Текст книги "Яков. Воспоминания (СИ)"
Автор книги: Лада Антонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]
– Это ребенок писал.
Я пролистал тетрадь. Аккуратным детским почерком ней были выписаны стихи. На английском языке.
– Я вижу, – ответил я Анне Викторовне. И продолжил: – Вы идите домой.
Увидев, что она хочет мне возразить, я добавил:
– Идите, идите! Завтра утром приходите в управление, поговорим.
Анна, поддерживаемая мной под локоть, уже пошла к двери, но внезапно остановилась.
– Дайте мне эту тетрадь! – попросила она.
– Нет, – отказал я. – А зачем?
– Пожалуйста! – Анна просительно сложила руки, глядя на меня умоляюще. – На одну ночь. Тексты посмотреть.
Все, можно больше не переживать. Барышня Миронова оправилась от испуга, и ее любопытство вновь при ней.
– Но Вы же знаете, – ответил я строго, – что это не по правилам.
Как известно, правила не для Анны Викторовны Мироновой. И она тут же придумала, как их обойти.
– Яков Платоныч, – спросила она, заглядывая мне в глаза, – я знаю, что Вы прекрасно владеете немецким. А как у Вас с английским?
– Не блестяще, – вынужден был признать я.
– Дайте мне ее на перевод! – Анна смотрела на меня умоляюще. – Пожалуйста! Утром я Вам ее верну.
Никто не может устоять, когда такие глаза смотрят с таким выражением. И, кстати, перевод мне и в самом деле не помешал бы.
– Только на одну ночь, – я отдал ей тетрадь. Анна тут же спрятала ее под пальто.
– Я понимаю, Вам тяжко пришлось, – сказал я ей, провожая к двери. – Вы уже постарайтесь об этом не думать, – и приказал городовому, стоявшему у дверей: -Проводите Анну Викторовну домой на нашем экипаже.
– Слушаюсь! – с готовностью отозвался тот, распахивая перед ней дверь и помогая сойти с крыльца.
Они все были рады оказать ей услугу, мои приказы здесь не требовались. Я смотрел, как городовой бережно помогает ей сесть в экипаж, и думал, что мне было бы гораздо спокойнее, если бы я проводил ее сам. И гораздо приятнее.
Но у меня, к сожалению, было дело. И отвлекаться я не мог. Поэтому я проводил взглядом отъехавшую коляску и вернулся в дом.
Едва я зашел, как меня окликнул Коробейников:
– Яков Платоныч! Прошу сюда! – позвал он меня. – След! – он показал мне отчетливый след башмака на подоконнике, – То есть, смею предположить, – доложил Антон Андреич, – что преступник ушел через окно! И улика! – он указал на лежащую на подоконнике серебряную ложечку. – Более того! – продолжил делиться со мной своими открытиями Коробейников, – Я тут кое-что обнаружил! – и он пошел вглубь дома.
А я заглянул в ящик буфета, где обычно хранили столовое серебро. Ящик был пуст, разумеется.
– Ложки унес, подлец! – сообщил я Коробейникову. – В буфете все перерыто.
– Да Бог с ними, с ложками! – сказал Антон Андреич возбужденно. – Яков Платоныч, здесь дверь в подвал!
И он, вооружившись фонарем, стал спускаться, видимо, желая показать мне что-то любопытное.
Освещая себе путь, мы спустились в подвал. Он был неожиданно просторный и очень пыльный. Посреди стояло несколько бочек для засолки капусты с кирпичами для гнета, лежащими на них. На эти-то бочки и обратил мое внимание Коробейников. Потому что все бочки и камни были равномерно покрыты пылью. Но на одной оставалось чистое место, будто там тоже лежал камень, но его совсем недавно убрали.
А между прочим, орудием убийства Курочкиной был именно кусок кирпича. Его и бросили там, рядом с ней. И по форме пустого место было похоже, что взяли его именно с этой бочки.
– Да, похоже, здесь лежал тот самый кирпич, орудие убийства, – согласился я с Коробейниковым. – Снимок сделайте.
– Непременно, – отозвался Антон Андреич.
Я огляделся.
– Только не понимаю, – задумчиво сказал я, – убийца сначала спустился в подвал, взял кирпич, поднялся наверх и убил хозяйку?
