Текст книги "Яков. Воспоминания (СИ)"
Автор книги: Лада Антонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]
А еще, как бы не было мне сложно себе в этом признаться, я просто хотел ее видеть. После исповеди Прохорова, после всего этого дела на душе оставался омерзительнейший осадок. И я точно знал, что, или, вернее, кто сможет его развеять в одну минуту.
Анны Викторовны дома не оказалось, но, по словам маменьки, она должна была прибыть с минуты на минуту. А в ожидании ее я в обществе Марии Тимофеевны Мироновой разыгрывал мучительный спектакль под названием «светская беседа». Или «допрос с пристрастием», так будет точнее.
– Может быть, все-таки чайку? – Марья Тимофевна улыбалась мне вежливо, но я отчетливо чувствовал, насколько я ей не нравлюсь. И не мог ее не понять: сыщик с репутацией дуэлянта и волокиты – оживший кошмар матери юной девицы.
– Нет-нет. Благодарю.
Я улыбался вежливо и из последних сил сдерживался, чтобы не сбежать.
– Надолго Вы к нам? Я Затонск имею в виду.
– Трудно сказать. Наперед не загадываю.
– А позвольте узнать, Вы женаты?
Экая, право, прямолинейность. Сильно, видимо, она о дочери беспокоится.
– Нет. И не был.
– А что ж так? – улыбка стала еще более колючей. – Достойной спутницы не нашлось?
– Ну, скорее, меня не находят достойным.
– Ну, это зря – улыбнулась она мне в ответ.
Еще пара вопросов, и я точно сбегу.
Но тут, как ответ на мои молитвы, в ворота сада въехала Анна Викторовна на своем велосипеде. Я с почти неприличной стремительностью поднялся ей навстречу. Она подъехала, ослепила нас с Марьей Тимофеевной нежной своей улыбкой:
– Пойдемте в сад?
Я поклонился Марии Тимофеевне:
– Спасибо за чай.
Она кивнула мне в ответ. Видно было по выражению лица, что перспектива прогулки ее дочери по саду в компании всяких там сомнительных сыщиков ей вовсе не нравилась. Но перечить не стала. Похоже, очаровательная Анна Викторовна из родителей веревки вьет.
Мы шли по аллее и беседовали. Анна, сегодня снова напоминавшая сорванца, слезла с велосипеда и шла рядом со мной.
– Хотели бы иметь этот амулет, Анна Викторовна?
– Да вы что?! – изумилась так искренне.
– Все-таки магический предмет.
– Нет. Его лучше отнести на кладбище.
Я усмехнулся ее суеверию:
– Ну, это вряд ли. Полиция магией не занимается. А это вещественное доказательство.
– Ну, тогда давайте его уничтожим!
– Боитесь, что заберу его себе на удачу?
Она рассмеялась светло мне в ответ:
– Нет. За Вас я не боюсь, – и вновь сделалась озабоченной, – но мало ли к какому человеку оно может попасть в руки!
Как она серьезна. И вправду беспокоится? Что за суеверия, право. Ведь разумная, образованная девушка, а впечатляется такой ерундой.
– Вы все о магии? Но это лишь плод воображения наших фигурантов. Кстати, я навещал Филина. За месяцы поиска этого амулета он совершенно свихнулся и наверняка отправится в лечебницу.
Она в задумчивости покрутила локон:
– Странно, но мне почему-то совсем его не жаль.
Да, для нее это, пожалуй, и в самом деле странно. Эта замечательная девушка и вправду способна пожалеть человека, который ее похитил и чуть не убил. И пожалела бы, я думаю, если бы от его руки не погибла Олимпиада Курехина. Удивительно чистая у нее душа, никакое зло не может погасить этот свет. Захотелось сказать ей что-нибудь, что порадует ее, вызовет улыбку. По прошлому опыту, такая тема у меня имелась. Попробуем?
– Странно, как Вам все-таки это удается?
– Что именно? – подняла она на меня взгляд.
– Но ведь все произошло именно так, как Вы и предполагали с самого начала.
Анна остановилась, посмотрела мне в глаза очень серьезным и долгим взглядом, будто высматривая, достоин ли я узнать ее тайну:
– Просто они говорят со мной.
