Текст книги "Яков. Воспоминания (СИ)"
Автор книги: Лада Антонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]
Он снова взглянул на Анну Викторовну, и она даже смутилась под его взглядом. Я почувствовал, что тихо закипаю.
– А у Вас что, тоже какой-то ребус? – спросил Семенов.
– Служебная тайна, – ответил я раздраженно.
– Понимаю-понимаю! – заверил меня Семенов угодливо. – У них тоже все было в тайне.
Я подарил ему свой самый тяжелый взгляд из возможных. Кажется, он понял, что мы торопимся.
– Сюда, пожалуйста! – с поклоном указал он на дверь. – Павел Иванович занимается с отстающими учениками. Ну, математика, знаете, довольно сложный предмет, не всем дается. Тем более у Павла Ивановича. У него требования о-го-го!
С этими словами он вошел в класс, а мы последовали за ним.
– Павел Иваныч! – окликнул Семенов. И тут же, взглянув на доску, принялся увещевать: – Голубчик, ну, Вы так не увлекайтесь! Все-таки пятый класс!
Молодой человек, который в момент нашего прихода что-то писал на доске, повернулся к Семенову:
– Все в пределах программы, – сообщил он. – Разве что немного расширенной.
В этот момент он увидел Анну Викторовну. И замер, не сводя с нее восторженно-изумленного взгляда.
– Да-да, я вижу, – с неудовольствием сказал Семенов. – Особенно по лицам Ваших учеников. Прошу прощения, мы Вас на минутку прервем…
– Мы уже закончили, – ответил ему Павел Иванович. И, с трудом оторвав свой взгляд от Анны Викторовны, обратился к ученикам: – Вы записали домашнее задание? Свободны.
Ученики радостно похватали книги и быстро покинули класс.
– Хочу представить Вам, – обратился к учителю Семенов, – Якова Платоновича и Анну Викторовну. Насчет своего дела они Вам сами скажут, а я вас покидаю.
И, раскланявшись с каждым в отдельности, Семенов вышел из класса.
– Рад знакомству, – улыбнулся Павел Иванович Анне. И тут же серьезно обратился ко мне: – Чем обязан?
Был он молод и явно неглуп, даже с виду. И довольно красив, хотя и не стремился это подчеркивать. Что-то в его образе напоминало о Байроне, пожалуй. Думаю, у барышень романтического склада он вызывал повышенный интерес.
Но меня, собственно, интересовали его способности криптографа. А в этом деле рекомендации у него были самые лучшие.
– Я представляю полицейское управление, мы занимаемся одним делом, – объяснил я ему. – Наслышан о Ваших талантах. Знал, что еще в Петербурге Вы оказывали некоторые услуги полицейскому и военному управлению.
– Я бы не хотел касаться этой темы, – как и ожидалось, отреагировал Павел Иванович.
– Понимаю, – одобрил я такую скрытность. – Сам совсем недавно оказался здесь, на новом месте службы, и узнал, что Вы в Затонске.
– Я родом отсюда, – пояснил Павел Иванович. – Волею судеб был вынужден покинуть Петербуржский университет.
Он говорил все это мне, а глаза его, как привязанные, раз за разом обращались к Анне Викторовне. И видно было, что, в отличии от взглядов Семенова, Павел Иванович ее не смущает. Наоборот, она даже улыбалась ему тонкой, едва заметной улыбкой.
– Я бы попросил Вас, – вернул я себе его внимание, – оказать содействие в расшифровке материала следствия.
– Пожалуй, я согласился бы, – ответил Павел Иванович, вновь с трудом отводя взгляд от Анны. – Но есть один деликатный момент. Мы можем переговорить с глазу на глаз?
– Конечно, – усмехнулся я и отошел следом за ним в дальний угол класса.
Я сразу понял, какой деликатный момент не хочет обсуждать Павел Иванович в присутствии барышни. Вопрос с оплатой его услуг мы уладили мигом.
– Положительно, – сообщил Павел Иванович Анне Викторовне результат наших переговоров, когда мы вернулись к столу.
Я передал ему тетрадь, и он пообещал мне, что сегодня же примется за работу. При этом он ни на миг не отводил взгляда от Анны. Сражен наповал, с первого взгляда. И даже не пытается маскировать свои чувства.