– Да! Как-то слишком сложно! – прокомментировал мои слова Коробейников. – Может, он искал драгоценности?
– Ну какие драгоценности у старой девы! – остудил я полет фантазии своего помощника.
– А что Анна Викторовна думает об этом? – спросил он.
– Вы знаете, – ответил я ему слегка недовольно, – как-то запамятовал поинтересоваться!
– Вы сфотографируйте здесь все поподробнее, – велел я Коробейникову, – и пару кирпичей на экспертизу, – и покинул подвал. Больше мне в здесь было делать нечего. Да и в доме, в целом, тоже. Так что можно было поехать домой, чтобы отдохнуть и подумать.
Утром следующего дня нам с Антоном Андреичем было не до расследований. Как, в общем-то, и всем в полицейском управлении. Намедни мы с почетом проводили на пенсию нашего милейшего Ивана Кузьмича Артюхина. И нынче с утра ждали появления нового полицмейстера. Кое-что я о нем слышал и предполагал, что с появлением нового начальства жизнь наша проще не станет. Чтобы снять напряжение от ожидания и занять руки, я раскладывал пасьянсы. Антон Андреич торчал у окна в наблюдении.
– Приехал! – сообщил он мне. И быстро отошел от окна, не желая быть замеченным.
Я скинул карты в ящик стола и прислушался. Впрочем, сильно напрягать слух не было необходимости. Голос нового начальника гремел так, что слышно было на два квартала окрест, я думаю. Для начала он построил дежурного, добившись от него рапорта такой громкости, что Коробейников чуть присел в ужасе.
– Вот и началось, – сказал он испуганно.
– То ли еще будет! – предупредил я его. – Еще не раз вспомним Ивана Кузьмича добрым словом.
– Почему, – возмутился Антон Андреич, – надо было отправлять человека на пенсию в какие-то шестьдесят восемь лет!
– В самом рассвете сил! – усмехнулся я.
Тем временем новое начальство приближалось.
– Это что?! – услышали мы возмущенный вопрос.
– Это пальма, Ваше Высокоблагородие! – растерянно пояснил дежурный.
– Я сам вижу, что пальма! – гремел полицмейстер. – Земля почему сухая? Кто поливает пальму?!
– Дежурный по мере надобности, Ваше Высокоблагородие! – доложил городовой.
– Составить расписание и доложить! – приказал новый шеф.
– Расписание полива пальмы, Вы слыхали?! – изумился подслушивающий Коробейников.
– Думаю, еще и расписание раскрытия несовершенных преступлений будет, – предрек я.
– Впервые вижу такого начальника! – поделился новыми впечатлениями Антон Андреич.
Я только усмехнулся. Начальников я повидал всяких и разных. И подобные типажи попадались среди них частенько. А вот подобных Ивану Кузьмичу почти не встречалось.
– Это что за книга? – продолжал знакомится с новым местом работы полицмейстер.
– Это книга учета задержанных, Ваше Высокоблагородие, – доложил дежурный. Вот ведь не повезло бедняге сегодня дежурить-то!
– Сколько сегодня задержанных? – грозно вопросило новое начальство.
– Ни одного, Ваше Высокоблагородие, – смущенно признался дежурный.
– Девять часов утра и ни одного задержанного! – от звука голоса полицмейстера даже стены, кажется, дрогнули. – И это называется работа полиции?! Чем вы тут занимаетесь?! Ну, ничего, – он слегка понизил голос, видимо утомившись, – я научу вас работать. Где сыскное отделение?
Ага. Вот и до нас очередь дошла. Коробейников отскочил от двери. Я смел в ящик стола папку с делом, чтоб глаза не мозолила.
– Так! – дверь распахнулась, и на пороге показался новый полицмейстер. – А это у нас, значит, сыскное отделение!
Я встал из-за стола и одернул сюртук. Коробейников вытянулся в струнку.
– Начальник сыскного отделения, надворный советник Штольман, Яков Платоныч, – представился я, выходя навстречу новому шефу. Вставать по стойке смирно я не собирался.
– Помощник следователя, коллежский асессор Коробейников Антон Андреич, – выпалил Коробейников.
– Трегубов, Николай Васильевич, – представился новый полицмейстер.
