застал на выходе из конторы, садящимся в экипаж. Увидев меня, он помрачнел и сделался раздраженным:
– Мне казалось, что мы все прояснили во время последнего разговора.
Я подошел и поставил саквояж на пол экипажа. Так просто, чтобы не сорвался и не уехал:
– Что-то я не помню такой ясности.
– А разве господин полицмейстер не довел до Вашего сведения…
Я перебил его:
– Осведомлены. Только то, что доводит до моего сведения господин полицмейстер, Вас не касается. Где Вы были третьего дня с пяти до семи вечера?
Такой наглости Крымов от меня явно не ожидал. Даже рассмеялся недоверчиво:
– Вы с ума сошли?
– На вопросы отвечайте, иначе продолжим этот разговор у меня в кабинете.
Я откровенно хамил, выводя его из равновесия. И он взбесился-таки:
– Да Вы понимаете, что вылетите из этого города, как пробка из бутылки?!
Я рассмеялся ему в ответ:
– Да, может, оно и так. Но для начала я отвезу Вас под конвоем на глазах у всего города.
Похоже, до Крымова наконец-то дошло, что я не шучу. И что не сдамся. Он сбавил тон:
– Что Вы хотите?
– Где Вы были третьего дня, с пяти до семи вечера? – повторил я свой вопрос.
– Здесь я был! Меня видели два десятка служащих. А в чем дело?
– В это время была убита Настя. Анастасия Калинкина, ваша работница.
Крымов развеселился:
– И как Вы себе это представляете? Я завлек бедную девушку в рощу и убил?
– Я задаю вопросы, на которые Вы обязаны отвечать, – боже, как же он меня бесит! Впрочем, я его тоже.
– На каком основании Вы отнимаете у меня время?! – почти зарычал он мне в лицо, сдерживаясь из последних сил.
А вот у меня самообладания побольше будет. И я продолжил по-прежнему ровным, холодным тоном:
– Ваши гладиаторские бои привели к убийству двух человек. И я сделаю все, чтобы их закрыть.
Вот теперь он взбесился окончательно! Зубы сжал так, что аж желваки на скулах выкатились. Выплюнул мне прямо в лицо, сквозь зубы:
– Руки коротки, понял?! – но тут же взял себя в руки, продолжил куда спокойнее: – И при чем здесь гладиаторские бои? Приходят любители померятся силой. Простые люди, рабочие, мастеровые. Они все имеют работу. А это для них забава! Белов, например, работает в каретной мастерской. А Илья-покойник вообще из деревни, работал грузчиком.
– Однако, бойцы ваши вознаграждение получают, – уточнил я.
– Ну и что? – продолжил прикидываться овечкой Крымов. – Я тоже любитель. И плачу им премии за победу из своего кармана.
Ну скажи на милость, какой благотворитель нашелся! Прямо-таки меценат кулачных боев! А то я не знаю, сколько приносит букмекерский бизнес, да еще не обложенный налогами.
– Только прибыль от ставок Вы в этом кармане и оставляете, – улыбнулся я ему, глядя прямо в глаза.
Терпение Крымова лопнуло. Он понял, что не сможет меня ни испугать, ни уговорить. И снова взбесился:
– Все! Не слова больше без адвоката! – он толкнул кучера тростью в спину, и экипаж так резко тронулся, что я едва успел подхватить свой саквояж.
Я был удовлетворен и доволен. Я показал Крымову, что не боюсь его, чем потешил свое самолюбие. Я принудил его все-таки отвечать на мои вопросы, вопреки его желанию. Но самое главное, вопреки моим же ожиданиям, я все-таки получил от него полезную информацию, и теперь знаю, где мне разыскать Никиту Белова.
Я стоял на улице напротив каретной мастерской и наблюдал. Мне хотелось сперва определить, где прячется Белов, прежде чем подходить. Мне нужен был спокойный разговор, а не драки и скачки с препятствиями. В том, что он здесь, я был уверен. Некуда ему было больше идти. Через малое время я заметил, как каретник подошел к сараю с миской похлебки и куском хлеба, сунул их за занавеску. Ну, вот, голубчик. Теперь я точно знаю, где ты. Осталось убедить Никиту, что я не собираюсь его арестовывать, а хочу просто поговорить.
Я прошел в сарай и встал подле занавески:
– Белов, меряться силой я больше с тобой не намерен. Револьвер у меня на тот случай имеется. Я знаю, ты не убивал ни Настю, ни Илью. Мне поговорить с тобой нужно.