Ну, как обычно. Играем в медиума. Ладно, пусть играет во что угодно, лишь бы не в расследования убийств.
– Интригуете Вы меня.
– Да вы что! – рассмеялась она в ответ. – Я Вам всегда только правду говорю! А вот Вы не хотите мне ничего о себе нового рассказать! – сказала, и взглянула кокетливо из-под полей непослушно съехавшей шляпки.
Снова она за свое! И ведь тут не появится Коробейников, чтобы прервать ставший неловким разговор. Нет уж, никаких расспросов. Мне ее маменьки на сегодня хватило с лихвой. Так что я ответил твердо и недвусмысленно:
– Да просто врать не хочется, а правду говорить не имею права.
Сказал, и понял вдруг, что вот это и есть самая что ни на есть правда. Именно этой замечательной юной девушке мне бы хотелось рассказать всю мою жизнь, без утайки. Даже то, что я и в самом деле не имею права озвучить. Наваждение, право, какое-то.
Моего замешательства она не заметила, конечно, а продолжала атаку:
– И что, я опять у Вас ничего нового не узнаю?
Вот ведь неугомонная! Попробовать ее смутить, что ли? Может, с мысли собью:
– Льстит мне Ваше внимание. Теперь наверняка запишут в ваши женихи.
Но у Анны Викторовны сегодня не было настроения смущаться.
– Боитесь? – взглянула с улыбкой из-под ресниц, накручивая на пальчик непослушный локон.
– Опасаюсь.
Она рассмеялась звонко, от души:
– Ой, Вы так непохожи на человека, который боится пересудов! Между прочим, – подарила она мне еще один кокетливый взгляд, – Вас и так уже записали в дамские угодники.
– Это почему? – удивился я.
– Ну, знаете… Слава бежит впереди вас.
Сменил тему, называется. Должен был бы уже привыкнуть, что, если Анна Викторовна идет к цели, остановить ее невозможно. Может, она успокоится, если ей рассказать хоть часть правды?
– Вы о той дуэли? Не верьте. Все было совершенно иначе.
– Да это все неважно, – сказала она, взмахнув шляпкой. – Главное, что Вы оставили эту женщину. Вы же оставили ее?
Остановилась, взглянула мне в глаза внимательно, требовательно даже. Бог ты мой, да что ей так далось мое прошлое?
– Я бы не хотел об этом говорить.
Рассердилась, обиделась даже:
– Почему Вы опять не можете мне ответить на этот вопрос?! Оставили Вы ее?
Прямолинейная юность о такте не ведает. Анна уже не спрашивала, она требовала ответа! И ей важно было его получить. И мне никак не объяснить этой девочке всю сложность моей ситуации. И оставалось лишь давать обтекаемые ответы, надеясь, что ее любопытство ими удовольствуется:
– Да, она осталась в Петербурге.
Не удовлетворена, это видно. Но хватит с меня расспросов, пора откланиваться:
– Спасибо за прогулку.
И я быстро пошел к воротам из сада, пока мне в спину не прилетел еще один неловкий вопрос. То есть, проще говоря, позорно сбежал.
====== Третья новелла. Сметень. ======
Дни летели за днями, складываясь в недели. Осень постепенно все больше вступала в свои права, но я, погрузившись в работу с головой, ее практически не замечал. Дел было довольно много, хоть и не крупных, но порой весьма любопытных. Антон Андреевич делал заметные успехи в сыскном деле. А редкие свободные часы я проводил за чтением. Иногда участок на правах адвоката посещал Виктор Иванович Миронов. Со мной он был неизменно ровен и любезен и всегда передавал приветы от жены и дочери. В гости, правда, не звал. Пару раз в городе я видел и саму Анну Викторовну. Мы неизменно раскланивались и обменивались парой дежурных фраз. Но, памятуя о допросе, устроенном мне ранее, к более плотному общению я не стремился. Хоть и рад был видеть ее всегда, и вспоминал о ней с особенной теплотой. А в целом работа поглотила меня почти без остатка, чему я был очень рад.
И то осеннее утро мало чем отличалось от остальных. Придя утром в управление, я узнал, что в лесу был обнаружен труп повесившейся девушки. Коробейников уже выехал, доктору уже сообщили. Что ж, нужно догонять следствие, господин сыщик.