– Поставлен руководить Вами. Наслышан о Вас, господин Штольман, – продолжил он, пристально меня разглядывая, – о Ваших методах работы и о Вашем характере, да-с! – он усмехнулся лукаво. – Ну что ж, я думаю, сработаемся. Мне доложили, расследуете убийство?
– Так точно, – ответил я.
– Как продвигается дело? – решил войти в курс наших дел новый начальник.
Отличный вопрос! Как продвигается к девяти утра расследование убийства, совершенного вчера почти что ночью. В смысле, много ли мы за ночь нарыли. Что ж, я работаю уже давно. А потому знаю, как отвечать начальнику так, чтобы он был доволен.
– Убитая госпожа Курочкина, замужем никогда не была, старая дева, – принялся я заваливать начальство ненужными ему вовсе подробностями. – По слухам, вела уединенный образ жизни, жила от уроков и гувернантства.
– Что еще? – поинтересовался Трегубов, явно несколько удовлетворенный тем, что у меня уже к утру так много сведений.
– В доме все перерыто, – поведал я. – По всему видно, что убийца унес столовое серебро, да еще какую-то мелочь.
– Стало быть, банальный грабеж, – сделал вывод господин полицмейстер.
Ага, он, стало быть, скор на выводы и предпочитает, чтобы дела закрывались быстро. Запомним.
– Не знаю, – ответил я, не желая подписываться под непроверенной еще версией.
– А орудие убийства? – поинтересовался Трегубов.
– Кирпич, – ответил я спокойно. – Найден возле трупа.
– Ну, так ищите, Яков Платоныч, – повелело новое начальство. – Ищите!
– Так мы ищем, Николай Васильевич, – ответил я ему с легкой улыбкой.
Все. Я новому начальству больше не интересен. На все у меня есть ответ, и придраться пока не к чему. А главное, я его не боюсь, а стало быть, и страх на меня наводить неинтересно. Quod erat demonstrandum.
Трегубов повернулся к двери, собираясь покинуть кабинет, но я остановил его в последний момент:
– Я прошу Вас, Николай Васильевич, – обратился я к нему деловым тоном, – дайте распоряжение в архив, чтобы посмотрели, нет ли чего в прошлом на госпожу Курочкину.
Трегубов даже усмехнулся от моей наглости! Мало того, что этот следак из Петербурга его вовсе не испугался, так еще и с просьбами смеет обращаться.
– Я распоряжусь, – пообещал он и покинул, наконец, кабинет, явно унося с собой мнение обо мне как о подчиненном непокорном и неудобном.
Но меня не волновало это его мнение. Во-первых, оно не отличалось от мнения всех других моих начальников, как в Затонске, так и в Петербурге. А во-вторых, мне не давало покоя то, что я никак не мог вспомнить чего-то про эту Курочкину. Где-то проскакивало ее имя. В каком-то очень значимом деле. Но, видимо, проскакивало настолько вскользь, что я не запомнил. Надеюсь, поиски в архиве принесут что-то полезное.
Ну, а пока я решил съездить к доктору Милцу, дабы убедиться, что Курочкину убили именно так, как мы и предполагали. Коробейникову же я поручил отпечатать и разобрать фотографии, сделанные вчера на месте преступления.
Доктор интересными новостями меня не порадовал. Курочкина была убита ударом по голове, причем, именно тем кирпичом, который был найден рядом с ней. Кирпич, кстати, был идентичен тем, что лежали на бочках в подвале. Мы с доктором еще немножко пообсуждали нового полицмейстера, и я вернулся в управление.
Коробейников, вооружившись увеличительным стеклом, все еще просматривал фотографии, которыми был завален весь его стол.
– Как успехи, Антон Андреич? – поинтересовался я.
– Вот, все готово! – показал он мне на стол. – Карточки с места происшествия.
– Вы мне будете нужны, – предупредил я помощника, – необходимо будет опросить знакомых и соседей убитой.
Говоря это, я взял со стола одну из фотографий, внимательно ее рассматривая. Какая-то мелочь в углу снимка привлекла мой взгляд.
– А что это? – спросил я Коробейникова, показывая на мелкую деталь на фотографии.