Поверил. Или просто не было сил у него больше бегать. Вышел из-за занавески, присел устало на бочку:
– Ну, давайте поговорим, что ж.
– Мне интересно все, что ты знаешь о Сажине. Вы ведь были друзьями.
– Приятелями, – поправил меня Белов, – но не друзьями. Не знаю я, чего бы Вам такого рассказать особенного. Обыкновенный парень из деревни. Невеста его из той же деревни. Отец у него был лучший боец в округе. По праздникам сходились они там стенка на стенку, деревня на деревню. Так Илюха и пристрастился к этому делу, да решил в городе счастья попытать.
Белов рассказывал все, что знал, это видно. Вот только это все не то, что мне нужно. А я не знал, как задать правильный вопрос, о чем спросить. Поэтому спросил наобум:
– Ну, а может ты чего заметил странного перед этим последним боем?
Белов задумался:
– С Головиным он, с доктором связался.
– Кто такой? – насторожился я.
– Да, вертится тут вокруг боев этот доктор, – объяснил Никита неодобрительно. – Кто поломается, так он подлечит. Я говорил Илюхе, не связывайся с ним. Снадобья всякие, зелья заграничные продает.
Ну вот мне и новое направление следствия! То, в чем я так нуждался.
Я оставил Белова прятаться в каретном сарае, а сам отправился побеседовать с доктором Головиным. Надо же выяснить, что за снадобья такие заморские он продает, после которых бойцы мрут.
Дом Головина я легко разыскал по наводке Белова. И с удивлением увидел у крыльца своего помощника:
– Коробейников! После свидания с Фидаром прямиком к доктору?
Коробейников, сказать по правде, на травмированного похож сейчас не был, даже несмотря на свои роскошные синяки. Был он возбужден и азартен. Ну, явно накопал что-то.
– Да, но не совсем, – от возбуждения формулировки Антона Андреевича ясностью не страдали. – Мне удалось выяснить, что этот доктор Головин…
– Продает бойцам какое-то заграничное зелье? – продолжил я мысль моего помощника.
Лицо Коробейникова осветилось изумленным восторгом, как всякий раз, когда мне удавалось предугадать его слова:
– Совершенно верно! А Вы откуда узнали?
Надо бы мне все-таки сдерживать торопливость своих мыслей и слов, а то Антон Андреич с его тягой ко всему необыкновенному, скоро и меня в медиумы запишет.
– Это потом. А вы откуда услышали?
Коробейников понизил голос, для подчеркивания секретности полученных им сведений:
– Фидар у себя на складе говорил.
В это время скрипнула, открываясь, дверь дома доктора, и сам хозяин вышел на крыльцо. Вспомнишь солнце, вот и лучик?
– Доктор Головин, если не ошибаюсь?
– Да, чем могу служить? – повернулся к нам доктор. И тут же, увидев синяки Коробейникова, разулыбался: – А, это сотрясение мозга на лицо! Примочечку, компрессик. Молодой еще, заживет как на собаке.
Видно, доктор принял нас за неожиданных пациентов. Я представился:
– Полиция. Следователь Штольман. Вы задержаны.
Ого, как он испугался! Побледнел весь:
– Я? За что? На каком основании?
– А на том основании, – ответил я ему, – что Вы подозреваетесь в использовании недостаточно проверенных препаратов. И причинении смертельного ущерба для здоровья человека.
Доктор Головин выглядел все больше изумленным и перепуганным:
– Этого не может быть. Не может быть! Послушайте меня! Я испытывал эти препараты на самом себе! Взгляните! И ничего!
– А вот с этим «ничего» мы и будем разбираться, – сказал я ему максимально твердо.
И мы с Коробейниковым препроводили доктора в управление, заодно прихватив с собой весь арсенал его препаратов для проведения экспертизы.
Попав в мой кабинет, доктор Головин изо всех сил пытался продемонстрировать нам свою готовность к сотрудничеству:
– Сажин обратился ко мне задолго до этого боя, – рассказывал он, – жаловался на повышенную усталость.
– Может, его мучила какая-то болезнь, хворь? – спросил Коробейников.
– Да ему надо было побольше отдохнуть, сделать перерыв! – возмутился доктор.
– Силенок не хватало? – поинтересовался я, рассматривая очередной пузырек со снадобьем.
– А, ну, при его данных ему хотелось зарабатывать больше денег, – пояснил Головин. – Это до поры до времени удавалось. Но организм не обманешь.
Антон Андреич уточнил:
– То есть, дрался на износ.
– Можно сказать, что так, – повернулся к нему доктор.
Я вернул к себе его внимание:
– А что произошло перед последним боем?
