Текст книги "Яков. Воспоминания (СИ)"
Автор книги: Лада Антонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]
Зато Коробейников показал мне статью в газете, купленной им по дороге. Ребушинский был в ударе. Труп был описан со зверскими подробностями. А во всем остальном выходило, что полиция бездействует, а расследование ведет лично господин Ребушинский. Впрочем, как и всегда. Прибью я его когда-нибудь. И суд меня оправдает.
– Вы наведайтесь к Фролову, а я к Молостовым, – сказал я Антону Андреичу. – Расспросите хозяина про Дуню. Она на него работала, значит он должен что-то о ней знать.
– Думаете, там могли быть отношения? – предположил он.
– Да нет, – сказал я с сомнением. – Хотя, все возможно.
– Кровопускание! – сказал мой помощник. – Это не похоже на бытовую ссору!
– Ну так узнайте, что там, с этой девицей, – велел я. – Может, она отца своего, мясника, чем-то прогневала.
– Господь с Вами! – возмутился такой версией Антон Андреич.
Пока мы с Коробейниковым шли по улице, занятые беседой, я обратил внимание, что за нами неотступно следует некий господин. Я уже не раз подмечал его на улицах Затонска, идущего за мной по пятам. Лицо его, с седой аккуратной бородкой, о чем-то мучительно мне напоминало, но о чем именно, понять не удавалось. В последние дни я замечал его довольно часто. И пора было как-то прояснить, что происходит.
– За нами идет некий господин, седой такой, – сказал я Коробейникову. – Не оглядывайтесь! С самого управления как приклеенный.
– Неужели следит за нами? – изумился Антон Андреич.
– Нет у меня сомнения, – ответил я ему. – Вы проследите за ним. Узнайте, кто такой, где живет.
– А как же Фролов? – уточнил мой помощник.
– А Фролов после, – ответил я ему. – И будьте осторожны.
И я на ходу запрыгнул в проезжающий экипаж, чтобы мой хвост не мог за мной последовать.
Дарью Павловну Молостову я застал за хозяйственными хлопотами.
– Дарья Павловна, день добрый! – поздоровался я приветливо.
– Здравствуйте, Яков Платоныч, – даже, вроде как, и обрадовалась она мне.
– По хозяйству сами занимаетесь? – поинтересовался я, чтобы как-то начать разговор.
– Так кто ж еще будет, кроме меня? – удивилась она.
– А вчера, ближе к вечеру, чем занимались?
– Так ужин званый готовили, – напомнила она мне. – Вот, Вас ждали.
– Может, приходил кто? – спросил я на всякий случай. – Или заметили что-нибудь необычное?
– Нет, – покачала головой Дарья Павловна. – Я ничего не слышала и ничего не видела.
– А сестра Ваша, Екатерина Павловна, когда последний раз из Австро-Венгрии приезжала? – попробовал я сменить тему.
– Так никогда! – Молостова даже руками развела от изумления. Видно, думала, что история эта всем известна. – Она же как двадцать лет уехала с бароном, только сейчас явилась.
– Значит, и племянницу видели в первый раз? – спросил я.
– Да, в первый раз, – снова кивнула Дарья Павловна.
Ну, пока хватит пытать Дарью Павловну. Либо она ничего не знает, либо очень хорошо свое знание скрывает. А мне пока не за что зацепиться. Поэтому, поинтересовавшись, где я могу найти ее сестру, я оставил Дарью Павловну ее многочисленным хозяйским заботам.
Едва я вышел на лестницу, чтобы пройти в комнаты баронессы, как мне остановил знакомый голос:
– Яков Платоныч!
Анна Викторовна, слегка разрумянившаяся с мороза, поднималась ко мне по лестнице почти бегом. Была она, по своему обыкновению, очень взволнована. И глаза горели азартно. И лишь чуть заметная пристальному взгляду бледность выдавала в ней последствия вчерашнего недомогания.
– Я знаю, где нож! – сообщила она мне торопливо. – Орудие убийства!
– Вы все еще здесь? – удивился я.
Я-то был уверен, что родители давно ее забрали домой, и теперь она в безопасности, под присмотром.
– Как Вы себя чувствуете? – спросил я Анну Викторовну.
Но разговоры о ее самочувствии охваченную очередным приступом сыщицкого азарта барышню интересовали мало.