– А Вы в достаточной мере владеете английским? – спросила Павла Анна Викторовна в тот момент, когда я уже готов был попрощаться.
Я понимал, что ее разбирает любопытство, и она надеется, что ей позволят поучаствовать в расшифровке тетради.
– Думаю, да, – расцвел в гордой улыбке Павел Иванович.
– Просто, если есть такая необходимость, то я могла бы помочь, – сказала Анна Викторовна.
Павел Иванович повернулся ко мне, явно удивленный нарушением положенных правил конспирации.
– Анна Викторовна переводила эти материалы, – пояснил я с вежливой улыбкой, давая тем самым свое дозволение.
Кто я такой, чтобы становиться между двумя молодыми людьми, которые заинтересовались друг другом. И уж точно, я не тот человек, который хочет оказаться на пути удовлетворения любопытства Анны Викторовны Мироновой.
Павел Иванович просто расцвел от радости.
– С удовольствием воспользуюсь Вашей помощью! – сказал он ей со значением. – Я уверен, она мне понадобиться. Но сначала я должен ознакомиться с материалами.
– Дайте знать, – попросила Анна. – Вот мой адрес…
Она замешкалась, видимо, разыскивая в сумочке визитку. Не нашла, оглянулась растеряно. И тут же вышла из положения со свойственной ей непринужденностью и импульсивностью – просто написала адрес мелом на доске.
Павел Иванович смотрел на нее с восторгом и восхищением. Думаю, он просто отпилит этот кусок доски, чтобы сохранить в качестве сувенира. А то и вместо иконы.
Мне надоело наблюдать это действо и, бросив «До скорого», я вышел из класса. Анна вышла вслед за мной. Я не удивился бы, если бы она задержалась побеседовать со столь заинтересовавшим ее криптографом.
Мы с Анной Викторовной шли по улице, нам было по пути какое-то время. Я не удержался, чтобы не подразнить ее:
– Вы прямо сразили Павла! – сказал я ей с улыбкой. – Да и, признаться, на меня произвели впечатление. Ни одна из женщин, которых я встречал в своей жизни, не могла бы так написать свой адрес на доске.
– Вы считаете, что я фривольно поступила? – спросила Анна с едва заметной тревогой в голосе. Моя улыбка сбивала ее с толку, и она не понимала, ругаю я ее или просто дразню.
– Для любой другой девушки – конечно, – успокоил я ее. – Но не для Вас.
– А Павел Иванович, он в Петербурге учился? – спросила она меня.
Все-таки этот студент Анну Викторовну заинтересовал, как бы ни делала она вид, что ей просто любопытно разобраться в загадке тетради. Что ж, я расскажу ей все, что знаю. От чего же нет?
– Да, на математическом факультете университета, – ответил я. – Проявил там незаурядные способности криптографа. Поэтому и привлекался к работе в военных и полицейских ведомствах.
– А почему же он университет покинул? – продолжала свои расспросы Анна Викторовна.
– Не знаю, – сказал я. – Вы сами можете у него спросить. Я думаю, теперь он Вам с удовольствием всю свою жизнь расскажет.
Я сам удивился ноткам раздражения, против моего желания проскользнувшим в моем голосе. Анна Викторовна тоже их не пропустила.
– Вы ревнуете! – она даже остановилась в изумлении.
Вот уж нет, что за выдумки! Я повернулся к ней с вежливой улыбкой.
– Напротив, – сказал я, допустив в свой голос нотку язвительности, – наконец-то теперь Вы переключите свое внимание на новый объект, а я смогу спокойно работать.
Сказал – и чуть не поморщился, столь фальшиво и раздраженно это прозвучало. Да что это со мной в самом деле?
Анна посмотрела мне прямо в глаза долгим серьезным взглядом. А потом спросила с нежной улыбкой, очень тихо:
– Что за фантазии?
– Я видел, как Вы смотрели на этого вундеркинда, – ответил я ей, из последних сил удерживая улыбку на лице, как бы делая вид, что лишь шучу.
– И как? – кажется, она едва сдерживала смех.
Нет, смеяться я над собой не позволю. Даже если вдруг и веду себя как полный идиот.
– Всего доброго, Анна Викторовна, – попрощался я и быстро пошел в сторону управления.
Анна окликнула меня, не дав сделать и пяти шагов.