Антон Андреич взглянул на карточку, потом с недоумением на меня, но ответил на всякий случай:
– Тело.
И даже головой кивнул в подтверждение.
– Да нет, вот здесь, – уточнил я, – под ножкой возле комода.
Я взял увеличительное стекло и присмотрелся. Антон Андреич заглянул в лупу вместе со мной.
– Человечек? – удивился он.
– Солдатик, – поправил я его. – Оловянный солдатик. А почему не разглядели, когда фотографировали?
– Помилуйте! – возмутился Коробейников. – Ночь! Темень даже при свече! А магниевая вспышка, она высвечивает каждую крошечку. Но видно только потом, на карточке.
– Нужно будет там все еще внимательно осмотреть, – решил я. – При свете, днем. Едем!
В доме Курочкиной было все так, как мы оставили. Так же лежали салфеточки на полочках, так же валялись вещи на полу. Я взглянул на валяющиеся книги с некоторой жалостью. Выморочное имущество. Ни родственников, ни наследников у покойной нет. Нужно будет Анну Викторовну спросить, она наверняка знает, как пристроить хотя бы книги. Но это потом, когда дело раскроем.
Коробейников наклонился к ножке комода, подбирая с пола маленькую фигурку.
– Действительно, солдатик, – изумился он.
– Что я говорил? – я осторожно взял маленькую фигурку из его рук. – Британец, гренадер наполеоновских времен. Не российского изготовления вещица.
– Почему не российского? – поинтересовался Коробейников.
– Потому что довольно тщательно сделана, – ответил я задумчиво.
Что-то меня настораживало в этом деле. И солдатик тоже относился к тревожащим факторам. Возможно, я просто напряжен в ожидании обещанного мне развития событий, которое все так и не наступает. И из-за этого начинаю видеть то, чего нет. А возможно… Тетрадь со стихами, написанными по-английски. Игрушечный солдатик явно родом из Англии. Правда, известно, что старая дева преподавала английский язык, так что и тетрадь, и игрушка могли принадлежать ее ученикам. Но я почему-то чувствовал, что здесь кроется нечто большее.
– То есть, Вы хотите сказать, – спросил Коробейников, – что старая дева играла в солдатиков?
Я прошел в соседнюю комнату, окинул взглядом разворошенные бумаги, опрокинутую чернильницу.
– Антон Андреич, – велел я ему, – осмотрите-ка здесь все еще раз повнимательней. На одежде или обуви преступника могли остаться следы чернил.
В задней части дома хлопнула дверь, скрипнули половицы. Мы с Коробейниковым насторожились, одновременно доставая оружие. В доме явно был кто-то еще. Разошлись в разные стороны, пытаясь осмотреть сразу все комнаты, снова встретились у задней двери. Дверь черного входа была открыта, на крыльце снег, явно с чьих-то ног. Но никого во дворе не было видно. Впрочем, двор был маленький, с не очень высоким, но глухим забором. А за забором лабиринт из таких же двориков. Преступнику легко здесь скрыться. Только вот непонятно, кому понадобилось лезть в уже и так обворованный дом, да еще и среди бела дня. Или все-таки убийца ночью не нашел то, что искал, а ложки взял для отвода глаз?
Мы вернулись в дом и стали искать, как же преступник пробрался в дом. Потому что полиция вчера дом заперла, в этом Антон Андреич был уверен, он проверял. Парадная дверь была заперта, когда мы сегодня приехали. А заднюю Коробейников вчера сам запер на засов.
Искать пришлось недолго. Со стороны двора обнаружилось окно со следами взлома.
– Фомкой открыто, – показал я Коробейникову. – Антон Андреич, Вы осмотрите все остальные окна.
Тут в комнату неожиданно и неслышно, так что мы слегка вздрогнули даже, вошла Анна Викторовна. Она была веселая, разрумянившаяся с мороза и совершенно прелестная в очаровательной своей шляпке. Видно было, что она полностью пришла в себя после вчерашних тяжелых переживаний.
– Good afternoon, gentlemen! – приветствовала Анна нас по-английски с радостной улыбкой.
– How do you do, miss Anna! – блеснул познаниями в английском языке Антон Андреич.