– Прекрасно! – отмахнулась она от моего вопроса с раздражением. – Вы слышали, что я Вам сейчас сказала?
– Да слышал я, – подтвердил я не менее раздраженно. Мне ее азарт вовсе не нравился. – И где же он?
– В конюшне, – взмахнула рукой Анна Викторовна. – Пойдемте, я покажу!
– А как Вы узнали? – спросил я ее.
Анна посмотрела на меня, как смотрят на неразумных детей. И в самом деле, пора бы уже мне перестать спрашивать каждый раз. И я с улыбкой последовал за ней.
Анна Викторовна так торопилась все мне показать, что до конюшни мы почти бежали. Только внутри она остановилась, огляделась вокруг, словно что-то припоминая. Свой сон? Коробейников рассказывал, что во сне она пришла именно сюда. Может быть, она хочет рассказать мне об этом сне?
Анна тем временем присела на край сеновала, потом легла на спину и протянула руку куда-то за стоящие у стены бочки.
– Анна Викторовна, мы здесь давно уже все осмотрели! – попытался урезонить я ее.
– Здесь тайник! – сообщила она мне слегка сдавленным из-за неудобной позы голосом и, вынув руку из-за бочек, поднялась и подала мне копытный нож, который только что достала. На ноже были отчетливые следы крови.
Я посмотрел на нож. На Анну. Снова на нож.
Это случалось неоднократно. Трость художника. Тело бойца. Да и другие примеры были. Но я все равно спрошу. Я буду из принципа спрашивать каждый раз. И, хотя бы по теории вероятности, однажды ответ будет иным.
– И как Вы догадались что нож находится именно здесь? – спросил я со вздохом.
– Ну так мне жертва показала сегодня ночью, – объяснила Анна Викторовна. И продолжила: – Ну, я правда, все забыла к утру. Но когда снова здесь оказалась, опять все вспомнила!
И она улыбнулась мне, страшно довольная собой. Ребенок. Безрассудный, бесстрашный, очень любопытный и совершенно беззащитный ребенок!
– Может, расскажете, что произошло с Вами на вчерашнем сеансе? – спросил я, маскируя тревогу за нее под строгость.
– Ну Вы же все видели! – обиженно сказала Анна Викторовна. – Я вызывала дух Наполеона, но почему-то пришла эта девушка. Ну, к тому моменту она была уже мертва.
– Да нет! – уточнил я. – Почему Вы закричали на Молостову: «На тебе моя кровь»?
– Это не я кричала! – пояснила мне Анна Викторовна. – Это девушка та кричала!
– Чертовщина какая-то! – дал я определение услышанному.
– Спиритизм! – подняв пальчик, со значением поправила она меня.
– А по мне так все едино! – высказался я с некоторым раздражением.
– То есть, Вы меня ведьмой считаете? – слегка кокетливо спросила Анна.
– А что, – спросил я ее, – можно как-то по-другому к этому относиться?
Но Анна Викторовна, довольная, видимо, тем, что разыскала нож, обижаться на меня не захотела.
– А она еще сказала про сапоги, – добавила она вдруг, безо всякой связи со сказанным только что. – Ну, видимо, это было последнее, что она увидела в жизни.
Хорошо. Я буду играть в эту игру. Если она настаивает, я буду с ней играть. Но потом отправлю ее домой.
– Какие сапоги? – спросил я послушно, поскольку она, видимо, ждала этого вопроса.
– Такие сапоги… – задумалась она над описанием, – наездника!
Ладно, учтем и сапоги.
Я вернулся к тому месту, откуда Анна достала нож. Лег на то же место, просунул руку за бочки. В отличии от Анны Викторовны мне не пришлось тянуться до тайника, росту хватило. Значит, тайник устроил мужчина, скорее всего. Но неудивительно, что мы не нашли это место при осмотре. Если не знать, не найдешь никогда. Как же она нашла-то?!
– А как Вам баронесса и ее сказка? – поинтересовался я.
– Да, это очень странная история, – ответила Анна Викторовна. – Вы хотите, чтобы я вызвала дух барона фон Ромфеля и у него спросила?
Господи, дай мне терпения. И чувства юмора. Потому что она предлагает это мне абсолютно на полном серьезе!
– Так он же не хочет с Вами разговаривать! – постарался отшутиться я.
– Ну, – озорно улыбнулась Анна, – может, у него вчера настроение такое было!