– Яков Платоныч, а когда мы снова с Вами увидимся? – спросила она. И после крошечной паузы добавила с толикой ехидства: – Чтоб Павла Ивановича посетить.
– Вы написали ему свой адрес, – ответил я раздраженно. – Уверен, он Вас теперь сам найдет.
Развернулся круто и пошел своей дорогой. А мне в спину летел ее обворожительный заливистый смех.
Я невольно усмехнулся. Она-таки победила. Вывела меня из себя и заставила проявить эмоции. И эти эмоции ее порадовали. Радует барышню, что я ревную! Дразнить она меня решила!
Но неужели я и в самом деле приревновал ее к этому мальчику-студенту? Смешно, право. Когда Семенов бросал на Анну липкие взгляды, мои эмоции не удивляли меня. Да и не ревновал я в тот момент. Просто не должно так смотреть на женщину, ни на какую. И я с удовольствием объяснил бы ему это любым доступным способом, дай он мне хоть малейший повод.
Взгляды же Павла Ивановича оскорбительными не были. Напротив, он смотрел на Анну с возвышенным восхищением, чуть ли не как на богиню. И ей его внимание было приятно, оно ей льстило. Но почему-то меня раздражало именно то, что его внимание доставило ей удовольствие.
Так, ладно. Хватит уже этих размышлений. А то я сейчас сам себя уговорю, что вправду ревную, будто имею к тому какие-нибудь права. Анна Викторовна свободная незамужняя девушка, и молодой умный студент куда лучшая для нее компания, чем сыщик с бурным прошлым.
Кстати о прошлом. Надо все-таки послать запрос и выяснить, почему Павел Иванович на самом деле был вынужден покинуть Петербург.
Следующим утром я допрашивал чистильщика. Он наконец-то проспался и теперь страдал жутким похмельем. Вины в убийстве он не признавал, хотя и не отрицал, что залез в дом для кражи.
– Ну, не убивал я, Ваше Высокобродие! – ударял он себя в грудь кулаками. – Ложки взял! Но не убивал! Она уж там мертвая лежала.
– Ложки, значит, только взял? – спросил я его. – Ну, а кто ж тогда убил, если не ты?
– Так девка эта и убила! – предложил свою версию чистильщик. – Барышня из дома как полоумная побежала! А я там пьяненький сидел. А она по улице как припустила! А я пошел в дом, посмотреть, ну, чего там. А она уж там мертвая, хозяйка. Ложки взял. Ну зачем они ей? Барышня убила! Лица на ей не было, и побежала. Дайте водички, а? Ваше Высокобродие!
Я кивнул Коробейникову, чтоб налил воды. Чистильщик благодарно принял стакан, выхлестал одним глотком.
– Не убивал, значит? – спросил я, когда чистильщик напился.
– Нет, ей Богу! – размашисто перекрестился он.
– Ты вот что мне скажи, – продолжил я расспросы. – Ты ведь напротив этого дома Курочкиной днями напролет сидишь.
– Так и ночами тоже! – подтвердил чистильщик. – А чего мне далеко ходить? Я и сплю там!
– Ну так тем более, значит, должен был видеть, кто там возле дома крутится, кто к ней в гости приходил.
– Дак одна она живет-то! – изумился чистильщик. – Кому она нужна!
– Ты давай вспоминай! – припугнул его Антон Андреич. – Не то на каторгу пойдешь за убийство.
– Точно! – вспомнил задержанный. – Заходил к ней один мастеровой на днях.
– Мастеровой?
– Да! Зашел к ней с черного входу и с саду, – подтвердил чистильщик. – А она ему сразу калитку-то открыла.
– Когда это было? – уточнил я.
– Не помню! – чистильщик растерянно развел руками. Похоже, из-за непрерывного пьянства своего с датами он был не в ладах. – Ну, вот, на днях!
– Да нет! – рассердился я его бестолковости. – Ты мне скажи, в тот вечер, когда Курочкину убили, кто к ней приходил?
– Ну не видел я никого! – снова принялся он бить себя в грудь. – Ну пьяный ж я был!
Я вздохнул. Все бесполезно, он ничего не помнит. Он не убивал Курочкину, но и убийцу он, похоже, не видел. Но еще одну попытку добыть из него что-нибудь интересное я могу сделать.