– В участке сказали, что Вас можно здесь найти, – пояснила Анна Викторовна, подавая мне тетрадь. – Я все перевела. Это не было сложно, здесь только стихи и считалки.
Пока она говорила, я заметил, что Коробейников, бросив работу, подошел к нам и замер на месте, не сводя с Анны восторженного взгляда. Я знал, что мой помощник покорен ею до глубины души, но подобная демонстрация восхищения показалась мне нескромной.
– Антон Андреич, – строго сказал я ему, – Вы осмотрите кухню и спальню.
– Конечно – ответил мне Коробейников, не сводя с Анны глаз, и удалился, поминутно оборачиваясь.
– Это девочка очень талантлива! – продолжала рассказывать Анна Викторовна. – Ей лет восемь, не больше.
– И уже стихи пишет? – удивился я. – Постойте-ка! А откуда Вы это знаете?
Анна взглянула на меня, чуть виновато, словно извиняясь за то, что сейчас скажет.
– Я видела ее, – несколько смущенно, но вместе с тем решительно произнесла она. – Она приходила ко мне сегодня ночью. Читала все время одну и ту же считалку.
– Видения, – вздохнул я. – А она так все стихами и говорила? А почему прямо не сказала, кто она, откуда?
– А я не знаю! – с вызовом сказала мне Анна. – Духи, они не подвержены человеческой логике.
– Это действительно так! – бросился ей на выручку Коробейников, видимо, услышавший (или подслушавший?) наш разговор из соседней комнаты. – Видения как сон! А во сне тоже нет никакой логики!
– Антон Андреич! – одернул я его с преизрядным раздражением. – А Вы все осмотрели?
– Не успел, – смутился Коробейников. – Но я сию секунду!
И скрылся в комнатах.
Я задумчиво полистал тетрадь.
– Зачем хранить эти странные тексты? – спросил я больше себя, чем кого-то. – Ведь они странные.
– Они написаны с большой выдумкой и талантом, – сказала Анна Викторовна. – Но абсолютно иррациональны. Так, словно они не ребенком писаны, и не для детей.
– И что это нам дает? – поинтересовался я. – Кто-то залез в дом, убил хозяйку и украл столовое серебро. Обычное банальное преступление. Хотя Вы правы, есть в этой тетради что-то странное.
Анна Викторовна подошла ко мне поближе и просительно заглянула в глаза:
– Можно мне подвал осмотреть?
А про подвал-то она откуда знает? Ах, да, она же в участок заезжала. Небось, допросила мне всех городовых. Как бы она там на Трегубова не нарвалась по неведению. Впрочем, за кого я беспокоюсь? В данном случае нужно за господина полицмейстера беспокоиться, а его мне не жаль.
Ладно, осчастливлю сразу двоих, я сегодня добрый.
– Антон Андреич! – позвал я. – Проводите Анну Викторовну в подвал. Только осмотрите там все сами, чтоб без сюрпризов.
– Безусловно! – очень серьезно и ответственно ответил мне Антон Андреич, а глаза его так и вспыхнули от радости.
Анна подарила мне благодарную улыбку, и парочка искателей неведомого удалилась в сторону входа в подвал. Я проводил их взглядом, пытаясь подавить улыбку и чувствуя себя бесхребетным добряком. Но, собственно говоря, почему бы мне не позволить барышне осмотреть подвал, если таково ее пожелание? Дурного в этом ничего нет, там безопасно. Зато сколько радости доставил сразу двоим людям!
Сам же я прошелся по дому, размышляя. Выглянул в окно, в то, что выходит туда же, что и парадный вход. Да и калитка со двора на эту же сторону ведет. Увиденное меня заинтересовало. Прямо напротив окна, то есть и напротив входа в дом Курочкиной, располагалась парикмахерская. Сам хозяин стоял на крыльце, видимо, в отсутствие клиентов коротая время болтовней с прохожими. Пожалуй, с этим человеком стоит побеседовать. Он вполне мог что-то видеть.
– Доброго здоровьичка! – радушно приветствовал меня парикмахер, едва я подошел к нему. Он, похоже, был человеком общительным и рад был поболтать с каждым.
– День добрый, уважаемый, – ответил я ему. – Каждый день здесь стоите?
– Ну, а что ж делать, когда клиента нет! – усмехнулся он в ответ.