– Ну, тогда попросите его, – сказал я, с трудом сдерживая раздражение ситуацией, – может, он расскажет Вам, сколько венгерских девушек обескровила его вдова перед тем, как вернуться в Россию.
– Обязательно попрошу! – ответила мне Анна Викторовна с вызовом.
– Желаю удачи! – попрощался я и быстро пошел вон из конюшни.
– А может быть, он с Вами захочет поговорить! – крикнула она мне вслед с ехидством.
Подумать только, она меня еще и дразнит! Я все-таки не выдержал и улыбнулся.
– Пусть приходит в управление завтра! – ответил я ей со смехом.
И, выходя, услышал, как она рассмеялась тоже.
Оставив Анна Викторовну, я отправился побеседовать с баронессой фон Ромфель, в девичестве Екатериной Молостовой. Она приняла меня в гостиной. Говорили по-немецки, по ее просьбе. Екатерина Павловна сказала, что привыкла за двадцать лет, и теперь порой скучает по языку. Мне же, если честно, было все равно. Немецкий язык был для меня вторым родным.
– Прошу прощения, баронесса, что отвлекаю Вас, – начал я разговор, – но я вынужден задать Вам несколько вопросов.
– Вы хорошо говорите по-немецки, господин Штольман, – похвалила она меня. – Я внимательно слушаю Вас.
– Вам не кажется странным, что вчера Вы поведали о судьбе кровавой графини, – спросил я ее, – а не прошло и часа, как происходит убийство, похожее на Вашу историю.
– На что Вы намекаете? – спросила Екатерина Дмитриевна.
– Баронесса, – спросил я напрямик, безо всяких намеков, – где Вы находились вчера с четырех до шести часов вечера?
– Какая обезоруживающая прямота, господин Штольман, – рассмеялась она.
– Я полицейский, – улыбнулся я в ответ.
– Вчера в это время я была дома, – ответила баронесса. – Отдыхала после обеда в своей комнате.
– Кто-нибудь Вас видел?
– Спящей? – удивилась она. – Не думаю.
– А где в это время была Ваша сестра, – поинтересовался я.
– Откуда мне знать? Я же спала!
– Скажите, баронесса, – спросил я ее, – Вам не кажется странным, что преступление как будто выполнено по мотивам Вашего рассказа?
– Вы думаете, что это я? – спросила меня Екатерина Павловна.
–Нет, – заверил я ее, – но кто мог совершить убийство под воздействием Вашей легенды? Вы кому-нибудь рассказывали это до вчерашнего вечера?
– Ну, Дарье… – она задумалась. – Еще кому-то… Я не помню.
– Пожалуйста, вспомните, это очень важно! – попросил я.
– Простите, я плохо себя чувствую, – сказала баронесса. – Да, рассказывала кому-то. Но не помню. Извините, у меня голова разболелась. Все это так ужасно!
– Возможно, у меня еще появятся к Вам вопросы, – произнес я, поднимаясь.
– Охотно отвечу, – улыбнулась она мне на прощание.
Выйдя от Молостовых, я оглянулся. Анны Викторовны не было видно ни во дворе, ни в конюшне. В доме ее тоже не было, я спрашивал горничную. Решив, что она все-таки уехала наконец домой, я со спокойным сердцем отправился в управление.
Там меня ждал сюрприз. С городовыми был доставлен Степан Кокошин, отец погибшей Дуни. По словам дежурного, пытался прибить топором того самого конюха. В результате конюх скрылся, вскочив на лучшего жеребца Молостовых, а Кокошина с трудом скрутил Сила Фролов. Да и сдал городовым, чтобы охолонул маленько.
Сейчас Степан Кокошин был уже спокоен, хоть и сильно подавлен, и вполне готов к разговору.
– Вы примите мои соболезнования, – сказал я ему, – я понимаю Ваше горе. Но при этом, что ж Вы учудили, любезный? Бунт с топором? Счастье, что не убили никого!
– Мне теперь, барин, все едино, – ответил Кокошин, не поднимая глаз. – Я все равно этого гада, Мишку, удавлю! Хоть через десять лет, а удавлю.
– А вдруг он не виновен? – спросил я.
– Так кто же тогда?! – чуть ли не выкрикнул Степан.
– Ну, ищем. На то и следствие, – постарался я его успокоить. – Вы сами-то знали, что дочь Ваша встречается с конюхом Молостовых?