Лес был по-осеннему сырым, туманным и каким-то бесприютным. Отличная декорация, в самый раз, чтоб повеситься. Покойница, молодая девушка, явно из простых, уже лежала на земле, и ее осматривал доктор Милц.
– Я полагаю, все очевидно, – произнес он удрученно, указывая мне на тело. – Очередная драма разбитых надежд. Я, кстати, не удивлюсь, если окажется, что она беременна, а жених ее бросил. Ну вот она и решила покончить с собой.
Я еще раз окинул взглядом тело покойной, затем внимательно осмотрел сук, на котором она висела, спиленный городовыми.
– Ошибаетесь, Александр Францевич. Убийство тут. Уверен, повесили ее. Не обошлось здесь без постороннего вмешательства. Что видите, Коробейников?
Тот украдкой смахнул со щеки слезу и ответил, запинаясь:
– Ну, веревка… След от веревки…
Ясно. Снова смотрит и не видит.
– След как от якорного каната, – указал я Коробейникову. – Видите, как глубоко кора содрана? Веревка врезалась в сук и терлась по ветке под весом тела. Из чего я делаю заключение, что погибшую сначала вздернули на этом суку, а потом подтягивали на веревке наверх.
– Нелюди! – Антон Андреич отвернулся.
– А еще она в одном ботинке, – продолжил я поучать своего помощника. – Ну не Золушка же она, в одном сапожке бегать.
Коробейников попытался взять себя в руки, сделать вывод из моих слов:
– Выходит, убийца или убийцы тащили ее и не заметили, как один сапожок слетел по дороге.
Ах, молодец. Просто гений Затонского сыска. Да, находясь в расстроенных чувствах мой помощник соображает не слишком хорошо. Он вообще был человеком чувствительным. К женщинам относился прямо-таки со средневековым рыцарством. И если жертвы убийств мужского полу его расстраивали просто как свидетельства несовершенства нашего мироздания, то женские трупы выбивали Коробейникова из колеи напрочь. Каждую убитую женщину он искренне оплакивал, прямо как родную. Меня подобное отношение к делу раздражало, если честно. Вид человека, насильственно лишенного жизни, вызывал у меня злость и желание поймать убийцу. А Антон Андреевич в жалостливости своей раскисал и начинал плохо соображать, поэтому я и подгонял его в таких случаях, чтоб научился в руках себя держать. Не вечно же я буду стоять у него за плечом и подстраховывать. Пора бы уж и научиться обуздывать свои эмоции!
– А Вы что, плачете? Так и будете над каждым трупом слезы лить? – спросил я его резко.
Коробейников смешался и постарался отойти в сторону. Надеюсь, чтобы взять себя в руки.
А я переключился на доктора:
– А что у Вас, доктор?
Доктор Милц излишней чувствительностью не страдал и отвечал всегда точно и по существу:
– У нее разрыв шейных позвонков. А вот была она мертва, как вы предполагаете, до повешения, или нет, я смогу сказать только после детального осмотра.
Из кустов вылез городовой, протягивающий мне свою находку – женскую сумочку:
– Вот, нашел.
Я осмотрел сумочку. Такая же простенькая и дешевая, как и платье на жертве. Да, девушка явно из простых и небогатых притом. Внутри лежало немного денег, фотография молодого парня крестьянской наружности и огромная связка ключей. Ключницей, что ли, покойная служила? На оборотной стороне фотографии надпись: «Любимой Настеньке». Значит, ключница Анастасия. Уже что-то. Ключи от амбарных замков. Так что, скорее всего, она была ключницей на одном из складов. Только вот на каком? Я еще раз осмотрел погибшую. На единственном ботинке ее осела какая-то странная беловатая пыль. Мука?
– А где в городе мучные склады?
– Ну так, на Амбарной! – удивленно ответил доктор.
И впрямь, есть чему удивляться. Это же Затонск, тут все просто и правильно. Амбарам положено стоять на Амбарной улице. Там и стоят, где же еще.
– Ну что ж, придется прогуляться на эту Амбарную. А Вы, Антон Андреевич, опросите местных. Может, кто знает в округе эту погибшую.
Я уже пошел назад к пролетке, когда меня нагнал Коробейников:
– Яков Платоныч, я совсем позабыл, сегодня в управлении утром я взял письмо для Вас.