– Откуда у тебя это? – спросил я, показывая ему окурок сигары, найденной нами в ящике.
– Чего? – не понял он.
– Сигара! – я сунул окурок ему под нос.
– А! – сообразил наконец чистильщик. – Так этот ее и бросил. Мастеровой! Он и раньше ко мне подходил сапоги почистить. Вот. А потом я смотрю, он к Курочкиной – шасть! Вот, а сигару энту бросил, когда деньги мне отдавал.
– Чего же он ее бросил-то? – спросил Антон Андреич.
– Он ее из кармана вытащил, а она сломанная, – пояснил чистильщик. – Вот он ее и бросил.
Мастеровой, значит. С кубинской сигарой в кармане. Уже верю. То есть, чистильщику-то верю, он рассказал, что видел. Вот только не мастеровой это был ни разу. Но тогда кто? И зачем он приходил?
– Узнать его сможешь? – спросил я чистильщика.
– Я на лица не смотрю, – ответил тот. – Больно надо шею задирать!
И заныл:
– Ну отпустите в камеру, а, барин?! Ну мочи нет! Ну не знаю я больше ничего!
– Ладно, – согласился я. – Иди проспись, да подумай хорошо про этого мастерового.
В обеденное время мне пришло приглашение от Трегубова пообедать с ним в ресторации. Видимо, новый начальник решил принять мой рапорт в неформальной обстановке, а заодно и демократичным отношением к подчиненным блеснуть.
– Яков Платоныч! – приветствовал меня Николай Васильевич.
– Вызывали? – я был несколько раздражен тем, что меня оторвали от дел, и игры начальника в демократичность поддерживать не собирался.
– Прошу! – он предложил мне присесть. – Хотел поговорить с Вами в неформальной обстановке.
– Слушаю! – ответил я ему.
– Это я Вас слушаю, Яков Платоныч! – улыбнулся мне Трегубов. – Рассказывайте! Как проходит следствие?
– Работаем, – ответил я, надеясь обойтись общими фразами и гадая, что же на самом деле нужно от меня начальнику.
– Дело произвело большой общественный резонанс! – сообщил мне Николай Васильевич. – Вы читали сегодняшний «Затонский телеграф»?
– Нет, а что? – поинтересовался я.
– Там такие версии выдвигаются! – поделился впечатлениями Трегубов. – Просто роман с продолжением!
Чертов Ребушинский! Как же он мне надоел! Пишет вечно всякий бред. А мое начальство почему-то считает себя обязанным на этот бред реагировать.
– Кроме того, – продолжил полицмейстер, – Ваши запросы наделают шуму в Петербурге. Я, конечно, подписал и отправил. Но, мне кажется, Вы городите огород на ровном месте. Дело прошлое. И к нашему делу никакого отношения не имеет. Все же было ясно с самого начала!
Я мучительно пытался сообразить, откуда дует ветер. Кто-то так сильно не заинтересован в моем расследовании, что попросил господина полицмейстера повлиять на меня, дабы это расследование прекратить. Мои запросы господин Трегубов все-таки отправил. Это хорошо, очень. Но позже, уже после их отправки, кто-то вмешался. Но кто? Кто, кроме полиции знал, что я связал смерть Курочкиной с делом Лоуренса? По всему получается, что только убийца. Причем только в том случае, если ее и в самом деле убили из-за того, что она когда-то работала у полковника Лоуренса.
Николай Васильевич достал из кармана дорогую кубинскую сигару и с наслаждением принюхался. Я похолодел. Совпадений не бывает, я не верю в совпадения. Но тогда откуда у нашего полицмейстера сигара, как две капли воды похожая на ту, что обронил убийца?
– Что чистильщик? – спросил Трегубов. – Признался в убийстве?
– В убийстве – нет. – ответил я ему. – Он признался в краже ложек. А Вы сигары давно курите, Николай Васильевич? – поинтересовался я максимально непринужденно.
– Да нет! – усмехнулся Трегубов. – Вот, решил с сегодняшнего дня. Почему бы и нет? Интереснейшая штука эта кубинская сигара!
И он снова понюхал сигару, наслаждаясь ароматом.
– Кстати говоря, мне ее презентовал сам князь Разумовский! – с гордостью поведал Николай Васильевич.
– Разумовский? – я не поверил своим ушам.