– Не! – помотал он головой. – Если б знал, я б сам ей башку открутил.
– Ну, а что хозяин ваш, Сила Фролов? – сменил я тему. – Справедливый хозяин-то?
– А чего про него-то? – встревожился Кокошин.
– Дочь Вашу, Дуню, не обижал?
– А чего ему ее обижать-то! – удивился Степан. – Она девка у меня работящая. И за старухой его больной ухаживала.
– А что с ней? – про больную мать Фролова я слышал впервые.
– Стара, – пояснил Кокошин. – Да и болезнь эта… Порча какая-то на коже. Чем только не лечили. Уж очень страдает старуха. Бидон крови свиной ей налью, а она и пользует бабку.
– Кровью? – поразился я.
В жизни не слышал о таком методе лечения!
– Пустыриха, знахарка местная присоветовала, – сказал Степан.
– И что? Помогало?
– Не знаю, – ответил он. – Но сам слышал крики старухи из дома.
Вот это было крайне интересно! И совершенно точно требовало проверки. Надеюсь, Коробейников узнал в имении Фролова массу интересного. С его мастерством собирать слухи он просто не мог пройти мимо такой знатной сплетни, как лечение кровью.
Я поблагодарил Семена Кокошина и отпустил его. И не успел он выйти, как в кабинет ввалился Антон Андреич. Как говориться, вспомни солнце…
– Новости у нас какие, слышали, Антон Андреич? – сообщил я ему. – Мать Фролова кровью лечится! Свиной, вроде бы!
– Ого! – отреагировал Коробейников, снимая пальто.
– Так что там наш соглядатай? – спросил я его.
– Я шел за ним, два квартала, – возбужденно приступил к рассказу Антон Андреич. – Но, наверное, заметил он меня. Исчез. Будто испарился! Значит, дело тут нечисто, иначе зачем ему скрываться от меня?
Что-то в голосе Коробейникова, в его слишком активной жестикуляции показалось мне странным. Я бы сказал, что он слегка подшофе, если бы не знал, что мой помощник алкоголь не употребляет вовсе, ни при каких случаях.
– Так Вы его упустили? – спросил я.
– Нет! Да! – Коробейников резко мотнул головой, слегка покачнулся и остановился, схватившись за спинку стула. – То есть, упустил. Но! – Антон Андреич плюхнулся на стул и продолжал рассказывать с жаром: – Я многое о нем узнал!
– И что же? – поощрил я его к дальнейшему рассказу. Его состояние тревожило меня все больше. Тем более, что на лбу у него я заметил отчетливый синяк. Неужели этот гад его так сильно ударил?
– Я обошел все заведения, лавки на центральных улицах, – рассказывал Коробейников, – опросил всех об этом человеке, и, представьте, в трактире мне сказали, что этот человек бывает там частенько.
При упоминании о трактире у меня отлегло от сердца. На всякий случай я подошел поближе и принюхался. Так и есть! Видимо, ради того, чтобы добыть сведения о преследователе, Антон Андреич пожертвовал даже обетом трезвости. Полагаю, никаких двух кварталов не было и в помине. Такой матерый волк, как тот, что шел за мной, сбросил Коробейникова сразу, скорее всего, слегка приложив при этом по голове. И обидевшийся Антон Андреич, полный желания отомстить, забыл про все мои поручения и бросился искать следы обидчика. И нашел. В трактире.
– Но! – продолжал Коробейников, не заметив моих манипуляций. – Имени его никто не знает.
– И? – поощрил я его на продолжение истории.
– Я просидел часа, наверное, два! – рассказал Антон Андреич. – Он не явился. Не появился! То есть не пришел!
Я изо всех сил старался не смеяться. Знал бы я, что мой помощник становится таким забавным, когда выпьет, сам бы давно его напоил под плохое настроение. Но тем не менее, придется ругать. Потому что ни одного дела не сделал, да еще и напился в рабочее время.
– Отличная работа, Антон Андреич! – саркастически сказал я, разводя руками.
Коробейников понял, что я его ругаю, и сник. Но тут же придумал, как реабилитироваться:
– Я продолжу наблюдение в трактире? – спросил он меня с надеждой.
Не в силах бороться с улыбкой, я покачал головой:
– Ни в коем случае! – и добавил очень серьезно: – Даже если случайно встретите, обходите стороной. А лучше разузнайте, где живет эта знахарка… Как ее? Пустыриха.