Доктор Головин снова очевидно занервничал:
– Я дал ему препарат, естественно, предварительно проверив его на себе. Ума не приложу, что могло случиться! – и он демонстративно развел руками, подчеркивая свое неведение.
Мне начал надоедать этот театр. Надо слегка надавить на доброго доктора. И я произнес несколько саркастически:
– Он умер.
– Я этому не верю! – доктор Головин всеми средствами продолжал демонстрировать мне свою непричастность к ситуации со смертью бойца. – Я не верю этому!
– А вы отдаете себе отчет, – возмущенно прервал его Коробейников, – что он мог погибнуть из-за ваших лекарств! И что ж за чудо-препарат такой, позвольте узнать?
Доктор, перепуганный донельзя гневом Антона Андреевича, прижал руки к груди, умоляя меня ему поверить:
– Ну, это недавно синтезированный препарат из Германии. Он увеличивает выносливость, стимулирует и подкрепляет нервную систему!
М-да, прямо-таки не лекарство, а панацея какая-то!
– А Вы правильно рассчитали дозу? – спросил я Головина.
– Конечно! – уверил он меня. – Я дал ему три пакетика по два миллиграмма. Объяснил, как принимать.
Ответил, называется. И откуда мне может быть известно, это правильная доза для этого препарата, или нет? Впрочем, доктор Милц разберется, я уверен.
– И где теперь труп Вашего пациента? – ехидно поинтересовался у доктора Коробейников.
Судя по всему, ему доктор Головин тоже не слишком нравился.
Вопрос о трупе вновь привел доктора в состояние абсолютно перепуганное:
– Да откуда же мне знать! – вскричал он и всплеснул руками.
– А кто же должен знать, по-вашему? – продолжал давить на него Антон Андреевич. – Долг врача лечить безопасно, быстро!
От его бурных эмоций у меня снова разболелась голова. Пойду-ка я к доктору Милцу. Препараты Головина ему отдам на экспертизу, да, может, попрошу чего-нибудь от головной боли.
Головин, увидев, что я собираюсь уходить, оставив его наедине со взбешенным Антоном Андреевичем, чуть не за рукав меня ухватил:
– Господин следователь, я не понимаю…
Не понимаешь? Ладно, объясню:
– Вы задержаны до выяснения всех обстоятельств.
На лице Головина отразилось смесь возмущения с изумлением и страхом.
Но в этот момент дверь кабинета отворилась, и мне стало некогда объяснять доктору происходящее, потому что вошедший дежурный доложил о найденном трупе. Ульяшин посыльного прислал. На пустыре откопали.
Еще один труп? Что-то они множатся! Или этот не по нашему делу? Ладно, на месте разберемся. Я приказал дежурному отправить доктора в камеру, а сам, вместе с Коробейниковым, поехал на пустырь.
На пустыре возле свежевыкопанной ямы и вправду лежало тело, завернутое в мешковину. Рядом стояли городовые и пара мужиков с лопатами. А у куста, опираясь на верный свой велосипед, почему-то стояла Анна Викторовна Миронова. На меня она не смотрела, делая вид, что ее крайне интересуют листики на веточке. Она-то как тут оказалась? Но мне недосуг было об этом размышлять, потому что меня отвлек Коробейников:
– Яков Платоныч, я вчера здесь видел немого с лопатой, Митяя.
Все интереснее и интереснее, с каждой минутой. Похоже, наше застрявшее дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки.
Ульяшин вытянулся передо мной во фрунт:
– Ваше Высокоблагородие! Вот, откопали.
Коробейников наклонился к трупу, отвел кусок мешковины, закрывающий лицо:
– Ну дела!
А Ульяшин продолжил:
– Три дня, почитай, пролежал, но мужики опознали. Сажин, говорят, известный боец.
– Как его нашли? – спросил я.
Ульяшин смущенно кивнул в сторону Анны Викторовны. Этого только не хватало! Снова она вмешивается, снова играет в детектива! Я подошел к ней решительно, и очень требовательно спросил:
– Как?!
– Мне показали! – Анна Викторовна смутилась моего гнева, даже попыталась отступить, да велосипед помешал.
– Кто?! – мое недовольство нарастало.
– Этих свидетелей Вы не сможете вызвать, – потупилась Анна.
Так, понятно. Снова эти ее видения. И она вновь бросилась их проверять, не поставив меня в известность. Ну ничему ее жизнь не учит!
– Анна Викторовна, Вы что, не понимаете?! То, что Вы нашли тело, бросает на Вас подозрение в соучастии!