Холодок на спине превратился в ледяной ливень. Мерзко заныло простреленное плечо. Я не ошибся. Ни в чем не ошибся. Игра началась, и это очень крупная игра. Но откуда мой враг мог быть знаком с полицмейстером? Николай Васильевич местный, из Затонска, мне это точно известно.
– А Вы с ним знакомы? – осведомился Трегубов.
Судя по всему, несмотря на то, что слухи о моей дуэли ходили по всему Затонску, имена не назывались.
– Да, – подтвердил я. – А когда Вы его видели?
– Вчера, в собрании, – пояснил Николай Васильевич. – Прекрасный человек. Несмотря на то, что птица столичного полета, местными делами интересуется. Кстати говоря, это убийство его интересовало очень.
– Вот как? – спросил я сквозь зубы.
– Да-да! – сообщил Трегубов. – Весь вечер расспрашивал.
Еще бы ему не расспрашивать! Уж он-то будет интересоваться расследованием изо всех сил. И изо всех сил его тормозить. Потому что сам Курочкину и убил. Ну или нанял кого, значения не имеет. А как быстро подсуетился, а? Мигом обаял полицмейстера, и вот тот уже внушает мне, что виноват чистильщик, и никто другой. Ну нет, господин Разумовский. Второй раз Вы у меня не выиграете. Этот раунд останется за мной.
– Кстати говоря, он что-то тогда слышал об этом деле Лоуренса, – продолжал Трегубов.
Ну еще бы он не слышал! Он в этом участвовал! Я потратил кучу времени и сил, чтобы доказать причастность князя к шпионажу. Но, увы, неопровержимых доказательств мне найти не удалось, а от всего остального князя надежно укрывал его статус. В конце концов, устав иметь под боком такую занозу, как я, он спровоцировал дуэль. Почему он меня тогда не убил, я и по сей день гадаю. Но в результате я был отстранен от дела и сослан в Затонск.
– И что? Про тетрадь спрашивал? – спросил я полицмейстера, будучи уверен в ответе.
– Интересовался, – подтвердил Николай Васильевич.
Ну да. Интересовался. А наш полицмейстер, польщенный вниманием такого влиятельного человека, все ему выложил. Остается надеяться, что он не рассказал князю о моем запросе к Варфоломееву. Потому что тогда это провал, полный. А так… Так мы еще поиграем, Ваше Сиятельство.
– Извините, должен идти, – сказал я Трегубову. – Служба.
– Да-да, Яков Платоныч! Не смею задерживать! – отпустил он меня. – Честь имею.
– Честь имею, – распрощался я.
Возвращаясь в управление, я кипел от злости. Только вмешательства Разумовского в это дело мне не хватало. В маленьком провинциальном Затонске у него гораздо больше возможностей мне помешать, чем в столичном Петербурге. Местное собрание, небось, в полном составе им очаровано и перед ним благоговеет. А значит, я должен поторопиться, должен обогнать его, чтобы он просто не успел надавить на рычаги и запретить мое расследование.
В управлении в моем кабинете меня ожидала Анна Викторовна. Зачем она здесь? Или я сам ее просил зайти, но забыл?
– Здравствуйте, Анна Викторовна, – поприветствовал я ее. – Что-нибудь новое?
– Девочку звали Элис, – кивнула мне в ответ Анна.
Ну, это я уже и так знаю, спасибо. Пропавшая Элис Лоуренс, девятилетняя дочь полковника Лоуренса. Это ее тетрадь, видимо, мы нашли у Курочкиной.
– Ее отец диктовал ей слова, – продолжала рассказ Анна Викторовна, – которые она складывала в стихотворения по принципу, которому он ее обучил. Так получались шифры. Но, надо признать, девочка обладала потрясающим талантом. Только пожалуйста, Яков Платоныч, – умоляюще посмотрела на меня Анна, – Вы меня не спрашивайте опять, как я это узнала.
Я усмехнулся. Не буду. Сегодня не буду. И, если честно, мне сейчас все равно, откуда эти сведения. Пусть будут духи, видения, хоть черти. Я приму любую помощь в этом деле.
– Чистильщик дал показания, – сказал я Анне Викторовне, – и утверждает, что это Вы убили Курочкину.
– Что? – возмутилась Анна.