– Что кровью лечит? – уточнил Коробейников.
– Именно, – сказал я. – Навестить ее нужно.
Антон Андреич понимающе кивнул, и поднял на меня широко распахнутые глаза:
– Я запроко… запро-токо-лирую? Позвольте?
Отправился нетвердой походкой к своему столу, достал свою тетрадь, уронил, поднял, уронил снова. С трудом открыл графин с водой, выпил залпом два стакана и все-таки справился с тетрадью.
После чего я, насмеявшись досыта, все-таки отправил его домой отсыпаться. Сегодня Антон Андреич явно не работник, придется разбираться с делами в одиночку.
Несмотря на свои вчерашние подвиги, Коробейников пришел утром в управление раньше меня. И даже к моему приходу успел выяснить, кто такая наша знахарка, рекомендующая кроволечение, и где ее искать. Туда мы и отправились.
– И что же за птица эта Пустыриха? – расспрашивал я по пути Антона Андреича.
– Самая известная знахарка в городе! – ответил он.
Вот оно как? Поглядим.
– Анну Викторовну давно видели? – спросил я как бы, между прочим.
– Со вчерашнего дня не видел, – вздохнул Коробейников.
– О здравии ее беспокоюсь, – пояснил я.
– Да, совсем она не бережет себя с этими духами, – охотно поддержал тему Антон Андреич. – И все-таки интересно, могла бы она поговорить… ну… с кем-нибудь!
Вечное любопытство моего помощника по поводу всего мистического и потустороннего было неистребимо!
– Может, Вам к ней в ученики податься? – спросил я не без ехидства. – Вы такой интерес проявляете к ее изысканиям!
– Я ж для пользы дела! – попытался оправдаться Коробейников.
Для пользы дела! Духов вызывать! И главное, он ведь и не шутит вовсе! Он действительно готов вовлекать Анну в расследования «для пользы дела», потому что верит, что подобная польза возможна.
– Вы что? – спросил я Антона Андреича. – Нарочно с утра меня злите? Или не понимаете, что это небезопасно?
Коробейников смутился и даже вроде бы напугался слегка.
– Я просто хотел сказать, – кинулся он выправлять ситуацию, – все это, конечно, чистые суеверия. Но иногда ее замечания, во-многом, конечно, наивные, но дают новое направление движению Вашей всепроникающей мысли!
– Ну Вы и перепел, Антон Андреич! – усмехнулся я.
Надо же, ишь как вывернулся! Да, взрослеет мой помощник, набирается опыта. Уже не только за преступниками с пистолетами гоняться горазд, а и в дипломатии себя пробует. И небезуспешно, ведь раздражение мое погасить он-таки сумел. Оговорился, но успел шуткой исправить положение. Молодец!
Так за разговорами мы дошли до места обитания Пустырихи. Почерневший покосившийся домишко и впрямь одним боком выходил на пустырь.
– Вот здесь она и живет, Яков Платоныч, – сообщил Коробейников. – Меня маленьким водили к ней ухо лечить. Хорошая знахарка.
Я попытался заглянуть в подслеповатое окошко, но толком разглядеть ничего не смог.
– Есть кто живой? – крикнул я, постучав в дверь. – Хозяйка!
Дверь отворилась. Но пороге стояла сама Пустыриха. Лучшая в городе знахарка была похоже вовсе не на ведьму, как можно было бы предположить, а на добрую бабушку. Чистенькая, в белом фартуке и вышитом чепце. И руки в муке. Видно, пекла что-то, а мы оторвали.
– А, ждала я Вас, – сказала нам хозяйка, впуская в дом.
Я огляделся, проходя в комнату. Здесь тоже было чисто и уютно. Половички на полу, салфетки на сундуках. Под потолком развешаны пучки трав, всяких разных и в большом количестве. И запах в доме был приятный, чистый какой-то. Пахло печевом и травами. С трудом верилось, что обитающая здесь знахарка могла для лечения присоветовать мазаться кровью.
– Это ведь Вы из-за убиенной Кокошиной? – спросила Пустыриха. – Так я ей сразу сказала, калечить ее не буду!
– Это что же Вы имеете в виду? – уточнил я.
– Беременная она была, – вздохнула знахарка.
– Беременная? И чей же ребенок?