И он подал мне конверт. Пахнущий духами конверт, надписанный изящным женским почерком, который был мне отлично известен. Итак, мое прошлое решило ворваться в мое настоящее. Письмо, как и положено таким письмам, было бессодержательным и до крайности эмоциональным. Но эмоции, выраженные в нем, ни капли не задели меня. Единственное, что я почувствовал, это раздражение от того, что меня заставляют вспоминать о том, о чем помнить я не хочу. А заодно и работать мешают. Сложив письмо, я сунул его в карман, да и забыл о нем тут же, вновь сосредоточившись на деле.
Подъехав к складам на Амбарной, я с удивлением увидел Мироновых, дядю и племянницу. Анна Викторовна была явно расстроена и взволнована, Петр Иванович ласково ее утешал. Любопытно, что эта парочка делает в этом районе. Им и появляться тут незачем. Увидев меня, Петр Иванович осветился радостью, самую каплю наигранной:
– Яков Платоныч! Добрый день! Какими судьбами?
Ну будто на пороге собственного дома гостя встречает. Ох, чую, что-то здесь не чисто.
– Мое почтение. Только это я вас должен спросить, что вы здесь делаете.
Мироновы переглянулись в некотором замешательстве. Петр Иванович нашелся быстро:
– А, так у меня ведь часы украли, – сообщил он мне с преувеличенно скорбным выражением лица. – Вот, зашел. Думал, вернут.
Ну, да! Зашел в надежде, что карманники отдадут ему часы. Уже верю. И так понятно, что эта парочка медиумов опять что-то затевала. Я надеялся, они не собираются встревать в мое расследование. Прошлого опыта Анне Викторовне должно было хватить с избытком, чтобы сделать правильные выводы. А потому пока не стал заостряться на этом вопросе, сделал вид, что поверил версии с часами.
– Здесь на складе украли?
– Но это же не простой склад! – произнес Петр Иванович со значением. Похоже, он уверен, что я в курсе того, о чем он говорит. – А Вы здесь, часом, не по поводу ли смерти бойца?
Да что он имеет в виду-то?
– Какого еще бойца? – спросил я.
Анна Викторовна, похоже, устала оставаться в стороне от разговора:
– Мне кажется, мы здесь по одному делу.
Ну, точно. Очередное частное расследование. Зря я все-таки ее тогда не выпорол, ох, зря. Потому что и папенька, видно, пожалел. А дядюшка так и вовсе потакает племяннице во всем, одобряет даже. Но выслушать ее все-таки нужно, вдруг какие-то важные сведения окажутся.
– Ох уж мне эти Ваши частные расследования, Анна Викторовна, – сказал я неодобрительно. – Так что там у вас?
– Здесь проходят кулачные бои, – пояснила Анна. – И нам стало известно, что погиб один из бойцов, Илья Сажин. Говорят, его убили каким-то загадочным ударом, который действует не сразу. Этот удар называется сметень. А сегодня я узнала, что умерла и его невеста.
Вот она, провинция. Не успела полиция тело найти, а уже весь город знает!
– Быстро здесь слухи разлетаются! – отметил я. – Может быть, Вам и имя ее известно?
Анна Викторовна покачала головой отрицательно:
– Нет. А Вы знаете, от чего она погибла?
Все-то ей надо знать! Маскирую раздражение улыбкой, кажется, не слишком успешно:
– Какое это к Вам имеет отношение?
И без того расстроенная, она еще больше сникла:
– Можно, я скажу Вам два слова, с глазу на глаз?
У меня спросила, на дядю даже не посмотрела. Впрочем, он и не думал возражать.
– Конечно.
Я отошел вслед за Анной Викторовной, глядя на нее выжидательно. Хотела что-то сказать, пусть говорит. Сама. А она явно волновалась, подбирала слова. В конце концов, видимо, отчаявшись найти подходящие, выпалила напрямик, по всегдашней своей привычке:
– Я видела очень странный сон! Вам грозит опасность! И все это связано с этим местом, с этими кулачными боями!