– Разумеется, это чушь, – поспешил я ее успокоить. – Но за пару дней до этого к ней приходил мастеровой. В доме все перерыто, возможно, искал тетрадь.
– Перерыто? – изумилась Анна Викторовна. – Но я думала, это Ваши люди все перерыли.
– Нет, – ответил я ей. – Мы не имеем обыкновения вести себя так на месте преступления.
– Но позвольте! – Анна в волнении стала расхаживать по комнате. – Когда я пришла к Курочкиной первый раз, в ее доме был порядок. А когда я пришла туда потом, к Вам – да, действительно, на полу валялись вещи. Но я была убеждена, что это вы.
– Постойте, – остановил я ее. – Значит, убийца в доме ничего не искал, а рылся там чистильщик?
Все непонятнее и непонятнее. Ладно, завтра, когда чистильщик окончательно проспится и будет лучше соображать, я допрошу его еще раз. А сейчас у меня другие дела, совершенно неотложные.
– Благодарю Вас, Анна Викторовна, можете быть свободны, – сказал я ей. – Я еду к Вашему соседу, кстати. Могу подвести.
– К князю Разумовскому? – спросила она удивленно. И добавила с некоторым вызовом: – А я с Вами!
И вздернула подбородок упрямо, видимо, ожидая спора и готовясь не сдаваться.
– Готовы ехать к высокородному соседу в компании полицейского? – поинтересовался я у нее с некоторой долей желчи в голосе.
– Ну разумеется! – Анна даже рассмеялась над моим предположением, что для нее могут быть значимы подобные сословные предрассудки.
– Хорошо, едем, – согласился я. В конце концов, а почему бы и нет? Пусть едет, раз ей хочется. Надеюсь, в ее присутствии я точно не потеряю голову от ярости.
– Прошу Вас! – лакей проводил нас с Анной Викторовной в гостиную. – Извольте обождать здесь. Я доложу Их Сиятельству.
Князь не заставил себя ждать и трех минут.
– Вы?! – услышал я его возмущенный голос. – Да как Вы…
Забавно. Разумовский, видимо, решил разыграть сцену внезапной встречи. А между тем, раз он беседовал с Трегубовым, значит, отлично осведомлен о том, кто ведет следствие. Да и без этого, уверен, Его Сиятельство прекрасно знал, что я в Затонске.
– Ваше Сиятельство, – ответил я, сохраняя внешнюю невозмутимость. – Нахожусь здесь при исполнении служебных обязанностей начальника сыскного отделения Затонского уездного управления полиции. Прошу Вас ответить мне на несколько вопросов по, надеюсь, известному Вам делу убийства госпожи Курочкиной. Кажется, когда-то Вы были знакомы с неким господином Лоуренсом.
Князь посмотрел на меня пристально. Искоса взглянул на Анну, молчавшую с встревоженным видом. И, видимо, сделав какие-то выводы, не стал продолжать возмущаться присутствием моей персоны в своем доме.
– Да! – ответил он. – Я знал его когда-то, даже бывал у него в доме в Петербурге. Это ни для кого не секрет!
Разумовский прошелся по комнате, задержался у стола.
– Разумеется, я не знал о его шпионской деятельности, – продолжил он небрежным тоном. – У него служила в доме эта Курочкина. Тихая, бесцветная особа. Вот я и поинтересовался у Вашего начальника, как идет расследование, – закончил он, давая мне понять, что отлично понимает, под каким предлогом я приехал к нему сегодня.
– А могу ли я поинтересоваться, – спросил я его, – где Вы были третьего дня в восемь часов вечера.
Это было откровенным хамством. Но я мог себе позволить это хамство. И не смог удержаться.
– Да Вы с ума сошли! – возмутился князь. – Что Вы себе позволяете!
– Ваше Сиятельство! – сообщил я ему с улыбкой. – Моя прямая обязанность задавать Вам такие вопросы.
– Мне! – продолжал бушевать он. – Мне задавать такие вопросы! Да как Вы смеете?! Да одно мое слово в Вашем министерстве, и Вы городовым пойдете служить на Камчатку!
Краем глаза я заметил, что Анна Викторовна совсем побледнела от испуга и прижала руку к груди. Зря я все это затеял в ее присутствии. Но остановиться я не мог.