– Это я не знаю, не спрашивала, – строго ответила Пустыриха.
А вот тут Вы врете, милейшая. По голосу чувствую.
– Абортами, значит, промышляете! – намекнул я ей на вред сокрытия сведений. – Не законно это.
– Да ладно, ладно! – быстро пошла на попятный старуха. – Ну, сказала она, чей ребенок. Не погубите! Если он узнает, что я с вами разговаривала, в порошок сотрет.
– Я обещаю, Вы не пострадаете, – заверил я Пустыриху.
– Сила Фролов ее обрюхатил, – сообщила знахарка. – Она в его доме за матушкой его ухаживала.
– А Вы матери Силы Фролова свиную кровь прописали? – поинтересовался я у нее.
– Ну прописала! – не стала отпираться Пустыриха.
– Что это за средство такое? – спросил Коробейников. – Дьявольское!
– Да Господь с Вами! – замахала на него руками старуха. – Слова какие говорите! Господи! Народное средство, верное, – и добавила: – А ежели, господа, у Вас затруднения со следствием своим, так Вы лучше к Мироновой сходите!
– Зачем? – изумленно спросил Антон Андреич.
– А пусть она у самой Дуньки спросит, кто ее! – ехидно ответила Пустыриха. – Я-то людей лечу, с мертвыми не разговариваю. Богомерзкое это дело. А Миронова эта, она такие тут дела распутывала! Полиции даже не снились! Ведьма! Чисто ведьма! Даром, что из благородных!
– Благодарю за совет, – сдержано ответил я. – Честь имею.
И поскорее удалился, уводя Коробейникова, пока тот не устроил скандала, поднявшись на защиту Анны Викторовны. Меня тоже не порадовали слова Пустырихи. Если сплетни окрестили в народе Анну ведьмой, это может быть для нее небезопасным. Но не спорить же, право, об этом с неграмотной бабкой.
– Я полагаю, дело раскрыто! – заявил Коробейников, когда мы вышли из дома знахарки.
– Это почему же? – удивился я.
– Фролов избавился от надоевшей любовницы, – пустился в рассуждения Антон Андреич, – которая, наверное, требовала, чтобы он женился!
– А конюх, который сбежал? – напомнил я ему. – Баронесса со своей сказкой?
– Сколько подозреваемых! – слегка озадачился Коробейников. – На любой вкус!
– Браво, Антон Андреич! Уже похоже на иронию, – похвалил я его. – Только давайте-ка лучше Фролова спросим, что он нам скажет.
И мы отправились в имение Фролова.
Хозяина имения мы нашли на конюшне. Как я понимаю, фанатичного лошадника Силу Фролова тут можно было обнаружить чаще, чем где-либо.
– Так не нашли, значит, Мишку? – спросил он, завидев нас. – Вот ведь скотина какая! Знал я, что у него ветер в голове, но чтоб такое натворить!
– Он и у вас работал? – спросил я.
– Да, подрабатывал иногда, – не стал отрицать Фролов. – Конюх он хороший.
– Так значит, с Дуней они так и познакомились?
– Хоть так, – покивал Сила Кузьмич.
– Беременная она была, – сообщил я ему.
– Да Вы что? – деланно удивился Фролов. – Вот ведь изверг какой, а?
– От Вас беременная, – не стал я поддерживать его театр.
Фролов расхохотался несколько принужденно:
– Кто ж это Вам наплел-то такое!
– Есть надежный у нас свидетель, – ответил я ему с твердостью. – Чего хотела? Жениться, или денег требовала?
– С Мишкой она гуляла, с Мишкой! – настаивал на своем Сила Кузьмич. – Это все видели, кроме отца.
– Я знаю точно, была у Вас с ней интрижка! – я раздраженно отошел к воротам. Там к телеге был привязан конь, который очень меня заинтересовал. Уж больно он был похож на того жеребца Молостовых, на котором скрылся беглый конюх.
– Ну была! – подтвердил раздраженно Фролов, следуя за мной. – Была, и что с того? Ребенок не мой. Мишкин ребенок. И убил он.
– Конь у Вас новый? – спросил я, осматривая жеребца.
– Да, новый, – ответил Сила Кузьмич, пытаясь заслонить собой коня. – Не на что тут глядеть.
Я посмотрел на него пристально, и под моим взглядом он смутился.
– Ну ладно. Тот это вороной, Молостовский.