– Ну, а когда клиент есть, все рано ведь на улицу-то поглядываете? – я указал на его окно, выходящее аккурат на дом Курочкиной.
Парикмахер слегка встревожился от моих расспросов:
– Побриться, постричься не желаете? – спросил он, стараясь сменить тему разговора.
– Нет, спасибо, – отказался я. – Я из полиции.
– А, вон оно что! – протянул он. – Понятно.
– Всех, наверное, тут знаете? – продолжил я расспросы.
– Ну, а как же, – подтвердил он. – Вся округа ко мне стричься-бриться приходит.
– А госпожу Курочкину часто видели? – спросил я, указывая на дом напротив.
– Так каждый день и видел, – вздохнул парикмахер. – Пока не убили ее.
– Гости у нее бывали?
– Так откуда ж мне знать-то? – развел руками парикмахер. – Я с ней дружбу не водил.
– Ну, а все-таки! – настаивал я. – Каждый день ведь на ее двери-то смотрите.
– Да не ходил к ней никто! – сказал он. – Одна как перст жила.
– Ну как же никто? – удивился я. – Говорят, репетиторством ведь она подрабатывала.
– Так это ж когда было! – махнул рукой парикмахер. – Давно это было.
Похоже, никаких полезных сведений я от него не получу. То ли он ничего не знает, то ли не хочет рассказывать, из опасения быть замешанным в полицейское расследование.
Я оглянулся по сторонам в поисках еще какого-нибудь источника информации. И заметил напротив двери в парикмахерскую низенькую табуретку и подставку для сапог – атрибуты чистильщика обуви.
– Чистильщик всегда здесь сидит? – спросил я парикмахера, показывая на табурет.
– Сидит, сидит, – подтвердил тот.
– И где же он сейчас? – спросил я.
– Так он, извольте видеть, уже с утра готовый пришел, – пояснил парикмахер, – должно быть, в каморке своей дрыхнет.
Я поблагодарил словоохотливого собеседника и пошел к каморке чистильщика, находящейся тут же, в двух шагах от его рабочего места.
В каморке, крошечном помещении два на три метра, дух стоял такой, что без закуски туда было страшно заходить. Сам хозяин спал мертвецким сном на лежанке. Видно было, что еле дошел. Так и повалился, в чем был, даже сапоги не стянул. Я вошел, задерживая дыхание, оставив дверь нараспашку. Но ни волна морозного воздуха из двери, ни мои весьма резкие встряхивания за плечо пробудить чистильщика не осилили. Я приподнял его ногу за голенище сапога, взглянул на подошву. Так и есть, вся подошва перемазана чернилами. На столе стоял ящик со щетками. Открыв его, я вполне ожидаемо увидел столовое серебро, точно того же набора, что и найденная нами ложечка. Итак, похититель серебра найден. А возможно, и убийца.
Вот только если убийца чистильщик, то кто и зачем забрался в дом сегодня? К этому времени чистильщик уже спал, пьяный в стельку. С этим еще предстояло разбираться. Я позвал городовых и приказал доставить подозреваемого в участок. Проспится, а там и поговорим. Может, что и выясним.
К этому моменту ко мне присоединились Коробейников и Анна Викторовна, излазившие подвал вдоль и поперек, но ничего нового не обнаружившие. Я велел Антону Андреичу отвезти в управление ящик чистильщика и его сапоги, как важные улики. А сам обратился к Анне Викторовне:
– Я бы хотел с Вами поговорить, но лучше это сделать в управлении.
– Конечно, – кивнула Анна, соглашаясь, и проследовала со мной к экипажу.
В управлении я, извинившись и попросив подождать пять минут, усадил Анну Викторовну в свой кабинет и приказал дежурному подать ей чаю. А мы с Коробейниковым принялись срочно оформлять задержанного и улики. Учитывая новое наше начальство, протокол следовало соблюдать. Ну, хотя бы в первый день.
Начальство, кстати, не заставило себя ждать. Господин Трегубов внимательно рассмотрел сапоги, потрогал серебро.
– А что убийца? – спросил он.
– Пьян мертвецки, – ответил я. – Раньше завтрашнего дня разговаривать с ним бесполезно.