Ну, положим, никаким таким подозрениям я ходу не дам, конечно. Найду, как объяснить эту находку. Но может быть ей, как дочери адвоката, такие аргументы понятнее будут?
Она посмотрела на меня с недоумением, ответила удивленно:
– Вы что, меня теперь подозревать будете?
Вот и все с моими аргументами. Она знает, что я ей поверю. Она верит, что я ее не заподозрю. Приятно, конечно, такое доверие. Но оно вовсе не снижает моего раздражения ее вмешательством:
– Я – нет. Но как я объясню полицмейстеру и прокурору этот ваш… феномен?!
Задумалась, оглянулась. И тут же мгновенно нашла ответ:
– А вот Вы скажите, что это Коробейников нашел! Потому что он здесь вчера проходил.
Я бросил сердитый взгляд на своего помощника. Сообщив мне, что видел вчера на пустыре Митяя, он как-то забыл мне рассказать, что прогуливался тут не один. Стало быть, за моей спиной действуете, Антон Андреевич? И вмешательство посторонних в процедуру следствия покрываете? Ну, я Вам это еще припомню!
– А почему Вы ко мне сразу не обратились? – спросил я Анну Викторовну.
– Потому что Вы мне бы опять не поверили, как всегда! – сказала она с вызовом. – А вот господин Ульяшин сразу откликнулся.
Я посмотрел на Ульяшина. Тот мгновенно отвернулся. Очень его, видно, заинтересовали миграции ворон в кронах деревьев. Правильно, Ульяшин, соображаешь. Я очень тобой недоволен. И недовольство свое выражу недвусмысленно, надолго запомнишь.
Черт знает что, а не управление полиции. Такое впечатление, что Анна Викторовна руководит всеми моими подчиненными. Заколдовала она их, что ли? Что угодно сделают по ее просьбе!
А Анна тем временем, не обращая внимания на раздраженное мое состояние, заглянула мне в глаза с тревожной улыбкой, спросила робко:
– Яков Платоныч! А как Вы себя чувствуете?
От нежной ее заботы мое раздражение начало стремительно испаряться. Я невольно улыбнулся в ответ на ее улыбку:
– Превосходно.
И отошел поскорее, чтобы не растерять остатки злости, не превратиться в улыбающегося добряка под ее ласковым и тревожным взглядом. И впрямь, есть в этой девушке что-то сверхъестественное, если она одной улыбкой способна погасить пожар моего раздражения.
Коробейников пошел мне навстречу, привлекая мое внимание. В руках он держал обрывок веревки:
– Веревка! Я нашел вчера ее на складе Фидара. На трупе точно такая же!
Молодец, это он верно подметил. А еще, если мне память не изменяет, на такой же веревке была повешена Настя. Похоже, все пути этого дела ведут все-таки на склад.
– Тело Милцу отправляйте, на исследование, – приказал я Коробейникову. – А сами к Фидару, привезите его в управление. Только городовых с собой возьмите.
– Слушаюсь!
Коробейников резво отправился выполнять мои указания. А я, оглянувшись, заметил, что Анна Викторовна по-прежнему стояла на том же месте, и рассматривала кусты. Я окликнул ее:
– Анна Викторовна! Вы так и будете там стоять?
Не повернулась. Не шелохнулась даже. Стояла, напряженно уставившись куда-то в чащу кустов, будто видела там что. Я подошел решительно. Не шевельнулась, по-прежнему глядела в одну точку. Взял за локоть, встряхнул несильно. Она вздрогнула, будто просыпаясь, побледнела, покачнулась даже. Лицо приобрело испуганное и какое-то беззащитное, что ли, выражение. Как бы чувств не лишилась! Я поддержал ее под локоток:
– Что с Вами?
Анна вцепилась в мой рукав испуганно и сдавленным от волнения голосом произнесла, указывая все на тот же куст:
– Я… Я видела человека!
– Какого человека?
– Он дрался с кем-то! И это лицо… – она прикрыла глаза, видимо, припоминая, – это лицо, оно знакомо мне!
Я вздохнул:
– Где Вы его видели?
Глупый вопрос, если рассудить. Но я все равно каждый раз надеялся получить более внятный ответ, чем ссылку на ее видения.
Анна помахала рукой перед собой:
– Здесь…
Не в этот раз, Штольман. Возможно, в следующий раз будет более логичное объяснение, но сейчас это, увы, лишь снова видения впечатлительной барышни, насмотревшейся на несвежий труп. И нужно поскорее увести ее отсюда, пока ей совсем худо не сделалось.