Анна Викторовна заглянула мне в глаза, всем видом своим умоляя ей поверить, отнестись к ее предупреждению всерьез. А я почувствовал, что невольно улыбаюсь. Мне приятно было ее волнение за меня, пусть и из-за нелепого сна. Вопреки всей логике, мне стало радостно, что ее волновало мое благополучие:
– Так Вы здесь из-за меня?
Смутилась, отвела глаза. Ну, конечно, в подобном проявлении интереса она не признается.
– Я просто хотела посмотреть, что там. И Вам рассказать.
Боже, как она забавна и очаровательна в своей заботе и в своем смущении.
– Благодарю. Я думаю, я сам справлюсь, – и посчитав разговор исчерпанным, я попытался обойти ее, чтобы пройти на склад. Но не тут-то было!
– Нет! – смущение отброшено прочь, Анна раскинула руки, полная решимости хоть силой не пустить меня в опасное с ее точки зрения место. – Ни в коем случае Вам нельзя драться! Никаких кулачных боев!
Да она была всерьез напугана. Вон, побледнела как. За себя бояться она не умеет, а вот за других пугается. Лестно мне, конечно, быть в числе тех, о ком заботится эта милая особа. Но мне нужно было на склад. А ей нужно успокоиться. Поэтому я произнес самым спокойным убедительным тоном, который способен был изобразить, сопровождая свои слова улыбкой:
– Да не собирался я драться. Я Вас прошу, Вы идите домой, а я себя в обиду не дам.
Посмотрела недоверчиво, будто сомневаясь в моей способности позаботиться о себе в ее отсутствие, ресницами похлопала. Но послушалась все-таки. Обошла меня, пошла решительно прочь. Петр Иванович кинулся догонять, едва успев махнуть мне на прощание. Я проводил ее взглядом, улыбаясь невольно. Взбалмошная, шебутная, абсолютно неуправляемая. И милая, очаровательная, искренняя. И эта девушка решила, что способна меня защитить. Смешно, ей Богу. Но до чего же трогательно!
Внутри склад был, в общем-то, обыкновенным складом. Пыльно, грязно. Пол посыпан опилками. Бочки у стены сложены. Перед ними человек, видимо приказчик, что-то подсчитывал. Увлекся, моего появления даже не заметил.
– Полиция, – привлек я к себе его внимание.
Он повернулся в удивлении. Слегка наигранном удивлении, как мне показалось.
– Следователь Штольман, – представился я. – Вы хозяин склада?
Это я ему польстил, конечно. С первого взгляда видно, что он не хозяин, а наемный работник. Но, вполне возможно, доверенный, а стало быть, он может располагать нужной мне информацией. Вот и пусть считает меня глупее, чем я есть, глядишь, и проговорится.
– Нет. Я кладовщик. Фидар меня зовут. – повернулся он ко мне. Нет, он вряд ли проговорится. Вон какой настороженный. И взгляд не глупый.
– А кто хозяин склада?
– Крымов, Савва Михайлович.
Любопытно, насколько он, при всей его настороженности, видной невооруженным взглядом, охотно отвечал. И ведь до сих пор не поинтересовался, зачем я здесь. Будто визит полицейского его и не удивил вовсе.
Я показал ему связку ключей, найденную в сумочке убитой:
– Это ваши ключи, Фидар?
– Наши! – вот теперь он удивлен наконец-то. – А как они в полиции-то оказались?
Ага, значит, Фидар предполагал, что полиция может появиться, но ждал нас по другому поводу. Видимо, по поводу упомянутой Петром Ивановичем смерти бойца. А вот ключи для него неожиданность. Учтем.
– Помощница, ключница у вас есть?
– Есть. Настя Калинкина.
– Когда видели ее в последний раз?
– Вчера видал.
Все-таки странна мне его реакция. Любой человек на его месте уже давно бы поинтересовался, что мне нужно, ради чего спрашиваю. А этот отвечал на все вопросы, четко, как рапортовал. И ни о чем не спрашивал. И даже не волновался вроде. Неестественно это, а потому подозрительно. А ну-ка попробуем с другой стороны зайти:
– А когда погиб боец?
– О чем это Вы? – сделал Фидар невинное лицо. – Тут у нас склад.
В игры с ним я был играть не намерен, некогда мне:
– Да хватит препираться! Кулачные бои вы здесь проводите. Почему не заявили о смерти? Куда спрятали тело?