– Все ясно! – резюмировал полицмейстер. – Блестящая работа, Яков Платоныч, блестящая!
– Благодарю, но есть кое-какие странности, – поведал я, стараясь подготовить Николая Васильевича к тому, что дело, которое он уже счел раскрытым, может таким и не оказаться. – Орудие убийства – кирпич, – пояснил я полицмейстеру свои сомнения. – И получается, что убийца сначала спустился в подвал за кирпичом.
– А что, если он помог Курочкиной по хозяйству, а потом хвать кирпич – и по голове! – не пожелал отказываться от выигрышной версии Трегубов.
Ох, как я не люблю все эти «что, если». Коробейникова от подобного отучаю изо всех сил. Ну, что гадать-то! Фактами нужно оперировать, только фактами!
– Возможно, – сказал я Трегубову. – Но есть еще кое-что.
И я вынул из кармана найденного оловянного солдатика.
– Вот. Солдатик.
– Солдатик, Яков Платоныч, тетрадка – это все лирика, – отверг мои сомнения полицмейстер. – А вот сапоги – это факт. Так что закрывайте дело!
– Если помните, я просил Вас дать распоряжение в архив, проверить Курочкину, не проходила ли она у нас раньше, – спросил я Николая Васильевича.
– Фигурировала, да, – подтвердил он. – Дело у Вас на столе. Только ведь дело-то ясное, зачем прошлое ворошить?
И с этими словами он удалился.
– Яков Платоныч, – сказал мне молчавший дотоле Коробейников, который был занят описанием улик. – В ящике чистильщика помимо всего прочего я обнаружил любопытную вещицу.
И он показал мне окурок сигары. Для Затонска вещь и в самом деле любопытная. Здесь сигары вовсе не продают. Редкие любители выписывают их из Петербурга. Я принюхался – сигара была высшего качества.
– Кубинская сигара, – удивился я. – Откуда она у него?
– Стоит, наверное, как полгода работы чистильщиком, – сказал Антон Андреич.
Озадаченный, я вернулся в кабинет. Анна Викторовна ожидала меня, коротая время за просмотром синей тетради.
– Прошу прощения, – извинился я. – Я, кажется, зря Вас побеспокоил. Дело закрыто.
– Как? – удивилась она.
– А вот так, – ответил я с некоторым раздражением. – Убийца найден и изобличен. Это чистильщик. Начальство довольно!
Я устало опустился за стол.
– Яков Платонович! – обратилась ко мне Анна Викторовна очень серьезно. – Но Вы же не думаете, что все так просто?
– Знаете, – сказал я ей, – мой опыт работы подсказывает, что зачастую мотивы преступлений просты и банальны.
– Да, но Курочкина хранила этот дневник! – возразила мне Анна убежденно.
– Тысяча версий! – отмел я ее возражения, убеждая не столько ее, сколько себя. – Допустим, у госпожи Курочкиной была подопечная, маленькая англичанка. И она хранила ее сочинения как память.
– Просто хранила! – саркастически воскликнула Анна Викторовна. И добавила, подчеркивая каждое слово: – Она его прятала!
– Я согласен, что есть во всем этом что-то странное, – подтвердил я, одновременно открывая дело, оставленное для меня на столе Трегубовым.
– Странное здесь может быть только одно! – Анна Викторовна положила прямо передо мной тетрадь. – То, что зашифровано в этой тетради.
– Очень может быть, – сказал я ей, пробегая глазами дело, – но к нашему убийству это отношения не имеет.
– Но нужно же это проверить! – расстроенно сказала Анна.
В этот момент я увидел в читаемых документах знакомое имя. И замер. Теперь я вспомнил, откуда мне была известна госпожа Курочкина. И почему меня насторожило присутствие в ее доме английского дневника и английского игрушечного солдатика. Кажется, предположив, что в тетради что-то зашифровано, Анна Викторовна была куда ближе к истине, чем и представить себе могла.
– Да, это нужно проверить, – протянул я задумчиво и поднялся. – Нужно расшифровать эти тексты. Немедленно.
– А вы что, еще и криптограф? – поинтересовалась Анна.
– Нет, этой наукой не владею, – ответил я. – Но знаю, к кому обратиться.
– Я с Вами! – немедленно поднялась Анна Викторовна.