– Вороной? На котором конюх ускакал?
– Да, – сказал Фролов, с любовью оглаживая коня. – Клянусь, мои люди нашли его в поле.
– А где же конюх? – спросил я.
– Не было конюха, – ответил он. – Конь один на свободе гулял.
– А почему же Вы вороного Молостовым сразу не вернули? – поинтересовался я строго.
– Так собирался я, – сказал Сила Кузьмич, – позже.
На самом деле ответ был и так виден. Еще на том званом вечере я слышал, как Фролов уговаривал Дарью Павловну продать ему коня. В тысячный раз уговаривал, видно. Она не продавала. И Петр Миронов поведал мне тогда, что спор этот не первый день идет. Сила Кузьмич в Молостовского вороного прям влюблен, одержим идеей его заполучить. Да только вот никак не выходит. И ясно мне было, что, обнаружив коня гуляющим в поле, Фролов просто не нашел в себе сил сразу с ним расстаться. Что ж, я прослежу, чтобы в дальнейшем силы у него нашлись все же.
Я достал из саквояжа нож, найденный Анной на конюшне у Молостовых, и показал Фролову:
– Чья вещица, не знаете?
– Мишки—конюха, – ответил он без тени сомнения. – Вещица заметная, хоть и старая.
– Третьего дня вечером сами где были? – задал я дежурный вопрос.
– Здесь, у себя на конюшне, – усмехнулся Фролов.
– Кто видел?
– Конюхи мои видели! – ответил он. – Думаете, я это, Дуню-то?
– Антон Андреич, – велел я Коробейникову, – опросите людей.
Тот немедленно прошел на конюшню.
– Где Мишка прячется, конечно, не знаете? – спросил я Силу Кузьмича.
– Откуда ж мне знать? Я за ним не слежу.
– А коня где поймали? – продолжал я расспросы.
– Да вот здесь в роще, недалеко, – кивнул головой Фролов. – Кстати, домик там есть. Мишка построил, рыбачит летом.
Вот как? Это надо будет проверить, что там за домик.
– А где роща? – уточнил я.
– Вот по тропинке пойдете и наткнетесь. – показал направление Сила Кузьмич. – И домик там.
– Так это по дороге к Молостовым? – спросил я его. – Здесь недалеко?
– Ну, да, – подтвердил Фролов.
– С вороным не тяните! – бросил я ему на прощанье, и отправился по тропинке.
Тропинка, как и обещал Фролов, быстро вывела меня к роще. А пройдя еще немого, я увидел и домик. Маленькая хижина, годящаяся на то, чтобы что-то в ней хранить, да прятаться летом от дождя. Полагаю, зимой в ней весьма неуютно. Ну да беглому конюху выбирать-то особо не из чего.
Я заглянул внутрь. Там было пусто. Из обстановки только колченогий стол у единственного окошка, чурбак вместо табурета, да охапка сена в углу. Особо не спрячешься. Тут за спиной моей хрустнула ветка, скрипнул снег. Я медленно закрыл дверь, прислушался. Хруст повторился, потом еще раз. Кто-то пытался уйти по лесу от домика. Я оставил под навесом саквояж и трость, приготовил пистолет и пошел на звук. Довольно быстро я нашел следы, а поднявшись на небольшой холмик, увидел и его самого. Он, было, сперва припустил от меня по лесу, но довольно быстро сдался и позволил себя нагнать. Видно, намерзся и наголодался в лесу за эти дни, и решил положиться на милость мою и Божью.
– Барин! Барин! Я не убивал! – закричал он, когда я его нагнал и сбил с ног.
– Ты конюх? – спросил я его.
– Да, – подтвердил он. – Не убивал я, Барин!
Мишка пошел со мной добровольно, бежать уже не пытался. Я его и связывать не стал, видел, что не побежит. А побежит, так я его вмиг догоню.
По дороге он рассказал мне свою версию событий. С его слов, он был с Дуней на сеновале. Но ушел. А она там осталась. И больше он ее живой не видел. Позже он показывал конюшню приезжей барышне, которая очень лошадьми интересовалась. Тогда они труп и нашли. Барышня перепугалась, убежала с криком. Он ее успокоить хотел, да не догнал. Потом подумал, что на него подумают, что он убил, ведь знали, что он с Дунькой гулял. Вот и спрятался. Ну, а когда Кокошин с топором стал его искать, да кричать, что убьет, тут и вовсе перепугался, вскочил на коня и ускакал. Спрятался в домике и сидел там, как мышь под метлой. Он и раньше бы сдался. Да боялся, что, если вылезет, Степан Кокошин его все-таки прибьет. А Дуню он не убивал, на этом он настаивал твердо.