Вот теперь он занервничал:
– Так… Она забрала его, Настя. Настя его невеста. А что с ней?
Ну, наконец-то хоть о чем-то спросил.
– Убита, – ответил я нарочито резко.
Он заметно помрачнел, но от комментариев воздержался. Ну, надо же, какой сдержанный! Просто-таки лишнее слово сказать боится. Неспроста это. Я достал из кармана и показал Фидару фотографию, найденную в сумочке Насти:
– Сажин?
– Он самый, – вздохнул Фидар, – упокой его душу.
Тут наш разговор был прерван. Вбежавший в дверь склада парень прокричал Фидару:
– Беда! Наши отловили Никитку, лупят его смертным боем! Я аж подойти побоялся!
– Где? – забеспокоился Фидар.
– На пустыре, за церквой!
– Что происходит? – вернул я к себе внимание Фидара.
– Да, видать, мужики решили, что Никита за Илью должен ответить, – встревоженно пояснил мне Фидар.
Так, понятно. Никита, видимо, и есть тот противник Ильи Сажина, после боя с которым он умер. А стало быть, он мне нужен, и если я его сейчас спасу, то могу рассчитывать, что он в благодарность будет со мной откровенным. Если он не убийца, конечно.
Я остановил Фидара, готового выбежать наружу:
– Я сам разберусь.
И быстро пошел за парнем, показывающим мне дорогу.
На пустыре четверо били одного. Да не просто били – убивали. Он и не сопротивлялся уже, лежал на земле, и только пытался хоть как-то заслоняться.
Я соскочил с коляски, побежал к ним, крича на ходу. Но и мои крики «Полиция!», и само мое появление далеко не сразу заставило их приостановиться, так они в раж вошли. Да и остановившиеся, они были еще опасны. Волком на меня смотрели, того гляди бросятся.
– Вы что ж делаете? – спросил я их.
Один, видно, тот, кто покуражистей, шагнул мне навстречу:
– А ты за кого вступаться пришел? За убийцу?
И они все пошли на меня, окружая. Профессиональные бойцы, рослые и плечистые. Если полезут в драку, мне против них всех не устоять. А револьвер достать я могу и не успеть.
– Даже не думайте! – я отодвинул ближайшего навершием трости, сохраняя спокойствие.
– Страшно, фараон? – все тот же куражистый продолжал наступать на меня. Я посмотрел ему прямо в глаза спокойно и уверенно. На таких персонажей подобный взгляд действует лучше всего.
– Крупные вы ребята. Только действуете неправильно.
Не знаю, как дальше развивались бы события, но тут наконец-то подбежали городовые, позванные Фидаром по моей просьбе. Видя, что перевес явно не на их стороне, мужики стали отступать, бросая на меня злобные взгляды. Тоже мне, бойцы называются! Как вчетвером на одного, так сильные и смелые, а как сила не на их стороне стала, так и побежали, хвост поджав. Я показал городовым на окровавленного Илью, все еще лежавшего на земле и смотревшего на меня звероватым взглядом:
– Этого в управление.
Пусть слегка придет в себя, выдохнет, подумает. А после поговорим.
А сам я пока направился побеседовать с хозяином складов господином Крымовым.
Крымов Савва Михайлович был в городе человеком известным и влиятельным. Был он весьма богат, и многие значительные люди Затонска считали себя ему обязанными. Мы не были представлены, но слышал я о нем достаточно. Я знал и не любил подобных ему. За хамство ко всем и вся, за неоправданное высокомерие, а пуще всего – за полную уверенность в своей вседозволенности. Так что разговор мне предстоял, скорее всего, непростой.
Савва Михайлович принял меня в своем кабинете. Я представился, он милостиво изволил подтвердить, что он и есть господин Крымов. При нем в кабинете находился еще один человек, отрекомендовавшийся как Карамышев, купец первой гильдии.
– Тоже имеете отношение к кулачным боям? – поинтересовался я у него.
Карамышев усмехнулся смущенно:
– Ну, положим, любитель.
Я вновь обратился к Крымову:
– А Вам известно, что на одном из Ваших складов проводятся кулачные бои?
Савва Михайлович усмехнулся презрительно:
– Положим, я разрешаю любителям этой забавы встречаться под моей крышей.