– Но…
– Ну какие «но»! Ну это же я перевела! – перебила она меня возмущенно. И добавила просительно, заглядывая мне в глаза: – Ну пожалуйста!
Вот так она это и делает. Взглянула на меня грустно-нежно, и в мою голову уже лезут мысли о том, что ничего опасного в этой поездке нет, и почему бы не сделать ей приятное.
– Ну что с Вами поделаешь! – вздохнул я. – Хорошо. Едем в гимназию.
Наградой мне были вспыхнувшие радостью глаза и сияющая улыбка. Ну, хоть не поцелуй, как однажды, и то слава Богу.
Анна бросилась за шубкой и тут же притормозила в удивлении:
– В гимназию?
– В гимназию, – подтвердил я. И добавил: – Здесь меня подождите, я только отдам распоряжение.
Было одно дело, которое нужно было сделать срочно. А если я не ошибался, то прямо-таки немедленно.
– Покорнейше прошу предоставить мне, – диктовал я Коробейникову, – материалы по делу британского подданного Лоуренса, убитого при задержании шестнадцатого марта тысяча восьмисот восьмидесятого года в городе Затонске. Материалы необходимы в связи с расследованием дела об убийстве Н. Д. Курочкиной, служившей гувернанткой у означенного Лоуренса. Имеется подозрение о связи этого убийства с вышеозначенным делом.
Я подписал запрос собственноручно.
– Отправлю телеграфом? – спросил Коробейников.
– Нет, ни в коем случае. Отправить курьером с вечерним поездом, – распорядился я. – Да, и письмо полковнику Варфоломееву передать лично в руки.
– Будет исполнено! – ответил Антон Андреич. И, чуть наклонившись ко мне, спросил, понизив голос. – Неужели шпионство?
Нужно объяснить ему хотя бы кое-что. Мне вполне может понадобиться его помощь. Ведь другой помощи мне в Затонске ждать неоткуда. А если игра началась, вызвать подмогу я просто не успеваю. И хотя я не хочу, да и права не имею, посвящать Коробейникова во все тонкости и перипетии, кое-что я сообщить ему просто обязан, ради его же безопасности.
– Из материалов, которые мне предоставили в архиве, следует, что Курочкина была гувернанткой у дочери Лоуренса, прибывшего из Петербурга. – рассказал я Антону Андреевичу. – Но вскоре агенты охранного управления прибыли за ним, пытаясь его задержать. Он оказал сопротивление и был убит.
– Ну, дела! – подивился Коробейников.
– А Курочкина, – продолжил я, – проходила свидетельницей по этому делу. При этом семилетняя дочь Лоуренса бесследно исчезла.
– А мы нашли тетрадку с шифрами! – догадался мой помощник.
– Да, – подтвердил я его догадку.
И оставив пораженного Антона Андреича размышлять о том, как дело о краже серебряных ложечек может в мгновение ока превратиться в дело государственной важности, я, прихватив Анна Викторовну, отправился в гимназию. Там, как мне было известно, работал нынче человек, который был чуть ли ни гением в криптографии и не раз оказывал услуги полиции и не только ей. Я не знал, какими судьбами этот талантливый молодой человек оказался в Затонске, но это была удача, и я собирался ею воспользоваться.
В гимназии нас встретил ее директор, знакомый уже мне господин Семенов. Кроме сочинения виршей, он был учителем словесности, а также и директором гимназии для мальчиков.
– И чем же наш Павел Иванович заинтересовал уголовный сыск?
Семенов, ничуть не изменившийся со времени дела об утопленницах, был так же слащав и угодлив. И так же мне неприятен. Особенно неприятно было видеть, что, хоть он и обращался ко мне с вопросом, смотрел он исключительно на Анну Викторовну. Причем смотрел так, что моя неприязнь к нему грозила превратиться в ненависть.
– Хотим привлечь его в качестве консультанта в одном деле, – пояснил я, стараясь встать так, чтобы заслонить Анну от его липких взглядов.
– Ах, вот оно что! – обрадовался Семенов и поспешил проводить нас на второй этаж, где располагался кабинет математики. – А Вы знаете, недавно из Петербурга, из самого жандармского управления к нему приезжали! Да!