– Да я вообще не знал, что Дунька брюхатая! – говорил мне он. – Да и не от меня это. Я когда уходил, она еще живая была.
Да я и сам видел, что вряд ли он наш убийца. По голове дать ему сил хватило бы, конечно. А вот всю остальную композицию создать, да чтобы на рассказ баронессы похоже было, это ему явно не по разуму.
– А почему нож твой в крови? – спросил я его.
–Так он на конюшне валялся! – объяснил Мишка. – Кто угодно мог его взять.
– Сказку о кровавой графине от баронессы слышал? – на всякий случай поинтересовался я.
Ответ меня удивил.
– А то! Раза три слыхал, – подтвердил конюх. И пояснил: – Да не в себе она. Рассказывает кому ни попадя.
Это было что-то новенькое. Я-то думал, что сказку о графине Батори слышали только те, кто был на званом вечере. Да еще это известие о том, что баронесса может быть и умалишенная! Раньше я ее не подозревал. Но если она и вправду душевнобольная, все может быть иначе.
В поместье Молостовых мы застали панику и суматоху. Дарья Павловна металась по двору в расстегнутом полушубке, отдавая приказания слугам. Я подошел ближе, она заметила меня, кинулась с радостью навстречу:
– Яков Платоныч! Хорошо, что Вы здесь! Я уж думала за Вами посылать!
– Что случилось, Дарья Павловна? – спросил я.
– Катерина пропала! – развела она руками. – Нет нигде! Экипаж не закладывала. Говорят, видели, вышла со двора в домашнем платье.
Похоже, слухи о душевном нездоровье баронессы подтверждались. Я велел Молостовой запереть до времени где-нибудь Мишку, а сам послал со слугой записку в управление, чтобы мне прислали городовых для организации поисков. Нужно торопиться! Мороз на улице преизрядный, и если баронесса и вправду ушла неодетой, то может серьезно пострадать.
Сам же я пошел в дом. Может быть, Каролина знает, куда могла отправиться ее мать.
Едва я поднялся на второй этаж, как меня окликнул знакомый голос:
– Яков Платоныч! – мне навстречу выбежала взволнованная Анна Викторовна. – Здесь какая-то чертовщина твориться. Баронесса пропала.
– Я знаю, – ответил я ей. – За нарядом полиции я уже послал.
– Но это не все! – подняла на меня Анна совершенно перепуганные глаза. – Там в ванной… Там кровь! Целое ведро! Нужно Дарью Павловну позвать.
Ничего себе новости! Отодвинув Анну, я заглянул в ванную комнату. И в самом деле там стояло ведро с кровью. И красные брызги на фарфоре. Что ж, действительно, никто лучше Дарьи Молостовой не объяснит, что за странности творятся в ее доме.
Попросив Анну Викторовну оставаться на месте, я пригласил Дарью Павловну подняться со мной на второй этаж. Услышав мой вопрос про кровь в ведре, она и отпираться не стала, только расплакалась:
– Забрала я это ведро. Да, виновата! – говорила она сквозь слезы. – Но Вы в мое положение-то войдите! Там гости должны были уже вот-вот! Ну вот они уже, на пороге были!
– А я в эту конюшню пошла, – продолжала она, комкая в руках платочек. – Да я, когда увидела весь этот ужас… Господи, бедная девочка! Я ничего другого тут придумать не могла! Ведро это схватила и побежала. Я боялась, все подумают, что очень это похоже на те рассказы, которые Катька рассказывает.
– Куда дели кровь? – спросил я Молостову.
– Я вылила ее! – и она снова заплакала. – Простите! Простите меня, пожалуйста! Я испугалась!
– Это как суд решит, – ответил я ей. – Сокрытие улик это называется.
– А это что здесь? – я кивнул на ведро с красной жидкостью и красные потеки на ванной.
Дарья Павловна даже плакать перестала, поняв мое подозрение. Сунула руку в ведро, поднесла к моему лицу. От красной жидкости пахнуло травами и ягодами. Кровью не пахло вовсе.