Его высокомерие меня раздражало до крайности. Высокомерие и уверенность в своей для меня недоступности.
– Что-то я не слышал, что эта «забава» была разрешена властями города.
– А что тут разрешать? – снисходительно-веселым тоном спросил Крымов. – Приходят люди показать свою удаль, помериться силой.
– И меряются до смерти, – не поддержал я его веселья.
Но Крымов тона не сменил:
– Несчастный случай. Парень оказался слаб, бывает.
– А его невеста?
– А что невеста? – переспросил Крымов.
– Убита вчера вечером. Ведь Ваша работница, не так ли? Она была вчера вечером на поединке?
Вот теперь он даже посерьезнел слегка. Похоже, для него, как ранее для Фидара, известие о смерти Насти – неожиданность.
Карамышев взглянул на Крымова в некотором замешательстве. Крымов сохранял спокойствие, но на вопрос ответил, снизошел:
– Была.
– А после этого Вы ее видели?
– Нет, – в тоне Крымова начало проскальзывать раздражение. Я явно ему надоел, вместе с моими расспросами.
– А Вы? – отбратился я в Карамышеву.
– Где ж мне ее видеть, – ответил он слегка нервно. – Она у меня не работает.
– Господа, – обратился я к ним обоим официально, – произошло два убийства. Ведется расследование. И если вам есть что сказать, то сейчас самое время.
– Убийства? – нервно переспросил Карамышев. – Ничего не знаю ни про какие убийства.
И даже отвернулся от меня в сторону, видимо, показывая, что тема, мною поднятая, не имеет к нему отношения абсолютно никакого.
Крымов поднялся за столом, очевидно, для пущей внушительности, и обратился ко мне снисходительно-дружелюбным тоном:
– Вы не с того начинаете, господин полицейский. Если у Вас есть что предъявить по существу, милости просим. А так разговоры разговаривать у меня нет времени, – и он, как бы в доказательство сказанного, посмотрел на часы. – И вообще, Обращайтесь к моему адвокату.
– В отношении меня – тоже самое, – поддакнул Карамышев, – и позвольте Вам заметить, что эти народные игры не только разрешаются, но и любимы некоторыми уважаемыми людьми нашего города.
Ага, вот мы и добрались до того, чего я ждал с самого начала. Стало быть, смерть бойца Сажина их не слишком обеспокоила, а вот упоминание об убийстве его невесты встревожило явно. Тут-то сразу в ход угрозы и пошли. Ну, будем считать, что и это тоже информация. Иной я тут все равно не получу.
– Ну что ж, господа, засим позвольте откланяться, – попрощался я. – Но уверен, что скоро мы встретимся снова.
И вышел. Меня не останавливали.
В управление я пришел аккурат в разгар допроса Коробейниковым квартирной хозяйки Насти, Варвары Тимофеевны, и видно было, что этот допрос почти исчерпал запасы терпения моего помощника. Варвара Тимофеевна, дама колоритная во всех отношениях, на вопросы отвечала обстоятельно, но вовсе не по существу, перемежая скудные сведения пространными сентенциями обо всем на свете. И каждую сентенцию занюхивала табачком, после чего так же обстоятельно и вкусно чихала. Знала же она про Настю на удивление немного. Подтвердила, что покойный Илья Сажин и в самом деле был Настиным женихом, да рассказала, что накануне Настиной смерти к ней приходил какой-то незнакомый мужчина, по описанию весьма похожий на кулачного бойца, но не застал. Назвался Никитой Беловым. Прождал около двух часов, но ушел, не дождавшись. А что особенно было интересно, Варвара Тимофеевна слыхом не слыхивала ни о том, что Сажин умер, ни о том, что Настя его хоронила. А между тем Фидар утверждал, что тело Ильи забрала именно Настя. Так куда ж она его дела? Если забирала, конечно, его вообще.
Я выпроводил словоохотливую Варвару Тимофеевну, чем доставил Коробейникову немалое облегчение, и начал рассказывать помощнику все то, что узнал с того момента, как мы расстались с ним на месте убийства Насти:
– У Анастасии был жених, кулачный боец. Вчера он погиб – или убит, это пока не понятно, но приказчик склада, в котором проводятся бои, рассказал мне, что Анастасия забрала тело еще вчера.