– На Камчатку так на Камчатку, мне не привыкать, – ответил я ему, давая понять, что отлично знаю, кто приложил руку к моей ссылке. – Извольте все же припомнить, где Вы были в указанное время.
Разумовский внезапно поменял решение и кричать перестал. А может, тоже вспомнил, что мы не одни.
– Каждый вечер я играю в дворянском собрании допоздна в карты, – ответил он скучающе-высокомерным тоном. – Вы спросите у Вашего начальника! Мы с ним вместе играем.
– Благодарю, – ответил я.
Что ж, формального ответа я добился. Заодно получил подтверждение, что в момент убийства Курочкиной князь Разумовский уже прибыл в Затонск. Ну, а что он не сам ее кирпичом по голове бил, так в этом я и не сомневался. Он скорее ударит ножом в спину.
– Анна Викторовна, а что же Вы молчите? – внезапно обратился к Анне Разумовский. – Если у Вас есть какие-нибудь вопросы, то извольте, я с удовольствием на них отвечу.
– Да, у меня есть вопрос, – неожиданно ответила ему Анна, – но я бы хотела Вам его задать с глазу на глаз.
Это еще что такое? Что за секреты могут быть у Анны Викторовны с этим… этим человеком! И откуда они вообще знакомы! Ах, да. Они же соседи…
– Прошу в мой кабинет, – пригласил Анну князь.
Она молча пошла за ним, кинув мне на ходу непонятный взгляд, то ли извиняющийся, то ли предостерегающий.
Анны не было буквально пару минут. И, когда она вернулась, мы тут же покинули дом князя Разумовского.
– А Вы знаете, – сказал я ей, когда мы вышли на улицу, – с этим человеком я дрался на дуэли.
– Да, я знаю, – ответила Анна. – Вы и сейчас словно схватились с ним на дуэли. И победили.
Она улыбнулась мне нежной, слегка встревоженной улыбкой.
– А какой он спектакль разыграл, – я все еще чувствовал возбуждение и злость после встречи с врагом. – Он ведь не мог не знать, что я здесь, в Затонске. О чем Вы с ним говорили? – спросил я ее.
Просто не мог не спросить.
– Ну… – смутилась Анна. – Это личное…
Моя ярость вскипела с новой силой. Мне даже думать было невыносимо, что у этого мерзавца и предателя могут быть с Анной Викторовной какие-то дела. Кроме того, я, вопреки всякой логике, почувствовал себя оскорбленным от того, что у нее есть, оказывается, от меня секреты. Тем более с князем Разумовским.
– Между Вами и князем есть что-то личное? – не удержался я от раздраженного вопроса. – Благодарю за помощь, Анна Викторовна!
И резко отвернувшись, я быстро пошел к экипажу.
– Яков Платоныч! – Анна пошла за мной, взяла за рукав пальто, заглянула в глаза. – Яков Платоныч, ну чем я могла Вам помочь?
– Вовремя отвлекли внимание, – ответил я ей сухо и достал из рукава пальто украденную мной из шкатулки князя сигару.
– Да Вы что! – перепугалась Анна. – Да Вы что, с ума сошли?!
– Чистильщик дал показания, – пояснил я ей, убирая сигару в саквояж. – За два дня до убийства Курочкиной к ней приходил мастеровой. И обронил точно такую же сигару. В нашем городе кроме князя такие не курит никто.
– Неужели Вы думаете, – изумилась Анна Викторовна, – что князь может быть замешан в этом деле?
Святая простота!
– А Вы думаете, что знатные особы не совершают преступлений? – поинтересовался я, рассерженный ее наивными убеждениями. – Между Вами же столько личного! Спросите!
И, сев в коляску, я приказал трогать. Анна осталась стоять на дорожке, глядя мне в след, растерянная и огорченная.
Вечером того же дня Коробейников докладывал мне результаты экспертизы:
– Я выяснил, обе сигары идентичны, – говорил он возбужденно. – И они не только одной марки, но и одной партии. Более того, у нас в городе кубинские сигары нигде не купить. Их нужно только выписывать на заказ из Петербурга.
– Вот теперь я точно уверен, что князь приходил в гости к Курочкиной, при этом переодевшись в мастерового, – ответил я ему.
– Так! – согласился Антон Андреич. – А зачем?