– Вероятно, она сразу отвезла его на кладбище, – предположил Антон Андреевич.
– Вот поезжайте и проверьте, кого хоронили, и кто хоронил.
– Лечу! – и Коробейников быстро стал собираться.
– Да, я так понимаю, – затормозил я его вопросом, – у Насти в комнате ничего интересного не обнаружено?
– Ничего, – ответил Коробейников. – Яков Платонович, знаете, как я вижу себе эту картину?
Коробейникова явно распирало от желания поделиться своей версией. Что ж, с удовольствием послушаю. И поправлю, если надо. Вот так и учатся.
– Анастасию подкараулил этот амбал, которого видела квартирная хозяйка, убил ее, после чего изобразил повешение. Осталось только выяснить, что это за Никита Белов.
– Я думаю, это тот самый Никита Белов, что у нас в арестантской сидит, – ответил я ему. – Соперник Сажина в последнем бою. Но это потом, сначала кладбище.
Антон Андреевич покивал задумчиво и удалился выполнять поручение.
А я в его отсутствие решил побеседовать с этим Беловым. Надеюсь, он уже пришел в себя после драки.
Он вошел, провожаемый городовым, которого был выше малое на голову. Сел на стул. Да, он уже в себя пришел. Видно, что боец-профессионал. Физиономия вся в следах боя, но движется свободно, плавно. Будто не его сапогами метелили четверо всего пару часов назад. Взгляд смелый, прямо в лицо. Но недоверчивый. Видно, собственное спасение не вызвало у него ко мне никаких теплых чувств, и ничего хорошего он от меня не ждет. Да, контакт с ним установить будет непросто.
– Ну, и за что тебя били? – начал я разговор.
– Вам-то что? – бросил он на меня взгляд исподлобья.
– Да мне-то ничего. Служба у меня такая.
– Ну вот и служите. А ко мне не лезьте.
Вроде и хамит, но тон какой-то… не хамский. Ровный тон, равнодушный даже. Не хочет он со мной откровенничать, по всему видно. А вот придется, никуда не денется.
– Да пока я не лез, к тебе, я смотрю, другие полезли, – указал я ему. – И, как я погляжу, не на шутку взялись.
– Сказано, не Ваше дело, – все тем же равнодушным тоном.
Что ж, попробую на него надавить. Но слегка. Мне его сотрудничество нужно, а не еще большая вражда:
– А вот запираться не в твоих интересах.
– В чем мой интерес, я знаю, – ответил он мне. – А Ваш в чем? Крымов денег даст, меня ведь и здесь достанут.
Вот в чем причина его спокойствия. Он себя, похоже, похоронил уже. Уверен, что его убьют. А еще уверен, что мне на это плевать, что я это допущу.
Я усмехнулся:
– Вот как?
– Вот так. Рука руку моет. Вам – дело закрыть. А Крымову я поперек горла. Он знает, без Илюхи его бойцы против меня – тьфу и растереть, – и он смачно плюнул на пол.
Нарывается. Хамит и нарывается. От отчаяния, видимо. Как огрызается в клетке пойманный зверь. Я посмотрел ему прямо в глаза:
– Первый раз слышу, что мои руки кто-то моет. Значит, говоришь, что Крымову такой соперник, как ты, не нужен? – я пересел поближе к нему, чтобы стол нас не разделял. – А большой куш Сажин должен был получить за победу над тобой?
Видимо, ему надоело пытаться вывести меня из себя. Или понял, что все равно не получится. Но ответил уже без вызова, по-человечески:
– Приличный.
– И кто его получил? – спросил я. – Невеста?
Никита молча отвел глаза.
– Зачем ты вчера ее искал?
Молчит. Не злится уже, но и говорить не хочет.
– Убита она!
Он вскинул на меня глаза, аж выпрямился весь. Такую реакцию не сыграешь. Никита не знал о смерти Насти. И теперь ему горько и больно. Даже ответить решился:
– Предупредить хотел, чтобы уезжала.
– А что ей угрожало? – продолжал я расспросы.
От его спокойствия не осталось следа:
– Не знаю я ничего. Но нечего ей здесь было делать уже после смерти Илюхи.
– А когда ты у нее был? – мне это известно, но нужно посмотреть, что он сам расскажет.