То, что Коробейников, ни минуты не сомневаясь в моих словах, принял версию о причастности князя Разумовского к делу Курочкиной, было мне весьма приятно. Я бы не признался в том вслух, но сомнения в моей правоте, высказанные Анной Викторовной, больно ранили меня. Почему-то я считал, что между нами больше доверия. Но наше доверие не устояло перед блеском титула князя.
– Думаю, его очень интересует эта тетрадь, – ответил я помощнику.
– То есть, получается, – продолжил развивать версию Антон Андреич, – что князь убил Курочкину?
– Нет, у него алиби, – опроверг я это предположение. – В тот вечер он играл в карты в дворянском собрании.
– Не понимаю, – вздохнул Коробейников. – Если князь не мог убить Курочкину, то тогда кто же?!
– Нам нужно понять, как князь связан с Курочкиной, – ответил я ему. – Тогда, возможно, мы узнаем, кто убийца. Да и тексты! Их расшифровка, надеюсь, многое прояснит. Завтра нужно будет навестить нашего криптографа. И вот еще что, – вспомнил я. – Отправьте-ка запрос на этого господина в Петербургский университет. Нужно все-таки узнать, почему его оттуда выгнали.
– Будет сделано, Яков Платоныч, – заверил меня Коробейников. – Доброй ночи.
Антон Андреич ушел. А я решил наведаться к дому князя. Я не собирался наносить ему еще один визит. Просто хотел понаблюдать за домом. Неудобно все-таки работать без филеров. Такую слежку абы кому не поручишь, нужны доверенные люди. Так что придется идти самому.
Я пришел к дому князя и расположился под прикрытием кустов так, чтобы мне было видно парадный вход и окна гостиной. Ничего особенного от своей слежки я не ожидал. И, как оказалось, напрасно. Около восьми часов вечера ко входу в дом подошел человек, в котором я с изумлением узнал криптографа Павла Ивановича. Лакей впустил его в дом, и дальнейшие события я наблюдал без звука, через окно гостиной.
Князь принял гостя сразу же. Между ними состоялся разговор, большая часть которого проходила на весьма повышенных тонах. Павел Иванович на чем-то настаивал, Разумовский отказывался, в высшей степени возмущенный. В конце концов, судя по жестам, он велел слуге выпроводить визитера взашей.
В принципе, смысл пантомимы был мне предельно ясен. Еще раньше я знал, что Павел Иванович весьма стеснен в средствах. Игрок, я полагаю. И думаю, ответ на мой запрос в университет это подтвердит. Видимо, он расшифровал тетрадь и нашел там сведения, компрометирующие князя. И не поспешил сообщить их мне, а решил обогатиться путем шантажа. Ну ничего. Завтра я заберу у этого вундеркинда тетрадь и заставлю его рассказать мне все, что он узнал.
А сейчас меня куда больше заинтересовал слуга, который присутствовал при разговоре. Его лицо было мне отлично знакомо. Последнее время оно мелькало на краю поля моего зрения неоднократно. Таинственный Жан, так и не выслеженный Коробейниковым в трактире. И вот это было уже чрезвычайно интересно!
Господин Жан проводил Павла Ивановича до крыльца и, судя по жестам, в резкой форме предложил покинуть поместье князя. Студент послушался и пошел к выходу из парка. А Жан направился в противоположную сторону, к задней калитке. Я решил, что Павел Иванович никуда не денется. Сейчас он отправится домой, разочарованный неудачей своего предприятия. А завтра с утра я к нему наведаюсь и все узнаю. И я решил проследить за Жаном.
Впоследствии я не раз сожалел об этой своей ошибке. Если бы я тогда пошел за студентом и сразу сделал все то, что решил отложить на утро, возможно, мне удалось бы спасти не одну человеческую жизнь. Но, к сожалению, история не знает сослагательного наклонения. Я принял неверное решение, и события пошли своим путем.
Я шел за Жаном по Затонску, пользуясь тем, что давно стемнело, и пытался понять, куда же он идет. Слежке я был обучен еще с юности, и учителя у меня были отличные. Но и он был мастер. Заметить меня он не мог. Но то ли чуял интуитивно, то ли был просто профессионально осторожен. Проверялся постоянно, путал маршрут, делал внезапные повороты и остановки. Он не пытался от меня отвязаться. Он пытался выяснить, ведут ли его.
